Текст книги "За Кубанью (Роман)"

Автор книги: Лазарь Плескачевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

– Такие красавцы, как ты, – Улагай приподнялся на стременах, – честь и слава адыгейского народа. Произвожу этого молодца в унтер-офицеры. Ибрагим, выдать серебряную сбрую, а в награду – двести рублей. Переодеть!

Через минуту новоиспеченный унтер-офицер предстал перед Улагаем в полном параде.

– Как зовут? – отрывисто выкрикнул Улагай.

– Мурат, зиусхан.

– Пойдешь в добровольцы?

– Так точно, зиусхан.

– Почему сразу не шел? Большевики нравятся?

– Никак нет, зиусхан, большевиков никогда не видел. Детей куча дома. О них думал.

– Молодец! – рявкнул Улагай. – Так и нужно! Пусть старшина позаботится о детях тех, кто идет сражаться за родину. Конечно, за счет тех, кто изменил народу и снюхался с красными.

Вот те раз! Родной брат Мурата, Индар, уже полгода в Красной Армии. Уходя, просил: побереги, Мурат, моих детей, а я за землю повоюю. Но размышлять некогда: корнет подал команду, и новоиспеченные добровольцы зашагали в отведенное для них помещение.

Через час Мурат прощался с женой и детьми.

– Как ты мог? – только и спросила она.

Молчал Мурат. Что тут скажешь? До сознания еще не дошел весь ужас содеянного, но понимал – произошло нечто непоправимое.

А теперь вот сидит среди других на крыльце Совета, виновато потупив глаза.

– Можешь поговорить с людьми тут, – советует Умару Рамазан, – Это совсем не обязательно – за столом сидеть.

Умар доволен: на свежем воздухе толковать куда лучше.

– Ну что там у вас? – обращается сразу ко всем Умар.

Мурат встает. Он почти недосягаем для взглядов.

– Сядь, не ломайся, – сердится Умар. – Не перед Улагаем…

Напоминание об Улагае действует.

Мурат кусает губу.

– Как с землей будет? – угрюмо спрашивает он.

– Хватился! – Умар зло глядит на Мурата. – А что насчет земли говорил Улагай?

Мурат еще больше хмурится. «Сколько можно попрекать!» – хочется сказать Рамазану, но он молчит. А Умар не знает меры.

– Можешь распахать свои лычки, – советует он. – Унтерские…

– Я не про свою, – уже не скрывая злости, уточняет Мурат. – Ты же знаешь – Индар убит, его жена умерла, а малышня – мои племянники – у моей жены. Землю его при белых Измаил запахал…

– Может сам и ухлопал Индара, – продолжает кипятиться Умар.

Мурат возмущенно откашливается: это уж слишком!

– А Измаил действительно захватил землю Индара? – интересуется Рамазан. Таким деликатным образом он пытается направить внимание нового председателя на самое существенное.

– Он обещал давать часть урожая сиротам, – уточняет Мурат, – но не давал ни шиша – ведь Индар сражался на стороне красных.

– Сколько же у тебя теперь душ? – обращается Максим к Мурату.

Гигант морщит лоб. что он, считал их? Бегают себе.

– Кажется, одиннадцать. Нет, постой, с бабкой двенадцать.

Все молчат.

– Натворили делов эти улагаи… – вздыхает Мурат.

– А ты-то чем думал? – уже спокойно спрашивает Умар.

– Задницей, – откровенно признается бывший унтер.

– Советская власть вас всех простила, отпустила домой, значит, и насчет земли на вас закон распространяется. А землю племянников тебе вернем сейчас же. Сегодня! Вместе с урожаем, который собрал за все эти годы Измаил. До зернышка. Когда будем распределять землю, получишь и на свою семью, на всех. Сразу помещиком заделаешься, – шутливо заканчивает Умар.

– Это правда? – Мурат от волнения вскакивает на ноги, теперь его опять не разглядеть.

– Вполне. Не уходи, сейчас все и уладим. – Умар просит милиционера, все того же Тембота, привести в Совет Измаила.

– А как будем землю делить? – спрашивает кто-то.

Умар вкратце рассказывает о том, какая земельная реформа предполагается в ауле.

