Текст книги "Миракулум 2 (СИ)"

Автор книги: Ксения Татьмянина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

За прилавком стоял его отец, Сомрак, а сын был где-то в комнате. Но на приветственный звук колокольчика он тут же выглянул в саму лавку.

– Сбылись мои предчувствия, – улыбнулся он, – я надеялся, что сегодня ты обязательно заглянешь. Я ждал.

Эска натянуто улыбнулась, понимая, как сладко екнуло сердце.

– Тавиар... – и сняла шарф. – Он появился сегодня утром.

– Быть этого не может!

Оружейник подошел близко. Как он был изумлен и взволнован, как нежно дотронулся до ее шеи. От такого прикосновения голова Эски закружилась. Тавиар с беспокойством спросил:

– Знак жжет тебя? На тебе лица нет.

– Нет. Эта краснота оттого, что я пыталась стереть его. Очень глупо.

– Но почему он появился? Крыса что, пережила Миракулум снова?

– Нет.

– В чем же причина?

– Не знаю.

– Поверить не могу, – Тавиар снова коснулся знака. – Самый настоящий... и не проявлялся раньше.

– Отправьте меня снова туда, – попросила Эска, понимая, что сейчас не удержится и прильнет к Тавиару всем телом. Зачем он стоял так близко и прикасался к ней?

– Ты уверена? Не слишком ли часто?

– Нет.

– Эс... а ты помнишь, что я тебе рассказывал о Рории вчера?

– Нет, я не как она. Я никогда не перестану жить своей жизнью, и никогда не отрекусь от людей, которые в этой жизни всегда рядом. Просто чем быстрее, я поставлю точку с Рыс, тем быстрее закончу путешествия.

– А ты хочешь быстрее поставить точку?

– Да.

– Но тебе не обязательно чего-то ждать, ты можешь сделать это прямо сейчас.

– Правда?

– Да. – Тавиар отошел к двери и открыл ее. Снова прозвенел колокольчик. – Уйти и не вернуться. Забыть обо всем, как о ночном кошмаре, и все будет по-прежнему.

– Нет!

Девушка прошла за стойку, Тавиар следом. Но Сомрак задержал его, прошептав со злостью:

– Кого ты обманываешь? Ты прекрасно знаешь, что она не уйдет, пока ты сам ее не отпустишь... а ты теперь ни за что в жизни ее не отпустишь!

– Как знать, – насмешливо и тоже тихо произнес сын, – может все еще случится по-твоему...

– Одумайся!

– У тебя полно времени. Не так много, как было прежде, но есть. Старайся, ищи, я не мешаю тебе, я готов быть побежденным...

– Одумайся...

– Нет.

Через минуту Эска в ожидании закрыла глаза, а Сомрак взял ее за руку.

Глава шестнадцатая

Рано я радовалась своему спокойствию. Оно растаяло за весь следующий день, когда я ждала снова увидеть Аверса хоть мельком где-то в замке, или вечером за ужином. Ведь если Эльконн согласился, значит, оружейник долен был получить желаемое, – статус гостя и право присутствовать за столом вместе с хозяином. Но его не было. Его не было и на второй день. И на третий...

Я стала думать, что Эльконн убил Аверса. Долго пытал, чтобы выведать тайну, а потом убил. Скотина! Мразь! Тварь последняя! Мне не вынести было неизвестности, и на ужине третьего дня я спросила Илиана:

– А где же тот ратник? Эльконн, кажется, вопреки твоему совету вернул его, но его не здесь не видно. Убили?

Язвительно бросила я последнее слово прямо вассалу.

– Он запил. – Ответил Илиан.

– Запил?

– Этому старому пройдохе только того и надо было, – теперь он опустошает бутылки, и не просыхает, пьяным засыпая прямо за столом на кухне. Бражник и пропойца, догадавшийся платить за все сказкой...

– Я ничего не потеряю, Илиан, если он лжет. Я убью его, и вина мне не жалко. А вот если он говорит правду...

– То вы, господин Эльконн, станете богаче и влиятельней королей.

– Мое возвышение, это и твое возвышение.

Довольно сказал вассал. Трезвые рассуждения помощника не отрезвляли его возросшей алчности. На лице Эльконна уже была печать будущего богатства, в своем воображении он уже владел им.

