Текст книги "Never Let You Down (СИ)"

Автор книги: Кристина Кошелева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

– Нет, София, – он закатил глаза, – Я в сотый раз говорю, что твои дети – ангелы, в отличие от меня и моего брата в отрочестве. Мы те ещё дьяволята были… – усмехнулся Лафейсон, и посмотрел на свою возлюбленную с волнением в глазах. Элис кивнула ему, без слов объяснив, что всё хорошо.

Женщина отстранилась от руки Элис, и полезла искать что-то в ящике рядом с креслом. Это была какая-то не очень приятная на вид таблетка, которая через пару мгновений уже оказалась в желудке у Элис.

– Потерпи немного. К утру всё затянется, абсолютно. И шрамов не останется. Попей чаю и ложись спать. По домам я вас не отпущу – уже поздно. Ясно, Элисса?

Девушка кивнула, но немного смутилась – непривычно ей было слышать своё имя на асгардский лад. Элис бросила взгляд на Локи и улыбнулась ему – невольно, как на автомате она иногда переводила на него взгляд. Просто чтобы убедиться, что он не оставил её, что он рядом, что он протянет руку помощи в случае чего. Его поддержка для неё было самым важным для спокойного, не стрессового существования – как для любого человека воздух, как для королевства его король.

Уже через пару минут Элис лежала на кровати, придвинутой практически вплотную к окну, поглаживая волосы маленького мальчика. Что умиротворенно сопел к неё на груди, а сбоку от неё лежал Локи, на руке которого так же спокойно и безмятежно сопел Себастиан. Он любовался Роджерс-младшей, которая сосредоточенно, по-матерински тепло, поправляла мальчишке волосы, взъерошивая их и поправляя вновь.

– Откуда ты их знаешь? – не отрываясь, спросила Элис, в опущенных и блестящих глазах которой отражался снег, падающий за окном.

– София вытащила меня после того, как Танос… Ты знаешь, что Танос. А мальчики… Я не знаю, с каких пор меня любят дети. Обычно, дети меня шугались.

– Где их отец?

– Погиб во время Рагнарека. Я тысячу раз перед ними извинялся, когда узнал, что во время того, как я прохлаждался на Сакааре, тут гибли люди… Но, знаешь, они не зачерствели. Такие же дети… Обычные дети. И не скажешь, что ещё вчера скорбили… Один, например, прямо сейчас отдавит мне руку. – последнюю фразу Локи тихо прорычал, будто желая, наконец-то, сменить тему на что-то более позитивное. И у него получилось – Элис немного приулыбнулась, и поцеловала внезапно замычавшего мальчика в лоб. Он сильнее прижался к ней, сжал её одежду, будто детеныш греется о мать-медведицу.

– Так что ты им такого рассказывал, что они спрашивают, не твоя ли я невеста? – девушка повернулась на бок, укладывая мальчика под одеяло и почесывая пухлую щеку, покрытую тонкими капиллярами. Она улыбалась во все тридцать два зуба, желая будто услышать что-то такое, что улучшит её состояние и будет более приятным, нежели таблетки.

– Я просто рассказывал им сказки. Ну, как сказки… Наши с тобой встречи, но в сказочном виде.

– Например? – Роджерс-младшая поежилась, обняла малыша и приготовилась внимательно слушать Локи.

– Ну… Я рассказывал про то, как мы встретились.

– И как же? – усмехнулась девушка. Истории нелепей для сказок она придумать и не могла.

– Мы встретились на балу для знати, на котором ты была капитанской дочерью. Нам было запрещено подходить друг к другу, но, нарушив все запреты, мы уединились, говорили час, второй, третий… И оба понимали, что, возможно, видимся в последний раз. И все закончилось тем, что стоило нам влюбиться, и нас обоих разлучили… И больше всего на свете мы боялись того, что больше не встретимся. Но встретились… И….

– Жили долго и счастливо?

