Текст книги "Волшебный шкаф (СИ)"

Автор книги: Кристина Ива

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Глава 28 Поздно

…Сердце буквально вырывалось из груди, когда я поняла, что на самом деле значат ее слова. Мы поскорее очутились на острове. А в голове тысяча вопросов: как такое могло произойти? Почему мой брат и Аделька попали к Стоуну? Такого ведь не случалось раньше, неужели они подошли к границам его владения так близко? Почему Джек не спас их? Что мне делать?!

В первую очередь я вбежала в дом к Женьке. Его не было. В соседних домах – никого. Потом я прибежала к Джеку. И его не было. Был лишь Пуффи. Я скорее подскочила к нему, начала расспрашивать. Все они ушли к лабиринту. К лабиринту? Здесь есть лабиринт?! Да, точно есть. Я вспомнила. Я видела его с Того места. Нужно бежать туда. А Ханс? Ему со мной нельзя… Это точно. Нужно оставить его с Пуффи. Да, с Пуффи, еще безопасность ему обеспечить.

Кажется, она еще целую вечность что-то говорила мальчику и коту, потом приготовила какое-то защитное зелье, потом взбиралась на гору, потом следовала к лабиринту. Кажется, прошла целая вечность, даже больше. И сама она только от одной мысли, что с ее братом могло что-то случиться, умирала.

Но вскоре она очутилась на месте. Это был лабиринт, сотворенный из гигантских зеленых кустов. Наверное, в высоту он был, как шестиэтажный дом, и все из зеленых кустов. Тогда уже Искорка взялась за дело. Она начала вести Лавли в нужную сторону. Самой Искорке, было, пожалуй, еще хуже, чем Лавли. Такой девушка еще никогда не видела звезду. Она то вспыхивала, то затухала, то вздрагивала, то дрожала.

И вот они на месте. Стоун похитил Адельку и Женю, когда они сбежали, выкинув все защитные амулеты и прочую чепуху. Джек, Дикарка и Рич тут же отправились на их поиски. Выяснили, где находилась эта парочка: Стоун поместил их в этот ужасный лабиринт, где каждая веточка хочет тебя убить, дороги меняются, и выход находят немногие. Но вот Рич нашел в лабиринте Адельку, ее зарывало под землю. Они кое-как ее вытащили оттуда, Рич взял ее с собой, чтобы выйти из лабиринта и отвести в безопасное место, хотя Аделя не хотела уходить оттуда без Женьки. Джек и Дикарка остались искать Женьку. И им удалось это сделать. Они нашла Женьку, но того все больше и больше утягивало в себя зеленое болото. И сколько бы они не пытались вытащить его – было только хуже. Он еще больше тонул в нем. Тогда они остановились. Лавли как раз оказалась рядом с ними в этот момент.

– Вы же знаете чудное свойство болот, – послышался знакомый злорадный голос. – Ты тянешься к свету – а они заглатывают все глубже и глубже.

– Стоун, – произнес Джек.

– Джек! – воскликнул Стоун, а потом продолжил. – Это ведь я создал этот прекрасный лабиринт. Пожалуй, одно из моих лучших произведений искусства. Ты ведь не сможешь освободить его, смогу только я. Правда, здорово?

– Освободи его, – настойчиво произнес Джек. Лавли заметила, как он старается подобраться поближе к колдуну. А Дикарка хочет подобраться с другой стороны. У них, кажется, был какой-то план.

– Или что? – проговорил Стоун.

– Или я убью тебя, – произнес он.

Лавли все это время смотрела в глаза своего брата. В них был испуг и еще что-то похожее на ненависть… к себе. Кажется, в этот момент он ненавидел самого себя за глупость и очень боялся за это поплатиться. И ей стало в этот момент так жалко и так страшно за своего брата. И в голове у нее возникла такая мысль: «Не убивай его, пожалуйста. Я все сделаю, лишь бы он был жив. Прошу тебя. Возьми лучше мою жизнь, мою никчемную потерянную жизнь вместо его жизни. У Женьки еще все впереди. Я его так люблю. Уж лучше мне самой умереть, но не забирай его. Прошу».

– Джек, – сказал Стоун. – Не стоит меня убивать. Тем более… желание дамы закон.

