Текст книги "Волшебный шкаф (СИ)"

Автор книги: Кристина Ива

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

А мать уже бросилась обнимать всех вокруг стоящих. Внезапно она вскрикнула. Она остолбенела на несколько секунд.

– Что это? – произнесла она почти шепотом.

Лавли испугалась, неужели вернулся Стоун. Но здесь было другое, то, чего Лавли просто не видела и поэтому не могла знать. А Алцина знала.

– Вы видите это? – сказала она, улыбнувшись так, будто бы ей сейчас сделали сюрприз на день рождения.

– Ты видишь это? – спросил мальчик.

– Да, – неуверенно ответила женщина.

Тогда уже Алцина начала обнимать ее, прыгать, как ребенок, вместе с тем мальчишкой.

– Она видит! Видит! – кричала Алцина.

Да, это был первый взрослый человек, живущий в этом мире, который смог увидеть мир в красках.

На площади в полдень были выставлены лучшие картины Алцины. Маленькие дети играют возле фонтана, зовут родителей поглядеть на настоящие краски. Кажется, даже само небо и солнце, наконец, обретают здесь цвета, так ясно и ярко светит солнце. Время прощаться. Алцина уже давно простилась с Джеком, Ханс и Пуффи решили вообще не прощаться, они просто играют с другими детьми. Наверное, Пуффи сильно перепугал бы родителей, если бы не надел ту одежду, опять не стал агентом 007. Теперь Лавли прощается с Алциной.

– Знаешь, Лавелина, – говорила она. – Раньше я считала себя какой-то необычной, особенной, пророчила себе великую и красивую судьбу. Но потом начала терять надежду, а вы мне ее вернули. Я, и правда, могу сделать мой мир прекрасным. Начну со своего города. Это замечательно, просто замечательно. Знаешь, Лавли, – проговорила она почти шепотом и очень хитрым голосом. – Когда я рисовала рисунки, где изображена ты, я думала, что рисую на них себя. Я ведь такая же, такая же… неуверенная, сомневающаяся… Да Бог с этим. Я просто придумывала для себя интересные приключения, но теперь я знаю, что они будут принадлежать тебе. Даже как-то немножко завидно, – она рассмеялась. – Знаю, что ты думаешь, будто бы не ты на картинах, но я-то знаю правду. Да!.. такие истории, такие истории я выдумывала… Но теперь я поняла – хорошо, что это не мои приключения, не очень весело знать заранее свою историю, но благодаря вам я знаю, что и у меня будут свои приключения, не хуже. И еще кое-что… Тсс… Я напророчила девушке из волшебного шкафа, то есть тебе, прекрасного принца, но все никак не могла придумать его лицо, но теперь я, кажется, придумала… Удачи тебе!

– Тебе удачи, – сказала Лавли. – Думаю, тебе удастся разукрасить этот город. И люди поверят…

– Да, они уже верят! – воскликнула Алцина и указала на фонтан.

Там был Пуффи, без этой глупой одежды, зато весь перемазан в красках. Ребятня взяла эти краски, бегала с ними, всех пачкала. А Пуффи… Этот рыжий проказник играл на гитаре веселую мелодию, искря глазами и пританцовывая. Кажется, и вода пританцовывала вместе с ним. Люди дивились и, кажется, начинали обретать цвета. И как не поверить в чудо, когда видишь перед собой летающего кота и слышишь смех стольких детей?!

Они попрощались. Наши герои отправились в путь, а Алцина осталась на площади. Да, она была довольна собой сегодня. Она еще раз прошла мимо рисунков. Вот на этом Лавли повисла на летающем шкафу. Здесь она поймала звезду. И другой рисунок, где сталкиваются друг с другом день и ночь на одном небосклоне. Яркое задорное солнце и тоскливая романтичная луна.

– Кто бы мог подумать, что солнца и луна могут быть вместе? – сказала Алцина и улыбнулась. Она-то ведь знала, как эта история закончится. Она ее придумала, хотя тогда и не подозревала, что ее история может сбыться.

Итак, все они вместе решили полететь на остров к Джеку. Было так странно для Лавли после черно-белого мира снова очутиться в цветном. Непривычно как-то, глаза резало, а всем остальным хоть бы что. Джек руководил шкафом, он сел не внутрь, а наверх, держась за ту веревку, которую еще в девятом классе повесили одноклассники Лавли. Да, это так ей напомнило прошлое. Девятый класс…

– У нее получится, да? – обратилась Лавли к Джеку.

