Текст книги "Рок, туше и белая ворона (СИ)"
Автор книги: Леля Лепская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)
Вышвырнув прочь все эти нахлынувшие воспоминания, я убрала альбом с аттестатом в сумку и достала ноутбук. Включив его, открыла документ в «Ворде». Открыв рукописный журнал, нашла место на котором остановилась. Читая и переводя по ходу прочтения, я заносила всё в ноутбук, параллельно ища то, что меня интересует в первую очередь. Только так мы и знакомы с Рэйвэн, через дневники. Здесь можно встретить очерки обо мне, об отце, о дедушке, обо всей её жизни со всеми её тонкостями. Я просидела там, как на иголках, но к трём часам журнал иссяк, был полностью мною переведён на русский и занесён в ноут. Этот журнал – последний, но интересующее меня я так и не нашла. Может, я что-то упустила из виду? Я вдруг наткнулась на чертовски странную пометку на полях последней страницы. Её перевод на-русский гласил: «Первый снег выпадет когда сокол прольёт кровь белой вороны, и паук заточит ворону в золотом сердце. Октябрь 2016.» Когда я поняла, что это дата, дикий мороз пробежался по моей коже. Речь идёт об октябре текущего года. Этот журнал датируется две тысячи четвёртым – год смерти Рэйвэн. А ведь уже сентябрь! Что за…
Я закрутила на браслете маленькую золотую подвеску. С детства, моя бабушка давала мне изымать из шкатулки подвески, на Новый Год, как бы в честь обновления цикла. Потом я нашла им применение, цепляя на браслет. Рэйвэн не стало, но в этой шкатулке я нашла очень много этих маленьких украшений. Раз в год, я не глядя запускаю руку в эту шкатулку и достаю что-нибудь. Зачем я это делаю? Однажды, к примеру, я вынула из шкатулки серебренную звёздочку. В тот год я познакомилась с Солой. Солярия – Звезда… Можно назвать это чем угодно, но у меня мурашки по коже от зашкаливающего мистического присутствия, когда я достаю очередную подвеску. Это как история всей моей жизни в маленьких частицах. Вся моя личность читается в этих знаках.
Вообще, моя бабушка, не так-то проста. Не потому что индеанка даже, просто она дочь шамана. То есть, надо иметь в виду, что она и сама была очень близка к этому. Отец отдал мне дневники и эту шкатулку, после того как я всё забыла, надеясь наверное, что я что-нибудь вспомню. И кое-что я действительно помнила. Я не знала никого вокруг, как я жила раньше, как меня зовут, не узнавала себя в зеркале, но знала четыре иностранных языка например, нотную грамоту и уровень моих знаний в девять лет вообще сильно опережал возраст. Перечитывая дневники Рэйвэн, написанные на-дене, я прекрасно понимала ни только слова, но и то, что описано там: ритуалы, шаманские обряды и прочие тайные знания, знала все тонкости магических рисунков на песке, в душе не разумея откуда, но знала и была уверенна, что могу применять эти знания. Это напугало меня. Мне сложно рассуждать о суевериях. Я всегда немножечко опасалась такой стороны вопроса. Страшно. Я живу одним днём, ступая, как канатоходец над пропастью. Моё будущее меня чертовски пугает и я не хочу его знать. Но всё равно каждый Новый Год, я достаю подвеску из шкатулки, словно это даёт мне гарантию, что я доживу до конца года.
Итого: семнадцать фигурок размером не больше сантиметра каждая. Каждая несёт в себе массу информации. От предзнаменования, до целой части жизни. Всё началось, когда Рэйвен передала моему отцу Вороний глаз: овальный тёмно-синий камушек. Голубой, обведённый белым в середине и с чёрной точкой в центре. Он является как защитным амулетом, так и предупреждением. Потом был, медведь ― это сила. Затем, ворон из странного чёрного камня. Ворон ― очень непростой тотемный знак. Клан Мотылька идёт под Западным Ветром и принадлежит элементу Воздух. Ворон, магический проводник в мир мёртвых. Ворон загадочный и не рассказывает первому встречному всех своих тайн и секретов, в экстренных ситуациях может так накаркать, что потом беды не оберёшься. Порой очень нуждается в обществе единомышленников, которые дают чувство безопасности. Но чаще всего одиноки. Равнодушны к соперничеству, избегают шума, беспорядка и эмоциональных потрясений, стремясь сохранить мир почти любой ценой. Направляют свою энергию и силы на консолидацию и привлечение внутренних ресурсов для воздействия на внешние обстоятельства, именно поэтому тотем таких людей ― Ворон. Время, отмечает их стремлением к гармонии, справедливости и уравновешенности. Их время дает возможность компромиссов. Это требует более глубокого понимания… эм, «иного» ― или, по крайней мере, изрядной доли гибкости мышления. Воронам легче продвигать чужие идеи, нежели свои собственные, легко организовать процесс и найти нужных людей, но они привыкли занимать лидирующее положение, и не любят, когда их подталкивают к решениям. В жизни постоянно сталкиваются с вызовами, испытывающими их на прочность, но при этом умудряются сохранять свою независимость. «Ворон ― путь, он твой проводник.» ― так писала Рэйвэн. Так оно и было, пусть и не долго.
