Текст книги "Одна на мосту: Стихотворения. Воспоминания. Письма"

Автор книги: Ларисса Андерсен

Потом война и перемена власти отрезали нас, Шанхай, от Харбина окончательно. Мой «Прожектор» закрылся, и я зарабатывала танцами. Этому я немножко училась в Харбине. Часть чураевцев – Николай Петерец, ставшая его женой Юстина Владимировна Крузенштерн [39]39
  Крузенштерн-Петерец (в первом браке Степанова, во втором Петерец; псевд: Снорре, Сибилла Вэн, Т. Штерн, Merry Devil) Юстина Владимировна (19 июня 1903, Владивосток – 8 июня 1983, Сан-Матео, США) – поэтесса, журналист. Предок по отцу – адмирал И.Ф. Крузенштерн. Отец – кадровый офицер, погиб на фронте Первой мировой войны. С волной беженцев вместе с матерью и братом оказалась в Харбине. Сотрудничала в харбинской газете «Гун-Бао» и журнале «Рубеж». В Шанхай переехала в конце 1930. Фельетонист и политический репортер газеты «Шанхайская заря». Одновременно работала в крупнейшей местной английской газете «North China Daily News», для которой писала по-английски. Фельетоны нередко подписывала псевдонимом Merry Devil (Веселый Бесенок). Кроме английского, свободно владела французским, занималась переводами книг. В годы Второй мировой войны Крузенштерн-Петерец среди «оборонцев». В конце 1940-х выпустила журнал «Антигона» (№ 1 – ноябрь 1948, Шанхай). После долгих хлопот эмигрировала из Китая в Бразилию. В начале 1960-х переехала в США, 10 лет работала в русском отделе радиостанции «Голос Америки». Опубликовала много статей в газете «Новое русское слово» и др. изданиях. Выйдя на пенсию, переехала в Сан-Франциско, работала редактором газеты «Русская жизнь» (1982). Стихотворения Крузенштерн-Петерец печатались в журналах «Грани», «Возрождение», «Современник», вошли в антологию Ю. Терапиано «Муза диаспоры» (Франкфурт-на-Майне: Посев, 1960).


[Закрыть], Валерий Перелешин, Николай Щеголев, Владимир Померанцев [40]40
  Померанцев Владимир Николаевич (24 октября 1914, Литва – 22 мая 1985, Кемерово) – поэт, участник заседаний «Чураевки» в Харбине и «Пятницы» в Шанхае. Учился в гимназии ХСМЛ. Занимался музыкой и живописью. В 1930-е печатался в журналах «Парус» и «Феникс». Вместе с женой Миррой Гальпериной уехал в 1946 г. в СССР. Около года жил в Находке, затем поселился в Кемерове, работал художником-оформителем.


[Закрыть], Лидия Хаиндрова [41]41
  Хаиндрова (наст. фам. Хаиндрава; в замужестве Серебрякова; псевд.: Олег Южанин, Эристави) Лидия Юлиановна (Иулиановна) (14 (по др. данным, 10) июня 1910, Одесса – 19 июня 1986, Краснодар) – поэтесса. В Харбин приехала с родителями в 1916. Окончила русскую гимназию. Участница литературного объединения «Молодая Чураевка». Стихи печатались в журналах «Рубеж», «Парус», «Понедельник», «Багульник». С 1940 г. жила в Дайрене, возглавляла местный литературный кружок. Репатриировалась в СССР (1947). Работала в Казани в газете «Красная Татария», переехала в Краснодар, преподавала в школе английский язык. Выпустила поэтический сборник «Даты, даты...» (Краснодар, 1976).


[Закрыть]и я с прибавлением Варвары Николаевны Иевлевой [42]42
  Иевлева Варвара Николаевна (17 ноября 1900, Казань – 1960, СССР) – поэтесса, журналист, переводчица. Жила в Харбине, с 1934 г. в Шанхае. Работала переводчицей с французского, английского. Участница поэтического кружка «Пятница» (Шанхай). Ее стихи вошли в сб. «Остров» (Шанхай, 1946). Приняла советское гражданство репатриировалась в СССР (1947).


[Закрыть]и Марии Павловны Коростовец [43]43
  Коростовец (урожд. Попова) Мария Павловна (? – 1970-е, Австралия) – поэтесса. Дочь китаеведа П. Попова. Вышла замуж за Флавия Ивановича Коростовца. Жила в Пекине. В 1943 переехала к сыну в Шанхай. Участвовала в шанхайском поэтическом кружке «Пятница», сборнике «Остров» (Шанхай, 1946). В 1950-х эмигрировала в Австралию. Последние годы была обременена заботой о больных сестрах. «Думать могла только ночью» (из письма к Л. Андерсен).


[Закрыть], которых я раньше не знала, – основали новый кружок – «Остров». Мы собирались раз в неделю в бывшем гараже с затемненным, на случай бомбежки, окном, при свете самодельного фитилька. И эти вечера были самым дорогим за годы войны. «Островом» назывался и сборник наших стихов, который вышел впоследствии.

Не успел порадоваться этому главный зачинщик кружка Николай Петерец. И смерть этого всегда деятельного и жизнерадостного, еще совсем молодого человека словно предсказала развал наших общих планов и надежд перед самыми важными переменами событий и главным выбором курса нашей жизни.

По окончании войны опять встал вопрос: оставаться «на пока» или опять ехать куда-то? И куда? Будем ли мы дома в бывшей нашей стране? Объявление о репатриации встрепенуло и взбудоражило всех. Решились Варвара Иевлева, Лидия Хаиндрова, Николай Щеголев, Владимир Померанцев и наш верный помощник в прозаических делах, сам не писавший, Виталий Серебряков [44]44
  Серебряков Виталий Алексеевич (1917, Лысьвинский Завод Пермской губернии – 1971, Свердловск) – музыкант. Один из организаторов литературного объединения «Пятница». Окончил гимназию им. А.С Пушкина в Харбине, учился в колледже ХСМЛ. Репатриировался в СССР.


[Закрыть].