– Да, – ответил Джек. – Конечно, ломать – не строить. Но у нее получится вернуть краски.

– Почему ты говоришь – вернуть краски? Они разве когда-то были там?

– А ты как думаешь? – ответил он. – Если бы их не было, если бы не было художества и всего остального, как бы эти люди создали вообще цивилизацию. Уже несколько столетий там нет красок, мир почти не менялся, люди менялись, но мир – нет, не знал я только, как их вернуть. А она знает.

– А как они исчезли? Краски? – спросила Лавли.

– Мы на месте! – воскликнул Джек и спрыгнул со шкафа.

Глава 9 Матушка Гудвин

Они пробыли на острове, может быть, несколько дней. Сложно об этом говорить, потому что здесь время текло иначе, как-то более медленно, или, наоборот, быстрее. Опять же сложно сказать. Лавли, Ханс и Пуффи познакомились со всеми обитателями этого острова. Оказывается, их здесь было всего пять человек. Это сам Джек, Стоун. И еще трое, те, о которых рассказывал Джек.

Сначала они пошли к первому. Его звали Вова, Владимир. Как это ни странно, хотя нет, как это странно: он жил в разбитом старом самолете. Пожалуй, это все, что заинтересовало Лавли в нем.

Другой был Ричард. Ха! Ричард казался ей очень взрослым. Ему было явно больше лет, чем Лавли, и уж тем более Джеку. Она вообще удивлялась, как они сошлись. Джек казался ей таким мальчишкой, все время смеялся и подшучивал. А Ричард был совсем другим. Он был… да что тут говорить, Джек был прав: его можно было назвать только джентльменом старой закалки. Весьма обходительный, сдержанный, почти не проявляет свои чувства. Черные, слегка вьющиеся волосы, бакенбарды, круглые очки, которые он иногда надевал, когда начинал читать. Мало говорил, но по делу. А сам жил в таком красивом доме на берегу реки, посреди джунглей. Он был вроде тех робинзонов, которые попадали на необитаемый остров, не терялись, строили себе уютный домишко из деревьев, с разными удобными механизмами, вроде мельницы для электричества и другое. При всем своем джентльменстве он был одет как какой-нибудь археолог. Светлый костюм, шапочка.

И самым загадочным существом этого острова оказалась Дикарка. Джек решил не идти к ней в гости. Это было бы бесполезно, потому что у Дикарки было около десяти разных домов или мест жительства, где она могла бы жить. Да и то в этих домах она надолго не задерживалась. Почти все время она бегала по острову, по разным потайным тропам. Она знала этот остров лучше всех, хотя жила здесь по сравнению с Джеком недавно.

Итак. Он протрубил в рог. И вот через несколько минут появляется она. Сначала был какой-то шорох на дереве, потом вдруг в кустах, после где-то сверху, и вот вдруг появляется ледяная горка, с которой скатывается она. Да, это точно был ледяной огонь, или огненный лед, как говорил Джек. Дикарка. Все время живет в джунглях. При этом она была совсем белая, совсем. Альбинос, как она объяснила. У нее была очень бледная кожа, белые, как снег, волосы, которые она никогда не заплетала, они были распущены и очень объемные, и синие глаза. Взглядом своим она словно говорила: «Я здесь царица. Я здесь главная. Вы все ниже меня». Да, настоящая снежная королева! Она удивительно умела себя держать. У нее была такая ровная осанка, поистине царская, и при этом такая обольстительная походка.

Первым же делом она обнялась с Джеком и поцеловала его в щечку, стараясь вообще никого здесь замечать. От чего-то у Лавли сердце екнуло, она почему-то вдруг возненавидела эту холодную самодовольную девицу. При этом последняя была одета в короткое платье золотого цвета. Как она сказала, это была шкура того льва, что не уступил ей дорогу. Опасная, опасная была Дикарка. Но в ней не только чувствовался холод, в ней бил какой-то неведомый огонь, она могла в любой момент сорваться и загореться. Да, удивительно было за ней наблюдать. Дикарка, которая живет в джунглях, прыгает по лианам, и при этом ведет себя так, как ведут себя королевы во дворце. Это было очень странно, потому что дикость и королевские манеры тяжело уживаются друг с другом. А в ней они уживались. И еще на ней были сандалии, такие, какие носили только древнегреческие богини.

