Текст книги "Never Let You Down (СИ)"
Автор книги: Кристина Кошелева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
Пару секунд они помолчали, смотря друг другу в глаза.
– Легче?
– Нет.
– Не можешь это отпустить? Смириться?
– С чем?! С тем, что всё, к чему я шла, просто разрушено?! С тем, что на меня сами небеса давят?! С тем, что сестра меня предала и…
Виктор перебил её, приложил руку к её лбу и немного толкнул вперед. Девушка закатила глаза так, что они стали белыми, чисто белыми, и её душа позади неё смотрела на свое падающее тело, словно это что-то обыденное. Юноша взглянул на неё, и Кэрри спокойно кивнула.
– Меня этим не остановишь, – падающее тело было всё ближе к земле, а лицо оставалось невозмутимым. Кэрри вселилась обратно в свое тело и встала на ноги, – Я намного могущественней и намного хуже. Такой же монстр, как и она, только бежать мне некуда. Все три храма разрушены, маги сосредоточены только в Тибете, но мне там делать нечего… Я неуправляемое чудовище.
– Прекрасное чудовище, – возразил Виктор. Кэрри усмехнулась и впервые за весь день тепло улыбнулась ему. Он взглянул на неё, взял за руку и вывел из зеркального измерения, – Ты можешь это контролировать. Это не ужасно. Ты справишься. Доверься мне.
Девушка не слушала его – сосредоточилась на том, какие теплые у него руки, какой бархатистый голос. Не поднимая глаз, услышав только последние два слова, Кэрри кивнула и улыбнулась, стараясь верить ему, словно впервые за целую жизнь. И она доверилась, как своей первой и последней надежде.
– Начнем? – уверенно спросила девушка, не пытаясь выпутать руку из руки Виктора.
Юноша кивнул и сильнее сжал её руку, потащив за собой.
========== everything i need ==========
Закрывая глаза, Элис расчесывает волосы, блонд которых превращается в седину с того дня, как Фрида ушла, а может, начал превращаться ещё раньше. Она накинула шаль на слабые плечи, покрытые шрамами, взглянула на шкатулку с украшениями и осторожно открыла её изящной рукой, каждая косточка и жилка на которой была ярко выражена и выделялась венами и капиллярами, что становились ярче на бледной коже. С особым трепетом и осторожностью, женщина достает из шкатулки браслет с гравировкой адреса, номера телефона и имени Стива Роджерса.
Она видела Стива на похоронах Тони, и честно говоря, боялась к нему подобраться и заговорить: много лет они не виделись, и разговор на поминках был самым худшим вариантом их встречи. Но, к счастью, Роджерс не был против даже такой их встречи – он нежно её обнял, уткнул себе в грудь и позволил проплакаться, без слов понимая, что её нужна поддержка и понимание, именно от него, именно сейчас. Даже спустя столько лет, она всё ещё его дочь. Трепетно вздыхая, она надевает браслет.
Следующим в её руки попал кулон в виде розы – тот самый, что Локи подарил ей на её шестнадцатилетие в знак примирения и доверия, именно подарив него, он сказал ей, что любит её. Она дорожит этим подарком, словно золотом, словно чем-то неповторимым и невероятным, каким-то чудом, которое обязано её пережить. Перебросив волосы на плечо, принцесса Асгарда надевает на шею это украшение – простое, но ужасно дорогое, словно хранящее те воспоминания, что она когда-то переживала с ним на шее.
– Ты готова? – скромно спрашивает Лафейсон, заглядывая в покои, чтобы напомнить ей о том, что им скоро выходить.
– Да, почти, – она быстро надевает кольцо и идет к выходу, закрывает дверь, а Локи понимает, что в свои сорок пять она ничуть не хуже, чем в пятнадцать. Галантно предложив ей руку, Локи не может оторвать от неё глаз, не может просто взять и отвести взгляд. Он хочет любоваться ею, любоваться до самой смерти, и это будет тем, что ему нужно больше всего.
