Текст книги "Вглядись в его лицо"

Автор книги: Лайза (Лиза) Скоттолайн (Скоттолини)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

28

Пока дети выбирали книги в школьной библиотеке, Элен беседовала с учительницей Латифа, Ванессой Джеймс. Высокая, болезненно худая учительница в длинном красном свитере, черных брюках и туфлях без каблука быстро ходила по классу, грызя на ходу зеленое яблоко. Она то и дело наклонялась, подбирая упавшую книжку или фломастер, поправляя маленькие стульчики или вешая на вешалку вязаные шапочки.

– Летиция не возражает против нашей беседы? – спросила Ванесса.

– Нет. Я звонила ей по пути. Извините, что нагрянула вот так, без приглашения.

– Ничего страшного. – Большеглазая Ванесса улыбнулась густо накрашенными губами. Короткая стрижка открывала мочки ушей с крошечными бриллиантовыми сережками. – У нас пятнадцать минут, пока дети не вернутся. Что вас интересует?

– Самое основное. – Элен вытащила из сумочки блокнот, ручку, приготовилась записывать. – Каким был Латиф?

– Только и всего, да? – Учительница замерла, не донеся яблоко до рта. Взгляд ее внезапно затуманился. – Латиф… он был как солнышко. Можно назвать его классным шутом, клоуном, но это будет несправедливо по отношению к нему. Он просто умел всех рассмешить. И детей и взрослых. При этом он был настоящим лидером.

– Вы не могли бы привести какой-нибудь пример?

– Мне больно вспоминать. – Ванесса бросила огрызок в старую коричневую корзину для мусора. Огрызок громко шлепнулся на дно. – Ну ладно, слушайте. Когда детей фотографировали, он пригладил волосы, что ему, правда, не очень удалось, и заявил, что он – миллиардер Доналд Трамп. Фотограф велел ему перестать паясничать, а Тиф ему: «Вы уволены». – Красивое лицо учительницы на миг озарилось улыбкой. – Все одноклассники смотрели на него снизу вверх. Недавно мы проходили историю афроамериканцев. Это часть нового курса обществознания, разработанного КШР.

– Что такое КШР?

– Комитет по школьной реформе. Ко дню рождения Мартина Лютера Кинга Латифу поручили исполнить отрывок из какого-нибудь произведения доктора Кинга. Он выучил несколько строк из его знаменитой речи «Я видел сон». Как он декламировал!.. – Ванесса задумалась, вспоминая. – А как он быстро все схватывал! Сейчас мы проходим сложение и вычитание, но его вполне можно было переводить в третий класс; он мог освоить и дроби, и геометрию. И разбор предложения ему удавался замечательно. Мы готовили его к экзамену СОШ.

– Что это такое?

– Система оценки школ штата Пенсильвания. Его в обязательном порядке сдают все государственные учебные заведения. Я заполняла анкету ученика. Мне предлагалось составить его характеристику, выбрав одну из нескольких готовых формул. Например, «с интересом осваивает новый материал». – Ванесса негромко рассмеялась. – А для Латифа подходящей формулы не нашлось. Он шел как бы вне категорий.

Элен быстро писала в блокноте.

– Как одноклассники отреагировали на его убийство?

Ванесса покачала головой и тяжело вздохнула. Потом покосилась вправо. Проследив за ее взглядом, Элен увидела на стене огромный стенд, к которому были приколоты красные картонные сердечки-открытки, заложенные посередине. Сверху красовалась большая надпись: «День святого Валентина во 2-м „Б“!»

Элен терпеливо ждала, пока учительница ответит. По опыту она знала: иногда не стоит прерывать затянувшуюся паузу.

– Наши дети… как бы сказать… привыкли к смерти. С начала учебного года мы потеряли двоих учеников, а ведь сейчас только февраль. – Ванесса не отрываясь смотрела на стенд. – Латифа знали все. Все его любили. После того, что случилось, из окружного комитета образования прислали психологов, чтобы помочь детям справиться с горем. Латиф был такой живой, веселый… По нему невозможно не тосковать.

– Дети спрашивают, почему так случилось?