Змея ― обновление, исцеление, борьба. Хм, иногда мне кажется, что Рэйвен уже тогда готовила меня к защите и одиночеству. Я просто была слишком мала, чтобы понять это. Сова с изумрудными глазами – мудрость. Эти четыре фигуры ― медведь, ворон, змея и сова ― символы и знаки западного ветра. Моего ветра. Я – Ворон, это как знак зодиака Весы, у северных индейцев.
Луна: «Она осветит твой путь.» ― это последнее, что подарила Рэйвэн. От рождения, по-индейски меня назвали Аяши Ви Хэнви ― Маленькая Солнечная Луна. Бабушка умерла, когда мне исполнилось шесть. Во сне. Через неделю после моего дня рождения. Знала ли она, что скоро всё рухнет и мой путь ляжет сквозь тьму?
Красный камень катлинг, похожий на розочку ― это тётя Аля. Альбина пришла работать в этот дом, когда мне было семь. Она всегда ассоциируется у меня с этими цветами. От части из-за моего рисунка.
Ворон из серебра: долго не могла понять к чему это. А когда поняла, что это за предзнаменование, было уже поздно. Это было своего рода предупреждение об опасности. Мой нагваль[17]17
Нагуаль или нагваль, – териоморфный дух двойник, помещённый в татум – тотемное животное в языческих религиях, таких как тотемизм и анимизм.
[Закрыть] ― моя кровь. Моя душа, зверски убитая… Плохая мысль. Она убивает меня, раз за разом, зараза… выбивает меня из равновесия. Шрамы и так не плохо об этом напоминают.
Маленькая обсидиановая нота: в девять лет, Колян, он же мой крёстный, научил меня играть на гитаре. Благодаря ему, прозвучали первые мои аккорды, становясь роковыми, во всех смыслах и ударениях. До сих пор беру у него уроки, совершенствуя свое мастерство. Но от игры в группе наотрез отказываюсь.
Панк-рок-группу «ДиП» основал ещё мой крёстный, когда в школе учился. А пару лет назад его младший брат, и по совместительству мой друг Миша, воскресил «ДиП» из пыли времени. Хм, «Дневник из пыли», из пыли времени… во, загнула… В общем, они давно уже не панк-рокеры, а ушли по стилю в пост-гранж и прогрессивный рок. Что-то панковское там вроде ещё осталось, хотя это уже скорее металлкор[18]18
Пост – гранж, металлкор – стили в рок музыке.
[Закрыть]. Не суть. Миша давно ещё предлагал мне роль ритм-гитары, когда понял, что я умею играть. И делаю это хорошо и…. и всё бы хорошо, но их солист и бас-гитарист-Рафаэль-самый-деспотичный-чёртов-ирод-Гордеев… так себе перспектива. Вот она проблема, и ни за что я не стану играть с ним в одной группе. Неа. Мне его в классе по горло хватило.
Крестик на красной нити, но это не христианский крест. Индейцы почитали крест, ещё до рождения Иисуса Христа. А красная инициальная нить, с нанизанными на неё серебренными бусинками и рунами ― это отдельный браслет и совершенно другая история.
Жемчужина, чёрная: с 13 лет меня мотало от рецидива к рецидиву. От одного дока к следующему. Клянусь я даже почти не помню себя в этом возрасте. А то, что помню… лучше даже не заикаться об этом.
Маленький осколок акульего зуба ― самый сильный защитный амулет и амулет силы. Индейцы верят, что зуб акулы делает его обладателя непобедимым. Мне всегда приходилось обороняться. Но порой оборонялись и от меня.