Мария Коростовец уехала в Австралию, а позже перебралась в Сан-Франциско, где работала по специальности в газетах и журналах. Валерий Перелешин после долгих и мучительных перипетий попал в Рио-де-Жанейро, где продолжал писать и оттачивать свое блестящее мастерство, несмотря на отсутствие атмосферы и компании, необходимых многим другим.

Я долго металась в нерешительности. Вспоминая об этом много лет спустя, написала:

 
…Там дрогнут и хмурятся темные ели,
И, ежась от ветра, мигает звезда.
Там стынут улыбки. И стонут метели —
Нет, я не дойду, не дойду никогда.
Я буду стоять, озираясь с тоскою,
На сторону эту, на сторону ту…
Над пастью обрыва с проклятой рекою
Одна. На мосту.
 

Вот так озираюсь до сих пор. Хотя, в общем, я знала тогда, что никуда не поеду, пока не вытащу из Харбина моего отца, от которого я не могла получать несколько лет даже писем, пока Шанхай тоже не стал «красным». Я уехала позже всех из наших. Теперь, после многих переездов, но уже не бегств по разным странам, судьба оставила меня во Франции. В маленьком горном городке, среди чудесных лесов, не хватает только моря… И не хватает старых друзей, даже тех, между которыми дружба бывала порою довольно колкой, я бы сказала – дружба-вражда.

Мы слишком многим связаны, чтобы забыть друг о друге. Переписывались, интересуясь, кто как живет. Долго не было сведений о Владимире Померанцеве, и по единственному письму, что он мне написал, мы узнали, что он стал художником, что уже потерял жену и что, если не ответит на следующее письмо, значит, уже будет находиться по ту сторону добра и зла. На следующее письмо он не ответил.

Лидия Хаиндрова, очень преданная поэзии, успела выпустить еще один небольшой сборник своих стихов. Николай Щеголев сообщил, что занимается тем, что необходимо в этой жизни, но отнюдь не тем, к чему лежит душа. Валерий Перелешин, самый плодовитый, выпустил не меньше семи сборников и скорее других отвечал на письма. Он два раза навещал меня в моем «Прогадинске», так он называл мое новое место жительства – крохотный, затерянный среди потухших вулканов городок Иссанжо. Даже умирая, Валерий Перелешин бредил «Чураевкой».

Приезжал как-то ко мне в гости и Мура Лапикен [45]45
  Лапикен Петр Петрович (дружеское прозвище Мура) (7 июля 1907, Рингсутдхоф, Лифляндская губ. – 14 авг. 1983, Сан-Франциско) – литератор, переводчик, ученый – славист. Приехал с родителями в Маньчжурию из Владивостока (1916). Окончил Институт ориентальных и коммерческих наук (1931) и музыкальную школу им. А.К. Глазунова. Указал в анкете, что профессией является «конторский труд (музыкант, литератор, кит. и англ. яз.). Переехал из Шанхая в США (1941), служил в американской армии. Переводчик на Нюрнбергском процессе. Уйдя в отставку; окончил Калифорнийский университет. Доктор философии по славяноведению (1953), преподавал в разных университетах.


[Закрыть], завсегдатай «Чураевки». И Юстина Крузенштерн-Петерец. Эти посещения всегда были праздником для меня.

Сама я ездила повидать Викторию Янковскую, которая жила недалеко от Сан-Франциско. Я ей немало позавидовала, когда узнала, что вместе с братом Валерием Янковским она побывала во Владивостоке, в городе, с трех сторон окруженном морем, где прошли два года моего детства и который снится мне до сих пор. Они были приглашены на открытие памятника их деду – Михаилу Ивановичу Янковскому, пионеру в освоении российского Дальнего Востока. Это все же знаменательное событие, особенно если вспомнить, что и отец, Юрий Михайлович, и два брата Виктории [46]46
  Михаил Иванович Янковский – дополнительных сведений не установлено. Юрий Михайлович Янковский (6 мая 1879, о. Аскольд, Приморье – 13 мая 1956, ст. Чунка, Иркутская обл.) – предприниматель. Учился в гимназии во Владивостоке, но полный курс не окончил – дело потребовало помощи отцу Михаилу Ивановичу Янковскому в имении Сидеми, на конном заводе. С 1899 по 1902 г. жил в Америке, был вольнослушателем сельхозинститута в г. Сент-Луис на Миссисипи. Привез из Сан-Франциско на родину чистокровных лошадей. В 1906 г. женился на Маргарите Михайловне Шевелевой. Держал в имении «Сидеми» конный завод, разводил пятнистых оленей, выращивал женьшень. В 1922 эмигрировал в Корею (тогда бывшую под японским протекторатом). В 1926 приобрел участок земли, со временем построил два имения: «Новина» в горах и «Лукоморье» на берегу моря. Впоследствии вокруг выросли курортные поселки. Был арестован 5 сентября 1946. Приговорен к 10 годам ИТЛ (1 февраля 1947). Умер за несколько дней до освобождения Реабилитирован посмертно в 1990. Два его сына – Валерий (р. 1911) и Юрий (р. 1920) – были оба арестованы в январе 1946 и приговорены к 10 годам ИТЛ. Валерий отбывал срок в Певеке, Юрий – в Киргизии. Третьего сына – Арсения (р. 1914) – вовремя предупредили о готовящемся аресте, и он сумел бежать с семьей в Южную Корею.


[Закрыть]прошли ГУЛАГ, где Юрий Михайлович и умер.

Как-то бродя по здешним полям, я думала о том, как было бы хорошо всех повидать. И написалось:

 
Я едва пробираюсь тропинкою узкой
Меж полями пшеницы, пшеницы французской.
Как в России, синеют, смеясь, васильки…
Васильки васильками, друзья далеки.
Если правда, что можно летать после смерти,
Просто так, обо всем позаботятся черти:
Ни билетов, ни виз, то куда бы сперва?
Закружится, боюсь, у чертей голова!
Так всех нас разметало по белому свету,
Что не хватит бумаги заполнить анкету.
На Харбин? На Шанхай? На Мадрас? На Джибути?
На Сайгон, на Таити, Москву не забудьте.
Сидней, Рио, Гонконг, Сан-Франциско, Канаду,
Тель-Авив, Парагвай и Варшаву мне надо.
А еще Соловки, Колыму, Магадан.
На метле? Я готова! Тащи чемодан.
 

