Текст книги "Never Let You Down (СИ)"
Автор книги: Кристина Кошелева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
Безмятежный танец Фриды и Арии длится ещё недолго – их теплые взгляды, полные чувств, прерываются громким ударом воды о воздух. Девушки задирают головы, заранее расслышав этот плеск. Ледяная пленка окутывает девушек. К щекам Арии липнут волосы, прическа превращается в мочалку. Фрида, доселе уверенная в себе, словно оказывается на людях без одежды. Вода ледяная. Ария чуть не поскальзывается на льду, и чтобы её удержать, девушка подхватила её руками за талию. Её кожа начала синеть, но этого никто не заметил, пока не посинело её лицо. Громкие и унизительные возгласы матери Арии, которые пыталась прекратить стража, а потом и Тор с Локи. Ария смотрела на Фриду в обличие йотуна как на монстра, как на дикое, бешеное животное, что вот-вот накинется на неё и вырвет глаза.
– Ты… Ты… – давит из себя Ария, – Что ты за… монстр?
Локи не выдерживает. Он словно на своих щеках чувствует слезы дочери, которые подступают одновременно с пледом, что должен её согреть, и раздраженно восклицает:
– Уведите её.
– Отец! – восклицает Фрида, – Ария, это не то, о чем ты подумала! Ари! Вернись! – она рвется из хватки своей сестры, которая отпустила подозрительного мужчину, чтобы поддержать сестру, чье сердце явно растрескивается по частям.
Оставшуюся часть вечера наследница плакала в колени сестры, пока с двух сторон её успокаивали и приводили в чувства родители. Элис встревоженно сжимала и поглаживала её ладонь, а Локи перебирал пальцами её волосы – это с детства успокаивает дочь. Дрожа, как осиновый лист, Фрида давила из себя нечленораздельные речи, и когда, наконе, успокоилась, просто забилась в угол, прижимая к себе сестру, держа отца за руку, прижимаясь к руке матери, которой она гладила её по щеке, утирая слезы, на удивление горячие.
– Это… Это… Пап… – давила из себя девушка в который раз.
– Фрида… – начала Элис, обратив взгляд дочери на себя, – Ты всегда была такой. Ты это знала. Ты это гордилась. Почему из-за слов человека, который, как оказалось, никогда тебя не любил, ты так расстраиваешься?
– Я люблю её, мама, – вздыхает Фрида, – Я хочу быть с ней. Я…
– Она тебя предала. Оказалась старых деревенских взглядов. Ты не монстр, которым пугают детей, Фрида. Ты наша дочь, которой мы хотели дать волю… И оступились, – вздохнул он, прижимая светловолосую дочь к себе.
– Всё хорошо… Она была лучшим, что было у меня. Теперь остались только вы… И всегда будете только вы.
Кэрри тяжело вздыхает, и кладет ладонь сестре на сердце, чувствуя, как бешено оно колотится, и она выпускает магию из своих пальцев через её грудную клетку, прямиком к сердцу. Девушка применяет то заклинание, что помогает лечить раны – и сейчас она пытается вылечить раны на сердце сестры. Так продолжается недолго, пока Фрида не замечает это, и не сплетает их мизинцы. Смотря ей в глаза, Кэрри безмолвно обещает ей, что никогда её не предаст.
========== you’ll never get home ==========
Медленно, но верно, Фрида влюбляется в Париж. Ей нравится относительная тишина и простота этого города, ей нравится его аромат, который похож на запах её возлюбленной, с которой она так и не помирилась. Ей нравится спокойствие, которое Париж ей приносит. Но ей совсем не нравятся мидгардцы, совсем никакие. Они много ругаются, тратят время на бесполезные вещи, много грубят и шумят. Ночной город больше манит её, сильнее сковывает в свои холодные ветреные объятия, утаскивает в свои огни. Горячий кофе в полупустой кофейне, переполненной тишиной и джазовой музыкой одновременно, с сестрой напротив – вот, что последние несколько месяцев ласкает сердце Фриды Локисдоттир, которую вместе с сестрой отец отправил в Париж однажды, не представляя, что их обеих со второго раза он завоюет навсегда.