Он щелкнул пальцем. И Лавли с Женькой поменялись местами. И все это произошло так быстро. Джек увидел это. В его глазах был и страх, и удивление, и вопрос: «Ну, зачем?». Тогда, воспользовавшись этой неразберихой, Стоун своей магией откинул Джека от себя в сторону. Дикарка набросилась на него. Тогда Джек вскочил с места и направился к колдуну. Но Стоун уже сбросил с себя Дикарку. Вдруг подскочил к Лавли и схватил ее за шею своей каменной рукой.

– Стоять, – сказал Стоун. Джек остановился и показал рукой Дикарке, чтобы она тоже остановилась. – Да, – продолжал Стоун. – Ты можешь убить меня. Зелье у тебя уже наготове. – Лавли взглянула на Джека: в руке его, действительно, была какая-та стеклянная склянка с серебряно-радужной жидкостью. – И, да, это у тебя получится. Но останется ли ОНА жива?

– Что ты хочешь? – сказал Джек.

– Джек! – воскликнула Дикарка. – Убей его. Не ведись на эту ерунду.

Тогда Джек сделал жест рукой со спины: мол, уйди, и Дикарка с Женькой исчезли, оказавшись вне лабиринта.

– Наконец-то! – воскликнул Стоун. – Как же мне недоела эта девчонка. Теперь уж, можно поговорить.

– Что тебе нужно? – еще раз сказал Джек.

– Сразу так, к делу, да? – сказал Стоун. – Никто не хочет поговорить со стариком-колдуном. А иногда знаете, как бывает одиноко? Может, мне хочется всего лишь любви и семейной поддержки?

– Тогда отпусти Лавли, – сказал Джек. – И я обниму тебя по-семейному.

– Нет, – сказал Стоун, улыбаясь. – Сначала выбрось это зелье. Оно уж очень мне не нравится.

– Нет! – вдруг закричала Лавли, сама от себя такого не ожидая. – Не иди у него на поводу. Он еще столько зла успеет натворить в мире, если ты его не остановишь.

– Ой, да брось, Джек! – воскликнул Стоун. – Мне скоро надоест, и я придушу ее. Разве можно сделать большее зло?! Считаю до трех и убиваю. Раз…

– Хорошо, – сказал Джек. Он кинул склянку с зельем. Она разбилась об стену. А потом он что-то прошептал, и остатки того серебряно-радужного зелья выветрились в воздух.

– Амм… – провозгласил Стоун и сделал жест рукой у носа – будто бы он наслаждается запахом чего-то наивкуснейшего. – Обожаю запах новоизобретенного зелья. Так у тебя все-таки получилось приготовить то, что привело бы меня к смерти. Поделись, как бы оно сработало?

– Превратило тебя в то, кем ты был первоначально – в камень, – ответил Джек. – Это зелье равновесия. Все должно вернуться к первоистоку.

– А, то есть ты опять за свое, что никто не может жить вечно, если есть жизнь, есть смерть и тэ дэ и тэ пэ… А тебя бы во что превратило это зелье? – усмехнулся Стоун.

– На меня бы оно не сработало, – ответил он. – Оно только для таких, как ты, для богов.

– А, как продуманно! – сказал Стоун. – Хотя и показывает темную сторону твоей души: ты никогда не любил бедных богов, презирал их. Это жестоко, ты не находишь?!

– Отпусти, Лавли, – сказал Джек. – Я сделал то, о чем ты просил.

– Эй, нет, – сказал Стоун. – Ты выбросил зелье, но это всего одна склянка. Кто знает, сколько их у тебя?

– Всего одно. Мало слишком компонентов, – произнес Джек. У него было очень напряженное лицо во время всего разговора. Он знал, к чему все это приведет. В нем не было страха, отчаяния. Наоборот, выражение лица было спокойно-напряженным.

– Хм, это так, – сказал колдун. – Я уверен, что ты не обманываешь. Но ты ведь можешь приготовить это зелье в любое другое время. Шантажировать меня им, или пытаться меня убить. А мне это, ой, как не нравится.

– Нет. Не буду. Клянусь.

– Ну, возможно ты, который сейчас и сдержит слово, но, кто знает, кем ты станешь потом. Вдруг однажды ты решишь, что я уж слишком ужасный враг, и что это единственный способ меня победить, единственный шанс для всех миров избавиться от меня. Или сам вдруг станешь человеком, который не держит слово. Это слишком уж…

– Скажи сразу, – перебил его Джек. – Ты дашь ее жизнь в обмен на мою!