– Да, жили долго и счастливо. – улыбнулся Лафейсон. Роджерс младшая любила видеть его улыбку, любила осознавать, что делает любимого человека счастливым, иногда казалось, что счастливейшим из счастливых. Стоило ей вспомнить, задуматься о том, что он пережил до неё – а она до него, – как в душе начинало просыпаться спокойствие, смелость и уверенность. Она прямо сейчас, и каждый раз, когда получалось, благодарила жизнь за такой подарок судьбы, как Локи. Далеко не идеальный, но любимый. Очень любимый и самый для неё дорогой.

Они ещё долго лежали, убаюкивая и охраняя сон чужих детей, которые, кажется, за вечер жутко к ним привязались, и завтра утром не захотят отпускать, наблюдая друг за другом и касаясь друг друга, поправляя волосы, одежду, держась за руки… А за окном разбушевалась метель. Укус у Элис почти не болел, лишь изредка чувствовалось, как затягиваются раны, и она немного дергалась, но, тут же чувствуя ладонь принца на своей щеке, успокаивалась и утыкалась лбом ему в шею – благо, дети лежали так, что не мешали им быть так близко, как только хочется.

– Элис… – внезапно прошептал Локи, когда Роджерс-младшая почти спала.

– Да?

– Знаешь, какую сказку я бы рассказывал нашим детям? – Элис подняла голову, с вопросом в глазах смотря на хитрое лицо Локи. Буря за окном бушевала и свистела, Элис вспомнилось, как в такие снегопады в Нью-Йорке отец брал всю семью в охапку, усаживал на большой диван, брата Элис и саму Элис садил себе на колени, а старшие сестры садились на колени матери, которая, в свою очередь, клала голову на плечо отца, и папа начинал рассказывать о том, как он встретил их мать, как они поцеловались после кино под дождем, как папина собака укусила её, как дедушка выгонял его из дома зонтиком… Локи положил свою как всегда ледяную руку на лопатку, но Элис, почему-то, почувствовала тепло, даже жар, который исходил бы от камина, от огня, бушующего в клетке из стальных прутьев, коим в первые минуты их встречи был и Локи. Воспоминания о прошлом лавиной окатили Роджерс-младшую, она прижала к себе ребенка, а принц вздохнул и начал свою историю:

– Давным-давно, на межи двух королевств, жил-был одинокий принц… У него, казалось бы, была крепкая, дружная семья, все богатства всех девяти миров были на расстоянии вытянутой руки, ему были открыты тайны каждой души, кроме своей собственной… Однажды, принц решил нарушить один-единственный запрет, впервые в жизни поступить не по воле своего отца, а по своей собственной, узнать правду о самом себе, но… в наказание за свое любопытство и желание быть большим, чем он являлся на самом деле, принц попал в ловушку, из которой, ему казалось, не было выхода… Он вернулся из неё, и чуть было не уничтожил тот мир, из которого была простолюдинка. Она была… простой, ничем не обыкновенной, но вырвавшись из заточения на несколько часов, принц понял, что по уши влюбился в неё. Он понял, что эта простолюдинка, из другого мира, это всё, в чем он нуждается. Ради неё он был готов стерпеть любое наказание, но не выдержал и вырвался раньше времени, пожертвовав… пожертвовав всем. Они были счастливы каждое мгновение, любили друг друга, каждую часть друг друга, искренне, так, как казалось, во всех девяти мирах не любят. Простолюдинка оказалась солнцем, что освещало принцу путь, что подарило крылья, что сделало его… свободным. Но вот, однажды принц понадобился своей Родине – он долго прощался и простолюдинкой, на крови клялся ей вернуться, и чуть было не умер, но его спасла добрая волшебница, что обещала принцу сделать всё, чтобы он воссоединился со своей возлюбленной. И вот, спустя сотни лет ожиданий, отвоевав сотни и сотни войн, преодолев тысячи болезней… Принц вернулся к своему ангелу. И поклялся больше никогда его не отпускать.

– А что было потом? А потом-то что было, а, принц? – подорвался Себастиан, чем заставил Элис широко улыбнуться, и тут же уткнуться в плечо Лафейсону – чтобы не раскрывать личностей, на которых были основаны принц и простолюдинка.