Кэрри больше всего нравилось просыпаться на самом рассвете, как можно раньше, чтобы потащить Фриду с собой по магазинам, по кафе и по паркам, в которых много фонтанов и достопримечательностей. Ей это приносило неописуемое удовольствие – видеть, как младшая сестра смотрит с восхищением на экспонаты в Лувре, просит сфотографироваться на фоне Эйфелевой башни. Она, обычно, тратила всё время на самоконтроль… Они обе тратили почти всё время на самоконтроль. Элис решила отправить из подальше от этого всего – дать им побыть вместе. Родные сестры чертовски плохо знают друг друга, пусть и очень сильно любят.
– Кэрри, – задыхаясь, говорит Фрида, – Может, тебе хватит? – она смотрит на большие пакеты с одеждой, и устало опускает плечи.
– Это всё тебе, к слову, – промурлыкала Кэрри, поправляя розовый берет. Она выглядела, как стереотипная, но безумно привлекательная француженка: слегка растрепанные волосы, полосатое платье, яркие туфли и перчатки, красная помада, которая придавала ей шарма и румяные, обветренные щеки. Фрида же выглядела неуклюже даже в изысканной одежде: широкие плечи превратят любую её одежду в свисающие с них тряпки, на фоне бледной кожи, обычно, было заметно только что-то грязное, широкие бедра портили любое платье. Грубые и угловатые черты лица, костлявое тело ставили крест на нормальной, открытой одежде, которую Кэрри называла «одеждой для настоящих леди». Фрида чувствовала себя не в своей тарелке в этом свете и радости. Ей присущ холод и тьма.
Едва заставив Фриду хотя бы примерить что-то из того, что она выбрала, Кэрри взглянула на небольшой магазинчик с какой-то завистью и надменностью. Она была бы не против сбежать из Асгарда, чтобы заправлять таким. Сменить имя и фамилию. Просто улететь кричащим буревестником куда-нибудь, где нет всего того золота и той роскоши, что так приелись, так душат её в Асгарде. Она касается кончиками пальцев вельветового пиджака, который является частью делового костюма, и резко оборачивается, когда её зовет сестра:
– Я всё, – блондинка выходит из-за шторы, поправляя рукава белого, воздушного платья с длинными рукавами и юбкой в пол. Аккуратное и легкое, оно словно сглаживало все углы её тела – мускулистые плечи, спину, руки и ноги делало женственней. Она выглядела нежной, хрупкой девушкой, кроткой и вовсе не той, кто через несколько лет сядет на трон Асгарда.
– Ты просто… выглядишь, словно мамины любимые цветы.
– Могла придумать что-то ещё более глупое? – Фрида поворачивается лицом к зеркалу и поправляет слегка отросшие волосы, взъерошивая их кончиками пальцев.
– Нет, серьезно. Папа описывает их как что-то, отражающее юность и чистоту, которую не смоют из человека и тысячи…
– Я не человек, – внезапно холодно бросает Фрида, стискивая челюсть, – Заруби себе на носу, Кэрри, во мне нет ничего человеческого. Я – чертов монстр. Смирилась уже. Хватит меня переубеждать.
– Мы все слишком просты, чтобы описать кого-то словом «человек». Считаешь себя монстром? Тебе комфортно? Считай. Но готовься к тому, что всегда будет тот, кто считает иначе. Тебя будут превозносить и охранять через десяток-другой лет. Ты – будущая королева. Асы не видят в тебе монстра.
– Тебе так кажется, – она опускает глаза, расстегивает платье и по щелчку пальцев переодевается в привычную себе одежду. Вздыхая, девушка выходит прочь из магазина, хлопая дверью. Кэрри осторожно поднимает белое платье и смотрит на него спокойно, но словно с осколком битого стекла в груди – с горечью и скованностью где-то внутри. Уже сегодня вечером они будут дома, и Кэрри надеется, что Фрида, впервые за долгое время, почувствует себя хорошо.
***
Недовольно бурча в ответ на любые слова, что доносились из-за двери, Фрида лежит на кровати и выгоняет из своей комнаты всех, кроме мамы с папой. Она устала, не на шутку устала от того, что всё вокруг напоминает ей о своей крови, о тех нравах, что перемешались в ней так беспощадно и странно, и так покладисто и осторожно сложились в её сестре. Это словно какая-то усмешка от судьбы – некрасивая, несвободная, нелюбимая, несчастливая, в противовес самому светлому из людей, что только существуют. Иногда, казалось, было слышно, как она – судьба, – раскатисто смеется её неудачам и плачет из-за радостей, но в последнее время, после того бала, кажется, она замолчала. Дальше Фрида должна двигаться сама.
