Текст книги "Безумные Альфы (ЛП)"

Автор книги: Ленор Роузвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Глава 25

ВИСКИ

Двигатель квадроцикла ревёт подо мной, когда я выжимаю из него всё до последнего, рву по снегу и грязи. Глаза без остановки сканируют местность – мы всё ещё держимся по следу Призрака. Холодный ветер хлещет по лицу, но я почти не замечаю этого.

Я думаю только об одном – найти Айви.

А потом я разорву Валека на ёбаные куски.

– Есть что-нибудь? – голос Тэйна трещит в комме у меня в ухе.

– Пока нихрена, – рычу я, злость распирает грудь. – Какого чёрта Призрак так быстро двигается пешком?

– Он не думает, – вклинивается Чума, голос холодный и клинический, как всегда. – Он просто следует инстинктам. Чистый звериный альфа-драйв. Он приведёт нас прямо к ней.

Я сжимаю зубы, ненавидя, насколько Чума прав. Призрак может быть диким зверем, но сейчас его инстинкты работают лучше всей нашей навороченной техники. Руки сильнее сжимают руль, когда в голове всплывает момент, как я повёлся на трюк Валека.

Тупо. Так блять тупо.

– Там! – окрик Тэйна выдёргивает меня из мыслей.

Я следую за его жестом и вижу это. Огромные отпечатки армейских ботинок в снегу, ведущие к железнодорожным путям вдалеке.

Мы вжимаем газ, сокращая дистанцию. Подъезжая к путям, я с неприятным чувством понимаю – направление слишком знакомое.

– Эти рельсы, – бормочет Чума, озвучивая мои мысли. – Они ведут к аутпосту у границы с Вриссией.

– Ну конечно, блядь, – выплёвываю я, ярость закипает в животе.

Голос Тэйна натянут до предела.

– Валек никогда раньше не питал любви к Вриссии. С чего вдруг сейчас? Есть шанс, что он вёз её к безопасной зоне у границы.

– Да мне насрать на его мотивы! – огрызаюсь я, резко поворачиваясь к нему. – У него Айви – и это всё, что имеет значение. Прости уж, что я не доверяю его сраному змеино-ублюдочному заду после того, как он меня отравил.

Мы замолкаем, напряжённо следуя по следам. Единственные звуки – рёв моторов и хруст снега и грязи под колёсами. Мысли несутся вскачь, снова и снова прокручивая момент, когда я ослабил бдительность. Я был слишком занят Айви, слишком доволен собой.

А Валек играл мной, как на чёртовой скрипке.

– Ты слишком себя грызёшь, – голос Тэйна врывается в поток самоненависти, будто он читает мои грёбаные мысли. – Валек обвёл нас всех.

Я хохочу – резко, горько.

– Ага, но именно я – тот идиот, что повёлся на его «связь» и прочую херню. Я должен был понять. Должен был знать, что ему плевать на кого угодно, кроме себя.

– Нам всем следовало это понять, – добавляет Чума, неожиданно мягко. – Валек всегда был дикой картой. Мы расслабились.

– Охуенно это ей сейчас помогает, – бурчу я и ещё сильнее выжимаю газ.

Мы едем дальше молча. Пейзаж размывается, след тянется бесконечной линией через дикую местность. Постоянная вибрация квадроцикла делает мышцы деревянными, яд всё ещё жжёт и ноет в животе, но мне плевать. Физическая боль – ничто по сравнению с узлом вины и ярости внутри.

Рельсы выводят нас к краю долины, и я резко бью по тормозам, увидев, что внизу. Сердце почти останавливается.

Поезд сошёл с рельсов. Дым и пламя валят из искорёженных вагонов.

Но не это приковывает взгляд.

Вриссийские солдаты кишат вокруг, как муравьи на рассыпаном сахаре. Их зимний камуфляж почти сливается с белизной ландшафта. Гладкие ховеркрафты, созданные для такой местности, носятся туда-сюда, вздымая тучи снега.

– Ебать меня… – выдыхаю я, живот сводит узлом.

Тэйн уже достал бинокль и сканирует хаос внизу. Его челюсть сжимается – я понимаю, что всё хреново, ещё до того, как он открывает рот.

– Они их взяли. Айви, Призрака и Валека.