Такими были друзья Джека.

Но вот как-то раз Джек играл на улице с Хансом. Лавли наблюдала за ними. Искорка тоже была рядом и с радостью присоединилась к девушке. «Какие же они дети!» – подумала Лавли. Внезапно она вспомнила, как раньше так же сидела на скамеечке во дворе, а ее маленькая Аврора бегала там, играла во что-то, а Женька (Женька? Почему Женька?) дурачился с ней. Лавли вдруг стало так больно и обидно. Ее все это возмущало. Теперь она здесь, сидит и смотрит за чужим ребенком, когда ее Аврора мертва. Нет, так нельзя. И почему она вдруг подумала, что Женька играл с Авророй? Он никогда в своей жизни не согласился бы сидеть с племянницей.

Лавли заторопилась, взяла Ханса, вскочила в волшебный шкаф и полетела домой. При этом Пуффи, конечно, был тут как тут. Он уже мирно мурлыкал в шкафу, смешно и мило играя с комком шерсти.

Они вернулись домой. Закат. Сколько дней уже прошло? Лавли помчалась в дом.

– Женя! – закричала она. – Сколько нас не было?

– Ты что, с ума сошла! – закричал на нее брат. Он лежал в своей комнате, смотрел какой-то фильм, и вдруг к нему врывается полоумная сестра. – Часов пять прошло! Вали из моей комнаты! Нельзя так просто врываться к человеку! Уходи!

И еще один печальный вечер прошел. Утром Лавли сидела на своем подоконнике и глядела вниз. Пуффи и Ханс играют и играют… Да, хорошо быть ребенком – не надоедает играть. Веселись хоть целый день – все равно будет мало. А ей… ей скучно играть даже в компьютерные игры. Лавли ведь всегда считала, что они-то точно не могут надоесть, а вот надоели. Уже в печенках сидят. Даже Женьке повезло. Он ведь тоже еще ребенок, хотя и считающий себя взрослым, может беситься, танцевать, еще сколько у него бессонных ночей будет в университете, да, веселые ночки были и у нее. А что теперь? Теперь ей скучно жить. Да, кажется, что вся жизнь уже прошла и впереди уже ничего не будет. А она ведь не старая, ей даже тридцати нет. «Совсем еще ребенок», – скажут другие. Почему же она этого не чувствует?

Почти целый день она не выходила из дома. Пуффи и Ханс все играли, Женька тоже чем-то занимался, старательно игнорируя сестру. Наступил вечер. Еще один грустный вечер. Ну, что же поделаешь, пора ложиться спать. Итак, Ханс уснул. Женька, да, она заглядывала к нему, он спал, весь в своих проводах, какие-то журналы. На лице у него была тревога. Что его так тревожило?..

А ей все никак не уснуть. Да и зачем ложиться рано? Она бродила по дому без толку. Наконец, ушла в дальнюю комнату. «Хоть бы, хоть бы шкаф был теперь там», – бормотала Лавелина. Да, он был здесь, будто бы никогда и не улетал. Но и теперь, кажется, никуда не собирался. Она присела на диван, стала ждать. Шкаф стоит. Подошла к окну, занавеску отодвинула – звезды на месте. Шкаф стоит. И так около часа. Ей было ужасно скучно ждать. Кажется, сегодня он никуда уже не полетит.

Лавли, сама того не понимая, начала медленно засыпать. Посреди сна Лавли вдруг услышала мягкую, бархатную мелодию. Это было словно переливание воды, тихое, спокойное, красивое. Еще сквозь сон она услышала другое. Это было… ощущение спокойствия. Да, именно его она ощутила. Это то ощущение, когда ты в детстве пугаешься кошмара, бежишь к маме, обнимаешь ее и засыпаешь, чувствуя безопасность. А еще мурчание.

Лавли проснулась. Она медленно плыла по воздуху внутри шкафа, он не спешил, боясь разбудить сонную девушку. Напротив нее сидел Пуффи, играл на гитаре и мурчал в свое удовольствие. Он перенес ее во сне в шкаф. Да, именно так. Теперь они медленно летели среди ночи по небу. Лавли молчала. Пуффи тоже. Они приземлились куда-то.