– Когда же? – схватываются все сидящие.

Максим смотрит на этих людей: лица их светятся надеждой. Каждый чувствует себя неловко – почти два года сражались, переносили лишения, рисковали головой, и вдруг выясняется – стояли не на той стороне, своих били, против себя же шли. Но разве они виноваты? Если б им тогда все как следует объяснили… А впрочем, может, слова бы тогда и не помогли: есть узлы, которые может разрубить лишь один судья – время, жизнь.

– Когда? – Умар вздыхает. – Сами знаете, кто в лесу стоит и чью сторону держит. Через день-другой соберемся на сход, сообща обдумаем, как быть. И вы подумайте, как все это лучше провернуть, чтобы Алхас не помешал.

Бывшие белогвардейцы поднимаются, прощаются и расходятся в разные стороны. Остается Мурат.

Появляется Измаил. Выслушав Умара, удивляется:

– Вот дела! Только сейчас собирался зайти к Мурату, чтобы посчитаться. Пойдем, дорогой, рассудим по– соседски.

– Мурат, закончишь расчеты, приходи ко мне, – просит Умар.

Под вечер Мурат заходит к новому председателю. Умар невольно улыбается – человека не узнать.

– Я вижу, Мурат, ты в последнее время поумнел.

Мурат смущенно подтверждает: да, кажется, вся дурь улетучилась.

– Тогда подожди-ка минутку.

Умар, Максим и Рамазан переходят площадь, заходят в дом корнета Едыгова. Бойцы уже успели навести кое-какой порядок: на подоконники навалены мешки с песком, забор украшен кружевами из колючей проволоки, несколько мотков которой валялось во дворе.

– Правильно, товарищи, – одобряет Максим.

Расхаживая по двору, Умар излагает Рамазану и Максиму свои соображения. Отряд создать можно. Но самое трудное – командовать им, умело вести оборону. Хорошая голова отряду нужна, знающая, смелая, честная.

Рамазан догадывается, о чем дальше пойдет речь. Хорошо, когда человек горяч, но справедлив.

– Что ж, поговори с Муратом, – решает он. – Я «за».

– Э, Мурат! – кричит Умар, высунувшись из калитки. – Сюда! – Он без предисловий делится своими планами. – Теперь решай сам. Согласен – сразу приступай к делу, нет – поищем другого.

Мурат не на шутку задумывается. На память приходит последний бой: лежит он с винтовкой, устало глядит на перебегающую цепь красных. «Огонь!» – дерет глотку офицер. Мурат палит в белый свет. Сдаться бы… Нет, страшно. И он улепетывает вместе с другими. Так домчались до Сочи. Потом свалили оружие в кучу и строем отправились в сортировочный лагерь. Решил никогда больше не брать в руки винтовку, ни за что… Но, выходит, без винтовки нормальная жизнь не наладится.

Умар не торопит, понимает: не просто это – из огня да в полымя. Из двух братьев остался он один. И какая семья на шее!

– Что ж, – голос Мурата тверд, – воевал по дурости, теперь всерьез повоюю.

Умару хочется обнять Мурата. А Мурату хочется обнять всех этих людей, которые так хорошо его поняли. Но их лица ничего этого не выражают. Разве что глаза поблескивают ярче обычного.

Скоро сядет солнце, надо покормить гостей. Но Максим затвердил одно – прежде проведаем Дарихан с детьми.

Дарихан выходит навстречу, спокойная и приветливая, как всегда. Ее знакомят с Рамазаном.

– Скорее за стол садитесь, – приглашает она.

Биба тут как тут.

– Приходите с Рамазаном ночевать в нашу кунацкую, а у Дарихан останется женщина, так велел Лю.

Наконец-то Сомовой удается познакомиться с бытом бедного адыга. Домик Ильяса сильно отличается от жилища Салеха. Правда, и здесь чисто и уютно, но почти все, что видит глаз, самодельное, домотканое. Все девчонки в платьицах из домашнего полотна, лишь хозяйка в темноватом ситцевом одеянии до пят.

– Так и зимой ходят, – говорит Максим. – Только набрасывают на голову платок. Почти ни одна горянка не имеет пальто.