Это стихотворение появилось несколько лет назад. И я еще успела повеселить им нашего бывшего редактора харбинского «Рубежа», где когда-то мы печатались, со вздохом подсчитывая крохотные построчные, милого Михаила Сергеевича Рокотова [47]47
  Рокотов (наст. фам. Бибинов) Михаил Сергеевич (12 сентября 1895, Смоленск – 30 июля 1985, Сакраменто. Калифорния, США) – журналист и редактор. Окончил 2-й Московский императора Николая I кадетский корпус (1913), Михайловское артиллерийское училище (1914). Участник Первой мировой и Гражданской войн. С каппелевской армией пришел в Забайкалье (февраль 1920). В Харбине служил в Охранной службе КВЖД, затем открыл небольшую фотомастерскую в Старом городе. Работал в Союзе чинов Дальневосточной армии. В журналистике начинал с должности корректора газеты «Рупор». Писал статьи в газеты «Новости жизни», «Гун-Бао», «Рупор». Редактор журнала «Рубеж» (1929-1941).


[Закрыть], теперь уже тоже почившего. Он вполне одобрил стихотворение и даже просил меня приехать к нему в гости, пока что не на метле, но я не успела.

Теперь же чертям не будет много работы – большинство друзей уже не в этом столь сложном для переезда мире. Из «островитян» осталась я одна, да и чураевцев уцелело не много: Владимир Слободчиков [48]48
  Слободчиков Владимир Александрович (р. 13 октября 1913, Самара) – ученый, кандидат филологических наук, доцент. После революции в 1920 с семьей перебрался в Харбин. Учился во французском университете «Аврора», служил во французской полиции в Шанхае. Входил в литературные объединения «Чураевка» (Харбин), «Понедельник» (Шанхай). В 1953 был арестован китайскими властями, этапирован в Москву. Вскоре освобожден. Поселился в Саратове. Окончил Саратовский университет. Автор ряда учебных пособий по методике обучения иностранным языкам. Владеет английским, испанским, итальянским, китайским языками. Выпустил книгу воспоминаний «О судьбе изгнанников печальной» (М.: Центрополиграф, 2005). Передал в дар Российской государственной библиотеке уникальную коллекцию русских книг, изданных в Китае.


[Закрыть]в Москве да Нина Мокринская [49]49
  Мокринская (урожд Марчадзе, в замужестве Фушье) Нина Ивановна (3 сентября 1914, Тстюхе, Приморская обл.) – танцовщица. Отец поменял известную грузинскую фамилию Марчадзе на русскую – Мокринский (с согласия Александра III), чтобы доказать свою преданность российскому трону. В 1920 г. Н.И. Мокринская с матерью и старшей сестрой Тамарой эмигрировали в Харбин. Бедствовали. Рано начала танцевать, в юности писала стихи, посещала литературное объединение «Молодая Чураевка». В 1940 г. переезжает в Шанхай, попадает в знаменитую труппу В. Туренина. Успешно выступает на сцене. Потом переезжает в Пекин. Освоила разговорный японский и китайский. В Китае вышла замуж за французского летчика Фушье и переехала жить на родину мужа. Автор трехтомника «Моя жизнь» (Т. 1: Моя жизнь: Детство в Сибири, юность в Харбине. 1914-1932 годы Нью-Йорк: Effect Publishing, 1991; Т. 2: Моя жизнь: Воспоминания. Нью-Йорк: Hermitage Publishers, 1995; Т. 3: Моя жизнь. Львов: Ахилл, 2001).


[Закрыть]во Франции. Когда-то она писала в детской страничке газеты «Молодая Чураевка», не так давно вышли в свет две книги ее воспоминаний. Но, даже если мы редко видимся и не переписываемся, мы не можем забыть ни друг друга, ни время нашей юности.

 
И я знаю, никто из нас
Не забыл тот прощальный час,
Что когда-то сгорел дотла…
Так прекрасна печаль была,
Так звенела в ночной тиши,
Так светилась на дне души.
 

Хотелось, чтобы эта книга напомнила русский Харбин тем, кто его когда-то знал. А для тех, кто ничего не знал о нем – рассказала о нашей «Чураевке», а также о нашем давно затонувшем в житейских бурях шанхайском «Острове».

Очень давно в Шанхае, когда я зарабатывала на жизнь танцами, а для души писала стихи, еженедельно посещая наш литературный кружок «Остров», у меня произошел короткий разговор с Мэри Крузенштерн-Петерец, который почему-то запомнился. Вышло так, что из-за танцевальной репетиции я пропустила одно из литературных занятий, которыми очень дорожила. Мэри мне сделала замечание: «Ларишон (она меня так называла, что звучало скорее ласково, чем иронически), опять эти танцы. Ну вы подумайте только, какие умные люди вообще занимаются танцами?!» На что я ответила: «Ну, умные люди известные дураки!» Мэри засмеялась: «Ну вот! Афоризм Лариссы Андерсен!»

Конечно, я могла смело оправдаться тем, что это был мой заработок. Причем гораздо более значительный, чем если бы я зарабатывала стихами. Но это было бы не совсем честно. Я всегда любила танцы, даже помимо всякого заработка.

Да, конечно, приходить каждый вечер в клуб или в кабаре, когда добрые люди ложатся спать, или спокойно отдыхают, или мирно развлекаются после трудового дня, наряжаться, подкрашиваться и танцевать перед ужинающей публикой не было моим идеалом служения Терпсихоре, но редкие театральные постановки, в которых нужны танцы, не прокормили бы меня, хотя и были все равно что стихи – для души. Вроде как для другой ее половины.

Впрочем, любое искусство, будь то танец или поэзия, начинается от этого побуждения, волнения души. Дикарь топчется, «танцует», когда весело или от удачной охоты, или, наоборот, делает угрожающие движения, когда собирается вступить в схватку с противником, чтобы подбодрить себя и напугать врага. Крестьяне танцуют, радуясь хорошему урожаю. Так что желание танцевать – это извечная потребность человека выразить свои чувства. Конечно, как и во всяком искусстве, в танцах тоже нужна своя техника. Но только для того, чтобы полнее выразить чувства. Сама по себе техника может быть удивительной, заслуживающей самой высокой похвалы, но при этом она остается мертва, если нет огня, жара души.

