Текст книги "Кровь в пыли (ЛП)"

Автор книги: Л. Дж. Шэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Она поворачивает голову к открытой двери и снова поворачивается ко мне, ее щеки пылают. Может быть, это потому, что этим утром она часами играла в теннис, но более чем вероятно, что это потому, что она видит меня без рубашки лежащим на ее кровати.

– Стэн выпивает у Симпсонов. Он вернется минут через сорок.  —  Еще один смешок срывается с ее губ. Надеюсь, мистер Симпсон и его галстук-бабочка подавятся своими дурацкими девичьими коктейлями.

– Это девять оргазмов. – Мой голос плоский и холодный. – К четвертому ты будешь умолять меня остановиться. А теперь покажи мне те красивые сиськи, о которых я мечтал.

Я похлопываю по плюшевому матрасу. Она осторожно делает шаг вперед, но останавливается, нахмурив брови. Удивительно, но ее лоб не морщится ни на дюйм. Иисус бля. У нее достаточно ботокса, чтобы вылепить ребенка в натуральную величину.

– Где ты был на этой неделе, Нейт? Я пыталась дозвониться.

– Я хотел бороться с этим. – Я встаю с кровати и иду к ней, надеясь, что мои движения не выдадут моего нетерпения. У меня нет времени на это дерьмо. Я поднимаю руку и заправляю прядь волос ей за ухо. Самое глупое, что может сделать мужчина. Я понятия не имею, почему люди это делают. Есть ли что-нибудь сексуальнее, чем смотреть, как грязные белокурые локоны Прескотт становятся грязными и спутанными, зная, что отчасти причина этого горячего беспорядка в том, что я трахнул ее до потери сознания?

– Я достиг своего гребаного предела, миссис Х. Как долго нормальный парень может работать на вас, справляться с вашими ухаживаниями, не ломаясь? Я хотел тебя так сильно, что держаться от тебя подальше было единственным, что я мог сделать, чтобы бороться с этим. Пока не понял, – говорю я и делаю еще один шаг к ней, мои глаза превращаются в щелочки, а моя ладонь касается одной из ее щек. Она прижимается к ней. Такой долбаный гопник . Как будто отбираешь конфету у ребенка. – Я понял, что хватит бороться. Я хочу этого так же сильно, как и ты. Теперь скажите мне, миссис Х. Как. Бы. Ты. Хотела. Трахнуться?

Ее лицо покраснело до свеклы, и она падает на колени, ее большие пальцы цепляются за мои боксеры. Неприятная дрожь пробегает по моему позвоночнику. Конечно нет. Этот мальчик принадлежит одной цыпочке, которая сейчас сидит в дурацкой машине и ждет, пока он вернется с кучей денег.

– Детка. – Я сжимаю ее волосы и отдергиваю ее лицо от моего барахла. Мой член такой мягкий и незаинтересованный. Как она может не заметить? – Мы так долго ждали. Я хочу всю гребаную сделку. Принеси мне кнут и наручники. Я покажу тебе, как хорошо провести время.

Со скептицизмом, играющим на ее лице, она медленно поднимается на ноги, ища меня глазами. Все, что она видит, – это коварная ухмылка, и мое сердце замирает, когда я молюсь, чтобы она не увидела маску Гая Фокса, которую я спрятал под одежду. После долгих мучительных секунд она поворачивается к шкафу и картине. Я иду по ее стопам, зная, насколько она сверхчувствительна к моим движениям.

– Почему ты следуешь за мной? – Ее тон дрожит от волнения. Ее подозрительность перерастает в ее желание. Это необходимо исправить. Я держусь на приличном расстоянии от сейфа, чтобы не наброситься на нее, когда она его откроет.

– Я хочу приковать тебя наручниками к вешалке для галстуков старика и трахнуть тебя, прижавшись к его костюмам, пока ты будешь выкрикивать мое имя. Проблема?

Она улыбается через плечо. – Ты болен, ты знаешь это?

– Ты скоро узнаешь, насколько, милая.

Она набирает код от сейфа, и я неукоснительно следую за ее пальцами. 4.5.2.9.

4.5.2.9.

4.5.2.9.

4.5.2.9.

Я мысленно повторяю эту комбинацию, как гребаная канарейка , шлепая по ней цепляющим звоном, и смотрю, как она достает из сейфа наручники и отдает их мне.

