Текст книги "Never Let You Down (СИ)"

Автор книги: Кристина Кошелева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

По прибытию Роджерс завизжала, как маленький ребенок. Наверное, энтузиазм из неё можно было черпать ведрами, и его бы все равно было много. В первый же день, расположившись в одиночном номере, позвонив Стиву и напомнив, что все хорошо, её не убьют и не прирежут где-нибудь, она потащила Питера и Мишель к Эйфелевой башне. Девушка осматривала все с невообразимым восторгом, снимала и фотографировала все, что только видит, говорила с Парижанами на французском, и кажется, была рада позировать Мишель на фоне достопримечательностей, хотя в любой другой обстановке она бы уже через две минут жаловалась на затекшие ноги и ветер, раздражалась от просьбы повернуть голову или чуть изменить положение пальцев.

Под конец дня Элис таки затащила оставшихся с ней Бетти и Мишель на дегустацию вина – и надо признать, французское вино действительно отличается на вкус от того, что продают в Америке, даже в лучших винных магазинах. Оно слаже, крепче, чувствуется, что ему не один десяток лет и виноград и правда был лучшим. Элис даже не заметила, как опьянела, и почему-то она была в разы пьянее Бетти и Шелли, что сопровождали ее до номера, в котором она, кстати, спала одна – её не шатало из стороны в сторону, ей не становилось слишком хорошо или слишком плохо, скорее, её клонило в сон и она чувствовала некую расслабленность. Дойдя до номера, Роджерс тут же плюхнулась на кровать, написала Стиву и Баки, что ложится спать, выложила пару фото, и обняв подушку, уткнулась в нее носом и, казалось бы, мгновенно ощутила, что проваливается в сон, но чувство сонливости и успокоения перебила холодная рука, плавно обвивающая её талию со спины. В полудреме Элис прижалась к такому же холодному телу, чуть поежилась и сладко промычала.

– И с каких пор ты так спонтанно отправляешься в путешествия по Европе? – ожидаемо раздался голос возмущенного Локи.

– С тех пор, как я Элис Роджерс-Барнс, и ровно до тех пор, пока я не Элис Лафейсон, – промурлыкала та, поворачиваясь к трикстеру лицом. Она уткнулась носом ему в грудь, а он провел ледяными пальцами вдоль её ребер, отчего её тело, чуть более теплое, чем обычно, очевидно, от палящего Парижского солнца, покрылась мурашками величиною с кулак. Локи вздохнул, понимая, что количество решений его «проблем» только что снизилось до одного.

В коридоре послышались шаги – тихие, но шкрябающие по полу, словно кто-то в полусне надел шлепки и решил пройтись до туалета. Но Мишель Джонс, являющаяся причиной звука, явно выходила из совместного с Паркером номера не для того, чтобы сходить в туалет, раз забрела она к Элис. Девушка поправляет копну кудрявых волос, и без стука открывает дверь в номер настежь. Её глаза тут же округляются, Шелли прикрывает рот рукой, чтобы не запищать, и тихо сползает на пол, опираясь о дверной косяк.

На кровати мирно сопела Элис, прижимаясь вплотную к богу обмана, одетому довольно просто, но со вкусом. Локи зарывался носом ей в волосы, неаккуратно разбросавшиеся по всей подушке, его руки были сомкнуты в замок где-то на пояснице блондинки, и с каждым её вздохом прижимались к её телу всё сильнее и сильнее. Мишель почти сразу узнала создание, которому Элис позволяла так близко к себе находиться, через пару секунд она поняла также и то, что раз Роджерс-младшая не отталкивает его от себя, то, очевидно, что вместе они довольно давно – заслужить любой кредит доверия любого Роджерса очень сложно, – а это значит, что Элис очень много ей не рассказывала, а это приводит Джонс к выводу о том, что до утра, или хотя бы до рассвета, ждать ни в коем случае нельзя, и выход только один: будить Роджерс и пытать её до изнеможения.

– Твою мать! – горланит Джонс на весь коридор, разбудив Локи и Элис, заставив из практически синхронно приподняться и взглянуть в сторону двери, – И это, значит, вот этого вот ты от меня скрывала лет… – Мишель начала быстро считать на пальцах годы от их выпускного до поездки во Францию, – Пять лет?! Ты монстр, Элис!