Я окончательно поняла это, когда однажды увидела на одной из парижских выставок, посвященной древнему искусству, статуэтку, которая сразу же привлекла мое внимание. У статуэтки были отбиты рука и нога, но в изгибе ее тела было что-то «магнетическое», притягивающее, я не могла оторвать от нее глаз и позже, когда взглянула на пояснительную карточку, поняла почему: это была танцовщица…

Танцы в моей жизни часто были самой жизнью. Техникой, правда, я похвастать не могла, хотя и прошла первоначальную подготовку еще подростком, в Харбине, у бывшей балерины императорского театра Лидии Карловны Дроздовой [50]50
  Дроздова Лидия Карловна – дополнительных сведений не установлено.


[Закрыть]. Будучи уже довольно старенькой, она давала уроки танцев на дому, в крохотной комнатке, где помещались не боле трёх учениц. При этом она сама сидела на диване задрав юбку, так что видны были ее тоненькие ножки в черных чулочках и даже кружевные оборки, которыми были обшиты старомодные нижние панталончики. Вот так, сидя на диване, она «дрыгала» ногами, показывая, какие па нужно делать. При этом для ритма Лидия Карловна постоянно припевала: «Тьям-тьям, тьям-тьям…» Она тотчас замечала малейшую неточность в наших движениях. «“Паучья лапа” – руки тоже должны танцевать!» – кричала она одной из учениц, когда у той рука висела «без дела». «Зайчик-горностайчик» – этим прозвищем Лидия Карловна наградила самую маленькую ростом «балеринку» – Тасю (в будущем она стала известной акробатической танцовщицей, выступала в «Трио Астор») [51]51
  Тася – дополнительных сведений не установлено.


[Закрыть]. Я у нее почему-то звалась «Сарой Бернар»: «Не надо драматической мины, когда вы танцуете па-дэ-ша», – частенько выговаривала мне Лидия Карловна.

Уроки были строго классического плана, но, заметив мою гибкость, строгая учительница прибавляла к занятиям со мной еще и элементы акробатики (замечу, в дальнейшем, когда я стала сама ставить танцы, это очень помогло). «Драматизм» ситуации заключался не только в свойстве моей натуры (хотя и это было отчасти), а еще в том, что я должна была скрывать от родителей свои занятия (с меня за обучение Лидия Карловна брала совсем немного). Папа с мамой были категорически против моего увлечения танцами. Когда во время урока к Лидии Карловне кто-нибудь заходил, я убегала в ее спальню и пряталась под кровать. Кончилось это, как и следовало ожидать, грандиозным скандалом. Выступив однажды незаметно для родителей перед публикой на сцене летнего сада в костюме клоуна под чужой фамилией, я, воодушевленная, отважилась выйти на сцену большого кинематографа в отчетном концерте с испанским танцем. Но в этот раз номер не прошел. Кинематограф находился недалеко от нашего дома, и, вероятно, папа что-то заподозрил, когда увидел большую афишу, хотя я и значилась там под другой фамилией. Он поджидал меня на улице после окончания концерта, и по одному его виду я поняла, что меня ждет дома грандиозный скандал.

Танцы пришлось оставить… до лучших времен.

Не знаю, были это лучшие или худшие времена, но, когда в Шанхае закрылся, прогорев, журнал «Прожектор», где я работала кем-то вроде секретаря, мне пришлось просто бедствовать, можно сказать, голодать. Одна из моих новых знакомых, выступавшая в ансамбле оперетты, предложила мне прийти на просмотр – одна из танцовщиц заболела – нужна была замена. Я со страхом согласилась.

Страх был ненапрасным: непривычные опереточные тру-ля-ля и не известные доселе танцевальные движения ввели меня в такое смятение, что, закружившись среди танцовщиц, я врезалась головой в живот премьера, певца Кудинова [52]52
  Кудинов Георгий Васильевич (6 мая 1896, Донская обл. – 17 марта 1969, Сан-Франциско, Калифорния, США) – певец и артист оперетты. Начал петь в церковном хоре и на ученических концертах в России. Жил в Царьграде, учился играть на скрипке. Служил во флоте Белой армии горнистом во Владивостоке (1919). Эмигрировал в Харбин, в сезоны 1926-1930 гг. пел в Харбинской опере, принимал участие в гастрольных поездках в Японию, где выступал в Токийском императорском театре. В сезон 1931/32 г. в Шанхае был премьером оперетты антрепризы Розена и Карпи. В сезон 1935/36 г. – премьер в Русской оперетте Розена и Битнера. Женился на певице Евгении Дмитриевне Каминской. Считался лучшим баритоном русской эмиграции в Китае. В ноябре 1948 г. уехал в США С 1949 пел в Хоре донских казаков СА Жарова в Карнеги-холле в Нью-Йорке. В 1949 приехал в Сан-Франциско, давал концерты в Русском центре, пел в соборе Пресвятой Богородицы. В последние годы работал официантом в ресторане «Эль Прадо» в Сан-Франциско.


[Закрыть], и совсем растерялась. По окончании этой плачевной репетиции ко мне подошел балетмейстер Николай Михайлович Сокольский [53]53
  Сокольский Николай Михайлович (1 ноября 1889, Санкт-Петербург – ?) – артист-балетмейстер, работал в труппе С.П. Дягилева. Жил в Харбине с 1929. Организатор нескольких трупп, в которых выступали известные артисты Ф.Ф. Шевлюгин, Е.В. Бобынина, Н. Недвезицкая, А. Астровская, И. Постоковская, Н. Чесменская, Е. Преображенская, Л. Леонидов и др. Балетмейстер и режиссер «Русского балета», где выступали также Шура Тимофеева, Евгения Баранова, Miss Реймс, Зинаида Эль, Miss Пейдж, Лида Рехтер, Лиля Верещагина, г-жа Домрачева. «Русский балет» прекратил существование в 1953 г.


[Закрыть]и участливо поинтересовался: «Ларисса, говорят, ты пишешь хорошие стихи, зачем тебе танцевать?»