Сокол со сложенными крыльями из белого камня. Клянусь, не знаю, что это значит, на самом деле, но именно на будущий год, после реабилитации в забугорном психоневрологическом центре, отец сослал меня к маман.
Серебренная звезда с фианитом, на одном из углов ― это Сола.
В прошлый Новый год я вытащила золотую птицу. Предположительно Феникс: золотой Феникс… Ну, тут вообще [no commends]. Перерождение, возрождение, огонь. Было… Я восстала из мёртвых. В прямом смысле. Я была мертва 3 минуты и 40 секунд. Это капитальное фаталити, но стоит признать, что мне нужна была эта маленькая смерть, чтобы очнуться и понять наконец, сколько стоит жизнь.
Глава 4. Маскарад
Через минут двадцать я уже была дома. Пролетела сквозь гостиную, зашла в столовую. На столе в самом деле стоял обещанный торт. Ещё тёплый. Я уже и позабыть о нём успела. На холодильнике была записка. Тётя Аля уехала в магаз за продуктами. Когда она только всё успевает, а?
Я поднялась в свою комнату. Скинула сумку на пол, завалилась на кровать. Косточки и мышцы постепенно расслабились. Честно? Я даже шевелиться не хотела. Сил в такие тёмные времена просто нет. Я как ёжик, что б его, в тумане в такие времена: маленькая, колючая и не вижу куда иду. Но бездействие всегда несёт в себе массу мыслей, от которых я всегда стараюсь избавиться, занимая своё время. Достав телефон из кармана джинсов, прошлась по контактам, ища номер Солы, но нашла только Горгону. Это я так Солу записала после того, как она наорала на меня, узнав, что я, не выходила на связь, поскольку была в больнице. Это она ещё не знает, всех тонкостей с чего это ради, я чуть было не самоубилась. Впрочем, ни к чему ей об этом знать. И надо бы переименовать контакт, а то увидит, обидится ещё…
Пока писала Соле сообщение, увидела Мишу в окно. Он, судя по разводному ключу в руках, воевал с системой полива у себя во дворе. И судя по междометиям, вылетающим у него, не очень успешно. Я открыла окошко настежь и окликнула парня:
– Миш!
Он вскинул голову вверх, находя меня взглядом.
– О, привет…
Друг и по совместительству сосед, улыбнулся мне, навалившись руками на невысокую деревянную изгородь. Он учился в параллельной выпускном классе. Хм, а он изменился за лето. Светлые волосы выгорели, кожа напротив загорела. Кажется, он стал выше, а может мне только кажется. Серые глаза остались неизменно сияющими. Всегда было интересно, он улыбается даже когда спит? Он кажется столь же задумчивым, сколь и удивлённым.
– С днём рождения, кстати. С ума сойти, я думал ты уже и не вернёшься, ― удивился Миша.
– Я тоже, ― ляпнула я не подумав. Я опустила глаза мысленно матерясь за такую двусмысленность. Успокойся, он не знает. Ничего не знает. ― А ты чего мучаешься, Колян что ли не может починить? ― намекнула я на поломку разбрызгивателя во дворе.
– Да, какой там, он в больничку играет. Взял какую-то жесть, хочет её оживить. Всё лето в гараже зависает, ― объяснил Миша.
– Что за жесть?
Он подавил смех, крутя разводной ключ в руке.
– Знаешь… на данной стадии сложно сказать. Я даже не уверен какой ОНО марки.
– Ясно, ― усмехнулась я, замечая, что его насмешка нервная. Видимо случай действительно тяжёлый. Дело в том, что Коля классный механик, реставратор, инженер и всё что угодно связанное с техникой, особенно с машинами. У него своя автомастерская.
Я окинула взглядом наш двор с беседкой рядом с зарослям терновника и сливовыми деревьями. Это всё Аля, она у нас помешана на садоводстве. С торца дома, вообще целая плантация. Я так даже свой кактус загубить способна. У меня в комнате сколько себя помню никогда не было цветов. Кроме кактуса. Но, он есть пить не просит, сидит себе в своём горшке на моём письменном столе, и цветёт раз в пять лет. Постой-ка… Я внимательнее присмотрелась к беседке, там была ударная установка. Это Колина установка.
Миша, неуверенно потёр шею и опередил мой вопрос о барабанах.