– Некоторые спрашивают, а некоторые просто плачут. Они уже никогда не будут прежними, такими, как раньше. Детям свойственна невинность, а наши дети уже другие. – Ванесса повернулась к Элен. Губы учительницы были плотно сжаты. Некоторое время она молчала. – Многие горюют по-настоящему. Горе дало ростки в их душах. Они удручены; многие пали духом. И тем, которые удручены, еще повезло.

– Что вы имеете в виду? – не поняла Элен.

– Другие, которым не так повезло, даже не понимают, что их грызет. Они не в состоянии описать и понять свои чувства. Подспудно их мучают горе и страх, но они не умеют выражать эмоции словами. Поэтому они проявляют горе по-другому. Дерутся. Кусаются. Лягаются. Издеваются друг над другом. Они с детства привыкли к тому, что окружающий мир опасен. – Ванесса подошла к парте у окна во втором ряду. – Вот здесь сидел Латиф. А теперь никто не сидит… Я ненадолго убрала парту, но стало только хуже.

Словно чьи-то пальцы стиснули сердце Элен. Она тут же вспомнила такую же парту Уилла в классе дошкольной группы. На парте стоит табличка с его именем и фамилией и наклейка: Паровозик Томас. Что, если однажды эта парта тоже опустеет навсегда?

– Что собираетесь делать дальше?

– Пусть стоит. У меня нет выбора. В первую неделю после того, как Латифа убили, мы устроили здесь своего рода мемориал. Дети до сих пор носят цветы и подарки… Да вы взгляните сами.

Ванесса встала и направилась к парте Латифа. Элен пошла за ней. Под откидной крышкой высилась гора открыток и высушенных красных роз. У некоторых лепестки совсем почернели.

– Знаете, что меня добивает? Ему до сих пор несут валентинки. Что ни день, кто-нибудь пишет новую.

Элен разглядывала открытки, думая: «Это способно добить кого угодно».

– Вы действительно хотите понять, какое влияние оказывают на нас постоянные убийства? Тогда я знаю, с кем вам нужно поговорить.

– С кем? – встрепенулась Элен, по опыту знавшая, что так получаются самые интересные интервью.

– С моим дядей. Он согласится ответить на ваши вопросы, если вы найдете к нему подход.

29

Возле двери похоронного бюро пахло духами. Рядом с Элен стоял владелец бюро, Ралстон Рилки. Дядя Ванессы оказался худощавым, невысоким мужчиной лет шестидесяти. В коротко стриженных волосах мелькала седина. Невысокий лоб, нос картошкой, короткие седеющие усики. Глаза смотрят цепко, настороженно.

– Что именно вас интересует? – спросил Ралстон. – Если честно, сейчас у нас горячая пора. Сегодня две церемонии похорон.

– Меня интересует, какое влияние оказывают частые убийства на жителей вашего квартала. На улицах и в домах гибнет все больше людей… и даже детей. Недавний случай – Латиф Уильямс. Ваша племянница сказала, что вы не откажетесь дать интервью. С Летицией я уже говорила.

– Ладно, я отвечу на ваши вопросы, только прошу вас, напишите о нас хорошо. Фирма у нас уважаемая, мы с почтением относимся к смерти.

– Понимаю.

– Тогда следуйте за мной.

Ралстон распахнул дверь. Элен зашагала по коридору, устланному красной ковровой дорожкой. Вскоре они очутились перед неприметной деревянной дверью с надписью: «Служебный вход». Похоронное бюро размещалось в обычном жилом доме. Служебное помещение оборудовали в подвале. Здесь было чуть прохладнее, чем наверху, и пахло уже не цветочным дезодорантом, а химикатами.

– Формалин? – спросила Элен, делая пометку в блокноте.

Ралстон кивнул на ходу, и Элен заметила намечающуюся лысину. Владелец похоронного бюро толкнул еще одну белую дверь, и Элен замутило от резкой вони. На стене в тамбуре висели белые халаты и пластиковые маски для лица. На рабочем столе стояли стальные диспенсеры с ватой, флаконы и бутылки. Элен читала ярлыки: «Бальзамировочная жидкость», «Жидкий клей». Она быстро писала в блокноте, стараясь не подавать виду, что ей плохо.

