Текст книги "Волшебный шкаф (СИ)"

Автор книги: Кристина Ива

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

На глазах у Лавелины появились слезы. Это была правда. И очень горькая правда. Аделина обняла ее. Так они сидели вместе несколько часов. Но даже это не утешало девушку. Такая холодная, холодная была Аделина. А потом и она уехала…

И Лавли опять осталась одна. Хотя… она и вместе с Аделькой, и с родителями, и со всеми остальными была одна. Одиночка.

Каждый день она переваривала информацию, пытаясь понять, что правда, а что ложь. Она знала, что волшебный шкаф – всего лишь иллюзия. Знала, что Аделька никогда не была в другом мире, что она была обычной девушкой, у которой была обычная жизнь. Она понимала, что и Женька никуда не улетал, только ненавидел всей душой сестру. Она поняла, что Пуффи – это плод ее воображения, может быть, она вычитала этот образ из книг, или он появился после просмотра фильма – не так важно. Ханс – это замена Авроры, ее любимой дочери, ее дитя. Ей нужно было за кем-то ухаживать, и нашелся мальчик, ровесник ее дочери. И все эти остальные люди тоже. Но, единственное, что не могла понять для себя Лавелина, откуда в ее сознании появился Джек. Откуда взялся этот парень? Она ведь нигде никогда не могла его видеть. Откуда появился этот образ? Такого красивого, умного, милого парня? Единственный просвет в этом темном мире... Тот, рядом с кем она могла чувствовать, с кем она ощущала себя… живой. Он заставлял ее задуматься обо всем об этом. Не могла же она выдумать его… нельзя же скучать по выдумке! Она скучала по нему, не хотела признавать, что он – это плод фантазии. Разум говорил ей одно, а чувствовала она совершенно другое. Она вдруг осознала, как многое он значит для нее. И поняла, что любит эту выдумку.

Лавли всегда боялась признать это. Но теперь пришлось. Она осознала это, но было лишь хуже. Понимание запутывало ее, разрывало на два мира: один, в котором она сейчас находится, а другой, в котором есть он. Первый мир казался более логичным, более правильным, а второй более настоящим. Но Лавли понимала, что могла и ошибаться. Что, если, на самом деле, не было всех этих приключений в волшебном шкафу, что вот он, настоящий мир – нужно лишь дотянуться до него рукой и принять его? Ну, а, если тот второй….

Больше вопросов, чем ответов.

Как-то раз она гуляла снаружи. Была поздняя осень. Тяжелое время. Листья уже не такие красивые, не золотые, а грязные, уродливые. Природа умирала, готовясь к зиме. Вместе с природой умирала и Лавелина.

Она не раз уже гуляла на этой площадке. Внезапно она услышала чей-то голос. Он звал на помощь. Но Лавли никак не могла понять, кто зовет, и зовет ли кто-то на самом деле. Она спросила окружающих: они ничего не слышали, или слышали, но это звали, по их мнению, зеленые человечки. На следующий день она снова была на площадке. И снова услышала этот голос. И решила выяснить, кто же все-таки кричит.

Лавли пошла на зов на задний двор. Там никого не было. Она хотела уже развернуться и уйти, как вдруг услышала опять этот зов. Он был так близко; за забором кто-то звал ее. Лавли глубоко вздохнула и выдохнула, а потом смело подошла к забору. Там она увидела расщелину, где можно было бы выбраться наружу. Лавли легко перебралась на ту сторону.

Тут внезапно все изменилось. Сзади ее теперь не было сумасшедшего дома, а были стены, и впереди стены, и везде стены. Это был лабиринт. Настоящий каменный лабиринт с тысячами разных закоулков, каждый из которых ведет в такие же непонятные закоулки. И Лавли была внутри лабиринта. И не было видно, где его начало, а где конец.

Все это произошло так быстро, что Лавли даже не успела удивиться. Она вдруг увидела мальчишку, в страхе бегущего к ней. Этот мальчик был ей знаком. Ему было лет семь-восемь, голубые, бешеные от страха глаза, золотые кудри.

– Джек, – в исступлении произнесла она.

– Помогите! – вскричал мальчик и бросился к Лавли.

Он обнял ее. Мальчик весь дрожал, ему было и страшно, и как будто холодно. Но он был такой теплый и такой живой. Она почувствовала это сразу, как только ее ладонь соприкоснулась с ладонью мальчишки. За все время, когда она была в этой психушке, она ни разу не чувствовала такого тепла. Все ранние прикосновения казались ей какими-то неживыми, ненастоящими. А он был живым, живым и испуганным.