И уфф… Это были болота! Скользкие, мерзкие болота. Стояла ночь. И Лавли вообще не хотелось выходить из такого уютного шкафа. Но нужно было. Может, здесь она найдет способ помочь своей малютке?! Она ступила в мерзкую холодную слизь болота. Да уж, ощущение не из приятных. Пуффи повезло, он мог лететь над ним. В тот же момент шкаф поднялся ввысь и улетел, как всегда.

Лавли огляделась. Невдалеке находился домик. Домик небольшой, крепкий, внутри него горел свет. А вот и дорожка. Девушка кое-как вышла на нее и пошлепала к дому. Пуффи за ней. Она постучалась в дверь. Ответа долго ждать не пришлось. Тут же на порог выскочила женщина в старом платье, фартуке, волосы у нее были собраны в пучок. Она очень удивилась и обрадовалась Лавли, хотя и не ждала ее. Ей было лет тридцать пять, такая статная дама, темные волосы, круглые черно-угольные глазки.

– Здравствуйте, – сказала она весьма повелительным голосом.

– Здравствуйте, – дрожащим голосом прошептала Лавелина. – Я пришла сюда, чтобы…

– С порога не говорят! – сказала женщина, – Проходи в дом. Там и объяснишь. Только ноги вытри! – Обратилась она к Лавли. – Вот посмотри, какая! Бегать босиком по болоту!

Лавли было как-то странно находиться рядом с этой женщиной. Как она с ней говорила! Будто бы Лавли была ребенком, хотя и разница была между ними всего лишь лет десять.

Она зашла в дом. Это был весьма темный и маленький дом. Входная дверь находилась рядом с правым углом. Дальше налево зал. Деревянный стол, над ним большая лампа. И еще диван в углу под окном. А прямо – стенка, за которой находилась, как видно, кухня, вход в которую был через зал. После зала небольшая спальня и лестница, под которой небольшой люк, ведущий в погреб для хранения разных запасов. Был еще второй этаж. Но Лавли туда не заходила.

– Присаживайся, – сказала женщина. – Меня зову Матушка Гудвин. А ты кто?

– Я Лавелина, – ответила девушка, присев на уголок стула.

Тут в дверь вошел Пуффи. Матушку Гудвин чуть всю не передернуло.

– Он со мной, – поспешно проговорила Лавли. – Это Пуффи Вильям Пуговка. А это, Пуффи, – Матушка Гудвин.

Кот тупыми глазами взглянул на Матушку Гудвин и полетел на второй этаж, вообще стараясь не обращать внимания на хозяйку.

– Вы уж извините его, – сказала Лавли.

– Кот, – поморщилась Матушка Гудвин. – Не люблю котов. Слишком они самостоятельны. «Где хочу, там и хожу». Дрянь. Другое дело собаки. Всегда послушны.

– Наверное, – сказала Лавли.

Матушка Гудвин… Матушка Гудвин. Как тот волшебник из Изумрудного Города. Кажется, его тоже звали Гудвин. Похвалялся, похвалялся, а оказался простым парнем из Канзаса. И почему у нее такое же имя? Или это фамилия? Хм…

– Я к вам решила обратиться, – сказала Лавли. – У меня к вам есть один вопрос, – она все никак не могла сформулировать свои мысли. – Здесь же есть волшебство, да?

– Волшебство есть везде, – ответила Гудвин. – Оно пропитывает каждую веточку.

– Здорово. Но я не об этом. Есть ли у вас, то есть вообще в этом мире, такое волшебство, которое смогло бы возвращать людей из мертвых?

– Из мертвых? – переспросила Гудвин. – Есть. А вам оно так уж нужно?

Лавли вдруг резко приподнялась со стула, а потом тут же вернулась на прежнее место. Губы у нее дрожали, она сама вся затрепетала от услышанного. И странное чувство на нее нахлынуло. Это была не радость от наконец законченных поисков. Это был страх, ужас, отчаяние. Она и сама не понимала, почему вдруг все это нахлынуло на нее. Лавли не могла поверить, не могла понять, она хотела что-то спросить у Гудвин, но язык не поворачивался.