Я совершенно «завяла» и окончательно расстроилась. Но тут произошло настоящее чудо: одна из танцовщиц, Тася Ларская [54]54
  Ларская Таисия Николаевна (биографические данные не установлены) – артистка балета, эстрады. В Шанхае с 1932 г. Входила в состав популярного в 1930-е гг. квартета: Гарета – Ларская – Никитина – Фроман.


[Закрыть](дай Бог ей здоровья, если она еще жива), взяв меня за руку, отвела в сторонку, когда все уже разошлись: «Я вижу, вы смутились и стесняетесь. Давайте я вам покажу все эти движения, они вовсе не трудные». И действительно, через пять минут я их уже знала наизусть. Вернувшись домой, я, конечно, поплакала, но потом, сжав зубы и кулаки, сказала себе: «И все-таки я буду танцевать!»

К счастью, именно так и произошло. Танцам были отданы много лет моей жизни. Но это было позже, а пока на следующий день я как ни в чем не бывало пришла на репетицию (у них просто не было времени искать еще одну танцовщицу). На этот раз все обошлось вполне благополучно. Так же успешно, без всяких эксцессов, прошел спектакль, в котором я дебютировала. Меня включили в состав балетного ансамбля. По утрам я стала ходить в балетную школу, которой руководила жена Сокольского – Евгения Павловна Баранова [55]55
  Баранова Евгения Павловна (биографические данные не установлены) – балерина, руководитель собственной балетной школы в Харбине. Была замужем за Н.М. Сокольским.


[Закрыть]. Школа располагалась на верхнем этаже театра «Лайсеум».

Но… театральные постановки случались довольно редко, а в кармане было пусто, поэтому нужно было что-то придумывать.

Я не помню, каким образом я узнала, что в большом дансинг-холле «Парамаунт» требуется девушка, которая должна на входе проверять билеты у посетителей. Стоять в дверях истуканом два-три часа, ложиться спать поздно и вставать рано, чтобы успеть в балетную школу, было труднее, чем танцевать. В большом зале «Парамаунта» в перерывах между танцами посетителям предлагалась небольшая программа – молодые девушки в легких костюмчиках отбивали чечетку под джазовую музыку модерн. Однажды директор дансинг-холла неожиданно поинтересовался, могу ли я танцевать. Я ответила утвердительно, но тут же заметила, что чечетку бить не умею. Тогда он сказал, что подыщет для меня учителя, а моя задача – найти партнершу моего роста, чтобы он нас мог включить в программу. Пока я училась степу, мне разрешили работать в баре, там заработок был побольше билетерского.

Партнершу я нашла фазу: моя новая приятельница Вера Мызина [56]56
  Мызина Вера Григорьевна – дополнительных сведений не установлено.


[Закрыть]тоже недавно приехала в Шанхай и тоже была без работы. Такая же длинноногая, как я, только блондинка (а я почти брюнетка) – все подходит хорошо. К тому же мы уже давно сидели на одном какао, которое Вера умудрялась брать в долг в лавке, и на китайских лепешках та-пин, которые я покупала прямо на улице. Мы обе давно мечтали получить стабильную работу, чтобы иметь возможность хоть иногда зайти в кафе и поесть простокваши с булочкой.

Бить чечетку мы с Верой научились довольно быстро, но задержались в дансинг-холле недолго. В баре я вообще пробыла всего неделю: названия дринков можно было выучить, но надо было еще улыбаться и болтать с посетителями, а видя мою сонную и кислую физиономию, распорядитель то и дело подходил и, растягивая пальцами рот, показывал мне, что улыбаться необходимо. Но какая там улыбка… А тут я еще нагрубила какому-то пьяному, чересчур «нежному» посетителю, и меня утолили. Я была этому даже рада, жаль только сандвичей, которые нам полагались по роду службы помимо жалованья.

Что касается чечетки, примадонна танцевальной программы в «Парамаунте» тоже не приняла нас (может быть, потому, что была чуточку ниже, а может, по другой причине). Вдобавок ко всему она была женой руководителя программы, и это все решило. С «Парамаунтом» нам пришлось распрощаться.

Но свой номер у нас был. Что стоило найти подходящую джазовую музычку, можно даже песенку, и попробовать себя, пусть в более скромном заведении, с танцевальной программой.

Костюмы тоже не проблема. Вера хорошо шила, да и я немного училась этому у мамы. Материи много не нужно – лифчик да трусики и оборочки из кусочков. В дело пошло старое розовое длинное платье с широкой юбкой – хватило на все. Костюмчики получились отличные и хорошо послужили нашей невзыскательной Терпсихоре. Кстати, вспомнилось, несколько лет спустя, когда наша опереточная примадонна Катюша Орловская [57]57
  Орловская Екатерина Алексеевна (биографические данные не установлены) – артистка оперетты (сопрано). Воспитанница института благородных девиц им. императора Николая I в Иркутске. Окончила музыкальную школу во Владивостоке. Артистическую карьеру начала в Хабаровском городском театре (1926). В сезон 1931/32 г. выступала в Харбине, в кинотеатре «Атлантика» была примадонной приехавшей из СССР опереточной труппы, где режиссерами были Серов и Валин. Обладала уникальными способностями. За несколько дней выучивала весь спектакль. Голос Орловской отличался необыкновенной красотой и особым тембром. Английский дирижер Артур Блис, послушав Орловскую в оперетте «Цветок Гаваев», сказал, что ее голос звучал, как небесный колокольчик. Е. Орловская была замужем за Валентином Евгеньевичем Валиным – режиссером и актером труппы, выступавшим в амплуа комика-простака. В 1938-м Русская оперетта, где также были отличный хор и балет, перебралась в Шанхай и сразу же завоевала огромную популярность Выступления проходили на сцене театра «Лайсеум», где начинал свои гастроли Ф.И. Шаляпин.


[Закрыть]собиралась в репатриацию в СССР, я ей дала несколько своих танцевальных костюмов, в том числе и розовую юбочку моих первых выступлений, которая, как Катюша писала позже, послужила ей милой занавесочкой.