– Руки вверх, к стойке. – Я подталкиваю ее к левой стороне туалета, и она делает, как ей говорят. Ее запястья прижаты к стойке, я приковываю ее наручниками достаточно туго, чтобы она едва могла раскачиваться из стороны в сторону, ее тело было вытянутым и прямым, ее ноги едва касались пола. Я хмурюсь, тут же покидая ее личное пространство и качая головой.

Она беспомощна, заперта в клетке и привязана к стойке для галстуков. Я разворачиваюсь и иду обратно к сейфу.

– Господи Иисусе, Нейт! Что за черт? – Голос у нее низкий, но панический.

– Извини. – Я обрушиваю половину ее шкафа и бросаю дерьмо на пол в поисках чего-нибудь, во что можно запихнуть все бабки. – Я никогда не планировал брать у тебя ни пенни, которые я не заработал. Это не входило в мои намерения. Увы, дерьмо случается. И когда оно случается. . . – Я вбиваю цифры уверенными пальцами: 4.5.2.9. Дверца серебряного сейфа открывается, и вся наличность улыбается мне в ответ, словно тоже рада меня видеть. Я возвращаюсь в спальню, одеваюсь и возвращаюсь за наличными, запихивая их в одну из ее больших сумочек, в свои боксеры, в карманы – везде, где могут поместиться сто купюр. – Скажем так, я благодарен за помощь.

– Помощь! Какая помощь?! Нейт! Вернись сюда прямо сейчас! Ты не можешь сделать это! Стэн убьет меня, если увидит меня такой. Как я объясню ему это?

Я делаю паузу и снова смотрю на нее, как будто обдумывая вопрос. Она пытается вывернуться. – Это очень хороший вопрос. И это не моя гребаная проблема.

– Ты, ничтожество! – Она качается из стороны в сторону. – Ты всего лишь глупая служанка в плавках, – выплевывает она.

– Ага, – я хватаю смехотворную сумму наличных и запихиваю их себе в штаны, – тот факт, что ты привязана к гребаной стойке для галстуков менее чем через четыре минуты после того, как зашла ко мне в спальню, тоже не позволяет тебе претендовать на звание самого умного человека в мире. Повеселитесь, объясняя это своему мужу, миссис Х.

Я бегу обратно через улицу в маске, мое тело отяжелело от денег, которые я спрятал черт знает куда. У меня между задницами долларовые купюры? Чертовски верно. Меня ждет угнанная машина, двигатель завелся, а за рулем сидит Горошек, очки на кончике ее носа. Она смотрит на то, что раньше было ее домом, но снова переключает свое внимание на меня, когда я проскальзываю на пассажирское сиденье и приказываю: – Убирайся отсюда, быстро.

Мы мчимся по окрестностям, каждая миля, которую мы проходим между машиной и домом Хэтэуэй, немного ослабляет мою панику. Когда мы пересекаем ворота, она петляет из богатого Данвилла, из города, из региона, двигаясь на север, в сторону Сакраменто. Хорошая идея. Нам нужно лететь низко до вечера.

– Твоя молния, – говорит она, мельком взглянув на мои джинсы, пока маневрирует в машине. Надо отдать ей должное – за рулем она классная. Ездит как Диабла  и выглядит гораздо комфортнее в крошечном ограниченном пространстве спортивного автомобиля, чем я. – Ты расстегнут. Пожалуйста, просвети меня, почему твой член вышел поздороваться в доме миссис Хэтэуэй.

Я сохраняю невозмутимый вид и небрежно закрываю молнию, прежде чем начать вытаскивать стопки и стопки стодолларовых купюр, которые мне нужно пересчитать.

Там, где я ожидаю, что она будет в восторге, она молчит. – Ты что-нибудь с ней делал? – Ее голос дрожит.

Я кладу все купюры себе на бедра и начинаю считать. – Этот член отдает честь только тебе, кексик. Даже не прикасался к ней. Вообще-то, это было бы ложью. Я привязал ее к вешалке для галстуков.

Она фыркает, делая разворот посреди города, которого я не знаю. Мы просто едем дальше, удаляясь от места преступления. Я откидываюсь на свое место и тихо считаю, мои глаза выпучены, пока я продолжаю добавлять новые цифры к числу.

Шесть тысяч. . .восемь тысяч. . Неудивительно, что это было так чертовски тяжело для моего тела. Сколько денег Стэн Хэтэуэй хранит в своем сейфе?

