Текст книги "Безумные Альфы (ЛП)"
Автор книги: Ленор Роузвуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
И это… Это почти ломает меня окончательно. Я отвожу взгляд, цепляясь пальцами за край металлической кушетки.
– Посмотрим, – шепчу я. – Посмотрим, есть ли вообще будущее, в котором мне что-то может хотеться.
Чума не отвечает сразу. Но в его молчании – не жалость. Не осуждение. Только тихое принятие. И что-то вроде клятвы.
– Когда – или если – ты будешь готова что-то хотеть, – произносит он наконец, – ты скажешь. И мы будем слушать.
Я закрываю за собой дверь и почти бегу прочь – или пытаюсь. Шаги получаются слишком быстрыми, слишком резкими, точно я убегаю от хищника.
Но хищник остался в комнате позади меня. И самое страшное – он был не опасен. Он был добр. Это пугает куда больше.
Холодный воздух коридора бьёт мне в лицо, отрезвляет, но лишь на мгновение. Моё сердце всё ещё прыгает, как загнанный зверёк, а кожа горит там, где его пальцы коснулись меня – дольше, чем требовалось. Нежнее, чем следовало.
Я ненавижу себя за то, что заметила это. За то, что ответила. За то, что… захотела большего.
Глупая. Слабая. Небрежная.
Слова матери, вспыхивают в моей памяти.
Я пробегаю поворот, прижимаясь спиной к холодной стене, пытаясь снова дышать. Снова быть собой. Снова стать той версией Айви, что умеет выживать, а не тает от человеческого тепла, направленного в её сторону.
Но внутри всё щемит, расползается теплом там, где нужно быть льдом.
Дурацкий укол. Дурацкая забота. Дурацкие альфы.
Я сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони.
Это неправильно. Всё это неправильно. Они не должны быть такими – мягкими, внимательными, осторожными. Они не должны говорить, что у меня есть выбор. Что моё тело – моё. Что я могу хотеть или не хотеть. Что я могу жить, а не только выживать.
Они должны быть монстрами.
Так проще.
Так безопаснее.
Но они рушат все мои правила одним прикосновением, одним вздохом, одной фразой, сказанной слишком искренне.
"Если понадобится что-то – медицинское или нет… я рядом."
Проклятье.
Я бросаю раздражённый взгляд назад, словно жду, что Чума откроет дверь и станет следовать за мной. Но дверь остаётся закрытой. Он уважает пространство. Всегда. Он слышит не только страх – он слышит моё «не подходи» так же ясно, как и «останься».
Это только труднее делает.
Я вздыхаю и отталкиваюсь от стены, продолжая путь к своей комнате. Миг, и я снова превращаюсь в ту Айви, которой должна быть – тихую, быструю, незаметную, скользящую по коридорам как тень. Как зверёк, прячущийся от света. Как лесная кошка, которую невозможно приручить.
И всё же…
Когда я открываю дверь своего убежища и вижу своё маленькое гнездо в углу – крошечное, практичное, лишённое роскоши – меня накрывает резкая пустота.
Так тихо. Так пусто. Так… одиноко.
Я сжимаю зубы и зарываюсь в одеяло, как будто могу спрятаться от собственных мыслей, от запаха Чумы, ещё чуть-чуть дрожащего на коже. От воспоминания о том, как я наклонилась к его рукам сама.
Я не должна была. Я не могла.
Я не могу позволить себе хотеть их.
Потому что стоит мне захотеть – я погибла. Поэтому я делаю единственное, что у меня получается лучше всего. Я сворачиваюсь маленьким комком в своём гнезде… И снова становлюсь дикой.
Дикой – потому что иначе я не доживу до завтра.
Дикой – потому что иначе я выберу их.
Дикой – потому что иначе я позволю себе поверить, что чужие руки могут быть домом.
А дом – это ловушка.
Чем больше времени я провожу рядом с Призраками, тем труднее мне помнить, почему я не могу принадлежать им.
Глава 5
ВИСКИ
Я вваливаюсь в переговорную, сунув руки глубоко в карманы. Мы уже грёбаную неделю как вернулись, и мы всё так же ни на шаг не приблизились к плану действий – а я, блядь, не создан для бездействия.
У меня ощущение, что я скоро вылезу из собственной шкуры. А ещё хуже то, что Айви бродит по Шато как призрак, преследующий коридоры, а не человек, который вообще здесь живёт. Но её замкнутость ничуть не мешает её сладкому запаху быть до безумия соблазнительным.