Ноты доставать не нужно, все музыканты знали выбранный нами довольно популярный мотивчик. Оставался один вопрос – кто устроит ангажемент. Самим наниматься было не принято: «луз фэйс» – теряешь лицо. Тут мы вспомнили об одном беженце из Германии, который, имея «слегка танцевальную» дочь, занялся устройством ангажементов и для других, выгадывая при этом кое-что для себя. Он быстро нашел для нас какой-то танцевальный клуб. Нельзя сказать, что мы пользовались бешеным успехом, но зрители за столиками нам улыбались и довольно дружно хлопали. Почему бы не похлопать двум задорным, симпатичным девчонкам, которые довольно ловко били чечетку? Заработали мы немного, при этом надо было отдать определенный процент немцу (он, бедняга, тоже едва сводил концы с концами, даже брюки брал напрокат – за плату, разумеется, так как его собственные были уже с «бахромой», а для того чтобы устроить ангажемент, нужно выглядеть прилично). Рассчитавшись с первым нашим импрессарио, мы все-таки решили попробовать наняться без его помощи. Прихорошились и отправились в один из больших дансинг-холлов, заявив, что недавно приехали из Манилы и собираемся показать свой номер. Китаец, который, скорее всего, был директором, расхвалил свое заведение и предложил прийти на следующий день и попробовать наш танец с оркестром.

И тут, к нашему ужасу, мы узнаем, что все музыканты – португальцы, прибывшие из Манилы. Мы ужасно боялись, что они заговорят с нами, а мы ни одного слова по-португальски не знали, и наш обман раскроется. Из предосторожности мы решили им даже не улыбаться, чтобы не давать повод к общению. Репетиция прошла благополучно. Нас наняли на уикенд Танец имел успех дирекция пригласила нас на следующий вечер, но при этом попросила показать еще один номер – в программе полагалось два выступления за вечер. Тут я вспомнила о моем испанском танце, за который еще в Харбине получила такой нагоняй от родителей. Ноты у меня сохранились. Дело было за костюмом. Спасло летнее платье с длинной юбкой, а для испанского «декора» пошла скатерть с разноцветной бахромой, мне ее подарили, чтобы прикрывать старый стол.

Нам заплатили вдвое больше.

Еще раз мы повторили нашу программу в недавно открывшемся очень нарядном кабаре китайского стиля. Переговоры вела Вера – с таким видом, что она не меньше чем Марлен Дитрих. Розовый дуэт и мое соло «со скатертью» имели успех. Нас ангажировали на очередной уикенд, но для этого нужны были уже новые танцы.

Помогла молодая, но довольно опытная танцовщица Зина Эль [58]58
  Эль Зинаида Григорьевна – дополнительных сведений не установлено.


[Закрыть], посоветовав переменить костюмы и песенку, но при этом музыка должна быть в прежнем темпе. «А ты, – обратилась она ко мне, – используй свою гибкость. Я принесу ноты – легкую музычку, на один раз возьмешь пианиста, хватит, чтобы запомнить. Ноги вперед, потом назад, “перекидное на мост”, потом сесть на шпагат. И “колесо” на финал. Только нужен другой костюм».

Сказано – сделано. Костюм мы сшили сами – купили крохотный отрез черной блестящей материи и лоскут ярко-зеленой, которым «расшили» трусики и лифчик. На ноги – мягкие балетки, в которых я танцевала еще в школе. Так появился мой акробатический танец, а впридачу к нему новая песенка со старой чечеткой. Конечно, моя «акробатика» в сравнении с китайской была просто легкой детской забавой, но она и не претендовала на что-то особенное, скорее служила украшением простенького танца.

Так мы и перебивались с Верой понемножку первое время. Конечно, было нелегко и порой просто невыносимо, когда приходилось вместо приличного вечернего клуба танцевать в ночном кабачке. Однажды, когда положение в очередной раз было отчаянно бедственным, меня устроила в такое заведение харбинская знакомая, очаровательная, аристократического вида молодая женщина, которую я в прошлом частенько встречала на литературных собраниях в Харбине. После того как она потеряла мужа и осталась без всяких средств к существованию с дочкой на руках, она вынуждена была танцевать в этом кабачке какой-то экзотический «дикий» танец, который не мог спасти даже яркий костюм с перьями – ведь дама не готовила себя к стезе танцовщицы. «Если бы не моя девочка. – сказала она мне однажды, – я бы…» – и жестом показала что-то вроде петли на шее…

К тому времени я осталась одна, без моей партнерши Веры, она уехала с цирковой студией в Индию. Этот выгодный контракт предложили нам обеим. В Индии мы должны были танцевать и научиться всяким цирковым трюкам с лошадьми. Мне очень хотелось отправиться в это заманчивое путешествие – лошади с детства были моей недосягаемой мечтой, я любила их, пожалуй, еще больше, чем танцы. Но я никак не могла решиться подписать длительный контракт. Во-первых, я недавно вышла замуж и мой молодой муж каждый день с тоскливыми глазами ожидал моего решения как приговора. Но он ни на чем не настаивал, так как сам не мог найти работу. Во-вторых, не с кем было оставить кота. Я чуть было не заболела от всех этих треволнений, так как сама Индия меня тоже очень волновала…

А кончилось это тем, что Вера уехала одна, а я должна была отправиться танцевать в ночной кабачок, чтобы зарабатывать на жизнь…

Самым трудным испытанием для меня оказался недосып. Я совсем не могла уснуть днем, а с работы возвращаться приходилось чуть ли не на рассвете. Не секрет, считалось, будто кабарешные танцовщицы – исчадия всех грехов. Не берусь говорить обо всех, я танцевала в ночном кабачке недолго, но за это время не видела в поведении танцовщиц ничего предосудительного. Это были милые женщины, каждая со своей непростой судьбой, многие из них семейные, которым надо было зачастую кормить не только детей, но и мужа (мужчинам было гораздо сложнее найти работу).