– А… я и сам не знаю. Но… разве должна такая история заканчиваться? – Элис улыбалась и чуть ли не плакала от того, насколько эта история близка к её мечтам, которые, судя по всему, уже давным-давно сбылись – только вот она сама этого не замечала.

За окном всё ещё бушевала буря, а сказкам не было никакого конца – ни хорошего, ни плохого. Должны ли такие сказки вообще заканчиваться?

========== whole world is watching ==========

Элис не впервые была в новом Асгарде, что раскинулся вдоль фьордов, уже издалека блистающем золотом, серебром, всеми оттенками радуги. С огромной высоты он казался ещё краше – женские платья выглядели словно капли акриловой, насыщенной и яркой краски, не могут перемешаться воедино, и всё, что им остается – это кружиться, кружиться, и ещё раз кружиться, мелькать и скрываться, но не растворяться и теряться. Стоя напротив лобового стекла, одетая в шелковое золотое платье, Роджерс-младшая наблюдала за этим всем, её сердце билось, можно казать, даже колотилось, и было готово выскочить из груди, но тихо дыша, поправляя кулон в виде сердца, она успокаивала себя.

– Вот уж не подумал бы, что квинджет будет использоваться в таких целях, – буркнул Тони, пока Пеппер стряхивает с его плеча свои волосы, что так назло выправились из аккуратной прически, которая позволяла разглядеть её плечи и шею как нельзя лучше.

– А в каких ещё его использовать? – раздраженно спрашивает Наташа, пытаясь оторвать плойку от волос Ванды, – Нас пригласили на коронацию, Норвегия – не соседняя страна, и перелететь океан за пару часов и без затрат можно только так. Тем более, к фьордам самолеты не ходят. По суше тоже бы добирались долго.

Тони тяжело вздохнул и закатил глаза, и в попытках перевести тему, кинул взгляд на Роджерсов – одна мечтательно смотрела в окно, а другой, не отрываясь, разглядывал свои рукава. Если оторвать второго, то ничего лестного и отвлекающего от нудности предстоящего он не услышит, а вот если оторвет Элис от её грез, то ничего страшного не произойдет, и с привычной ему иронией в голосе, Старк, не стесняясь, спрашивает:

– В облаках витаешь, медвежонок?

– Дядя Тони, – она не отрывается, и будто ожидает что-то увидеть, там, внизу, – Я просила вас меня так не называть. И… – она вдохновенно вздыхает и поворачивает голову в его сторону, – Там действительно очень красиво. Будто в сказке, – говорит Элис, и с удивлением поднимает голову, когда обращает внимание на то, что квинджет идет на снижение, а пестрые и яркие краски праздника становятся насыщенней, ближе, к ним можно прикоснуться рукой и буквально слиться с ними в единое целое.

Смотря на новый асгардский дворец снизу-вверх, можно было заметить, что он в разы больше прежнего, но и в то же время выглядит аккуратнее, не такой громоздкий и массивный, каким она помнила его из детства. Вокруг дворца цвели магнолии, вереск, желтые лилии и розовые розы, на деревьях висели гирлянды, переливающиеся и мерцающие, словно светлячки в свежую летнюю ночь. Всё это отражалось в её глазах и сияло ещё сильнее, она взяла Стива под руку, и не спуская глаз с этого внеземного рая, тонула и тонула в мыслях о том, что рано или поздно, она просто не сможет покинуть это место, влюбится в этот Асгард, с неидеальными, потрепанными жизнью, жителями, такими же, как она, такими же, как… Он.

