Текст книги "Миракулум 2 (СИ)"

Автор книги: Ксения Татьмянина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– Откуда? – Не поверила я. – Как могла эта новость обогнать меня саму настолько, что здесь о ней давно знают?

– Лигго большой город, Побережье еще не так далеко... и потому весть о том, что сам первосвященник прибыл на этот Берег, не могла не разлететься быстро, а вместе с этим и все остальные подробности, – он здесь, чтобы положить конец вашим бегствам. Эльконн, в первый же день вашего здесь появления, отправил гонца с посланием, – что вы здесь, и вы никуда не денетесь.

Я сцепила покрепче зубы. Да, Лаат, не смотря на свой возраст, стал действовать более решительно, чем прежде. Сам кинулся в погоню... и теперь, с его реальным могуществом, с его богатством и огромной свитой людей, будет трудно скрываться на любых землях. Илиан тихо продолжал:

– Скажу прямо, что вассал не выпустит вас, что бы вы ни говорили, и что бы ни сулили ему, или чем бы ни угрожали. Приданое, которое за вас дает первосвященник, это несравненно большее богатство, чем нынешние владения Эльконна.

– Старый глупец, – в сердцах выругалась я, – не проще ли ему было солгать всему свету, что отправил меня в послушницы...

– Лгать ему не по сану, а, кроме того, – вы же здесь не скрываете своего имени.

Илиан, рассказывая это, создавал впечатление друга, а не виновника нашего плена. Его интонация голоса была вся проникнута сочувствием, как казалось, очень искренним. Его глаза уже не светились лукавством, а скорее теплом и участием. Но я ему все равно доверять не торопилась, как бы мне ни понравилось его лицо.

– А почему вы раньше не сказали об этом? – Спросила Витта.

– Вернее спросить, почему я вообще об этом рассказываю.

– Почему?

– Потому что мне ваша судьба стала не безразличной.

Я не скрыла подозрительной иронии:

– Тебе тоже по нраву мое приданное?

Он засмеялся так, что стало понятным, – насколько нелепо для него звучит подобное предположение.

– Вы обижаете меня, госпожа... – Илиан осекся. – Сорс.

– Крыса... ты можешь говорить мне "ты". Напомню, что для Лаата я приемная дочь, а не родная. И это значит, что у меня нет высокого происхождения, оно более чем низко – оно неизвестно.

Я и раньше не гналась за призванием высокой фамилии, а теперь мне особенно захотелось отделаться от всего, добровольно и публично признать себя простым человеком, как есть. Устранить хотя бы одно из многих различий, которые называл Соммнианс, между мной и Аверсом.

– Если Эльконну нужна только я, пусть он отпустит Витту.

– Это тоже невозможно.

– А это почему?

– Она ему нравится. Как только Лаат прибудет в замок, и обвенчает вас, Витту он сделает своей любовницей. Простите, но вы, Витта, сами признались, что не из благородных, а это значит только то, что он не побоится оскорбить вас этим положением.

– Как гадко! Он не посмеет...

– Эльконну безразлично, согласны вы с этим или нет. Я удивляюсь, что до сих пор он не позволил себе ничего. Видимо, пока он довольствуется юной служанкой, которую держит при своей комнате горничной...

– В чем ваша помощь? – Сердито и умоляюще одновременно спросила девушка.

– Я постараюсь сделать так, чтобы вы, Витта, покинули замок.

– Как? – Перебила я.

– Только с вашей помощью. Завтра, как только начнет смеркаться, вы, Крыса, в некоторых комнатах устроите пожар, там не будет охраны. Завтра ратников будет меньше, потому что половина из них утром отправляются в Лигго, и они должны будут обеспечить безопасную дорогу первосвященнику, тем более что бывшая банда Коорка вся на свободе. Тушить пожар придется всем людям, и ратникам придется уйти даже с ворот. Я прикажу. Достаточно будет невысоко поднять решетку, и убрать малый засов.

– И?

– И пока не совсем стемнело, вам, Витта, будет нужно найти маленькую тропинку по левую сторону от дороги, она недалеко, и сворачивает обратно к замку... но не напрямую, а огибая его с тыльной стороны. Погоня, которую я же и пошлю за вами, пойдет главным трактом, вас не найдут, а вы сможете добраться до города большим крюком, но без преследования.