Внезапно произошло то, что она никак не ожидала. Да и как такое можно ожидать? Лавли услышала сначала встревоженные детские голоса со двора, потом стук в дверь, какой-то нервный и отчаянный. Гудвин тут же вскочила со своего места и метнулась к двери. Уже через минуту вся гостиная была забита маленькими детьми. Столько разных детей она в жизни не видела, даже на утреннике. Они все были разных национальностей, возрастов (никому из них не было больше двенадцати или меньше двух), на них даже одежда была совершенно разных эпох. Кто-то был в костюме пирата, кто-то в одежде маленькой принцессы, кто-то в одеянии, подобном тому, какой носил египетский фараон, одна девчонка была в школьной черно-белой очень, кстати, стильной форме, а другой мальчишка – ну, вылитый рок-музыкант. Но пришли они сюда не для того, чтобы похвастаться своими костюмами. В их глазах был испуг. Где-то в толпе среди детей виднелась собака. Такая длинная, худая, уже дряхлая, вся какая-та порванная, грязного серого цвета. У нее были несоразмерно длинные лапы, она была выше, чем дети. И боялась еще безумнее деток.

Через полминуты вошла Матушка Гудвин. На руках она несла ребенка. Ему было года четыре или чуть больше, совсем малыш. Девочка с огненно-рыжими волосами, яркие веснушки белели на ее лице, платье серебрилось на свету… в груди у нее торчала стрела. Девочка была мертва. Стрела поразила прямо в сердце ребенка, совсем маленького ребенка…

Лавли чуть не закричала, закрыла лицо руками. А потом она еще сильнее ужаснулась так, что замерла от страшного удивления. Она увидела в толпе мальчишку. Ему было восемь лет. Такой симпатичный мальчишка, блондинчик, бледно-серые, испуганные глаза. Он глядел на Лавли как-то нервно, не отводя глаз, Лавли тоже не сводила взгляд. И вдруг внезапно перевела его чуть ниже. Она увидела в руках этого мальчишки, этого восьмилетнего мальчишки, арбалет, точно такие же стрелы. Мальчик быстро перевел свой взгляд тоже на арбалет, в испуге он отбросил его в сторону.

А Гудвин уже переложила девочку на диван. Все стояли и отупело глядели на то, что происходило. А Гудвин все бегала из комнаты в комнату, от ящика к ящику, она носилась с какими-то травками, смешивала их, поджигала, выдавливала сок, и все это на ходу. И вот, наконец, она бросилась на колени перед девочкой, вытащила стрелу из сердца, капнула свою кровь в полученную смесь, потом еще раз перемешала и намазала рану смесью. Потом Лавли услышала какой-то утробный голос, говорящий так страшно и непонятно. Она взглянула на лампу. Та мигала – то горела, то гасла. От такого по телу пошли мурашки. И тут девчонка резко вскочила, вдохнув при этом воздух так, будто бы до этого задыхалась. Но ведь она не могла дышать или задыхаться, она была мертва еще минуту назад. Нельзя выжить после такой раны.

– Посторонитесь! – закричала Гудвин. Дети тут же отпрыгнули на несколько шагов назад. – Милочка, ты в порядке?

– Да, Матушка Гудвин, – проговорила девочка хриплым голосом.

Лавли все еще не верила своим глазам.

– Кто? – вдруг закричала Гудвин на детей. Взгляд у нее был разъяренным. Даже Лавли от него стало страшно. – Кто это сделал? Кто стрелял?

Дети начали перешептываться. Лавли взглянула на того блондинчика. Он стоял совсем рядом с ней, позади, испуганно глядел на нее. Кажется, ему бы просто не хватило смелости признаться. «Но он должен», – прошептала Лавли. – «Давай же!» – повторяла она. Внезапно она увидела, как кто-то шагнул вперед. Она обернулась. Это был другой мальчишка. Он был в каких-то лохмотьях на первый взгляд. Бардовая рубашка, черная жилетка, оборванные штаны и при этом просто роскошный кожаный ремень с черепом. Потом Лавли догадалась. Он же в руках держит шляпу. Это была пиратская шляпа, а мальчишка был в костюме пирата. Сам этот мальчик был очень красивым, даже красивее того светленького. Было что-то уж очень милое в его личике. Кожа смуглая, короткие черные лаковые волосы. И у мальчика были очень резкие глаза. Точнее даже не глаза, а взгляд, да, взгляд. Карие прекрасные глаза с удивительно длинными ресницами. Какая-та неведомая мощь таилась в этих глазах. И это было понятно. Мальчик взял вину на себя.