– Слушай… помнишь с нами девчонка играла?
– Заранее отвечая на твой вопрос: мой ответ ― нет, ― открестилось я сходу. Знаю я, знаю. Он ещё перед Лериным выпускным… за полгода до него, начал кипишевать.
– Так вот, Лерка после выпускного, и из группы тоже свинтила.
– Даже не начинай, Миш, ― осекла я, грубее чем хотела. ― Нет. Я не стану находиться с…. ― осеклась. Это не то что стоит говорить вслух. ― В общем, нет.
Миша в отчаянии всплеснул рукой с разводным ключом.
– Чёрт, Тори! Ну хотя бы ненадолго.
– В чём проблема, я не понимаю? Коляна попроси.
– Ты как себе это представляешь? ― хмыкнул Миша, ― Ему 24 года. Он имеет свойство работать семь дней в неделю по двенадцать часов в день.
Я покачала головой.
– Это не ко мне! Это к профсоюзу! Общепринятая норма…
– Тори! ― перебил он, умоляюще на меня смотря, ― Ну пожалуйста. Хотя бы до тех пор пока Раф не найдёт достойную замену!
– С какого вообще перепуга Гордеев ― фронтмэн, а не ты? ― изумилась я.
– Хм. Ну давай подумаем, ― Миша постучал пальцами по губам, прибывая в раздумьях, ― Он автор стихов. Он композитор. Он солист. Он долбанный диктатор, и чаще всего мне просто хочется дать ему по роже, но в организационном смысле, это плюс. Мне продолжать?
Кажется я потеряла свою челюсть где-то в шоке. Вот так ни тебе фанфар! Я думала… я была чертовки уверенна, что Гордеев просто солист, что всё пишет Лера. Хотя я клянусь, за два года ни разу в живую не слышала их, так, маленькие отрывки в исполнении Миши. Стоит мне проявить малейший интерес и произойдет следующее: Миша всю душу из меня вытрясет но, чёрт побери, заставит играть в группе. Ещё и Коляна подключит. Хотя, тот скорее просто рассмеётся над ним. Для моего крёстного, не секрет какой я могу быть упёртой злющей фурией. Боже мой, я до сих пор в недоумении как Миша, смог сладить с Гордеевым? Это клянусь из разряда фантастики. Они же противоположны друг другу точнее, чем рельсы. Не понимаю. Но это открытие, вообще за гранью реальности! Гордеев ― поэт! Ущипните меня.
– Тори…
– Достаточно, ― процедила я, предостерегающе.
И я ненавижу этот его взгляд. Отказывать Мише сейчас, всё равно, что у ребенка конфетку отобрать. Я телепатически умоляла Солу прийти и спасти меня от этого разговора. Как будто это работает!
– Тори, мы оба знаем, что больше ты нихрена не умеешь, а вот рок у тебя в крови! У тебя батя рокер…
– Ты сам знаешь, что это не основной его род деятельности.
– А то, что дед Женя был легендой хард-рока, Царство ему небесное, ― добавил он машинально. ― не в счёт, что ли?
Давай Сола! Где же ты? Я, кажется, вот-вот собираюсь накричать на самого доброго, весёлого и милого парня, которого когда либо знала. Чёрт!
– У тебя есть то, что не каждому дано. У тебя есть талант! Какие ещё тебе нужны аргументы? ― возмутился Миша.
– Я толком и не слышала не одной из ваших песен. Без обид! ― выставила я ладонь и обхватила плечи руками. Дерьмо! Мне приходится защищаться. Плохой знак. Плохой! Меня заносит. Я приложила руку ко лбу и закусила щёку изнутри.
– Я не хочу париться всю жизнь, сожалея об упущенном. ― он вздохнул смотря под ноги. ― Эта группа ― всё что у меня есть. Я вижу будущее в этом. Ни в чём кроме этого. Ты же знаешь, что мы хотим вывести её на новый уровень. И можем это сделать! Просто там кое-чего не хватает. Маленький кусочек пазла, но всё же без него картина не будет полной. Тори… пожалуйста. Это и твой шанс тоже. Я же знаю, что ты и сама хочешь такого будущего. Так чего ты боишься?
Опасно!
– Не троньте, нахрен, моё будущее! ― прокричала я, в окно.
Миша опешил и уронил руки по швам. Давненько он меня такой не видел. Пару лет пожалуй точно. Всё имеет свойство возвращаться на круги своя. Особенно, я. Дыхание сорвалось и кровь отлила от моего лица. Я почувствовала привкус метала во рту.