– Почему вы не можете устроить побег для нас двоих? – Возмутилась она. – Почему Рыс должна остаться, ведь если вы действительно хотите помочь...

– Потому что такой побег будет стоить мне головы незамедлительно.

– Я должна буду взять вину за побег на себя?

– Да. Эльконн только локти себе искусает, но ничего не предпримет. А, выиграв время, я найду способ открыть ворота второй раз, не лишившись жизни.

– Почему я должна тебе верить?

– Ни по чему. Да или нет, – это выбор.

– Какой риск, Илиан... – язвительно продолжала я. – А ради чего стоит так рисковать? Что ты хочешь взамен?

– Ничего.

– Так не бывает.

Он замолчал, и ненадолго даже растерялся, но потом нехотя сказал:

– Да, действительно, не бывает. Вы отдадите мне печать первосвященника.

– Я согласна, но с условием. Я должна своими глазами видеть, что Витте удалось уйти и скрыться.

– Вы увидите, обещаю. – Он встал, коротко поклонился. – Желаю доброй ночи.

Как быстро все меняется. Если все это правда, то меняется к счастью! Я вспомнила, как Витта припадала на колени в молитве, в пору было и мне вспомнить о каком-нибудь своем Боге, не взирая на прошлое.

– Это неправильно, если я сбегу отсюда одна.

– Не сбежишь, – вассал уложит тебя в свою постель, а меня поведет под венец.

– А что я скажу отцу?

Эти слова повлияли на меня, как камень на кувшин. Мое сердце сразу покрылось трещинками, – Витта сказала такое! Я просто приросла к месту, а она, наоборот, вскочила и стала ходить по комнате. Это было не возмущение, как она будет оправдываться, а беспокойство.

– Витта, – начала я осторожно, и чувствуя, что краснею неимоверно быстро, – ты не обидишься, если я тебя спрошу кое о чем?

– О чем?

В этот момент мне стало казаться, что это мне семнадцать. Так глупо, что хотелось провалиться на месте. И я не смогла этого выговорить... спросила другое, но тоже важное для меня:

– А что Аверс сказал тебе тогда? В подвале, на постоялом дворе?

Девушка поджала губы.

– О тебе там не было ни слова, если тебя это так волнует...

– Извини.

Переодевшись, умывшись, потушив свечи, мы легли спать. Но как я не спала, так и она слишком уж долго ворочалась, а потом села, обняв подушку. В отдельную комнату спать я ее так и не пускала, мне все чудилось, что в этом замке наверняка есть тайные ходы и двери, чтобы проходить незамеченным и не услышанным. Но кто знает, может, Эльконну и впрямь пока хватало развлечений с прислужницей?

Я подобралась, и тоже села рядом, откинувшись на спинку кровати. Через окно падал красивый лунный свет, и длинное угловатое пятнышко освещало краешек кресла, на котором недавно сидел Илиан.

– Ты не бойся. Я уверена, что тебя не поймают, и ты быстро найдешь их.

– Я не боюсь. – Твердо сказала она. – Я знаю, что я справлюсь. Я почему-то после этого Коорка перестала бояться. Там мне еще было страшно, а когда мы ушли, то стало еще страшнее, но уже не за себя. Мне было абсолютно все равно, что со мной будет, пока ты не сказала, что они живы... а теперь просто, – спокойно.

– Ты по-прежнему будешь искать Миракулум?

– Не знаю.

– А Сомм? Мне показалось...

– Это не твое дело.

– Я не буду спрашивать.

Витта покрепче обняла подушку, а потом вдруг спросила:

– А сколько ему лет, ты знаешь?

– Лекарю? Тридцать шесть.

Девушка медленно повернула ко мне голову. Я лица не видела, но сам поворот, одно только движение говорило красноречиво, – она не думала, что столько.

– А ты думала сколько? На десять лет моложе?

Но и на это она смолчала. Потрясение было велико.

– Между прочим, – неловко кашлянула я, – ваша разница в возрасте ненамного меньше, чем...