– Да, – прошептал Стоун. И этот шепот как эхо прозвучал у Лавли в ушах.

– Нет! – закричала Лавли. – Не соглашайся.

– Кукла, помолчи, когда разговаривают взрослые люди, – сказал Стоун и сжал ей горло так, что Лавли не могла дышать. – Так ты согласен на сделку?

Джек слегка опустил глаза, а потом поднял их на Лавли. «Нет, нет», – умоляла она взглядом.

– Да, – быстро ответил Джек.

– Отлично, – улыбнулся своими серыми, как у мертвеца, губами, а потом тотчас же схватил Лавли и отшвырнул ее в сторону к Джеку.

Джек тут же бросился к ней.

– Ты в порядке? – прошептал он, поднимая ее. Дрожащий его взгляд пересекся с истерзанным взглядом Лавли.

– Зачем? – прошептала она, чуть не плача. – Зачем?

– Потому что я люблю тебя, – ответил он и потянулся к ней. Лавли потянулась к нему. И они соединились в поцелуе… прощальном.

…А у меня все лицо в грязи и соленых слезах, волосы спутанные. Я вдруг почувствовала себя самым ничтожным человеком на свете. Если бы не я, Женька бы не сбежал, и его не поймали, если бы не я, у Джека получилось бы убить колдуна, если бы не я, ничего бы не было. И он мог бы жить счастливо и дальше. Но я все испортила. Я понимала, что недостойна этого парня, и никогда не была достойна, и что я люблю его… люблю… Но что дальше? Я и тогда задала этот вопрос. А теперь, теперь он уйдет навсегда. Навсегда. Единственный человек на свете, который любил меня, был рядом со мной, несмотря ни на что, которого я отвергала, которого я посылала ко всем чертям. Ну, почему должен уходить он, а не я? И почему я опять не могу ничего сделать?

– Не уходи. Я ведь… – прошептала я, даже из закрытых глаз лились эти никчемные слезы. – Люблю тебя. Уж, лучше я, а не ты.

– Ну, да, ну, да, – услышала я этот противный голос. – Любовная драма. Я понимаю. Могу и подождать.

– Мне пора, – прошептал Джек, он последний раз провел своей рукой по моей щеке, вытерев слезу, и поцеловал в лоб. Потом он встал на ноги. Я все еще сидела на коленах и наблюдала, как он идет к своей смерти, к этому чертову колдуну.

– Он сделает тебя злым! – вскричала я. – Там в книге было такое пророчество. Он захочет сделать из тебя себя!

Джек остановился.

– Ему это не под силу, – сказал он.

– Да, да, – подтвердил Стоун. – А то бы такой хороший парень давно бы делал гадости в каком-нибудь другом мирке, вроде твоего. Я просто его убью.

– Но он же твой сын! – вскричала Лавли.

– Поэтому я убью его не так жестоко, как убил бы, например, тебя, – радостно ответил Стоун.

Джек остановился возле колдуна и обернулся к Лавли. Он помахал рукой, земля будто бы ушла из-под ее ног, Джек со Стоуном стали отдаляться. И вот Лавли уже сидит перед лабиринтом. Рядом с ней Дикарка и Женька.

– Где Джек? – сказала она.

Лавли лишь посмотрела на нее своими покрасневшими и измученными от слез глазами, Дикарка все поняла.

– Значит, переговоры ни к чему не привели! – воскликнула она. – Так я и знала. Женька, иди домой.

– Я могу помочь, – сказал он.

– Уже помог! – вскричала Дикарка. Тогда, наверное, впервые за столько времени Лавли увидела в Дикарке не самодовольную кошечку, а разъяренного зверя. Женька вздрогнул и убежал. – А ты, плакса, давай вставай. Нам нужно помочь Джеку.

Лавли медленно встала, с надеждой глядя на Дикарку.

– Как? – сказала она. – Он совершил сделку: моя жизнь в обмен на его.

– Плевать! – воскликнула Дикарка. – Он, конечно, не может не отдать свою жизнь, но мы-то можем вырвать его у колдуна. И тогда Джек как бы исполнит свое обещание. Он же не отвечает за действия других людей. Он бы отдал жизнь, если бы не мы.

– Но мы ведь его не найдем. Лабиринт запечатан магией. Нет входа. А распечатывать долго. К тому времени Джек будет уже мертв.