– Она прикасалась к тебе? – Я слышу, как Прескотт спрашивает с места рядом со мной. Я до сих пор бормочу цифры, отвечая: – Я так не думаю.

– Ты так не думаешь или знаешь? – она давит. Моя голова взлетает вверх.

– Проблема, Кокберн?

Она кусает внутреннюю часть щеки, быстро постукивая пальцами по рулю.

– Я ненавижу не знать, что там произошло. – Она приподнимает одно плечо, выглядя при этом чертовски очаровательно. Мне нужно пересчитать еще несколько стопок банкнот, но я уже на четырнадцати тысячах долларов.

– Я добрался до сейфа, она зашла ко мне, поэтому мне пришлось действовать быстро. Я разделся до боксеров и стал ждать ее. Делал вид, что соблазняю ее. Я не трогал ее. Я привязал ее к стойке, схватил деньги и пошел обратно к девушке моей мечты, которая ждала в машине, кормя себя бесполезными страхами. Понятно?

Наконец она расслабляется, делая глубокий вдох. Она ведет себя как милая, ревнивая подружка. Непрошенное желание, чтобы она была всем этим, пронзает меня изнутри.

Я хочу относиться к ней как к девушке. Хотел бы я отвезти ее в ближайший ресторан или даже в автосалон, но слишком рискованно выходить из машины или даже ненадолго остановиться в сети фаст-фудов. Особенно сейчас, когда за нами гонится не только Годфри, но и, скорее всего, полиция. К настоящему времени они, вероятно, выяснили, что я нарушил условно-досрочное освобождение, украл у моего предыдущего работодателя и, возможно, даже связали меня с делом об убийстве Себастьяна Годдарда. Все дело во времени, и с тех пор, как я пропал без вести, произошло много дерьма.

Как по сигналу, мы проходим мимо цифрового рекламного щита, и когда я вижу свое лицо, смотрящее на меня с панели, я задыхаюсь от самого воздуха, которым дышу.

РАЗЫСКИВАЕТСЯ ФБР

ЗА НАРКОТИЧЕСКИЙ ЗАГОВОР

ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ДО $25 000

Я теряю равновесие и моргаю в изумлении. Наркотики? Какие наркотики? О каких гребаных наркотиках они говорят? Я даже дурь не курю.

Годфри.

Меня разыскивает чертово ФБР, мое лицо расклеено на рекламных щитах, наверное, по всей этой части штата, из-за Годфри.

Жизнь теснит меня.

– Останови машину, – приказываю я Прескотт, чье лицо стало бледнее мела. Она тоже это видела.

Горошек вертит головой из стороны в сторону, пытаясь убедиться, что съехать на обочину безопасно. Я бью кулаком по консоли.

– Остановись, Прескотт.

Когда она это делает, я открываю пассажирскую дверцу, выбираюсь из машины и пытаюсь набрать в легкие как можно больше воздуха. Все преследуют меня. Нас. А я? Я знаю, с чем сталкиваюсь. Жизнь в тюрьме или смерть. Но Горошек, она не заслуживает такой дрянной жизни. Нам нужно выбраться из этого места как можно скорее.

Наклонившись, положив руки на колени, я делаю глубокий вдох и чувствую, как ее рука ласкает мою вспотевшую спину.

– Я люблю тебя, – это все, что она говорит. Я задерживаюсь на несколько мгновений, прежде чем повернуться к ней лицом.

Если мы честны, почему весь этот мир так несправедлив к нам?

– Все идет к дерьму, – выдавливаю я.

– Но мы все еще идем туда с тобой. Хорошее путешествие, если хочешь знать мое мнение. – От ее улыбки мне снова хочется дышать регулярно, и я пытаюсь. Эта девушка имеет дело с пропавшим братом, отцом-неудачником, пропавшей без вести матерью и насильственным абортом. И она все еще улыбается. Для меня.

Я выпрямляюсь и обхватываю рукой ее плечо, прижимая ее к своей груди.

– Кокберн… – начинаю я.

– Я знаю, – говорит она, перебивая меня. – Мы не можем позволить себе оставаться здесь. Сегодня вечером мы заберем Годфри, затем поедем в Вальехо, чтобы увидеть Престона, а затем первым же рейсом отправимся в Лондон, чтобы разобраться с Кэмденом. У нас достаточно на билеты, верно?