Аверс запил?! Не просыхает? С души упал камень, я теперь знаю причину его непоявлений, но посмотреть бы на него пьяным! Невообразимо.

Он появился на следующий день. В залу вошел слуга, и доложил, что господин Ньяс желает присоединиться к трапезе. Можно пригласить? Эльконн благодушно позволил.

– Прошу извинить меня, – первое, что сказал оружейник, войдя, – что не принес своей благодарности за гостеприимство раньше, чем сегодня. Разница между моим прежним существованием и вашим достатком вывела меня из равновесия на несколько дней.

Он сел за свободное место, и прежде, чем ему подали блюдо, сам бесцеремонно налил себе вина.

– Теперь же я готов хоть немедля тронутся в путь, не заставляя больше ждать достопочтимого вассала. Право, мне даже совестно, что я несколько злоупотребил вашей щедростью.

– И продолжаете злоупотреблять, – заметил Илиан.

А Аверс, как его не услышал:

– Ваше здоровье, господин Эльконн. – И выпил кубок.

Аверсу не только услужили в еде и питье, но и дали одежду. Одет он был в черное. Не знаю, с чьего плеча был этот наряд, но явно не слуги, скорее уж ратника, – как и подобало званию мнимого Ньяса, отряд которого состояла из людей знатных и считалась одной из самых элитных. Лицо было выбрито, волосы аккуратно спадали на плечи и немного на глаза. Все, что выдавало его еще недавнее незавидное положение, – так это пораненные руки и сгорбленная спина. Ему, казалось, трудно ходить без своего посоха.

Илиан, дознатель и ясновидящий, не стал задерживаться с расспросами:

– Что у вас с руками?

– Я избил одного наглого юнца, который вздумал зло пошутить надо мной. Преподал урок, что под плащом нищего встречаются и благородные люди.

– Несомненно. Расскажите, господин ратник, как так вышло, что вы остались один из всего отряда? Это, надеюсь, не тайна, которую вы тоже выгодно продаете?

– Нет. – Аверс налил себе еще. – Не тайна.

И стал увлеченно рассказывать. С самого начала, с тех времен, когда еще был жив его главнокомандующий, – Авени-Ор. Про засаду цаттов, про погоню, про бесславное сражение, в котором погиб сам Катт. Про то, какой легкой добычей они стали, благодаря злой фортуне, и счастливом случае их врагов. Из отряда в живых их осталось четверо, из которых один умер от ран в плену, а трое бежали. Но на свободе их поджидал враг, гораздо более сильный, чем цатты, – они сами. Поняв, что теперь только они знают о том, где сокрыта несметная казна, они не смогли ее поделить.

– Черная жадность и мне залила глаза, – нехотя признавался Аверс. – Я предполагал один владеть ими. Такая мысль посетила не только меня, и вскоре я получил удар ножом. Второй успел дать отпор, и в схватке они прикончили друг друга, загрызли насмерть.

– Вам чудом удалось выжить, господин Ньяс. Просто не верится.

– Мое счастье было не только в этом. Я, в отличие от моих товарищей, сумел схоронить свою королевскую грамоту. Я не порвал и не сжег ее, как поступил весь отряд сразу после дезертирства. И горячо радуюсь этому. – Он хрипнул и кашлянул. Долгий рассказ высушил ему горло, и оружейник вновь опрокинул в себя чарку. – Я очень хотел жить, и назвался простым человеком, чтобы местные жители, найдя меня на дороге, не добили, а вылечили. Признаюсь, что это не самый смелый поступок, но я же не на суде... я всю войну прожил, скрываясь. Моя проклятая предательская рана, часто открывалась, и снова грозилась убить меня. А больше года назад, я все же понял, что не миновать мне костлявой бестии. Внутри стала копиться хворь, от которой ни у одного лекаря нет лекарства, и боль от ее острых и ядовитых зубов я притупляю хмелем. К чему ж мне теперь все эти сокровища? Я лучше буду жить в достатке и довольствоваться малым, в скором времени уплатив с лихвой за всю вашу щедрость.