– Как я люблю говорить, – сказала Дикарка, ударила ногой в землю, и огонь со льдом проделали гигантскую дыру в стенках лабиринта метров на двадцать. – Против лома нет приема. А твоя звездочка укажет путь к Джеку.

Искорка полетела вперед, а обе девушки рванули за ней, снося все на своем пути.

Джек и Стоун медленно шли по лабиринту.

– А ведь эта Лавелина, – сказал Стоун. – Такая странная, да? Я бы сказал: глуповатая. У нее есть звезда. И она бы могла сотни раз пожелать освободиться или хотя бы, чтоб ты не умирал. Нет же, слезы, рыдания, страдания – и никаких действий. Ты ведь изучал психологию? Как называется ее болезнь бездействия?

– Тебе так интересно говорить о Лавелине? – сказал Джек.

– Да нет, – ответил Стоун и улыбнулся. – Мне просто интересно поговорить с тобой. Ну, признайся же честно. Ты полюбил ее не за мозги – это точно. Потому что соображает она как-то тормознуто.

– У каждого свои недостатки, – ответил Джек.

– Ясно. Значит, не хочешь говорить о ней. О ком же?

– Кто убил маму? – сказал Джек и взглянул на Стоуна. Тот тут же скосил глаза вниз.

– Неужели так и не вспомнил? – сказал он. – Все-таки не зря я говорю: самое главное – память. Если бы человек не умел помнить, он бы ничего не умел. Но о ней… Мы оба, – ответил он.

– Мы на месте, – сказал Джек.

Джек и Стоун оказались в центре лабиринта. Там стоял круглый стол, два стула рядом, две чашечки, чайник, сахарницы.

– Да, – сказал Стоун, подошел к столу. – Присаживайся.

– Я постою, – ответил Джек.

– Ну, тогда и я тоже, – сказал Стоун. Он стал разливать чай по чашкам. Джек уставила на маленькую синюю чашечку с отколотым кусочком.

– Значит, лучше ничего не придумал? – улыбнулся Джек, взял в руку чашечку и стал рассматривать. – Та же самая. Помню ее. Между прочим, любимая моя чашечка.

– Да, – отозвался Стоун. – И зачем придумывать что-то еще? Мне и тогда эта идея нравилась, и сейчас нравится. Что может быть прекрасней, чем превратиться в камень?

– Действительно, – подтвердил Джек. – Наливай.

– Как мне нравится задор в твоем голосе! – воскликнул Стоун и налил ему чай. Потом взял свою чашечку и выпил залпом, сказав при этом. – Твое здоровье!

Джек проделал то же самое. Как только напиток был выпит, его зашатало. Джек отошел в сторону.

В этот момент у Лавли вдруг тоже закружилась голова, и она остановилась.

– Ты не волнуйся, – сказал Стоун. – Сначала зелье действует на кожу, уж потом задевает внутренние органы. Так что, ты не свалишься на землю, когда зелье остановит твое сердце. Ты уже станешь камнем.

– Предусмотрительно, – улыбнулся Джек, и в тот же момент издал странный вздох. Он почувствовал, как пальцы на ногах окаменевают. Это шло дальше. Подходило к коленкам. – Только я тебе хотел сказать, – произнес Джек тогда.

– Да, я слушаю, – сказал Стоун.

– Ты уж попробуй жить заново, сначала, – сказал Джек. – Ведь нельзя же жить прошлым. Попробуй начать все сначала. Стать добрым, научиться сожалеть, переживать. Стать другим человеком.

– Ну, Джек… Ты же знаешь, – сказал Стоун. – Что нет во мне этого всего. А к чему это все?

Джек почувствовал, как это дошло до желудка.

«Я не чувствую ног», – прошептала Лавли.

Джек опустил руки вниз. Они тоже начали каменеть.

– Это я к тому, что у меня есть друзья, – ответил он. – И боюсь, что, если ты не изменишься, они отомстят.

Его взгляд пересекся со взглядом Стоуна. Они будто хотели переглядеть друг друга. А окаменение уже дошло до груди. Джек сделал глубокий вдох и не смог уже сделать выдох.

«Он не может дышать», – прошептала Лавли.

А Джек все смотрел, смотрел в глаза колдуну до последнего, пока взгляд, смотрящий вдаль, не застыл в камне.

– Бежим скорее, – сказала Дикарка Лавли.