Направляясь к театру в Осло, в котором сегодня ставили «Ромео и Джульетту», Элис не смогла удержаться и не посетить один из своих магазинов, которыми была занята вот уже много лет: книги с переводом на асгардский, книги по обучению асгардскому, путеводители по Асгарду… Маленькие, неприметные, такие магазинчики притягивали к себе тех, кто заинтересован с этим молодым, «украденным» у норвежцев кусочком земли. Роясь по полкам, женщина кропотливо вглядывалась в каждый форзац, вчитываясь в фамилию автора, название и скромную подпись под большими, кричащими именами и названиями: «переведено с большой любовью и уважением Элис Роджерс». Локи смотрел на её завороженный взгляд, слышал, как бьется её сердце, бьется за каждого, кто возьмет её труд в руки. Она поднимает взгляд, смотрит на принца, и улыбается, тепло, и кажется, этим теплом можно согреть весь замерзающий от наступающей зимы Осло.
За много лет, Элис сделала много чего ещё – например, музыкальные школы, которые, в отличие от книжных особого успеха не сыскали, но нужно признать, что встречи с теми, кто учится в этих школах, с уверенными в себе мальчишками и девчонками, действительно бесценны и неповторимы. И сегодня, если верить всем источникам, в оркестровой яме будет одна из выпускниц такой школы – именно ради неё Элис и идет туда, чтобы в конце вечера с ней встретиться. Но все-таки, надо признать, если бы не Локи, она бы не вылезла из дворца, чтобы вспомнить саму себя и немного расшевелиться после большого удара по сердцу и душе.
Их редко узнавали, а если и узнавали, то не верили, что это они самые – регенты при будущей правительнице Асгарда, и Элис с Локи пользовались этим, особо не пряча лица за шарфами, шапками и очками. Лафейсон даже как-то полюбил мидгард и мидгардцев после того, как женился на Элис, скорее всего, начал лучше их понимать, принимать то, что они беззащитны, и требуют защиты, как и было испокон веков – асы должны защищать мидгардцев, асы должны быть друзьями мидгардцам, их верой, поддержкой, опорой. Сильные должны помогать слабым, а не топтать их, как считает любой злодей, чем и отличается от любого героя.
– Локи, – тихо начала женщина, снимая пальто и вешая его на крючок, – Давно хотела сказать…
– Я боюсь, когда ты так начинаешь, – улыбается Лафейсон, обнимая жену за талию.
– Я никогда не была в театре. Совсем.
Элис мотает головой, а Локи непонятливо хмурится, вглядываясь в каждую её морщинку и щурится.
– Ты врешь, – говорит принц.
– Не вру, – отнекивалась Элис.
– Тут нет ничего сложного, – усмехается Локи, – Просто наслаждаешься и проникаешься жизнью, что проживают на сцене. Как наслаждаешься книгой или фильмом.
В зале было тихо и трепетно. Надо признать, почти всю пьесу Элис смотрела не на сцену – на него. А он не мог оторвать глаз от неё. Осторожно, почти не дыша, Локи положил ей на колено холодную руку, и женщина тихо вздрогнула, накрыв его руку своей, сплетая их пальцы. Элис смотрит в глаза Локи, подвигаясь ближе и положив голову ему на плечо. Как ей не хотелось, чтобы постановка заканчивалась, ведь по окончанию, в любом случае, придется от него оторваться, отпустить ненадолго его холодные, жесткие руки, на которых никак не отражается возраст, на них не отпечатались те года, что они пережили вместе – только шрамы, так же, как и на ней. Локи громко вздыхает, так, что кажется, это слышно даже актерам на цене, и Элис чувствует, как пробегают мурашки по коже: вдруг они кому-то помешали? Принца это мало волнует, и он смотрит ей в глаза вместо того, чтобы смотреть на сцену. Он видит, как она сияет, каждый участок её кожи, её тела, словно свет. Когда он думает об этом, что сцены слышны точно его мысли:
– …Но что за блеск я вижу на балконе? Там брезжит свет. Джульетта, ты как день! Стань у окна, убей луну соседством; Она и так от зависти больна, что ты ее затмила белизной, – эмоционально восклицает актер со сцены, кажется, проникаясь этими чувствами не меньше своего героя – Локи уверен, что не меньше. Невозможно так искренне передать эти чувства, эту боль, эту надежду и веру, любовь к своему подарку судьбы. Он знает это не понаслышке, на собственном опыте, к сожалению, или к счастью.
