Текст книги "Рок, туше и белая ворона (СИ)"

Автор книги: Леля Лепская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

Глава 6. Смысл?

Проведя весь день с Гибсоном, вечером меня ждал удивительный сюрприз. Машины моей маман до сих пор нет. А вот Escalate моего отца присутствовал. Костя не уехал. Он остался? Особенно удивительно, остался когда… Чёрт, а ведь Аля устроила ему грёбанный скандал. Не знаю, как ему удалось, но…

– Ко-о-ость? ― крикнула я спустившись вниз. С кухни доносились весёлые голоса. Я прошла на них. Мой отец с Алей что-то оживлённо обсуждали. Клянусь я что-то выронила из руки. Видимо медиатор. Альбина метнула на меня взор.

– А ты вовремя! У нас как раз утка к ужину. ― она глянула на таймер духовки, ― О, через, пять минут!

Я подняла медиатор с пола и прошла к ним.

– Я сошла с ума?

– Что такое? ― напрягся Костя.

– Да так… ― я посмотрела на отца, ― Ты ещё не свинтил. ― посмотрела на Алю, ― Ты его еще не прикончила. Моя маман, чёрте где, ― усмехнулась я, ― Я почти счастлива, значит я сошла с ума.

– Виктория! ― простонала оба в голос, ― Руки иди мой! ― распорядилась Аля.

– Нет, серьёзно! Признайся, Кость, ты грохнул мою мать? Где она?

– В командировке с ревизией, по своим филиалам, ― просиял отец, ― Аж на две недели.

Когда моя мать была певицей, сейчас она бизнесвумен. И такие отлучки не редкость. Я многозначительно присвистнула.

– Вот оно что. И все две недели ты будешь мозолить мои глаза, надо полагать?

– Ага! ― нагло отозвался отец.

– Афигенно! ― прихлопнула я по столешнице, ― Нет серьёзно? Что дальше? Ты отсудишь обратно этот дом?

– Нахрена? ― удивился Костя, ― Тебе вообще-то восемнадцать милая Тори, этот дом по праву принадлежит тебе. Инна лишь опекун. Нужно только оспорить права твоей матери, на счёт того предписания по которому она сделала тебя недееспособной. И ву-а-ля! ― прищёлкнул он пальцами. Я, клянусь, в осадок выпала…

– Она сделала, что?

– Сам в шоке! Но это поправимо. Нам только надо доказать обратное, но для этого надо будет подключить одного доктора. Его показания, сделают своё дело. Ты ведь насколько я знаю последние два года, не давала поводов для беспокойства в школе?

– Школьный психолог? ― догадалась я, ― Подожди, ты что, с ним…

– Знаком? ― закончил за меня Костя, ― Ну как сказать…

– А это случайно не ты его туда…

– Господи, Тори! ― рассмеялся он, ― Я что всемогущий по твоему? Нет конечно! Просто решил познакомиться с ним лично, когда ты переехала сюда. Знаю-знаю, звучит дерьмово. Но ты ж не думала, что я оставлю тебя один на один с твоей проблемой? ― (я промолчала) ― Или думала?

Я покачала головой, практически в отчаяние.

– Я знаю, что наделал до черта ошибок, но я же не идиот! Я же видел, что, что-то не то с тобой!

– Подожди. ― выставила я ладонь, ― Я к тому, что… как только я переехала, ты просил меня, помню. Ну теперь-то ясно почему, вот только ты зря скрыл это от меня. Я была бы осторожнее, если бы знала.

– Только не говори мне, что ты отказалась с ним работать, ― прошептал отец. Я опустила глаза на гранитную поверхность столешницы.

– У меня случился приступ при нём.

– Солнышко! ― простонал отец, ― За два года, ты бы… ― он втянул воздух сквозь зубы и провёл ладонь по лицу, ― Ладно. Просто скажи я тебе сразу, и я даже не знаю, что б тогда последовало. Тори, то что тебе прописывали, это, не панацея, ты это понимаешь? Этого мало.

Он хочет, чтобы я была в порядке, но как я могу…

Я встала из-за стола.

– Я поем позже.

– Тори, ― расстроился отец.

– Мне надо… подумать.