Престона нет в Вальехо , гортанный крик щекочет мне горло, я готов выпрыгнуть, но я только киваю. – Более чем.

– Хорошо. Нейт?

– Ага?

– Мы выбираемся из этого.

– Готов поспорить на свою гребаную задницу.

– Обещай мне.

– Обещаю.

– Я тебя люблю.

– Я тоже чертовски люблю тебя, Малышка Кокберн.

ПРЕСКОТТ

К тому времени, как в Калифорнии наступает ночь, я вижу синее и красное, отражающееся в моем зеркале заднего вида. Я пытаюсь сохранять спокойствие, постукивая по рулю под мелодию «Отель Калифорния» по радио, но внутри у меня бардак.

Полиция просит нас остановиться, и мы никак не можем это обойти.

Нейт сидит рядом со мной, его лицо непроницаемо, деньги аккуратно свернуты и спрятаны под сиденьем, хорошо спрятаны.

Так ли мы закончим? После всего, через что мы прошли? Полицейская машина остановит нас посреди дороги?

Расчесав свои светлые волосы и сев прямо, как примерная школьница, я сползаю на плечо, крепко опираясь обеими руками на руль. Челюсть Нейта стиснута, и он смотрит вперед, на дорогу.

Он не может сломаться.

Я не позволю ему.

Не сейчас, после всего, чего мы достигли.

Круглолицый офицер в темно-синей форме с фонариком неторопливо идет из своего внедорожника прямо к моей двери. Он светит мне в лицо, прежде чем поправить пояс на своем круглом животе.

– Лицензия и регистрация, – скомандовал он, светя фонариком в лицо Нейту. Мое сердце бьется так быстро, что я готова расплакаться. Вместо этого я достаю бумажник из рюкзака и достаю свои настоящие калифорнийские права под своим законным именем. Нейт может быть и разыскиваем, но я все еще всего лишь воспитанный ребенок из Блэкхока в ничего не подозревающем мире.

Хотя я знаю, что если коп узнает Нейта, для меня все кончено. Я пойду на дно вместе с ним. Нейт тоже это знает, потому что его глаза чуть не выкатываются из орбит от изумления, когда я вручаю полицейскому свои водительские права. Его рука дергается рядом с бедром, и я надеюсь, что он не сделает ничего глупого, чтобы попытаться пощадить меня.

Я не хочу, чтобы меня жалели, я хочу быть его.

– Прескотт Берлингтон-Смит, – повторяет мое имя офицер, глядя на мои документы. Я коротко киваю. – Мне также нужно удостоверение личности твоего компаньона.

– Конечно. Крис? – Я мило улыбаюсь Кристоферу Делавэру. Неохотно он вытаскивает свой паспорт, и я передаю его. Брови офицера нахмурены.

– Нет водительских прав?

– Потерял бумажник, – возражает Нейт. – Жду прибытия нового.

– Забавно. – Офицер листает паспорт. – Я не вижу штампов на этой штуке. Совершенно новый. Собираетесь куда-то поехать?

– Мексика, – спокойно отвечает Нейт. – Семейный отдых.

– Хм.

Это плохо, я знаю, но что мы можем сделать? Убежаь? Мы только привлечем еще больше нежелательного внимания. Постукивая пальцами по рулю и громко сглатывая, я выгляжу точно так, как я себя чувствую – огненный шар нервов, готовый взорваться.

– Мэм, все в порядке? – Офицер засовывает голову мне в окно, и я открываю рот, собираясь сказать, что все отлично, когда он делает шаг назад и дергает ремень на своем большом животе.

– Выйдите из машины, пожалуйста.

Мои пальцы дрожат, когда я нажимаю на кнопку разблокировки, и поворачиваю голову в сторону Нейта. Он выглядит подтянутым, суровым; его лоб наморщил выражение, которого я никогда раньше у него не видела. Впервые он выглядит меньше, чем самый вкусный и уверенный в себе мужчина на земле.

– Прости меня, – шепчет он.

– За что? – Слезы щекочут мои глазные яблоки, и я чувствую, как мои легкие закрываются. Я тону, не в силах подняться глотнуть воздуха. Мне нужно дышать, но мне угрожает надвигающаяся катастрофа.

Пожалуйста, не пытайся спасти меня, я умоляю его глазами. Я знаю тебя совсем недавно, но я уже не могу жить без тебя.