Совсем позабыв об изначальной причине визита сюда, Элис, словно в юности, начала утопать в нем. В его глазах, ярких, как залежи изумрудов, в его дыхании, каждом его вдохе, в его запахе, плотном, холодном, словно свежая мята, от вкуса которой немеет язык, притупляется вкус всего остального, как весь мир теряет значимость, когда Элис смотрит на Локи. Для неё в такие моменты весь мир сосредотачивается на нем, он становится всем её миром. А Элис все ещё не уверена, что может заменит ему целую вселенную.
Осло, который засыпает снегом, словно сошел с картин какого-нибудь художника – куча цветных пятен, неповторимая игра цветов и буйство красок. Люди в разноцветных шарфах и куртках, снеговики, светящиеся шары, что будто парят в воздухе. С каждым годом Норвегия становилась для Элис всё более и более родной, словно застывшей в десятых годах её века, в её любимой эпохе. Смотря в небо, которое роняет снежинки, как звезды, женщина вспоминает лучшие моменты её жизни, и в сердце словно врезается какой-то теплый огонек – она видела такие хлопья снега в темном небе в тот день, когда Локи предложил ей стать его женой.
– Помнишь? – она ловит несколько снежинок рукой, они покрывают перчатку бело-голубой коркой, а Локи видит лишь то, как снежинки лежат на её ресницах, словно бусы, – Так же снег шел, когда ты сделал мне предложение.
– Помню, – говорит Локи, но сам он неволей вспоминает, как выла вьюга за окном, когда родилась Фрида. Элис словно услышала, о чем он думает, уловила эту тонкую нить, и поджав губы, продолжила:
– И когда Фрида родилась, такие же снежинки разносила метель, – Роджерс мечтательно запрокинула голову к небу, стряхнув с перчатки снег, – Люблю зиму. Прекрасное время, все-таки. Такое же, как и ты – холодное, суровое и колючее, но, что парадоксально, самое теплое, уютное, и я без него не могу. Я живу зимой. Так же, как и тобой. Я посвятила тебе жизнь, и ни разу об этом не пожалела. А кажется, только вчера я дрожала от холодных летних ночей в детском приюте при церкви. Тогда же я и перестала верить в бога – он обещал меня хранить, а в итоге бросил на обочину жизни погибать без любви. Потом меня спас Стив… А потом меня начал хранить ты.
– Как самое дорогое сокровище, что есть во всем Мидгарде. И ту, что хранит меня от безумия и смерти уже много лет. Ты посвятила мне жизнь… Значит, я должен посвятить её тебе.
Устало, они направляются ко дворцу, вдыхая запах зимы и друг друга. Они, кажется, стали одним целым, не могут друг без друга, и друг без друга не хотят – это ли не верность и любовь, к которой так стремятся все влюбленные все тысячи лет? Они – миры друг друга. И больше им ничего не нужно. Даже спустя сто лет.
Комментарий к everything i need
Финал скоро, вы готовы?)
========== is it time to say goodbye? ==========
У любви нет прошедшего времени.
***
Конец – это тоже часть пути.
***
Время неумолимо бежит вперед, а Локи все не стареет, зато годы отражаются на Элис, безжалостно и жестоко, хотя, вроде бы, она не так уж и стара по меркам асгардцев, да и в Мидгарде дожить до такого возраста не считается подарком судьбы. Изящные руки словно с каждым днем превращаются в дряблую кожу, но, как отмечает Лафейсон, их всё так же приятно целовать, как и в тот день, когда ей исполнилось шестнадцать. Каждый раз, перед сном, она с особой заботой мажет их какими-то маслами, чтобы не выделяться на фоне вечно молодых асгардок, которые, кажется, с первого дня её жизни в этом золотом королевстве до этой минуты – такие же веселые, заводные и жизнерадостные, тайком завидующие ей. А было бы чему – надо признать, Роджерс устала от этого. Устала от постоянного отсутствия мужа во дворце, перебранок с Брунгильдой, молчаливости Тора, который был намного счастливее до того, как стал царем, и постоянно пустого взгляда младшей дочери, такого безнадежного и грустного. А младшая так и не заявилась с того самого дня.
