Текст книги "Безумные Альфы (ЛП)"

Автор книги: Ленор Роузвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Глава 20

ВАЛЕК

– Что ты сделал?

Голос Айви дрожит, её запах жимолости киснет от ужаса. И на мгновение я чувствую… что-то новое. Непривычное сжатие в груди.

Вину?

Невозможно. Я не чувствую вины.

– Расслабься, маленькая омега. С твоим напитком всё в порядке, – говорю я спокойно, ровно.

– Виски… он умрёт? – её голос срывается, поднимаясь выше.

Я не удерживаюсь от ухмылки.

– У меня не было столько яда.

Она начинает захлёбываться собственным дыханием, грудь судорожно поднимается. Я закатываю глаза и скриплю зубами:

– Я, разумеется, не убил его. Только потому, что ты явно… привязана к нему. По какой-то не понятной причине.

Смущение морщит её лицо. Я тянусь к ножу – она тут же дёргается, готовая сбежать. Вместо того чтобы напасть, я протягиваю нож ей, рукоятью вперёд.

– Быстрее. Время уходит, – бросаю, кивая на без сознания валяющегося Виски. – Я не знаю, насколько его вырубило и когда остальные твои… «бойфренды» вернутся домой.

– Что ты делаешь? – спрашивает она, нерешительно беря нож.

– Тебе нужно вырезать мой чип. Он в основании шеи, – я поворачиваюсь, обнажая затылок. – Мне нужно уйти. Я знаю, чем всё закончится – верёвкой на шее и камерой в тюрьме.

Я хмыкаю мрачно.

– И, подозреваю, Призрак выбил у меня что-то жизненно важное, когда я пытался отстоять твою честь. Если я не вырежу чип сейчас, он может продолжить выливать яд в кровь.

Что делает меня, вероятно, лицемером.

– Почему ты не можешь сделать это сам? – спрашивает она.

Я скалюсь натянуто:

– Я… своеобразно отношусь к своей шее. – Перед глазами вспыхивает верёвка, гнилые доски эшафота. – Поверь, я пытался. Много раз. Просто не могу.

Она просто смотрит на меня. Как оленёнок, застигнутый светом фар.

Я встречаю её взгляд.

– Если ты действительно хочешь сбежать – это твой единственный шанс. Нужно спешить. Я даже отвезу тебя в безопасную зону. Туда, где ты будешь по-настоящему свободна. И если после этого ты не захочешь иметь со мной ничего общего… – я пожимаю плечом. – Это будет твой выбор.

Когда слова слетают с языка, я понимаю: я не уверен, что способен отпустить её. Хотел бы думать, что способен. Хотел бы верить, что во мне есть хотя бы один бескорыстный поступок.

Возможно… она бы и не захотела уходить.

Я позволяю себе мгновение фантазии. Представляю Айви рядом со мной – как мы охотимся, как рвём этот прогнивший мир изнутри.

Если она действительно хочет изменить этот грёбаный порядок, её шанс – не с Тэйном. У того слишком болит сердце из-за папочки. Папочкиного верного песика узнаю издалека.

Но даже теперь, когда я предлагаю свободу, – я вижу колебание в её глазах.

Интересно.

Она думала, что хочет уйти… но столкнувшись с реальной возможностью, она сомневается. Её это потрясает. Я наблюдаю за ней, думая: может, её инстинкты омеги, связавшие её с нашей стаей, сильнее, чем голод по свободе.

Она знает, что здесь свободы ей не будет. Неужели не знает?

Потом её челюсть напрягается. Решение принято.

– Ладно, – шепчет она едва слышно.

Я нахожу бутылку водки на кухне, возвращаюсь к ней и оседаю на пол. Делаю большой глоток, затем опускаю голову вперёд, белые волосы падают на лицо.

– Давай, маленькая омега. Не промахнись.

Первое прикосновение лезвия отправляет по позвоночнику разряд электричества. Я сжимаю зубы, заставляя себя сидеть неподвижно, пока она начинает резать.

– Твою мать… – шиплю, делая ещё один глоток.

– Прости, – шепчет она, и её тёплое дыхание касается моей кожи.

И впервые за долгое время я не знаю, что именно жжёт сильнее – сталь в плоти или её близость.

– Не извиняйся. Просто сделай это.