– Я хочу, чтобы ты была жива и защищена. Это закончится здесь.

– Мэм, я сказал выйти из машины. – Пронзительный голос полицейского стал громче, раздражая каждый из моих нервов.

– Нейт, нет! – кричу я, ударяя кулаком по приборной панели, а он вытаскивает пистолет, который мы получили от Себа, и прижимает его к моему виску. Я вся трясусь. Офицер делает шаг назад и приседает, чтобы получше рассмотреть то, что разворачивается перед ним. Его рот отвисает, а глаза расширяются.

– Скажи этой сучке выйти из машины. Я похитил ее из-за денег, и теперь она мне больше не нужна. Я хочу машину и деньги, но больше всего я хочу, чтобы она ушла. Сделай это, – холодно говорит Нейт.

Господи Иисусе, нет!

Он ради меня бросился под автобус. Снова  .

– Вылезай из машины, – повторяет он стальным голосом. – Вылезай. Прежде чем я пущу пулю в твой гребаный череп.

– Мэм, я прошу вас немедленно выйти из машины, – говорит офицер.

Нейт точно знает, что делает. Если я выйду из этой передряги прямо сейчас, его либо арестуют, если он не сбежит, либо убьют, если он попытается. Что касается меня, я могла бы уйти невредимой. Но это не то, чего я хочу. Не то, на что я подписалась. Мы в этом вместе, и мне все равно, разыскивается ли он полицией, Годфри, Арийским Братством или  ФБР.

– Бит, – предупреждаю я. Неважно, узнал офицер Нейта или нет, потому что каждая его версия прямо сейчас нарушает примерно пять тысяч правил подряд.

– Убирайся, – говорит он, на этот раз почти умоляюще. Выражение его лица разрывает меня в клочья изнутри. – Это была классная поездка, но на этом мы закончили. Спаси свою задницу, Горошек. – Потом шепотом слышу только я. – Пожалуйста.

На заднем плане офицер зовет подкрепление, умоляя меня отойти от машины. Вокруг много шума, к нам приближаются синие и красные огни, а пистолет все еще приклеен к моему виску. Глаза Нейта умоляющие. Он действительно хочет, чтобы я встала и ушла, хотя это была моя идея сжечь мир. У него все было хорошо, пока я не ворвалась в его жизнь.

И теперь он хочет забрать мое тепло? Гореть в аду за мои грехи?

Этот парень заблуждается. Я не оставлю его. Никогда.

– Да пошел ты, – бормочу я, увеличивая обороты двигателя и запуская машину. Я чуть не натыкаюсь на ноги офицера, несколько раз нажимая на газ, чтобы набрать скорость. Едкий запах жженой резины проникает мне в нос, и я открываю рот, глотая воздух. Что ни говори про эту машину, но она быстрая . Быстрее, чем Стелла, благослови господь ее сердце. Или двигатель, в данном случае.

– Какого хрена! – Нейт кричит, пока машина дергается от новой скорости. – Что. . Блядь?! Ты понимаешь, что ты только что сделала? Почему? Почему, Кокберн? Зачем ты портишь свою жизнь, пытаясь спасти задницу без будущего? – Он кричит и бьет кулаком свое сиденье, дверь, все вокруг, кроме меня. Хотя я подозреваю, что я единственная, кого он хочет ударить прямо сейчас. – Я закончил, но ты все еще можешь идти и жить в чертовой Айове, которая, кстати, была родиной человека, который изобрел нарезанный хлеб. Ты это знала? Я знаю. Ты знаешь почему? Потому что я погуглил, где ты хочешь жить. Потому что я люблю тебя. Потому что ты мне чертовски нужна живой и невредимой! Остановись прямо сейчас и иди с Некомпетентным офицером, пока не поздно. Сделай это, черт возьми, сейчас.

– Нет! – Я снова накачиваю газ, соскальзывая с шоссе на проселочную дорогу. У офицера еще даже не было возможности сесть в свою машину, но я знаю, что очень скоро полиция будет у нас на хвосте.

Я надеюсь, что это не закончится на телевидении. Мне всегда интересно, кто эти идиоты, которые на самом деле убегают от полиции. Ну, теперь они – это  мы  .

– Я не оставлю тебя, – говорю я ему. – И я уже говорила тебе, что Айова вне игры.