– Поздно, – прошептала Лавелина. – Поздно.

Глава 29 Как всё закончится

Лавли вернулась в дом Джека. Там были все: Женька, Аделина, Пуффи и Ханс. Дикарка и Рич, конечно, ушли бить Стоуна. Вот только дом этот был пустой, ведь Джека там не было. У нее сразу стали спрашивать, что случилось. Лавли рассказала все, но сама не понимая, что говорит. Брат сказал: «Прости, Лавли». Но теперь это ничего не значило. Она ушла гулять по острову. Те же деревья, те же реки и море то же. Только вот все как будто застыло. Все как будто уже не живое, как будто уже не то. Этот остров как будто бы умер вместе со своим хозяином. И сейчас казался Лавли таким пустым. Здесь не было ничего, не было никого.

Она пришла в То Особое Место Джека. Но теперь оно обыкновенное, совсем обыкновенное без него. Был закат. Последние солнечные лучи скрывались, уходя к морскому господину. Она смотрела на это и в какой-то момент вдруг увидела в этих солнечных ярко-желтых лучах силуэт Джека. Тогда случилось что-то невыносимое. Она вдруг упала на колени и закричала изо всех сил от боли, от ненависти, от всех скопившихся чувств в ее груди. Она закричала и весь мир как будто закричал вместе с ней. Воды из морей и океанов поднялись ввысь и закрутились вокруг нее в блеклом свете луны.

– Нет! – закричала Лавли, вскочив на ноги. – Не сейчас! – закричала она еще громче, смотря ввысь. – Ты даешь мне эту силу сейчас! Зачем? Я чувствую, я чувствую, что могу управлять всеми реками и морями этого мира, чувствую, что могу затопить весь этот чертов остров, чувствую, что управляю этим долбанным лунным светом. Зачем? Зачем мне это нужно теперь? Вы что, надо мной издеваетесь? Нет Джека – радуйся, это для тебя урок, ты обрела силы! Ну, спасибо, спасибо большое. Ненавижу! Ненавижу! И это вы называете равновесием, да. – Лавли замолкла, тяжело дыша. – Да, – проговорила она в каком-то странном озарении. – Равновесие. Я смогу изготовить то зелье. И я убью эту тварь, что лишила меня Джека! – вскричала Лавли и пустилась быстро вниз.

Она в момент оказалась в лаборатории Джека, начала рыться в бумажках и размышлять вслух. В этот момент она напоминала сумасшедшую. И своим внешним видом, кстати, тоже.

– Равновесие… Равновесие. Так он сказал и тогда. А основа того зелья – это зелье, превращающее обратно в людей… то зелье было у него, когда он был в замке. И Алиса – обезьяна, Вова – орел... Ага. А другие компоненты. Там смешаем это… а еще. Нужно для противоречия… Каменные слезы и жидкий свет. Жидкий свет… Его волосы, которые я расплавила – жидкий свет. А Каменные слезы… так. Когда появились близнецы, их поймали рыбки… и там была такая статуя, которая плачет. Мне туда.

Было почти утро, когда Лавли закончила зелье. Она была очень уставшая и выглядела довольно странно. Она решила умыться, причесаться и приготовиться к сражению. Она надела белый костюм, впервые за долгое время заплела косу. Коса оказалась почти по пояс. «Неужели так намного отрасли мои волосы?!». И надела синий ободок. Взяла зелье и поспешила к Стоуну.

…Время – это вообще очень странная штука, особенно на этом острове. Я помню, как готовка зелья, бегание туда-сюда казались мне такими долгими, я казалась себе такой медленной, и мне казалось, что прошло уже точно пара месяцев, хотя минуло всего-то пара часов. А вот сражение для меня продлилось, наоборот, слишком быстро. Я помню только, как нападала на него, я заливала его водой, хотела, чтобы он задохнулся, чтобы его занесло лавиной. Дикарка с Ричем тоже были со мной, и они как-то узнали, что зелье было у меня. Я помню свою ненависть, как я изо всех сил колотила этого Стоуна, я готова была разорвать его на части.