– Не надо мне этого говорить. – Горько отрезала Витта. – Я не знала, сколько ему лет.

– А я не знала, сколько мне лет.

– Да, но... не сравнивай! Я вообще не хочу объясняться на эту тему.

– Витта, – я совсем расхрабрилась, – а Аверс за все четыре года хоть что-нибудь обо мне говорил?

– Нет.

Врала?

– А отчего ты тогда не спрашиваешь, почему я не знала о своем возрасте? Ты сказала: да, но... Что, но?

– Ничего, – смешалась она. – Я просто так сказала.

– А ты успела спросить Соммнианса, есть ли у него дети?

– Что? Как?!

– Например, дочь, пятнадцати лет... почти твоя ровесница.

– Ты врешь! – Витта вскочила, как облитая кипятком. – Ты специально так говоришь!

– Вру. Успокойся. За то после такого, тебе любой побег будет казаться пустяком.

Она швырнула в меня подушку, а я засмеялась. Да, это была настоящая игра с огнем, а к огню я теперь относилась по-особенному. Витта должна была меня понять, пусть ей это понимание было и не по душе. Пусть она возненавидела бы меня сильнее, но все равно понимала, – отчего и зачем все случилось именно так.

– Я тебя ненавижу!

– Я знаю.

– Мало того, что ты... так ты еще...

– Что?

– Гадюка!

– Крыса, если точнее.

– Если б ты только знала...

– Не знаю, скажи.

Витта замолчала, забрала покрывало и ушла в смежную комнату. Все, все ниточки наметившегося раньше примирения, порвались. Но я хотела, чтобы последнее слово осталось за мной. Я подошла и, не переступая к ней порога, встала в дверном проеме:

– Витта, все, что ты думаешь обо мне – законно, до последнего слова и до последнего обвинения. Но я не хочу, чтобы ты неправильно подумала о своем отце. Теперь ты прекрасно знаешь, на своей шкуре испытала, что значит бояться за жизнь родного человека, и должна понять те причины, из-за которых он уберегает тебя от Змеиного Алхимика. И запомни еще одно, – нет ничего выше родительской любви, нет ничего более вечного и незыблемого. Это на всю жизнь, это до последнего вздоха, и этого у тебя никто и никогда отнять не сможет.

Не услышав в ответ ни шороха, я вернулась к себе. Теперь было и вовсе не уснуть. Я только подвинула поближе к стене комнаты прикроватную лежанку и легла там, – сторожить, оберегать, прислушиваться к скрипу открываемых тайных створок и возможному звуку эльконновских шагов.

Утром, действительно, на площади собралось множество экипированных ратников. Все верховые и при оружии. Варта они не увели, это я точно знала, – он бы не пустил на себя такого седока. Нужно было бы постараться, чтобы Витта уехала из замка именно на нем.

– Илиан красив и молод.

Я недоуменно обернулась от окна. Это было первое, что Витта сказала мне за все утро, а встала она хмурая, измученная, и немая. Я думала, что она и не заговорит со мной.

– Мне кажется, ему нужна не печать, а твоя благосклонность.

Мое недоумение возросло.

– С чего ты взяла?

– Все эти вечера, когда нам приходилось ужинать вместе с ними в трапезной зале, он не сводил с тебя глаз, и разговаривал почти всегда только с тобой.

– Это он отвлекал мое внимание от вассала, чтобы я не мешала его хозяину нагло пялиться на тебя.

– Может это и так, но я тоже права. Он смотрит на тебя особенно.

– Значит, врет, что не жаждет богатого приданного...

– Не врет.

Откуда такое упрямство в девчонке? И вдруг поняла.

– А, так это твой намек, да?

Витта взглянула на меня, и опять мелькнуло что-то неуловимо схожее с Аверсом. Вот-вот, и она станет холодно убеждать меня в том, что для меня будет лучше...

– Ты намекаешь на то, что мне из замка и уходить-то незачем? Что лучше бы мне обратить свое внимание на Илиана, который красив и молод, и больше не вспоминать ни о чем? Скажи уж прямо – исчезни из нашей жизни.

– Нет. Это не намек. Это предупреждение.