– Я застрелю тебя. – Он вонзает пистолет мне в ребра. Онемение боли распространяется по всей области. Я не вздрагиваю.

– Ты не сделаешь этого. – говорю я спокойно. – Ты любишь меня.

– Блядь! – он пинает приборную панель своей длинной ногой, не в силах сдержать кипящее разочарование. – Кокберн, я не хочу, чтобы тебя заперли на всю жизнь. Пожалуйста, пожалуйста, – умоляет он, склеивая ладони, зажав между ними пистолет. – Остановись и позволь им забрать тебя. Они позаботятся о Годфри. Я скажу им, что сам убил Себа. Пожалуйста, Прескотт.

– Нет.

Он на мгновение замолкает, сжимая пальцами нижнюю губу, как он всегда делает, когда думает.

– Я убью себя. – Внезапно он целится в основание горла, прямо под адамовым яблоком, украшенным танцующим пламенем и смеющимися демонами. – Сделай это, Кокберн. Я больше не буду спрашивать.

– Оружие для слабаков, – шиплю я ему в ответ, даже не удостоив его взглядом, мое внимание сосредоточено исключительно на дороге впереди. – Ты никогда не убьешь себя. Тем более из пистолета.

Мы въезжаем все глубже в густой лес. Какой лес? Кто, черт возьми, знает? Я понятия не имею, где мы находимся, только то, что мы едем на север. Черт. Если бы я случайно забрела в Йосемитский парк, я бы никогда не знала, как оттуда выбраться. Наконец, Бит отводит пистолет от своей шеи и качает головой.

– Что ты делаешь, кексик?

– Я понятия не имею. – Мои слезы делают еще одно разочаровывающее камео. – Но я хотела бы узнать, когда ты рядом со мной.

Потирая костяшки пальцев о щеку, он громко выдыхает. Я молча молюсь, чтобы он придумал план, любой план, который поможет нам выбраться из леса.

– Отступай на юг. Будем искать жильё. Надо бросить эту машину и найти другую.

Выехав из леса, мы возвращаемся на шоссе, переулки которого разделены длинным рядом высоких деревьев. Мы едем на юг, мелькая рядом с полицейскими машинами, направляющимися на север, по-видимому, чтобы попытаться найти нас. Вскоре мы натыкаемся на настоящую жемчужину. Это маленький городок, заброшенный или, по крайней мере, не полностью заселенный. Нас поглощает мрак, неосвещенный городскими огнями, и нам требуется ровно три минуты, чтобы сбросить Camaro в болото и врезаться в белую Kia Soul. Поговорим о том, как не высовываться. Существует неписаное правило, что вы не можете купить Kia Soul, если вам от сорока до восьмидесяти лет или у вас не менее трех плаксивых детей на заднем сиденье.

Нейт вздыхает с облегчением, садясь на водительское сиденье и упираясь лбом в руль, наслаждаясь ощущением пространства между ногами и педалями. Бьюсь об заклад, это намного лучше для него, чем Corvette или Camaro.

– Я еще раз спрошу. Ты все еще хочешь пройти через Годфри, или ты хочешь, чтобы мы поехали прямо в Сан-Франциско и сели на первый же самолет, вылетевший из этой проклятой страны? Забудь о Вальехо. Мы всегда можем вернуться, когда дерьмо остынет.

Я откидываюсь на спинку сиденья и складываю руки на коленях. Я знаю, что он хочет услышать. Он хочет услышать, что мы уберемся отсюда как можно скорее. Если мы еще можем. Чем больше времени мы теряем, тем больше шансов, что нас поймают.

Но я не могу допустить, чтобы Годфри ходил свободным и счастливым, и я определенно не могу уйти, не узнав, что случилось с моим братом. Жизнь не стоила бы такой жизни.

– У него все еще есть частичка моей души, – говорю я, не решаясь поднять глаза, чтобы увидеть, что в его взляде. – И мой брат – единственная причина, по которой я не отказалась от жизни.

Наступает короткое молчание, прежде чем он кивает.

– Тогда давай возьмем их.

НЕЙТ

Арчер получил голову Себастьяна, песочные часы и, самое главное, сообщение.

Годфри умнее или, по крайней мере, лучше осведомлен о наших способностях, чем Себ. Я знаю это, потому что его особняк в Данвилле охраняют охранники. И не только какие-то охранники. Свиньи с розовыми, опухшими от алкоголя лицами и татуировками на лбу.