На белых стенах – вышитые простенькими узорами небольшие полоски материи, над комодом – искусно разукрашенное геометрическим орнаментом панно. Стол накрыт небогато, но видно, что гостям подносят все самое лучшее… И с таким радушием, с такой любовью! Сердце Сомовой болезненно сжимается, от горького воспоминания кусок не лезет в горло: «Как я могла тогда так опростоволоситься?»

– Здорово я тогда ошиблась, – говорит Рамазану Сомова. – И все же больше, виноват Зачерий. Разве могла я тогда сразу во всем разобраться? А ему все было ясно с самого начала. Уверена, что его сверхреволюционное фразерство – маска.

– Зачерий, конечно, виноват, – согласился Рамазан. – Я его еще не раскусил. Быть может, действительно за его сверхреволюционными фразами прячется что-то другое. Я всегда отношусь с недоверием к людям, которые хотят быть революционнее самой революции. Но и вас, Екатерина, не оправдываю. Если бы вы попали в русскую деревню, как начали бы действовать?

– Ну, там проще, – вздохнула Сомова. – Зашла бы в первую попавшуюся завалюху и разговорилась.

– Вот видите. А в ауле растерялись. Да что уж теперь…

После ужина мужчины уходят к Лю, а Сомова остается с женщинами. С трудом они находят общий язык – помогает Биба. И где она успела нахвататься русских слов? Чешет без запинки.

– Ильяс и мухи не обидит, – говорит Дарихан, а переводит Биба. – Этот проклятый Салех нарочно все подстроил…

Вскоре Биба убегает домой – как-никак и у них гости. Но к Рамазану и Максиму не подступиться – с ними ведет обстоятельный разговор Лю. Наконец и он возвращается в дом. Теперь гости одни. Биба прошмыгивает в двери и крадется по двору.

Чу… кажется, ее зовут. Так и есть. А, это Аюб. Жаль, что не один. К счастью, его дружок отходит к калитке.

– Биба, мы должны… – начал было Аюб.

Биба перебивает его:

– Немедленно возвращайся домой, тебе ничего не будет. Тут Максим. Понял? А когда придешь, все решим…

– Биба… – Аюб протягивает девушке руку.

– Я сказала: иди! Пока ты в банде, нам не о чем разговаривать. Возвращайся домой! Завтра же!

Все утро Биба ходит веселая. Она уверена, не сегодня завтра Аюб покинет банду и решится наконец ее судьба. Не пожалеет ли она? Нет, Аюб – паренек серьезный. И любит ее. С кем бы поделиться своей тайной? Мариет для этой цели не подходит – слабовата на язык, Рамазан – чужой.

– Аюб скоро вернется, – тихо говорит Биба, сливая Максиму воду из ярко начищенного медного кувшина.

– Он был здесь? Вчера?

Биба краснеет.

– Почему не послала ко мне?

– Ты был не один, и он не сам приходил.

Максим трет щеки ледяной колодезной водой.

– Лей на затылок и спину, – просит он. – Великое дело – холодная вода поутру. Кто с ним был?

– Ибрагим. Такой крупный, с усиками… Глаза нехорошие.

– Почему не послала Аюба ко мне? Большую глупость сделала.

Но Биба уверена – Аюб послушается ее.

Весел сегодня и Умар. Вдвоем с Муратом они вербуют бойцов для отряда самообороны, дело идет успешно. Пока что ни одной осечки. У каждого «случайно» обнаруживается винтовка, несколько гранат, сколько-то патронов. Отговорился один Лю, его довод известен: ни во что не вмешиваться. С ним, впрочем, говорили недолго.

Самую важную новость принес Меджид-костоправ. Обойдя здание сельсовета, он заглянул в открытое окно председателя. Увидев Рамазана, поманил его пальцем. Не долго думая Рамазан выскочил в окно – старый человек не станет зря тревожить приезжего, да еще «комиссара», как тут все называли представителей исполкома.

– Ты сын Шумафа? – спросил Меджид, внимательно оглядев собеседника. Рамазан подтвердил. – Я хорошо знал твоего отца. Большой силы был человек. И ты, говорят, в него.

Рамазан смутился. Покраснел.