– Еще лучше, – я сглотнула подступившую невыносимую горечь, – тогда ты точно будешь знать, что сказать отцу, когда найдешь его. Я полюбила другого, более достойного человека, и осталась...

– Ты не поняла меня. Я предупреждаю тебя о том, чтобы ты не смела поддаваться этому человеку. Он искренний, я чувствую, а это опаснее всего.

– Витта, я, наверное, дура, но я все равно не могу понять, – о чем ты?

Хотя догадывалась, и эта догадка пугала меня своей невероятностью. Девушка изящно сложила на груди руки, и гордо подняла подбородок.

– Как ты думаешь, легко ли всего за четыре года в условиях полного поражения, под гнетом завоевателей, и, не имея никаких прав, встать на ноги настолько, чтобы был не только свой дом, но и своя мастерская?

– Нет. – Я смутилась непонятно чего.

– Как ты думаешь, сколько на это понадобится сил? Сколько лет засчитается на самом деле, за один год такой проклятой жизни?

– Много.

– А как ты думаешь, сколько раз моему отцу приходилось защищать и укрывать меня от вседозволенности цаттов? Даже от любого их грубого слова? И ни разу при этом не согнул спины в поклоне новым хозяевам Берега. – Витта прикусила губу, и продолжила. – Все это он делал ради меня. Я никогда не думала об этом так серьезно, как сегодня ночью.

Я смиренно молчала, потому что надо мной вершился сейчас самый строгий суд, который только существовал для меня. И приговор решал всю мою жизнь.

– Он, правда, никогда не заговаривал со мной о тебе. Но, хоть я тогда и была еще ребенком, однако, не полной дурой. Последний день, когда я видела его счастливым, был тот самый один единственный день, – в который мы встретились. И больше никогда.

Слова давались ей тяжело, и Витта опять прервалась. Далеко не детское напряжение чувств отражали ее лицо и сомкнутые крепким узлом руки.

– И слепому ясно, почему... и меня это приводило в бешенство, порой настолько, что я его ненавидела. Вместе с тобой в придачу, хотя не помнила даже твоего лица. Это потом уже, во время нашей поездки с тобой и Соммом, я решилась спросить его, – как же так вышло, что ты цатт, а он, не смотря на это... конечно, он ответил, что происхождение здесь ни при чем. Что об этом не знала даже ты сама, потому что в то время у тебя не было прошлого. Он и про карты мне сказал.

Каким тяжелым был вокруг воздух, что его я начинала вдыхать с трудом, как тягучую воду. Меня сдавила, словно в тисках, целая буря мучительных по своей остроте чувств. И больно, и счастливо, и стыдно, и обморочно страшно.

– Я была просто в ужасе, а он сказал... что когда-нибудь я пойму, и дай бог, пойму не тогда, когда мне самой придется выбирать, как ты выбирала. Вообщем... – она глубоко вздохнула. – Я не знаю, как быть. Илиан устраивает мне побег, и ты останешься здесь одна. Я предупреждаю тебя, что если ты допустишь свадьбу с Эльконном, или ответишь взаимностью Илиану, то я клянусь, что когда-нибудь я тебя убью. Мой отец заслуживает счастья, как никто другой, тебе ясно? Пусть это ты. И если он испытывает к тебе... что-то, то ты не посмеешь отвернуться от него к другому, и предать его!

При последних словах, она взмахнула рукой, и пригрозила мне пальцем. Ладонь у нее тряслась, то ли от предстоящей злости на мое предательство, то ли от силы ее клятвы, что убьет.

– Я пойду к себе в комнату, и, пожалуйста, не заходи ко мне.

Я кивнула. Витта нервно ушла. Кинувшись лицом на подушку, я тихонько завыла, без слез. Меня затрясло, как при плаче, и я почувствовала, как сильно я устала, и как мало во мне осталось сил. Солнце уже высоко поднялось, когда я, ослабев, провалилась в сон, как в гулкий колодец.

Глава четырнадцатая

Разбудил Илиан. В комнате Витта не зажигала свечей, и потому скудного слабого света с окна было недостаточно уже для того, чтобы четко видеть лица. И к лучшему. Сначала по темным коридорам, потом между комнат, и площадь, мелькавшая в окнах, все больше разворачивалась к противоположной стороне от ворот. Значит, были в замке Эльконна такие ходы, которые позволяли, не спускаясь вниз, переходить из палат в палаты. Освещенная галерея с масляными плошками сменилась высоким каменным сводом с квадратными колоннами, на каждой из которых горело по факелу.