– Все в порядке. Я с тобой, – сказала Лавли. – Ты Джек?

– Да, – он взглянул на нее пугливым взглядом.

– Почему ты ребенок? – спросила Лавли. Джек будто бы на секунду попытался задуматься над этим вопросом, разгадать тайну всего происходящего, но страх мешал ему.

– Он гонится за мной! – вскричал Джек. – Помогите!

– Кто гонится? Кто? – говорила Лавли.

Но мальчик уже не слушал ее, он пытался вырваться и убежать. Лавли взглянула в ту сторону, куда Джек все время косился. Она увидела то, чего он так боялся. Прямо из-за поворота вдруг появился человек, мужчина. Она не могла его разглядеть, но его серая, как у памятника, кожа, манера ходьбы, волосы, черты лица – все это говорило о том, что перед ней стоял Стоун. Он медленными уверенными шагами подходил к ним.

– Не бойся его, – говорила Лавли. – Только не вырывайся. Он ненастоящий, как и весь этот мир.

Но Джек не слушал, он вырвался из ее рук и побежал. Лавли только сумела выкрикнуть: «Нет!», как вдруг все исчезло. Она была опять во дворе психбольницы. Но теперь она знала точно, что волшебный шкаф, другие миры – это не выдумка. Все это было по-настоящему. А этот дом, эти люди – сплошное притворство, обман. Этого нет. Вот почему все казалось таким ненастоящим, каким-то неестественным.

Нужно было бежать, бежать прямо теперь. И Лавли, недолго думая, рванула, но попытка была неудачной. Ее схватили, вернули опять в дом.

Прошло несколько дней. Ее все не выпускали на улицу – не давали осенней одежды. Но оставаться здесь было нельзя, это место – фантазия, ложь. Нельзя так жить. Она еще не понимала, для чего это, но вырваться нужно было. Тогда она приняла отчаянный шаг: ночью она стащила ключи от двери, открыла ими входную дверь и вышла за порог.

Удивительно, именно в эту темную ночь во дворе выпал снег, белый-белый, который скрыл всю грязь и мерзость этого мира. Подул холодный ветер.

– Ты же прекрасно знаешь, что там, не улице, будет так же холодно, как и здесь дома, – сказала Лавли. – Всегда холодно. И всегда одинаково холодно. Так чего ты боишься?

Она закрыла глаза. «Представь себе, что там не снег, а такой же пол», – подумала она и ступила на холодный снег босыми ногами. Сначала она почувствовала холод, но она сделала шаг, еще и еще, и поняла, что этот холод такой же, как и везде. Ничего не изменилось.

Тогда она побежала, побежала на задний двор. Дул ветер, снежинки падали ей на глаза, но она, казалось, этого не чувствовала, била лишь дрожь, но возможно это от волнения. Она перебралась через дырку в заборе и побежала. Тут она услышала, как поднялся шум, все поняли, что пациентка сбежала. Лавли ускорилась еще сильнее, она бежала и бежала. И чувствовала, что ее вот-вот догонят, но они всё не догоняют.

Наконец, Лавли остановилась. Непонятно, каким образом, но она добежала до конца обрыва. Дальше дороги нет. Сзади нее – враги. Они хотят вернуть ее назад, в ловушку. Спереди – обрыв. А эти сзади уговаривают вернуться, чтобы она не прыгала.

А Лавли стояла там в одной белой сорочке, на краю обрыва, ветер дул ей в лицо и развивал волосы, под ногами – снег. Куда идти? Лавли закрыла глаза. «Ну, чего ты боишься? Ты же знаешь, что всего этого нет. Ты ведь поняла, что снега и ветра нет, что ты не умрешь от холода. Потому что уже бежала минут тридцать так и не умерла. Чего же ты еще боишься?». Она вдруг почувствовала тепло, тепло прямо перед собой. Это была звезда. Только протяни руку – и сможешь дотронуться до нее. Но Искорка отлетала дальше и дальше. Лавли открыла глаза. Она чувствовала Искорку, но понимала, что не дотянется до нее, их разлучали пять шагов. Но Лавли уже стояла на краю, дальше идти некуда было.