– Я буду рад когда-нибудь заслужить эту похвалу, – пробормотал он. – Но боюсь, мне это не удастся.

– Я позвал тебя, конечно, не для того, чтобы вести пустой разговор. – Меджид вдруг перешел на шепот. – Ты умеешь хранить тайну? Сейчас сообщу кое-что. Согласен?

Рамазан заверил, что его тайна будет сохранена. И Меджид повел его… к уборной. Рамазан терпеливо следовал за ним, лихорадочно соображая, что все это может значить.

– Посмотри… – попросил Меджид, приоткрыв дверь уборной.

Старый шутник! Рамазан даже разозлиться не в состоянии: аульские остряки совсем потеряли чувство меры. Но лицо Меджида свидетельствует о том, что шутить он вовсе не собирается. Подавив улыбку, Рамазан входит за ним в уборную.

– Посмотри в щель. Что видишь?

Лицо Рамазана сразу становится серьезным. Щель велика, увидеть можно все, что делается в соседнем дворе. И услышать.

Меджид уводит Рамазана в сторонку.

– Вот так я зимой стоял в своем домике и застегивал штаны, как вдруг услышал голоса. Посмотрел: деникинцы тащат в сарай тяжелые ящики. Очень тяжелые, несут и ругаются. Ими командовал Ибрагим, тот, что одевал погоны на нашего дуралея Мурата.

– На чей двор выходит уборная? – спрашивает Рамазан.

– Салеха.

– Может, потом унесли?

– Это известно аллаху. Но ведь и я еще не оглох.

– Спасибо, Меджид.

Рамазан шепчется с товарищами. Решают: не терять ни часа. Умар, Мурат, Сомова, Максим, четверо красноармейцев и десяток бойцов из формируемого отряда самообороны подходят к воротам Салеха.

– Кто там? – Это голос жены Салеха, Чебохан. Сомова узнает его: как-никак знакомая…

– Открой!

– Мужа нет дома, ушел в поле. Что вам нужно?

Вопрос – ответ, вопрос – ответ… Наконец Умар взрывается:

– Открой, ведьма, обыск…

Защелка отодвигается, они вваливаются во двор. Мурат выставляет у сараев караулы и вместе с Умаром обыскивает саклю. Нигде ничего подозрительного. Чебохан стоит подбоченясь.

– Что вы ищете?

Ей не отвечают. Максим простукивает пол, стены. Простукивается стена под ковром. Умар приподнимает его и находит маленькую дверцу. В тайнике огромное богатство – золотые монеты, вещи, драгоценные камни, золотая посуда.

– С этим потом, – распоряжается Умар.

Оставив возле тайника бойца, он направляется к сараям. На одном – огромный замок. Ключей у Чебохан, разумеется, нет. Ломик и топор открывают двери. Наглец, он даже не закопал их – ящики слегка притрушены соломой. Ну и тяжелые: даже Мурат вспотел. Что в них?

Умар велит запрячь лошадей: ящики переезжают на новое жительство – в дом корнета Едыгова. В усадьбу Салеха направляется Магомет. Старый служака в присутствии понятых пересчитывает деньги и драгоценности, составляет обстоятельный протокол. Акт о содержимом ящиков будет составлен особо.

Над ящиками колдуют Мурат и Максим. Ура! Три ручных пулемета, гранаты, десяток винтовок, патроны. Откуда-то появляется ветошь, идет лихорадочная работа – детали освобождаются от заводской смазки и ложатся на уготованные им места. Через какое-то время все три пулемета собраны.

– Испробовать бы их, – загорается Максим. – Прямо с завода. С английского, не какого-нибудь. Но не стоит поднимать шум: как бы Алхас не всполошился раньше времени.

Через несколько дней снова собирается сход. Решено, что бойцы отряда выстроятся во дворе дома Едыгова, оттуда выйдут колонной, промаршируют по площади и займут основные въезды в аул.

Утром, накануне схода, в аул заезжает Зачерий. Совсем другой Зачерий, как будто родился заново. Жмет Умару руку, поздравляет.