– Это я, – громко сказал он.

– Женька? – шипящим голосом проговорила Гудвин (сейчас она взорвется!!!), она тут же дала мальчишке пощечину. – Чтобы больше никогда не стрелял в людей! Ты слышишь меня! Это и ко всем относится, – но уже через мгновение она остыла. – На столе печенье. Будете есть в своей комнате. Обойдетесь без ужина. Наверх! Живо!

Дети тут же побежали на верхний этаж, толкаясь и пинаясь. А Пуффи полетел вниз, на первый. Он увидел большого пса, который тут же зарычал на него. Пуффи даже не вздрогнул, только сказал, что лучше пойдет отсюда на улицу.

– Ну, так о чем мы с тобой говорили? – сказала Матушка Гудвин бодро. – Рекс, иди на свое место!

– Хорошо, – прохрипел старый пес и тоже вышел на улицу. Наверное, чему очень будет «рад» Пуффи.

– Вы… вы колдунья, да? Девочка была мертва? – прошептала Лавли.

– Да, – ответила Матушка Гудвин.

– А вы можете мне помочь? – сказала Лавли. – Моя дочь. Она умерла. Я хочу ее вернуть.

– Когда умерла и от чего? – поинтересовалась Гудвин. Она заваривала чай.

– Два года назад. Заболела, – ответила Лавли.

– Хм… – послышалось с кухни. Матушка Гудвин вышла и протянула гостье чашку чаю. – Сядь. – Лавли села, Матушка Гудвин тоже. – Мне нужно подробнее узнать о тебе, то есть о твоей проблеме. Выпей чай, а я посмотрю по чайным листикам.

Лавли выпила чай и передала чашку Гудвин, та налила ей другую.

– Итак, – сказала Гудвин, разглядывая недопитый чай. – Ты ведь всегда любила ночь, да? Ты живешь ночью. Звезды, луна посреди темноты. Тебе нравиться ночь. Но имя. Имя – Утренняя Заря. Аврора. Эта та, которую ты так любила и потеряла.

– Да, это моя дочь, – сказала Лавли.

– Расскажи мне что-нибудь о ней, – сказала Гудвин.

– Об Авроре… Она была просто маленьким чудом, моей радостью. Я до сих пор помню, как держала ее еще маленькую на ручках и баюкала. А она так смирно лежала и смотрела на меня своими ясными голубыми глазами. Такая маленькая кроха, я так о ней заботилась, души не чаяла. У нее были такие красивые золотые волосы. И она так смеялась… Этот смех мне иногда по ночам снится, я все пытаюсь его догнать и не могу. Просто чудо, а не ребенок. Никогда не плакала, всегда слушалась меня, помогала всем. Ангел, а не ребенок.

– Да, – проговорила Матушка Гудвин. – Все они ангелы, пока не вырастут.

Лавли со злобой взглянула на Гудвин. Она издевается? Нет, она издевается! Как можно было ей говорить такое, когда Аврора умерла.

– Ах, вот, – продолжала Гудвин. – Я вижу другое имя. Лена, Луна, Лара, Лана… Да, точно. Лана. Это имя будто бы из твоего прошлого. Не существовало такого человека.

– Я так себя называла, – проговорила Лавли. – В детстве хотела, чтобы меня звали Ланой. Но как это может быть связано с Авророй? Мне нужно знать про Аврору, что она…

– А вот другое имя, – перебила Гудвин. – Важное имя, того человека, который всегда был рядом, поддерживал. Что-то родное. Благородный. Евгений. Женя.

– Что? – проговорила Лавли. – При чем здесь мой брат? Вы несете бред! Скажите мне, как вернуть Аврору!

– Ее нельзя вернуть, – холодно ответила Гудвин.

– Что? – у Лавли затряслись руки, и она уронила чашку. – Вы же сказали, что можно оживить. Вы сами оживили девочку.

– Мила умерла недавно, тело не успело остыть. А твоя дочь умерла два года назад, – ответила Матушка Гудвин. – Как мне оживлять девочку? Выкапывать ее из могилы, этот изуродованный труп двухлетней давности?

– Не говорите так!