Я сняла два, какие можно было вытащить из колец. Илиан с Виттой шли впереди меня быстрым шагом. Сводчатый коридор вывел нас в залу, которая, по-видимому, служила комнатой для больших торжеств. Она была пустынной, без мебели, но высоко к плафонам уходили тяжелые гардины у окон, и со стен спускались большие старинные гобелены с бахромой у самого низа.

– Это самое лучшее место. – Сказал помощник. – Палаты находятся далеко от ворот, и масштаб пожара будет больше, чем в маленьких комнатах. Соседняя зала для пира. Там в первую очередь поджигай кресла и мягкие валики, а потом, как здесь, гардины и гобелены.

Показав мне боковую лестницу, куда я должна буду скрыться, он приказал ждать внизу, в нише, пока он не вернется за мной.

Факелы сменили совсем недавно, здесь все готовилось к приему первосвященника, и слуги, по-видимому, все чистили и обновляли, поэтому, когда я стала пачкать горячим маслом ткани и дерево, оно беспрепятственно и щедро переходило плясать на свое место. Я старалась не медлить, – в одной зале уже было достаточно дыма и огня, чтобы стало опасно там находиться. Бросив последний факел в середину огромного длинного стола, я спустилась вниз по лестнице...

Время текло настолько медленно, что я извелась, спрятанная в темноте ниши. И только тогда, когда до меня стал доноситься запах гари, спустившийся вслед за мной через три лестничных пролета, до меня донеслись крики и гул.

– Скорее! – Илиан, бесшумно возникнув рядом, схватил меня за руку.

Снова коридоры, но еще более темные и тесные, как простенки, с узкими, точно бойницы, окошками где-то под потолком.

– Как только подняли тревогу, я приказал задействовать всех, – говорил он, не сбавляя скорости, – ратников, прислугу, всех, кто на кухне... стены-то каменные, весь замок не сгорит, только залы выгорят. А этого времени нам хватит. Скорее!

Витта пряталась уже на конюшне. Я вышла к стойлам, большая часть из которых пустовала, и стала искать.

– Лошадь уже готова, – сдавленно крикнул Илиан, – задерживаться нельзя!

– Нет, это должен быть только Варт!

Я была уверена, что мой конь, пусть и не успеем его запрячь, будет для Витты надежнее, чем любой другой. Он преданный и послушный, и даже если сама девушка не будет знать, куда ехать, он ее вывезет, как вывозил меня с самого начала.

– Варт!

Варт захрапел, а я обняла его большую голову и поцеловала в рыжий широкий лоб.

– Ты не думал же, что я брошу своего друга, да?

– Госпожа Сорс!

Из конюшни мы вышли тоже не через главный вход, а сбоку. Витта забрала двух лошадей, – на Варте она поедет верхом, а оседланную лошадь поведет за поводья. Как только она отъедет на безопасное расстояние, она перераспряжет их.

Когда все же пришлось выбираться на край площади, к колесу решетки, мы оказались на открытом месте. Верхушка дальних палат полыхала, у дверей мельтешили люди, таская откуда-то воду и передавая ее с рук на руки. Если внутри этой крепости не было колодцев, глубиной до подземного источника в скалах, то так они пожар не скоро потушат. Запасы воды в замках не велик, особенно в мирное время...

Колесо поддавалось с трудом. Каждый раз были необходимы добротные усилия, чтобы повернуть его до того, как защелкнет очередной зубчик механизма. Решетка медленно поднималась. Достаточно, однако, было опустить рычаг в другую сторону до предела, как она бы рухнула вниз со всей тяжестью. Илиан поднял решетку на высоту чуть большую человеческому росту.

– Засов на воротах, Витта, тебе придется убирать самой. Помни, что я говорил тебе, – не забудь свернуть, не пропусти поворота, иначе любой ратник нагонит тебя в один миг.

– Я помню.