Я не могу быть в порядке здесь. Мне надо бежать. Я не знаю, куда, не знаю, как мне обойти «систему безопасности», что Инна воздвигла вокруг меня. Но одно я знаю кристально ясно: я не вернусь в своды клиники. Никогда больше. А если меня сочтут невменяемой, с учётом того, что Инна имеет документ подтверждающий мою недееспособность, всё это ведёт меня именно туда. Я сбегу, но прежде, мне нужно знать, что это и как мне с этим жить. Как мне выжить, начав всё с чистого листа. Мне ещё нужно время здесь. У меня был вагон времени, чтобы хотя бы попытаться побороть свою болезнь. Я даже не пыталась. Я просто струсила и спряталась в своих же заблуждениях. И он прав. Я бы приняла в штыки, скажи он мне сразу.

Когда я на утро без стука вошла в кабинет психолога в его офисе, Гетман казалось усомнился в своей психической состоятельности…

– Виктория? ― он отложил бумаги с которыми работал и поправил очки, ― Здравствуй.

Я прошла к его столу, останавливаясь в трёх шагах и спрятала руки за спину. Сильно себя ущипнув за ладонь, попыталась улыбнуться.

– Здравствуйте.

Жестом он указал присесть. Села. Не зная куда деть руки, чуть не поддалась желанию погрызть ногти. Я неровно дышала и не могла на него посмотреть.

– Я понятия не имею, с чего мне начать, но определённо стремлюсь это сделать. Вот. ― выпалила я, на одном дыхании и прикусила ноготь на большом пальце. Дерьмо, у меня коленка дёргается. Он неопределённо хмыкнул.

– В воле человека есть сила стремления, которая превращает туман внутри нас в солнце. ― произнёс психолог. Я подняла на него взгляд и вскинула бровь.

– Халиль Джебран, Александр Сергеевич?

Так началась одна из самых сложных недель в моей жизни.

Днём я работала с психологом, в его офисе. По два часа каждый день. Мне нравился полумрак его кабинета, я чувствовала себя почти в безопасности. Мне нравился его подход к когнитивно-бихевиоральной терапии. Как правило курс краткосрочной психотерапии, включающей в себя в себя упражнения на релаксацию, и восстановление нормальной ассоциации и мыслительных процессов, чтобы самому в последствии изменять мыслительные процессы, и применять методы релаксации. Гетман работал, несколько… эм, нестандартно, для такого рода терапии, мастерски смешивая методики с «Фрейдизмом», в какой-то абстрактный и даже интересный букет, скорее походя на философа, чем на психоаналитика. Ко всему прочему, он вообще не походил на всех тех психологов, что мне доводилось встречать ранее. Он не очень-то утруждал себя, всей этой ерундой, с правилами поведения в общении с человеком при моей проблеме, он не говорил со мной как доктор с пациентом. По крайней мере не было такого яркого впечатления. Гетман вообще оказался очень прямолинейным и авторитетным рационалистом, ровно настолько, насколько это было приемлемо с точки зрения компетенции, и удобно для меня.

Мне это нравилось.

Но всё равно, всё это ломало и изматывало меня, то и дело, я зависала на краю и пряталась. А ведь мы даже не приступали к тем проблемам что являются первопричиной всего. Только поверхностные. Я чувствовала, как он пласт за пластом, снимает эти маски одна за другой. Но по крайней мере я знала свой диагноз и принимала правильные препараты. И да, я угадала, это было именно то, что я давно уже подозревала. Док вообще был в негодовании, когда узнал какую дрянь я пила, и кажется даже ничуть не удивился, когда узнал какие побочные эффекты эта дрянь оказывала, обладая при этом минимальной эффективностью. Как оказалось антидепрессанты и нейролептики в терапии быстро циркулирующего биполярного расстройства при смешанных состояниях, и пограничного расстройства личности, в тяжелой форме, как у меня, абсолютно бесполезны, если не сказать пагубны. От стабилизатора настроения, что прописал Гетман, мой мозг уже не тормозил так отчаянно, и не плыл в медикаментозном тумане, в такой степени, как от убойных антидепрессантов, что я принимала раньше. Всё это вселяет, что-то… новое в меня. Так быть может это, не конец? И всё ещё можно спасти?