– От нее уже ничего не осталось. Слишком много времени прошло, – сказала Матушка Гудвин. – Аврора слишком давно потерялась. О чем ты вообще думала? Как ты собиралась ее оживлять.

Лавли уже не могла разбирать слова. Ее била лихорадка, она вся стала белой в один миг, голова закружилась, и вот уже она не помнит себя.

Через некоторое время Лавли очнулась. Она сначала не поняла, что произошло, где она находится. «Сколько я была в отключке?» – подумала она. Кажется, несколько часов. Голова болела так, будто бы она целую ночь не чай пила, а что-то другое. Ночь… ночь… Почему-то в комнате было так темно. «Неужели еще ночь?» – недоумевала Лавли. Она ведь точно уже проспала много времени. Не могла быть до сих пор ночь. А потом она припомнила все происшедшее. Почему дети Матушки Гудвин гуляли ночью одни, среди болота, с арбалетом? Как можно было их вообще отпустить? Почему-то раньше этот вопрос ее вообще не волновал, хотя это, по идее, первый вопрос, который возник бы у нормального человека в подобной ситуации. Было темно. Видимо, вся семья еще спала.

Лавли глубоко зевнула, закрыв род ладошкой. «Ой», – произнесла она вслух, почему-то ее собственный голос показался ей таким детским. Она присела на краешек дивана и стала думать, прикасаясь к голове руками, как бы заставляя работать свой мозг. При этом она касалась своих волос. Что-то было не так. Слишком короткие волосы, причем не прямые, как были у нее, а кудряшками. И челка. Да, челка. У нее не было до этого челки.

Лавли испуганно вскочила с кровати, чтобы пойти и взглянуть на себя в зеркало – что с ней натворили. Но она вскочила и как-то неожиданно упала чуть глубже, чем ожидала. Такое бывает, когда идешь по лестнице и шагаешь, и шагаешь, а потом раз – и одной ступени нет – и ты перешагиваешь сразу как бы две ступени в высоту.

Здесь было почти то же самое. Она с грохотом свалилась с дивана. «Что такое! – воскликнула Лавли. – Или диван увеличивается, или я уменьшаюсь!». И тут девушка осознала жестокую правду. Она вскочила, оглядела себя, ощупала и закричала от ужаса. Она была ребенком! Ребенком! Она взглянула на стол. Теперь он доходил ей до груди, хотя раньше казался совсем маленьким. Это что же получается! Она росла, росла на протяжении двадцати лет, чтобы теперь опять стать лилипутом. И челку отращивала с пятого по седьмой класс, чтобы теперь она опять у нее стала короткой.

На крик тут же сбежались все жители дома. Первой, конечно, прибежала Матушка Гудвин, она зажгла лампу в доме. Дети тоже сбежались. Все в пижамах, с сонными глазками, недовольные.

– Что вы со мной сделали? – закричала Лавли на Матушку Гудвин. О, нет, какой голос, какой голос. Это ведь голос маленькой соплячки, хорошо хоть, что не шепелявит и выговаривает букву «Р».

– Не кричи на старших! – грозно сказала Матушка Гудвин так, что Лавли на мгновение потеряла сноровку, в испуге отошла на шаг назад, подумав, что она и правда маленькая девочка, которая грубит старшим. Но тут же вспомнила, как было на самом деле.

– Это вы! – закричала Лавли. – Вы превратили меня в ребенка! Напоили своим чаем. Ведьма! Преврати меня немедленно обратно! Сделай меня взрослой!

– Да как ты смеешь! – закричала Матушка Гудвин. – Так говорить со своей матушкой. Ты должна быть благодарна мне, а ты кричишь. За такие слова тебе нужно язык с мылом помыть. Ну-ка немедленно извинись, Лана!

– Ни перед кем я не буду извиняться! – кричала Лавли. Ее голос был таким детским, как все-таки глупо кричит ребенок. – Я не Лана! Я Лавелина. А вы мерзкая ведьма! Где здесь зеркало?