А потом был другой момент, опять продлившийся очень много времени. Это, когда мы загнали его в ловушку. И я стою перед ним. И держу зелье в руках. И понимаю: что, как бы сильно я его не ненавидела, убить его я не могу. Просто не могу кинуть это зелье в него. «Брось зелье. Убей его!» – кричит мне Дикарка, а я не могу. Тогда Стоун схватил меня за руку, смотря своими кровавыми серыми глазами на меня. И тут я слышу, как что-то летит ко мне. Это была стрела Дикарки. Та стрела выбила у меня из рук зелье, проткнув его насквозь в плече колдуна. «Не сработало!», – сказал Стоун, улыбаясь. «Нет, – Дикарка подскочила к нему. – Просто нужно слово. Равновесие…», – прошептала она.

В тот же момент с ним что-то стало происходить. Он закричал, стал отходить назад, прижался к скале, и сам стал кусочком этой скалы. Но Дикарка на этом не остановилась. Она чем-то ударила скалу – та раскололась, а потом всей своей злостью плеснула огнем на осколки – они даже не расплавились, сгорели.

– С ним покончено, – сказала Дикарка. – Теперь найдем Джека. Может, проклятие с его смертью ушло?

Лабиринт исчез, да. Но Джек все еще был там. Он стоял каменной статуей. Взгляд у него был такой, какого я никогда еще не видела у него. Не было ненависти, которую я ожидала увидеть, или страха. Нет… может быть, эта была задумчивость. Задумчивость перед смертью? И как можно было превратить ЕГО в камень?! Каким чудовищем нужно быть, чтобы превратить его в камень? В тот момент я всей душой ненавидела Стоуна.

– Искорка, – вдруг произнесла Лавли. – Ты можешь его расколдовать?

– Это необычная магия, – ответила звезда. – Даже сам Стоун не смог бы его снять. Ни одно зелье не сможет его разрушить… Но есть одно средство. Я думаю, если ты его поцелуешь, он снова станет человеком.

– Поцелуй? – переспросила Лавли. – Это не может быть так просто.

– Боюсь, я не знаю другого способа, – сказала Искорка.

– Хорошо, – сказала Лавли и подошла к Джеку. – Я попробую.

Ее губы прислонились к холодному камню. «Пожалуйста. Пусть это сработает. Я так хочу вернуть его. Я люблю его», – подумала в этот момент Лавли. Она почувствовала вокруг себя свой мягкий лунный свет, тогда же она почувствовала и его. Она открыла глаза и увидела, как каменная корочка сходит. Он стал превращаться вновь в себя. Вот уже появились белокурые волосы, и он открыл свои голубые глаза. Он медленно опускался на колени. Она подхватила его.

– Лав, – прошептал он.

И вдруг с ним стало происходить что-то не то. Он вдруг схватился за сердце и вскрикнул.

– Джек, Джек, что с тобой? – говорила Лавли.

А это уже было не остановить. Волосы вдруг стали седеть, тело похолодело, и кожа стала, как у мертвеца. Глаза наполнились безумием и изменили цвет на серый. Он, до этого державшийся за сердце, вдруг вскочил на ноги, испуганно глядя на Лавли.

– Джек! – сказала она и хотела подойти.

– Кто ты? – вскричал он и достал нож. – Не подходи ко мне!

– Джек, что с тобой? Это же я, Лавли, – сказала она, в ужасе понимая, что человек, стоящий перед ней, больше походит не на Джека, а на… Стоуна.

Она хотела подойти к нему, но он бросился к ней с ножом. Лезвие проскочило так близко, и, если бы Дикарка вовремя не поспела, Лавли была бы уже мертва. Он хотел сражаться и с Дикаркой, но рядом был и Рич. Кажется, Джек испугался и сбежал.

– Что с ним? – закричала Лавли. – Что с ним? Он, что забыл нас?

– Это похоже на амнезию?! – вскричала Дикарка. – Да, он взбесился. Он хотел нас всех убить. Он стал не лучше Стоуна, даже хуже.

– Нет, – прошептала Лавли. – Нет… Он просто забыл.

Джек не врал, когда сказал, что сердце его не может сделать злым Стоун, никто, никто на всем белом свете не мог заставить его сердце ненавидеть, кроме той единственной, кому принадлежало его сердце полностью и без остатка. Лавелине. И ее больное, израненное сердце, которое до конца не способно полюбить, переполненное и ненавистью, и обидой, и пустотой, оно накрыло его, заставило проснуться, но разбудило самое плохое, что было в нем. Оно заставило забыть все хорошее прошлое, заставило стать таким же, как Стоун, ненавидящим всех и вся. И главное – опустошило его, потому что, если сердцу остается только ненавидеть, оно уже не способно любить и, значит, утрачивает свой главный дар и свое предназначение.