Как сочный стейк, который всё время болтается прямо перед носом…
Если бы все стейки пахли мёдом, ванилью и лучшим трахом в моей, мать его, жизни.
После жара Айви я уже не тот что был, это точно. Ничто никогда не сравнится с тем, что я чувствовал, когда метил её. Когда был в ней. И дело не только в самом сексе.
Я по ней, блядь, помешан.
Кроме Айви, остальные уже здесь – мрачные, напряжённые. Тэйн стоит во главе стола, руки скрещены на широкой груди, брови сдвинуты в сосредоточенной хмурости.
– Ну что, – лениво говорю я, плюхаясь в кресло и закидывая ноги на стол, – мы наконец поговорим, что делать с той маленькой бомбой, которую Николай кинул нам под зад?
Взгляд Тэйна тут же на мне – тёмные глаза щурятся.
– У нас нет ни единого доказательства, что он говорил правду, – произносит он, голос низкий, контролируемый. – Только слова оружейного контрабандиста, а для моего отца это херня собачья.
Валек фыркает, откидываясь на спинку стула, губы изогнуты в саркастической ухмылке.
– Да мы вообще не удивимся, если твой отец сам в этом замешан, – говорит он, его акцент тянет каждое слово с презрением. – Ему очевидно плевать на омег.
Удивительно слышать от Валека намёк, будто ему не плевать.
Тэйн медленно прищуривается, но спорить не спешит. Какой в этом смысл? Мы все знаем, что это правда.
Альфа глубоко вдыхает, явно заставляя себя успокоиться. Его рука проходит по волосам, а челюсть всё так же сжата до хруста.
– Я разберусь с отцом. Я уже планирую поездку в столицу, – говорит он, голос хриплый. – Понять, знает ли он что-то, и дальше решим, что делать.
Он обводит нас взглядом, останавливаясь на каждом.
– А пока хочу, чтобы кто-то вышел в поле. Прошерстил один из подпольных рынков, выяснил, есть ли разговоры о похищенных омегах.
Валек выпрямляется, серебряные глаза вспыхивают предвкушением.
– Я поеду, – произносит он. Конечно поедет. Он всегда рад свалить куда подальше. А учитывая, что альтернатива для него была электрический стул, расстрел или виселица – не удивительно. – Я же сказал: мои контакты во Внешних Землях могут пригодиться.
– Один ты точно никуда не поедешь, – рык Тэйна звучит почти как альфа-команда.
– Я поеду с ним, – влезаю я с улыбкой, – я обожаю рынок.
Чума тяжело вздыхает – звук долгий, мученый, едва приглушённый его маской.
– Мне, наверное, тоже стоит поехать, – бурчит он. – Чтобы эти двое идиотов не вляпались в очередную задницу.
Я во всю ширину улыбаюсь Чуме.
– Да ни капли не возражаю, Док. Всегда рад, когда ты едешь с нами.
Чума ощутимо дёргается – плечи подаются вверх, напрягаются. Я почти физически ощущаю, как он сверлит меня ледяным взглядом из-за золотых линз. Но я и виду не подаю о нашем маленьком… недоразумении. Совсем ни к чему, чтобы остальные о нём знали.
Да и это был всего лишь раз.
Раз… или?..
Воспоминание о руках Чумы – грубых, требовательных – это пробирает меня дрожью. Я ёрзаю в кресле, пытаясь согнать внезапно нахлынувший жар.
Чёрт. Сейчас явно не время думать об этом.
Валек замирает у двери, рука на ручке.
– Это значит оставить Айви одну с… – Он обрывает фразу, но мы все знаем, о чём он.
С Призраком.
Здоровяк стоит в углу, руки скрещены на огромной груди, нижняя часть лица спрятана за противогазом – ни черта не разберёшь. Но напряжение от него идёт волной, будто от натянутой до предела струны. Глухая, удерживаемая ярость кипит под поверхностью – как всегда.
– Ты тоже остаёшься, – говорит мне Тэйн тоном, не допускающим возражений. – Ты не то чтобы незаметный.