Я даже забыла, что за ужином полагалось есть, тем более, что подаваемые яства были вкусными и прельщали даже своим видом, не то что запахом. Я слушала Аверса с неподдельным интересом, и то, что он был рассказчиком за этим столом, оправдывало мое внимание. Я могла смотреть и слушать ратника Ньяса, не вызывая никаких подозрений. А Аверс, напротив, свое внимание рассеивал в равной степени, – то увлекался вином и мясом, то забрасывал трапезу и только говорил. Оружейник пожаловался на то, как нелегко ему пришлось добираться до того места, где была схоронена его грамота. И сколько неприятностей его ждало на дороге... ни Илиан, ни Эльконн его не перебивали. Вассал слушал, больше скучая, а помощник даже вслушивался. Он словно жаждал поймать его на оговорке, или несоответствии, на чем угодно.

– Я повторюсь, что готов немедленно выехать... каюсь, что недозволительно задержал отъезд.

– К сожалению, придется повременить. – Сказал Эльконн. – Мы не можем покинуть замок, пока не прибудет важный гость.

– Кто?

– Первосвященник.

– Будет перед кем каяться за все прегрешения... – заметил Илиан.

– Вам? – С тенью шутки спросил Аверс.

– Всем, господин Ньяс.

– Каяться я буду перед богом.

– Перед каким? – Мимолетом спросил Илиан.

– Перед нашим единым богом, быть может, он еще смилостивится и отведет от меня свой страшный суд, подарив побольше лет жизни. А зачем ваш первосвященник прибывает сюда? Уж не замышляется ли здесь война религий, если человек такого сана впервые ступил на этот Берег? Грядут гонения на иноверцев?

– Я женюсь на его дочери.

– Так молчаливая госпожа, – невеста господина вассала? – Аверс посмотрел на меня.

– Да. – Уверенно ответил Эльконн. – Свадьба состоится на днях.

– А от чего же вы, госпожа, тогда так не веселы?

– Не ваше дело, – огрызнулась я на оружейника.

– Простите. – Он приложил руку к груди в знак извинения. – Я уже столько выпил, что несу чушь. Конечно, это не мое дело. Окажите мне честь, позвольте присутствовать на венчании... ведь вино, чует мое сердце, там подадут еще крепче нынешнего. А может статься, будет и не только вино, но и эль или медовая брага...

– Я вас приглашаю, и прощаю вам ваши наглые вопросы.

– За здоровье вашей милости, – Аверс, немедля, долил остатки красного в кубок, – ведь и не упомнишь, как давно мне доводилось сидеть за таким столом, беседовать с достойными людьми и наслаждаться присутствием в зале благородной дамы.

И подмигнул мне. На моем лице видимо, так явно проступило изумление, что он улыбнулся этой выходке. Мало того, что он пил неприлично много, так он еще и борзел спьяну, – так это выглядело внешне. Для Илиана и для Эльконна Аверс вел свою, одному ему ведомою, игру. И я решила перестать быть молчаливой госпожой, раз едва ли не только что Сорс была представлена Ньясу. Когда еще мне выпадет шанс говорить с ним.

– У благородной дамы, к вашему сведению, есть имя. И если эти господа, – я кивнула в сторону, – до сих пор не соизволили представить меня должным образом, то я назовусь сама. Мое имя Крыса, и права мои здесь очень соответствуют моему имени.

– Крыса?

– Да, Крыса. – Подтвердила я с вызовом. – И не бойтесь обидеть меня, называя так, я более достойного имени для себя не вижу.

Аверс недоуменно посмотрел на хозяина замка. Правда ли это?

– Пусть называет себя, как хочет... моя невеста с гонором, но я закрываю глаза на этот недостаток.

– Любовь великое чувство.

Лицо Эльконна сковала такая гримаса отвращения, что мне чуть не стало смешно.

– Больше ты не будешь присутствовать за трапезой у господина Эльконна. – Илиан после, вечером, зашел в мою комнату. – Это его приказ.

– Почему?

– Прибывают гонцы с посланиями. С завтрашнего дня в замок начинают приезжать знатные приглашенные на вашу свадьбу. Такое событие, как венчание дочери первосвященника не может быть более скромным, чем бал. Лаат хочет публично передать тебя с рук на руки Эльконну, чтобы потом уже никто не сомневался, что его и твое имя впредь ничем не связаны между собой.

– А ты хоть знаешь, Илиан, чем я опозорила своего отца?