И в Мишель летит подушка.

Всю ночь Джонс не могла отцепиться от Роджерс, не давала ей спать и отдыхать, постоянно дергая и суя свой любопытный нос во всевозможные случаи и моменты её жизни за последние несколько лет, выпытывая, принимал ли Локи Лафейсон в них участие. Сам трикстер, словно кот, расположился у Элис на коленях, вытянув руки вперед и изредка издавая довольное мычание, прижимаясь к ней сильнее и сильнее. Кажется, ему ласкало эго то, что Элис помнит каждую минуту, проведенную с ним, но абсолютно не в силах вспомнить тот год, что провела без него. Но и в то же время, он жутко расстраивался из-за того, что без него Роджерс-младшая чувствует себя неполноценной, опустошенной и ненужной, пусть её и окружает заботливая семья, дорогие ей люди и друзья – подавляющее их большинство были рядом в тот год, но в любом случае, девушка провела его словно в холодной воде под толщей льда, в ожидании, когда же он, наконец, оттает, в полном неведении, что происходит на поверхности.

Элис встретила утро, как она и ожидала, в компании одиночества, а не Лафейсона, на что лишь раздраженно вздохнула, в очередной раз напоминая себе о словах, вычитанных на одном из форумов: «Он ветреный, и скорее всего, просто играет с тобой, и рано или поздно, но он тебя оставит, как поношенную куклу», и в последнее время, Роджерс старалась готовить себя к мысли о том, что так и будет – сколько бы он ей в вечной любви не клялся и сколько бы раз не обещал сделать её своей. Девушка одевалась, с некой грустью смотря на каждый предмет одежды, а в особенности грустно ей было замечать кольцо на безымянном пальце, которое подарил ей Локи. Словно оно было пустышкой и ничего не значило.

Но все её сомнения и раздражения падают куда-то в бездну, когда со спины её обнимают холодные руки. Элис вздрагивает и оборачивается, чуть вскрикивая от неожиданности. Она смотрит на Лафейсона, широко улыбающегося и зажмурившегося, немного хихикающего, и улыбается ему в ответ, целует в щеку, и опускает глаза чуть ниже – и видит, что кроме полотенца на нем нигошеньки нет. Манит? Естественно. Но надо держать себя в руках.

– В следующий раз, когда проснусь без тебя, ты проснешься без головы, – шикнула Элис, демонстративно поворачиваясь к нему спиной.

Локи тяжело вздохнул, сделал максимально серьезное выражение лица, и взглянул на Роджрес-младшую так, как обычно в фильмах смотрят на предмет своего воздыхания. Но в его взгляде виднелся и некий кусочек печали, такой незаметный, и скорее уже привычный, что Элис даже не придала ему значения. Он знал каждую мелочь, о которой она когда-либо задумывалась. И сомнения в нем тоже не были тайной. Ещё его мать подметила, что он видит, что чувствуют все, кроме него самого. И сомнения Элис в нем тоже не являлись для него какой-то тайной или секретом, а вот его переживания и попытки понять, что же делать, чтобы не загубить жизнь ей, и чтобы, при этом, делать её счастливой, обязаны остаться за кулисами.

– Не осмелитесь, мисс Роджерс, – произнес он, целуя её в лоб. Его волосы немного влажные, от них пахнет какими-то хорошими духами, как и от всего его тела, но волосы всегда пахли по-особенному – Элис уткнулась носом ему в ключицу, а потом чуть приподняла голову, чтобы ощутить этот холодный аромат – то ли мяты, то ли просто свежей травы.

– Почему это? – тихо сказала Элис, смотря ему в глаза.

– Потому что вы слишком сильно меня любите, – с хитростью в голосе прощебетал трикстер, крепко целуя возлюбленную в уголок глаза, – Потратите на меня пару часов своей жизни?

Эдис вздыхает, и без сомнений, без дрожи в голосе, уверенно и твердо произносит то, что, наверное, звучит не на каждом свадебном алтаре:

– Хоть целую вечность, – она опускает уголки губ, наблюдая за тем, как Локи, кажется, начинает светиться изнутри, если не загораться вовсе от её слов.