Он направлялся к новоприбывшим гостям, широко улыбаясь. Элис тоже не смогла сдерживать улыбку – после того, как по Асгарду прокатилась волна слухов про её отношения с Локи, они сговорились и приняли решение весь вечер притворяться незнакомцами. Забавы ради – обоим было смешно и интересно наблюдать за тем, какой желчью в них плюют некоторые озлобленные асы, а может, даже и мидгардцы, распускают о них всякую чушь. Да и тем более, Роджерс отметила, что это, отчасти, романтично – притвориться, будто всё в первый раз. Локи видел в этом какой-то азарт, игру, небольшую ложь, которую он может себе позволить, а Элис возможность прочувствовать всё заново, будто не было у них никаких разладов, неполадок, и она вовсе не подрывалась от кошмаров, проводя с ним каждую ночь, а из-за всего этого, она, надо признать, нередко увлекалась самокопанием, и какой бы эмпатией не обладала Ванда, и сколько бы Стив и Баки не тратили время на то, чтобы убедить Элис в том, что всё хорошо, она всё равно усердно считала, что всё не хорошо. И желала побороть это как можно скорее – чтобы стало легче.

– Какие же забавные пары сегодня образовались, – подошел он к ней, сияя, словно изнутри. Он окинул заинтересованным взглядом Клинта с Нат, что поправляли друг другу прически, и явно не ожидал, что до торжества эти двое, в последние месяцы грызущиеся, «всего лишь лучшие друзья», так быстро сойдутся. Локи украдкой взглянул на Элис, и она так же незаметно сделала реверанс, а он поцеловал её руку, едва касаясь губами кожи – так и принято у незнакомцев, являющихся аристократами, королями, принцами, и… ещё кучей титулованных, которых Элис, в силу своей нелюбви с историей, не слишком хорошо видела.

– Для меня большая честь видеть Вас в этот вечер, принц, – сдержанно, схватив себя за запястье, говорит девушка. На пальце блестит кольцо, которое ей передал Тор – и он улыбнулся ей, когда заметил его. Он заметил, как блестят её глаза, как чуть трясутся от волнения её руки, как аккуратно и скромно она накрашена. Он цеплялся за каждую деталь, и все, что он может делать, это наблюдать. Наблюдать за каждым её движением и лишь изредка касаться её кончиками пальцев. Никаких контактов – сугубо флирт и заигрывания. Если честно ему это нравилось.

– Это для меня большая честь видеть вас сегодня здесь, среди моих дорогих друзей… Такую неотразимую леди, – он лучезарно улыбнулся ей, и Роджерс-Барнс в который раз отмечает, как его улыбка согревает. Элис мысленно говорит себе, что нет в мире ничего лучше его улыбки, – Позволите сегодня потанцевать с вами, мисс Роджерс-Барнс?

– Я не смею вам отказывать, моя леди, – говорит он, и спрятав одну руку за спину, а другую подавая ей, чтобы помочь подняться по ступенькам. Не стесняясь, и томно взглянув на него исподлобья, она подает руку, и в глаза бросается осторожный, теперь уже позолоченный, а не серебряный, браслет, с гордыми инициалами «Э.П.Р.Б.». Такие браслеты Тони подарил каждой из своих дорогих дам – Пеппер, Наташа, Ванда и Алекс тоже могли похвастаться такими. И, казалось бы, каждая девушка обиделась бы, будь у её подруги такой же аксессуар, как у неё самой, но их всех отличала друг от друга цитата, гравированная на внутренней стороне. У Элис была цитата из произведения Марка Леви: «Некоторые мгновения имеют привкус вечности».

Дворец внутри был также золотым, в воздухе, прямо в воздухе, висели свечи, летали белые, красные, зеленые, голубые и желтые огоньки, словно конфетти, которое не может опуститься на землю – хотя и его на полу было более, чем достаточно. Вдоль стен стояли красивые, с позолоченными ножками, с белыми, кружевными скатертями, а на них стояли закуски для гостей. Слева более-менее легкие: оливки, виноград, оленина и ещё куча блюд, на которые Элис внимания не обратила. Справа же – мясо, пиво, вино и то, что Роджерс бы никогда не стала есть. Она осматривалась по сторонам, и заметила, что асгардцы такие же, какими были в первый раз, когда она увидела их. Они красивы, сильны, умны, и просто… неотразимы. Роджерс тотчас же почувствовала себя не в своей тарелке, какой-то лишней, убогой, но это чувство рассеялось в тот же момент, как она сделала первый глоток вина – настоящее, красное и сладкое.