Она думает, что мне больно. Отлично. Лучше так, чем если бы она узнала правду о том, что она делает со мной… даже – нет, особенно – когда держит нож у меня под кожей.

Она работает молча несколько секунд, затем спрашивает:

– Ты говорил… раньше… что вы с Призраком… что у вас общее прошлое. Что ты имел в виду?

Я напрягаюсь. Память накрывает волной – та, которую я годами пытался утопить в крови и водке.

Но, возможно, разговор отвлечёт меня от боли. Удержит от того, чтобы сорваться. Или, что куда хуже… возбудиться.

– Меня выращивали во Вриссии для программы суперсолдат, – начинаю я, чувствуя, как от наплыва воспоминаний акцент густеет. – Отбирали лично. С рождения экспериментировали.

– Как ты сбежал? – спрашивает Айви, прижимая лезвие глубже.

Я усмехаюсь мрачно:

– В свой сладкий шестнадцатый день рождения. Лаборатория взорвалась. Я бежал, пока ноги не отказали.

Вспышки огня, запах горелой плоти, крики. Я отбрасываю память.

Фокус – на настоящем.

– Я иногда думаю, сколько ещё беглецов выжило, – продолжаю. – Маловероятно, но, возможно, это единственное объяснение безумной силы Призрака. И его… внешности. Что бы с ним ни делали – было неестественно.

Руки Айви ненадолго замирают.

– Что ты имеешь в виду?

Я помню тот мимолётный взгляд на его разрушенное лицо, когда на операции маска Призрака соскользнула.

Как он мгновенно напал на меня, щёлкая зубами.

– Он похож на другой эксперимент, – слова вырываются сами, прежде чем я успеваю остановить себя. – На того, кто сидел в камере напротив меня.

Айви снова принимается за работу, теперь ещё осторожнее.

– Другой эксперимент?

Я киваю, морщась от боли.

– Он не был похож на человека. Ни внешне, ни по поведению. Гораздо агрессивнее Призрака. Громадная, изуродованная тварь, известная лишь под номером 3686. – Я делаю глоток водки. – Его называли Рыцарем.

Живые, чёткие картины встают перед глазами.

Гигантский, намного выше любого учёного, даже несмотря на то, что был моим ровесником. Мышцы перекатывались под кожей, испещрённой шрамами – гротескным гобеленом хирургической точности и самонанесённых увечий. Густые белые волосы спадали на железную маску с узкими синими прорезями глаз. Правая рука – механическое чудовище из почерневшего металла и жестокой инженерии.

Звук цепей.

Клацанье железа при каждом движении – а двигался он мало. Он мог часами стоять, как статуя, уставившись сквозь коридор на мою камеру. Толстые цепи на шее, руках и ногах удерживали его у укреплённой стены.

Я встряхиваю головой, отгоняя образ.

– Когда лаборатория взорвалась, Рыцарь ушёл в хаосе. Последнее, что я видел – как он рвёт учёных на части. Ломает стены, двери. Ревёт в огне, как железный демон из ада.

Нож Айви натыкается на что-то твёрдое – меня пронзает резкая боль.

– Это ужасно, – шепчет она.

– Для Рыцаря или для учёных? – спрашиваю я, заранее зная её ответ.

– Для Рыцаря, очевидно.

Я тихо фыркаю.

Её бесконечное сострадание к чудовищам и изгоям – вроде меня – всегда будет удивлять и… очаровывать.

– Аккуратнее, – бурчу, чувствуя, как острие что-то нащупывает. Вполне может быть мой позвоночник.

– Кажется, я нашла чип… – говорит она.

– Хорошо, – выдыхаю. Уже немного кружится голова. – Теперь обрежь вокруг него. Осторожно.

Пока она работает, Айви продолжает:

– Почему ты стал… серийным убийцей? – тихо спрашивает. – Ты… причинял вред омегам?

Я застываю. Потом смеюсь – резко, горько.

– Нет. Я не трогаю омег. И девушек. Ни невиновных. В этом мире они всегда невиновны по определению. Всё, что они делают, – ради выживания. – Делая ещё глоток, добавляю: – А вот шестерёнки этой машины обязаны получить самые мучительные смерти, которые можно им подарить.

– Но почему? – настаивает Айви, голос дрожит между страхом и любопытством.