«И все это из-за меня», – твердила Лавелина сама себе.

Она вдруг сорвалась с места и побежала. Побежала не за ним, нет, она сама не знала, куда бежала, пока не выбилась из сил и не упала. Она оцарапала себе все колени, кажется, ударилась животом. Все болело. А перед собой она видела лишь маленький светлый огонек.

– Искорка, – прошептала Лавли и медленно встала на колени. – Звезда моя! – взмолилась она. – Исполни мое желание.

– Ты хочешь, чтобы я исправила то, что произошло с Джеком? – сказала своим звонким взволнованным голоском Искорка.

– Да. Но постой, – прошептала Лавли. – Ты одна не справишься. Это другое проклятие, и его наложила я… мое холодное, ледяное сердце, мои пустые глаза, они не смогли вернуть его, они прокляли его. Но это, значит, что только я могу снять новое проклятие. Но ты же видела, что произошло в прошлый раз, у меня ничего не получилось. Я не могу снять его одна. Мне было под силу победить злого колдуна, создававшего хаос по всему миру, но я не смогла вернуть того единственного мужчину, которого я люблю. Искорка моя, звездный свет в ночи, я больше так не могу жить. Я больше не хочу жить не в полную силу. Я больше не могу чувствовать пустоту прямо здесь, в моем сердце. Я больше не хочу, чтобы мои чувства приносили вред другим. Я не хочу разучиться любить, и не хочу жить прошлым. Я хочу жить сейчас, любить и быть любимой, хочу, чтобы брат смотрел на меня не как на предателя, а как на друга. Хочу, чтобы друзья были со мной не из жалости, а потому что я им нужна, я вновь хочу стать тем, кем я была, – голос Лавли дрожал, а глаза блестели от слез, думаю, Искорка чувствовала себя так же. – Прости меня за то, что я сделала с тобой, с собой, с нами. Вернись ко мне, я прошу тебя, стань моим светом, стань моим сердцем, будь моим смехом. Только так мы сможем вернуть того, кого мы любим.

Искорка медленно подлетела к Лавли и вошла в нее, прямо в сердце.

…Мне было больно. Сначала я почувствовала ужасную боль, боль в сердце. Это было от той боли, что я когда-либо чувствовала. От той боли, когда умерла моя Аврора, от той боли, какую я почувствовала, когда все это случилось с Джеком, от той боли, когда я увидела в первый раз этот взгляд Женьки, который означал, что мы с ним – никто друг другу, от боли, что чувствовала, когда мой первый муж бросил меня. Мне было больно в сердце, на глаза наворачивались слезы. Но вместе с этим было и другое чувство.

Я все вспомнила. Сначала я вспомнила брата. Как мы дружили в детстве, как бегали друг с другом по двору, как любили друг друга, дрались друг за друга, делились друг с другом, были лучшими друзьями. Я вспомнила и свою маленькую Аврору, то, что уже давно забыла о ней. Ее лучезарные голубые глаза, так ясно смотревшие на меня, вспомнила, как она была на меня похожа, вспомнила, как мы гуляли в парке, бегали там, а она снимала свои маленькие ботиночки и носилась босиком, и вспомнила, как Женька носился с ней рядом. Он часто говорил, как это странно, что мы так похожи.

Я вспомнила, как летала на волшебном шкафу, когда я впервые поняла, что магия есть, и не где-то далеко, а близко, рядом, во мне. Я вспомнила, что поняла это в тот же миг, как села в волшебный шкаф. А после я побежала на речку, сняла свои туфельки и ступила на нее, именно ступила, и не провалилась, потому что вода подчинялась мне. Я выбежала на середину реки, смеялась, танцевала, прыгала. Это было всегда со мной. Вода всегда подчинялась мне. И я это вспомнила. Вспомнила, как на этой же речке, когда мне было пять лет, я провалилась под воду. Тогда я играла с игрушкой, и она упала на середину реки, и я, как и в пятнадцать лет, ступила на водную гладь, и мои ноги не потонули. Я почувствовала холод весенней реки, как я испуганно шла по воде, как мои ноги дрожали, и как я теряла равновесие и, пытаясь выровнять его, перекатывалась то на одну ногу, то на другую. А потом я вдруг так испугалась, что провалилась под воду. И тогда меня спас Джек. Мой Джек. Он показал мне остров, я познакомилась с его друзьями. И я представилась принцессой Луной, потому что только луне под силу управлять водой. И как рыбки приняли меня за свою богиню, королеву.