Ралстон толкнул следующую дверь, и они очутились в большом зале, посередине которого стоял блестящий белый стол с желобком сбоку. Ралстон горделиво похлопал по поверхности стола.

– Здесь наша, так сказать, операционная, здесь мы готовим усопших… Таких залов у нас несколько. Обратите внимание на стол – фарфоровый. Фарфор не вступает в химическую реакцию с бальзамировочной жидкостью.

– Если можно, расскажите мне в общих чертах, как проходит… процесс подготовки.

– Сначала мы обмываем тело и обрабатываем его дезраствором. Затем приступаем к бальзамированию. Как проходит бальзамирование? По сути, мы просто заменяем кровь специальной жидкостью. Обычно используется формалин, окрашенный в красный цвет. Тогда кожа у покойного выглядит как у живого. Мертвенно-бледными после смерти бывают даже афроамериканцы…

Элен записала подробности в блокнот.

– Итак, мы заливаем бальзамировочную жидкость в специальный аппарат и приступаем к работе. Насос выкачивает кровь и вместо нее закачивает наш раствор. – Ралстон ласково похлопал по стоящему во главе стола желтоватому насосу. – Делаем проколы троакаром и удаляем жидкость из внутренних органов. Дезинфицируем все полости. После этого вводим консервант и тщательно закупориваем все отверстия.

Элен расхотелось задавать вопросы.

– Затем мы снова обмываем тело и обрабатываем кожу специальным увлажняющим лосьоном, который препятствует обезвоживанию. Поскольку глаза усопших обычно западают, мы набиваем глазницы ватными тампонами и закрепляем веки специальными пластмассовыми наглазниками. После этого можно приподнять веки, зафиксировать их жидким клеем и закрыть усопшему глаза.

Элен собрала всю свою волю, чтобы подавить позыв к рвоте.

– Кроме того, после смерти мышцы лица расслабляются, нижняя челюсть отвисает. Наша задача – добиться, чтобы глаза и губы выглядели как можно более жизнеподобно. Говоря на нашем жаргоне, мы «делаем лицо».

Элен старательно изображала профессиональную деловитость и отстраненность.

– Расскажите, как все проходило с Латифом.

– Мальчику в лицо попало несколько пуль… Нам пришлось нелегко. Лицо воссоздавали буквально по кусочкам. Приходилось все время смотреть на его школьную фотографию.

Элен попыталась зрительно представить жутковатую процедуру. Маленькое личико, которое улыбается с фотографии на футболке…

– Почему вы работали с фотографией? Ведь вторая половина лица у него уцелела?

– Нет. При таком количестве огнестрельных ранений лицо сильно раздувается, отчего искажается даже неповрежденная половина. Ожог, отек тканей… Пришлось вводить ему кое-какие препараты для снятия отека.

– А пулевые отверстия… Вы их чем-то закрыли?

– На лице-то? – Ралстон нахмурился. – Вы, наверное, чего-то не понимаете. Отверстия на лице закрыть невозможно… А у него… от лица с одной стороны практически ничего не осталось. Пришлось воссоздавать все с нуля. Мы удалили обожженные ткани, а лоскуты кожи приклеили к скуловой кости и глазнице.

Элен не хотела больше ничего знать. Такое не нужно знать никому. Это просто немыслимо! Она не могла не думать о том, что будет, если она вот так же потеряет Уилла. О том, что ее сын будет лежать на таком вот столе. О его красивом личике, которое придется воссоздавать по кусочкам…

– Пулевые отверстия мы залили воском, которому при помощи косметики придали оттенок, близкий к оттенку его кожи. У него кожа была светлее, чем у его матери. Некоторые наши коллеги добиваются схожих результатов с помощью распылителей краски – аэрографов, – но мы подобными методами не пользуемся. Я профессионал, сорок два года в похоронном бизнесе. Пошел по стопам отца. Мы к аэрографии не прибегаем.