Арийское братство.

Десять, а то и двенадцать братьев, прислонившись к своим ,байкам и фургонам, скрестив руки на груди, щурясь, наблюдая за роскошными окрестностями. Они ждут нас, без сомнения. Годфри решил, что было бы неплохо убить двух зайцев одним выстрелом.

Они камень – мы птицы.

Арчер живет в особняке европейского вида, возвышающемся из рыхлого гравия. Похоже, что оно было недавно посажено злом, полито страхом и выросло во что-то темное и опасное, выделяющееся, как больной палец, на фоне калифорнийского пейзажа. Свет на его террасе горит. Он дома. Я знаю, где он живет, потому что мне приходилось навещать его несколько раз с тех пор, как мы освободились, в основном, чтобы передать ему дерьмо, связанное с наркотиками. Я никогда не баловался наркотиками, но иногда, когда его контактные лица в Стоктоне не могли этого сделать, я делал ему солидный поступок и перемещал вещи из пункта А в пункт Б.

Прескотт поворачивается к заднему сиденью, ее плечо прижимается к моему, когда она достает рюкзак и наши маски.

– Мы должны избавиться от них, – говорит она, имея в виду AБ. – Ты можешь быть приманкой.

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть ей в лицо. Либо я не расслышал, либо она пьяна. Последнее маловероятно, так как мы не расставались друг с другом черт знает сколько времени.

– Скажи это еще раз, теперь громче, чтобы у меня была веская причина согнуть тебя пополам, прислонившись к тому дереву, и отшлепать тебя по заднице, пока с тебя не слетит кожа.

– Я серьезно. – Она облизывает губы, поворачиваясь ко мне лицом. – Избавься от них всех, а я сама возьму Годфри. У меня есть пистолет и кинжал. Я смогу сделать это.

– У него в доме больше оружия, чем ты можешь себе представить, и даже если, гипотетически, я смог убрать всех этих сукиных детей с дороги, никто не знает, кто ждет тебя внутри. И на случай, если ты забыла, – я дергаю ее за свою толстовку, наши носы соприкасаются, – ты носишь с собой сердце девушки, в которую я чертовски влюблен. Будь осторожнее с ее жизнью.

Я качаю головой. – Об этом не может быть и речи. Ты не войдешь одна.

– Нейт, – начинает она, ее голос становится резким, и я прижимаюсь к ее губам. Я чертовски скучал по ним. Мы были слишком заняты, уклоняясь от полиции последние несколько часов, чтобы валять дурака.

– Горошек, – выдыхаю я ей в рот. – К черту все это. Давай развернемся, пока они нас не увидели. У нас впереди целая жизнь. Кому какое дело до этих ублюдков?

– А мне есть, – говорит моя девушка, и глаза бегут, чтобы встретиться с моими. – Прости, Нейт, но это так.

Она распахивает пассажирскую дверь и выбегает, прежде чем я успеваю моргнуть.

Без пистолета.

Без кинжала.

Но с моим чертовым сердцем.

Она бежит прямо к закрытому входу в особняк Годфри, и воздух застревает в моих легких, пока я шарю, чтобы открыть собственную дверь, прежде чем моя рука замерзнет. Если я выйду из этой машины, я умру. Они прострелят мне сотни дырок, даже не вздрогнув, как в Гран Торино . Если я умру, я не смогу помочь Прескотт. Я низко опускаю голову и смотрю, как Горошек переходит дорогу, бежит прямо в объятия Арийского Братства, и я знаю, я просто, черт возьми, знаю, что мои нервы не выдержат следующих нескольких минут.

В тот момент, когда она поворачивает за угол, высокие дубы, покрывающие нашу машину, скрывают ее от моего зрения, и я оказываюсь в темноте.

Я дергаю себя за волосы, пока в кулаках не остаются черные пятна, и злюсь. Сумасшедшая сука.

Я остаюсь внутри.

Я выхожу.

Блядь.

Что бы я ни делал, достаточно сказать – я схожу с ума.

ПРЕСКОТТ

Он выдыхает мне в ухо, его белые усы щекочут изгиб моей шеи, когда он убирает с нее прядь светлых волос. Это то, что Кэмден часто делал, и я ненавидела это. Это чертовски банально.

– Это будет нашим маленьким секретом, не так ли, моя дорогая девочка?