Я закрываю глаза.

Иголки.

Скальпели.

Боль.

Крики.

– Потому что они заслужили, – рычу. – Заслужили хуже любой естественной смерти.

Нож Айви срывается – резкая вспышка боли заставляет меня рыкнуть. Рука сама тянется за оружием, которого здесь нет.

– Прости! – она вскрикивает, отдёргивая нож.

Я заставляю себя расслабиться, разжимая кулаки.

– Всё нормально. Продолжай.

Она медлит, затем спрашивает:

– Сколько… сколько ты убил?

Я чуть пожимаю плечами.

– Сбился со счёта. Десятки. Может, сотни.

– Как ты их находишь? – тихо спрашивает Айви.

Я усмехаюсь, мрачно, безрадостно:

– Я очень хорош в охоте. Я буквально рождён и выращен для этого.

Айви какое-то время работает молча, затем:

– Ты когда-нибудь… чувствуешь вину?

Вопрос повисает в воздухе. Вину? Я на секунду действительно задумываюсь. Перед глазами вспыхивают лица тех, кого я убивал. Тот миг, когда они понимали, кто я и что с ними сейчас будет. Их крики. Мольбы о пощаде.

Первого я помню особенно ясно. Член совета, похожий на маслянистую кротовую тушку, отвечавший за «гуманное обращение» с экспериментами. Он работал из своего приморского особняка всего в нескольких милях от лабораторий, где творился ад. Я выслеживал его неделями – изучал распорядок, привычки. А когда загнал его в угол у него же в саду, он обделался и обоссался – одновременно.

Меня это позабавило до глубины души. Иронично: свои экзотические растения он растил с заботой, о которой нам и мечтать было нельзя. Разве что если кто-то из нас был достаточно «красив», чтобы провести с ним ночь в постели. Маленькое утешение, что я был тогда слишком накачан препаратами, чтобы помнить детали.

– Пожалуйста, — умолял он. – У меня есть семья.

Я улыбнулся тогда. Так же, как улыбаюсь сейчас.

– Она была и у меня.

Я не торопился. Я заставил его почувствовать каждый порез, каждый надрез. Хотел, чтобы он понял боль, которую причинял нам. Чтобы хотя бы на мгновение прочувствовал долю той агонии, которую мы пережили. Его приглушённые крики, когда я душил его собственной отрезанной плотью, были музыкой.

– Нет, – наконец говорю. – Я не чувствую ничего.

И это чистая правда.

Если уж на то пошло – я чувствую, что сделал недостаточно.

Айви долго молчит. Потом едва слышно произносит, её тёплое дыхание касается моей изувеченной шеи:

– Почти… достала.

Она продолжает резать, а я сосредотачиваюсь на жжении спирта, пытаясь вытеснить всплывающие воспоминания. Лаборатории. Иглы. Боль.

Она на мгновение замирает, прежде чем продолжить. Лезвие уходит глубже, и я сжимаю зубы, подавляя стон. Но пока она работает, я ощущаю ещё кое-что. Знакомый жар, поднимающийся из глубины тела, расползающийся по нервам.

Чёрт. Только не сейчас.

– Что случилось? – спрашивает Айви, приостанавливаясь.

– Ничего, – рычу. – Продолжай.

Она снова берётся за нож, и я закрываю глаза, пытаясь подавить нарастающее возбуждение. Бесполезно. Каждое её лёгкое касание, каждый выдох возле моей кожи только разогревают меня сильнее. С каждой секундой становится труднее игнорировать то, как тело реагирует на неё – на её запах, на её пальцы, на её голос.

Мой член дёргается, и я ругаюсь сквозь зубы, неловко ёрзая и надеясь, что она не заметит. Но, конечно, она замечает.

– Ты... ты возбуждаешься от этого? – спрашивает она, в её голосе смешались неверие и отвращение.

Я резко смеюсь.

– Это боль.

Это не совсем ложь. Боль всегда была для меня триггером, стирающим границы между агонией и экстазом. Но дело не только в этом. Это её запах, её прикосновение, уязвимость, с которой я подставляю ей шею.

Руки Айви замирают.

– Мне остановиться?

– Нет, – рычу я. – Нам нужно это закончить.