Я вспомнила, что и тогда на выпускном я тоже видела Джека, а не кого-либо другого. И что после я работала в магической лавке.

Я вспомнила это. И я помнила, как мне было больно, и почему я решила все это забыть. У меня было столько чудных и добрых воспоминаний! Ну, а потом случилось это горе. Моя Аврора, она умерла. И я не могла выдержать этого. Я не могла радоваться жизни, верить в волшебство, когда ее не было рядом. Но все это было во мне. Я всю жизнь так жила, радуясь жизни и веря в волшебство. Это была моя частичка, я привыкла верить, что все будет хорошо. Но теперь ничего не могло быть хорошо. И моя душа разрывалась. Одна часть говорила мне: живи, верь в чудо. А другая кричала мне: как же ты можешь жить без нее? И я убежала на ту самую гору, где в комнате страха я увидела Искорку.

На этот раз была темная ночь. Я упала на колени и рыдала, меня просто разрывало на части, меня словно всю изрезали изнутри, и я не знала, что мне делать. «Отпусти! – кричала я. – Отпусти меня! Убирайся от меня! Я больше не хочу чувствовать эту боль, больше не хочу всего этого чувствовать! Уходи! Убирайся!». И в тот момент моя душа разорвалась, от нее оторвался самый главный кусочек, самая главная искорка, которая определяла мою суть. А я этого и не заметила. Когда Искорка оторвалась от меня, я перестала плакать, я больше не чувствовала боли, была лишь тьма и пустота. «И что я здесь делаю?», – сказала я сама себе, развернулась и пошла. А маленькая Искорка, она оставалась там, брошенная и никому не нужная. Звезды с неба увидели это, они окружили ее и сделали одной из своих. Это было просто чудно. Столько яркого света, огней и волшебства. А я уходила оттуда. Если бы я только обернулась и увидела это чудо. Но я ушла.

И теперь, когда я вспомнила все это, мне не стало больно, как прежне. Боль прошла, я почувствовала себя лучше, чем когда-либо. Я, наконец, нашла саму себя, я могла чувствовать. И уж поверьте, способность чувствовать – это самое лучшее, что есть у человека.

Теперь я должна все исправить. Нужно найти Джека и исправить это. Я это с ним сделала, значит, могу и изменить все.

Я встала на ноги и побежала, я побежала в То Особое Место Джека, которое он мне как-то показал. Да, он был здесь. Он говорил, что всегда приходит туда, когда ему становиться одиноко. Он сидел на краю обрыва и смотрел вдаль. Думаю, он не видел ни мерцающих звезд, ни этой завораживающей красоты, просто пришел сюда по привычке.

– Джек, – позвала я его.

Он тут же резко вскочил на ноги и взглянул на меня озлобленными каменными глазами.

– Я же сказал тебе, чтобы ты не подходила ко мне! – закричал Джек. От злости ему тяжело было дышать. Он хотел достать нож, опять.

– Не нужно, – сказала я спокойно. У меня сердце сжималось от того, что с ним было. – Ты можешь выполнить одну мою просьбу. Только одну. После этого я уйду, и больше не буду тебя трогать.

Он недоверчиво посмотрел на меня, но это была отличная перспектива.

– Какую? – сказал он.

– Обнять тебя, – ответила я.

Он нахмурил брови. Я медленно подошла к нему. Кажется, он не собирался причинить мне вреда. Я обняла его.

…Когда-то ты обнял меня, когда мое сердце еще было каменным, в тебе было столько света и добра. А теперь все это спряталось. Он был таким холодным, у него все мускулы были так напряжены. Такое бывает, когда очень злишься и пытаешь эту злость направить на самого себя. Я обняла его, а потом подняла голову и взглянула в его глаза. Такие холодные, и такой напряженный взгляд. Он как будто бы хотел вспомнить, хотел сам обнять меня крепко-крепко, но не мог. Я потянулась к нему и поцеловала. Это был такой жалостливый и тяжелый поцелуй. Я крепко-крепко обняла его, закрыла глаза. Теплый лунный свет начал обволакивать меня и Джека.