Весь день они и впрямь проводят вместе, словно что-то нераздельное и неразлучное. Элис не может оторвать взгляда от него – хотя вчера ей хотелось посмотреть на фонтаны, походить по тихим улочкам, заглянуть в пекарню или кафе, чтобы попить знаменитый французский кофе и отведать круассанов с клубникой, но сейчас, в данный момент все её мысли поглощены им, им и только им.

На улице, по которой они сейчас прогуливались – вдвоем, наедине, без лишних глаз и людей, – играла громкая музыка. Скрипка, альт и контрабас с виолончелью, играют под небольшой сценой под крышей – очень гармонично, что-то грустное и романтичное. Головы Роджерс и Лафейсона тотчас же посетила одна и та же мысль – такую музыку надо играть вечером. А ещё лучше ночью, когда гирлянды, что висят над их головами, светятся, словно звезды в ночном небе, когда фонари, что стоят тут возле каждого окна, освещают сине-сизые дома и силуэты города влюбленных своим теплым светом, когда улица пахнет как-то волшебно, когда в воздухе шумит тишина, от которой кажется, что в мире остались только они вдвоем. И никто больше никому не нужен. Когда остается только ждать рассвета и наслаждаться каждый другим, впадая в забвение и запирая себя в золотой клетке, что создают внеземные чувства.

Локи в голову приходит странная идея. Как он сначала подумал, свойственная только мидгардцу – пригласить Элис на танец. Он смотрит на её восторженный взгляд, и кажется, даже слышит, как её сердце стучит – словно мелодия ей знакома, словно она занимает важное место в её жизни. Лафейсон тревожится, и аккуратно касаясь кончиками пальцев её плеча, привлекает её внимание, и когда видит заинтересованный взгляд голубых, словно крылья бабочки*, глаз, то наклоняется к Элис и тихо шепчет ей на ухо:

– Ты так слушаешь эту музыку, словно она тебе знакома… Что это за мелодия?

Элис помотала головой, а потом взглянула на Локи.

– Просто жутко нравится, – сказала Роджерс-младшая, – Мне всегда нравилось слушать инструменты вживую. Это… захватывающе. Словно переносишься в какой-то другой мир, где нет ничего тяжелого или болезненного. Только искренность и чувства. Это незабываемо. Я будто впадаю в забвение.

Локи хмыкнул и с легкой ухмылкой взглянул на неё, а после взял за запястье, плавно скользнул рукой по её ладони, схватил за пальцы, и чуть отстранившись, закружил, после уронил себе на руку. Шокированная блондинка уперлась рукой ему в грудь, схватилась за пиджак и оторвала одну ногу от земли. В её глазах прямо читался вопрос: «Какого черта ты, Лафейсон, творишь?».

– Вы не откажете мне в танце, мисс Роджерс?

– Только не вальс, ради всего святого, – мотает головой Элис, и полностью поддаваясь Лафейсону, выпрямляется.

Он вертит ею, как хочет, а она отдается танцу с таким желанием и страстью, что этим и заражается, кажется, самое холодное существо во всех девяти мирах, и не в силах проиграть ей в своем пламени, разгорающемуся внутри с каждым прикосновением и погасающему с каждым отстранением. Стоит Элис прекращать касаться его, хлопая в ладоши или маня к себе, как он буквально сходит с ума – подхватывает её, кружит, тут же притягивает к себе, и чем ближе их лица после каждого такого отдаления, тем сильнее соблазн остановить танец страстным французским поцелуем, а продолжить где-то в номере, на кровати или у стенки, но совсем уже не танец, а что-то другое…

Она с отдышкой прижимается к нему. Её руки у него на плечах, скрещены за спиной. Локи утыкается лбом ей в лоб, улыбается, чувствуя, что она запыхалась. Девушка касается рукой его щеки, а потом ногтями почесывает подбородок, словно он кот – и принц поддается ей, промурлыкав:

– Великолепно танцуешь, Элис.