– Сейчас я должен идти, – он обратился ко мне, – и отдать распоряжение, чтобы патруль вернулся к воротам. Витта успеет выйти, а вас застанут здесь... простите.

– Ты уже предупреждал.

– Я знаю, что сказать вассалу, чтобы его гнев был не долгим. Вас даже не лишат привилегий гостьи...

– Это уже не важно.

Илиан исчез, а Витта, оставив коней стоять рядом, поднимала малый засов. В воротах были небольшие двери, достаточные для входа и выхода одного человека, и лошадей через них тоже можно было провести. Наконец, я увидела, как сквозь этот проем проник сумрак темного неба свободы, тогда как небо над замком освещало пожарище неволи. Витта подскочила ко мне:

– Все, – и схватила за плечи, – бежим! Вдвоем бежим!

– А Илиан? Он сказал, что Эльконн убьет его...

– Это не правда! Раз он все так хорошо придумал, что вассал должен поверить в то, что тебе никто не помогал, значит, он сможет этим же оправдаться!

– А если нет? И на нашей совести будет смерть человека, который сумел нам помочь.

Витта опасливо и торопливо бросила взгляд на далекий огонь. Пока в нашу сторону никто не бежал, и не кричал – держите их!

– Да пойми ты, он специально оставляет тебя здесь! Не убьет его никто, ему нужно только, чтобы ты не ушла!

– Ему нужна печать первосвященника!

– Ты лучше подумай о том, что вдруг Эльконн его не послушает! И прикажет избить тебя, или бросит в подвал! Ты же видишь, что мы здесь натворили, так просто это не прощается, тем более таким человеком, как этот!

– Витта, – перебила я ее, – в моей жизни и без того много подлых поступков... а даже если за этот побег придется нести наказание, то пусть так и будет.

– Да ты дура! – Девушка истерично встряхнула меня, и я заметила, как намокли ее ресницы. – Бежим! Мы найдем отца и Соммнианса, и все кончится! Пожалуйста!

Мне захотелось сказать ей что-нибудь очень ласковое, или прижать к себе. Как же заманчива была та свобода, которую она мне сулила, – уйти, плюнув на все обещания. Нарушить договоренность точно также как я нарушила договоренность с Коорком, который ждал Эльконна одного, а пришел целый отряд. Эшафот с обрезанной веревкой все еще так и не убрали с площади...

– Я не могу, Витта.

– Но если ты сейчас оставишь меня одну, это тоже предательство!

– Оно не будет стоить тебе жизни.

– Да Илиан лжет! Ему ничего не грозит!

– Витта, торопись! – Я переборола в себе слабость тоже заплакать, и поверить этой пылкой девчонке. Тем более что она могла оказаться права. Но поступила обратно, с суровостью и непреклонностью в голосе. – Уходи немедленно, иначе все будет бесполезно!

– Только с тобой.

– Пошла вон! – Я оттолкнула ее от себя, оторвав ее пальцы от своих плеч. – Вон, я сказала! Еще всякая малявка будет здесь капризничать, и решать, что я должна делать!

На ее лице отразилась такая обида, словно я ударила ее по щеке, или замахнулась на нее плетью.

– Беги, глупая... – у меня предательски безнадежно дрогнул голос. Я от отчаянья готова была упасть перед ней на колени и расплакаться.

Витта схватила поводья.

– Гони! Гони как можно быстрее, Варт тебя и без седла не сбросит... и не бойся ничего, слышишь!

Я в несколько шагов проводила ее до самого выхода. И Витта, как только вывела обеих лошадей за ворота, вернулась и кинулась мне на шею.

– Не забывай, о чем я говорила тебе утром. Мы тебя вытащим отсюда...

От середины площади к нам уже бежали люди. Я рванулась обратно к рычагу, и решетка с грохотом опустилась вниз, к плитам. У Витты, даже если погоня будет немедленной, есть время оторваться, пока эту решетку будут снова поднимать, и седлать лошадей из конюшен.

– Стой!