Брюнетка устало ворочается на кровати, без сил и без желания спать, кряхтит и постанывает. Фрида поворачивает в её сторону голову и видит эту дурацкую маску для сна с изображением какой-то картины Ван Гога, которая нарисована и на стене слева от Кэрри. Младшая сестра любит рисовать, и зная это, себе на зло, Фрида подарила ей масляные краски – и в ту же ночь она нарисовала на стене их комнаты это злосчастное цветное мракобесие, в котором Фрида не видела ничего хорошего и интересного, но которым восхищалась Кэрри. Тяжело вздохнув, девушка отвернулась от картины и от сестры, запустив руку под подушку и попытавшись-таки провалиться в сон.
Грохот послышался где-то недалеко. Кэрри, которая, обычно, спит очень чутко, тут же подорвалась. На столе дрожали духи и статуэтки, с потолка посыпалась краска. Девушка встала с кровати и наступила ногой прямо на одну из них, громко рявкнула от боли, чем разбудила сестру:
– Кэрри, что за…
– Что-то происходит! Идем! – настороженно прокряхтела брюнетка, хватая старшую сестру за руку и выбегая из комнаты.
В глубине трясущегося дворца слышался детский плач.
– Маркус… – выжала из себя ещё не проснувшаяся Фрида, и рванула к нему, позабыв про сестру.
Маркусом Брунгильда и Тор назвали своего сына – вымученного, выстраданного, но крепкого и родного. Совсем беззащитный, он остался где-то там, далеко, и добежать до него было проблемой – камни, тяжелые, падали сверху на мраморный пол, превращая всю красоту и величие только недавно отстроенного дворца в ничто.
– Фрида, стой! – воскликнула Кэрри, пытаясь сдерживать крушение всеми силами.
Фрида не остановилась. Вскочив на трясущуюся лестницу, девушка, перескакивая несколько ступенек разом, понеслась в покои к королю и королеве, бежала на плач мальчика, который, по существу, не слишком-то и был кем-то любим и кому-то нужен, в отличие от неё и её сестры. Скорее, он был просто тем, кто освобождает её от престола, от извечных уроков этикета и тренировок в битвах на мечах. Фрида не может себе позволить лишиться такой свободы, не может лишить этот дворец его надежды и его будущего, законного и заслуженного будущего, не такого девианта и разочарования, как она. Над головой что-то прохрустело и упало у неё за спиной. Машинально, дергаясь и спеша, Фрида попыталась тяжелыми заклинаниями, которые едва помнила, сдержать потолок над собой, но раз уж этого не делала Кэрри – значит, бесполезно. И она не сможет.
Через мгновение, в глубине коридоров, эхом о стены ударился детский крик. Кэрри замешкалась, замерла и зажмурилась, пока уводила родителей подальше от дворца. Перед глазами стояла страшная картина: младенец, совсем маленький, сморщился в истерике, махал руками и ногами, а над ним, словно мясник или плача, возвышался двухметровый ледяной великан с чем-то, напоминающим топор, в руках. Он поднял орудие над головой младенца, мгновение и… Крик затихает. Стены дворца убила давящая тишина. Это как контузия, сковавшая это место, в этом времени.
Фрида застыла, когда увидела, как дрожит Маркус без половины головы. К глазам тут же подступили слезы, адская ненависть зажгла сердце, её впервые в жизни бросило в жар. Она стиснула зубы, посмотрела в красные глаза йотуна, и медленно-медленно, словно издеваясь, шагала к нему навстречу. Он смотрел на её, стоял, как вкопанный. В последний момент, не сдерживая ярость, Фрида схватила секиру дяди, и снесла голову нападавшему, громко взревев. Она не обращала внимания на то, что вокруг неё всё рушится и разбивается, что вот-вот ей на голову упадет камень с потолка, что сейчас её раздавит вместе с уже мертвым Маркусом под руинами некогда великого Асгарда, который в эту ночь пал от давних врагов.
