355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ларисса Андерсен » Одна на мосту: Стихотворения. Воспоминания. Письма » Текст книги (страница 7)
Одна на мосту: Стихотворения. Воспоминания. Письма
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 05:46

Текст книги "Одна на мосту: Стихотворения. Воспоминания. Письма"


Автор книги: Ларисса Андерсен



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

«Где-то там, на этом свете…»
 
Где-то там, на этом свете,
Ты живешь не для меня.
И растут не наши дети
У не нашего огня.
Но неведомая сила
Не развязывает нас.
Я тебя не отпустила —
Ни навеки, ни на час.
Лишь уснешь – тебе приснится
Темный сад и звездный пруд…
И опять мои ресницы
Осенят и уведут.
Ускользнет среди растений
Зашуршавшая ладья —
В тишину, где дышат тени,
В глубину, где ты и я.
 
ПРЕДВЕСЕННЕЕ
 
Сумерки тают, как привиденье,
Смутно белеет во мгле луна,
Вот и вернусь со своею тенью —
В снежной степи не совсем одна.
Лижут сугробы гладкие лыжи,
Легкие лыжи щекочут снег…
Холм пробежать – и поселок ближе,
Дом – в ожиданье, в снегу, во сне.
Воздух томит предвесенней лаской,
Грустно, и радостно, и хмельно…
Кончится печка, щели с замазкой,
Выглянет, жмурясь, герань в окно.
В небе решат, в потеплевшем небе,
Кто же приедет ко мне весной.
Если б… того пчеловода мне бы,
Что танцевал на балу со мной!
Он небогат, некрасив, неярок,
Много не скажет, да все поймет,
Только всего привезет в подарок,
Что прошлогодний янтарный мед.
Вот и прилипну к нему, как пчелка,
К меду и к сердцу, любя, прильну…
Он ведь спросил: «Ну, когда помолвка,
Хочешь, мы встретим вдвоем весну?»
Резвые лыжи снуют, играя,
Ластится мартовский талый снег,
Небо как степь – ни конца, ни края —
Дышит и думает о весне.
 
«Расцвели белоснежные сливы!..»
 
Расцвели белоснежные сливы!
Может быть, в благодарность весне
Я сегодня проснулась счастливой,
Но не помню, что было во сне.
Что такое могло мне присниться?..
То ли ангел запел в тишине,
То ли звезд голубые ресницы
Прикоснулись незримо ко мне.
А ведь все остается как было:
Та же боль безвозвратных потерь
И топтанье по краю могилы,
За которой – закрытая дверь.
Отчего, от кого это счастье?
И кому я поверила вдруг?
Или я получила причастье
Из невидимых любящих рук?
 
СЧАСТЬЕ
 
Росистым звонким утром, на заре,
На розовом лугу, покуда в доме спали,
Гнедко и я в безудержной игре
Встречали жизнь без страха и печали.
Перчинка страха все-таки была
(Но без нее у счастья вкуса мало),
В рубашке, босиком и без седла,
Вцепившись в гриву, я едва дышала.
По кочкам, по ухабам что есть сил
Гнедко берег меня. И Бог берег обоих…
А вот недавно ты меня спросил,
Когда была довольна я судьбою?
Вот вспомнилось: я прыгаю в окно,
Сверкает луг, какой-то птицы пенье,
И радостного ржанья нетерпенье…
То было счастье! И полным-полно!
Но благодарны были мы едва ли,
Гнедко и я, – о счастье мы не знали.
 
«Мы оба – бунтари ночами…»
 
Мы оба – бунтари ночами,
И я, и ветер за стеной.
Но ночи строгими очами,
Как сторожа, следят за мной.
Вершат обход свой непреложный,
Листвой под окнами шуршат,
И замедляют шаг тревожно,
И замирают, не дыша…
И отступают, и бледнеют,
И исчезают на глазах…
И только ветер, ветер веет
В опустошенных небесах.
В них нет чудес. И нет участья.
И встанет новый день во зле.
Но – жить! Но быть какой-то частью
Тут, на затоптанной земле!
Я встану. И лицо умою,
Чтоб встретить утро как всегда,
И посмеется надо мною
Извечно юная вода.
 