Будущее, для меня такая же неизвестная переменная, как тёмная сторона луны. Это не то о чём я могу говорить. Это то, о чём я думать-то едва могу. Как я могу смотреть вперёд из-за занавеса ежедневной внутренней борьбы и грёбанной драмы.
Я отшатнулась от окна, восстанавливая дыхание. Пробуя разные техники дыхания. Ничерта не помогало.
Я спустилась вниз на кухню. Маман всё равно дома нет, прятаться от злой колдуньи незачем. Хотя теперь, это скорее она от меня прячется. Раньше, я боялась её. Не знаю… я как только впервые увидела её, там в девять лет, клянусь, едва не зарыдала от страха, и неожиданно для себя бросилась к отцу, наплевав на боль и капельницы торчащие из меня. А теперь же она боится меня. Что интересно она думает? Что я воткну ей вилку в глаз при первом же удобном случае? Не отказалась бы.
Солы ещё не было. Аля тоже ещё не вернулась. Я одна. Совершенно. Взгляд прошёлся по кухне. Тишина… Заварила себе кофе, чувствуя себя измотанной. Аля пришибёт меня, если узнает, что я пила растворимый кофе, поленившись сварить нормальный. Но мне лучше этого не делать, за убежавший на плиту кофе, Аля меня точно по головке не погладит. А он убежит, он всегда убегает. На кухонном островке лежал нож и струны, аккуратно замотанные в круг и украшенные бантиком. Ориентировочно, фирмы Ernie Ball. Ориентировочно с серебряно-никелевой обмоткой. Откуда это?
Покрутила нож в руке. Шум в голове усилился, пробиваясь сквозь туман от препарата. Чувствую себя скверно. В самом деле, не хорошо. Это может быть очередным рецидивом. Меня не на шутку бросает, я не могу сконцентрироваться. И снова эти уродские слёзы накатывают и душат меня. Было стрёмно из-за Миши, зря я так с ним. Какая-то часть меня хотела сбежать, как какая-то трусиха. В последнее время я часто так делаю. Я не решаю проблемы, я сбегаю от них. Я не умею сталкиваться с ними лицом к лицу, не умею справляться с людьми. Я могу заткнуться или взбеситься и устроить ошеломляющую по масштабам психованную сцену, а потом сгорать и страдать от стыда и вины, за своё больное дерьмо.
Да, как же я замаялась…
Когда всё это кончится?
«Никогда…» ― шепнул проклятый шум в моей голове. Я не слышу голоса, нет. Я слышу шум, но этот голос не посторонний, он только мой собственный, внутренний голос ― моё эхо мыслей, медленно шепчущее мне о том, что я ничтожество. Эта мысль так и крутится в голове уже несколько дней. Я не в порядке 365 дней в году, я привыкла, смирилась, научилась как-то жить с этим. Клянусь, я стараюсь, но этого не достаточно. И всё становится хуже. Чем старше я становлюсь, тем сильнее прогрессирует это дерьмо. С каждым днём, часом, минутой…
Я ощутила смыкающееся кольцо оцепления вокруг себя, я чувствую… чувствую себя в ловушке. Ощутила себя в тесных объятьях Злого Духа ― мрачного демона моей вселенной. Он тенью гладил меня по голове, шепча мне слова, что я не хочу слышать, а в руках его зажато моё сердце, оно чернеет от этого объятия… Я словно родилась на чужой планете. И я хочу кричать от этого отчаяния. Хочу бежать от этого проч.
Блеск стали, завораживает, бросает мне вызов, на фоне моей безграничной бесполезности. Мне прямо сейчас стоит поторопиться и найти смысл. Пока не пришлось искать долбанный свет. Я почти вменяема, раз отдаю себе в этом отсчёт. Почти. Мысли путаются, но медленно. Паники нет, но это может быть обманчивое затишье перед бурей. Я кинула взгляд на шкафчик, где Альбина хранит мои препараты. Поднявшись, открыла его, находя взглядом свои таблетки и бета-блокатор. Когда антидепрессанты дают сбой, можно спастись транквилизатором. А можно превысить дозировку и спастись насовсем. Эти мысли испугали меня. Тёмная лапа демона смерти тяжело и сильно сжала мои внутренности. Вызывая трепет и боль одновременно.