«Тогда допрыгни до нее. Ты же знаешь, что сможешь. Обрыва нет, а Искорка есть. Нужно дотронуться до нее. Это единственный способ». Лавли начала отходить назад, а потом разбежалась и рванула вперед, прыгнула прямо вверх с обрыва. Она успела дотронуться рукой до Искорки.

Тут она приземлилась на ноги. Лавли ожидала, что будет падать с большой высоты, но она просто приземлилась. Она открыла глаза. Рядом с ней была Искорка. И обе они находились в пещере, в которой не было стенок, не было конца и края. Стоял туман. И еще тот странный холод, который она всегда ощущала.

– Это уже по-настоящему, – сказала она Искорке.

– Да, – звонким голосочком подтвердила та. Обе они были удивлены, даже ошарашены.

– Значит, мы были тут все это время, – сказала Лавли.

– Да. Тут, – подтвердила Искорка. – Но где тут? Я не вижу выхода.

– Я тоже. А наши друзья? Они тоже тут? Джек точно был здесь.

– Я вижу только Пуффи, – сказала Искорка.

Лавли оглянулась. Она тоже увидела Пуффи. Он парил в воздухе в позе лотоса. Девушка и звезда подскочили к нему.

– Пуффи! Пуффи! – пыталась растормошить его Лавли. – Он спит.

Тут она увидела что-то над его головой. Это было словно облачко. Она дотронулась до него и поняла, что может зайти туда. В тот же момент облачко переместило Искорку и Лавли туда. А туда – это в мир фантазий Пуффи.

Во-первых, все было черно-белым. Пуффи парил в середине комнаты в позе лотоса с закрытыми глазами. Эта комната напоминала Лавли что-то вроде китайской старинной комнаты, где еще очень тонкие стенки, перегородки, или двери (не поймешь их), которые слегка просвечивают. И эта комната была как бы комната для тренировок.

– Пуффи, – Лавли подошла к коту и шепотом позвала его.

– Да, – ответил он. – Алиса, я тебя слышу. Что ты мне хотела сказать?

– Ты знаешь, где мы находимся? – спросила она его.

– Да. Я знаю. В пещере страхов, – ответил Пуффи.

– Что за пещера страхов?

– Это такое особое место. Если кто-то туда попадает, то его разум сразу придумывает страхи, и этот кто-то вечно живет в воображаемом мире своих страхов.

Лавли рассказала Пуффи все, что с ней приключилось.

– И что же тебя удивляет? – спросил кот. – Это твой мир страхов налицо.

– По-твоему, этого я боюсь? Жить в психбольнице? Самое страшное для меня – потерять мою малышку… – сказала Лавли.

– Ты, как всегда, ошибаешься, – сказал Пуффи. – Во-первых, это страх не по-моему, а по-твоему, по тому твоему, которое относится к тебе, а не ко мне. А, во-вторых, твой самый страшный страх не жить в психбольнице, не потерять малышку, а потерять надежду.

– Потерять надежду?

– Потерять надежду, – как эхо проговорил Пуффи. – Все эти люди хотели заставить тебя верить в то, что чудеса не случаются, что нельзя помочь ни Авроре, ни тебе самой, и что те люди, с которыми ты смогла подружиться, были лишь в твоей голове. Но у тебя было преимущество – магия звезды и вера, поэтому ты смогла вырваться из мира страхов.

– Но. Я до сих пор в пещере, – сказала Лавли.

– Да, – подтвердил Пуффи. – Как и мы все.

– Все мы? Значит, и Ханс, и Джек тоже здесь? Но я не помню, чтобы сюда заходила, – сказала Лавли.

– Это еще одна функция пещеры, чтобы никто не догадывался, где он на самом деле находится, – сказал Пуффи.

– Подожди. А как выйти отсюда?

– Нужна еще одна великая светлая магия, – сказал Пуффи.

– Какая? – спросила Лавли.

– Любая, – ответил Пуффи.

– Что это значит? – переспросила Лавли.

Пуффи ничего не ответил.

– Как нам выбраться отсюда? – еще раз спросила Лавли. Пуффи молчал. – Ну, а ты? Где твои страхи? И почему ты еще ни разу не открыл глаза, пока мы с тобой говорили?

– Я медитирую и еще говорю, – ответил Пуффи. – Иначе бы я сильно пугался.

– Чего? – сказала Лавли.

– Во-первых, цвета, – сказал Пуффи. Лавли оглянулась. – Здесь нет ярких цветов. Уж, лучше сидеть с закрытыми глазами, чем видеть мир без цветов. Во-вторых, взгляни на тонкие стенки. Они просвечивают. Что ты там видишь?