Я раскрываю рот, чтобы возмутиться, но захлопываю его обратно. Чёрт бы его побрал, но он прав. В прошлый раз, когда я сунулся на подпольный рынок, я перебрал спиртного и шлёпнул по заднице альфу–мафиози. Нас чуть всех не угробил. Хотя, честно? Стоило того. Ублюдок уже почти лапал официантку, а выражение его лица, когда он понял, что игра перевернулась, была бесценно.
Скорее всего, за мою голову теперь там даже награда висит. Да и подземный рынок – это всё, что осталось от бывшего общества во Внешних Землях.
Кроме того, если я останусь, у меня будет больше времени с Айви. Может, удастся её немного развеселить, разговорить. Она в последнее время такая далёкая, такая замкнутая. Будто уходит внутрь себя, отдаляясь от всех нас.
– Купите ей что-нибудь на рынке, – говорю я, наклоняясь вперёд и опираясь локтями о стол. – Что-нибудь, что заставит её улыбнуться. Вы, блядь, вообще заметили, какая она стала отстранённая?
Чума кивает, его маска чуть клонится вниз.
– Заметил, – отвечает он, голос приглушённый, но в нём легко считывается тревога. – Она отстраняется от всех нас.
У меня внутри стягивается узел. Значит, это не только мне кажется. Я пытался убедить себя, что накручиваю, что Айви просто нужно время привыкнуть. Но раз уж Чума это подтверждает – дело серьёзное.
– Она почти не выходит из комнаты, – бурчу я, проводя рукой по волосам. – А когда выходит, такое чувство будто… её нет. Просто ходит по инерции.
В памяти всплывает её пустой взгляд, когда она вчера прошла мимо меня в коридоре. Как будто она смотрела сквозь меня. Её красивые зелёно-голубые глаза были тусклыми, безжизненными. Ничего общего с той яростной омегой, что дралась с нами изо всех сил, когда мы впервые её привезли.
Будто она что-то замышляет. Выжидает.
Или… жалеет о том, что произошло между нами.
– Её прошлое всё ещё покрыто мраком, – произносит Тэйн, лоб хмурится сильнее. – Мы толком не знаем, что она пережила в Центре Перевоспитания.
– И пока не узнаем, мы не сможем ей помочь, – соглашается Чума, голос тяжёлый, почти виноватый.
Тэйн долго молчит, взгляд уходит куда-то вдалеке. Потом он выдыхает – устало, тяжело, будто из самых глубин груди.
– Раз уж я всё равно еду в столицу, загляну в Центр, – говорит он. – Посмотрю, что можно вытащить.
Меня накрывает волна ярости при одной мысли об этом месте и о том, что Айви там пережила. Я видел его всего раз, когда мы проезжали мимо в городе. Снаружи он выглядел куда лучше любого строения во Внешних Землях. Да и лучше большинства в самой столице.
Но не все тюрьмы очевидны. Даже представить не могу, что она там пережила – запертая, одинокая, на милости этих ебанутых ублюдков.
Я не ангел, но есть черта, через которую я не переступлю.
Вредить омеге.
И я знаю одно: что бы они ни сделали с ней, какие бы шрамы ни оставили на её теле и душе…
Мы заставим их заплатить.
Мы сожжём эту грёбаную дыру дотла и посыплем землю солью, чтобы от неё ничего не осталось – кроме пепла и горьких воспоминаний.
Тэйн отодвигает стул, его лицо становится сосредоточенным, решительным.
– Валек, Чума – вы двое поедете на рынок. Узнайте, что сможете.
Валек бесится, что ему назначили няньку, но не спорит, когда Чума идёт за ним к двери. Только косится зло и бормочет под нос россыпь вриссийских ругательств, перемежающихся словом «птица».
Чума бросает на меня быстрый взгляд – будто хочет что-то сказать, но передумывает. Я смотрю им вслед, стараясь делать вид, что мне не особо интересно.
– Виски, Призрак, вы остаётесь здесь с Айви, – продолжает Тэйн. – Обезопасьте её. И постарайтесь разговорить, если получится.
Последние слова – явно для меня одного. Призрак – это воплощенное закрытой книги. Уверен, у него там внутри пусто, как у чистого листа, но кто его знает. Я отдаю пародийный салют, ухмылка дёргает уголки губ:
– Есть, капитан.
Призрак только рычит – звук, который может означать всё что угодно: от согласия до желания вырвать кому-нибудь горло. С ним это всегда лотерея.
Да и с нами всеми, если уж честно.
