Текст книги "Города в поднебесье (СИ)"

Автор книги: Лео Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Глава 8

В которой я читаю чужие письма, копаюсь в грязном белье, ищу еду и чуть не вляпываюсь в неприятности.

Каждый мой шаг был опасен. И главную опасность представлял хруст снега под ногами. Если бы не ветер, заглушавший звуки, то любой мой шаг, как мне казалось, разносился бы по всему городу. К счастью, на такой высоте, на которой я находился – дует постоянно. Ветер создавал шумовой фон, который худо-бедно скрывал моё передвижение. Да и я старался не наступать туда, где образовались глубокие наносы. Зачем лишний раз искушать судьбу?

К сожалению, под склоном Старого Экори снега нанесло вообще по колено. И если ты спускаешься по верёвке, то волей-неволей придётся в этот снег наступать. А до арха здесь рукой подать: услышат меня сколопендры – и всё, конец. Сожрут за минуту, как бы я ни пытался сбежать. Я ведь не знаю, насколько у них чуткий сон во время зимней спячки.

Когда я оказался внизу, пришлось замедлиться до скорости страдающей ревматизмом черепахи. Я шёл осторожно и неторопливо, высоко поднимая ноги. К счастью, идти здесь было недалеко. Я находился на территории Архива, на которой был разбит парк. Деревья и кустарники собрали на себя оседавший сверху снег, а на дорожках его и вовсе было совсем мало.

Архив манил меня своими знаниями. Сейчас, когда в городе не было никого, кроме скамори, некому было и запретить мне посещать закрытые в обычное время секции. Вот только была одна загвоздка – архив был надёжно закрыт. Решётки на окнах первого и второго этажа как бы заранее сообщали, что так просто внутрь я не пролезу. Массивные двери парадного входа были заперты на ключ – равно как и входы в те служебные помещения, которые я заметил по пути.

Я бы поискал ещё, но сейчас тратить время было никак нельзя. У меня был чёткий и понятный план: обыскать приют для девочек, найти подходящую утварь и, если получится, разжиться ещё едой. Наши с Нанной запасы были столь невелики, что продержаться на них вдвоём почти месяц было бы крайне затруднительно. Еду можно было достать в подпортовых складах, куда её свозили для транспортировки – или в местных лавках, которые нередко встречались на первых этажах домов. Утварь… Утварь вообще была в каждом доме. Уверен, найдётся немало домиков с незапертыми дверями, в которые я смогу попасть. Где был приют, я после объяснений Нанны тоже примерно себе представлял. Главное было – добраться до нужного квартала, а уж там я как-нибудь сориентируюсь…

Новый Экори был совсем не такой аккуратный, как старый город. Дома здесь строились из плохо обработанного камня, а мостовую и вовсе просто посыпали щебёнкой. Встречалось и такое, что идёт каменная стена, потом участок из кривых плохо подогнанных досок, щели между которыми забили сухим мхом – а потом снова камень. Эти вставки делали бы и из брёвен, но для тех, кто живёт на скалах – это непозволительная роскошь. Здесь и мебель из камня часто делали, потому что вот уж чего-чего, а камня на скале – всегда в избытке.

Я читал про центральные города. Они расположены на настоящих плато, где людям хватает места и лес вырастить, и поля разбить, и многолюдное поселение построить. Вот только жизнь там очень и очень дорогая. Это в Экори в ходу были неполные чешуйки, где содержалось меньше единички пневмы – «половиники» (т. е. половинки), «четвертушки» и «десятинки». В столичных городах местного человечества изредка использовались только «половиники» и «четвертушки», ну а все основные цены были кратны единице. Хотя, как я упоминал раньше, на некоторые товары и в Экори стоимость была просто занебесная…

Увы, Экори был крошечной скалой, где вообще не было ничего полезного. Даже за древесиной приходилось отправлять городской дирижабль вниз, на поверхность – где с риском для жизни местные дровосеки заготавливали материал. И всё равно это было дешевле, чем возить древесину с других скал. Так что дерево в этом мире было весьма дорогим материалом, хоть и использовалось повсеместно. Если бы здесь была нормально развита металлургия – уверен, дыры в каменных стенах местные латали бы стальными листами, которые стоили дешевле досок.