Элис не позволяла себе хоть на мгновение оторвать от него взгляд, девушка строптиво любовалась им, хоть и согласно уговору, они должны были выглядеть предельно неподозрительно – как Джеймс Бонд и Веспер Линд, как они договаривались, – но она первая сдалась, и покусывая губы, отводила взгляд, когда это понимала. И тогда он начинал любоваться её задумчивостью и серьезностью, тем, как она крутит браслет, играет с кольцом, потягивает красное вино, закусывая его сыром, иногда болтая о чем-то с Нат, которая поглядывала на Клинта, который явно предпочитал закуски полегче и, на удивление, был трезв, и Лафейсон был готов поклясться, что он единственный трезв. Он любовался Элис, а после, чтобы дать ей возможность поисследовать его: его руки, его тело, его волосы, его шею и плечи, – отворачивался, улыбался, и наблюдая за тем, как где-то в глубине зала, расслышав ещё тихую музыку оркестра, в обнимку кружатся Тор и Брунгильда, оба пьяные, но в меру, об счастливые донельзя, и оба, черт возьми, наконец-то могут позволить себе быть увлеченными только друг другом, и никем больше. Мир для этих двоих словно сомкнулся – у Тора – на ней, у Валькирии – на нем. Лафейсон опускает голову, мотает ею, а потом переводит взгляд на Элис, которая, как оказалось, тоже глазеет на него.

Впервые за вечер, их взгляды встретились. Они смотрели друг на друга с разных сторон зала, как-то игриво вскинув брови, так же игриво улыбаясь. Элис облизнула губы, слизав с них красную помаду, поправила платье, и отдав Вижену бокал с вином, чуть приподняла подол платья, и уверенным шагом подалась навстречу Лафейсону, будто знала, что сил скрываться у него больше не осталось, и, неожиданно, но он пошел к ней навстречу – медленно, размеренно, дразня и прожигая взглядом. И вот, когда между ними остался метр, что-то остановило их обоих, и с какой-то привычной ему надменностью, Локи сделал её один шаг навстречу, вытягивая руку вперед:

– Знаете, что отличает Вас от обычных мидгардок? – спрашивает Лафейсон, оглядываясь по сторонам, замечая, что все вокруг начинают что-то танцевать, как-то двигаться, – От них невозможно отделаться, мисс Роджерс-Барнс.

В глазах быстрой палитрой, смешиваясь и сливаясь, проносятся Брунгильда в пурпурном платье с золотыми узорами, что сливается с красным плащом Тора, Клинт в темно-фиолетовом костюме и Наташа в синем, переливающемся голубым, точно цвета океана, платье, держась за руки, отдаются танцу сполна, и набрав слишком большую скорость, прижимаются друг к другу губами, Ванда, как всегда, нарядившаяся во что-то нежное и невинное, чтобы скрыть своих дьяволов под корсетом в цветочек, осторожно мечется из стороны в сторону со строгим Виженом, на ходу напоминающем ей правила танца, Стив и Баки просто тихо покачиваются в углу, каждый бурча что-то свое… Во всей этой круговерти их даже не заметят. Элис так же опасливо оглядывается, и опустив голову, таки дает ему руку, а потом уверенно смотрит в глаза, и позабыв про высокие каблуки, хватает его за обе руки, и отбросив всю серьезность, берет его за руку и кружится, а потом хватается за вторую и ещё раз крутится. Она искренне верит, что в этой круговерти красок, в этом буйстве цветов, никто из не заметит, не заметит, сколько нежности и ребячества, сколько тишины и крика одновременно между ними прямо сейчас. И на них и впрямь никто не смотрит, но нужно признать, что глаз от них тоже не оторвать.

– Мисс Роджерс-Барнс, я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не украсть вас…

– Ну, боюсь, если Вы меня украдете, ваш брат и мои отцы вас убьют, – игриво отвечает Элис, пока Локи вглядывается в блеск в её глазах.

– Тогда расскажите мне, как оторвать от вас взгляд, мисс Роджерс-Барнс, потому что вы дьявольски красива сегодня.