Что ж, играть, так играть до последнего! Я рванула в сторону, к ближайшим палатам, к черному входу для слуг. Пусть еще погоняются за мной, пусть знает этот Эльконн, чего ему стоит держать такого пленника в своем замке! Откуда у меня брались силы? И почему они так долго не кончались, не смотря на бег, на бесконечные марши лестниц, на то, что я старалась опрокинуть или швырнуть все, что мне попадалось в комнатах или залах под руку. Я удивлялась нерасторопности тех, кто меня ловил, а человек уже набралось достаточно. И в угол меня не загнали, и в тупик тоже, – каждый раз я уворачивалась от цепких рук и проскальзывала все в тот же единственный выход.

Но, может быть, мне только показалось, что это длилось долго, потому что не поймать меня не могли. И меня со связанными локтями держали двое, – один ратник, и один из камердинеров вассала. Выведя меня на площадь, подвели к хозяину и помощнику. Илиан обернулся. Он был зол. Либо притворялся для правдоподобности, либо по-настоящему был рассержен тем, что я перестаралась. Эльконн же был совсем бледен от ярости, и даже скула у него немного подергивалась, сдерживая гримасу. Посмотрев в сторону ворот, я увидела, что решетка поднята, а створки открыты полностью. Погоня в пути.

– Пропало две лошади, господин, – доложил ратник, – одна из женщин сбежала, а другая не успела.

Ратник был тот самый, что долго мне эти ворота не открывал, когда я так в них просилась.

– Как смогла? Как ты смогла это сделать?! – Закричал Эльконн.

– Ты дурак, тебя легко провести вокруг пальца... жаль, не хватило одного мгновения, чтобы ушла и я.

– Дрянь!

– Трусливая скотина!

Вассал размахнулся и ударил меня по лицу. Не по-мужски, кулаком, а только ладонью, – но удар не показался мне от этого менее слабым. Второй удар, как вернувшийся маятник прошелся по второй скуле тыльной стороной ладони. Еще больнее. В голове зазвенело и из носа потеплела струйка крови. Я мотнула головой и фыркнула:

– А вот и доказательство моей правоты...

– Я прикажу высечь тебя, дрянь, прилюдно у столба на площади!

Я заулыбалась, и гордо отвела назад плечи. Какая мне теперь до этого забота? Главное, что Витта ушла, и пусть ее не нагонят. А победа, которую я одержала, завоевание, на которое я и не надеялась даже, выше любых наказаний. Дочь Аверса не питает ко мне больше ненависти. Пусть не питает и любовь, но она теперь на моей стороне. Она со мной, она приняла меня... приговор, вынесенный мне ее судом, гласил: помилована, оправдана, виновна, но прощена. О, Боги! С момента, как я ступила на этот Берег, целый водоворот переживаний выматывал из меня душу, что я только не испытывала, что я только не переносила, но три самых счастливых мига искупали любые страдания!

Я стояла перед этим рассерженным господином, готовым прямо сейчас на месте, убить меня, и ничуть его не боялась. У меня не оставалось места для этого чувства. Я улыбалась своему счастью, и с наглостью весело смотрела своему пытателю в глаза. Пусть бьет. Я терпелива.

– Ты еще и смеешься надо мной! – Взревел Эльконн.

– Да! – Я в голос расхохоталась. А вассал сжал кулаки.

Три самых счастливых мига: "Да какая разница? Я знаю тебя Крысой, и не важно с какого ты Берега...", – сказал Соммнианс, и я вернула себе друга, "Что прикажешь мне думать?", – с терзанием спрашивал Аверс, и я поняла, что любима по-прежнему, "Только с тобой", – искренне потребовала Витта, и я обрела семью.

– Одумайтесь, господин Эльконн, – предупредительно сказал Илиан, – не забывайте, что со дня на день к нам прибудет человек, который может не простить вам такого обращения. Проявите терпение, и снисходительность...

Эльконн уже багровел. Но кулаки разжал.

– К ее комнате приставить охрану, – процедил он, – глаз с нее не спускать! С тебя буду спрашивать, Илиан!

– Как прикажете, господин Эльконн.

Помощник не солгал, меня не отвели в застенок. И руки развязали, оставив ратника с другой стороны двери. Я утирала рукавом разбитый нос и губу, зажгла несколько свечек на столе. На площади еще суетились люди, а в окне было видно, как скользят по погасшему небу клочки дыма. Справились, потушили. Больше было зрелищно, чем ущербно. Гобелены, жалко, да старинную мебель.