«Была весна. И мир был нов…»
 
Была весна. И мир был нов,
И кровь бродила в жилах,
И я, колдунья, силой слов
Тебя приворожила.
И силой слов, и силой слез,
И тайной женской властью,
И ты к ногам моим принес
Доверчивое счастье.
И дождь весенний окропил
Большой любви зачатье,
И месяц клятву закрепил
Серебряной печатью.
Но дни прошли… И я сама,
Сама я все сломала.
Мне счастье было как тюрьма,
Мне счастья было мало.
И дни прошли. И жизнь прошла,
Еще томят надежды,
Но силы нет… И зеркала
Не ласковы, как прежде.
 
РУЧЕЙ
 
Он пробирается сквозь лес
Среди таинственных чудес,
Журча мечтательно и нежно,
Зимой под пеленою снежной.
Но возвращается весна —
Он полон сил, задора, воли.
Он просыпается от сна
И вырывается на поле.
Звенит, спешит… Куда? К реке,
Что голубеет вдалеке.
Бурля желаньем и тоской,
Ручей стремится стать рекой.
 
 
Притоки свежих сил любя,
Река берет его в себя.
Торжественно течет река,
Оберегая берега,
Что, как нефритовый сосуд,
Ее почтительно несут.
Благословенье и почет
Повсюду, где она течет.
Куда? Сыта своей судьбой,
Река устала быть собой
И после всех далеких стран —
В самозабвенье! В океан!
 
 
Покой? Но нет и там покоя.
И даже может быть такое:
Частицы вод из океана
Поднимутся стеной тумана,
И ветер их отправит в путь,
Даже не дав передохнуть.
Куда? Бывают чудеса!
Да в те же самые леса
И в тот рябиновый лесок,
Откуда рвался ручеек.
На тот скалистый водоем,
Где засыхал, томясь, орешник.
 
 
Там утомленный ветер-вождь
Решит прилечь, сказавши: «Дождь!»
И дождь прольется, а с дождем
И ручеек, наш блудный грешник,
Опять вернется в отчий дом.
Но только вспомнит ли о том?
 
 
Вот я вам сказку рассказала,
Но можно начинать сначала,
Как говорится – «от крыльца»,
И не добраться до конца.
Быть может, после кутерьмы —
Так возвращаемся и мы.
 
«Люблю ли я жизнь? Ну конечно!..»
 
Люблю ли я жизнь? Ну конечно!
И как! Вот эти деревья, вот эта река —
А больше всего я люблю синеву,
И тучи, и дождик, и эту траву.
Босыми ногами в зеленом ковре!
Отнимутся ноги – я буду смотреть.
Глаза помутятся – дотронусь рукой.
Вот так – неотступной любовью такой.
 
«Я еще не изведала горя…»
 
Я еще не изведала горя,
Я еще молода и резва,
И живу я у самого моря —
Предо мной, надо мной – синева!
Я еще никого не любила,
Никого не теряла, любя,
И ничья дорогая могила
Не отнимет меня у тебя.
Я росла для тебя. Между нами
Даже тени не встанут тайком.
Я ребенком играла с волнами,
С золотым побережным песком.
От песка этих кос позолота,
И от волн синева этих глаз.
Говорят, на спине кашалота
Приплыла я в полуденный час.
Это смуглое гибкое тело,
Как жемчужину, я берегла…
 
 
Так ему я сказать бы хотела,
Если б заново жить начала.
 
«Лучше жизнь безбрежная…»
 
Лучше жизнь безбрежная,
И я не умерла.
Я – радужная, нежная,
Нежнее, чем была.
По-прежнему я вечером
С тобою, у тебя.
По-прежнему доверчиво,
По-прежнему любя.
Меж нами лишь неверия
Туманная стена.
Не плачь, усни, и двери я
Найду в просветах сна.
Серебряною лестницей
В серебряном саду,
Небесной светлой вестницей,
Невестою приду.
 