Скрипя зубами, Элис поправляет ворот ночной сорочки, оборачивается, и видит его – Локи, все ещё молодого и резвого, телом, явно не душой. С годами и она стал мудрее, теплее, рассудительней. Он лежит и сосредоточенно читает в тусклом свете, что дает уже догорающая свеча, пока за окном кричит ворон, и каждый раз, после этого крика, принц гасит свечу и откладывает книгу, целует Элис и ложится спать, как было и в этот раз.
– Я люблю тебя, – нежно касаясь горячими пальцами его гладкой щеки, хрипло шепчет женщина.
– И я тебя люблю, – говорит Локи, целуя её в лоб и зарываясь рукой в длинные, седые волосы, которые вместо возраста только придавали ей стати и мудрости, которую можно было разглядеть только по тому, как светятся её глаза, а точнее, не светятся в последнее время вообще. Он прижимает её к себе, и крепко-крепко держит, словно самую дорогую вещь во всех девяти мирах, с которой он ни за что не расстанется.
Ночи на фьордах в последний год холодные, морозные, такие, от которых трескается кожа на щеках, а после жутко горит и щепается, словно маленькие осы едят тебя изнутри. Шум моря становился всё громче, оно было всё ближе, топило под собой землю. Ветра были все более шумными, воющими, словно предупреждающими о надвигающейся опасности, как стая волков, что бежит от лесного пожара. Элис все тяжелее было засыпать – нехорошее предчувствие, словно нитки, впивалось в кожу и резало её, не давая и глаз сомкнуть. Вставая с кровати, она тихо подошла к шкафу, и достала оттуда длинный, почти в пол, халат, который стоило бы одевать после долгих ванн на покрасневшее от пара тело, но Роджерс ни разу не надевала его по назначению, и вообще, кажется, не надевала, и сейчас был первый раз.
Женщина осторожно вышла из покоев, и пошла вниз, по лестнице осторожно, не издавая ни звука. Черный голубоглазый кот спокойно посапывал на широких перилах и не думая просыпаться. Элис нежно почесала его за ушком и пошла вниз, разгуливая по дворцу подобно той самой кошке, что предназначена сама себе. Длинные полосы света, который роняло на землю северное сияние, лежали на мраморной плитке на полу богатого дворца, что после каждого разрушения становился всё краше и краше. Сейчас такое, вроде бы, грозить не должно – он и так защищен всеми возможными методами и способами, кажется, даже от ядерной атаки, лучше любого бомбоубежища в мире. Над Асгардом часто летали самолеты-насколько принцесса знала, это было что-то вроде испытания нового оружия или летательных аппаратов, а может, это были даже квинджеты Щ.И.Т.а, что ни разу не изменились за эти года, что она имеет с ними дело – они всегда были практичными, удобными и шли в ногу со временем, но шума от этого меньше не становилось.
Путь к библиотеке был закрыт, ведь нынче это место – тренировочный зал для Кэрри и Виктора, которые, кажется, всё же нашли общий язык, не смотря на все опасения Лафейсона. К куполу тоже не подобраться – он закрыт на все замки, а ключи есть только у стражи, и в добрые пять утра никто ей двери не откроет. Устало вздохнув, Элис начала утопать в оглушающей тишине, чувствовать, как головная боль становится всё слабее и слабее, как воздух становится чище. Над дворцом опять пролетели самолеты. И замолкли. Словно по команде.
Едва открыв глаза, Локи услышал гул толпы за окнами, а не обнаружив рядом с собой Элис, рванул прочь из комнаты, чуть ли не задыхаясь. Сердце сумасшедше стучит и бьет по вискам, в голове, в глазах, на языке, везде застыл немой и очень важный вопрос: «Что, черт подери, происходит?».