Усилием воли Элен снова овладела собой. Владелец похоронного бюро деловито продолжал:

– Конечно, результат получился не идеальный, но Летиция и другие родственники остались довольны. Им стало легче оттого, что они увидели мальчика таким, каким знали при жизни. Даже моя племянница высоко оценила наши старания.

– Замечательно, – произнесла Элен, невольно восхищаясь профессионализмом своего собеседника.

Ралстон с равнодушным видом пожал плечами.

– Даже если на лице всего одно пулевое отверстие, мы не залепляем его мастикой. Бесполезно – мастика просто проваливается в рану. – Он поднял указательный палец. – У нас то и дело заканчиваются запасы воска и мастики, приходится заказывать снова и снова. В этом году мы уже израсходовали их в четыре раза больше, чем в прошлом. Иногда приходится ждать поставки: фирма-производитель не может держать столько товара на складе. Я говорил со своим коллегой из Ньюарка, у него та же проблема.

Элен торопливо черкала в блокноте. Неожиданный ракурс: убийство с точки зрения владельца похоронного бюро. Материал оживал на глазах. Да, это уже не сухие цифры!

– И еще вечно приходится возиться с пластмассовыми наглазниками. Те, что выпускают наши поставщики, не годятся для детей: слишком большие. Когда мы готовим ребенка, как вот Латифа, приходится долго возиться. Обычно мы подрезаем наглазники ножницами.

Элен оторвалась от своих записей:

– Надеюсь, никогда не настанет такой день, когда промышленность начнет выпускать наглазники для детей большими партиями.

– Да, – кивнул Ралстон. – С Латифом пришлось преодолеть еще немало трудностей. Например, невозможно было скрепить ему челюсть проволокой. Мы сшили мышцы и закрепили их клеем. Вышло очень красиво. Мы боялись, что не удастся замаскировать кровоподтеки, но после того, как закачали бальзамировочную жидкость, они стали незаметными. Мы и не надеялись на такую удачу!

– Вы часто говорите «мы». Кто помогал вам, как вы говорите, готовить Латифа?

– Мой сын Джон. Мы трудились вдвоем. – Ралстон заговорил мягче. – Возились долго… Начали в восемь вечера, а закончили на рассвете. Мой внук ровесник Латифа… Что еще я могу вам сказать? И мне, и Джону пришлось очень нелегко. – Он кашлянул, и Элен уже собралась кое-что спросить, но прикусила язык, заметив, что владелец похоронного бюро склонил голову набок и как будто задумался. – Латиф у меня не первый, но я никогда его не забуду… Ведь я его хорошо знал. Когда его принесли и я увидел, во что он превратился, я долго не мог прийти в себя. – По-прежнему погруженный в свои мысли, Ралстон покачал головой. – Я не знал, что делать! Пришлось выйти на улицу, глотнуть свежего воздуха… Я никак не мог приступить к работе. Долго просил Господа помочь мне, дать мне силы.

Элен кивнула. Записывать она не стала. Ралстон делился с ней самым сокровенным. Неожиданно зазвонил ее мобильник, нарушив тишину и заставив их обоих вздрогнуть. Элен смутилась.

– Извините, – проговорила она, роясь в сумочке. – Забыла выключить.

– Ничего, ничего, говорите, не торопитесь. – Ралстон посмотрел на часы.

Элен поняла, что удачный момент упущен.

– Ну а мне пора за работу.

Прежде чем Элен выключила телефон, она взглянула на дисплей, чтобы выяснить, кто ей звонит. Код штата – 302. Делавэр.

Черил Мартин!

30

Элен на большой скорости ехала в сторону Уилмингтона. Вот бы успеть до часа пик! Небо совсем почернело, с него полетели снежинки. На фарах застывали белые кружева. Прогноз погоды был неутешительным; Элен казалось, будто она мчится наперегонки с метелью. Чувствовала она себя неважно; после долгого, трудного дня ей стало не по себе. Элен не помнила, когда в последний раз ела, но на голод она почти не обращала внимания. Она то и дело увеличивала скорость: сто десять километров в час… сто двадцать пять… Она сама толком не понимала, куда так спешит. А может, она, наоборот, от чего-то бежит?