– Я рад за тебя, друг, уверен, что мы найдем общий язык. Править людьми не так-то просто, ты еще многого не знаешь…

Умар приветлив с Зачерием – ему говорили, что это именно он предложил Салеху освободить из подвала Ильяса. Дружеский тон Умара тотчас вызывает у Зачерия ответный отклик. Он плотнее закрывает дверь и переходит на шепот.

– На этом месте можно и счастье найти, и голову потерять. Разве хорошо семье Нуха? Подумай. Я вернусь через несколько деньков, когда уедут комиссары, поговорим.

Ошеломленный такими откровениями, Умар молчит. «Они», «мы»… Что это значит? Конечно, он не большевик, не «комиссар», но отделяться от них не собирается. В это время в дверях появляется Максим. Зачерий бросается ему на шею, как брату.

– Сделал круг, чтоб сюда заскочить, – сообщает он. – А где Рамазан? Перед моим отъездом твой начальник попросил вручить вам обоим пакет. Что-то срочное…

Максим вскрывает прошитый суровыми нитками и запечатанный сургучными печатями пакет. В нем отпечатанный на машинке листок и небольшая записка начальника:

«Посылаю копию приказа № 265 от 26 июля 1920 года о формировании караульных частей, рот, полурот, взводов из местного населения и прошу Вас с помощью Рамазана попытаться создать взвод или полуроту в Адыгехабле. Задержитесь на несколько дней, но приезжайте со списками. Командира подберите сами из надежных товарищей. Мы возьмем всех людей на довольствие и снабдим оружием и боеприпасами. Желаю успеха».

Максим спрятал письмо в карман гимнастерки.

– Что загрустил? – ухмыляется Зачерий. – Наверное, начальник в город вызывает? Не очень хочется с аульских шашлычков на кондер? Ничего, Максим, наша жизнь принадлежит народу.

Входит Рамазан.

– Вот с кого мы должны брать пример, – повышает голос Зачерий. – Вот человек, который готов отдать революции все, даже собственное счастье! Приветствую тебя, Рамазан, и восхищаюсь. Привет тебе от Мерем. Она надеется, что ты не задержишься.

– Ты ее видел? – удивляется Рамазан.

– Случайно. Сказал, что буду проездом в Адыгехабле, спросил, что передать тебе…

– Послушай, Зачерий, – перебивает его Максим. – Ты не встречал Ильяса? Помнишь, это тот адыг в буденовке, из-за которого тогда на собрании спор разгорелся?

– Адыгов в буденовках, – усмехается Зачерий, – мне встречать приходилось, не один Ильяс воевал за Советскую власть. А Ильяса после собрания не видел. Значит, еще не нашелся? Не расстраивайтесь, объявится ваш друг, не дух же он. До встречи в городе. Кстати, будьте осторожны – бандиты оживляются. Никак не пойму – воинские части стоят без дела, а бело-зеленые бесчинствуют…

Зачерий крепко жмет всем руки и выходит.

Рамазан сидит задумавшись. Поведение Зачерия все время кажется ему каким-то наигранным, неестественным. Он то льстит, то предлагает свои услуги, то выступает с левыми фразами.

– Почему он вас не любит? – нарушает молчание Умар. Он передает содержание разговора с Зачерием. Рамазан поражен. Что, собственно, Зачерий имел в виду? Но что бы ни имел, дело тут не чисто. Подозрения Сомовой, да и его, не лишены оснований. Конечно, товарищам по работе надо доверять, но проверка иной раз не помешает.

Умар более категоричен.

– Зачерий – сволочь, он определенно связан с Алхасом. Будь я проклят, если это не так. По-моему, он даже родственник Кучука.

Максим ухмыляется:

– Может, оно и так, но одних подозрений мало.

– А родственников у каждого в аулах много, – невесело добавляет Рамазан. – Тебе, конечно, известно, что и у меня есть подозрительная родня. И довольно близкая.

Умар смущенно извиняется – он не собирался бросать тень на кого-либо. Просто уверен, что Зачерий – чужак, вот и все.

Они выходят на площадь, где уже собралось довольно много народа. Собрание начинается необычно. Умар объявляет, что в ауле, как предписано советскими властями, создана караульная полурота под командованием их односельчанина Мурата. Чтобы бандиты не помешали, как это уже было однажды, ведению собрания, он приказывает ей занять основные въезды в аул.