Конечно, может показаться странным, что материал, требующий огромных затрат энергии, стоит дешевле, чем топливо для получения этой энергии – но всё, как и всегда, меняла пневма. Нельзя было здесь стать кузнецом и не знать простейших логосов нагрева. Те же, кто знал ещё более сложные узоры, при необходимости могли бы вообще вскипятить алюминий. Я ведь не просто так ощущал себя здесь ущербным. Пневма в этом мире была всем – деньгами, маной, возможностью беспрерывно расти над собой…

Стоило ощутить зёрнышко энергии жизни, как перед человеком открывалось бескрайнее поле возможностей. Можно было учить логосы, которые были доступны всем. Можно было учиться и более сложным логосам. Можно было даже искать руины на поверхности, где при должном везении некоторым счастливчикам удавалось найти совершенно новый логос. Можно было использовать логосы, нанося их на вещи или сразу на тело. Надо тебе стать сильнее? Находи нужный логос, наноси на тело, закачивай пневму – и вуаля! Ты силён и могуч.

Хотя вообще это тяжёлый путь… Усиление себя всегда было связано с определёнными сложностями. Энергию пневмы было крайне непросто перевести в кинетическую энергию тела. Закачать пневму в вещи было гораздо легче – на это весь местный мир был буквально заточен.

Я так увлёкся размышлениями, что перестал смотреть по сторонам и был немедленно наказан – тем, что споткнулся о припорошенный снегом труп. Присев на корточки, я аккуратно разгрёб снег и отпрянул, ужаснувшись увиденному. Я набрёл на труп подростка. Ему не повезло быть пойманным, убитым и, видимо, оставленным про запас. С другой стороны… Раны у него хоть и были страшные, но умер он, похоже, вовсе не из-за них. Отчего?

Да я понятия не имею… Перед смертью парень избавился от одежды. Может, пытался себя перевязать, а может, ещё почему-то… Вряд ли скамори его раздевали. Одежду я нашёл неподалёку, под слоем снега. А ещё умерший пытался рыть пальцами щебень дороги. Ногти были сорваны, кончики пальцев окровавлены – и оттого создавалось ощущение, что парень кого-то задрал голыми руками. Не знаю, зачем он вообще это делал, но выглядело всё крайне неприятно. Я отвернулся и прошёл дальше, стараясь сдержать подступавший приступ рвоты.

И ведь давно насмотрелся на трупы – почти не тошнило. Притом, что некоторые тела были вообще обезображены до какого-то непотребного состояния… Однако те тела явно пострадали от скамори. А парень всё сделал, по всей видимости, сам. Разделся на морозе, копал землю… Может быть, просто сошёл с ума?

После этого случая я взял себя в руки, отбросил далеко идущие планы и сосредоточенно искал приют для девочек. И очень скоро его нашёл. Приют находился в большом каменном здании с небольшим двориком, отделённым от улицы металлическим забором. Дверь была не заперта, а внутри было тихо и пусто, как и во всём Экори. Как я понял со слов Нанны, она успела заметить ползущую по стене гигантскую сколопендру – и сразу предупредила персонал. Обрыв был почти рядом с приютом, и при большом желании любой мог добраться до его края и, затаив дыхание, посмотреть вниз. Пусть обычно девочки и не склонны к излишнему риску, но дети – всегда дети. Вот и Нанна, видимо, пошла поглазеть вниз.

Приют встретил меня насквозь вымороженным вестибюлем, лестницей на второй этаж, идущей вдоль стен, и двустворчатыми дверями под ней. На втором этаже, судя по разбросанным вещам, располагались жилые комнаты, но они мне были не слишком интересны. Гораздо больше важного могло храниться в помещениях на первом этаже. И вот туда двери были закрыты. Что и неудивительно – ведь там должен был располагаться кабинет директора, кладовая и библиотека. Покидая здание и ещё надеясь вернуться, персонал не забыл, пусть и в спешке, их запереть.