Телефон отчаянно зазвонил. Я выронила нож на гранитный пол, подпрыгнув с перепугу.
– Чёртов мобильник! ― выругалась я и провела ладонью по лицу. Я вспотела. Я даже не заметила дрожи в теле, словно я была вне тела некоторое мгновение назад. Нервно достала телефон из лифчика. Когда я успела его туда запихать? Хм. Привычка. Раньше, когда я прибывала во всех этих клиниках, телефон приходилось прятать. Это был запрещённый предмет. Я люблю всё запрещённое. Большинство из запрещённого.
Я наконец посмотрела на дисплей. Не знаю этот номер. Я сбросила вызов, но он повторился и я ответила на звонок.
– Да?
– Хау[19]19
Привет (навахо)
[Закрыть].
Я задохнулась от низкого тихого голоса.
– Константин.
Отец шумно втянул воздух.
– Ладно, я это заслужил, ― усмехнулся он опечаленно, ― Тониктика хи, макки?[20]20
Как ты, детя? (навахо)
[Закрыть] ― я молчала. Я кажется дар речи потеряла. ― Как дела?
Прекрасный вопрос. Я перевела дыхание и подняла нож с пола. Уселась за островок, вертя лезвие на свету.
– Отстойно. А, я? Соответствую.
Повисло молчание. Я потёрла виски запястьями. Проклятый шум, напоминал мне проповедующую машину, внушающую мне свою дерьмовую сентенцию.
– А так?
Нож исчез из моей руки. Я в шоке устремляю взгляд через плечо. Думала, что выроню телефон. Теперь думаю, как бы не угробить его прямо в руке. Кажется панель смартфона затрещала под сжатыми пальцами. Или это в голове?
– Тебе нельзя здесь находиться, ― процедила я. Голос кажется стальным. Но это не так. Всё не так. Я скучала, чёрт побери! Всегда. Сильно, отчаянно сильно…
– Только потому что ты до сих пор зла на меня?
Он как-то спешно сел напротив и подпёр подбородок рукой. Я еле успела заметить, что-то громоздкое и тёмное, что он положил на колени, пряча от моего взгляда, под столешницей. Он смотрел на нож, так же как и я, любуясь бликами света. Так же как и я….
– Как минимум потому что моя мать ― Королева Зла! ― выплюнула я язвительно, ― И не только на тебя!
Он, кажется, знает меня лучше меня самой. А может ему тупо наплевать, но он не отреагировал на мой яд.
– Твоей матери здесь нет, Тори.
Он отложил нож в сторону и внимательно посмотрел мне в глаза. Это он дал мне такое прозвище… Сердце болезненно сжалось.
– Её никогда и не было.
– Зато есть я и у меня кое-что есть для тебя.
– Ничего из того, что мне нужно.
Отец усмехнулся и протянул мне над столом гитару, держа за основание грифа. У меня дыхание перехватило…
– Святое небо… Это не честно! ― я вскочила с места. Я боролась с эмоциями, но у меня не получалось. ― Не честно! Ради Бога, это что, Gibson Les Paul? ― мой голос сошёл на рваный шёпот. Я с благоговением протянула руки и прикоснулась к чёрному, сверкающему глянцем, инструменту. Перехватила гитару, за гриф, придерживая за корпус. Что-то внутри меня замурлыкало от удовольствия.
– С днём рождения.
Метнула в отца взгляд, сама не ведая, что означающий.
– Даже не надейся, что ты будешь прощён так просто, ясно?
Я сломалась. Он знал, как оставить меня беззащитной, маленькой и сломанной. Я опустила взгляд. Одинокая дурацкая слезинка пересекла моё лицо. Но, чёрт бы меня побрал, я улыбаюсь. Горько, больно, но чуть-чуть счастливо. Я позволила себе это крохотное освобождение. Я не хотела ему грубить или отталкивать его.
– Не обольщайся, ― предупредила я, сквозь слёзы, ― Запомни этот момент, ибо через мгновение я снова тебя возненавижу!
Он рассмеялся.
– Когда-то было иначе?
Я прошлась по струнам, что без подключения к усилителю, звучали металлически, но у этого инструмента есть душа. Ни у кого в радиусе пятисот метров такой нет. Даже у меня. Особенно у меня. Думаю это именно то, что я искала. Gibson Les Paul Standard ― это гитара-идол. Точка. Инструмент-святыня, с клеймом невинности на душе. Я взглянула на струны, что лежат на кухне и решила использовать струны, по их непосредственному назначению. Раскручивая колку, на грифе, потянулась за мотком струн.