Лавли взглянула. Она видела черные силуэты, постоянно бегающие по коридору. Кажется, это были мыши размером с человека и с мечами.

– Черно-белые мыши-самураи? – спросила Лавли и внимательно посмотрела на Пуффи. – Ты их боишься? Как вообще можно выдумать себе такой нереальный страх?

– Все страхи нереальны, – ответил Пуффи. – Страх – это боязнь будущего, того, что с нами случится когда-нибудь потом. Но это когда-нибудь потом может вообще не случиться, или случится в очень далеком будущем. Так что почти все страхи нереальны, потому что в настоящем они не могут существовать.

– Так что мне делать? Ведь Ханс... Он, наверное, сейчас тоже здесь и ужасно боится чего-нибудь. Нужно спасти его! Что мне делать? – произнесла она молящим тоном, словно говоря: «сжалься надо мной, скажи, что делать, не молчи».

– Разбудить свет, – ответил Пуффи.

– То есть… Джека.

Найти его не было так сложно, попасть в его страх – тоже. Но уговорить маленького семилетнего мальчика не бояться чудовищного маньяка – это другое дело. Лавли быстро нашла Джека в закоулках лабиринта. Она побежала рядом с ним и со звездой. Потом они спрятались в одном месте в лабиринте: каменная стенка, там отверстие, которое ведет в тупик. Они залезли туда и прикрыли камнем. Сердце мальчика громко стучало, она слышала его тяжелое дыхание и видела эти испуганные мечущиеся глаза.

– Мы здесь в безопасности. Все, успокойся, Джек, – успокаивала его Лавли.

– Да, в безопасности, – сказал мальчик. – Ты ангел?

– Ангел? – переспросила Лавли, улыбнувшись.

– Ну, ангел-хранитель, – сказал мальчик, уставив свои голубые глаза на Лавелину. – Пришла спасти меня отсюда.

– Нет, – покачала головой Лавли. – Я Лавелина.

– А я сначала подумал, что ты моя мама, – сказал Джек. – А потом, что ты ангел. А потом, что ты моя мама в образе ангела.

– Почему?

– Не знаю, – сказал он. – Ты на нее похожа. И я почувствовал это сердцем, – он показал рукой на сердце. – Что ты мне знакома, и что я тебя люблю.

– Что… – еле слышно произнесла она.

– Ну, я ведь люблю всем сердцем свою маму, больше всего на свете. Но, когда я тебя увидел, то понял, что тебя люблю. Вот и подумал, что ты мама, раз я тебя люблю. Но ты не она?!

– Нет, – сказала Лавли. – Я пришла освободить всех нас.

– Всех нас? – с таким реально детским удивлением произнес он.

– Да. Мы сейчас не в лабиринте. Мы находимся в пещере страха. И единственный способ выйти наружу – сильная добрая магия – магия света. Твоя магия, но для этого ты должен перебороть свой страх.

– Мой страх? – переспросил Джек.

– Да, – сказала Лавли. – Ты должен встретиться с тем человеком в лабиринте.

– Но я не могу! – вскричал Джек. – Он хочет сделать мне плохо! Он убьет меня.

– Этого не будет. Мир страха не позволит убить. Ему нужны люди, нужен их страх.

– Нет! – вскричал Джек. – Нужно найти выход из лабиринта. Не нужно встречаться со злым человеком.

– Его нет, – ответила Лавли. – Нет выхода из лабиринта. Потому что это страх. От него бесполезно бежать. С ним нужно встретиться лицом к лицу. Только так его можно победить.

– Нельзя, – сказал Джек. – Нельзя. Он непобедим.

– А ты попробуй. Дай мне руку, Джек. Встаем и сражаемся. Помни: только ты и я, а страх – он ненастоящий, его нет, он ничего тебе не сделает.

– Хорошо. Я попробую, – сказал Джек и схватил руку Лавли. Она сжала ее.

Лавли, Джек и Искорка медленно вышли из своего укрытия. Они стали ждать. Ждать не пришлось долго. Уже скоро из ответвления справа показался знакомый силуэт, медленно приближающийся к бесстрашным героям. Та же фигура, та же цвета камня кожа, серые ровные волосы, глаза, черты лица… Это не Стоун. Лавли чуть ли не с ужасом осознала ужасную действительность: того, кто показался ей Стоуном, кто был так на него похож, она знала прекрасно, она была его другом, это был Джек. Сам Джек. Вот один из них маленький, ребенок, золотые волосы, живые голубые глаза. А вот другой Джек, взрослый, сильный, не знающий пощады, и так похожий на Стоуна. Самый страшный страх Джека – он сам.