Чем ближе были центральные ворота, тем сильнее становился панический крик: детей, взрослых, что подорвались с кроватей, заслышав невнятные шумы за окнами. Локи поднял голову к небу – к золотому куполу медленно летела бомба. Принц выпучил глаза, и раздвинув руки, вскрикнул:
– Без паники! Без паники! Чтобы это ни было, купол защитит вас! Я уверяю, асы! Вернитесь в свои дома и… – вместе с первыми лучами рассвета на самый верх купола приземлилась бомба. И, ко всеобщему удивлению, она начала медленно проходить сквозь купол, – Убирайтесь отсюда! Бегите, куда угодно, дальше от дворца! Бегите! – тон Локи мгновенно сменился с успокаивающего на истеричный. Он попытался усилить купол магией, но понял, что его не хватит, и болезненно отдернув руки, понял, что и физически в нем что-то постарело.
Брунгильда и Тор, бегом выбираясь из дворца, пытались понять, что им делать – такого не было ни разу в истории Асгарда, ни разу, ни в чьей истории. Запыхаясь, валькирия нашла в себе силы остановиться.
– Так что будем делать? – спросил страж богов, – Снимать защитный купол?
Брунгильда взглянула на Тора, надеясь, что он сделает правильный выбор. Он уверенно мотнул головой, схватил женщину за руку, и они стремглав помчались куда подальше, даже не успокаивать народ, а просто бежать – что-то предпринимать было поздно.
Панический страх атаковал Элис, что пыталась докричаться хоть до кого-то в течении толпы: она истерично, почти срываясь на рев, выкрикивала чьи-то имена, хватала детей, людей за руки, помогая им подняться, пока сама в итоге не упала прямо под ноги и под копыта лошадей, под пыль, от которой задыхалась – и после каждой попытки встать её давили, давили, давили, она не могла сделать вздоха, и всё, что ей оставалось делать, так это молить Одина о пощаде. Элис не хочет умирать, она не желает прощаться с Локи, со всеми дорогими ей людьми, но где-то на интуитивном уровне, она чувствовала, как эта тонкая красная линия скоро просто оборвется, или, быть может, законно завершится. Кто-то наступает ей на ногу, больно, ощутимо, и принцесса кричит, что есть мочи, понимая, что нога сломана, и своим ходом она уже не пойдет, и никто ей не поможет – остается надеяться только на то, что когда это все закончится, ещё найдут – помятую, раненую, но живую.
Толпа, кажется, была бесконечной, но когда вся пыль была у неё в груди, когда руки, ноги, казались хрупкими и неощутимыми мешками с переломанными костями, Элис увидела свет – нежный, желтовато-белый цвет рассвета, что пробивался через облака, словно освещая ей путь. Облизав губы, она закрыла глаза, и из последних сил попыталась встать, что оказалось, на удивление, адски больно – и Роджерс кусает себя за губу, прокусывает её до крови, так, что четыре маленькие красные струйки текут вниз, по подбородку, по шее, беспощадно пачках халат. Элис вытирает опухшей рукой кровь с лица, и устало, чувствуя, как в глазах всё плывет, пытается сделать шаг, и у неё получается, и тогда Роджерс победно улыбается:
– Эй… Кто-нибудь! Я здесь! Помогите… По… – она задирает голову к небу, и видит, что свет исходит вовсе не от солнца, а от того, что кто-то пытается сдержать купол магией. Делая ещё шаг, Элис чувствует, что переломанные ребра начинают пробивать легкие, и словно насквозь, выгоняя песок из дыхательных путей. Женщина болезненно кашляет, и пыль с кровью выбираются из легких с дерущей, невыносимой болью, – …могите… Прошу… – говорит она, и падает на колени, не слыша уже ни себя, ни кого-то другого.
Кэрри чувствует, как сила рвется из-под кожи, пока пытается убрать эту бомбу, или снаряд, или чтобы это ни было, из защитного купола. Локи поддерживает её силы. Пока Виктор держит сам трескающийся и разваливающийся по кускам купол. Резко взмахнув руками, Локисдоттир хватает бомбу магией, и поджав губы, буквально выплеснув весь свет изнутри, выбрасывает её в море – и огромный гриб из воды и дыма поднимается уже там. Асгарду ничего не грозит – она, Виктор и её отец выдыхают с облегчением. Локи внезапно приоткрывает рот и чувствует мигрень, что врезается в голову, словно арматура.
– Где… Где Элис? – давит он из себя, пока Кэрри и Виктор озадаченно смотрят на него.