Кэрри устало носится из стороны в сторону, цокая небольшими каблуками по кафелю одной из больниц Осло. Её руки дрожат, ноги, кажется, ходят сами собой, она их уже не контролирует, хотя она всегда контролировала всё. Её трясет. Это, к сожалению, замечает отец, как бы она ни старалась скрыть это своей умиротворенной иллюзией. Локи взмахнул рукой, развеяв сидящую рядом с ним иллюзию по воздуху, и проявив, словно старую фотографию, настоящую Кэрри.
– Я видела его. Я видела, как всё произойдет. Своими! Глазами! Я могла его спасти… – истерично цедит через зубы Кэрри, хватаясь за голову.
Элис и Локи бросили на неё понимающие взгляды. Женщина распахнула объятия, предлагая дочери успокоиться, слушая шум её сердца, и Кэрри спокойно села рядом, уложив голову матери на плечо. Она не сделала то, что могла бы – это её убивает, рвет изнутри, словно пытка, которая никогда не закончится. Из глаз текут слезы, стекают по щеке и по носу, но легче от них не становится. Маркуса, ни в чем неповинного новорожденного наследника, уже не спасти.
С другого конца коридора прямо на них шла разоренная валькирия, и пытающийся догнать и усмирить её гнев Тор. Элис тут же поднялась и пошла ей навстречу, чтобы взять весь удар на себя, и не успев проронить и слова, получила пощечину.
– Это из-за неё мой сын мертв! Из-за Фриды! – рычала, словно дикая медведица, Брунгильда, вновь замахиваясь. Элис приготовилась к ещё одному удару и сжалась, но руку королевы твердо остановил Локи, не менее разъяренный и злой, чем она. Валькирия отдернула руку и сделала шаг назад, зная, что он может надавить по самому больному, и тогда она не отвертится.
– Да, это из-за Фриды. Но убила его не она, пойми.
– Она одна из…
– Не смей называть её монстром, – Лафейсон поднял указательный палец и приложил к её губам, одним своим взглядом запрещая перечить, – Не. Смей.
– Я королева, – раздраженно говорит Брунгиьда.
– А я её отец.
Фрида сильнее вжимается в подушку, обхватывая её руками, слушая крики за дверью. Кардиограмма утомляюще монотонно пищит, перевязанная рука и сломанная шея ноют всё сильнее, и никакое обезболивающее не помогает. Странное чувство, что пробегает по всему телу мурашками по коже, по переломам и ушибам, что оставило на ней то крушение, не оставляя без внимания и её глаза – из них покатились горячие, обжигающие слезы, ошпаривающие шрамы на холодной и белой, как подснежник, коже. Чувство отреченности и отсутствия безопасности, доселе незнакомые, словно всплеск адреналина в падении поражают её и делают каждый вздох невыносимым.
Сейчас для неё существует только один верный выход – уйти прочь, не вернуться, оставить их с собой наедине, оказаться там, где она была кому-то нужной, в объятиях Арии, например, два месяца назад, в квартире своих дедушек, что показывают ей старые фотографии и рисунки, которым вот уже под сотню лет, в компании своих единственных друзей в лице меча, щита и черного голубоглазого кота. А может, лучше всего там, где все такие же, как она? В холодном и таинственном мире монстров, утративших короля. Что будет, подари она им королеву, подарив и безопасность тем, кого она всем холодным сердцем любит?
***
Асгард невыносимо холоден в белые ночи, свойственные для севера. Сияние пропадает, наверное, с начала весны до конца лета, а осенью иногда возвращается. Сейчас тонкие разноцветные иглы, что словно шелк устилали небо, не виднелись даже если присматриваться, а Фриде так не хватало хоть немного света именно сейчас, луча, что подсказал бы ей, куда деваться. Ария выставила её за дверь, и расплакавшись, принцесса убедилась, что ей точно пора уходить. Она смотрела вдаль, на море, разглядывая свои жесткие руки, с мозолями и ссадинами, что Кэрри бережно заклеивала пастырями уже не первую неделю. Девушка вздохнула, спрыгнула с камня, на котором сидела, и приземлилась черными сапогами в песок, который тут же загрязнил их. Локисдоттир устало вздохнула, отряхнула одежды, которые впервые за много лет были не платьями, а одним из папиных старых костюмов, только плащ не зеленый или изумрудный, как он любил, а голубой, как глаза Элис. Фрида не хотела уходить в Йотунхейм одна, поэтому взяла с собой то, что всяко напомнит о доме, с какой бы силой она не скучала.