Я откидываюсь на спинку стула, а мысли уже несутся вперёд. Нужно придумать, как достучаться до Айви, как пробить те стены, что она выстроила вокруг себя. Легко не будет – это ясно. Она пережила слишком многое, и доверие после такого даётся тяжело.
Но если я в чём и хорош, так это в упорстве.
И, чёрт возьми, я не позволю ей ускользнуть от нас.
От меня.
Блядь.
Я никогда не цеплялся. Проще держать всё на лёгком флирте, без обязательств. Так безопаснее. Чище. Но Айви… она другая. Она залезла под кожу так глубоко, что я уже не могу этого игнорировать.
Нравится мне это или нет.
В ней есть что-то такое – сила, спрятанная под ранами, и уязвимость, которую она прячет, как нож в рукаве. И это зовёт ко мне на каком-то примитивном уровне, бьёт сильнее любого инстинкта. Я хочу защищать её. Укрыть от всего дерьма этого мира, который норовит выжать из неё последние искры.
И да, ладно – я хочу заставить её улыбнуться. Хочу услышать её смех. Хочу увидеть, как в её морских глазах вспыхнет настоящая радость, а не боль и страх.
Это будет нелегко. Возможно, она снова меня укусит. Возможно, ещё раз зарядит коленом в живот.
Но я знаю одно: она стоит того.
Стоит того, чтобы за неё драться. Стоит того, чтобы за неё проливать кровь. Стоит того, чтобы за неё умереть, если понадобится.
Я встаю, тяжело ступая по бетонному полу, направляюсь к выходу. Призрак идёт рядом – огромная жуткая тень, излучающая злобу почти материально.
Мы идём по извилистым коридорам бункера, и прямо перед поворотом Призрак отделяется, сворачивая в другую сторону – делать… ну, что бы он там ни делал, когда мы не на миссиях. Он бросает взгляд через плечо, ледяные глаза скользят туда, где Айви снова заперлась от всего мира, и на секунду мне кажется, что он передумает.
– Ты с нами, здоровяк? – спрашиваю я.
Он колеблется. Потом едва заметно качает головой и уходит, ступая, как переросшая чёрная пантера.
Может, он и прав.
Мне, наверное, стоило бы постучать и сказать Айви, что ближайшие пару дней здесь будем только она, я и Призрак… но что-то подсказывает, что ей сейчас лучше дать немного пространства.
Она всё равно узнает достаточно скоро.
Глава 6
ВАЛЕК
Выжженная пустыня тянется перед нами, бесконечный массив обугленной земли и искорёженного металла, насколько хватает глаз. Воздух горячий и сухой, каждый порыв ветра хлещет по открытой коже, поднимая клубы песка и ядовитой пыли.
Рядом со мной идёт Чума, как будто его хребет сделан из стали – ровно, упрямо, будто сама пустыня ему нипочём. Даже с закрытым шарфом лицом я чувствую исходящее от него недовольство.
Мы оба сменили свои фирменные маски и шарфы на более неприметные закрывающие повязки от ветра и токсичной пыли, но он всё равно умудряется выглядеть чертовски аристократично.
– Ты уверен, что этот подпольный рынок вообще существует? – его голос глухо звучит из-за ткани, но презрение пробивается даже сквозь это. Как и его бледные глаза, и нахмуренные брови. – Потому что всё, что я вижу, – это безжизненная пустошь, годная разве что для мертвецов.
Я фыркаю, поправляя тёмные защитные очки. Как будто я бы повёл нас в эту адскую дыру просто так, по прихоти.
– Он здесь, – уверяю я, оглядывая изувеченный ландшафт. – Ещё немного.
Чума что-то бормочет себе под нос – слишком тихо, чтобы разобрать. Но прекрасно представляю, какие именно ругательства он там проглатывает. Самодовольный ублюдок никогда не одобрял мои методы или моё прошлое.
Будто он у нас такой святой.
– Знаешь, если устал, можем сделать привал, – бросаю я с усмешкой. – Дать тебе отдышаться, принцесса.
Он мгновенно напрягается, сжимая кулаки в перчатках.
– Я в порядке, – огрызается он, ускоряя шаг. – И не называй меня так.
Я низко усмехаюсь. Задевать Чуму – одно из моих любимых развлечений. Мрачные миссии хоть чем-то надо разбавлять.