Через пару мгновений Локи телепортируется на площадь, разрушенную площадь, окруженную серо-жёлтым, грязным туманом, в котором едва можно дышать. Принц оглядывается по сторонам, опуская всю пыль магией на землю. Оборачиваясь, он видит, как в пыли, в крови, парализовано лежит Элис, закрыв глаза. Локи рванул к ней и присел рядом с ней, не боясь пыли и грязи, он положил её голову себе на колени и отряхнул лицо её лицо, нежное, холодное лицо от пыли. Он чувствует, что она не дышит, и немедля касается своими губами её губ, вдыхая в её легкие воздух, и через пару вдохов, Роджерс открывает глаза и смотрит на Локи. Женщина видит его размыто, расплывчато, но по голосу, что эхом ударяется о стенки её черепа, она узнает его и из последних сил фокусирует взгляд на нем:
– Что произошло, Элис? – надрывисто дыша, спрашивает Лафейсон.
– Локи… – едва давит из себя Элис, пока из уголка рта течет тонкая струйка крови, – Просто возьми меня за руку… – принц послушно берет её за руку, сплетает пальцы, сжимает, и чувствует, что в ладонях его принцессы нет никаких сил, и с каждой секундой она все слабее и слабее. По щекам текут слезы, горькие, которые, кажется, рвут кожу и режут глаза сильнее чего-либо другого, – Спой мне ту песню…
Вздохнув, Локи приподнял её, положил себе на плечо и тихо запел:
– May your dreamы bring you peace in the darkness… – Элис едва прикрыла глаза и выдохнула, медленно, хрипя, с нескрываемой болью, которую ничем не приглушить, – May your head rise over the rain, may the light from above always lead you to love… May you stay in the arms of the angels, – протянул Локи и погладил её по шее, осторожно, не желая сделать ещё больнее. За его спиной стояла Кэрри, что обливается слезами, и Виктор, что подбадривающее держал её за руку. Перед ним стояли Тор и Брунгильда, что появились словно из ниоткуда. Стискивая зубы, Локи поднял глаза, и взглянул на Тора, – Она ещё дышит… Можно что-то… Что-то сделать?..
Царь кивнул, и это зародило в Локи надежду не остаться одному вновь. Он взял Элис на руки и встал перед богом грома, умоляюще прожигая его взглядом.
– В Йотнухейме была так называемая «талая вода», которую, если выпить, можно обрести бессмертие…
– И она будет видеть смерть всех своих близких, а сама будет жить тысячи…
– Ты хочешь, чтобы она умерла? – Тор положил руку ему на плечо и крепко его сжал, отчего Локи резко отстранился, – Сам знаешь ответ. Нельзя медлить.
Кусочки льда и хлопья снега в воздухе – вот свойственный для отстраненного от всего мира царства льдов и мороза, которое зовется Йотунхейм. Ледяные скалы, что виднеются вдали, представляют собой готический замок, внутри которого кроются темные залы и коридоры, по которым не летает снег – только за окном вьюга сеет снег круглосуточно, без устали, словно желая заморозить всех и каждого, кто приходит в ледяное королевство, только вот Локи так просто не взять: от одного прикосновения к местным льдам его кожа окрасилась в синий, лицо, руки, всё тело покрылось йотунскими рельефами, ледяными узорами, что оседали на коже подобно инею на сухих ветках деревьев.
Поднимая руку, Тор зажигает на кончиках пальца желтые огни молний, и тем самым привлекает внимание солдат, стражи, жителей, и в частности – королевы, которая через пару мгновений, в сопровождении своей ледяной свиты появляется королева Йотунхейма: статная, красивая, уверенная, такая, какой мог бы стать Локи, не выбери он тогда свою мать, отца и брата, а власть. Фрида же убила двух зайцев сразу, и явно не прогадала:
– Какими судьбами, отец, дядя? – спросила она, чуть наклонив голову и взглянув на обоих.
– Твоя мать может умереть с минуты на минуту, – Фрида подняла голову и ошарашенно взглянула на отца, растерянного и напуганного, – Тор говорит, что в Йотунхейме есть «талая вода», которая может подарить бессмертие и залечить все раны… Мы пришли за ней, заберем и сразу уйдем, честно, – умоляюще произносил Лафейсон, срываясь. Королеве йотунов он показался непохожим на себя, и девушка насторожилась, не зная, как ответить отцу.