Волны становились всё больше, а берег отходил назад. Недавно шел дождь, и влажный, тяжелый запах свежей травы заполонял легкие, не оставляя в них места для кислорода. Фрида опустила голову, словно кого-то или чего-то ожидая. Колдунья из неё была никудышная, но чутье, скорее всего, доставшееся от предков-великанов, никогда её не подводило, и сейчас это легкое покалывание в груди подсказывало, что уходить ещё рано. Надо дожидаться чего-то, а вот чего… Оно никогда не угадывало – плохого ли, хорошего ли.
Фрида долго металась в сомнениях уже даже стоя на берегу, уже согласовав свое решение с самой собой тысячу раз. Это было правильным – пожертвовать целостью, чтобы спасти остатки. Кэрри будет хорошей королевой, правда хорошей, а родители буду ещё долгие годы вместе, Тор и Брунгильда будут иметь ещё миллион наследников, и золотой купол, под которым спасался от нападок Асгард, будет целым ещё долгие годы, сотни и тысячи лет. Девушка поднимает голову к небу, и в её глазах отражается млечный путь, такой таинственный, но до жути красивый. Она смотрит туда, вглядывается вдаль, и понимает, что здесь, среди асов, нет ей места. Это не её королевство, не она должна им править, и глубоко вздыхая, она уверенно идет навстречу к небольшому паруснику, который должен был унести её вглубь моря, где её кожа окрасится в синий, откуда она отправится в Йотунхейм.
Поднимая парус, она замирает и прислушивается.
– Мам… – тянет она, поднимая голову и испуганно пряча глаза от матери.
– Куда ты? – спокойно спрашивает женщина, одетая, на удивление в мидгардскую одежду. Она делает шаг навстречу Фриде, – Ария тебя выставила… Я слышала, что она сказала…
– «Это не чувства, не любовь, извини». Вот, что она сказала. И разбила мне сердце.
– А ты?
– Разбила ей нос, – выдохнула Локисдоттир, не поднимая глаз.
– Не в твоем стиле… – выдохнула женщина, поправив волосы.
– Я ухожу, – буркнула Фрида, – В Йотунхейм.
– Я знаю, – расстроенно бросила Элис, кутаясь в куртку, – Если ты считаешь, что так будет лучше… То…
– Я вас не бросаю, я хочу вас защитить! – перебила её Фрида, раздраженно вспылив, – Я тут не в своей тарелке. Это не мои люди, не мой народ. Кэрри будет королевой лучше, чем я, она хочет править, она будет править.
– Знаешь, лучше всего тот король, который не хочет править. Он справедлив и честен. А желающий власти обезумеет.
– Поэтому я и оставляю трон ей, – буркнула принцесса.
– Но… Фрида, солнышко, если что, то ты всегда можешь вернуться домой. Я не заставляю тебя оставаться, если ты хочешь уйти туда, где тебе станет лучше. Мы просто будем ждать тебя. Я буду. Дождусь же?
Девушка расслабилась за мгновение и оттаяла, прекратив вязать узлы на веревке. Она взглянула на маму, взглянула ей в глаза, спокойно, умиротворенно, и кажется, передумала уходить, покидать её. По щекам внезапно полились слезы, Фрида вытерла их рукавом и взглянула на Элис, тепло и с добротой:
– Вы и есть мой дом, мам… Я всегда вернусь к тебе. Где бы ты ни была. Ты дождешься меня, мам, я клянусь тебе. Я люблю вас… Больше всего на свете.
Элис встает перед ней, вытирает нежными, теплыми руками её слезы.
– Передать Арии, что ты ушла?