Она колеблется мгновение, затем продолжает. Я чувствую, как нож проникает глубже, и я шиплю сквозь стиснутые зубы. Боль посылает толчок прямо в мой член, и мне приходится сдержать стон.

– Думаю, я достала, – шепчет Айви. – Ещё чуть-чуть...

Я киваю, не доверяя своему голосу. Всё моё тело напряжено, зажатое между болью и возбуждением. Теперь я мучительно твёрд, мой член выпирает из тактических брюк.

Айви делает последний надрез, и я чувствую, как что-то маленькое и твёрдое выскакивает наружу.

– Получилось! – восклицает она.

Меня наводняет облегчение, за которым быстро следует волна головокружения. Я слегка шатаюсь, и Айви удерживает меня рукой за плечо.

– Ты в порядке? – спрашивает она.

Я киваю, поворачиваясь к ней лицом. Наши взгляды встречаются, и на мгновение всё остальное исчезает. Её глаза цвета морской волны широко распахнуты, зрачки расширены. Её губы слегка приоткрыты, и я вижу быстрое поднятие и опускание её груди.

Это тоже затронуло ее, осознаю я. То ли страхом, то ли чем-то другим, я не уверен.

Я протягиваю руку, обхватывая её лицо ладонью. Она вздрагивает, но не отстраняется. Мой большой палец очерчивает её нижнюю губу, и я чувствую, как она содрогается.

– Валек, – шепчет она, её голос дрожит. – Что ты делаешь?

Я не отвечаю. Вместо этого я наклоняюсь, прижимая свои губы к её. Она ахает, и я пользуюсь моментом, чтобы углубить поцелуй, мой язык исследует её рот.

На мгновение она застывает. Затем, к моему удивлению, она отвечает на поцелуй. Её руки запутываются в моих волосах, притягивая меня ближе. Я стону ей в рот, мой член мучительно пульсирует.

Я прерываю поцелуй, опуская губы по её шее. Она запрокидывает голову, открывая мне больше своей чувствительной шеи. Это жест покорности, который вызывает во мне трепет.

– Нам не следует, – задыхается она, даже когда прижимается ко мне ближе.

– Нет, – соглашаюсь я, покусывая её пульсирующую точку. – Нам не следует.

Но я не останавливаюсь, и она тоже. Мои руки блуждают по её телу, исследуя каждый изгиб. Она такая мягкая, такая тёплая. Так отличается от насилия, к которому я привык.

Я толкаю её назад, на пол, накрывая её своим телом. Она обвивает мои бёдра ногами, притягивая ближе к себе. Я чувствую жар её сердцевины сквозь нашу одежду, и это сводит меня с ума.

– Валек, – стонет она, когда я трусь о неё. – Пожалуйста...

Я протягиваю руку между нами, нащупывая пуговицу на её брюках. Но прежде чем успеваю расстегнуть, сквозь пелену похоти прорывается звук.

Стон. С другого конца комнаты.

Мы замираем, оба поворачиваемся, чтобы посмотреть. Виски шевелится на полу, его веки еле дрожат.

– Блядь, – ругаюсь я, быстро отталкиваясь от Айви. Она поспешно поднимается на ноги, её лицо раскраснелось, волосы растрёпаны.

Реальность обрушивается обратно.

О чём, чёрт возьми, я думал?

Я протягиваю руку, ладонью вверх, и она вкладывает окровавленный чип в мою руку. Твёрдое стекло с синей микросхемой и медными проводами. Мой билет к свободе.

Наш билет к свободе.

Я раздавливаю чип между грубыми кончиками пальцев и тру осколки, пока не выделяю медно-серебряный провод в его сердцевине.

– Повернись, – говорю я Айви, хватая её за плечо и заставляя подчиниться прежде, чем она успевает со мной спорить. Я поднимаю её каштановые локоны, обнажая тонкий серебряный ошейник, который так мило и жестоко украшает её тонкую шею.

– Что ты делаешь? – спрашивает она настороженно, её рука взлетает, словно она думает, что я собираюсь её зарезать.

– Стой смирно, – рычу я, зажимая тонкий провод между кончиками пальцев.

Айви напрягается, когда я вставляю провод в замок её ошейника. Серебряный обруч блестит в тусклом свете, постоянное напоминание о её неволе. Меня раздражает, как естественно он смотрится на ней, как мало она, кажется, замечает его вес.