– Я знаю о твоем побеге из отчего дома...

– Что еще?

– Что пока тебя искали, ты шпионила на стороне врагов, а после смогла выкрасть важные карты местности... но это подвиг.

– А что еще?

Илиан печально посмотрел на меня.

– Говорят, что ты уверовала в местного Бога.

Я расхохоталась. Никто не знал истинной причины. И если самое страшное, что было на моей совести, это смена религии, то Эльконна ожидает подарок. Сюрприз для его трусости. Мог бы и подумать над тем, почему первосвященник за свою не самую любимую дочь отдает такое богатство.

– А почему же мне нельзя присутствовать?

– Он не хочет, чтобы из-за тебя осмеяли его. Ты же можешь, как сегодня при Ньясе, заявить о Крысе, сказать еще что-нибудь не подобающее... только при этом пьянице еще терпимо, но вельможи, которые прибудут в замок, по статусу, – не чета даже самому Эльконну.

– И вассал не представит гостям свою будущую жену?

– Они увидят тебя только на самом венчании.

Смерив помощника взглядом, я негодующе прищурилась.

– Вот теперь я попалась в настоящую ловушку для крыс. Побега мне не дождаться, ты усмирил мою непокорность тем, что обещал помочь... а теперь свадьба неминуема! В этом была твоя великая хитрость, прислужник?! В этом?!

– Рыс, я действительно...

– Хватит! Вон из моей комнаты! Лжец!

Илиан мучительно побледнел, но ушел.

Я, не раздеваясь, легла на кровать. Что сделает Аверс? Почему не говорит прямо, – я меняю тайну сокровищ на нее. Но никакой тайны нет. Ему менять меня на самом деле не на что... Значит, он хочет увести Эльконна в условленное место, где его ждет засада, допустим, – люди Соммнианса. Какое счастье, что Витта благополучно добралась до них. А если не засада, то что? Я не знала. Но как бы то ни было, Эльконн не намерен был трогаться в путь из этой крепости, пока не получит мое приданое. Что сможет сделать один оружейник, если завтра здесь соберется двор, а на венчании будут десятки людей?

Илиан был прав, – меня не только больше не приглашали никуда, но и перестали выпускать из комнаты. Слуги забегались. Площадь то и дело оглашалась шумом всадников и карет, и порой даже ночью открывали ворота и встречали с зажженными факелами вновь прибывших. Первосвященник так и не приезжал... Мне даже в голову закралась мысль, которая раньше не появлялась, – а что, если он умер? Лаат не выдержал дороги и скончался где-нибудь по пути. И я свободна.

Через четыре дня заточения в комнате, в нее заявился сам Эльконн.

– Сегодня вечером ты будешь присутствовать на балу, который я устраиваю в честь тебя. Гости недовольны тем, что не могут тебя видеть и требуют представить знаменитую своим подвигом Сорс ранее дня венчания. – Он вдруг резко дернулся и схватил меня за шею. – И только посмей... только посмей сказать хоть одно ненужное слово! Только посмей совершить хоть один позорящий мой дом поступок!

Я зашипела и пыталась отцепить его хватку, но рука Эльконна была железной.

– Если ты не понравишься гостям, если я услышу хоть одно осуждающее слово или насмешку от этих вельмож или дам, то я не знаю, что я сделаю... я отдам тебя своим конюхам, и прикажу сечь, чтоб живого места не осталось!

– От... пус... ти!

– Я здесь хозяин. Здесь моя власть. И никакая угроза недовольства твоего отца мне уже не будет страшна, если только ты не вызовешь у гостей восхищения!

И отпустил.

– Тебя оденут. Платье уже готово.

За его спиной я увидела Илиана. Верный помощник слышал каждое слово. Он сделал знак, и в комнату вошли две служанки, на руках одной из них лежало мое готовое одеяние, а другая держала резной ларец. Вассал ушел. Илиан сказал, что подождет за дверью, пока я переоденусь.

– Только не это...

Я уже знала, что у меня не выйдет порадовать присутствующих бала своей персоной, а теперь я еще и предвидела свое ужасающее появление в этом платье, – у него были открытые плечи, не было рукавов, и пусть прекрасные серебристые шелка окутывали все остальное, – следы ожогов и знака Миракулум они скрыть не смогут. Эльконн прикажет не только высечь меня, но и кинуть под копыта лошадям.