«Спи, мой друг. Близок час. Тишина…»
 
Спи, мой друг. Близок час. Тишина
Подошла и стоит у порога.
Выплывает большая луна
Осветить на прощанье дорогу.
Спи… Печали уйдут навсегда,
Лишь лучистая радость приснится.
Только раз проскользнет, как звезда,
И погаснет слеза на ресницах.
Ты увидишь: ты встала, летишь
Мимо нас и знакомого места.
В Синеву, в запредельную тишь
Невесомою светлой невестой…
Чей-то голос окликнул тебя,
Чей-то взор засветился знакомый…
Ты взошла, трепеща и любя,
На порог долгожданного дома…
Нет, не слушай рыданий земли!
Им – и время, и место – пределы.
Просто люди еще не смогли
Разлюбить опустевшее тело.
Мы поплачем, но встретимся вновь
После столь мимолетной разлуки!
И с улыбкою вспомним те муки,
Что всерьез называли – Любовь.
 
«Целый день бушевала толпа…»
 
Целый день бушевала толпа,
Полоскался назойливый флаг над крыльцом,
Кто-то что-то кричал у столба,
Вздув лицо черноротой распяленной маской…
И кого-то вязали, человека с лицом
В пепле страха, застывшем замазкой.
Но потом отпустили. Устали. Ушли.
Не хватило ни крика, ни силы.
Да еще, как назло, моросило.
Флаг раскис, позакрылись «воле» [28]28
  Воле (volets) – ставни (фр).


[Закрыть]
,
Разбрелись крикуны, разлетелись слова,
Никого не осталось на мокрой земле…
Шелестя тишиною, пришла Синева.
Та «моя Синева», что не просто цвет,
А неведомый зов, и обет, и завет…
Тихий свет, что ведет за собой в глубину
По ступеням – ко сну.
К тем внезапным провалам меж явью и сном,
Где мерцает догадка о счастье ином.
Сквозь туман, где мы бредим,
Сквозь леса, где мы бродим,
Где ушедшего друга так просто находим.
Сквозь разлуку, и время, и смерть, и запреты,
Где для встреч не нужны никакие кареты,
Где совсем не нужны никакие слова…
Где звенит Синева.
 
МОЛИТВА
 
Знаю – бывает тяжко,
Страшно за каждый шаг…
А вот одна монашка
Мне говорила так:
Надо молиться Богу,
Чтобы рассеять страх…
С Богом найдешь дорогу,
Что с фонарем впотьмах.
Надо молиться много,
Долго и не спеша.
Чтоб добралась до Бога,
Как ручеек, душа…
Надо молиться часто,
Чтоб не нарушить связь,
Чтоб ручеек несчастный
Не превратился в грязь…
Надо молиться сильно —
Вырваться из тисков,
Чтоб он рекой обильной
Вышел из берегов!
Надо молиться страстно,
А не зевать кругом —
Не бормотать напрасно,
Думая о другом.
Надо молиться строго,
Не потакать себе,
Не торговаться с Богом
Лишь о своей судьбе.
Надо молиться чисто,
Радуясь и любя,
Так, чтобы круг лучистый
Вырос вокруг тебя…
Чтобы такой кольчугой
Сердце облечь ты смог
Вот… И тогда, как чудо,
В нем засияет Бог.
 
«Пререканья, смешная месть…»
 
Пререканья, смешная месть,
Придавили чугунным весом.
Сор души… А ведь радость есть!
Вон – луна в тумане над лесом.
Бродят сны по вершинам гор,
Лужа – бледный осколок света —
Ввысь вперила наивный взор,
Взор – вопрос. Без ответа.
Неужели не будет легче?
Я потеряна… Я одна…
Тут в ответ пришла тишина
И меня обняла за плечи.
И вздохнула. Надежный друг!
Все поймет. Да и скажет много.
Без прикрас, без поблажек, строго…
И теперь все открылось вдруг,
Словно кто-то сорвал завесу:
Вне обид, вне добра и зла
Мир стоял и молился Богу…
Легкий трепет прошел по лесу,
Тихий свет озарил дорогу —
Тишина лампадку внесла.
 