Добравшись до места, Элен затормозила и выглянула в окошко. Дом Черил, окруженный обширным земельным участком, оказался симпатичным тюдоровским особняком со свежеоштукатуренным белым фасадом. На полукруглой подъездной аллее стоял белый седан; хвойные деревья и живую изгородь, окаймлявшую участок, покрывал слой снега, отчего Элен вспомнила снежные шары с домиком внутри: тряхнешь такой – и сверху сыплются снежинки. Она взяла сумку, документы и вышла из машины.

Чуть позже она сидела в уютной, со вкусом обставленной гостиной. Угловой диван обит серо-желтой рогожкой; рядом лежит сизалевый коврик в тон. Точечные светильники отбрасывают приглушенный свет на яично-желтые стены, увешанные пейзажами и изображениями лошадей. Картины, несомненно, подбирались с таким расчетом, чтобы соответствовать видам, открывающимся из венецианского окна.

– Не скрою, я согласилась встретиться с вами отчасти из-за того, что читала ваши статьи, – сразу заявила Черил.

– Спасибо. – Элен вспомнила фотографии Черил Вильерс, в девичестве Мартин, которые висят в доме ее матери Джерри. В детстве Черил была очень хорошенькой девочкой с большими голубыми глазами и россыпью веснушек на безупречном носике. Наяву она чем-то напомнила Элен Уилла, несмотря на «гусиные лапки» в углах глаз и явственные носогубные складки.

– Оказывается, я читала даже ваши статьи, посвященные усыновлению ребенка… или ребенка Эми. После маминого звонка я перечитала их в Интернете. По-моему, они очень хорошие.

– Спасибо.

– Я нашла в газете и фотографию малыша. Прямо не верится, что он сын Эми! Оказывается, у меня есть племянник… Никак не привыкну к мысли. – Черил смущенно улыбнулась, показав отбеленные зубы. – Мама обмолвилась о каких-то документах, которые вы ей показывали. Мне можно на них взглянуть?

– Да, конечно. – Элен протянула Черил папку. – Мне очень нужно встретиться с Эми. Наверное, ваша мама вам говорила, меня интересуют кое-какие вопросы медицинского характера. Если вы читали мои статьи, то, наверное, помните: когда я познакомилась с Уиллом, ему сделали операцию на сердце.

Черил перечитала бумаги, склонив голову, и ее темно-русые волосы упали на лицо. На ней был бежевый вязаный свитер с V-образным вырезом, тугие бежевые легинсы и черные кожаные балетки.

– Как по-вашему, на документе стоит подпись Эми?

– Да. Совершенно точно, подпись ее.

– Пожалуйста, переверните страницу. Это ваша подпись?

– Нет. Я никогда не подписывала ничего подобного. – Черил подняла голову. Чуть подкрашенные глаза светились искренностью. – Она все подделала.

– Как по-вашему, почему ваша сестра так поступила?

– Очевидно, Эми не хотела, чтобы мы узнали о ребенке.

Вот именно!

– Ну а что вы думаете по поводу ее операции и невозможности иметь детей?

– Видите ли, по мнению мамы, Эми не может родить, но я с ней не согласна. Ведь врач сказал только, что у нее, возможно, никогда не будет детей. Помню, Эми очень переживала по этому поводу. Даже мой муж считает, что она вполне может забеременеть. – Голос Черил зазвенел от возмущения. – Просто Эми – настоящая актриса. Она обожает находиться в центре внимания, чтобы ее все жалели.

– Значит, по-вашему, она могла родить ребенка?

– Конечно, такое вполне возможно. Мы с мамой перестали видеться с ней примерно в одно время. Если она родила три года назад, я никак не могла узнать об этом наверняка. Тогда я уже вышла замуж, и мы почти не виделись ни с кем из моих родных. – В глазах Черил что-то блеснуло, но она взяла себя в руки. – Во-первых, все мои родственники курят. А в нашем доме к курению относятся резко отрицательно.

– Ваш супруг врач?

– Да, терапевт. Они с детьми только что уехали в пиццерию. У нас девочки-близняшки. Мы решили, что им пока не стоит с вами знакомиться.