– Папа, – сказала она, спустя много лет, – Это миф… Этой воды не существует…
Локи стиснул челюсти, и взглянув на Фриду с горечью, явно ему не присущей, взмахнул рукой, чем возвел за спиной плата огромную ледяную скалу, что устремлялась в небо и разрасталась с каждой секундой. Фрида быстро среагировала и растопила её, пока Локи уходил куда-то вдаль, в снежные валуны и ближе к пропасти.
– Брат, – окликнул его Тор, на что Локи никак не отреагировал.
Никто никогда не видел его таким – испуганным, потерянным, брошенным буквально на краю света самой судьбой. Локи зарылся руками в волосы, взял пряди и собирался будто вырвать их, но от горечи только пнул камень, недовольно рыкнув. Фрида медленно подходила ближе, оставив замершего, как ледяная статуя, дядю позади, и подходя всё ближе и ближе к отцу, которого заживо сжирала вина за все грехи человечества. Девушка поправила платье и села рядом с отцом, неспешно, медленно, словно растягивая секунды в минуты, минуты в часы, часы – в сутки, а сутки в года.
– Что произошло? – спросила Фрида, сплетая пальцы с пальцами отца, облаченными в тяжелую кожаную перчатку.
– На Асгард сбросили что-то… Бомбу, снаряд – не знаю, и в давке… Её переломали на кусочки. Пока мы с Кэрри уничтожали бомбу, она… Просто умирала там… Одна… И я ничего не могу сделать! – сорвался Лафейсон, не вставая с места, срывая связки.
– Что за бомба? «Привет» от Мидгардцев?
– Да, – прорычал принц, поджимая губы.
Фрида удивленно раскрыла глаза и посмотрела прямо в пропасть, в пустую бездну, в которой метель гоняет барханы снега, так же бессмысленно, как и всё её существование отныне. Её дом, её маму, её самого дорого человека просто уничтожили потому, что кто-то решил, что может уничтожить нерушимое царство, разрушить миллионы жизней, буквально разбить кучу таких же людей, как они сами, просто потому, что могут. Девушка встает с валуна, поправляя платье, и идет к Тору, дрожа и белея на глазах.
– Когда будут её похороны?.. – спрашивает Фрида, проникновенно заглядывая в глаза дяде, надеясь услышать в ответ хоть что-то, лишь бы это заглушило плач её отца, который всегда был сильным, а сейчас – сгорел в пламени, что зажгла та бомба, что уронили на Асгард.
– Сегодня ночью, – давит из себя Тор, а Фрида, холодно кивая, маскируя слезы падающим льдом.
Когда они вернулись в Асгард, Элис ещё была жива – дышала, сердце иногда стучало, и казалось, случало громко, будто кто-то бьет в большой барабан, и удар этот глухим звуком распространяется по воздуху. Локи сидел рядом, держа её за руку, и просто молчал, прислушиваясь к собственному сердцебиению, искренне надеясь на то, что оно замолчит тогда же, когда замолчит и её сердце. Он не желал иного исхода, не думал о нем, не думал о том, что будет, когда Элис умрет, а умерла бы она всяко раньше него. Одна эта мысль вызывала мучительную боль, а мучиться, думая о ней – самая жестокая из пыток, через которые он проходил и мог бы пройти. Поджимая губы, Локи обнимал её, целовал уже холодное, но ещё живое, тело, знал, что она видит и слышит его, но несмотря на это всё, хотелось молчать. Поздно и глупо сейчас разглагольствовать о своих огромных, жарких чувствах, надо было дать им остынуть, просто дарить Элис любовь, пока её сердце из последних сил бьется, как птица в клетке, час которой пришел уходить.