– Знаешь, человек приобретает устойчивую память в среднем в возрасте четырёх лет, ― я прочистила горло, и посмотрела на отца, распутывающего струны, он подал мне одну. ― Мне было девять, когда я узнала своё чёртово имя, не так ли? Хм, не сходится. Так что рискну предположить, что да ― когда-то было иначе, просто я не помню этого. ― съязвила я, собирая по кусочкам своё сокрушённое ― «Я».
Он ничего не ответил на это. Да и что он может сказать? Если бы он тогда не отправил меня к матери, этого бы не случилось. Впрочем, зная себя, не это, так случилось бы что-нибудь ещё. В тишине, я поочерёдно сменила струны, тут же отстраивая. Посмотрела на Костю.
– Где Хэн-йэту? ― спросила я не увидев с ним ворона-нагваля. Тотемное животное, тайный проводник и наставник, Хэн-йэту, значит «ночь». Второе имя ― Чэнкууоштей ― «хорошая дорога». Ворона-хранительница, всегда в свободном полете и в то же время навечно бесконечно привязана к своему приемнику, всегда возвращается. Удивительная божественная, мистическая связь.
Он сильно стиснул челюсть прежде чем ответить.
– Где угодно. Испытаешь? ― кивнул он на гитару.
Я окинула отца небрежным взглядом. Двухдневная щетина. Солнцезащитные очки «Авиаторы» на макушке. Неизменная чёрная кожанка. Тёмно-медные волнистые пряди, как всегда торчат в разные стороны, и он явно не стригся тысячу лет, чёлка оставляет глаза в тени. Глаза, в которых можно увидеть затмение. Типичный рокер, сказала бы средних лет, однако, ни за что не дашь ему сорок лет. Если бы не щемящая тоска в глазах и пара мимических морщинок… Да ему и тридцати пяти-то не дашь. Какие, чёрт побери, молодильные яблоки едят мои предки?
Я чувствовала, что он хочет ко мне прикоснуться. Расстояние не позволит ему этого сделать. И я не о том расстоянии, что можно преодолеть в пару шагов. Я о том расстоянии, которое преодолеть поможет только чудо. Я не знаю могу ли верить в чудеса. Меня не научили верить. Меня учили терпеть боль и поражения. Учили искусству жестокой психологической драмы. И преуспели в этом. Я потерялась в этом грёбанном драмтеатре. Пропала без вести.
– Тори! ― прокричала Сола откуда-то из холла, ― Где ты есть, именинница моя?
Ух ты. Походу придётся познакомить её со своим отцом.
Он вопросительно улыбнулся. Он тяжело улыбается. Тяжело для меня.
Никогда не была социопаткой или социофобкой. Ну в основном не была. В зависимости от настроения. Просто общалась не с теми, с кем было бы лучше для моей ненормальной головы. Кажется он немного напрягся. В его глазах вспыхнула тревога.
– Подруга?
– Угу, ― кивнула я и крикнула ей: ― Сол, я на кухне!
– Сол? ― удивился отец.
– Солярия. Сола ― это сокращение.
– Необычно. Как всегда.
Я нахмурилась, без понятия о чём он вообще.
– Что это ещё значит?
– Тебя всегда окружают необычные люди, ― произнёс он задумчиво.
– Да, особенно вы с маман, охренеть, какие необычные.
Он вздрогнул. Ну, вот кажется я возвращаюсь в свою зону комфорта.
– С кем ты раз… ― Сола чуть не споткнулась. Она точно не ожидала. ― Ой. Здравствуйте.
– Знакомься ― Константин Евгеньевич Смолов, ― представила я смотря на него.
Мой отец.
Но я не могу сказать этого вслух. Слишком сильный барьер. Слишком много обид и разочарований. Они могут вырваться наружу, если я произнесу это вслух. Наверное. Не знаю. Он всё усложнил своим появлением. Снова.
– Мой отец… ― прошептала я. Я зажмурилась на секунду. Открыв глаза увидела, что он всё ещё смотрит на меня.
– Сола.
Отец всё ещё смотрел на меня. Ещё пару секунд и посмотрел на Солу.
– Очень приятно, Сола.