«Я знаю, я видела синее небо…»
 
Я знаю, я видела синее небо,
Эту глубинную синеву…
Но где? Мне бы вспомнить…
И выбраться мне бы!
Но я заблудилась в каком-то хлеву —
Не в хлеву, а, быть может, в тюрьме —
Нет ни окон, ни двери,
Блуждаю на ощупь в белесом дыму…
Ведь было, ведь было. Я помню, я верю,
Но где и когда – не пойму.
Вдруг вижу – в конце коридора, под крышей,
Светлеет, синеет, сияет окно.
Бегу и карабкаюсь – выше и выше…
Но тело недвижно – помеха, бревно…
Ненужная тяжесть – нельзя ли без тела?
Мешает стена, и мешает карниз.
И неба не видно. Я так бы хотела
Увидеть на миг, даже падая вниз.
Решаюсь – рывком! Пусть сорваться,
Убиться!
И тут просыпаюсь, крича наяву:
Я видела, видела – Синеву!
И сон улетает, как Синяя птица…
 
ПЕЧАЛЬНОЕ ВИНО
 
И тем, кто жив,
И тем, кто умер,
С кем дальней юности причастье,
И боль, и радость, и ненастье
Делить пришлось.
 

ПЕЧАЛЬНОЕ ВИНО

Памяти Александра Вертинского

 
Это было давным-давно,
Мы сидели, пили вино.
Не шумели, не пели, нет —
Угасал предвечерний свет.
И такая цвела весна,
Что пьянила и без вина.
Темнота подошла тайком,
Голубея лунным цветком,
И укрыла краем крыла,
А печаль все росла, росла,
Оставляя на много лет
Догорающий тихий след.
И, я знаю, никто из нас
Не забыл тот прощальный час,
Что когда-то сгорел дотла…
Так прекрасна печаль была,
Так звенела в ночной тиши,
Так светилась на дне души.
 
«У меня – пустые глаза…»
 
У меня – пустые глаза…
Я из тех, кто не знает счастья.
И кого обнесли причастьем,
Для чего-то о нем рассказав…
 
ПИСЬМО
 
«Прощай, пиши и будь здорова»…
Полжизни разделило нас —
И даже память утихает,
Лишь ночь глядит в упор, сурово,
Без утешений и прикрас,
И где-то всхлипывает час,
Опять упавший между нами:
Так плачет ветер в проводах,
Так волны черные вздыхают,
Так стонут в поле поезда.
Так побелевшими губами
Мы произносим: никогда.
 
НЕВЫПОЛНЕННЫЙ ОБЕТ

Алексею Ачаиру

 
Всем я рада, и все мне рады:
И домашние, и друзья.
Я для каждого то, что надо:
Вот кто я, а совсем не я.
Для усталого я – подушка,
Для обиженного – жилет,
Развлечение – для подружки,
Для поэта – слегка поэт.
Для животных – защита в драке
И все вкусное, что дают:
Суп и косточка для собаки.
Для кота – молочко, уют.
Я бесформенна и безмерна,
Как вода – разольюсь во всем!
Даже лошадь и та, наверно,
Сочетает меня с овсом.
Так и есть. Я ничто иное.
Я лишь то, что им надо взять.
Вот…
А ночью, в тиши, за мною,
Знаю, кто-то придет опять!
И послышится шепот строгий,
Словно шелест незримых крыл:
– Ты свернула с своей дороги,
Той, что я для тебя открыл.
Расточая свои щедроты,
Опьяненная суетой,
Ты небрежно забыла, кто ты,
Чьи светились в тебе высоты,
Кем доверенная мечта! —
И в отчаянье, чуть не плача,
Я взмолюсь: – Кто же ты, мой бред?
Или я – твоя неудача,
Твой невыполненный обет?..
 