– Я всегда думала, что ты асексуален. – Мой взгляд задерживается на отчете о погоде, танцующем на экране телевизора с плоским экраном. Это будет великолепная неделя, но, конечно, я не смогу ее испытать. Я знаю, что будет дальше, но я должна держать это в себе. Я не позволю ему увидеть, как я сломаюсь. – Я думала, что Кэмден был счастливой случайностью. Что, может быть, ты однажды попробовал киску, и в результате родился ребенок. У тебя нет жены и ты не разведен. А кто мать Кэмдена?

Мне на самом деле все равно. Я просто хочу поиздеваться над ним. За все время, что я была с Кэмденом, он всегда умалчивал о личности своей матери. Сказал, что никогда не хотел говорить о ней, что она была под запретом. Я знаю, что они с Годфри очень близки, но если его мама жива и здорова, они никак не могут поддерживать связь.

– Не твое чертово дело, милая. Вовсе нет. – Холодные, потрескавшиеся губы Годфри проводят по моей ключице, а его ладонь скользит под моей рубашкой, обхватывая одну грудь и перекатывая между пальцами мой сосок. – Если ты когда-нибудь скажешь Кэмдену, что я тебя трогал, я порежу тебя и скормлю собакам. Ты хорошее мясо.

Я не отвечаю. Я просто напоминаю себе обо всех хороших временах, чтобы пережить один плохой момент.

Фисташковое мороженое.

Аромат океана, когда он разбивается о мои песчаные пальцы ног.

Игра в «Монополию» в пижамах с Престоном и папой, набитые до отказа после рождественского ужина.

Прыжки на водяной кровати, пока няня не смотрела.

Фильм «Амели».

Чувство слез, покалывающих нос, когда ты читаешь тревожную книгу.

– Ложись, – говорит он, и я ложусь, потому что знаю, что он может меня убить. Убить меня и сказать Кэмдену, что я пыталась сбежать, и одному из охранников пришлось меня остановить. Я не хочу умирать. Нет, пока я не выясню, есть ли выход из этого ада.

– Не волнуйся, красавица. Все закончится, прежде чем ты это узнаешь. Правда, когда я ворвусь в тебя, мне покажется, что это навсегда. Время. Оно движется по-разному в зависимости от наших обстоятельств. Это очень медленно, когда тебя пытают. Но каков твой выбор? – Он переворачивает песочные часы на комоде возле кровати. —Сопротивляйся – и твое время вышло.

Годфри забирает меня.

Забирая мое счастье, мою душу и мою сексуальность. Забрал вещи, которые я не собираюсь отдавать. Он тянется к тюбику с вазелином, стоящему рядом с кроватью, и скользит в него пальцами. За последние несколько недель Кэмден был единственным, кто брал. Иногда он позволял Себастьяну смотреть в наказание за то, что я с ним сделала. Но это первый раз, когда Годфри пробует на вкус.

Кэмден никогда бы не согласился на такое. Он собственник и ревнивец, своенравный принц, который считает себя более достойным, чем безумный король.

Я начинаю плакать, мое тело трясется на простынях. Он еще даже не голый, а я уже дрожу, как мятая газета, пытающаяся пережить ураган.

– Господи, – раздраженно стонет Годфри. – Я не могу трахнуть тебя как следует. Не так.

На секунду я принимаю его раздражение и слезы за доброту и фыркаю, опираясь на локти, но затем он говорит: – Повернись.

Мой живот прижимается к холодной простыне, я слышу, как он скользит смазкой вверх и вниз по своему голому члену с прихлебывающим звуком, прежде чем он направляет себя в мою узкую дырочку. Меня никогда раньше там не трогали. Кэмден попросил меня сделать это, когда мы еще были вместе, но я отказалась. Он уважал это. Даже после того, как мы расстались.

Но его отец не знает, и, скорее всего, ему все равно.

Это больно, и не только физически. Я не сомневаюсь, что я истекаю кровью. Но я беру его и едва хмыкаю, сильно прижимаясь губами к подушке, закрывая глаза. Я не сломаюсь.

– Ты знаешь, мисс Берлингтон-Смит. Трахать тебя почти так же весело, как делать это с твоим отцом. Должно быть, очень обидно, когда твои родители бросают тебя из-за денег и жадности.

Голубое небо после дождя.

Игра в прятки с милым соседским малышом Чарли.