Она заметно расслабилась в плечах. Это обращение ей удобнее. И чего она так ненавидит своё имя? Что за загвоздка? Хотя… кто бы говорил вообще о загвоздках. О, особенно с именем!
– Взаимно, Константин Евгеньевич. ― кивнула Сола, немного смущённо улыбаясь. Мой отец чуть-чуть скривил нос и прищурил один глаз, от чего его небритую физиономию комично перекосило. Он не фанат фамильярности.
– Можно просто Костя, ― улыбнулся он. Сола удержала себя в руках, не выказывая удивления, кивнула и уставилась на гитару.
– А она красивая, ― вынесла вердикт подруга.
Оторвав глаза от гитары, я поймала встревоженный отцовский взгляд.
– Она совершенна, ― согласилась я, слабо улыбнувшись, ― Спасибо Кость. ― Наверное не стоило называть отца по имени при Соле, звать отца по имени, это нечто конечно. Он улыбнулся в ответ и улыбка дрогнула. Сола медленно перевела на меня взгляд с неприкрытым остолбенелым замешательством.
– Не сыграешь? ― предложила она и тут же сглотнула и неуверенно взглянула на моего отца. Она видимо чувствует это, струнами протянутое напряжение между нами. Струны нашей кровной связи, критически опасно натянутые.
– Ты предлагаешь мне комбик[21]21
Комбо-усилитель, колонка для вывода звука.
[Закрыть] притащить?
Костя поднялся из-за кухонного островка.
– Он в комнате? ― спросил отец. Не дожидаясь ответа он ушёл и поднялся на второй этаж.
– Тори, ― привлекла моё внимание Сола, ― а ты мне ничего объяснить не хочешь?
Глупо было надеяться, что этого не случиться. Я слишком близко подпустила её. И отпустить уже не могу. Я вздохнула, приобнимая гитару, и посмотрела на подругу. Она заняла барную табуретку рядом со мной.
– Ну, я думаю, за два года, ты уже поняла, что я…. ― сумасшедшая…― Что всё не так просто со мной, да?
Сола только кивнула в ответ. Боже, как я собираюсь объяснить ей, что есть целый чёртов список слов и вещей которые являются спусковыми крючками для моей головы. Есть такое о чём я даже мысленно открещиваюсь. Такие курки неумолимо запускают механизм самоуничтожения.
– Я могу обращаться к родителям только по именам, и никак иначе.
Сола в искреннем изумлении распахнула глаза ещё шире, походя на персонажа анимэ.
– Что… совсем?
Я не могу этого обосновать. Мне просто нечем, я сама не понимаю, почему всё это происходит со мной. И не могу обещать, это не совсем от меня завит, но… Когда-нибудь… хм, возможно, когда-нибудь, я смогу объяснить ей всё это. Когда-нибудь, когда я сама смогу понять, как это в точности работает. Когда я переступлю через себя и позволю какому-нибудь доку, залечить мне про свет во тьме. Когда-нибудь…
– Никогда, ― усмехнулась я невесело, параллельно отвечая на вопрос Солы. Она так быстро потянулась ко мне, что я не успела отреагировать.
– Что за ерунда, он сюда не идёт, ― Сола быстро сдёрнула бандану с моей шеи. Увы, узел был непрочный.
Она втянула воздух и на мгновение её карие глаза расширились раза в три. Во взгляде заметались вопросы. Дерьмо. Я бы не хотела, чтобы она это видела. Рубец, в десять сантиметров ещё розоватый, после коррекции, пересекает шею в артерии. Сола не знает, что именно произошло. Я девятьсот тысяч раз пожалела, что написала ей тогда. Не знаю, что на меня нашло, но думаю, это всё наркота и обезболивающие которые мне тогда кололи в больнице. Я не могла нормально объяснить ей, а потом я перестала выходить на связь, ощущая кучу дерьмовых эмоций. Поймёт ли она меня? Примет ли назад? Как будет смотреть на меня?
– Я отпустила тормоз, ― ответила я сразу на все её вопросы. Клянусь, у меня почти инсульт случился. Она ничего не сказала на это, лишь неспешно кивнула пару раз. Да и что она может сказать? Дать мне по башке и сказать мне какая я больная дура? Не секрет.
Костя спустился вниз со своей старой электрогитарой в руке. Где он нашёл её? Она же была под кроватью! Он лишь заглянул на кухню, но не пошёл к нам.