– Госпожа? – Встревожено спросила служанка.

– Остались ли обрезки от платья? Хоть несколько лоскутов?!

– Обрезки? Да. Немного шелка...

– Несите их, живо! Не медлите! – Заорала я.

Девушки выскочили, и принесли мне то, что я хотела. Неровно обрезанный светло-серый шелк сменил платок. Стоя за ширмой, я пряталась даже от глаз служанок. Сняв платье, на руки намотала такие же лоскуты нежной ткани. Смотрелось странно, но другого выхода не было. Когда я вышла, мне помогли зашнуровать жесткий корсет, одели платье, забрали волосы серебряными шпильками и накрыли их круглым головным убором со шлейфом. В ларце были украшения, – из которых одно ожерелье легло мне на грудь, пара браслетов оцепило запястья, а драгоценный перстень с голубым сапфиром отяжелил своим бременем мизинец левой руки.

– Вы великолепны, госпожа Сорс. – Пролепетала одна из девушек.

– Да... – я посмотрелась в зеркало.

Госпожа Сорс в отражении была похожа на шахматную ладью с жестко затянутой талией. Серая башня с круглой венценосной крышей.

– Я скажу господину Илиану, что вы готовы.

Илиан вошел, приказал им уйти, и не повел меня в залу, а закрыл дверь. Оглядел.

– Раздевайся.

– Что?

– Быстро. Снимай все.

– Хочешь, чтобы я вошла к гостям голой?

– Нравится тебе или нет, но ты должна послушаться меня. От сегодняшнего вечера зависит твоя жизнь, и я не позволю Эльконну больше поднять на тебя руку. Я сделаю все, чтобы он даже и не подумал об этом.

– Да что ты можешь сделать? – Презрительно цыкнула я на помощника. – Ты раболепствуешь ему...

– Рыс, время дорого. – Он подошел. – Не разденешься сама, раздену я. Силой.

– Что!?

Илиан схватил меня за пояс, и выпустил из пряжки нехитрый узел.

– Хорошо!

Вернувшись за ширму, я стянула платье обратно, скинув с волос громоздкую круглую шляпу. Вышла к нему без стеснения в корсете и нижних юбках. Это еще не та нагота, от которой можно покраснеть.

– Как раз это тебе и не нужно. Платье ты оденешь на голое тело. Зачем ты обмоталась этими лентами?

– Закрыла шрамы. Однажды Бог Огня нежно взял меня за руки и поцеловал в шею. Это я не сниму.

– Хорошо, – смешался Илиан моего откровенного признания. – Оставь.

– Развяжи шнуровку... – делать было нечего, я повернулась к нему спиной. – Только развяжи, расплести я и сама сумею.

Одев одно лишь платье, как он и велел, я снова затянула пояс и провела по складкам юбки ладонями. Ткань приятно холодила кожу, примыкала прямо к ней и струилась волнами вдоль ног до самого пола. Я не чувствовала себя одетой, я чувствовала себя пристыженной, – было очень заметно, что на мне ничего, кроме него нет. Даже грудь читалась под тканью своим естественным рельефом, не прикрытая более суровым материалом или все той же корсетной пластиной.

– Я так не выйду...

И вздрогнула, когда Илиан заглянул за ширму, и вытащил меня обратно в комнату.

– О, гораздо лучше. Никаких украшений. – Они легли обратно в ларец. – Распусти волосы.

– Кого ты из меня делаешь?

– Делай, как я сказал.

Волосы легли на плечи, а пряди от виска, он движением ладони убрал назад:

– Лицо должно быть открытым.

Мне хотелось только одного, закрыть себя руками, и никому не показываться. Будучи облаченной, я чувствовала только свою наготу, потому что этот наглец довел мой облик почти до порочности. Илиан подвел меня к зеркалу, встал за спиной на полшага.

– А теперь смотри. Что скажешь?

– Я, – ничего. Но я знаю, что скажут другие. Господин Эльконн женится на развратной девке, ряженой в шелк.

– Ты знаешь, кто там собрался? Женщины, оттачивавшие свое мастерство обольщения годами. Там царство ароматов, золота, драгоценных камней, парчи и бархата, мужчины привыкли любоваться пудрой и румянами, уже давно забыв об истинной привлекательности женщины.