Я вырываю бинокль из его рук, игнорируя раздражённый звук. Руки дрожат от чистой, неразбавленной ярости и адреналина, пока я отчаянно ищу Айви среди этого ада.

Вот она.

Кровь леденеет, когда я вижу, как её безвольно грузят в один из ховеркрафтов. Длинные рыжевато-каштановые волосы свисают, скрывая лицо. Она не шевелится.

– Эти ёбаные сукины дети! – рычу я, швыряя бинокль обратно Тэйну. Я газую, готовый сорваться вниз в долину и устроить ад.

Рука Тэйна сжимает моё плечо – железно, намертво.

– Стоять, Виски.

Я разворачиваюсь к нему, оскалившись.

– Ты охуел? «Стоять»? У них Айви! Наша ёбаная омега!

– Я знаю, – отвечает Тэйн тихо, сдавленно. – Но мы не можем просто ломануться туда сломя голову… Нам нужно держаться на расстоянии, идти по следу. Понять, куда они её везут.

– Ты совсем ебанулся?! – шиплю я, бешено размахивая рукой в сторону долины. – Они грузят её прямо сейчас! Нам надо действовать!

Холодный голос Чумы разрезает мою ярость.

– Тэйн прав. Если атакуем сейчас, рискуем потерять их окончательно. Лучший вариант – проследить до точки назначения.

Мне хочется спорить. Послать их обоих нахуй. Каждая клетка тела орёт, требуя рвануть вниз и вытащить Айви. Но рациональная часть мозга – маленькая, злая, но всё ещё живая – понимает: они правы.

– Ладно, – рычу я, сжимая и разжимая руки на руле квадроцикла. – Но как только узнаем, куда они направляются, все договорённости идут к чёрту.

Тэйн кивает, снова поднимая бинокль.

– Согласен.

Мы наблюдаем в напряжённой тишине, как вриссийцы заканчивают погрузку пленных и оборудования. Ховеркрафты поднимаются в воздух строем, взметая снег, и уходят глубже на территорию Вриссии. Мы даём им фору, прежде чем двинуться следом, держась на безопасной дистанции.

Путь тянется бесконечно. Каждая секунда – ещё одна секунда, когда Айви в опасности. Ещё одна секунда, когда эти вриссийские ублюдки могут причинять ей боль. Воображение разгоняется, подсовывая такие картины, от которых меня начинает мутить.

Наконец, спустя, кажется, часы, ховеркрафты замедляются. Вдалеке вырастает массивное сооружение, торчащее из снежного ландшафта. Острые углы, усиленные стены, сторожевые башни по периметру.

– Какая-то исследовательская база, – бормочет Чума, голос напряжён.

Живот ухает вниз, когда я вижу, как ховеркрафты снижаются к зданию. В боку конструкции раздвигается огромная дверь, открывая зев ангара. Один за другим аппараты исчезают внутри.

Мы загоняем квадроциклы за каменистый выступ, получая хоть какое-то укрытие, и продолжаем наблюдать. Тэйн снова вцепился в бинокль.

– Начали выгрузку, – докладывает он сухо. – Я вижу Призрака и Валека. Они… они выглядят паршиво.

Я снова вырываю бинокль, сердце колотится. Я вижу, как из одного ховеркрафта вытаскивают массивное тело Призрака. Он едва в сознании, движения вялые, несогласованные. Что бы они ему ни вкололи, это было адски мощно. Он выглядит… сломленным.

Следом тащат Валека, и по моему лицу расползается хищная ухмылка, когда я вижу, в каком он состоянии. Лицо – сплошная каша из синяков и крови, он сильно хромает.

Так ему и надо.

Надеюсь, Призрак успел разорвать его на части, прежде чем их скрутили.

Но удовлетворение быстро гаснет – я смотрю, как их уводят вглубь комплекса. Через несколько мгновений из другого ховеркрафта выходит новая группа солдат.

И вот она.

Дыхание застревает в горле, когда я вижу, как они наполовину тащат, наполовину несут Айви к входу. Голова безвольно свешена, и я успеваю разглядеть лицо. На щеке расползается злой синяк, когда она спотыкается в снегу.

– Айви… – шепчу я, грудь сжимает боль, которой я не могу дать имя.

Я беспомощно смотрю, как её уводят внутрь. Огромная дверь сдвигается и захлопывается за ними с такой окончательностью, что кровь стынет в жилах. Бинокль выскальзывает из онемевших пальцев и с грохотом ударяется о квадроцикл.

– Блядь, – бормочу я, проводя рукой по волосам. – БЛЯДЬ.

Мне хочется орать. Хочется рвануть туда и разнести это место голыми руками. Но я знаю – это самоубийство. Нас меньше, у них лучше оружие, и мы понятия не имеем, что нас там ждёт.

– Каков план? – спрашиваю я, поворачиваясь к Тэйну. Ненавижу, как отчаянно это звучит. Но мысль о том, что Айви там, одна и напуганная, и с ней делают чёрт знает что, разрывает меня изнутри.

Лицо Тэйна жёсткое, взгляд холодный, когда он оценивает комплекс.

– Нам нужна информация. Мы не можем идти вслепую.

– И что, просто сидеть тут, засунув большие пальцы в жопу? – рычу я, снова вскипая.

– Нет, – вмешивается Чума, пугающе спокойный. – Мы собираем данные. Изучаем маршруты патрулей, ищем слабые места в охране. Снимаем пару солдат, забираем форму. Потом проникаем внутрь и планируем штурм.

Тэйн коротко кивает.

– Это единственный вариант.

Я кривлю губы, глядя на нашего «лидера». Глухое, опасное рычание поднимается в груди. На мгновение мне хочется вырубить его к чёрту. Кулаки сжимаются, ногти впиваются в огрубевшие ладони. Он бы отлично смотрелся с аккуратной вмятиной размером с кулак там, где сейчас его тупая пасть.

Но Айви мы нужны живыми.

Если мы полезем туда прямо сейчас – мы умрём.

А нашей омеге может достаться участь хуже смерти.

– Ладно, – выдавливаю я, заставляя себя дышать, а не вбить Тэйну лицо внутрь черепа. – Но давайте побыстрее. Мне не нравится оставлять её там дольше, чем необходимо.

Тэйн кивает, выражение лица чуть смягчается.

– Мы вернём её, Виски. Клянусь. Даже если это будет последнее, что мы сделаем.

Я снова смотрю на комплекс, глаза впиваются в холодные, безжалостные стены. Где-то там Айви. Ждёт нас. Боится. Наверняка думает, не бросили ли мы её.

– Держись, малышка, – бормочу себе под нос. – Мы идём.

Глава 26

ВАЛЕК

Игла выскальзывает из руки, оставляя за собой огненную дорожку. Я стискиваю зубы, не давая им удовольствия услышать мой крик. Учёные бормочут друг с другом на скоростном вриссийском – слова сливаются в кашу из медицинского жаргона и возбуждённых восклицаний.

– Поразительно, – говорит один из них, наклоняясь слишком близко. От него воняет кофе и сигаретами. – Болевая устойчивость субъекта выросла экспоненциально с момента последнего испытания.

Мне хочется плюнуть ему в лицо, почувствовать, как хрустит его нос под моим кулаком. Но мышцы не слушаются. То дерьмо, которым меня накачали, оставило меня почти полностью парализованным – узником в собственном теле.

– Запускаем вторую фазу, – объявляет другой.

Жгучая боль от ещё одной толстой иглы – на этот раз прямо в яремную вену – почти не цепляет. Боль – старый знакомый. Мы с ней танцуем уже много лет.

Но это… это другое.

Препараты, бегущие по венам, ощущаются как жидкий огонь, выжигающий последние остатки человечности, за которые я ещё цепляюсь. Мне хочется орать, рваться из фиксаторов и размазать кровь этих ёбаных ублюдков по стенам.

Но тело не подчиняется.

Я в ловушке. Узник собственной плоти и костей.

– Фантастика, – бормочет один из учёных с тяжёлым акцентом. – Скорость клеточной регенерации тоже выросла.

Я поворачиваю голову, преодолевая паралич. Наши взгляды встречаются. Он вздрагивает и делает шаг назад.

Хорошо. Он должен бояться.

Они все должны.

– Ну-ну, 9633, – говорит ещё один халат, похлопывая меня по руке, будто я ручная зверушка. – Расслабься. Скоро всё закончится.

Лжец.

Ничего никогда не заканчивается. Не для меня. Не с тех пор, как они впервые пристегнули меня к такому же столу там, в Витоскике. Я был тогда мальчишкой – кричал, звал мать, пока меня резали и сшивали обратно.

Теперь я – их монстр.

Их идеальная машина для убийств.

Но что-то изменилось.

Когда препараты тянут меня вниз, утаскивая в мутную жижу обрывочных воспоминаний и горячечных видений, я не вижу привычный парад насилия и крови.

Вместо этого я вижу её.

Айви.

Её дикое рыже-каштановое пламя волос. Эти яростные глаза – цвета моря, горящие непокорством. Линию губ. Мягкость кожи. Летний запах жимолости. То, как она смотрит на меня – как кролик, зажатый в волчьих челюстях. На миг именно так я и представляю нас в плоти: она – кролик, лань, дикая кошка, всё сразу – дикое, яростное, прекрасное.

И теперь она здесь из-за меня.

Здесь.

В этой адской дыре.

Препараты тянут глубже, но я сопротивляюсь течению. Мне нужно оставаться в сознании. Нужно помнить, зачем я здесь.

Зачем здесь она.

Смех поднимается из горла – с привкусом меди и сожаления. Айви. Моя маленькая дикая кошка. Она, должно быть, ненавидит меня сейчас. А как иначе? Её притащили в это гнездо гадюк и лабораторных халатов – по моей грёбаной вине.

Я дал ей подарок.

Шанс сжечь всё дотла.

Перекроить мир.

Стать по-настоящему свободной.

А она выбрала плен.

Если бы я знал, что она выберет это, я бы вообще не давал ей выбора. Это и не должно было быть выбором. Дай дикой омеге красную таблетку и синюю – и она пойдёт за яйцами.

Я редко лажаю.

Но если уж облажаюсь – то по-крупному, блядь.

Мышцы дёргаются, борясь с фиксаторами. Один из учёных отпрыгивает назад, глаза сверкают страхом за защитными очками, из-за которых он выглядит как ёбаный идиот.

Умный ход.

Он видел, что бывает, когда я вырываюсь.

– Увеличить дозу! – рявкает кто-то. – Мы не можем допустить ещё одного инцидента.

Я фыркаю, усмехаясь. Недосказал, ублюдок. На самом деле они не могут допустить убийства ещё одного учёного высшего уровня, которого я свернул, как крендель, и задушил его же собственными ногами.

Ещё одна игла.

Ещё огня в венах.

Но это уже не имеет значения. Ничто из того, что они со мной делают, больше не имеет значения. Я выдерживал куда худшее.

Я сам – куда хуже.

Скальпель вгрызается в плоть, и спина выгибается дугой над столом. Крик рвётся из горла – сырой, звериный. Но даже когда боль разрывает меня изнутри, разум цепляется за образ Айви.

Её запах.

Её тепло.

То, как она идеально ложится мне под бок.

– Расскажите нам о Призраках, – требует один из учёных. – Каковы оборонительные системы Райнмиха?

Я их игнорирую, утонув в своём маленьком мире.

А потом я вижу её – она нависает надо мной, со скальпелем в руке. Её яростный взгляд впивается в мой, когда она режет меня – медленно, намеренно.

Я знаю, что это галлюцинация.

Мне похуй.

– Вот так, малышка-омега, – рычу я, ухмыляясь ей навстречу. – Режь глубже. Сделай это по-настоящему.

Один из других учёных склоняется надо мной, её глаза расширяются за этими идиотскими защитными очками, которые они все так любят. Где, блядь, мои защитные очки?

– У него галлюцинации, – говорит она, голос напряжён от страха. – Увеличьте дозу ещё раз. Он становится сильнее, когда с ним это происходит.

Очередная игла входит в руку. На этот раз по венам несётся ледяной холод, но он не гасит пламя внутри. Наоборот – подливает масла в огонь. Я снова смеюсь – хрипло, зверино.

– Думаешь, это больно? – я сплёвываю кровь на халат учёной. – Да у меня бумажные порезы были хуже, ты, ёбаный дилетант.

Она смотрит на меня с отвращением.

– Ты чудовище.

– Да. Чудовище, которое ты создала, – отвечаю я с ядовитой ухмылкой. – Не забудь об этом, когда я буду рвать тебя на куски.

Образ Айви мерцает – и становится чётким. Теперь она сидит на мне верхом, скальпель блестит в руке. Дикое рыже-каштановое пламя волос обрамляет лицо, а яркие аквамариновые глаза вонзаются в мои.

– Вот так, малышка-омега, – рычу я, ухмыляясь ей снизу. – Покажи мне, на что ты способна.

Она наклоняется ближе, её летний запах жимолости накрывает меня с головой. Скальпель ведёт линию по груди, раздвигая плоть с хирургической точностью. Я выгибаюсь навстречу, наслаждаясь укусом лезвия.

– Блядь, – шиплю сквозь сжатые зубы. – Ещё.

Учёные что-то говорят, их голоса – далёкий гул. Мне насрать, что они там бормочут. Имеет значение только Айви – сидящая на мне, как мстительная богиня, вырезающая жертву.

Она снова режет – и на этот раз я не сдерживаю стон. Член рвётся в штанах, каменно твёрдый, болезненно напряжённый. Жаль, что они дали мне что-то менее презентабельное, чем серые спортивные штаны.

– У субъекта наблюдаются признаки сексуального возбуждения, – сухо отмечает один из халатов. – Любопытно. Похоже, боль действует как стимулятор.

Мне хочется сказать ему, чтобы он сам пошёл и попробовал, раз ему так интересно, но Айви в этот момент вонзает скальпель глубже. Спина снова выгибается дугой над столом, из горла рвётся сдавленный крик.

– Да, – задыхаюсь я, не отрывая взгляда от её глаз. – Да. Сделай больнее. Заставь меня чувствовать.

Она улыбается, обнажая заострённые клыки. В глазах вспыхивает зелёный свет, ярче обычного. Как у лисицы в человеческом теле. Скальпель танцует по коже, оставляя за собой огненные дорожки. Каждый порез, каждая капля крови делает меня только твёрже. Я дёргаюсь в фиксаторах, отчаянно желая коснуться её, почувствовать её кожу на своей.

– Ещё, – требую я, голос грубый от нужды. – Ёбать, вскрой меня, Айви. Заставь меня истекать кровью ради тебя.

Она склоняется к уху, дыхание горячее.

– Ты это заслужил, – шепчет она, голос – мёд и яд одновременно. – За то, что ты со мной сделал. За то, что запер меня здесь.

Скальпель снова вгрызается в плоть, и я кричу – боль и экстаз сплетаются воедино. Бёдра дёргаются сами собой, ища трения, ища разрядки.

– Да, – шиплю я. – Я заслужил всё. Каждый ёбаный порез. Каждую каплю крови. Она твоя, Айви. Забери её.

Учёные теперь в исступлении – строчат заметки, крутят регуляторы на своих машинах. Я почти не замечаю их. Существует только Айви – её вес на мне, скальпель в руке.

Она проводит лезвием вдоль моей челюсти – ровно настолько, чтобы выступила кровь, но не задеть ничего жизненно важного. Даже сейчас она проявляет ко мне милосердие. Милосердие, которого я не заслуживаю.

– Ты чудовище, – говорит она тихо и опасно. – Убийца. Психопат.

Я смеюсь – глухо, утробно.

– Ты права, малышка-омега. Я чудовище. Твоё чудовище.

Хорошо, что ты так любишь монстров.

Скальпель вонзается мне в плечо, и я ору, звук отражается от стерильных стен лаборатории. Член пульсирует, предэякулят пропитывает ткань штанов.

– Блять, – стону я, закатывая глаза. – Не останавливайся, Айви. Даже, сука, не смей останавливаться.

Она наклоняется, ее губы касаются моих. На мгновение мне кажется, что она меня поцелует. Вместо этого она сильно кусает, до крови.

Боль изысканна, симфония агонии и экстаза. Я стону ей в рот, ощущая вкус меда и жимолости, самую восхитительную смесь. Только ее киска может быть еще вкуснее.

– Покажи мне, – задыхаюсь я, когда она отстраняется. – Покажи, как сильно ты меня ненавидишь. Как сильно хочешь моей смерти.

Глаза Айви вспыхивают чем-то темным и опасным. Скальпель прослеживает путь вниз по моей груди, пропуская живот, пропуская брюки. Она стягивает их, освобождая мой ноющий стояк. Я бьюсь, сдавленный крик вырывается из моего горла, когда лезвие ласкает всю длину моего члена, такое острое, такое восхитительное, заостренный кончик звенит о мой пирсинг.

– Чертовски да, – шиплю я сквозь стиснутые зубы. – Еще. Выгравируй, блядь, свое имя на нем.

Она соглашается, вырезая замысловатые, нежные узоры на моем самом жизненно важном органе. Каждый порез – это произведение искусства, свидетельство ее ярости и моей порочности. Кровь течет свободно, окрашивая белые простыни подо мной в багровый цвет. Я не смею дернуть бедрами, боясь испортить ее работу.

– Пожалуйста, – молю я, это слово кажется чужим на моем языке. – Айви, пожалуйста. Мне нужно…

Она заставляет меня замолчать еще одним укусом, на этот раз в шею, скальпель сворачивает с пути и скользит по моему внутреннему бедру. Ее зубы впиваются глубоко, и я чувствую, как мой пульс стучит о ее губы и язык.

– Заткнись, – рычит она, отстраняясь, чтобы встретиться со мной взглядом. – Ты не имеешь права умолять. Не после того, что ты сделал.

Я киваю, не в силах произнести слова.

Она права.

Я не заслуживаю милосердия.

Не заслуживаю разрядки.

Все, что я заслуживаю, это эти восхитительные муки.

Рука Айви обхватывает мой член, скользкий от крови. Боль чертовски невероятна, каждый толчок посылает удары агонии через мое тело. Я стискиваю зубы, борясь с путами, пока она работает со мной.

– Умница, – рычу я, голос хриплый и изорванный.

– Тебе это нравится, да? – шипит Айви, ее хватка усиливается. – Ты больной ублюдок.

Я смеюсь, звук резкий и гортанный.

– Ты понятия не имеешь.

Ее рука движется быстрее, кровь обеспечивает скользкое, горячее скольжение. Боль прекрасна, симфония агонии, которая грозит разорвать меня на части. Я никогда не чувствовал себя таким живым, таким чертовски присутствующим в своей собственной шкуре.

– Посмотри на себя, – усмехается Айви, ее аквамариновые глаза сверкают от отвращения и голода. – Большой, плохой волк, которого все боятся, низведен до этого жалкого, извивающегося куска дерьма.

Я обнажаю зубы в дикой ухмылке.

– Только для тебя, маленькая омега. Только для тебя.

Она крутит запястьем, и я кричу, звук эхом отдается от стерильных стен лаборатории. Ученые все еще здесь, я знаю, но они могли бы быть на другой сраной планете, пока они там вдалеке бормочут, ноют и жалуются о том, что они меня сломали, и я, вероятно, буду бесполезен для них теперь.

Но они ошибаются.

Я не сломан.

Я создан заново.

Все, что существует, это Айви, ее рука на моем члене, скальпель поблескивает в резком флуоресцентном свете, пока она пишет свое имя по всему мне.

Оргазм настигает меня, как чертов товарный поезд, пронзая мое тело с жестокой интенсивностью. Я могу только кричать, пока мой член пульсирует в хватке Айви. Сперма смешивается с кровью, покрывая ее руку и мой живот липкой багровой кашей.

Айви не останавливается, ее рука все еще движется, выдаивая из меня каждую последнюю каплю. Чрезмерная стимуляция – это агония, и я бьюсь в путах, разрываясь между мольбой, чтобы она остановилась, и просьбой о большем.

– Вот так, – шипит она, ее глаза сверкают хищным светом. – Отдай мне все.

И я отдаю. Я отдаю ей всё, блять, что у меня есть, каждую каплю боли и удовольствия, каждый крик и стон, и мычание, и рычание, и шипение. Мое зрение затуманивается, черные пятна танцуют по краям, но я борюсь, чтобы держать глаза открытыми. Мне нужно видеть ее, нужно запечатлеть этот образ в своем мозгу.

Айви, дикая и яростная, покрытая моей кровью и спермой. Ее рыжие волосы – спутанный беспорядок, ее аквамариновые глаза пылают триумфом и отвращением.

Так прекрасна.

Моя богиня.

Мой дьявол.