 
Всем я рада, и все мне рады,
Но укор твой стоит стеной.
Помоги же сломать преграды
И вернуться к себе самой!
 
«Я верю в тишь и дальние кочевья…»
 
Я верю в тишь и дальние кочевья,
Вот почему в тот вечер голубой
Я вышла в сад молиться на деревья,
Чтоб помирить себя с собой.
 
КОСТЕР

Посвящается Арсению Янковскому,

написано после его смерти.


 
Трещал и жмурился костер,
И речка ворковала,
И синий сумрак распростер
Над нами покрывало.
И даже полная луна взошла апофеозно,
Конечно, было не до сна,
А к ужину – и поздно.
Да, будут ждать, смотреть на дверь —
Твой брат, моя подруга,
Но нам не вырваться теперь
Из колдовского круга.
Ночная птица неспроста
В лесу заголосила:
Бывают странные места,
Таинственная сила…
Нет, мы не так уж влюблены,
Мы невзначай попались!
Но в эту ночь в лучах луны
Немножко целовались.
Мы просто заплатили дань
Луне и всем красотам!..
Меня в то лето звали «Лань» —
Наверное, за что-то.
Ты, ловкий кавалер, танцор,
Был «Барсом» вечеринок.
Но ты и с барсом этих гор
Вступил бы в поединок!
 
 
Костер давно угас… Но след
На дне души ютится.
И след костра, и голос птицы,
И наши девятнадцать лет.
 
«Это что – весна?..»
 
Это что – весна?
Похоже…
Как ты думаешь?
А ты?
Вот и я не знаю тоже…
Что-то вроде… раз цветы!
 
ЯБЛОКО

Посвящается И.О.

 
Наливное, медвяное, летнее —
Для тебя, золотой, молодой…
Для тебя приносила к обедне я,
Окропляла свяченой водой.
На, кусай. Ах, как звонко ломается,
Дай и мне, откушу и отдам —
Как лукавые рты прижимаются
К обнаженным и влажным следам!
Да, такое же – Евино, грешное,
Но сегодня молились о нем —
Чтобы все преходящее, здешнее
Озарилось нездешним огнем.
Чтобы счастье земное, короткое
Преисполнилось Божьих даров —
Чтоб над ним Богородица кроткая
Улыбаясь, простерла покров.
 
«Я хорошо защищена…»
 
Я хорошо защищена
Моими бреднями и снами,
Прочна воздушная стена,
Победно облачное знамя.
Его пернатые несут,
Опущен мост, но стражи строги!
Я не к тебе приду на суд
И ты не зван в мои чертоги.
Нет, зря, уверенно смеясь,
Ты предлагаешь мне смириться.
Владетельный, светлейший князь,
В моих владеньях я – царица!
 
ПОЭТ

Посвящается Николаю Петерецу

 
Ногти огромные, желтые,
Волосы – вызов расческе.
Часто в пандан [29]29
  Пандан (pendant) – парный предмет, пара (фр.).


[Закрыть]
прическе
Ходит с небритою мордою.
Грозно дымя папиросою,
В мир извергает хореи —
Пусть погибают скорее
Все королевы курносые.
Речи – под стать апостолу,
Громы Перуна пуще…
Схемы миров грядущих
Чертит ногтями по столу.
Добрые жители охают —
Знать, с Сатаною дружит,
А сам панихиды служит
Над каждою кошкой дохлою.
 
«Я не страдаю, не бунтую. Я ем и сплю…»
 
Я не страдаю, не бунтую. Я ем и сплю.
Но только краски побледнели. И я – не та.
И тех, кого я так любила, – я не люблю.
Нет веры, небо онемело. Там – пустота.
 