Она опускает глаза и улыбается, скромно, но точно понимая, что асгардский принц ждет от неё более ярой и взрывной реакции, нежели смущение. И она дает ему эту реакцию.

По хлопку рук Брунгильды, свечи гаснут, и в воздухе остаются только яркие разноцветные блестящие огоньки. Они поднимаются под самый потолок, и там превращаются в красивых, парящих и пестрых бабочек, отдающих неоном и холодным свечением. Они опускаются вниз, разлетаются по дворцу, и Элис запрокидывает голову, наблюдая за этой дикой игрой света, на этот беспорядок и хаос. Лафейсон прижимается к ней всем телом, гладит руки, плечи, усыпанные родинками, придерживает её за спину, будто боится, что она сбежит, обманет, укроется от него в толпе и он больше никогда её не найдет, но… Он понимает, что так крепко держать её – бесполезно. Она не уйдет – слишком верна ему, дорожит им, каждой его частью, каждой его ложью. Локи чувствует это, и каждый раз, вместе с этим вдохновением и надеждой, что дарит всего один её завороженный взгляд, он получает и чувство стыда за самого себя. Трикстер не в силах смириться с тем, что так жестоко относится к её чувствам, ставит себя выше неё, и не ценит так, как стоило бы.

– Смотри, – говорит Элис, когда одна из ярких, словно игрушечных бабочек, садится ей на палец, и машет своими сияющими крылышками.

Он смотрит на счастливую девушку, которая, словно маленький ребенок, смотрит на бабочку несколько секунд, а после, широко улыбаясь, на Локи, и отпускает бабочку. Она окончательно влюбляется в Асгард. Локи только сейчас понимает, что Элис он ни на что не променяет. Каждая секунда с ней стоит вечности, и вечность бы он отдал за неделю с ней. Элис такая… искренняя. И это являлось тем, что отличает её от Асгардок сильнее всего. Искренность. Чувственность. Скоротечность, ценность времени с ней, и её самой.

И тогда, когда бабочка скрывается в толпе, Локи целует Элис. На виду у всего мира. Будто в первый раз.

========== i see the light ==========

В незнакомой кровати всегда очень тяжело засыпать – это Роджерс-Барнс отмечала не единожды, и даже не дважды. Она отчетливо помнит, как проворочалась всю свою первую ночь в приюте, а потом, как не спала неделю, будучи заложницей белых и высоких стен в доме Фьюри. Этот неуют, эта непривычность, и скорее даже просто странность, никогда не давали ей спать, в отличие от Баки, который засыпал в любых условиях и в любое время суток, и в отличии от Стива, который еле засыпал даже в самых благоприятных обстановках и в самых тихих комнатах. Такой бзик, надо сказать, привносил мало удовольствия в её жизнь, делая ночевки с подругами невозможными, сводя на «нет» всё удовольствие от поездок в скаутские лагеря и убивая всякое желание гостить у Тони целую неделю, пока папа с Нат в отъезде. И асгардская постель не стала исключением – даже не смотря на сопящего под ухом Локи, прекратить ворочаться Элис не могла, на что раз в пару минут недовольно рычала и фыркала, понимая, что подушка ощущается как камень, а одеяло какими-то лозами, в которых она раз за разом путается в попытках найти удобную позу для сна. Даже если ей это удается – скрип, стон, вздох, храп, вой ветра беспощадно будят её, чем несказанно выводят из себя.

Девушка просто лежит, сверлит глазами потолок, и думает, что ей до безумия неловко спать с ним в одной кровати, в большой кровати, рассчитанной на двоих, а может даже и на троих. Ютясь с ним на одной кровати Элис редко чувствовала себя не в своей тарелке, считая, словно так и должно быть, и другой альтернативы просто нет, но сейчас, когда она появилась… Что дальше? Ещё один разрушенный барьер, победа над ещё одним неудобством, добавлявшим драйва и огонька. Но с одной стороны, что такого плохого в спокойствии? Они его заслужили, отвоевали, каждый друг за друга – и вот, чтобы его обнять, ей нужно только повернуться на другой бок. Локи в сантиметрах. Полностью её, со всем комфортом и удобством. Но Элис всё равно что-то не так, и, посылая собственную гармонию к чертям, она тихо встает с кровати и направляется к выходу из комнаты. На несколько секунд она задерживает ладонь над позолоченной дверной ручкой, оборачивается, убеждаясь, что Локи спит, и её уход не потревожит его, и выскальзывает из комнаты в темноту.