– Да… – глотает Фрида, стискивая зубы, – И скажи, что я всё равно её очень-очень люблю…
Легко отпуская мать, окидывая последним взглядом родной Асгард, Фрида садится в лодку, и тихо плача, прощается со всеми, кем дорожит, просит прощение у всех тех, кого обидела, и собирает себя, словно разбитую вазу, по частям. Она уходит в тот мир, в котором она – королева, в не монстр, которого все боятся. Элис провожает её взглядом, думая о том, что с первыми лучами солнца по ту сторону океана её ждут, чтобы проводить в последний путь Тони Старка. Уже не сдерживая боли, Элис понимает, что потеряла этой ночью двух самых дорогих ей людей, которых вряд ли получится вернуть.
========== don’t be afraid ==========
Без Фриды во дворце безумно пусто, и с каждым днем на Элис это давит всё сильнее и сильнее. Локи подавлен, сломлен, его корит то, что он не смог сделать всё, чтобы сделать самых лучших людей в его жизни счастливыми и беззаботными. Кэрри, надо признать, всё больше и больше похожа на ту самую Кэрри Уайт, в честь которой её назвал отец – замкнутой, холодной, теряющей контроль над собой. Ей вовсе не нравится держать книгу на голове, чтобы поправить осанку, общаться сначала с тем, кто сидит слева, а потом с тем, кто справа, потому что так велят какие-то глупые, не пойми кем надиктованные правила, которые ей, как единственной живой наследнице надо выполнять беспрекословно.
Глядя в темную ночь, Кэрри устало стояла на балконе, опираясь о перила в надежде хоть немного расслабить спину. Голову терзали глупые мысли, встречающиеся мидгардцам, обычно, при сонном параличе – разного рода плохие, жуткие видения, что приходили в голову, рушили всю ту липовую конструкцию «хорошей девочки», что Кэрри изо всех сил старалась удержать в руках. Она стоит и видит, как Асгард рассыпается по кирпичикам, ка каждый дом наполняется страхом перед концом всего, как родители пытаются увести её отсюда, а она не может пошевелиться, даже вздохнуть, потому что под ребрами, в легких, в сердце торчат тысячи острых клинков, копий, мечей, а под ними всеми – разрастающаяся, словно лед в стоячей воде, лужа крови. Локисдоттир машет головой и быстро оборачивается, чувствуя за спиной чье-то очень громкое для её магической чувствительности присутствие.
– Не лезь мне в голову, пап, – бурчит Кэрри, вновь уставившись на линию горизонта, легко положив предплечья на перила.
– Я тоже видел Рагнарек, – неспешно и аккуратно, разминая пальцы рук, Локи подошел к ней и встал рядом, спрятав руки за спину.
– Это не Рагнарек, это что-то хуже, – отвечает ему девушка, поправив тиару на голове, – Всё просто…
– Рассыпается на куски. И ты тоже умираешь, смотря на это.
– Так спокойно об этом говоришь… – удивленно и встревоженно говорит девушка, опуская глаза вниз, словно провинилась в чем-то совсем незначительном.
– Если ты что-то видишь, то это обязательно случится, – говорит Локи, осторожно касаясь её плеча, – И с этим ничего не поделаешь. Тебя гнетет и давит та ответственность, что на тебя навалилась, а твоя сила… Подозреваю, больше моей. А мама подозревает, что больше силы миссис Максимофф. И когда её пытаются притеснять, отбирают у тебя… Она начинает тебя уничтожать, а ты – всё вокруг.
Кэрри невольно вспомнила, как бросив в стену всю накопившуюся в руках энергию, разрушила её – настолько болезненным для неё был уход сестры. Она просто-напросто уничтожила такую любимую ею «Звездную ночь», сама убила всё, что так сильно любит. Её злило это, и перемешиваясь со всем остальным грузом, превращалось в то, что она не хочет видеть, не хочет знать и то, что не дает ей спать.
Она держит отца, который ведет её в покои, под руку, они оба как-то скорбно молчат, не желая говорить о том, как Фрида ушла, а все разговоры во дворце, вне дворца и даже, кажется, птицы пели только о том, что Фрида Локисдоттир покинула родной дом во имя чужого царства. Но только Элис, Локи и Кэрри знали о том, что сделала она это чтобы никому не навредить и сберечь всех, кого может и кем дорожит. Монстру не место среди людей, ему место среди монстров – вот её кредо, нынешней, наверное, королевы Йотунхейма. Самой мудрой королевы.