Мне хотелось сказать что-нибудь нехорошее на это, но не смогла. Потому что на это раз отражение мне понравилось. Я никогда себя такой не видела, и даже не подозревала, что могу выглядеть так, что морального осуждения мне все равно не избежать.

– Но привлекательность, это еще не соблазн, Рыс. – Тихо продолжил Илиан, разглядывая меня через зеркало. – Ее нужно сочетать с недоступностью... Ты не поверила мне, когда я едва не признался тебе в любви, и больше своих ошибок я повторять не намерен. Я только хочу, чтобы ты осмыслила мою истину, – твоя дерзость в поведении с Эльконном, твое бесстрашие перед его расправой, твоя гордость и уверенность, твоя сила духа и твоя страсть побуждают лишь к одному желанию, – покорить тебя. Эльконн глупец, ему нужны не женщины, а рабыни, он никогда не сможет оценить...

– Я поняла, Илиан. – Прервала я льстивую речь помощника, стараясь скрыть собственное смущение.

– Выслушай. – Выдохнул он. – Пока не возненавидела. Я не видел прежде никогда ни одной женщины, в которой бы, как в тебе, настолько светилась жизнь, серое пламя, та самая крыса, зверь, над которым не бывает господина и приказчика. Люди, собравшиеся в зале, простят тебе все, если только ты превратишь этот скучный для них пир в непредсказуемую борьбу плененной свободы с закостенелостью этикета и правил двора.

– И как же я это сделаю?

– Просто. Я помогу тебе в этом...

Он вдруг обхватил меня за талию, и, прижав спиной к себе, поцеловал плечо.

– Ты что?! – Я дернулась и почти вырвалась.

Но оказалось, что Илиан, не отпуская, ловко развернул меня к себе лицом и приник поцелуем к губам, – молниеносно. Пытаясь отпихнуть его, я лишь заставляла его крепче себя удерживать. Как больно телу вспомнилась собственная беззащитность. Не та, когда тебя бьют или пинают, не та, когда связывают и жгут каленым железом, а иная. Когда мужчина силой утверждает власть над женщиной, без ее согласия и против ее воли. Я вырывалась неистово, я даже смогла ударить его прежде, чем Илиан скрутил мои руки за спиной и припер к стене.

– Так и смотри, – он не отводил от меня взгляда, – на всех, как на меня сейчас. Никто не смеет тебя коснуться, никто не имеет над тобой власти. Нет на земле такой силы, чтобы заставить тебя подчиняться...

– Ненавижу тебя!

– Правильно. Ненависть тоже страсть, и более сильная, чем любовь. Теперь ты можешь туда идти. – Он отступил. – Теперь ты увидишь не знатных и могущественных людей, а...

Пощечина, сначала одна, а потом и вторая, оборвали Илиана на полуслове. Я хотела расцарапать его красивое лицо, бить его еще сильнее за пережитый заново страх насилия. Но удержалась, и вылетела из комнаты в бешенстве.

Как было больно. Как жгло! Меня утопило в ненависти, и не только к Илиану, – ко всему вокруг. Горечь захлестнула память множеством воспоминаний о том, что вершилось надо мной в моей жизни, как были жестоки люди... десять лет. Десять долгих последних лет – это мучения, это война, это тюрьма, это пытки, это одиночество и слабость! Когда придет конец всему?

В залу сопроводил меня слуга. Это были другие палаты, не тронутые огнем. Там были не столь широкие окна и высокие своды, и людей, возможно, было не много, но казалось, – полная зала. Когда мой приход возвестили, и я вошла в двери, Эльконну дали дорогу, чтобы хозяин встретил свою невесту. Возникла тишина. Сам вассал немного оступился, подходя ко мне, но взял за руку и развернулся к гостям. Несколько мгновений я еще стояла у порога, давая ближнему кругу себя рассмотреть, и только потом под руку с избранником прошествовала в глубину, где приглашенные музыканты из города Лигго наигрывали веселую мелодию на лютнях. Вассал вел меня, держа мою вытянутую руку на своей, и перед некоторыми особо важными гостями склонял голову, произнося: моя невеста, госпожа Сорс... гости тоже учтиво кивали головами и говорили что-то в ответ. Я не слышала, что говорили. Я никому не кланялась. Я была глуха ко всем речам, я лишь впивалась в каждое лицо взглядом.