Я всё меньше вспыхивала, но всё ещё часто замыкалась и закрывалась от него. Я снова начала рисовать. Но никто пока, кроме Гетмана, об этом не знает. Вечером… никогда я не думала, что скажу это, но возвращаясь домой, я отдыхала. Мне нравилось то что происходило между этими двумя. Между отцом и Алей. Она меняла этого человека, преображала на глазах. Правда оба отнекивались, мол ничего такого между ними нет! Как маленькие, ей богу. Так я им и поверила! Ну да ладно, хотят скрывать? Пускай, кому от этого хуже? Не мне точно! Мне важен результат, а уж каким путём они там его достигают, меня не колышет, сами разберутся не дети!

В субботу у меня намечался выходной, психолог ослабил свои тиски, но дома я никого не застала. Только записку от Али, мол в магаз она уехала. Ну да. С Костей на пару! Хотя может и правда в магаз. Они сегодня пикник во дворе затеяли. Решила не задумываться. Позвонив Соле с Мишей, пригласила на пикник. Спустя около часа втроём сидели у меня на кухне.

– Слушай, где ты всю неделю пропадаешь? ― спросила Сола, поглощая пирожное. Миша прищурился. Сола тут же напряглась, встретив моё молчание. Кажется придётся рассказать.

– Только не говори мне, что…― она смолкла, исследуя меня подозрительным взглядом.

– Что? ― поторопила я спокойно.

– Чёрт, Тори! ― вспылила Сола, ― Не слышала сказку, про девочку Свету?

– Сола, ― недовольно скривился Миша.

– Skasse Раевский! ― кинула она строго, и снова посмотрела на меня, ― Так вот, скво, я тебе расскажу! Он её использовал и забыл через неделю! А она его лю…

– Сол, ну в самом деле, ты чё несёшь, а? ― не выдержал Миша, ― Ничего между ними не было. Недели не прошло, а она уже с другим, шашни закрутила. Так что это не его проблема, а только её.

– Неважно, ― раздражённо отмахнулась Сола, ― Ты же не думаешь, что ты одна такая, воображающая, что сможет стать последней!

Я отпила кофе, безразлично пожав плечами.

– Я и не надеюсь. Я знаю, что я никогда не буду единственной. Знаю, что у него таких как я, десятки. Меня это устраивает.

Сола чуть пироженкой не подавилась.

– Он же полигамный в доску!

– Ага, ещё и женатый ко всему прочему, ― вздохнула я. Друзья мои синхронно затупили.

– Кто? ― шепнула Сола

– Как это, кто? Док, ― усмехнулась я, ― И ты знаешь, меня волнуют только его профессиональные качества.

– Какой ещё, док? ― не понял Миша.

– Ну, как оказалось, неплохой, ― призналась я.

Сола приложила пальцы к губам.

– Да ладно…

– Я один ничерта не понял? ― метал между нами хмурый взгляд, парень.

– И что? ― осторожно спросила Сола, ― Всё совсем плохо или?…

– Ну, как сказать… ― вздохнула я. Сола твёрдо кивнула.

– Говори, как есть!

– Если я скажу, как есть, то сломаю вам мозг, ребятки.

– Говори. ― почти разозлилась Сола. Я набрала полную грудь воздуха.

– Ладно… Маниакально-депрессивный психоз, в тандеме с эмоционально неустойчивым расстройством личности, пограни́чного типа. Характеризуется порой, девиантным поведением в формах нервно-психической патологии, пограничного уровня. То есть, отклонение от социально-психологических и нравственных норм, представленное либо как ошибочный антиобщественный образец решения конфликта, проявляющийся в нарушении общественно принятых норм, либо в ущербе, нанесённом общественному благополучию, окружающим и себе. Как следствие всего этого великолепия: неустойчивость и импульсивность, низкий самоконтроль, то есть, сильная утомляемость, и рассеянность, на ряду с бесконтрольностью эмоций и речи соответственно; нестабильная связь с реальностью, высокой тревожностью и сильным уровнем десоциализации. Аффективные состояния ― маниакальные или гипоманиакальные и депрессивные, в моём случае смешанные состояния, характеризуются эмоциональными вспышками по малейшему поводу, склонность к нанесению самоповреждений и суициду.

Я перевела дыхание. Мои лёгкие горели. На краткое мгновение повисла тишина.

– Это… что? ― Миша звучал потрясённо, обескураженно на меня смотря.

«А это всё я», ― хотелось мне сказать, ― «Я, со всеми своими частыми сменами настроения: гневом, слезами, руганью и швырянием вещей, меняющиеся так часто, что в итоге чувствуешь только бесконечную усталость, только обречённость и бесполезность. Я та, что стенания и агрессию к другим, сносит на себя самоповреждениями, вплоть до самоубийства.»

– А, это Миш, и ещё десятки аспектов ― список моих Кар Египетских за грехи моих предков. Годы предстоящей работы. Проще говоря: я неусидчивая, несобранная, отвлекаемая, совершенно несдержанная, порой откровенно неадекватная, вскипаю при малейших замечаниях или противодействии, крайне болезненно реагирую на эмоциональное отвержение и любые стрессы. Надеюсь не надо предупреждать, что об этом Миш, ни одна душа не должна знать.

– Без вопросов, ― кивнул он уверенно, но всё ещё пытаясь осознать полностью.

– Планы на вечер? ― спокойно спросила Сола.

– Да, пикник. Только, мне сначала надо закончит одно дельце. ― я постучала себя по внутренней стороне руки. Миша неопределённо вскинул бровь.

– Татуировка, Миш, ― посмеялась я над ним, ― Закончу, покажу. Обе, ― добила я парня окончательно.

– Я вообще, с тобой был с детства знаком? ― недоумевал Миша. Я лишь плечами пожала, усмехнувшись невесело.

– Даже я не могу похвастаться этим. Даже я, Миш.

– Допустим, ― кинула Сола, ― А с Рафом-то у вас тогда что?

Вот так удивила. Что я могу ей сказать? Один случайный поцелуй ― вот и всё что у нас было, помимо двухлетней «школьной войны». Кажется я расту, но так и не вырастаю.

– Ну, как обычно, сугубо антагонистические отношения, ― усмехнулась я саркастично. Миша потёр подбородок, задумчиво смотря в потолок. Сола как-то там это расценила, подозрительно на него смотря.

– Что?

– Да нет, ничего.

– Да-а-а? ― усомнилась Сола.

Миша лишь улыбнулся ей.

– Ох, и темнишь же ты Раевский!

– Я? ― удивился парень, ― Да никогда. Просто, он со мной в рамсах. Нет, мы просто на репетиции, повздорили у нас это, не редкость, ― пояснил он тут же.

– И в чём же тогда заключался ваш конфликт? ― спросила Сола, увлечённая пироженным.

– Состав группы всё ещё висит в мёртвой точке. Ударник наш уже на грани того, чтобы свинтить Гордееву башку. Я тоже. Никто Рафу, видите ли, не нравится. Хотя, были те, кто в принципе играли и даже пели лучше Леры. Но всё ещё не достаточно хорошо для него. При этом ясно же почему. Причём всем уже ясно. Но мои предложения, на счёт Тори он категорически отвергает. ― потешался Миша, блуждая светлым взглядом по лицу Солы.

У него был странный взгляд, а у Солы крем на кончике носа. Прежде чем я успела сообщить ей об этом, Миша чмокнул её в нос. Я полностью ожидала, что в следующую секунду, Миша схлопочет за это. Сола лишь пихнула его в плечо, глупо посмеиваясь.

Тот момент, в котором до меня наконец дошло. Я шокировано посмотрела на Мишу. Затем на Солу.

– И давно? ― поинтересовалась я. Они осторожно переглянулись. Миша не очень уверенно улыбнулся мне.

– Да уж год как.

Я упорно не могла понять, почему они молчали. Нет, я конечно подозревала, но никто и никогда даже словом не обмолвился, что Сола с Мишей встречаются. Да никому и в голову бы не пришло. Претендентка на золотую медаль, недорокер и негласная неврастеничка ― никто не ломал голову на счёт нашей компании, предписывая какие-то романтические отношения, именно мне с Мишей.

– Ничего кроме ожидаемого. ― усмехнулась я.

– Так, что на счёт Гордеева? ― не отставала Сола. Миша рассмеявшись вскинул обе руки вверх.

– О, ну всё я пошёл. ― он поднялся из-за островка, предчувствуя девчачий разговор, чего он на дух не переносит. Сола отдёрнула его за край футболки, заставляя сесть обратно.

– Сола, завязывай, ― покачала я головой, ― Обессии и бредовые состояния ― не заразные симптомы, но ты ведёшь себя так, что я могу поверить в обратное.

– Я тебе не верю! Он тебе нравится!

Можно потратить вечность споря с ней. Даже если она реально неправа. Потому, экономя свои нервные клетки, которые и так можно пересчитать по пальцам фрезеровщика со стажем, я зашла с другой стороны.

– Ты не забывай пожалуйста, что у меня некоторая степень гаптофобии.

– Ага-ага, ― закивала подруга с вызовом, ― А к Гордееву у тебя просто иммунитет!

С досады, я стукнула себя ладонью в лоб.

– Сола, ты что собралась мне всю оставшуюся жизнь это припоминать? Я была, мягко сказать, раскодирована в дробадан. Алкоголь притупляет страх. Фобии не исключение. Я уже не говорю о том, что я не контролирую себя в таком состоянии. Я не осознаю большую часть того, что вокруг меня реально, а то, что осознаю вообще зачастую нереально. Это не мой долбанный каприз. Это глупо ― глупо потому что я не могу строить нормальные отношения. Не сейчас. И вряд ли позже. Я только-только начала, у меня даже прогресса особого нет. Мне не нужны сейчас никакие отношения. Тем более такие ненадёжные. У меня даже будущего нет. Я просто не вижу его. И ещё очень, не скоро увижу. Это, не вопрос месяца или двух. Это долгий процесс интеграции. Год, два, пять и всё равно я никогда не смогу представить свою жизнь без медикаментозного лечения и терапии, живя от рецидива к ремиссии, между адом и раем.

Сола не нашла ничего, что могла бы противопоставить этому. Миша облокотился на стол.

– Неужели тебе не страшно? ― спросил он всерьёз.

– Что именно? ― уточнила я.

– Что ты умрёшь в одиночестве.

Это выбило меня из равновесия. Сола наградила его прибалдевшим взглядом, а-ля «Заткнись Миша!» Но он явно спросил, именно то, что хотел спросить. Он не оговорился.

– В том то и проблема Миш. Что не никогда не слышал разве, что смерть ― идеальное решение всех проблем умирающего? Это самый простой путь наименьшего сопротивления, я выбираю путь наибольшего. Поэтому я могу сказать с точность до 99 %, что одиночество станет моим неизменным спутником. Другого пути нет.

– И в чём тогда смысл?

Шах.

– А ты знал, что вопросы экзистенциального характера для психа с суицидальными наклонностями ― мощнейший спусковой крючок? ― усмехнулась я пряча своё волнение за сарказмом.

Он сошёл с ума?

– Я не психолог Тори. ― покачал он головой, ― Я даже не философ. Я пытаюсь, но не могу понять, как док может помочь там, где нет смысла?

И мат.

Он меня добил. Я не нашлась с ответом. Я могла бы попытаться что-то ответить на это, но боюсь у меня просто нет ответа. Потому что он чёрт бы его побрал попал в самую чёртову точку! Отец? От того, что я не называю его так, он им быть не перестал. Одиночество? Время будет идти своим чередом, оно не станет ждать когда я буду в относительной норме. Будет ли в моём чистом листе, кто-то, кто примет меня такой, какая я есть? Нет таких отважных в этом мире. Смысл?

Меня поработила паника.

– Я…. на минуточку.

Я вышла из-за стола, и умчалась в комнату, едва не сбив с ног приехавших отца с Алей, в холе.

Меня затрясло волнами панической атаки. Холод, я опустила руки в холод, только отрыв кран в ванной. До онемения, приводя себя в чувства. В нормальные чувства, а не в искажённые грохотом собственного сердца о грудную клетку. Набрав полные ладони ледяной воды плеснула себе в лицо. Набрала ещё воды, и ещё, пока вода не затекла в нос и я не закашлялась. Я не чувствовала холода, я горела. До боли. Под кожей словно тлели красные угли. Тряхнув головой, обхватила раковину руками, склоняясь над ней. Вода стекала по моему лицу, с волос, по шее, за ворот блузки. Пытаясь переключиться, подумать о хорошем, найти долбанный свет, мне казалось сердце проломил мне рёбра. Я задыхалась, еле-еле, делая вдох за раз. По одному вздохну за раз, ровно, спокойно, спокойно…

Когда угроза миновала я просто осела на задницу, на холодный кафель, в бессилии, в кружении, ощущая себя чёртовой амёбой без костей.

И так постоянно, это никогда не кончится.

* * *

Я сидела в тату-салоне и всё пыталась переварить слова Миши. Слова, поставившие под угрозу, все мои попытки не свалиться в пропасть. Прикосновения рук моего знакомого, тату-мастера ― Тёмы, перебивала боль от машинки, заглушала, внутренние стенания, перебивала шум в голове своим стрекотом.

– Ну вот, готово, ― констатировал Тёма, ― Точно нельзя щёлкнуть?

У парня Никон профи. Будет вспышка. Ненавижу фотографироваться, тем более со вспышкой. Объяснять, чтобы он не включал вспышку, желания уж точно нет. И ведь вижу, что ему хочется для портфолио забатцать и что он молодой ещё, но талантливый. Ему бы пригодилось. Как бы так объяснить, поделикатнее…

– Фотай, только без вспышки, ― согласилась я. Блондин немного хитро улыбнулся.

– Так только в этом всё дело? ― он опустил взгляд, на свою работу и странно хмыкнул, ― Не вопрос.

Сделав пару снимков обеих рук, художниками коих, он и являлся, я решила добить бедного парня.

– Что ты об этом скажешь? ― я протянула ему свой телефон, с фото фрагмента одной из моих работ.

– Надо полагать, это не последняя наша встреча, ― произнёс он всматриваясь в часть рисунка. Я стянула платок с шеи, и перебросила волосы на другое плечо. Его тёмный взгляд медленно скользнул от цифрового дисплея ко мне. Он шумно втянул воздух.

– А что именно ты хочешь?

– Хочу такие же звёзды, понимаешь?

Он задумался, плохо скрывая в своих чертах некую тяжёлую эмоцию.

– Кто это рисовал?

– Я, ― призналась я.

– Это только фрагмент, да? Жаль. ― Он отнял взгляд от телефона, ― Можно нескромный вопрос?

– А можно скромный? ― напряглась я.

– Это… болезнь какая-то, да?

О чём он? О рисунке? О вспышках? О шрамах? Чёрт, сегодня явно плохой день!

– Да просто так не бывает, ― замотал он головой, ― У-у. Не бывает, что б девушка такой красоты как ты Тори, с таким внутренним миром страдала от какой-нибудь глупости вроде неразделённой любви. Тут же явно что-то гораздо серьёзнее.

– Да уж любовью тут и не пахнет, ― пробубнила я, ― Чем безупречнее человек снаружи, тем больше демонов у него внутри. Зигмунд Фрейд. Ну так что?

Тёма отдал мне смартфон.

– Давай вот что мы сделаем. Дай время, это ведь послеоперационный шрам, причём явно лазерный. Если не исчезнет, вот тогда, да. Тут в принципе за пару раз можно всё сделать.

– А за один? ― уточнила я. Парень мотнул головой.

– Не вытерпишь.

– Спорим? ― ухмыльнулась я. Тёма вскинул бровь, немного странно смотря на меня своими тёмно-карими глазами.

– Тори, истязание юных девушек, не входит в список моих увлечений. За два. ― даже на пальцах показал. Делать нечего, два так, два. Расплатилась, распрощались, вернула бандану на шею. Выходя з салона одела очки. Руки прятать не стала. Смысл теперь. Шрамы надёжной заперты, под чернилами. Взглянула на маленькую птичку на правой кисти с наружной стороны, между большим и указательным пальцами. Села в машину.

– Дашь прокатиться?

Посмотрела на отца. Он на меня. Точнее на мои руки.

– Ни за что, ― открестился он, ― Довольна твоя душа? ― кивнул он на татуировки. Я хитро улыбнулась и показала язык некоторым запоздало заботливым.

– Мне восемнадцать.

– Да пофиг, ― вздохнул он заводя машину, ― Хоть под хохлому испишись, только руки больше не режь.

– Костя. ― кинула на него многозначительный взгляд.

– Что? Самой то не жалко будет… ― он замолк, смотря на мои руки, ― А это что такое?

Осторожно указал пальцем на птичку и поднял на меня взгляд.

– А ты знаешь, что это за птичка, мышка?

Я посмотрела на его правую руку, на точно такую же татуировку.

– Я конечно не орнитолог, но рискну предположить, что это ворон.

– Она много значит для меня, ― кивнул отец, ― А для тебя? Что она значит для тебя?

– Тайный наставник, ― ответила я просто.

– К дедам заедем? ― спросил он.

– Давай. Только надо было….

– Уже, ― перебил отец. Я обернулась. На заднем сидении лежал букет красных роз. Отец видимо ещё заранее знал, что на обратном пути заедем на кладбище.