– Спокойной ночи, – говорит Локи, целуя дочь в лоб, чего обычно не делал с её четырнадцатого дня рождения. Он ласково гладит её щеку, заботливо снимает тиару и распускает прическу. Кэрри вздыхает, укрывается, и сжимая край одеяла, говорит:
– Можно тебя о кое-чем попросить? – она выглядит смущенной и грустной, когда произносит это, поэтому асгардскому принцу не остается ничего, кроме как кивнуть ей, – Расскажи мне сказку. Как в детстве. Можешь?
Лафейсон тепло улыбается, опускает глаза и начинает ту самую историю, которой, он искренне верит, ещё не скоро придет конец.
***
Шторы в их комнате были плотно закрыты с того самого дня, как Фрида ушла. Кэрри поняла, что даже если сестра вернется, то с ней она никогда не заговорит и говорить не захочет. Какие бы дифирамбы ни пела мама, как бы ни призывала её понять и принять её «подвиг», Локисдоттир младшая не сделает этого. В отличие от сестры с промытыми мозгами, которая разучилась жить для себя, Кэрри сохранила гордость и честь, не королевскую, а свою собственную, человеческую.
Нехотя открывая глаза, девушка ворочается в кровати и прислушивается к тихим перешептываниям за дверью. Мама, папа, и… какой-то мужчина, скорее юноша, примерно её возраста, по предположениям – симпатичный и загадочный, такой же, какой когда-то за считанные пару часов влюбил её дважды – в себя и в Париж. С тех пор Кэрри боялась говорить с молодыми людьми на такие сокровенные для неё темы, на которые говорила с тем мужчиной. Она стала заложницей собственного страха полюбить, искренне, по-настоящему, из-за одной разорванной влюбленности. Порой, принцесса сама смеялась над собой – так это нелепо и глупо.
Прихорашиваясь, она внимательно слушала разговоры за дверью, но ни единого слова разобрать не смогла. Они будто специально бубнили, стараясь уберечь что-то от её любопытных ушей, и Кэрри решила сама разобраться с этим, накинув поверх длинной кремовой ночнушки, которая сошла бы за обыкновенное платье, будь под ним что-то кроме её кожи, красный халат Фриды, тоже в пол. Выждав три секунды, прислушиваясь к голосу незнакомого парня, Локисдоттир осторожно открывает дверь и выходит из спальни. На неё тут же устремляются взгляды матери и отца, она тепло улыбается им и слегка присаживается:
– Доброе утро, – улыбнулась она и перевела взгляд на юношу. Улыбка с превратилась в восхищение – кудрявый, с широкими бровями, ярко выраженными скулами, глубокими, точно цвета леса, глазами. Красивый, очень, даже чересчур, от чего Кэрри не смогла не засмущаться, – У… У нас гости? Почему вы не предупредили? – девушка резко перевела взгляд на родителей, словно осуждая их за то, что её в такой ранний час видит симпатичный юноша, а она совсем не по-королевски выряжена.
– Кэрри, милая, – начала Элис, – Твой отец рассказал мне, что ты видишь и… Я предложила найти того, кто поможет научиться контролировать эти видения и твою магию. Теперь этот юноша – твой учитель. Он ученик доктора Стивена Стрэнджа, его помощник и спутник. Думаю, вы поладите, – спокойно говорила Роджерс, иногда бросая взгляды на парня, чем точно вызывала ревность у Локи, поэтому он прижал её к себе за талию сразу после того, как она закончила, и увел куда подальше.
– Меня зовут Виктор, – сказал парень после того, как принц и принцесса Асгарда ушли, – А тебя…
– Кэрри, – нервничая, девушка куталась в халат и прикрывалась всеми возможными способами, – Не смейте шутить про Стивена Кинга.
– Ты далека от Кэрри Уайт, как Солнце от Луны, – усмехается Виктор.
Девушка тяжело вздохнула, понимая, что общий язык с Виктором она не найдет, да и не хочется как-то. Он показался ей заумным и слегка далеким от мира сего, потерянным в параллельных реальностях, чего Кэрри, помешанная на реализме, точно не приветствовала. Учитель, она считала, мало чем бы ей помог, лучше был бы какой-нибудь психолог, врач, который скажет, шизофренические это галлюцинации или действительно кусочек из будущего, который, почему-то, за неё зацепился.