Из ворот дома Едыгова выходит вооруженный винтовками отряд. Это производит сильное впечатление. Одни подбрасывают вверх папахи, другие озлобленно озираются – улетучиваются их последние надежды.

Избирается земельная комиссия, утверждается норма земли на душу, независимо от пола. Рассматривается состав каждой семьи. Спор заходит только из-за бандитов и дезертиров. Решают: тем, кто в эти дни уйдет от Алхаса, выделить землю, как и остальным.

Сразу же после собрания комиссия начинает действовать. Грамотных здесь немного, но людям известен каждый клочок земли. Составляется план передела: что у кого взять, и что кому дать, и как сделать так, чтобы родственники оказались рядом, а земля вдовы Нуха – между участками Умара и Гучипса. Время совершать вечерний намаз, но ни один не выходит из сельсовета. Аллах милостив, уж ему-то известно, что передел земли происходит в ауле не каждый день.

Умару почти не приходится вмешиваться – комиссия учитывает абсолютно все. Он лишь изредка выходит подышать свежим воздухом.

– Умар, – доносится из темноты. К нему подходят двое подростков, что-то шепчут.

– Голуби вы мои! Цены этим сведениям нет, понимаете?!

Один из ребят еще что-то шепчет Умару.

– Хорошая мысль, ребята, поддерживаю. Но надо посоветоваться с Муратом, ведь он командир. Спасибо вам, дорогие мои, ни в коем случае не лезьте на рожон, не рискуйте.

– Не все еще. Наклонись-ка пониже, большой секрет. – Шепот становится едва уловимым.

– А вы не ошиблись? – вскрикивает Умар. – Не может быть.

Подростки скрываются, а Умар долго стоит на месте, потрясенный страшной вестью. Внезапно появляется головная боль. В жизни Умар не знал, что это такое, а сейчас вот затылок словно прикладом огрели – трещит так, что хочется улечься тут же, в пыльной траве. Тяжело вздохнув, медленно переходит площадь, стучит в калитку дома Едыгова.

– Кто? Пропуск?

Молодцы, уже наводят порядок.

– Это ты, Умар? – к калитке подошел Мурат. – Начинаем жить по-военному. Раз человека берут на довольствие, значит, он солдат.

Они входят в дом.

– Нужно выделить комнату для Сомовой. Рамазан и Максим пусть с тобой поживут. Бери винтовку, пару бойцов, пойдем за ними.

– Что-то случилось?

– Ничего. На всякий случай.

Хозяевам Умар объясняет: срочная работа, гости проведут ночь в сельсовете.

– На дороге засада, – объявляет Умар, когда они усаживаются в «штабе» – комнате командира полуроты в доме Едыгова.

– Это точно? – переспрашивает Максим, хотя ему ясно, что Умар не станет среди ночи шутить такими вещами.

– Точно, моя разведка выследила. А ведь она появилась после того, как уехал Зачерий.

– Уверен, что Алхасу и без него известно о нашем пребывании в ауле, – возражает Рамазан. – Неужели ты думаешь, что у него нет здесь своей агентуры?

Умар качает головой – он не так наивен. Но факт остается фактом – до отъезда Зачерия засады не было. Он рассказывает о своих юных помощниках. Ребята увидели засаду еще засветло – бандиты замаскировались в кустах за мостом – в том месте, где дорога ближе всего подступает к лесу. Прождав до темноты, мальчишки подкрались к засаде совсем близко. Они даже узнали голос нашего аульчанина Аюба, сына Нурбия.

Когда Сомова уходит в свою комнату, Умар выкладывает самое главное:

– Ребятки очень надежные, зря болтать не станут. Они уверяют, будто Ильяс в банде у Алхаса. – Голос его срывается, кажется, будто у него началась одышка. И у остальных перехватило дыхание. Первым приходит в себя. Максим.

– Выдумки, – твердо произносит он. – Что ему там делать?

– По аулу слух об этом пронесся еще утром, – сообщает Мурат. – Не поверил, потому не стал вам передавать.

– Может, испугался ареста? – предполагает Рамазан.