Я работаю проводом, нащупывая сердцевину замка. Навык, выученный давным-давно, в другой жизни.

Щёлк – замок поддаётся, и ошейник падает на пол.

Рука Айви рывком поднимается к горлу, пальцы скользят по бледной полоске кожи, где секунду назад был металл. Её глаза расширяются – в них вспыхивает смесь ужаса и… восторга.

– Как ты… – начинает она.

– Не сейчас, – перебиваю я, уже двигаясь на кухню. Приседаю, поддеваю ладонью расшатавшуюся половицу и вытаскиваю спрятанный тайник. Оружие, деньги, поддельные документы. Всё, что нужно, чтобы исчезнуть за считанные минуты.

Взгляд Айви следует за каждым моим движением. В её лице проступает понимание.

– Ты… ты планировал это, – шепчет она.

Я киваю, даже не пытаясь отрицать.

– Неделями.

Она делает шаг назад, покачивая головой.

– Я… я не могу пойти с тобой.

Я замираю. Поднимаю взгляд.

Её лицо – маска. Но в глазах – твёрдость. Решимость. И моё сознание будто проваливается в пустоту.

Я не ожидал этого. Совсем.

– Ты… не хочешь уйти? – слова выходят глухо, будто чужие. – Я думал, свобода – это всё, чего ты желала. Больше всего.

Айви отводит взгляд, обнимая себя за плечи, словно пытаясь удержать собственные эмоции. Её запах – мёд и жимолость – горчит, наполняя воздух.

Я продолжаю давить, уже чувствуя растущее раздражение.

– Значит, пара узлов способна полностью изменить твою судьбу?

Её голова резко поднимается.

– А разве ты не делаешь то же самое? – срывается она. – Все пытаются меня контролировать. Даже ты.

Удар точный. И болезненный. Гораздо болезненнее, чем я ожидал.

Я сжимаю зубы, стараясь говорить ровно.

– Это твой единственный шанс сбежать, – говорю тихо и резко. – Быть свободной. Вкусить настоящий мир.

Слова ложатся на язык непривычно. Я не умею умолять.

Но, чёрт возьми, именно этим я и занимаюсь. Почти стою на коленях перед крошечной омегой, которая понятия не имеет, как сильно меня ломает одна только мысль уйти без неё.

Я сглатываю.

– Пожалуйста, – вырывается, едва слышно.

Айви зажмуривается, внутренний бой мелькает в зелёных глазах, как буря за стеклом. Я почти чувствую, как она склоняется в мою сторону…

Но потом её челюсть напрягается. Решение принято.

– Нет.

Одно слово. Твёрдое. Как удар.

Что-то внутри меня хрустит. Это не было частью плана. А времени нет. Совсем. Виски скоро проснётся. Остальные скоро вернутся. Если я не уйду сейчас – всё кончено. И для неё тоже.

Решение приходит мгновенно.

– Похоже, мне придётся сказать это сегодня дважды, – бормочу я и тянусь в тайник, пальцы нащупывают мягкую ткань.

Айви хмурится.

– Что?

Я рывком бросаю на неё чёрный капюшон. Она вскрикивает – яростно, обиженно – руки взлетают, чтобы сорвать ткань. Она бьёт меня коленом между ног, почти вырываясь. Почти.

Но я был готов.

Укол шприцем в бок шеи – заранее подготовленный седатив – и всё кончено.

Она оседает, ещё цепляясь за меня, когтями царапая кожу на лице. Её слабые удары стихнут через секунду.

Я наклоняюсь ближе, почти касаясь губами ткани у её уха.

– Прости.

И, к своему собственному удивлению, понимаю, что говорю искренне.

Глава 21

ПРИЗРАК

Мы уже почти у базы.

Так близко к ней.

Но что-то не так.

Что-то свербит.

Давит в затылке.

Колет.

Чем ближе мы подъезжаем – тем сильнее.

Что-то случилось.

Что-то не так.

Но что?

Паранойя?

Или инстинкты зверя?

Машина скрежещет и останавливается на грязи и гравии.

Тэйн и Чума тихо переговариваются впереди.

Не замечают.

Слишком доверяют Валеку и Виски.

Я вылетаю, не дожидаясь полной остановки.

Тэйн что-то кричит.

Похоже, хочет увидеть её первым.

Почувствовать запах.

Обнять.

Игнорирую.

Мне нужно увидеть Айви.

Сейчас.

Ботинки бьют по земле, потом по бетону.

Каждый шаг отдаётся эхом.

Слишком громко.

Сердце колотится.

Пульс гремит в ушах.

Что-то не так. Чувствую. Слышу. Чую.

Знаю.

Ладонь хлопает по считывателю.

Загорается синим.

Скан отпечатков.

Дверь с шипением открывается.

Голос Тэйна сзади:

– Сбавь, блядь, темп!

Не могу.

Не буду.

Врываюсь внутрь.

Глаза обшаривают комнату.

Сердце останавливается.

Виски.

На полу.

Распластан.

Без сознания.

Айви – нет.

Валека – нет.

Нет. Нет. НЕТ!

Ярость взрывается.

Зрение заливает красным.

Руки дрожат.

Срываю маску.

Нужно лучше чувствовать её запах.

Нужно найти её. Немедленно. К чёрту всё.

Фильтров больше нет.

Воздух бьёт в лицо.

Я открыт.

Плевать.

Больше ничего не имеет значения.

Вдыхаю глубоко.

Ничего.

Её запах… исчез.

Запах Валека… тоже.

Он, блядь, забрал её.

Забрал.

Этот ебаный змей...

Тэйн и Чума входят.

Смотрят на меня.

Смотрят на моё открытое лицо.

Шок на их рожах.

К чёрту их.

К чёрту всё.

Хватаю Виски.

Трясу изо всех сил.

Нет реакции.

От него разит алкоголем.

Швыряю его обратно на пол.

Из горла вырывается рык.

Его глаза резко распахиваются.

Ужас.

Хорошо.

Рычу ему в лицо.

Вся моя ярость.

Весь мой страх.

Надеюсь, он хотя бы на крупицу так же напуган, как я.

– Какого хрена, чувак! – он мычит, наполовину пьяно, наполовину орёт.

Слабые удары.

Толчки.

Пытается отползти.

Хватаю его за ногу.

Швыряю в кресло.

Тело летит.

Грохот.

Не могу говорить.

Рычу.

Ору.

Руки мечутся, лихорадочно показываю жесты.

ГДЕ

ГДЕ

ГДЕ

АЙВИ

ГДЕ

Тэйн встаёт между нами.

Страх написан у него на лице.

Голос Чумы режет хаос:

– Где Айви?

Глаза Виски мечутся.

Он растерян.

– Не понимаю, из-за чего ты бесишься. Мы просто бухали...

Лицо брата темнеет.

– Ты нажрался, и теперь Валек и Айви пропали?

– Что? Нет! – орёт Виски. Проводит рукой по волосам. – Что ты, блядь, говоришь «пропали»?!

Провожу руками по лицу.

По шрамам.

По острым зубам.

Рычу.

Стону.

Хриплю.

Никогда не было так страшно.

Нет.

Нет.

Нет.

Тэйн толкает Виски.

Виски толкает Тэйна.

Чума встаёт между ними.

Пытается удержать Тэйна.

Прикрывает Виски.

Говорит, что чувствует яд.

Яд в дыхании Виски.

– Я, блядь, говорю правду! – орёт Виски.

Он шатается, но теперь полностью в сознании.

– Валек, должно быть, забрал её, – говорит Чума.

Я это уже знаю.

Я уже на два шага впереди.

Они слишком медленные.

Я не могу здесь оставаться.

Мне нужно найти её.

Я должен спасти её.

Прорываюсь мимо них.

К двери.

Наружу.

Ночной воздух.

След запаха.

Слабый.

Но он есть.

Айви.

Валек.

Снег и грязь, перемешанные там, где шаркали ботинки.

Маленький босой след в снегу.

Айви сопротивлялась.

Пыталась вырваться.

Следы волочения от ног.

А потом – только следы ботинок.

Он поднял её здесь.

Перекинул через плечо, как трофей.

Кровь грохочет в ушах.

Мышцы сжимаются.

Готов рваться.

Готов убивать.

Образы вспыхивают.

Айви ранена.

Айви напугана.

Айви…

Нет. Соберись.

Иду по следу.

Охочусь, как зверь.

Разорву Валека на куски.

Он боится виселицы?

Я задушу его его собственными кишками.