КОРЕЯ

Посвящается Виктории Янковской

 
Почему не в Корею? В Корею – не надо.
Вдруг – огромный отель на скале водопада,
Наведен современный безжалостный лоск:
Освещенье, рекламы, витрины, киоск?..
Вдруг – и наша дорога асфальтом лоснится,
Та дорога, что нам незатоптанной снится…
Вдруг – столбы с проводами торчат у дороги,
Где когда-то в припляс отпечатали ноги
Под напевы играющей, звонкой воды
На камнях, на песке молодые следы.
Где кто жив и кто умер – встречаются вновь,
Где ночами, наверно, блуждает любовь…
Пусть же снится, как было: суровые горы,
Гроздь ночных огоньков, дружелюбные взоры
Керосиновых ламп в аметистовый час
Да реки бесконечный волшебный рассказ.
Это было. Мы этим навечно богаты.
Разве можно отнять то, что было когда-то?
Ничего, что от прошлого «рожки да ножки».
Вот в альбоме засушен цветок таволожки
В знак того, что Корея не сказка, а быль.
Только трогать нельзя – превращается в пыль.
 
ТЕПЛЫЙ СЛЕД

Посвящается Валерию Янковскому

 
Молчат нахмуренные горы,
Закутываясь в облака.
На небесах – переговоры:
Не время ли спускать снега?
Уже закончена «уборка» —
И листопад, и перелет,
Река шумит, но у пригорка
Утрами серебрится лед…
Но как тепла твоя забота:
Пушистый плед, вязанка дров!
И: «Ты не ужинала что-то…
Вот яблочко… Приятных снов…»
И поцелуй благопристойный.
Совет: закройся на засов!
Ушел… Шаги… И все спокойно,
Лишь слышно тиканье часов.
Переодевшись в рубашонку,
Ныряю с яблоком в кровать
(Воздушный поцелуй вдогонку).
Как хорошо! Но… скоро уезжать.
Туда, где шум, толпа и спешка,
Где каждый бьется за успех.
Где я – лишь выгодная пешка
Чужих расчетов и потех.
Где покупается «веселье»:
Скабрезный смех, бокалов звон…
Где мой партнер, в чаду похмелья,
Не помнит, с кем танцует он.
Где утром я проснусь – скорее
Развеять мой зловещий бред:
Случилось что-то там, в Корее,
Тебя в Корее больше нет!
И наконец дождаться вести,
Что для «отечественных благ»
Тебя с отцом и братом вместе
Упрятали в «родной ГУЛАГ».
 
 
Прошли года… Ушли надежды
Вернуться снова в милый край,
Где речка та шумит, как прежде:
Хоть ты живи, хоть умирай.
Мы живы. Врозь. С судьбой не споря,
Но греет память теплый след:
– А помнишь тот закат у моря
Тому назад с полсотни лет?..
 
«Только море и море. Где наше сегодня…»
 
Только море и море. Где наше сегодня
Оторвалось от завтра, потерялось вчера…
В тот момент, когда сняли и бросили сходни
И спокойно поплыли домой катера.
 
«Все распыляется, все мимо…»

Посвящается Мэри Крузенштерн-Петерец, написано после ее смерти

 
Все распыляется, все мимо,
Вдогонку планам и мечтам,
А жизнь бежит неумолимо,
Усталость оставляя нам.
Храню я Ваш подарок – платье,
Дань женской праздности земной.
Хотела карточку послать я,
Но адрес Ваш теперь иной.
Там – Боже, помоги неверью!.. —
Вы отдыхаете сейчас,
От возмущенья хлопнув дверью
Здесь, на земле, в последний раз.
Ни грубостей, ни пресмыканий…
Колючка с нежною душой,
Я в новом платье тонкой ткани
К Вам прилечу на бал большой!
Несутся дни, летят недели,
И, остывая в их золе,
Мы не смогли, мы не успели
Помочь друг другу на земле.
Но ненадолго разделенье,
Теперь, быть может, легче мне
Услышать Ваши повеленья
И чаще видеть Вас во сне.
Не знаю – Вы уйти хотели
Иль час был свыше предрешен?..
Пока что в том же бренном теле
Я остаюсь. Ваш «Ларишон».
 
«Как дальше жить? Подкрасить губы?..»
 