– Конечно. – Элен покачала головой. Близняшки… Двоюродные сестренки Уилла. Но к делу! – Значит, вы не знаете, где сейчас может быть Эми? Ваша мама считает, что она поддерживает с вами связь.

– Да, Эми иногда пишет мне по электронной почте, но довольно редко. Только когда ей нужны деньги.

– И вы ей посылаете? – Элен очень нужен был адрес.

– Нет. Муж запретил мне помогать ей. Я перестала давать ей деньги, а она перестала просить.

– Можно узнать ее электронный адрес? Мне в самом деле очень важно связаться с ней.

Черил нахмурилась.

– Сначала я сама напишу Эми и спрошу, хочет ли она контактировать с вами. В конце концов, она ведь отказалась от родительских прав, значит, имеет право решать, общаться ей с вами или нет. Вы со мной согласны?

Вот незадача!

– Да. Как вам, наверное, говорила ваша мама, адвокат, который помогал мне усыновить ребенка, скончалась, и у меня нет иных способов получить нужные мне сведения.

Черил протянула Элен ее папку с документами.

– Муж говорит, что органы опеки обязаны предоставлять приемным родителям важные медицинские сведения о биологических родителях – даже в том случае, если их личность не раскрывается.

– Все так и было, но сейчас всплыли дополнительные обстоятельства… И мне необходимо задать вашей сестре несколько личных вопросов. – Элен попробовала зайти с другой стороны. – Тогда вот что… Может, вы дадите Эми мой электронный адрес и попросите написать мне?

– Хорошо.

– Спасибо. – Элен не для того проделала такой долгий путь, чтобы возвращаться ни с чем. – А если она мне не ответит, вы дадите мне ее адрес?

– Посмотрим. На всякий случай держите пальцы крестиком.

Элен вспомнила о прежней просьбе, которую высказала по телефону.

– А вы не могли бы показать мне ее фотографии?

– Конечно. Я нашла две штуки, которые хранились у меня в компьютере. Одна старая, вторая относительно недавняя. Наверное, Эми не обидится, если я вам их отдам. – Черил развернулась к столику, взяла два листа бумаги и протянула один Элен, ткнув в изображение наманикюренным пальцем. – Вот Эми в детстве.

Элен смотрела на лицо хорошенькой девочки с американским флагом в руках и цилиндром, как у Дяди Сэма.

– Сколько ей здесь лет?

– Только что исполнилось пять. Славная она была малышка, пока не испортилась. – Черил тихо усмехнулась. – Ваш сын похож на нее?

– Не очень, – призналась Элен. Нос у Эми был шире, чем у Уилла, губы полнее. – Честно говоря, он больше похож на вас.

– Да, в нашей семье это распространенное явление. Мои дочери тоже совсем не похожи на меня. Представляете, девять месяцев протаскать в животе близнецов, а они совсем на тебя не похожи!

– Да, нечестно. – Поглощенная своими мыслями, Элен даже не улыбнулась. – Должно быть, Уилл пошел в своего отца, но я понятия не имею, как выглядит его родной отец. Вам что-нибудь говорит имя Чарлз Картмелл?

– Нет.

– Судя по документам, он – отец Уилла.

– Никогда о таком не слыхала. У Эми была куча парней. И ни с кем она не жила достаточно долго.

– Если бы она забеременела, то известила бы отца ребенка? Ну… как вы думаете, посчитала бы она нужным известить его?

Черил скорчила гримасу.

– Вы что, шутите? Насколько я знаю свою младшую сестру, она, скорее всего, не знала, кто отец ребенка. А имя и фамилию могла просто придумать.

Элен подалась вперед.

– Раз она взяла фамилию отца, что называется, с потолка, почему сама не назвалась вымышленным именем?

– Не знаю. – Черил пожала плечами.

Элен задумалась.

– Погодите. Кажется, я знаю, в чем дело. Она не могла назваться вымышленным именем, потому что в больнице, куда привезли Уилла, ей пришлось предъявить удостоверение личности. Но, поскольку она не была замужем за Чарлзом, или как там на самом деле звали отца Уилла, он в больнице ни разу не появился. Значит, его имя она могла просто придумать. – Мысли Элен неудержимо рвались вперед. – Вы не в курсе, с кем она жила примерно три года назад? Может, вы кого-то запомнили?