Лично меня никто не неволил садиться за столик с посетителями. Но, не буду лукавить, нередко благодарность за доставленное танцем удовольствие здесь выражалась совершенно иначе, чем в театре. Так, однажды, когда был большой наплыв посетителей и я танцевала, повернувшись к одному из столиков спиной, по окончании номера он-то бросил к моим ногам конверт с несколькими купюрами и короткой запиской: «Спасибо за спинку…»

Был еще такой случай. Довольно известный шанхайский репортер как-то предложил подвезти меня после работы из кабачка домой на такси. Стояла холодная, беспроглядная ночь, жила я далеко – поэтому с радостью приняла его приглашение. Но «доброта» газетчика тотчас испарилась, как только мы оказались в авто. Он сразу же решил погреть руки у меня под меховой курточкой. Оплеухи давать я тогда еще не умела, поэтому холодно предложила ему свои вязаные перчатки… В тот момент я по-настоящему пожалела, что не решилась поехать с Верой в Индию.

Из кабачка я вскоре ушла – заболела брюшным тифом и провалялась довольно длительное время в голодовке. Это меня и спасло, как сказал позже доктор. А потом снова вернулась к танцам. Доя заработка даже театральная труппа, почти в полном составе, включая балет, музыкантов и певцов, вынуждена была время от времени заниматься «халтурой». Мы ездили в маленькие поселения, которых было великое множество вокруг Шанхая, туда, где имелись небольшие залы со сценой или просто с дощатыми подмостками. Останавливались в дешевых, довольно неопрятных гостиницах. Танцевали что-нибудь «легонькое», без затей. Летом безумно страдали от жары. До сих пор помню свой зеленый костюм, от которого я вся позеленела – пот тек ручьями. Но это была мелкая неприятность, случались и более крупные. В одном из поселков хулиганы обстреляли сцену из рогатки битым стеклом, только по счастливой случайности никто из нас не поранился.

Впрочем, иногда мы даже балетные постановки показывали, так, например, «Ночь на Лысой горе». И танцевал, можно сказать, первый состав, правда, без особого вдохновения. Помню, как Светланов «беседовал» со своей партнершей Никитиной [59]59
  Светланов Николай Александрович (биографические данные не установлены) – артист балета. Артистическую деятельность начал в 1923 г. в Киевском городском академическом театре. С 1925 выступал в Харбинской опере, с которой трижды выезжал на гастроли в Японию, выступал в Императорском театре в Токио. В Шанхае с 1931 г. Выступал в «Астор-Хаус», «Синдерелле», в балете Сокольского, на сцене кабаре братьев Ткаченко. Никитина Людмила Константиновна (биографические данные не установлены) – артистка балета. В Шанхае с 1932 г выступала в балетной труппе Н.М. Сокольского, а также самостоятельно в сольных танцах и в паре Н.А. Светлановым.


[Закрыть]во время танца: «А чего это ты такую кислую физиономию скорчила?» Она в ответ: «Это как будто я страдаю…» У меня как-то развязалась тесемка на балетной туфельке, так я тоже несколько минут изображала такое страдание на лице, пока ее завязала, пользуясь тем, что ведьме, которую я изображала, такое движение могло быть позволительно.

Вскоре от Веры пришло письмо, где она ругала дирекцию на чем свет стоит. Оказывается, узнав, что она по отчеству «Григорьевна», дирекция объявила в афише, что в труппе участвует дочь Григория Распутина, рассчитывая, вероятно, тем самым подогреть интерес публики. Вера возмутилась и пожаловалась властям. После этого инцидента писем от нее долго не было, потом пришло известие, что она вышла замуж за одного англичанина, который как раз разбирал ее «распутинское» дело.

Между тем мой танцевальный статус вырос. Сначала я протанцевала в кордебалете со всеми «лебедями» в «Лебедином озере», потом «Цыганочку» – сольный танец на каком-то празднике богемы. Этот танец мне никто не ставил, он родился сам, по какому-то наитию, когда я услышала «Две гитары», звучавшие среди публики.

Весной 1936 года меня включили в состав балетной труппы, которая отправлялась на гастроли в Японию на праздник цветущей сакуры. В Японии нас поселили в очаровательном местечке, недалеко от города Кобе, причем моей соседкой по номеру в отеле была та самая Зина Эль, которая когда-то помогла мне поставить мой первый акробатический танец Я привезла его и в Японию. Кроме того, я танцевала со всеми русский танец (конечно, и вприсядку) и выученный во время турне – японский (костюмы предоставила дирекция). В свободное время нас возили осматривать окрестности, угощали блюдами национальной кухни, много фотографировали, словом, всячески ублажали. Единственным горем было то, что мой любимый рыжий кот, которого я оставила своим знакомым в Шанхае и из-за которого однажды так обиделся на меня Александр Вертинский [60]60
  Вертинский Александр Николаевич (19 (по др. данным, 21) марта 1889, Киев – 21 мая 1957, Ленинград, похоронен в Москве) – поэт, певец, композитор, артист. Рано потерял родителей. С 1913 переезжает в Москву; выступал в Театре миниатюр, исполнял короткие юмористические рассказы. Во время Первой мировой войны работал в московском госпитале, потом – в санитарном поезде, где даже делал несложные операции. С 1916 в Москве ежевечерне выступал в программе Петровского театра миниатюр. Здесь пришел успех, граничащий со скандалом. К концу 1917 начал концертировать по стране со своей программой. Осенью 1920 на пароходе вместе со штабом врангелевской армии прибыл в Константинополь. Выступал в кабаре «Черная роза». С заграничным паспортом на имя греческого подданного Александра Вардитиса объездил полмира. В 1925 осел в Париже на 10 лет. В 1934 г. прибыл в Нью-Йорк, с 1935 по 1943 жил в Китае. Пел в кабаре Шанхая и Парижа. В 1943 г. приехал в СССР. За 10 лет творческой деятельности дал свыше трех тысяч концертов. В начале 1950-х гг. снялся в фильме «Заговор обреченных», за роль в котором получил Государственную премию.


[Закрыть], потерялся: ушел и не вернулся.

Впрочем, в Шанхай я из Японии не вернулась. В Харбине меня ждали родители. Но прежде, на обратном пути, я побывала в моей милой Корее, у Янковских, это всегда было для меня настоящей радостью.