– Если б ты знал Ильяса, – укоризненно замечает Максим, – никогда не сказал бы такое. Это бесстрашный человек. Видимо, ты был прав, когда предположил, что он встретил кого-то в городе. Но кого?

Молчание затянулось, все думали об одном – какое влияние эта весть окажет на жителей аула.

– Как же теперь? – вырвалось у Умара. – Ведь завтра – передел.

– А что изменилось? – с несвойственной ему запальчивостью выкрикнул Рамазан. – Идет бой, одного бойца не стало, остальные ведут огонь. Разве не так, Максим? Мы будем делать свое дело, даже если под нами задрожит земля.

На сон остается совсем мало, рассвет встречают в поле: помогают комиссии перемеривать землю. Здесь весь аул. Многие уже заготовили новые межевые колышки, впрягли лошадей в плуги: перепахивать старые и нарезать новые межи. Тут же и люди Мурата. Одни смешались с толпой, другие выдвинулись далеко вперед, между лесом и полем маячат вооруженные всадники – дозорные полуроты.

Максим исподтишка наблюдает за Дарихан: дошел до нее слух или нет? Дошел! Слух – что огонь на ветру – враз аул облетит. По лицу женщины видно, что не радует ее эта земля. И ту, что была, она готова навсегда отдать, лишь бы Ильяс оказался дома. Зачем ей земля, если нет мужа. Словно в насмешку, ее участок оказался рядом с Куляц. Хоть в поле не ходи. Как она будет смотреть в глаза вдове Нуха? Кто-то вбивает колышки на ее участке, обпахивает межу. Она уходит, едва волоча босые ноги. За ней поднимают пыль пять пар детских ног.

Комиссия тем временем дошла до участка Измаила. Но где же хозяин?

– Дома хозяин, – злобно бросает его жена. – Не может смотреть, как его средь бела дня грабить будут.

Члены комиссии переглядываются.

– Так не пойдет, – решает Умар. – Беги за мужем. А не явится – не получит землю. Может, твой муженек уже у Алхаса.

– Это твои дружки к Алхасу бегут, – парирует кулачка. – А мой дома, болен он, прийти не может.

Двое верховых отправляются на проверку. Возвратившись, сообщают: Измаила дома нет.

– Нарезать на полтора гектара меньше! – решает комиссия.

Вдруг появляется сам Измаил. Да не один, а в сопровождении Джанхота и других богатеев. Видимо, совещались. Или отправили гонца к Алхасу – Салеха среди них нет. Чувствуется: выжидают. И все чаще бросают нетерпеливые взгляды в сторону леса – не заклубится ли на опушке пыль? Нет, молчит лес, ничего подозрительного не обнаруживают дозорные караульной роты.

И вот Декрет о земле приведен в действие. «Где ты, Ильяс? Хоть одним глазком полюбуйся на свое новое поле. Правда, далековато оно от старого, но зато какое просторное, гладкое, жирное! Почти половина участка – залежи. Вот тучка на горизонте, дождь собирается. Пустить бы после дождя на эту залежь твоих застоявшихся битюгов с плугом – то-то радости… Где ты теперь? Может, валяешься на соломенной подстилке в землянке? Или бродишь с карабином? Может, думаешь, мы перестали верить тебе? Может, и в самом деле решил, будто Салех действовал от имени Советской власти?»

Тяжкие мысли одолевают Максима, когда он глядит на радостные лица бедняков, на сжимающиеся в бессильной злобе кулаки тех, кого революция сегодня лишила земельных излишков. Нет, не смирятся они с этим, много еще будет крови пролито. И закипает в его груди ненависть, какой не чувствовал, даже идя в атаку…

Можно бы уже возвращаться в город, Рамазан торопит: их ждут другие дела. Но Максим все тянет – вдруг появится Ильяс. Но ни его самого, ни каких-то вестей о нем нет. Не объявился и Салех, со дня обыска никому на глаза не попадался. И вот назначен день отъезда. Последний разговор с Умаром.

– Пора тебе вступать в партию, – замечает Максим.

– В партию? – Умар поражен. Он переводит взгляд с Рамазана на Максима. – Разве таких, как я, берут?