Первая тренировка, как говорит этот витающий в небесах чудак, будет сегодня, ровно в полдень. Кэрри исправно пришла на неё, смирившись с тем, что просто так из дворца ей его не выгнать, и точно так же просто так не сбежать. Когда она увидела его медитирующим среди деревьев, то тут же замерла в недоумении. В голове возник только один план последующих действий – бежать, пока он не видит. Тихо развернувшись в противоположную от красивого, но странного юноши сторону. К её сожалению, он это заметил:
– Кэрри, – тихо сказал он, после чего перед девушкой появилась прозрачная граненая стена, в которой отражалось всё то, что было по другую сторону. Девушка сделала шаг назад и резко обернулась:
– Что за фокусы? – недовольно спросила она, – Пропусти меня! Стража! – Виктор спокойно стоял перед ней.
– Мы в зеркальном измерении, – сказал парень, потирая предплечья и поправляя рукава кашаи, – Тут хоть кричи, хоть не кричи, – он опустил голову и исподлобья взглянул на принцессу, – Не паникуй.
– Ты меня читаешь… Предугадываешь, что я буду делать, да? – поинтересовалась девушка, сложив руки на груди.
– Я вижу тебя больше, чем насквозь, – говорит Виктор и складывает руки в сферу, образуя между ними светящийся оранжевый шар, – Повторяй за мной.
Кэрри резко создала красный пылающий шарик на руке и продемонстрировала Виктору, словно намекая, что его уроки ей не нужны, и справится она сама.
– Резкая, импульсивная, вспыльчивая и нетерпеливая. Если чего-то и хочешь, то всего и сразу. Поэтому твое будущее тебя уничтожает.
Девушка спрятала огонек в кулаке и вновь опустила глаза так, словно провинилась.
– Вот почему я медитирую – сосредотачиваюсь и успокаиваюсь.
– Класс, психованный пытается чему-то обучить психованную, – отрезала Кэрри.
– Тебе тоже надо успокоиться. Отвлечься от того, что тебя напрягает. Выплеснуть энергию.
Кэрри замотала головой, понимая, что Виктор несет самую большую чушь из существующих. От неё оторвали кусок, сломали, унизили, выпотрошили всё её нутро и превратили в клоунессу, что пляшет на костях некогда всесильного Асгарда, сделали с ней то, чего она никогда не хотела, ей предстоит жить в том мире, который она не строила и в котором не хотела жить. Локисдоттир отдала бы всё для того, чтобы жить в Париже, с тем парнем, который влюбил её в Париж и в себя, быть обычной ученицей школы искусств, рисовать красивые, великолепные картины, а не восседать на троне, просто чтобы он не пустовал. Её мечтой было жить для себя, делать то, что ей хочется, а не оказывать услугу кому-то, управлять кем-то, кем она не хочет.
– Это невозможно, Виктор, – сквозь зубы процедила Кэрри, – Я не хочу делать то, что меня заставляют. Мне не нужен этот этикет, языки, гребаные ограничения свободы… Для чего? Для кого? Почему на трон не может сесть мама, папа, кто угодно? Почему именно я? Я не хочу править. Мне плевать на Асгард, мне плевать на трон. Я просто хочу в Мидгард. Я считаю его простоту своим домом, как и мама. Я хочу просто учиться, просто тратить деньги на одежду, которая подходит мне по размеру, просто… Просто жить! Без этой мишуры и лжи, что окружает мою семью столько, сколько я живу. У меня была Фрида, она… Она просто жила, делала, что хотела, она мечтала о троне, мечтала стать королевой, а потом какая-то идиотка облила её ледяной водой и превратила её жизнь в ад, как когда-то Один превратил жизнь моего отца в ад. Мама спасла его, посвятила ему жизнь… А Фриду никто не спасет. Она убежала от одиночества, от пустоты, чтобы восполнить её теми… – она набрала в легкие воздуха, взмахнула руками, отчего красное пламя разлетелось осколками во все стороны, и его поглотили зеркала, что окружали их с Виктором, – …кто её любит и ждет. Сестра обещала вернуться… Но ты понимаешь, что она не вернется. Я это понимаю, папа с мамой это понимают… Она просто оставила нас без опоры, без веры. Ею должна стать я… А я не могу ею быть. Даже для самой себя.