Прав оказался Илиан, успев сказать, что не увижу я нынче в этой зале знатных и могущественных людей. Кто они были? Кем они были? Никто и никем! Я никогда не видела этих лиц, и потому не знала, – какой властью они обладают, или какая высокая кровь течет в их жилах, или какими богатствами владеют те или иные персоны. И в то же время эти лица были мне знакомы, – так выглядели мои недруги, так выглядели мои палачи в рясах, мои судьи, мои преследователи, мои ненавистные властители судеб.

Прав оказался Илиан, когда заставил меня облачиться так, а не иначе. Я чувствовала, как дик мой наряд здесь, – волосы свободны, тело тоже, ни на шее, ни на руках нет золотых ошейников и кандалов, и даже пальцы неприлично голы, без камней и колец. Лоскуты обрезанной ткани лентами колышутся в такт моему шагу, как дымчатые украшения, – почти летят, почти невесомы. И господа, и их прекрасные дамы разглядывали меня с разным выражением: женщины презрительно поднимали брови, старухи замысловато и понимающе улыбались, мужчины, не смотря ни на какой возраст, лишь в последнюю очередь созерцания заглядывали в глаза с недоумением и недвусмысленным интересом.

Прав оказался Илиан, сказав, что ненависть, – тоже страсть. Я чувствовала, как румянец жжет мои скулы, а губы так сжаты, что холодны. Каждый взгляд, поднятый на меня, я встречала с вызовом. Кто ты такой? Как ты смеешь? Как далеки вы от меня! Я не выше вас, я другая... вас короновали золотыми венками, а мне одевали огненную петлю на шею.

Чернота вокруг меня смыкалась душным облаком. Я стала прислушиваться к речи, и понимала, что они меня спрашивают, – о моем подвиге в решающий год войны! Отвечая, я отвечала коротко. Слова падали на пол, или затыкали рот, или насмешничали в открытую, или со свистом вонзались остротой в наглого гостя. Я не ведала даже, что говорила, – так кипела во мне черной смолой безысходность...

Эльконн прекратил представлять меня, господа уже сами подходили представиться, и вассал исчез из водоворота людей, который подставлял все новые и новые одинаковые лики, и стоило отвернуться от одних, как выплывали другие, и все это стало походить на кошмар. Лютнисты бренчали в стороне, голоса тараторили рядом, огонь, освещавший залу становился близким и горячим... казалось, что все вокруг хочет меня задавить, что в людях, которые наталкиваются на мою гордыню и дикость, просыпаются охотники и звери, – женщины видят во мне соперницу, мужчины добычу, и я едва успевала все с большим ожесточением отбиваться от них. И снова оказался прав Илиан! Я превратила этот бал в борьбу пленной свободы...

Он был прав! Прав! Прав!

В какой-то миг, я почувствовала, что я испепеляюсь. Что ненависть, опалившая мое сердце, сейчас уничтожит меня, что я в ней сгину. Что Бог Огня, который должен был очистить мою душу от демонического Миракулум, только что вселил в меня убийственную боль. Не я умру, – душа умрет. Перейдет за грань, когда невозможным станет никого простить, – ни одного из своих мучителей. Никогда! До конца жизни они все будут преследовать меня чувством мести! До последнего вздоха я буду помнить каждого, не оставив ни капли света...

Меня резануло по глазам.

Что-то мелькнуло в этом чаду людей, и тут же исчезло. Кто-то заслонил, куда-то увели меня, я не успела даже понять, что вдруг изменилось в мире.

– Как вы думаете, госпожа Сорс...

– А вам не кажется, госпожа...

– Ведь это не мыслимо...

– Вы так...

Когда же это прекратится? Я кидала взгляд по сторонам, выискивая причину перемены. Что я увидела? Кого я увидела? Кого... сердце стало тараном биться в стену прежней озлобленности. И она, такая нерушимая, такая всепоглощающая, вдруг оказалась непрочной, как первый ледок на воде. Я знаю, кого я увидела!