– Только доберись, умоляю... только найди их, и тебе уже ничего не будет грозить.

Когда совсем стемнело, в дверях, без стука, появился Илиан.

– За печатью? – Я сняла перстень с пальца и протянула ему. – Бери. У меня ее никогда не было, и ничего я о ней не знаю.

Помощник посмотрел на нее, разочаровано и тонко улыбнулся:

– Если для того, чтобы ты мне поверила, мне нужно было солгать, я так и сделал. Она мне не нужна.

Он впервые обратился ко мне на "ты", с тех пор, как я разрешила ему. Но не может быть, чтобы Витта оказалась права, и его поступок не только оказался бескорыстен, но и продиктован симпатией ко мне. Я печать обратно не одела, положила ее на столешницу.

– Я убедил Эльконна, что смогу тебя усмирить и вести себя без бунтарств и других попыток к бегству.

– А ты уверен, что сможешь?

– Но я здесь, я и тебя прошу об этом.

Илиан прошел к стулу, поставил его рядом с моим и сел за тот же стол, на угол. Более чем приватно теперь можно было беседовать, сидя за одним столом и находясь друг от друга не дальше, чем на локоть. Лицо Илиана попало в круг света зажженных свечей. И его взгляд смутил меня.

– Почему у тебя такое странное имя? – Вкрадчиво спросил он. – Неужели мне так и называть тебя кличкой, которую так трудно произнести, не запнувшись?

– Оно мне по душе.

Я улыбнулась, вспомнив, как Аверс порой произносил мое имя. Как оно слышалось в его глубоком голосе, утопая в колдовском звучании последнего "с"... Илиан, кажется, подумал, что улыбка предназначалась ему:

– Значит, Крыса?

– Можно короче, – Рыс.

– Рыс... твое послушание даст тебе относительную свободу здесь. Если Эльконн удостоверится, что ничего ты больше не выкинешь в его замке, то уберет охранника, и ты сможешь бывать в других палатах, выходить отсюда.

– Послушание? – Недовольно огрызнулась я. Мне не понравилось это слово.

– Так мне будет легче тебя вытащить отсюда.

– И каким же доводом ты меня убедил, что скажешь своему господину?

– Что я рассказал тебе про скорый приезд отца, и что для тебя это в корне меняет ситуацию, – ты согласна дожидаться его, не устраивая скандалов.

– И ты что, можешь успеть за оставшиеся дни до его проезда сделать так, чтобы я тоже сбежала?

Благодаря Илиану, Витта уже была на свободе, но вот в вероятность того, что и со мной все случится так же легко, вызывала у меня сомнения.

– Я не обещаю, но сделаю все возможное.

– Зачем? Если не печать, то какая же тебе в этом выгода?

Он поджал и без того узкие губы, немного помедлил с ответом. И все равно от него ушел:

– С каких пор ты стала верить лишь в алчность?

– С тех пор как знаю, что каков хозяин, таков и его пес.

– Эльконн, – небрежно бросил Илиан. – Я служу ему потому, что так мой отец отдал долг его отцу. Это не личные убеждения и преданность, это данное слово и чувство чести за спасенную жизнь.

– Красиво сказано. Но связи со мной я не вижу... ты не ответил на мой вопрос.

Он неожиданно встал, подошел к кувшину с водой. Не найдя платка, так как тот давно был на моей шее, он вынул из рукава свой и намочил его.

– Позволь? – Илиан вернулся и предложил его мне. – У тебя следы крови на лице.

– Спасибо.

Я приложила платок к носу. Кожа на щеках от ударов горела, и я даже не чувствовала, где стягивает кожу не стертые до конца разводы, а вот у носа и у губы чувствовалась еще теплота и соленость. В зеркало я тоже не смотрела, не подумала, что кто-то еще придет смотреть на мое лицо, да так близко.

– Когда-то я видел тебя на приеме у первосвященника. Это было лет тринадцать или пятнадцать назад.

– Хорошая же у тебя память, помощник. Я не помню даже приема.

– И я не помню приема, я помню только тебя.