– Давай убежим, – молил мальчик. – У нас еще есть время. А то он меня убьет. Он превратит меня в камень.

– Этого не будет. Ты в безопасности. Ты со мной. Слышишь. Мы не убежим, – сказала Лавли.

А вот и страх совсем близко. Он подошел к мальчику и протянул к нему свою руку.

– Спасите! – вскричал Джек. – Я не чувствую ног.

Они стояли друг напротив друга. Взрослый и ребенок. Добро и зло. Страх и человек. Лавли сжимала руку мальчика – Джека. А он кричал, кричал, потому что медленно взрослый Джек одолевал его, и мальчик каменел.

– Я каменею, Лавли! Спаси меня! Спаси меня! Я стану камнем! Спаси меня! Пожалуйста! – слышались душераздирающие крики.

У Лавли чуть сердце не вылетело, но нужно было держаться, только так можно преодолеть свой страх. В конце концов, уже голова его начала каменеть, начиная от шеи. Он успел взглянуть на Лавли своими большими голубыми глазами. Внезапно что-то сверкнуло в них, это был свет. Она сама закрыла глаза, но почувствовала, как свет прошел по ней, по страхам, по всей пещере. И уже нет тумана, того жуткого холода. Она открыла глаза. Лавли увидела перед собой солнечный свет, знакомые деревья острова, знакомые лица. Искорка, Пуффи, Ханс, Аделька и Женька, и… Джек. Они до сих пор держались за руки. У него был довольно испуганный вид. И это логично, только что он был семилетним мальчиком в лабиринте, которого преследовал… он сам. Джек вдруг с ужасом взглянул Лавли в глаза и побежал. Лавли сначала убедилась, что Ханс и все остальные в порядке, а затем рванула за Джеком.

Конечно, она потеряла его из виду, но знала, куда он побежит. Конечно, в То Особое свое место. Лавли поспешила за ним.

Да, он был здесь. Кажется, в таком паршивом состоянии она его никогда не видела. Казалось, его всего трясло, холодный пот лился рекой.

Лавли просто не понимала, что с ним произошло? Неужели он так испугался того, что все узнали о его страхе? Кстати, вообще непонятном страхе. Или, может, раньше он и не знал, как сильно этого боялся? Или, быть может… Она вдруг вспомнила те слова, которые произнес Джек в момент страха. Это было правдой, или ей показалось это только, или он имел в виду нечто иное, чем то, что она поняла. В общем, что-то неладное творилось в душе этого юноши, нужно было ему помочь.

Лавли медленно подошла к нему и положила руку на плечо. Как, славно, что здесь, рядом, была Искорка. С ней Лавли не было так страшно, с ней мысли становились на место.

– Джек, – произнесла она, как можно мягче. – Что с тобой случилось? Мы все боимся, да, но…

– Он мой отец! – вдруг вырвалось у Джека. Причем он не кричал, он не мог кричать. Он тяжело и почти гневно (почти) дышал, но был больше напуган и в каком-то смятении. Он поднял на нее свои голубые глаза. Сколько боли в них было.

– Что? – только и смогла сказать Лавли. Она всегда понимала, что ей сказали, но все равно переспрашивала. И теперь тоже. Ей было все понятно и без объяснений, кажется, ей было понятно это еще тогда, когда она, в первый раз увидела его. Но она все равно спросила.

– Стоун, – ответил Джек. – Я его сын. Это странно, что ты до сих пор не догадалась. Мы же так похожи, и внешне, и внутренне.

– Вы не похожи.

– Нет, похожи, – проговорил он. – Ты уж прости, что я говорю то, что думаю. Мне просто так чертовски плохо. Никогда бы не подумал, что бывает так плохо. Страх убивает, да? Делает нас хуже. Мы просто реально похожи, – он будто бы пытался сдержать свои эмоции, голос его то вздрагивал, то потухал, казалось, он не может набрать воздух в легкие.