Я протолкнулась через людей, и пошла вдоль залы. Были те, кто стоял рядом, но были и фигуры, которые стояли далеко, – их не сразу и разглядишь, тем более что роскошь ослепляла, рябила в глазах, мешая обострить свой взгляд. И огней так мало, что оказывается, некоторые гости вообще становились тенями, – возле окон и возле углов. Где Аверс?! Где он?! Потому что это был он!

Последним рывком, торжествующим и неудержимым, в душу ворвалось счастье. Стихийное, глубокое, как падение в прохладные морские глубины. Как я могла еще миг назад так ослепнуть и задохнуться, когда в душной зале вдруг пошел снег?!

Снег прошлого ложился у ног сугробами, и выдыхался морозным парком. У замка Раомс, у домика Анике, более четырех лет назад: "Рыс... – в глубоком голосе оружейника послышалась почти мольба. – Подойди ко мне... подойди хоть на шаг ближе".

– Позвольте спросить, госпожа Сорс... – какой-то вельможа встал сбоку.

– Оставьте меня...

Я отмахнулась, и миновала еще часть залы. Аверс стоял у стены, он не мог пройти в середину, он не мог смешаться с толпой, потому что его присутствие здесь, – незаконно. А если и законно, то бесправно. Он им не ровня, не чета, и форма ратника неприемлема для этого бала. Я вдруг остановилась... что я делаю? Нельзя подойти к нему так открыто! Я забыла о том, кто я здесь, и кто он здесь! Мираж прошлого рассеялся, и только в том мираже мы были одни, и только там я могла беспрепятственно приближаться, говорить, видеть...

И никогда прежде я не видела оружейника таким! Я знала, какие демоны недавно царили во мне, и как скоро они исчезли от захлестнувшей любви... Но Боги! Что творилось в его глазах! Если они были отражением его души, то душа эта металась прикованным зверем, еще в большей неволе, чем моя. Ведь я невеста господина Эльконна, и все вокруг называют меня именно так. Это была не ревность... это было бешенство от бессилия немедленно заставить каждого замолчать.

– Госпожа Сорс!

Снова ко мне подошли, уже какая-то дама. Я улыбнулась, что-то быстро ответила на ее вопрос, и, извинившись, отошла в сторону. Стоять на одном месте было невозможным. Быть в центре внимания, когда тебе хочется исчезнуть для всех, – невыносимо. Я шла, замечая с замиранием, что Аверс следует за мной, двигаясь вдоль стены, вдоль края зала, не входя в круг гостей.

– Простите... – я обогнула двух беседовавших господ.

Только бы на пути не попался Илиан! Или Эльконн! Вассал принудит идти с ним в центр приема, а помощник, – так тот и оружейника увидит, и все поймет сразу, потому что я не могу скрыть сейчас себя ничем. Я снова посмотрела на Аверса, – его взор скользил мимо толпы, цепко удерживаясь на мне. Он забыл, что он ратник Ньяс, он держался слишком прямо, слишком уверенно шел, слишком нетерпеливо... и вдруг он остановился. И исчез.

Исчез?!

Может, он всего лишь ушел в тень? Может, я всего лишь не успела увидеть, куда он ушел? Не могла же я настолько сойти сума, что грезила им наяву, что он мне только казался? Осмотревшись, я не нашла оружейника нигде.

Лютнисты замолкли. Чуть тишины, и уже зазвучали флейты и бубенцы вместо струн. Легкое замешательство в музыке, и я оказалась у края зала. Гобелены, гардины. Плошки огня в утопающих нишах, – слишком исчадились, что не давали много света. Я подошла к тому месту, где оружейник сгинул, как призрак. Я взмолилась, – если это проклятое место в замке, где исчезают навечно люди, то пусть исчезну и я!

Легкое дуновение насторожило. Откуда-то ручейком бился свежий воздух, где-то близко, но едва уловимо кожей. Я протянула руку и коснулась серой шпалеры на стене. Полотно тяжело колыхнулось в глубину, не коснувшись стены в середине. Осторожно отодвинув край, я заметила проем узкой стрельчатой арки и черноту коридора. Серая шпалера... я обернулась на зал, воровато осмотрев толпу гостей. Серая крыса... и ни один взгляд уже не различает меня на фоне этого сумрака. Я проскользнула внутрь.