– И не вальс… Заметь… Принц, – усмехнулась Элис, всё ещё не в силах отдышаться.

В Париже совсем не холодно, в отличие от Нью-Йорка или Асгарда, и Роджерс заметила это чуть ли не с первых мгновений. На улицах всегда много людей, и пустынно, она предполагала, только по ночам. Так на самом деле и было чем ближе к ночи, тем тише и прохладнее. Заметила она это ещё тогда, когда они с Локи сидели в одной из кофеен. Просто сидели – любовались друг другом, говорили ни о чем, словно поговорить не о чем, и пили кофе с каким-то приторным вкусом ванили. Уже тогда, когда он не касался её кожи очень долго, Элис заметила холодок, что иголками покалывает плечи, руки, и шею. Именно тогда, когда замерзать начала шея, девушка распустила волосы. Лафейсон любил, когда она распускает волосы – это прибавляло ей статности и ещё сильнее притягивало. Светлые локоны лежали на плечах, переливались бежевым и лимонным оттенками, делали Элис ещё бледнее и элегантнее. Полоска солнечного света упала на её лицо и подчеркнула веснушки, которое каждое лето разгорались и становились ярче, замазывает она их или нет.

– Ты выглядишь прямо как на том фото, – усмехался Локи, прожигая её взглядом.

– На каком? – Элис поправила волосы.

– На том, которое с собой носит твой отец.

И она тогда тяжело вздохнула, наклонилась к нему и поцеловала. Просто так – захотелось. Она тоже долго прожигала его взглядом, и тоже замечала, как блестят его волосы, как светятся его глаза и кожа, словно он вампир из «Сумерек», а не принц Асгарда. Но в голове, надо признать, тогда, как и сейчас, как и утром, витало некое сомнение – а долго ли этой сказке длиться? Она смотрит на него, буквально тонет в его глазах, не может прекратить касаться, но все равно… Элис чувствует, будто что-то не так. И это самое «что-то не так» – это осознание того, насколько они далеки друг друга. Локи постоянно прячется от нее в другой части света. Роджерс не может трогать эти волосы тогда, когда ей вздумвется, не может смотреть в эти глаза каждое утро, поосыпаюсь и сладко потягиваясь в постели. Даже спят они в разных кроватях. Девушка смотрит перед собой и полностью погружается в свои мысли, словно подводная лодка на дно. Но её отвлекает Лафейсон:

– Знаешь, а я ведь знал, что ты будешь в Париже, – Бог прижимает её к себе вплотную, и Элис громко выдыхает, чувствуя через платье, какие же ледяные у него руки.

– Знал? Откуда?

– Не важно, – усмехнулся он, – Просто… Я кое-что подготовил. Специально для тебя.

– Специально для меня?

– Да. Такого ни у кого больше не будет. Ты готова?

Девушка кивает, хлопая резницами и расплываясь в улыбке.

– Тогда закрой глаза.

И Элис закрывает их. И через несколько мгновений чувствует, как в спину ей дует холодный ветер. Элис тут же хватается руками за плечи, начинает растирать их, но глаз не раскрывает. Локи накинул своей пиджак ей на плечи – теперь намного теплее. Роджерс-младшая поправляет прядь волос, что выправилась из-за уха и поднялась в воздух, чем защекотала ухо. На лице непроизвольно появилась едва заметная улыбка. Девушка почувствовала теплое дыхание Локи у себя на шее, и не выдержав, распахнула глаза, после чего восхищенно ахнула, попятившись назадч ему навстречу. Они были на самой верхушке Эйфелевой башни, куда не ходят лифты и где редко бывают люди. Элис взвизгнула от восторга. Париж, погружающийся в сумерки, был словно на ладони. Лафейсон наблюдал за её эмоциями, оьнимал со спины, и точно так же, но где-то в глубине души, восхищался прекрасным видом, но не столько Парижа, сколько неба – оно напоминало какой-то асгардский алкогольный кокйтейль, на вид приятный, пастельных оттенков, но на деле способный уложить лошадь. Точно так же и вид вечернего неба, что переходит в ночное – пьянит своей гразиозностью и неаккуратностью одновременно. Все закаты – игрушка дьявола.