Он такой правильный, такой убедивший себя, что сидит выше всех нас, – грех не ковырнуть эту трещину в его броне. Обычно этим занимается Виски, но раз уж его здесь нет, обязанность падает на меня.
– Это миссия, Валек, – выговаривает он. – Важная миссия. Так что либо относись серьёзно, либо свали с дороги к чёрту.
Но прежде чем я успеваю опять поддеть его, впереди что-то блеснуло. Солнечный отблеск на металле, частично утопленном в растрескавшейся земле.
Я поднимаю руку, останавливая Чуму, и подхожу ближе.
Трип-провод. Искусно спрятанный. Достаточно, чтобы оторвать конечности любому идиоту, который наступит слишком близко.
Мои губы растягиваются в хищной ухмылке. Я приседаю, проводя кончиком ножа по тонкому тросу. Тяжёлая, грубая, но рабочая ловушка – ровно то, чего ожидать от отребья, которое ошивается в этих краях.
Я выпрямляюсь и жестом зову Чуму.
– Похоже, мы на правильном пути, принцесса.
Он сверкает на меня из-за шарфа взглядом, за который обычно убивают.
– Я сказал тебе не называть меня так, – процедил он, хмуро наклоняясь к ловушке. – Что это?
– Миленький сюрприз для незваных гостей, – поясняю я, не скрывая мрачного удовольствия. – Наступил бы на трос – и облачко токсичного газа прямо в твою красивую мордочку. Хватает, чтобы растворить плоть до костей за несколько секунд.
Чума каменеет. Рука автоматически поднимается к тканевой маске. На секунду мне кажется, что его вот-вот вывернет.
Я запрокидываю голову и смеюсь. Громко, издевательски – смех разносится по пустыне.
– Что такое? – насмешливо спрашиваю. – Немного реальности не влезает в твой стерильный идеальный мирок?
Он резко разворачивается ко мне, его перчатки вцепляются в перед моей рубашки и рывком притягивают меня ближе. Движение такое резкое, такое неожиданное, что смех застревает у меня в горле. Его лицо – всего в нескольких сантиметрах от моего, горячее дыхание обжигает щёку, когда он рычит:
– Не вздумай меня испытывать, Валек. Я тебе не жертва. И, к твоему сведению, я голосовал против того, чтобы тебя стянули с камеры смертников и приплели к нашему отряду. И я нихрена не поколеблюсь спустить тебе мозги, если ты выйдешь за рамки.
По телу пронзающе проходит возбуждение – тёмное, опасное, от которого сердце бьётся быстрее. Угроза всегда была для меня приманкой.
И в другой день я бы с удовольствием принял вызов. Но тогда существует шанс – ничтожный, но всё же – что я не вернусь к Айви.
Это то, что нормальные люди называют здравым смыслом?
Хм.
Обойдусь издёвкой.
– Это обещание, принцесса? – мурлычу я, низко, с сиплым хрипом.
Чума смотрит на меня ещё секунду, рваными вдохами поднимая и опуская грудь. Потом с отвращённым звуком отшвыривает меня, разворачивается и стремительно уходит в направлении, куда указывала ловушка.
– Просто покажи, где этот ебаный рынок, чтобы мы выбрались из этой пустыни, – бросает он через плечо. – Чем быстрее закончим, тем лучше.
Хрипло усмехнувшись, я поправляю шарф на лице и иду за ним, ботинки хрустят по растрескавшейся земле. Он уже ускакал вперёд, оставляя за собой полосы поднятой пыли – будто мстительный дух пронёсся по этому проклятому ландшафту.
Я догоняю его, подстраиваясь под его убийственный темп. Он даже не смотрит на меня, будто я – просто очередная тень у края его зрения. Лишь плечи едва заметно напрягаются.
Прекрасно. Меня это устраивает.
Тишина между нами тянется густая, тяжёлая – но мне не в тягость.
Ему – да. Чума весь излучает нервное, яростно подавляемое нетерпение. Он хочет сорваться, вцепиться в меня язвами и угрозами. Хочет выпустить всю подспудную злость.
Но держит себя в руках. Пока.
Мы оба знаем – надолго этого не хватит. Под его безупречной, стерильной маской пробиваются трещины – и сквозь них видно, что под поверхностью у него та же тьма, что и у нас.
Он наш. Такой же монстр.
Он просто ещё не признал этого.
Мы идём уже целую вечность, когда на горизонте наконец появляется куча перекошенных металлических плит, торчащих из земли и образующих подобие люка. Мой взгляд цепляется за них, остреет – и медленно растягиваюсь в ухмылке.
– Вон, – говорю я, толкнув Чуму локтем. – Говорил же, я знаю, куда иду.
Он смотрит туда, лицо не читается за тканью и шрамами. Долго молчит, оценивает люк критическим взглядом. Наверняка прикидывает, подхватит ли столбняк, если прикоснётся.
И наконец коротко кивает.
– Веди, – бурчит он ровным голосом.
Два раза повторять не надо.
С ленивой, наглой походкой я хватаю ржавую ручку, которая держится на честном слове, и дёргаю. Песок и грязь сыплются вниз, в чёрную пасть под нами. Там – лестница, прогнившая, дребезжащая, уходящая в темноту. Вентиляторы гудят где-то внизу, тщетно пытаясь прогнать спёртый воздух. Но судя по затхлому смраду – безуспешно.
Давно я не спускался именно в эти тени. В самую падаль Подполья Внешних Земель. Богатую на пороки, грязь и удовольствие.
– Держись ближе, принцесса, – бросаю через плечо, потому что не могу удержаться от последней шпильки. – Здесь слишком жёстко для таких нежных созданий, как ты.
Чума не реагирует. Лишь низко рычит где-то в груди. Умно. Если хочет выжить – ему придётся держать себя в руках.
С хищной ухмылкой я перекидываю ногу через край и начинаю спускаться в темноту.
Чем глубже, тем толще становится воздух – тяжёлый, несвежий, густой от пота, дыма и отчаяния. Вентиляция не справляется совсем. Я вдыхаю глубоко, распознавая запахи, как старого любовника.
Мы на моей территории.
Эта тёмная, прогнившая подбрюшина мира всегда была домом. Здесь нет красивых сказок, нет фальши, нет прилизанных правил. Только правда.
Голая. Грубая. Животная.
Жизнь.
Смерть.
Удовольствие.
Боль.
Всё – товар. Всё – покупается, продаётся. И потребляется.
И мне уже не терпится снова ощутить вкус.
Мои ботинки гремя встают на решётку пола. Чума спускается следом и выпрямляется, оглядываясь. Напряжённость видна даже сквозь слои ткани: чуть дрогнувшие пальцы, шаг, готовый уйти в выпад.
Он чужак здесь. Волк среди шакалов.
– Очаровательное местечко, – бормочет он, брезгливость льётся из каждого слова. Он мог бы снять шарф, но наверняка боится потерять сознание от вони. – Не удивительно, что ты тут чувствуешь себя как дома.
Я хохочу, грубо, охотно, шагая в узкие, грязные коридоры.
– Чего такое? Тошнит от реальности?
– Едва ли, – огрызается он…и вздрагивает так, будто его прострелили, когда жирная крыса вылезает из трубы прямо у его ног и шмыгает прочь. Он резко ускоряет шаг, вставая рядом со мной, всё так же источая напряжённую угрозу.
– Просто пытаюсь понять, что отвратительнее: вонь или компания.
Я ухмыляюсь, кидая на него через плечо насмешливый взгляд.
– Уверен, времени хватит и на то, и на другое.
Туннели здесь тусклые, узкие, представляющие собой головокружительный лабиринт, в котором невозможно не заблудиться без опыта, накопленного за годы. Мерцающие промышленного типа лампы, натянутые под потолком, бросают на всё вокруг болезненно-жёлтый свет, углубляя тени, которые будто давят со всех сторон.
Издалека доносятся звуки. Громогласный смех, приглушённые крики, звон металла о металл. Целая симфония разврата и беззакония – каждая фальшивая нота зовёт меня, и кровь бурлит от предвкушения.
Жаль, что на мне всё ещё невидимый поводок.
Уверен, Тэйн дал Чуме кнопку активации моего чипа. И шансы отобрать её у Чумы мне нравятся куда больше, чем попытка вырвать её у Тэйна… но всё равно риск велик. И самое извращённое, самое ебанутое во всём этом – я не хочу бежать.
Не без Айви.
Но в следующий раз, когда Совет отправит нас вдвоём с ней на миссию… все ставки будут сняты.
– Мы приближаемся? – бормочет Чума, голос натянут, как трос.
– Расслабься, принцесса, – протягиваю лениво. – Самое интересное ещё впереди.