Лавли тут же вскочила и побежала в соседнюю комнату, зажгла лампу. Там была всего одна кровать, большой шкаф и зеркало. Она скорее взглянула на себя. Ей захотелось взвыть от отчаяния. Ну, что это такое! Рост от горшка в два вершка. Нет талии, тощая щепка. Волосы уложены назад мелкими кудрями и челка. Она еще в свои десять лет ненавидела, когда ей мама так делала волосы, как-то даже плакала по этому поводу. А теперь все казалось еще более отвратительным. Вместо ее белого платья на ней теперь была розовая длинная, но по размеру, сорочка. В принципе, она была очень даже красивой маленькой девочкой. Светлые волосы, зеленые глазки, ее лицо продолжало быть грустным, а взгляд каким-то отвлеченным от жизни, но уже не было таким мертвым. Было просто личико грустной девочки. До того же она видела в зеркале какую-ту старуху.

В комнату вбежала озлобленная Матушка Гудвин. Это была ее комната.

– Лана! Ты совсем ополоумела? – закричала она.

Лавли быстро развернулась и закричала в ответ:

– Я Лавли! Хватит меня так называть! Расколдовывай. Живо. Я не намерена терпеть это!

– Ты же сама говорила, что тебе нравилось это имя в детстве, – сказала Матушка Гудвин.

– Ой, только не надо. Вот зачем вы смотрели в мои чайные листики! Шпионили за мной, хотели узнать мои детские секреты. Ведьма. Где мое платье? Я улетаю!

– Оно тебе будет большевато, – ответила Гудвин. – Кстати, вот, – она протянула ей куклу со светлыми волосами, голубыми глазами, красивую куклу. – Это куколка. Она говорит: «Мама». Ты ее очень давно потеряла. Ее зовут Аврора.

– Что? – закричала Лавли. Ну, всё. Мало того, что она издевается над ней, превращает ее в ребенка, так еще теперь пытается издеваться над ее любимой доченькой, над маленькой погибшей Авророй.

Лавли вдруг побежала, она выбежала из дома, скорее, скорее отсюда… Маленькие пятки так и блестели. Кажется, в ту сторону. Там, не на дорожку, а в болота.

– Пуффи! – закричала Лавли. – Пуффи! Где ты? Где ты? Шкаф! Шкаф! Пуффи! Ну, кто-нибудь, отзовитесь!

Она так кричала, бегала повсюду, но не могла никого найти. Будто все они потонули в этом болоте! Еще ночь. Такая ночь. Нехорошая ночь. Вроде не так уж и темно, но страшно, страшно бегать по болоту. Ноги она давно промочила, сорочка стала грязной. Было ужасно холодно, ноги болели, она устала их передвигать. Где она была – понятия не имела. Лавли окончательно заплутала, не могла найти дорогу и ужасно устала. Боже! Как ей было плохо. Оказаться одной посреди темного болота!.. Еще ноги начинали вязнуть. Все эти мысли постоянно повторялись в ее голове. Кошмар, просто кошмар. «Наверное, я так и утону здесь!» – закончила свое размышление Лавли.

Она остановилась. Бесполезно было искать дорогу назад или дорогу вперед. Она была обречена. Лавли упала на землю. Да, там нашелся небольшой клочок земли. И зарыдала, зарыдала так, как не рыдают взрослые – их рыдания бывают от страданий, детские же рыдания другие. Дети могут рыдать и из-за пустяков, и из-за чего-то страшного. Хуже всего было то, что теперь она рыдала, как ребенок. Все ее мысли стали какими-то другими. «Хочу к маме!» – говорила она самой себе. Кажется, она постепенно погружалась в детство.

Внезапно она почувствовала чью-то теплую руку на своем плече. В слезах она обернулась. Это была Матушка Гудвин. Черт возьми! Она была рада видеть даже ее! Отчего стало еще печальней. Матушка Гудвин дала ей свою руку, Лавли взяла ее. Они вместе пошли назад.

…Прошел день, еще день. Хотя какой день? Здесь всегда была ночь.

…Прошла ночь, еще одна и еще, и еще. Лавли постепенно стала забывать, что когда-то была взрослой. Она поселилась в доме Матушки Гудвин, познакомилась со всеми ребятами, хотя подружилась только с одним – с тем мальчиком Женькой, может быть, на каком-то подсознательном уровне ассоциируя его со своим братом. Она даже приняла эту маленькую куклу Аврору, считая, что когда-то ее потеряла, а теперь нашла, отчего ей еще больше нравилась она. И Матушка Гудвин, ее она, видно, ассоциировала со своей мамой. Это печально, печально писать. Но она забыла о прошлой жизни, забыла. И это была не ее вина.