– Именно таких и берут, – улыбается Максим и шутливо добавляет: – Меченых…

– Да ведь я малограмотный.

– Ты – большевик на деле, – произносит Максим. – Остается оформить это. Позовем Екатерину Александровну, она поможет.

Заявление Умара в кармане, рядом с «вещественным доказательством» – декретом, за который вступился Ильяс. Можно ехать.

– Мы проводим вас всем отрядом, – решает Умар. – Засада не снята.

– Не нужно, – возражает Рамазан. – Мы с Максимом уже все обдумали. Перехитрим. Ведь они полагают, что нам о засаде ничего не известно, воображают себя кошкой, которая притаилась у мышиной норки. А вместо мышки появится совсем другой зверь. Возьмем у вас один ручной пулемет, надо же его испробовать. Пусть Алхас узнает, что мы не зайцы. И Сомова с этим согласна. А вашу силу демонстрировать сейчас не стоит. Придет час…

– О! И женщину с собой в огонь тащите! Нехорошо.

– Умар, эта женщина была пулеметчицей в отряде Пархоменко.

– Смотри. Но лучше бы всем аулом на них навалиться.

– Много чести гадам, – махнул рукой Максим. – Да и отрядом рисковать нельзя. Сил у вас мало, люди неопытные. Алхас может отрезать вас от аула, тогда отряду конец. Кстати, ни при каких обстоятельствах не выводи отряд из аула! Это заруби себе на носу, Умар.

Прощание. Тачанки пылят по дороге. Навстречу засаде. На первой тачанке – Рамазан. У него орлиное зрение, он ясно различает кусты, в которых расположились бандиты. Пожалуй, можно начинать. Его тачанка слегка разворачивается. Самое удобное место – до леса версты полторы, до засады – саженей триста. Ничего, пулемет достанет, не винтовка.

Люди мгновенно занимают боевые позиции. Максим сверяет расстояние с прицельной планкой. Указательный палец пытается слиться со всей пятерней.

И тотчас: та-та-та-та… Сразу же вступают и винтовки.

За кустами заметна возня, кто-то вскакивает, но тут же валится на землю. Чаще защелкали винтовочные выстрелы. Что-то плохо отвечают бандиты. Видно – это нечто вроде отвлекающей группы. Главное, как и предполагали, – впереди. Не прозевать бы…

Теперь у Максима как бы три глаза, он водит ими вправо и влево, вверх и вниз. Два глаза мечут ненависть, третий – огонь. В кустах, заметно поредевших, не шевелится ни одна ветка. Максим поворачивает все три глаза к лесу. Так и есть – на опушке появляется группа всадников. Они развертываются лавой, шашки наголо, головы прижаты к конским гривам.

«Далеченько развернулись, молодчики, не всякий конь выдержит такой карьер», – думает Рамазан. Максим успевает сосчитать – кажется, чертова дюжина. С какого края начинать? Слева направо. Огонь!

Тарахтят винтовочные выстрелы, их перекрывает гулкий гогот пулемета. Третий глаз ниже, еще, так! Не пропустить ни одного!

Лава переходит на галоп, вот-вот спешится. Тогда не уйти. Рамазан и бойцы не спеша целятся – главная надежда на Максима.

– Огонь!

Пятеро или шестеро всадников все еще несутся навстречу своей смерти. Они совсем близко. Один из них поднимает голову. Неужели! Глаза Максима заволакивает туманом. Конь, несущийся на него, со всего размаху опрокидывается через голову, придавив всадника, остальные заворачивают к лесу.

– По тачанкам! Эй, Петро, заезжай вперед, я буду прикрывать! – кричит Максим. Петро нахлестывает лошадей. Когда его повозка проскакивает мимо, Максим замечает: раскинув руки, к задку приткнулась Сомова. Догнала пуля?

Максим то и дело оглядывается – нет ли погони. И зорко посматривает на громаду леса справа – опытный вояка обязательно бы выставил еще одну засаду для страховки. Но ее нет. Впрочем, если бы не пулемет, вряд ли удалось бы им отсечь вражью лаву.

Вот уже и опасность позади, а его все трясет. «Эх, черт, и примерещится же, – бормочет он. – А то б ни одного не выпустил».