Только теперь Лавли начала понимать, что говорит ей Джек. Он теперь не юлил, не обманывал. Это была правда. Стоун и Джек – отец и сын. Кажется, Лавли всегда об этом догадывалась. Еще когда в первый раз увидела Стоуна, затем Джека, еще тогда она увидела их лица и все поняла. Но поняла она это лишь каким-то шестым чувством; умом, рассудком она не могла принять это, поэтому теперь эти слова сильно шокировали ее. А теперь она ясно осонавала это, и она все никак не могла понять, какой же слепой была до этого. Какой невидимый колпак нужно было надеть на себя, чтобы не замечать происходящего, чтобы мысли о чем-то важном проходили мимо? Кажется, этот колпак был на ней уже очень давно.

– Джек, – проговорила она. – Это ничего не значит. Если кто-то из твоей семьи нехороший, это не значит, что и ты плохой.

– А если он не был плохим раньше? – Джек поднял на нее свои глаза. От его взгляда она содрогнулась. – Он всегда был очень умным, изворотливым, любопытным. Он любил мою маму… всегда. Души в ней не чаял. А потом появился я и все испортил. Испортил уже тем, что родился на свет, потому что стал для нее смертью. У каждого своя смерть, и она всегда приходит. А я стал для матери смертью. Потому что Стоун узнал предсказание: я должен был найти способ, как одолеть его. И он не мог свыкнуться с мыслью, что когда-нибудь я уничтожу его, что стану его смертью. И он пытался обратить меня в камень. Знаешь, есть такое зелье, «зелье добровольного принятия». Он сработает, только если принять его добровольно. Если бы я выпил тогда то зелье из той чашки, то стал бы статуей навсегда, никто и ничто не могло бы снять проклятие, разве что самое великое волшебство на свете… И я бы выпил его, я же не знал, что тогда произойдет. Но моя мама узнала о планах Стоуна, она успела вовремя отбросить чашку в сторону. Эта чашка до сих пор лежит там, дома, голубая, с отколотым кончиком. Честно, не знаю, что случилось дальше, наверное, произошел какой-то несчастный случай, и ее не стало… – Джек сделал вдох, как будто бы несколько минут не дышал. – Я бы все отдал, чтобы узнать правду, как она умерла. Но не помню, просто не помню… Тогда Стоун стал таким – ненормальным, он ненавидит всех и все на белом свете, потому что ему уже некого любить. Когда в сердце больше нет места для любви, остается только ненавидеть. Боюсь, то же самое случится со мной. И от этого страха не избавиться. Такова судьба, – он закрыл нос руками с двух сторон, обычно таким же образом складывают руки, когда молятся, и на этот раз глубоко выдохнул.

– Джек, этого с тобой не случится, я не позволю, – проговорила ласково Лавли, обняла его, поцеловала в щеку, а потом, поняв, что сделала, от какого-то неожиданного шока и испуга отлетела от него на пару шагов. Джек сначала был несколько удивлен, потом принял тот же самый вид, прилег на землю.

– Не нужно ничего говорить, – произнес он. – Все знаю и так: ты уже не способна на любовь, а я мальчишка, который просто не умеет любить. Можешь не переживать, я все понимаю. Это ты бы сказала.

– Нет, – вдруг проговорила Лавли. И взглянула вновь на него каким-то странным взглядом. О том, что сказал Джек, Лавли и не думала. Она поняла, что пора снимать невидимый конус с себя. – Я не это хотела сказать. Только одно: я люблю тебя.

Я вдруг бросилась к нему и поцеловала вновь, но на этот раз по-настоящему, так, как хотела сделать всегда, и как боялась сделать до этого. И я не хотела отрываться от него, хотела провести с ним всю свою жизнь, не хотела, чтобы этот момент когда-то кончился.

Он тянулся ко мне. Кажется, чувствовал то же самое. Но все было так запутанно… Я отпустила его, вновь встала на ноги. Он смотрел на меня, слегка приподняв голову. В его глазах я увидела что-то вроде напряжения, удивления и шока, он ничего не мог понять разумом. Я улыбнулась, развернулась и побежала по дорожке. А на лице эта улыбка счастья, радости – не знаю, такая глупая улыбка, но мне все равно. Я как будто бы вновь ребенок. А в голове мысль: «И что же дальше?». Не знаю, не знаю…

Я, как ребенок, прикасаюсь пальцем к губе, делая задумчивый вид. Но мне не хочется раздумывать над своей мыслью – все равно ничего дельного не придумаю. Думаю, у него в голове та же мысль.