В растерянности я прошёлся по холлу, но так и не нашёл ничего, что могло бы мне помочь в открытии замков. К счастью, помощь нашлась снаружи, в каморке дворника. Нет, конечно, в основном в ней хранились вёдра и мётлы – и почти не было инструментов. Был, правда, пожарный щит, но на нём, к несчастью, начисто отсутствовал топор. Зато на стойке с инструментами висела большая связка ключей. И ведь логично – нельзя лишать уборщика доступа к помещениям. А сам дворник, видимо, обязательностью не отличался, поэтому не стал брать с собой тяжёлую связку, спасаясь от тварей.

Один из ключей, наконец, впустил меня в служебные помещения приюта. Что я там делал? Да просто-напросто искал любое – даже самое незначительное – упоминание Нанны. Первым делом я проверил комнату, где на стеллажах стояли одинаковые кожаные папки. И не прогадал – это были личные дела послушниц. Разбитые по годам, по алфавиту и наполненные различными документами, касающимися девочек.

Папка Нанны тоже нашлась. Мою спутницу звали Нанна лаа Эри о Тата Кориан. Если расшифровать, то выходит: отец – Эри, мать – Тата, а фамилия – Кориан. Здесь же были и её документы – справка о смерти родителей, приказ о зачислении в приют, результаты медицинского обследования (ого! ничего себе, плановое обследование!), пройденные курсы и характеристики от учителей. Была в папке и отдельная вкладка, касавшаяся её старшей сестры. На ней кто-то аккуратно вывел несколько дат – с приписками «торговый дирижабль» и «транспортный с рабочими»… До меня не сразу дошло, что сотрудники приюта фиксировали письма. И только когда я увидел три последних даты, написанные не чернилами, а тонким графитовым стержнем, то есть карандашом, я начал понимать, о чём идёт речь. Рядом был неплотно приклеен лист бумаги, на котором имелось вполне себе чёткое распоряжение от целого директора приюта:

«Что касается последнего письма от Тараки лаа Эри о Тата Кориан к Нанне лаа Эри о Тата Кориан, а также всех последующих писем, пришедших за ним, приказываю письма изымать, вычитывать и складывать в папку отложенных сообщений. В силу необходимости дальнейшего воспитания Нанны, а также сохранения её душевного спокойствия, не сообщать девочке информацию касательно её сестры и её планов. О любых новых письмах сообщать лично мне.

Дата

Подпись»

«Ничего себе! Что здесь, интересно, такое творилось?» – удивился я, продолжая изучать документы. Однако больше в папке ничего особо любопытного не было. А вот покопавшись в бумагах на трёх столах, где работали сотрудники архива, я нашёл целую переписку, которая касалась, как я понял, именно Нанны. Оказывается, родители девочки были жертвователями приюта. Каждый год они отдавали немалую сумму в фонд, чтобы в случае несчастного случая их дети не остались без присмотра.

И вот тут как раз и крылась разгадка скрытности персонала насчёт писем сестры Нанны. Когда родители девочки попали под какой-то «выхлоп пневмы» и окончательно погибли без возможности возрождения, часть суммы была перечислена в приют её сестры. И в случае, если сестра приезжала по достижении своего совершеннолетия и забирала Нанну – остаток от той половины, которая осталась в приюте в Экори, требовалось вернуть.

Само собой, его давно уже потратили. Не бог весть какое прегрешение – причём, санкционированное на уровне мэра города – но денег сейчас им взять было неоткуда. Поэтому вопрос с воссоединением сестёр рассчитывали подольше затянуть. И только когда я обнаружил три пропавших письма, стало понятно, на что именно они надеялись. По тексту я пробежался мельком, но общий смысл сводился к тому, что Тараки и в самом деле выпустилась из своего приюта – и теперь работала, стараясь набрать на билет до Экори. К сожалению, обеспечить сестру полностью ей было сложно, но она явно не отчаивалась. И только уточнила: хочет ли сама сестрёнка сразу переехать к ней – или всё-таки собирается доучиться в приюте?

Не получив ответа, сестра решила, что нечаянно расстроила родственницу, извинилась – и почти полгода ничего не писала. И только в третьем письме предлагала не обижаться и написать хоть что-нибудь в ответ. На что, видимо, и рассчитывали сотрудники приюта. Доставка сообщений между скалами была делом нерегулярным и совершенно добровольным. Письмо могло пропасть в пути, а могло просто идти очень долго. Ну а из третьего письма было вообще совершенно непонятно, о чём шла речь в первых двух, потому что у сестры Нанны просто не хватало опыта составить правильный текст.

Таким образом, если бы в четвёртом письме Тараки высказала беспокойство отсутствием ответа, сотрудники приюта выдали бы Нанне третье письмо, на которое та ответила бы сплошными вопросами, совершенно не понимая, о чём идёт речь. Таким образом, приют мог бы выиграть ещё примерно полгода-год. А потом снова «потерять» письмо Тараки с объяснениями и опять затянуть процесс…

У меня аж скулы свело от злости, когда я вникал в эту простую, но весьма гнусную историю. Приютские работники совершенно нагло мешали воссоединению сестёр, пользуясь своим правом цензурирования переписки, чтобы заработать на ребёнке. Причём, речь шла о не столь уж больших суммах – что-то около пяти сотен пневмы. И Нанна, надо сказать, была не одинока в этом. Как минимум, ещё две девочки по той же схеме удерживались на попечении, несмотря на то, что их родственники готовы были забрать ребёнка. В их случае, правда, переписка велась с руководством приюта, но тоже грязненько всё было…

А настоящий подарок я обнаружил именно там, где и рассчитывал – в бухгалтерии приюта. Как человек, вынужденный выживать, как могу, я был отлично знаком с расценками на рынке продуктов питания. И стоило мне раскрыть бухгалтерские книги и прикинуть объёмы закупок еды, как несоответствия сами бросились в глаза.

Во-первых, отпускные цены на товар были несколько выше, чем известные мне. Да ладно, если бы несколько – примерно на четверть!.. Правда, здесь все закупки шли через Торговую Палату города, а именно с её складов, и наценку примерно в четверть стоимости ещё можно было списать на проверку качества. Вот только общий объём закупаемого был слишком большим для четырёх десятков послушниц и десятка работников. Либо здесь все от мала до велика жрали в три горла, либо в этих скупых цифрах крылась самая настоящая коррупционная схема. Ещё и прикрытая на самом верху. Уверен, что поищи я чуть внимательнее, то обнаружил бы и какой-нибудь тайник с чёрной бухгалтерией, в которой три четверти выделяемых городом средств и средств жертвователей оседали в карманах работников и их пособников. Может, и мэру что перепадало…

В общем, ситуация была предельно ясна и до обидного понятна. Я потратил ещё немного времени на исследование приютской библиотеки – и всё-таки нашёл ту самую книжку по дирижаблям, о которой говорила Нанна. После чего аккуратно вырвал лист со списком писем и распоряжением директора, забрал письма сестры Нанны, захватил бухгалтерскую книгу и покинул приют. Больше тут делать было нечего. Для интереса я заглянул в местные кладовые – и что я могу сказать? В них явно не было всех тех многочисленных деликатесов, что накупили, судя по документам, сотрудники. Котёл с прокисшим рагу, да ящик гнилых овощей – вот и вся еда…

Жадность несусветная! Просто запредельная! С другой стороны, в этом мире я с ней сталкивался уже не в первый раз и точно могу сказать – такая схема работает. Как в моих родных двадцать третьих яслях была поговорка – копейка рубль бережёт – так и здесь каждая лишняя единичка пневмы складывалась в целые состояния. Ничто не ново под луной и солнцем… И даже методы, используемые в коррупционных схемах, были вполне себе привычные для всего цивилизованного мира…

Когда я вышел из приюта, солнце уже начинало клониться к горизонту. Ну а в моём случае просто закатывалось за край скалы. А мне ещё надо было найти утварь и немного еды. Хоть чуть-чуть… Перевозбуждённый тем, что удалось узнать в приюте, я рванул к подпортовым складам, надеясь разжиться чем-нибудь полезным – и лишь в последний момент понял, что в городе я сейчас не один. И только то, что, даже забывшись, я не переставал аккуратно выбирать путь, позволило мне расслышать скрип снега и чужие голоса впереди.

Здраво рассудив, что ни с кем хорошим в погибшем городе я столкнуться не могу, да и просто услышав знакомые «пьяные» интонации в звучавших голосах, я решил спрятаться. К сожалению, все ближайшие дома были заперты. Понимая, что искать второпях открытую дверь бесполезно, я юркнул в первое же попавшееся выбитое окно, прячась за подоконником и молясь, чтобы выпившие незнакомцы не решили сюда залезть.

Я, правда, не только молился, но и сходу принялся высматривать пути отступления – и почти сразу обнаружил неприятного обитателя комнаты, в которую я попал. Это был скамори, сладко посапывавший, свернувшись клубком на обезображенных трупах обитателей дома. Понимая, что вляпался по самое «не балуйся», я застыл – боясь не то что пошевелиться, а просто дышать. Не зная, насколько крепко спит сколопендра, я опасался разбудить её любым неосторожным движением.

Впрочем, даже если я буду тише воды ниже травы, разбудить неприятную тварь могут и незнакомцы с улицы. И потому что они пьяны, и потому что слишком громко разговаривают…

– Да что ты мне тут заливаешь?! – расслышал я, наконец, о чём они говорят. – Кто-нибудь прилетит, дурень!

– А если никто не прилетит? – возмутился второй.

– Тогда ты, кореш, сдохнешь! Как и все эти! – грубо ответил третий голос.

– О, сука, гляньте, следы!

«Чёрт! Что же мне так везёт-то?» – подумал я, имея в виду, конечно, полностью обратное: опять мне не везёт.

Вот какова вероятность, что среди трёх пьяных мужиков в наступающих сумерках обнаружится именно тот, кто найдёт мои следы – а ещё поймёт, что их быть не должно, и что следы эти появились не просто так? Промолчу о том, что я вообще натолкнулся на людей в абсолютно пустом городе – это всё в пределах нормы, во всяком случае, для меня. И главное – людьми этими оказались придурки из горняков, которые, видимо, отдыхали в городе в момент нападения. Это отлично прослеживалось по слову, которое встроенный переводчик переводил как «кореш». Не знаю, почему именно это слово – и почему оно иногда переводилось как «кореш», а иногда как «корефан» – но, если я слышал его в исполнении местных, это был первый признак, что пора немедленно сваливать.

Сваливать мне было некуда… Оставалось лишь вжаться под широкий подоконник так, чтобы даже заглянув в дом, невозможно было меня увидеть. Ни меня, ни мой мешок, ни даже мои немногочисленные следы. И сделать это пришлось крайне тихо, потому что в трёх метрах от меня лежала дремлющая скамори, у которых был очень острый слух.

Тем временем горняки прошли по моим следам до окна, всё ещё продолжая спорить, важная ли это находка или нет. Тот, кто обнаружил следы, утверждал, что обязательно надо проверить, что за урод ходит по их городу, а другие говорили, что следы могли быть здесь давно, и что если кто и был, то давно ушёл – ну и так далее… Естественно, в ответ на их возражения мужик, обнаруживший следы, находил свои весомые аргументы. Я, в принципе, и не сомневался, что у него получится…

– Он, верняк, где-то тут! – сообщил грубый голос прямо за окном. – Ну-ка, Фаж, давай глянь!

– А чего я? – возмутился первый.

– Потому что самый юркий! Давай!

После недолгого спора Фаж всё-таки согласился заглянуть в окно. Подозреваю, что его вперёд посылали как самого бесполезного – убьют, и не жалко. В принципе, если местные судят по себе, то вполне логично, что они сразу предполагают бешеную агрессию со стороны любого чужака…

За подоконник уцепились чьи-то руки, а потом раздались ругательства, брошенные грубым голосом слова: «Подсадите его!» – и назойливое шебуршание.

– Опа! – голос звучал прямо надо мной, а я боялся пошевелиться и проверить, куда смотрит незнакомец.

– Что там, Фаж? – спросил грубый голос.

– Тихо! – сипло попросил отправленный на разведку местный. – Тут одно из чудищ…

– Проклятье!

– Слазь!

Спутники Фажа стали шёпотом требовать, чтобы он немедленно спустился, но он не торопился. Да и я бы не стал. Я ещё не видел Фажа, зато видел сколопендру, которая в этот момент начала шевелить лапками.

– Тихо, мужики, тихо! Замрите! – умоляюще попросил висящий на окне незнакомец, и голоса, наконец, стихли.

Прошла минута или две, прежде чем Фаж решился пошевелиться и соскочил вниз, обратно к своим приятелям. А потом я услышал, как незнакомцы, забыв про злосчастные следы и про меня, уходят обратно – туда, откуда пришли. Сам я при этом продолжал неподвижно вжиматься в стену, хотя у меня затекли руки, ноги и всё остальное – из-за крайне неудобной позы. Однако умирать от собственной нетерпеливости не хотелось.

А потом я решился на самое безумное, на что только мог. Очень медленно и стараясь не скрипнуть половицами, я пошёл вглубь дома. Возможно, решение было странным, но где-то в глубине души я был уверен – местные не ушли далеко. Сидят где-то и ждут, когда я выберусь. А если не дождутся, то пойдут по моим следам назад, чтобы проверить, откуда я пришёл.

Единственный шанс уйти состоял в том, чтобы сделать крюк, выйти в стороне и добраться до каната в Старый Экори. А для этого надо было прокрасться мимо проклятой сколопендры. Что я и делал, передвигаясь крайне медленно и осторожно. К счастью, сколопендра снова крепко спала и никак не реагировала на меня. Последним испытанием её сна была дверь, которую я сумел открыть, почти не скрипя несмазанными петлями. Ну, в смысле, дверь-то скрипнула, но тихо и всего пару раз…

Выбрался я аккурат к кухне и кладовке, из которых можно было попасть во внутренний двор квартала. Что в трущобах, что в более престижных местах всю застройку здесь вели прямоугольными кварталами. Дома стояли вплотную другу к другу, но внутри, за ними, почти всегда находился общий дворик. Обычно небольшой, с несколькими выходами. На моё счастье, задняя дверь дома, в который я попал, закрывалась изнутри на защёлку, так что дальше путь был свободен.

На кухне я задержался лишь для того, чтобы засунуть в мешок чистый котёл и несколько металлических тарелок, которые проложил едой из кладовки, чтобы они не гремели. Да и кружки со столовыми приборами я не забыл. Все пять ножей, обнаруженных на подставке, над плитой, я тоже увёл – вряд ли они кому-то ещё здесь пригодятся.

Выбрался я вполне благополучно – чуть восточнее того места, где пришлось прятаться. Сумерки вовсю наваливались на погибший город, и обратно мне пришлось почти бежать. Впрочем, снова соблюдая максимальную осторожность… Забравшись на обрыв Старого Экори, я вытянул канат, смотал его и присыпал снегом, чтобы не нашли местные. Конечно, канат в таких условиях долго не продержится, но и мне здесь, судя по всему, до тепла сидеть не стоит. В наше с Нанной укрытие я добрался уже в темноте. И хотя в городе сейчас было очень тихо, я всё равно старался поторапливаться…