– И куда мы вообще идём? – рык вырывается из него, когда мы входим в длинный коридор, где вдоль стен толпятся торговцы, впаривающие свои товары по завышенной цене и откровенно дерьмовые товары равнодушной публике.
– К одному старому другу, – бросаю через плечо. – Он занимается информацией. Укажет, куда нам двигаться дальше.
Чума фыркает, звук сочится презрением.
– Конечно. Мог бы и догадаться, что такой слизень, как ты, водится только с отбросами общества.
Не оборачиваясь, показываю ему средний палец.
Чем глубже мы пробираемся в сердце чёрного рынка, тем гуще становится толпа, тем более оглушительным – гвалт и смесь запахов. Омег не видно, но их приторная сладость витает в воздухе, смешиваясь с куда менее приятными ароматами альф и бет, кишащих в этих сырых, тесных коридорах. Омеги, вероятно, заперты в борделе дальше по рынку – там охрана стоит плотная, и небезосновательно.
Когда-то давно я бы, может, и заглянул туда, чтобы выпустить пар. Но правда в том, что я даже не думал ни о ком, кроме Айви. За всю жизнь у меня не было никого, кто интересовал бы меня по-настоящему, кроме неё. И теперь запахи, которые раньше казались хоть отдалённо привлекательными, вызывают только тошноту – слишком сладко, слишком липко, ничто не сравнится с её пьянящим, тягучим, медовым ароматом.
Где-то впереди поднимается рев – безоговорочно: кровь, ярость, зрелище.
Хищная ухмылка рвётся сама собой, шаги учащаются, возбуждение копится с каждым новым выкриком толпы.
Чума ругается себе под нос, но идёт за мной, его ботинки звонко отбивают шаг по металлической решётке. Мы сворачиваем за последний поворот и выходим в огромный зал. В центре – импровизированная арена, ржавая клетка из перекрученной арматуры и сетки. Внутри два массивных альфы рвут друг друга с яростью, достойной зверей, а толпа неистово орёт, требуя крови.
Я останавливаюсь на краю кипящей массы людей, скрещиваю руки на груди и впитываю зрелище без стеснения.
Вот ради чего я живу.
Бешенство, ставшее плотью. Пьянящий запах адреналина и отчаяния – густой, насыщенный.
Рядом Чума застывает, тело натянуто, как лук. Он оглядывает толпу, слышит хриплые рыки бойцов, замечает брызги крови, разлетающиеся по клетке багровыми мазками.
– Только не говори, что грозный Чума дрейфит, – тяну с приторной ноткой.
– Пошёл ты, – рычит он, морщась, когда один альфа выворачивает челюсть сопернику. – Варварская забава.
Я громко, резко смеюсь.
– Зато прибыльная. – Я толкаю его локтем, подгоняя. – Старайся выглядеть чуть менее… правильным. Они чуют нравственность на километр.
Он хмурится из-за шарфа:
– Я в армейских ботинках. Что ещё ты хочешь?
Я смеюсь, но уже протискиваюсь сквозь толпу к самому краю арены. Взгляд скользит по первому ряду, ищет нужное лицо.
И вот он – сидит, развалившись, с железной кружкой в руке, а на коленях у него – скучающая полуобнажённая бета.
Как будто почувствовав мой взгляд, чёрные глаза Гио поднимаются прямо на меня. У него всегда было это шестое чувство – вычислить, где союзник… или враг. За годы он был и тем, и другим. Здесь, внизу, мы не ведём счёт – грань слишком тонкая. Тот, кто сегодня спасает тебе жизнь, завтра может её оборвать.
– Ну-ну, – мурлычет Гио глубоким дымным голосом, – неужели это мой любимый психопат. Слышал, Совет подарил тебе верёвочное ожерелье.
– Пытались, – говорю сухо. – Но натуральные ткани мне не идут.
Он отмахивается от беты, не обращая внимания на её наигранную обиду, и поднимается навстречу. Лицо расплывается в широкой ухмылке, когда он крепко сжимает мою руку.
– Знал, что ты выкрутишься, старый друг.
– Да? – приподнимаю бровь. – А мне сказали, что ты поставил на мою смерть.
Гио громко смеётся и хлопает меня по плечу. Мы с ним примерно одного роста, но он шире, крепче. Годы драк на арене оставили свой след, ещё до того, как он понял, что вести ставки в десять раз выгоднее, чем самому рисковать.