Из высоких витражных окон пробивается чистый, нежно-голубой лунный свет. Элис некоторое время смотрит на его отражение, на то, как тени неподвижно лежат на полу, будто солдаты в строю. Девушка осматривается, проверяя, нет ли рядом стражи или прислуги, которая непременно погонит её в кровать. Никого. Ни души. Она спокойно вздыхает и делает шаг вперед, и вся эта тишина мгновенно обрывается – откуда ни возьмись через черно-белые полосы к Элис бежит черный голубоглазый кот. Роджерс-Барнс с удивлением смотрит на гостя:

– Откуда ты тут взялся, малыш? – она присаживается и чешет мурлыке за порванным ухом. Кот мурчит, после чего резко распахивает блестящие глаза и довольно смотрит ими на Элис.

Вставая, она смотрит в сторону лестницы, и уверенно, но тихо, на босых ногах, идет к ней. Пол в тронном зале холодный, даже ледяной, и от него по телу волей-неволей бегут мурашки. Дворец выглядит, будто перенесся кем-то в реальность прямиком из «Снежной королевы» – он безжизненный, пустой, тихий и холодный… И так завораживает, хватает за душу, манит своей таинственностью в каждом углу. Теплые кошачьи лапы шлепают по полу – новый знакомый уверенно следует за Элис, будто проводник, будто он знает, где находится то, что она ищет. Кот резво бежит к лестнице, и девушка ускоряет шаг, но всё равно не может догнать сорванца, и когда он скрывается за перилами, то Роджерс-Барнс переходит на бег, а когда добирается до лестницы, перепрыгивает сразу несколько ступенек, спотыкается, и с грохотом приземляется на колени.

Болотного цвета штаны пижамы, позаимствованной у Локи, в районе колен окрашиваются красным. Девушка раздраженно стонет, встает на ноги, и смотрит на кота, как на виновника всех мировых войн и одного из всадников апокалипсиса. Животное безмятежно, чванливо смотрит на неё, моргает и потягивается, а после, заметно снизив скорость и подняв хвост, устремляется куда-то вперед. Элис следует за ним, смотрит на тронный зал сверху вниз и видит, какой изящный узор изображен на паркете: это спирали, линии, черты и штрихи, что создают своим хитросплетением белый лотос, а в самой его середине – солнце.

Кот заходит за угол, и Элис вновь следует за ним, кажется, окончательно доверившись давнему жителю замка в такой небольшой экскурсии. В темном коридоре были лишь небольшие круглые окна, каждое из которых было украшено готическими узорами и темными шторами. Роджерс чувствовала, словно она в каком-то романе о призраках из семнадцатого века: темные коридоры таинственного поместья, загадочные тайники, в которых таится информация о прошлом неотразимого барона, который женился на ней и столкнул лицом к лицу с опасностью в виде призраков людей, некогда убитых его руками в этом доме… Странно сравнивать асгардский замок, охраняемый если не тысячами, то сотнями стражей точно, такое неприступное и скрытое от чужих глаз место, и какой-то ветхий дом из Англии семнадцатого века, но надо признать, будучи совсем юной Элис любила представлять себя на месте героинь таких романтических романов, полностью погружаясь в историю, в себя, влюбляясь в героев и пугаясь привидений, будто они прямо перед её лицом. Страх для неё – что-то необычное, долгожданное, а риск – способ пощекотать себе нервы. Точнее, когда-то такими являлись. Повзрослев, перетерпев не одну потерю, она думает совершенно иначе.