В Харбине мне снова нужно было искать работу. Мама тяжело болела. Мне предложили танцевать в кабаре «Фантазия». На сцене. Один сольный номер и два в ансамбле. Радовалась, что представление заканчивалось не очень поздно. Программу составлял известный танцовщик Серов. Его жена и партнерша, балерина Ольга Манжелей [61]61
  Серов Борис Александрович (12 декабря 1898, Одесса – после 1950?) – артист оперетты и оперы. Жил в Харбине с 1927, возглавлял труппу «Аполло». Выступал вместе женой Ольгой Павловной Манжелей. Имел советский паспорт, выданный в Харбине в 1937. Репатриировался в СССР (1947).


[Закрыть], тоже танцевала там же. Они очень тепло встретили меня. Увы, мои родители так и не смогли смириться с тем, что их дочь танцует в кабаре, ни одного моего номера они так никогда и не видели. Но нужны были деньги на лечение мамы. А мой заработок здесь, в «Фантазии», не мог сравниться с тем, что я получала, когда давала уроки русского языка китайчатам, бегая из одного дома к другому.

В оркестре «Фантазии» работал один симпатичный и очень талантливый пианист – чех Франк Маршек [62]62
  Маршек Франк – дополнительных сведений не установлено.


[Закрыть]. Он любезно согласился в утреннее время проигрывать для меня музыку, на которую я хотела поставить танец. Эта экзотическая мелодия, она называлась «Табу», меня просто завораживала. Я до сих пор благодарна Франку – это он заставил меня поверить в то, что я сама могу ставить танцы.

Вскоре в отеле «Модерн», где был великолепный зал с большой сценой, организовали театр, между сеансами кинематографа стали показывать танцевальные номера, и я перешла туда, с радостью бросив надоевшие мне репетиции для ансамбля. Именно тогда у меня появились мои авторские сольные выступления – «Табу», «Блюз» (музыку для него написал Франк Маршек), «Джунгли». Что касается последнего, из-за него я лишилась зимнего пальто, так как все сэкономленные деньги потратила на леопардовую шкуру. Моя подруга помогла мне из нее сшить прекрасный костюм для «Джунглей».

Работать в «Модерне» мне очень нравилась. Во время сеансов, когда зрители смотрели кинофильм, мы, ожидая второго выступления, читали, болтали или играли в карты. Директор «Модерна» Иосиф Романович Короть и его жена – Лора Львовна [63]63
  Короть Иосиф Романович (1881, Иркутск – 1957 (по др. данным, 1958), Шанхай) – предприниматель. Был младшим, 13-м ребенком в семье. В 1920-х гг. обосновался во Владивостоке, имел собственную типографию. В 1934 зимой через р. Амур перебрался в Китай. В Харбине был владельцем отеля и театра «Модерн». В 1940 уехал в Шанхай. Лора (Лариса) Львовна (урожд. Вишницкая) (5 февраля 1905, Киев – 26 августа 1991, Полтава) – вторая жена И.Р. Коротя. С 1950 по 1954 Л. Л. Короть преподавала русский язык для государственных служащих нового правительства Китая. В 1954 вместе с внучкой Викой Л.Л. Короть депортирована в СССР. И.Р. Короть выехать с семьей не смог, у него случился третий инфаркт, собирался последовать за семьей позже, но умер в Шанхае, в большой бедности. Л.Л. Короть поселилась в Целиноградской области, преподавала английский язык в школе совхоза «Первомайский», позже переехала в Полтаву.


[Закрыть]– частенько баловали нас какими-нибудь сладостями. Впрочем, мы и сами тогда уже могли себе позволить послать кого-нибудь, чтобы купить у китайцев замороженные и засахаренные ягоды боярки, нанизанные на длинные палочки, – «тахула» – так их называли уличные разносчики. (Помнится, что я даже бродячего котенка, найденного после спектакля, назвала Тахулой.)

Смешных историй во время работы в «Модерне» тоже случалось немало, и они помнятся до сих пор, наверное, потому, что это была разрядка в нелегкой танцевальной работе. Как-то после игры в подкидного дурака, когда это не очень лестное звание досталось мне и, как было принято в таких случаях, на лоб мне налепили белую бумажку, я по забывчивости так и вышла на сцену. Зал закатился от смеха. Больше всех хохотала Лора Львовна Короть, сидевшая в первом ряду, показывая мне рукой на лоб. Вообще она очень заботливо относилась ко мне, как и ее муж. Они часто приглашали меня к себе (в то время семья жила в здании «Модерна») на обед, на ужин или просто принять ванну, если я выступала с номерами «Джунгли» или «Черная Лулу», так как в этом случае я вымазывала на себя «килограмм» коричневого или черного грима.

Перед каждым новым танцем они неизменно подбадривали меня, когда я мрачно предсказывала свой провал.

Однажды, когда я запаздывала с выходом на сцену из-за того, что не успевала переодеться (это был танец не то пастушка, не то молодого фавна, который я сама поставила на музыку Грига), я нечаянно наступила на длинный загнутый носок тряпичной туфли и растянулась. Дотанцевав кое-как, я устроила громкое рыдание за кулисами, наотрез отказавшись выступать перед вторым сеансом. Кончилось все тем, что самому Коротю, владельцу «Модерна», солидному, довольно известному человеку, пришлось чуть ли не силой выволакивать меня на сцену. Перед этим Ольга Николаевна Туренина, жена нашего постановщика, спешно укоротила мне носки туфель, а девочки-танцовщицы в качестве утешения почти насильно накормили тахулой.

В Харбине я очень подружилась с Лорой Львовной, это была очаровательная, очень чуткая и культурная женщина, я всегда храню добрую память о ней. Увы, из-за досужих скабрезных слухов, которые кто-то распустил в отношении Иосифа Романовича Коротя и меня, увидев нас вместе на конной прогулке (он единственный раз предложил мне проехать на своей лошади, зная мою любовь к верховой езде), с ее стороны возникла некоторая холодность. Подлил масла в огонь еще один случай. Когда в «Модерне» шел мой танец «Джунгли», где я танцевала в леопардовой шкуре, публике было объявлено: «Сейчас вы увидите подругу Тарзана…» Когда я вышла на сцену, кто-то крикнул из зала: «Не знали, что Короть Тарзан». Это, конечно, было пакостно, но и смешно одновременно, так как меньше всего Иосиф Романович был похож на Тарзана: невысокого роста, отнюдь не атлетического сложения, с аккуратной стрижкой.