– Это… Это… Боже… – терялась Элис, после каждого слова оборачиваясь на Локи.

– Волшебно?

– И неповторимо, – добавила девушка, взглянув в глаза трикстера, – Прямо как ты, – она поправила его воротник, – Волшебник… и один во всей вселенной, – после чего она встала на носочки и коснулась своими губами его губ, благодаря за сюрприз перекрестным поцелуем.

Позади Локи стоял небольшой круглый столик с двумя плетенными стульями и двумя винными бокалами. Мужчина отодвинул для возлюбленной стул, открыл бутылку того самого «Мальбека», о котором Элис грезила еще в самолете, и разлил по бокалам. Локи сел напротив неё, взяв бокал и вздохнув, будто собирался произносить тост, но его мысль перебила Роджерс:

– За что выпьем?

На кончике языка отплясывали самые «лучшие» пожелания. Локи было, что ей сказать, после того, как она засомневалась в искренности его намерений сегодня утром. Но как истинный принц, Бог обмана и лжи, Лафейсон сдержал себя в руках. Отчасти:

– Знаешь… Мне бы хотелось выпить за уверенность. Друг в друге и каждого в самом себе.

– Это ты к чему? – она чуть изогнула бровь, болтая красным полусухим в бокале.

– К тому, что чтобы там в твоей голове не происходило и какие бы отвратительные мысли туда не закрадывались, я все равно люблю тебя. И всес сердцем желаю сделать тебя принцессой. Пусть и не сейчас.

– Тогда… – Элис вздыхает и ехидно улыбается, в который раз понимая, что Лафейсон всегда на чеку, и провести его вещь невозможная, – За тебя. Потому что ты вселяешь в меня уверенность, стоит мне только немного разочароваться.

– И за тебя тоже, – добавил он, ерзая на стуле.

– За нас, – она коснулась бокалом его бокала и выпила все содержимое залпом.

– Кстати… В прошлый раз, когда речь заходила о нашей помолвке, Тор почти дал согласие, – Элис взбодрилась и подняла взгляд с бокала вина на Локи, – Нас перебила Брунгильда.

– То есть… Это намек на…

– Это прямым текстом, как вы говорите, – усмехнулся Лафейсон, поправляя её волосы, растрепавшиеся от ветра. Элис легко улыбнулась, смущенно опустила глаза и отпила немного из бокала. Вино было восхитительным, и явно было откуда-то из Асгарда, а этикетка – для поддержания атмосферы.

Девушка отвела взгляд в сторону Парижа, что расстилался под ними, словно какой-то пестрый, аккуратный ковер в детской. Тона заката всё темнели и темнели, превращаясь в ночь, а Элис все сильнее и сильнее утопала где-то в своих мыслях и воспоминаниях, подобно тому, как Париж утопает в свете фонарей, гирлянд и фар, подобно тому, как зажигается Эйфелева башня.

– О чем думаешь, принцесса?

Элис вздыхает, и без зазрения совести говорит, как есть:

– Моя мама много рассказывала мне про Париж, – начала Элис, положив руки на стол, – Она играла на скрипке, и когда папа был в командировке здесь… Мама играла на улице, а папа шел на собеседование. Тогда они познакомились. А потом, через много лет, опять прилетели в Париж… Маме надо было выступать. И именно после выступления папа узнал, что у него буду я. Третья дочь, – Локи накрыл её руки своими, и Роджерс бросила на него свой грустный взгляд, – Они рассказывали мне столько о Париже, о Франции… О музыке и технике… К десяти годам я была просто одержима Парижем! Я так мечтала пройтись по улицам с родителями, услышать от них разные истории об их встречах, свиданиях, прожить это всё вместе с ними, ощутить себя в колыбели их любви, как асгардцы говорят. Но… Всё оборвалось. Это всё равно, что скрипка расстроится в самый разгар композиции. Мне жутко их всех не хватает… – она шмыгнула носом и спрятала мокрые глаза под руку.