На мгновение, он перестает дышать, и Локи не придает этому значения. Проходит ещё мгновение, и он напрягается, его сердце сжимается, руки начинают дрожать. Проходит ещё мгновение, и поднимая голову с её груди, он смотрит на её лицо. Ещё через мгновение голову, будто паразит, порабощает мысль родом из адского котла, что уготован самому страшному грешнику – его любовь мертва. Не внутри, а снаружи – та смерть, которой не избежать, та смерть, от которой не спасти. С надеждой, он касается её щеки, думает, что она очнется, проснется от того, что его пальцы щекочут её щеку, но она недвижимо лежит, и голова склоняется налево, бессильно, как у брошенной на пол детской игрушки. Принц тяжело вздыхает, обнимает в последний раз, и выходя из комнаты, некрасноречиво, тихо, но уверенно, даже немного резко, изрекает:
– Она мертва.
Тор тяжело вздыхает и опускает голову, а Кэрри заливается слезами, кажется, не находя себе места, и чувствуя, словно тонет в себе же, ломается и трещит по швам от распирающей боли и угнетающего чувства вины, ведь если бы она была сильнее, то справилась бы с этим гораздо быстрее. И мама была бы жива. Виктор аккуратно касается рукой её плеча, но красно-желтая сфера вырывается и бьет его по руке. Парень морщится, чувствует, как кровь в венах нагревается до температуры кипения, но не издает и звука.
– Пап, прости… Я же… Я могла её спасти…
– Не могла, – сухо мнет пальцы принц, не двигаясь с места.
– Да я ни черта не могу! Сила огромна, а толку от неё мало! Я не могу быть королевой после таких провалов, отец! Это ложь! Я никчемна и бесполезна, и мне нужно стоять спиной за весь Асгард?!
– К сожалению, Кэрри, мы ничего не выбираем. И ничего не решаем.
– Правда? Так какого черта моя сестра свалила и правит там, где ей угодно, а я не могу жить в Париже, учиться, работать?
– Потому что если не ты, то больше никто.
Стиснув зубы, Кэрри осознала свою эгоистичность и циничность, прижала колени к груди, не желая никого трогать, и не желая, чтобы хоть кто-нибудь трогал её.
Стив чувствует вес гроба на своих плечах, поджимает губы, смотря в никуда, явно не себе под ноги и явно не вперед. Баки по другую от него сторону точно также, отстраненно, будто далеко от этого всего, устало смотрит вниз и сглатывает слюну, понимая, что ещё пару мгновений, и он, без возможности дышать от боли, перестанет и видеть от слез, что белой пеленой прорежутся из глаз и разорвут душу в клочья. Родители, пусть даже и не родные, не должны хоронить своих детей.
Кэрри не выдержала – разорвав платье, она заперлась в комнате и громко плакала, и вытаскивать её оттуда никто не собирался. Локи тяжелым взглядом провожал Элис к северному морю, стараясь не смотреть никому в глаза, лишь изредка поглядывая на Тора и Брунгильду, стоящих с непоколебимой безразличностью на лице, будто для них ничего из происходящего не имеет значения. Принц вновь почувствовал то самое, опустошающее и разрушающее каждого, чье сердце бьется, но не хочет биться, чувство – одиночество, что наступает внезапно и бьет молотком по голове, а потом и ножом в сердце. Именно сейчас Локи понимал, чувствовал на кончиках пальцев, как сильно он её любит, настолько сильно, что не может поверить в это – единственным, что могло разлучить их, была смерть, но даже ей, кажется, это не удалось.
Лучники поднимают стрелы в небо – они горят, пламя пляшет так, словно кто-то готовится к торжеству, а не к поминкам. Тетива натягивается у всех синхронно, пламя начинает дрожать, и сердце замирает у всех, кто любил ту, кто плывет сейчас в морскую пучину, ту, чье лицо омывается дикими, похожими на скалы, волнами. Зажмурив глаза, они отпускают стрелы, и огненные полосы окрашивают рассветное небо в алый. Кэрри наблюдает за ними, и падает на колени, хватаясь за отца, а Локи хватает её и прижимает к себе, прячет от всех бед, и неотрывно смотрит на то, как лезвия врезаются в гроб, что плывет по морю, и он, сгорая, превращается в звездную пыль, и устремляется вверх, какая-то её часть оседает на воде, и уносится в глубину океана, чтобы остаться там навсегда – в глазах принцессы, в которых тоже, порою, бушевал шторм. А теперь вместо них – звезды.