Дорога к какому-то тайнику, к которому вел её этот странный, но, видимо, знакомый жителям замка кот, была не длинной: поворот за угол, потом по прямой, потом поворот направо, и там дверь, украшенная серебряной рамкой с изумрудами и рубинами, с внушающих размеров замком и цепями, которые Элис бы ни за что не разорвала своими руками. Казалось бы, вот она – разгадка тайны, которая мучает девушку полночи, что она не может уснуть, всего в метре от неё, даже немного виднеется благодаря тоненькому лучику света, что пробивается сквозь дверную щель, но… Нет. Замок. Цепи. Рамка. Дверь, кажется, запечатана, и не понимая, что такого она за ней должна была увидеть, Элис хмурится и дует губы на кота, что самодовольно умывается и даже не думает ответить на немой вопрос, повисший в воздухе.

– Ну и зачем ты меня сюда привел, а, хулиган? – с усмешкой и печалью в голосе изрекает Элис. Кот лишь поднимает на неё глаза и облизывается, а потом, кажется, таки ломаясь под её взглядом, подходит к двери и приоткрывает её лапой, протискиваясь в щель. Цепи не плотно держат дверь, и ели попытаться её раскрыть, то вполне хватит места, чтобы протиснуться коту – но не ей.

Буквально через пару секунд из-под двери высовывается розовая кошачья лапа, и когда Роджерс обращает на повторяющееся шорканье внимание, то замечает тонкий, серебряный ключ, и хватает его, пока кот не передумал. Она крутит его в руках, а после смотрит на замок, и победно улыбается, понимая, что ключ подходит. Элис вставляет его в замок, прокручивает, цепи падают, с громким звоном ударяясь об пол. Двери сами собой распахиваются, и прямо за ними лежит наглый черный кот, не переставая умывать свою морду ни на секунду, и никакие движения, звуки или происшествия не смогут его прервать.

– Что ж… Спасибо, пушистик, – усмехается уже с радостью Элис, и перешагивает через кота, который, в свою очередь, пытается схватить её за штанину, но терпит неудачу.

В большой круглой комнате всё было заставлено книгами, потолок представлял собой огромный купол с картой звездного неба… Таким, каким его видели асы, жившие в настоящем Асгарде, в Асгарде, который был так далек, недосягаем, казался мифом и легендой, а оказался сущей правдой. Она обнимает себя за плечи, делает шаг вперед, обходит все полки, и понимает, что о существовании половины книг и не подозревала, а у другой половины она и названия прочесть не сможет, потому что на корешках нарисованы непонятные иероглифы вместо названия. Потолок светится и переливается, привлекая на себя внимание. Роджерс запрокидывает голову и любуется этой неописуемой красотой, картой девяти миров, настолько красивой и объемной, что её, кажется, можно потрогать. Взгляд Элис падает на единственную книгу, название которой написано на английском, единственную книгу, которую она читала и узнает – «Портрет Дориана Грея». Она читала её в тот день, когда впервые открылась ему, почувствовала, что дорожит им, ценит… Элис улыбается, тянется за книгой, но её заставляет отдернуться и замереть знакомый голос:

– Дориан Грей… – усмехается Лафейсон, медленными шагами приближаясь к девушке, сердце которой колотится так быстро, как только возможно, – Был знаком с Оскаром Уайльдом. Подарил мне черновики. Его произведения никто не понимал, потому что писал он обо мне. Безумие, правда?

– Ты об этом не рассказывал, – говорит Элис, облизывая губы и протягивая Локи ключ, – Извини, решила… Немного прогуляться.

– И пробралась в мой тайник, – усмехнулся он, – Хотя, в последнее время, я редко тут бываю. Очень редко. Больше времени провожу с тобой.

– Что еще ты мне не рассказываешь? – делая шаг навстречу, спрашивает Элис, – Оскар Уайльд…

– Королева Елизавета, – продолжил он.

– Всегда тянуло на британок, да? – Элис хихикнула, почесала его щеку и уткнулась лбом в лоб.

Локи аккуратно берет её за руку и нежно сплетает её со своей, поглаживает сбитые костяшки, трется носом в нос, а она что-то мурлыкает, а после открывает глаза и смотрит вверх, на карту девяти миров.

– Этот купол… Зачем он тебе?