– Элис, ты не должна здесь плакать. Это Париж. В нем случаются много историй, и у них у всех разный конец – у каких-то хороший, у каких-то чудовищный. Самое главное – сделай свою историю такой, какой хотелось бы тебе… И такой, чтобы не разочаровать их, – погладил её по щеке Локи, и печаль будто рукой сняло. Она кивнула, безмолвно подтверждая и соглашаясь с каждым его словом. Девушка взглянула на него, замурлыкала и прижалась к руке, чтобы успокоиться. Элис не раз задумывалась о том, что когда рядом с ней Локи, все тревоги будто рушатся, теряют всякое значение. Роджерс-младшая считала. Что именно это чувство и есть любовь – именно отсутствие тревоги и печали почувствовал её отец, когда впервые услышал, как играет на скрипке её мать.

Бутылка вина была выпита за пару минут, и сомнений не оставалось – оно точно было асгардским, терпким, крепким и пьянило с полглотка. Весь путь к отелю Элис сходила с ума, много улыбалась и смеялась, вешалась на Лафейсона, страстно его целовала, неаккуратно касалась его шеи, прижималась к его ледяной коже, хотя будь она трезва, она бы непременно отскочила. А быть может, девушка просто позволила себе вольность, и вспомнив, как сильно за ним скучала, не хотела ограничивать себя в проявлении чувств. Да и на худой конец, у неё свидание – она может позволить себе всё, что только хочет.

Локи прижимал её к стенке, страстно целуя, зарываясь руками в волосы, не желая отпускать. Пока они оба пьяны, пока Элис не оттолкнет его, если он ляпнет что-то не то, или слишком больно укусит. Он резко отстранился от неё, на какое-то время прекратил, вглядываясь в её дикие глаза, в которых горит какой-то животный огонь. Она тяжело дышит, и Лафейсон впивается губами в её шею, расстегивая платье со спины. Роджерс легонько отталкивает его, усмехаясь, говорит:

– Дотерпи до номера, ненасытный мой, – она коснулась изящными пальцами его шеи, провела ими до челюсти, и крепко поцеловала в губы, не церемонясь, делая поцелуй настолько глубоким, насколько это возможно. Свободной рукой она искала дверную ручку, чтобы попасть в номер и поддаться искушению, позабыв, что на них смотрят камеры, что мимо них могут проходить люди. Другой рукой Элис притягивает его к себе за галстук, впиваясь пальцами в хлопковую ткань.

Дверь номера распахивается, и Локи с Элис заваливаются в него с грохотом, громко целуясь и хватая друг друга за разные части тела, не в силах устоять на ногах под действием алкоголя. Трикстер вновь прижимает её к стене, скользнув рукой от ягодицы до колена, приподнимая её ногу. Злосчастная туфля слетает с этой ноги, а после и с другой, и Роджерс подпрыгивает, обвивая ногами его торс. Распахнув глаза, Элис хотела увидеть перед собой кровать, пустую кровать с белоснежными простынями, в сторону которой она толкнет Лафейсона, повалит его, и снимет уже этот раздражающий пиджак, и сделает с ним всё, что ей только в голову придет, но…

На кровати уже нежились Питер и Мишель. Парень, голый по пояс, гладил смуглые щеки подруги, нежно целуя её в губы, а Джонс зарывалась пальцами ему в волосы, растрепывая их. Роджерс возмутилась такому раскладу, пусть где-то в глубине души и была рада за подругу, что набралась смелости для такого шага – и видимо, перебрала.

Элис тут же отстранилась от Лафейсона, застегивая платье и поправляя испорченную укладку.

– Джонс, мать твою!

ЭмДжей тут же отстраняется от Питера, с какой-то неуверенностью смотря на Роджерс.

– Мы перепутали номер? – безмятежно спрашивала она, пока Питер, сразу же сообразив, что это к хорошему не приведет, собирался. Мишель точно выпила. И вряд ли мало – Шелли не умеет пить. Вот вообще.

– Теперь твоя очередь рассказывать, что ты от меня скрывала, Мишель Джонс, – сказала Элис, сложив руки на груди.

– Очень долгая и неинтересная история, Кэп, – сказал Питер, – Не рекомендую.

– И у нас нет времени её слушать, – схватив Роджерс под колени и закинув себе на плечо изрек он.

Элис хихикала, снова отдаваясь своим эмоциям и чувствам – этой ночью будет только она и он. И исключено, что кто-то ещё.

Комментарий к with love, Paris

Долгожданная часть после долгого отпуска, надеюсь, вы оцените по достоинству!

Действия происходят примерно после событий фильма “Вдали от дома”)

========== a fairy tale I’ll tell… ==========

– Это действительно жутко больно… Ай… – стонала Элис, сильнее цепляясь рукой за одежду Локи и прижимаясь к нему, будто надеясь, что это облегчит боль, и ведь в некоторых случаях действительно облегчало, помогало, но сейчас, почему-то, укус какой-то мидгардской собаки не мог компенсироваться объятиями любимого, даже немного.

– Мы почти на месте, Элис, потерпи немного. – спокойно сказал Локи, прижимая Элис к себе и не давая ей заплакать от боли.

– Напомни, пожалуйста, почему мы идем не к придворным врачам, а… сюда?

– Потому что я не хочу закатывать брату истерики, да и здесь… здесь будет действенней.

– Уверен?.. – вновь простонала Элис, – Я вот нет…

– Не доверяете мне, принцесса?

Девушка тяжело вздохнула и уткнулась лбом ему в шею, с какой-то особенной нежностью потираясь о неё носом, будто это действительно помогало унять боль в кровоточащей руке. Она будто безмолвно не согласилась с его словами, и тихо признала, что её возлюбленный – дурачок.

Локи постучал в дверь небольшого дома с крышей из рыжей черепицы, окна его были зашторены так, что ни один лучик света не попадал наружу – так выглядели либо дома, которые покинули, либо дома, в которых уже давно и крепко спят. Элис смутилась, приготовившись к тому, что после того, как дверь откроется, она выслушает в свой адрес и адрес Асгардского принца кучу упреков, оскорблений и прочих не самых приятных слов, но после того, как дверь отворилась, а в глаза Роджерс-младшей ударил яркий, желтоватый свет, послышалось лишь удивленное «ах», а после него добродушная на вид женщина, по земным меркам лет сорока, затараторила:

– Добрый вечер, принц. Какими судьбами ко мне пожаловали?

– София, давай без официальностей… – выдохнул Локи, – Знаешь же, я не слишком их люблю.

– Ладно. Так что случилось? Кто это?

Элис кашлянула, взглянула на Локи, а потом перевела взгляд на Софию. Девушка отметила, что София выглядит на удивление бодрой, но не могла понять, почему она не спит в двенадцать ночи. На её вопросы ответил детский вопль, такой знакомый ей ещё с глубокого детства:

– Ма-а-ам! Себастиан меня обижает!

София закатила глаза и тяжело вздохнув, бросила:

– Проходите и говорите, что случилось.

Девушка опасливо уставилась на свою руку, другой, здоровой, обнимая Локи за шею. Элис всегда боялась врачей. До чертиков. Постоянно отказывалась от прививок, и посещала больницу в самых крайних случаях, когда лечение дома не приносило абсолютно никаких результатов. Сейчас она задумалась о том, что вообще зря вышла на улицу, могла бы просто посидеть дома и не быть укушенной, Лафейсон бы не поднял паники и ни к кому бы её не потащил, и не пришлось бы сейчас любоваться склянками, словно из средневековья, и шприцами, таблетками, всем… этим.

Где-то в глубине дома шумели дети, и судя по тому, как ласково лекарка с ними говорила, это были её дети. Роджерс это немного успокоило, но стоило ей взглянуть на свою руку, как она сразу же вжалась в кресло, в которое её заботливо усадил Локи. Представляя грядущие процедуры, она не могла угомониться и совладать с собой. София вошла в комнату и начала мыть руки. Элис лишь перевела на неё взгляд, как перепуганный кот, и ожидала худшего.

– Да что ты так дрожишь? Я выгляжу, как хирург?

– Немного… – сглотнула Элис.

Женщина усмехнулась и обернулась. Красно-карие глаза с каким-то интересом рассматривали девушку, в них буквально читалось умиротворение и успокоение.

– Понимаю, не самым приятным будет смотреть на то, как в твоей ране роется незнакомый человек, но… Придется. Я лечила Локи, когда у него была сломана шея… Он точно такой же был, как сейчас помню. Моим мальчикам сразу же приглянулся.

– В-вашим мальчикам?..

София усмехнулась, закатывая рукав Элис и поправив свои рыжие кудри, ответила:

– Себастиан и Уильям. Увидят тебя – сразу накинутся, – тараторила она, промывая рану каким-то синеватым раствором. Элис поморщила нос, более-менее расслабившись в кресле, и смотря на весь процесс с увлеченностью, – Поэтому их сейчас развлекает Локи. Хочешь чаю, кстати?

– Не откажусь, – сглатывая произнесла мисс Роджерс, наблюдая за тем, как мазь с руки женщины оказывается на её укусе, проникает в рану и будто склеивает её края. Зрелище не из приятных – но если Элис задалась целью в следующем году стать, наконец-таки, Асгардской принцессой, то придется привыкать к Асгардской медицине и подобным странностям.

Стоило Софии отчалить за чаем, как к Элис тут же подкрался маленький кареглазый мальчик, и встал перед ней, вглядываясь в черты лица. Он смотрел с особой заинтересованностью, любопытством, словно изучая новых и невиданных до этого существ. Роджерс улыбнулась ему, и жестом предложила сесть ей на колени – такого внимания со стороны детей она никогда не была против, наоборот, ей было приятно, что она нравится малышам – она нескучно проведет время, а родители ребенка, с которым ей поручат сидеть, побудут вместе. Стив даже как-то пошутил, что ей было бы неплохо пойти работать гувернанткой в Белый дом, на что Элис лишь с недоумением улыбнулась. Малыш забрался ей на колени, обняв за плечи и рассматривая лицо.

– Ты точно мидгардка? – спросил, судя по всему, Уильям, опустив голову чуть влево, – Ты не выглядишь, как мидгардка.

– Спасибо, – тихо сказала блондинка, обнимая мальчика свободной рукой.

– Ты его невеста? – показывая пальцем на то место, где, предположительно, находился Локи, спросил мальчишка. Элис поразила прямолинейность мальчика, его открытость – дети, обычно, много стесняются, когда узнают, что Элис, возможно, будущая принцесса или что Локи – принц Асгарда. Но дети Софии явно были не из таких.

– Ещё нет, – улыбнулась девущка, взглянув на Лафейсона, на плечах которого сидел Себастиан и пытался вырвать ему волосы, – Как думаешь, если он предложит выйти за него замуж, стоит ли соглашаться? – она взглянула на мальчика с любовью и поцеловала в лоб.

– Стоит, конечно стоит, – сказал он в маминой манере – тараторя и плюясь слюнями, – Он хороший… Это только кажется, что злой и раздраженный. Это маска, но он её снимает. Он правда хороший и очень любит тебя. Помню… Помню, когда мама его лечила, он рассказывал нам много про тебя. Не знаю, сказки это были или нет… Я уже не верю в сказки. Думаю, он говорил правду.

– И что же он говорил? – закусив губу и улыбнувшись, наклонилась к мальчику Элис.

– Что очень любит тебя. И что у вас всегда будет «долго и счастливо».

Девушка смущенно опустила глаза, взглянула на Локи из-под ресниц, не в силах не заметить, что он с дремающим мальчишкой на руках выглядит очень мило, и прижала к себе младшего брата того мальчишки, крепко-крепко, и кажется, через пару секунд он уже уснул, просто прислушавшись к стуку её сердца. Если верить рассказам родного отца Элис – именно так она и засыпала на ком угодно, слушая биение сердца.

– Так ты, я смотрю… – начала Элис, подняв голову, – Сказочником заделался? – она улыбнулась, кажется, позабыв о боли в руке. В комнату, через маленькое пространство между Локи и дверным косяком, протиснулась София:

– Да он всегда им был, ей богу. Держи чай – от него полегчает. – женщина принялась перематывать больное место, – Ой, он тебя не замотал? Локи он очень сильно выматывал… Да, Локи? – обернулась лекарка, завязывая бантик из концов марлевой повязки.