Чёрные волосы, разбросанные по лбу, хищные черты, лицо больше в шрамах, чем в татуировках. Самый заметный – белёсый, рваный, пересекает левый глаз и пропадает под кожаной повязкой. Жив ли глаз – я не спрашивал. Но на фоне здешних крыс он почти что модель с подиума.
– Что я могу сказать? – протягивает он. – Мужик должен перестраховываться. Надеюсь, ты не воспримешь это слишком лично.
– Никогда, – сухо отвечаю. – Но есть способ, как ты мог бы сгладить ситуацию… если, конечно, настроен.
Гио снова громко смеётся, качая головой.
– Всё тот же Валек. Ладно, пошли в мой кабинет. Нам есть что обсудить.
Он разворачивается, и его взгляд скользит мимо меня – цепляется за Чуму, который по-прежнему маячит у меня за спиной, как тень, что слишком много думает о своём месте в этом мире. Глаза Гио прищуриваются, улыбка обретает хищный, приценивающийся оттенок.
– А это кто такой красавчик? Не припомню, чтобы мы были представлены.
– Это Поиндекстер, – говорю, небрежно махнув в сторону Чумы. – Новенький в этих краях.
Глаза Чумы сверкнули на меня возмущением и негодованием. Он даже говорить не должен – посыл читается прекрасно.
Почему, блядь, Поиндекстер?
Я едва заметно пожимаю плечами. Откуда мне знать, как его зовут? Может, он и правда Поиндекстер. Выглядит как Поиндекстер. И ведёт себя как Поиндекстер. Я даже не уверен, что Тэйн – это настоящее имя Тэйна. Уж больно хуёвый кодовый позывной. Будь его воля, назвался бы чем-нибудь гораздо более пафосным.
Чума только рычит, но больше ничего не говорит. Я почти физически ощущаю волны презрения, катящиеся от него.
Гио лишь хмыкает, не впечатлённый его молчаливой враждебностью.
– Ну, раз он друг Валека – значит, и здесь ему рады. Пойдёмте, мальчики.
Он ведёт нас прочь от арены, легко проталкиваясь через толпу. Я иду рядом, Чума – в трёх шагах позади.
Мы долго петляем по запутанным коридорам, пока шумы рынка не превращаются в далёкий гул. Наконец Гио останавливается у потрёпанной металлической двери, вбивает код в ржавую панель. Дверь шипит, открываясь, и выпускает тяжёлый запах застоявшегося дыма.
– Добро пожаловать в моё скромное жилище, – Гио делает широкий жест рукой. – Чувствуйте себя как дома.
Я захожу первым, падаю на протёртый до дыр диван. Чума остаётся стоять – прямая спина, непроницаемое лицо под шарфом. Он будто не доверяет воздуху в этой комнате.
Гио подходит к столу, выуживает из ящика бутылку янтарного алкоголя и трое побитых жизнью стаканов. Наливает щедро – как всегда – и вручает нам.
Я принимаю и опрокидываю залпом. Чума смотрит на свой стакан, будто там человеческая моча. Даже не тянется.
Гио пожимает плечами, ставит его на стол и усаживается в кресло, откинувшись назад и сплетая пальцы за головой. Его взгляд пронзительный, оценивающий.
– Ну, Валек. Чем обязаны такому визиту?
– Информация нужна, – говорю, подаваясь вперёд, стакан безжизненно болтается между пальцами.
Брови Гио поднимаются.
– Ну, место ты выбрал правильное. Только дай угадаю. – Он смотрит в потолок, лениво вращая свой стакан. – Зная тебя, это такой тип информации, из-за которой кто-то в итоге умрёт. Так вот… она нужна тебе, чтобы убивать? Или чтобы убили тебя?
– В данном случае – и то, и другое, – сообщаю, мельком глянув на Чуму.
Гио взрывается смехом.
– Конечно! Как же иначе.
Я каменею взглядом.
– Мне нужно знать, не занимается ли Совет торговлей омегами, Гио.
Он застывает. Смех исчезает. Лицо пустеет, становится гладким, как маска.
Мгновение – два – три.
И лишь потом на губах медленно расползается ухмылка.
– И с чего бы тебе задавать такие вопросы? – говорит нейтральным голосом. – Последнее, что я слышал – ты разменял свою славную карьеру на роль шавки при Совете.