– Да у нее было множество приятелей. Разве всех упомнишь? – Черил рассмеялась, но Элен ее не поддержала.

– Ни одного не можете вспомнить?

– Нет. Вот разве что… фотография? На ней есть какой-то парень, и, похоже, они с Эми находились в весьма близких отношениях. – Черил протянула Элен второй снимок. – Вот самое последнее фото Эми, какое у меня есть. Она переслала мне его по электронной почте. Сами видите дату: пятое июня 2004 года.

– Незадолго до того, как она родила Уилла.

Элен нетерпеливо подалась вперед и увидела широко улыбающуюся Эми. Она позировала на пляже в черном бикини, сжимая в руке коричневую пивную бутылку. Другой рукой она обнимала за талию мужчину с голым торсом, который шутливо поднял свою бутылку, как будто желая чокнуться с камерой. Если Уилл родился 30 января 2005 года, Эми, должно быть, беременна. На втором или третьем месяце. Если, конечно, снимок послан сразу после того, как сделан. Но никакого животика у Эми не наблюдается… Правда, в два месяца, наверное, еще ничего не видно. Но почему она пьет пиво?

– Что вы думаете? – спросила Черил.

– Если в то время Эми встречалась с этим человеком, он, возможно, и есть отец Уилла.

– Он совершенно в ее вкусе. Эми вечно западала на плохих парней.

Элен внимательно рассмотрела мужчину. Довольно симпатичный для плохого парня. Узкие глаза, длинные каштановые волосы связаны в конский хвост. Что-то в его лице показалось ей неуловимо знакомым. Может быть, дело в том, что он отдаленно напоминает Уилла? У него такая же кривая улыбка, угол рта так же скошен книзу. Правда, в отличие от Уилла, выражение лица у мужчины было самодовольное и хитрое. Фотография вышла не очень четкая, и рассмотреть в деталях лицо предполагаемого отца Уилла Элен не удалось. К тому же Эми с кавалером снимали не с близкого расстояния.

– Эми не писала вам, кто ее спутник и где они отдыхают?

– Нет.

Элен снова задумалась.

– Они могли находиться где угодно, лишь бы было тепло. А в июне тепло почти везде. Она что-нибудь написала, когда прислала вам этот снимок?

– Ничего. Просто прислала фото. Мило, да?

Черил снова нахмурилась, но Элен ничего не заметила, так как не сводила взгляда со снимка. Возможно, она смотрит на биологических родителей Уилла. У Чарлза Картмелла, если на снимке он, рука от кисти до плеча покрыта цветными татуировками, правда, что там изображено, не разобрать. Зато заметно, что он сильно навеселе.

– Снимок не очень удачный.

– Наверное, все дело в моем принтере. Оставьте его себе, а я, если хотите, пришлю вам по электронной почте изображение.

– Да, пожалуйста. – Элен продиктовала Черил свой электронный адрес. – А подруги у Эми есть?

– С девочками Эми никогда не дружила. Предпочитала болтаться с парнями.

Элен вспомнила, о чем хотела спросить.

– Вы говорите, Эми иногда вам пишет. Она не упоминала в письмах никаких мужчин?

– Нет, ничего такого я не припомню.

– А может, перечитаете ее письма и мы проверим?

– Не могу. Я их удалила. – Черил посмотрела на часы. – Время уже позднее…

– Да, конечно. Мне пора. – Элен встала, сжимая документы в руках. Она старалась скрыть досаду и разочарование. – Большое спасибо за то, что не отказались меня принять. Как думаете, она мне напишет?

– Бог ее знает.

Элен распрощалась и вышла. Сейчас ее занимал единственный вопрос: в самом ли деле на снимке вместе с Эми Чарлз Картмелл? В лицо ударил порыв холодного ветра. Она подняла голову и посмотрела в темное, беззвездное небо.

Если поторопиться, она успеет еще в одно место…