Как дальше жить? Подкрасить губы?
И, зубы сжав, поверить в то,
Что для грядущих поколений
Не будут обдирать на шубы,
На элегантные манто,
Не потрудясь убить – из лени, —
Живьем – беспомощных тюленей.
 
ЭМИГРАНТСКАЯ БЕРЕЗКА

Посвящается Наталье Ильиной

 
Эмигрантский стишок читаешь —
Все березки, куда ни глянь!
Вырастали-то мы в Китае,
Про бамбук бы, про гаолян…
Про неистовые закаты
Над песками у той реки,
Где готовились жить когда-то
Мы, маньчжурские земляки.
Там – и радости, и печали
Напитали росток души!
Ведь березы Москвы едва ли
По-особому хороши.
И в Китае росли березы,
И багульник по сопкам рос,
Но у русских упорно грезы —
О российской красе берез…
Наша родина – не на карте.
Наша родина – не земля.
Не багульник на окнах в марте,
Не березы, не тополя.
Наша родина – это сказки,
Это – песни, что пела мать,
Это – книжки, картинки, краски,
Что успела душа впитать.
Это – грусть о каком-то доме,
Что остался среди берез,
Где «все было»… наверно, кроме
Этих маминых частых слез.
Это – свет голубой лампадки,
Чуть мерцающей из угла…
Это – карточка той лошадки,
Что еще до меня жила!
Это – память. Не только наша —
Память матери и отца.
Это – клад, круговая чаша,
Не испитая до конца.
И, быть может, слова поэта,
Залетевшие в память где-то,
Долго тлевшие в глубине,
Вдруг зажглись… И березка эта
Их лепечет по-русски мне.
 
«И стариться, как все на свете…»
 
И стариться, как все на свете,
Любить уютную кровать.
Проснувшись ночью, слушать ветер,
И вспоминать, и вспоминать…
 
«Где ты теперь, красавица «Пантера»?..»

Памяти Нины Делякис

 
Где ты теперь, красавица «Пантера»?
В которой из астральных, грешных сфер?
Без Бога, без молитв, без ангелов, без Веры
Ты бродишь средь причудливых химер.
Иль за твою бездумную сердечность,
За щедрость, ласковость души и теплоту
Ты окунулась в розовую вечность,
В баюкающую пустоту?
Чтоб вновь прийти, своей улыбкой кроткой,
С кудрями медными у смуглого лица,
Волнующей, крадущейся походкой,
Срывая, как цветы, влюбленные сердца.
 
 
Сломали дверь… Нашли тебя в постели,
Уткнувшейся в подушку головой.
И не узнаем, как бы ни хотели —
О чем был сон последний твой.
 
«За окнами туман и хмарь…»
 
За окнами туман и хмарь,
Брожу в поношенном халате.
А сердце – снова, как бунтарь,
Не думающий о расплате.
 
ПОЧЕМУ НЕ ТЫ?

Посвящается И.О.

 
Лето на исходе, падают листы,
И глядит грустнее солнце с высоты.
Не хватило сердцу света и тепла,
Ну да что там лето – жизнь, поди, прошла.
Отплясали ноги по земным лугам,
Скоро будет отдых сердцу и ногам.
Только с этим сердцем сладу не найти,
Словно было мало горя на пути.
Что ж, бывало – радость улыбалась мне,
Как цветок нежданный посреди камней.
Пригубила чашу красоты земной,
Только ныло сердце – не был ты со мной.
Теплится над нами отсвет прежних дней…
Четырьмя глазами – был бы свет видней!
Были и наряды, были и цветы,
Кто-то добрый рядом, но не ты, не ты.
И когда настанет время умирать —
Хоть придет за мною вся земная рать,
Хоть небесный ангел принесет цветы,
Я вздохну с тоскою: почему не ты?..
 
«Я боюсь своей легкой походки…»
 
Я боюсь своей легкой походки,
И цветов, и стихов, и… вас
Я боюсь нежданной находки
В такой неурочный час.
Я боюсь ожиданья чуда
И внезапных припадков слез.
Нет, уж лучше я брать не буду
Этих ваших влюбленных роз.
 

    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю