Текст книги "Тень машины войны (ЛП)"
Автор книги: Кристин Бейли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
Тон моего дедушки сделался ледяным.
– Чарльз сказал мне, что ты пытался подкупить его, чтобы он вернул тебе пластины, украденные нами из твоего замка. Теперь он мёртв. И Эдгар тоже.
Эдгар и Чарльз были Развлекателями, которые помогали моему деду в его начинаниях. Их убийства едва не разорвали Орден на части.
– Я их не убивал. Клянусь, – выдавил Рэтфорд.
Дедушка отпустил его, сильно тряхнув. На мгновение в моём сознании всплыло воспоминание о том, как мужчина в маске схватил капитана «Медузы».
– Если ты ещё раз когда-либо будешь угрожать моей семье, то Чёрная Метка покажется тебе манной небесной, – сказал Papa.
Рэтфорд потёр свою шею.
– Это была не угроза. Ты утверждаешь, что пришёл образумить меня. Считай это моей попыткой просветить тебя. Я уже говорил тебе ранее. Я не знаю, кто убил Чарльза и Эдгара. Насколько я знаю, это вообще мог сделать ты. Ты не можешь отрицать, что в результате их кончины политические настроения в Ордене складываются в твою пользу.
Что бы ни пытался сделать Рэтфорд, это не поколебало стальной сдержанности моего дедушки.
– Убийство ради амбиций – это немыслимо. Это идёт против всего, за что ратует Орден, да и мотивы того, кто от этого выиграет, будут слишком очевидны. Такого мужчину быстро раскроют.
– Неужели? – Рэтфорд склонил голову набок. – Или же ему понадобится удобный козел отпущения?
В этот момент на лице моего деда промелькнул первый проблеск сомнения.
– Знай вот что. Если на мою жизнь будет совершено покушение, я исчезну и сделаю всё, что в моих силах, чтобы остановить это безумие.
– Думаешь, Pensée тебя спрячет?
Papa, казалось, опешил от замечания Рэтфорда. Я отошла от стены. Pensée. Вот та подсказка, которую я искала. Французское слово. Цветок. Анютины глазки.
Мой Papa прочистил горло.
– Пожалуйста, Улисс. Твоя одержимость будет поглощать тебя, пока однажды не лишит жизни.
– Значит, так тому и быть, – заявил Рэтфорд.
Поразительные серебристые глаза Papa прищурились, скользнув взглядом по тени мужчины.
– Я отказываюсь верить, что для тебя уже нет пути назад, – не сказав больше ни слова, Papa вышел обратно через дверь, и призраки померкли.
Я продолжала наблюдать за задымленной комнатой, дожидаясь, когда призраки мужчин вновь появятся и расскажут мне больше. Я втайне надеялась ещё раз увидеть деда, но свет в машине погас, а зубцы и шестерёнки остановились.
– Это определённо драматичнее письма, – сказал Питер, кашлянув и прикрывшись рукой.
– Нет времени болтать, – пожурила я. – Pensée. Ты знаешь, о чём он говорил?
– Не имею ни малейшего понятия, – Питер помахал ладонью перед лицом, затем шире открыл дверь и жестом показал нам выходить. Мы закрыли дверь, чтобы не выпускать остатки дыма, и я осознала, что с новым трагичным пониманием смотрю на колыбель, пристроенную у подлокотника старого кресла Рэтфорда. Мне нужно отпустить это. Я лишь надеялась, что Рэтфорд наконец-то обрёл покой и вернулся к своей потерянной возлюбленной.
– Нам нужно найти первое письмо, которое Рэтфорд оставил для меня, – сказала я. Мне нужно быть уверенной. Прошло много времени с тех пор, как я его прочла.
– Это? – спросил Питер, достав письмо из стопки бумаг, которую он просматривал перед тем, как мы обнаружили потайную комнату.
Я снова и снова прочитывала слова, чтобы убедиться, что ничего не пропустила. Всё было ужасно смутно. Единственная часть, относившаяся к исчезновению моего деда, мало что сообщала. Я прочитала это вслух для остальных.
– Здесь говорится: «Я исчезну по-настоящему. Я полагаю, что статус мертвеца имеет определённые преимущества. Поскольку ты единственный, кто знает, что на самом деле я жив, то если кто-то будет искать меня, я буду знать, что это ты нас предал. Вопрос с предателем будет решён».
– Это даёт нам очень мало информации, – сказал Уилл. – Твой дед не подтвердил, что действительно направляется в это Pensée.
– Да, но pensée – это французское слово, – сказала я. – Если мой дед действительно отправился во Францию, там он мог повстречать старого врага, – когда мужчина в заводной маске поймал меня, в одном человеческом глазу несомненно пылала ненависть. Какую бы обиду он ни затаил против моей семьи, она была глубоко личной.
– Мужчина в заводной маске путешествует то во Францию, то обратно. Это достаточно весомая связь, чтобы изучить этот вариант, – я бросила ещё один взгляд на письмо, словно между аккуратно написанными строчками может проступить нечто невидимое и указать мне правильный путь. – Я могу легко покопаться в исторических записях в своей мастерской и попытаться узнать, что такое Pensée.
Я взглянула на Уилла, и он взял меня за руку.
– Уже почти рассвет. Нам пора уходить, – сказал он.
Я кивнула. В этом месте обитало слишком много призраков.
– И ещё одно, Мег, – добавил Уилл.
– Что такое?
Брови Уилла нахмурились в суровом и серьёзном выражении.
– Если мы найдём твоего деда, напомни мне никогда его не злить.
Глава 9
Нам с Уиллом надо было поторапливаться. Утро опасно приближалось, а миссис Пратт всегда была ранней пташкой. Её пристальное наблюдение было сложно терпеть даже тогда, когда я работала горничной. Теперь я тем более не хотела сталкиваться с её гневом, или хуже того, с её разочарованием в моём нравственном облике. Нам меньше всего нужно, чтобы она выразила какие-то опасения родителям Питера. Тогда Оливеру придётся вступиться, чтобы спасти мою репутацию, но к тому времени она уже не будет подлежать восстановлению.
Питер осмелился выйти на холод прямо в халате.
– Берегите себя, вы оба. Дайте мне знать, что вам удастся найти, – он открыл ворота, через плечо оглядываясь на дом.
– Обязательно сообщим, – пообещала я, когда Уилл проскользнул за железные решётки. Я последовала за ним. Мы хотя бы избавились от тени дома Рэтфорда.
Мы с Уиллом в напряжённом темпе шагали к магазину игрушек. Вопреки всему, что мне хотелось сказать Уиллу о наших находках, я осознала, что едва могу разговаривать просто потому, что не в состоянии и говорить, и дышать. Вместо этого я сосредоточилась на том, чтобы как можно быстрее переставлять ноги.
На пороге Уилл торопливо поцеловал меня в щёку, пообещав вернуться, затем спешно завёл меня в магазин и пошёл дальше в таком же быстром темпе.
Я помедлила минутку, чтобы перевести дыхание, и положила ладонь на свой счётный стол, чтобы дать себе опору. Если я не буду сохранять осторожность, то точно лишусь чувств. Наконец, я отошла от физического перенапряжения, и осталось лишь чувство волнительного трепета от того, что мы проникли в дом Рэтфорда и выбрались оттуда непойманными.
Дневники Саймона Прикета ждали меня в мастерской, и я безо всяких сомнений знала, что они будут содержать в себе ответ, который я ищу. Я потянулась к потайной щеколде на полках.
– О, доброе утро, мисс, – бодрый голос Молли приветствовал меня, когда она вошла через дверь, которая вела в гостиную. – Я вижу, что вы встали рано, и это хорошо, потому что стекольщики сегодня придут с самого утра, чтобы отремонтировать витрину. А потом мы должны открыться, – она одарила меня ослепительной и даже слишком энергичной улыбкой.
Я была так благодарна, что Молли не вышла минутой ранее и не увидела Уилла у двери. Я помедлила.
– Прошу прощения? – я не собиралась открывать магазин, хотя всё наконец-то было приведено в порядок. Витрина по-прежнему оставалась заколоченной. Когда стекольщики её отремонтируют, всё вернётся в норму, но я слишком измотана, чтобы открывать магазин.
– Сегодня канун Рождества, – тон Молли намекал на то, что с моим рассудком не всё в порядке. – Мы не можем разочаровывать детишек.
Я никогда не ощущала такого желания повести себя откровенно богохульно. «Милостивый Боже, почему из всех ночей ты выбрал родиться именно в эту?» В магазине будет самый оживлённый день за весь год, и я не чувствовала себя готовой. У меня в голове вертелось слишком много других вещей.
– Да, разумеется, – мне придётся приложить максимум усилий, только и всего.
День прошёл сплошным размытым и мучительным пятном. Мне хотелось одного – проскользнуть в секретную дверь, спрятанную между полками. Вместо этого мне раз за разом приходилось поправлять предметы на полках, пока встревоженные покупатели перерывали все мои товары, боясь, что не найдут подходящий подарок для своего ребёнка.
Вдобавок ко всему этому ужасу я так устала, что мои руки не переставали дрожать, и я едва не уснула посреди подсчёта покупок одного мужчины. Я не могла сосредоточиться на цифрах. Арифметика, которая всегда давалась мне естественно, теперь превратилась в пытку из-за нехватки сна.
И шум... о, небеса, этот шум.
К тому времени, когда я наконец-то спешно выпроводила последнего покупателя из магазина, в голове у меня звенело, уши горели, а терпение совсем закончилось вместе с остроумием.
Я сказала Молли, что на Рождество она может взять выходной, затем быстро закрыла и заперла массивные двери и установила сигналы тревоги. Я с тоской посмотрела на свою мастерскую, но я уже едва держалась на ногах.
Мне нужно внять потребностям своего тела.
Так что я позволила Pensée подождать до утра.
Когда я упала на кровать, мягкая перина приняла меня, глубоко погружая в тепло и комфорт моей маленькой, но уютной спальни. Я спала как убитая и не просыпалась, пока не услышала звон церковных колоколов.
Я села, затем упала обратно на кровать. Пряди волос разметались по моим щекам и лезли в глаза.
Рождество.
Во мне заворочалось старое желание выскочить из кровати и сбежать вниз по лестнице. Как будто я не могла избежать эфемерного веселья, которое окрашивало моё детство – подарки, еда, песни, которые я играла своими неуклюжими учащимися пальцами вместе с моей матерью. Её пальцы весело плясали по клавишам и умело перекрывали мои полные энтузиазма ошибки.
А запах такого утра! Сочная жареная птица, хлеба, пудинги, рассыпчатое печенье и пряный сидр; временами мне казалось, что я могу целый год протянуть на одном лишь этом запахе.
Мой papa и отец оба идеально одевались для церкви, я спускалась в лучшей одежде с убранными наверх волосами, и они обращались со мной так, будто в комнату вошла юная королева.
Когда я положила голову обратно на подушку, воздух вокруг меня пах холодом, слегка пылью и угасающим дымом, которым по-прежнему отдавали мои волосы. В доме внизу не раздавалось смеха, лишь отдалённый звон колоколов, сзывающий весь Лондон объединиться и петь.
Со вздохом я вновь села и помылась в холодной воде, оставшейся в лохани с прошлой ночи. Это не имело значения. Передо мной стояла одна задача. Я должна найти Pensée.
Моё время на исходе. У меня оставалось всего шесть дней до начала Нового Года, когда мужчина в заводной маске уплывёт за пределы моей досягаемости.
Мои волосы всё ещё были влажными, когда я заканчивала завязывать косу, одновременно спускаясь по лестнице. Очаг будет холодным, а мне нужен мой чай. Мне до сих пор не удалось сбросить с себя сонливость из-за прошлой бессонной ночи.
Входя в гостиную, я держала голову опущенной, чтобы завязать косы узлом и заколоть их на затылке.
– Счастливого Рождества, Мег, – приветствовал меня ясный голос Уилла.
Моё сердце подскочило к горлу, когда я подняла взгляд. В очаге весело горел огонь, а возле нарезанного яблочного пирога и свежих сливок стоял чайник горячего чая похожий на толстую куропатку.
Я вскинула ладонь к груди, потому что мне казалось, что моё сердце или остановится, или вырвется наружу. Не уверена, что из этого вероятнее.
– Пирог я испёк сам, так что он может быть немного суховат, – Уилл посмотрел на меня из-под густых ресниц, комкая фуражку в руках.
– Ох, Уилл, – моё сердце затрепетало. По-настоящему. Я всегда думала, что это лишь красивое выражение. – Это лучший подарок, который я получала, – прошептала я.
Он взял меня за руку, мы сели и насладились чаем с пирогом. Мы шли на ужасный риск. Он слишком вольно посещал магазин, и...
– Как ты сюда попал?
Уиллу хватило приличий выглядеть застенчивым.
– Люсинда беспокоилась, что ты тут одна, так что она послала меня присмотреть за домом. Она одолжила мне ключ.
Я нахмурилась, а он вскинул руки.
– Это была не моя идея. Я следовал приказам.
– Люсинда же понимает, что так нельзя, – сказала я. Оливер подозревал, что Дэвид подумывает скомпрометировать меня. Но его жена в один прекрасный день сама это организует, если я не буду осторожна.
– Люсинда всегда всё делала по-своему, – Уилл шаловливо улыбнулся мне.
– А ещё она склонна действовать по велению сердца, а не рассудка, – моё положение требовало большей умеренности. Уилл ничего не сказал на лёгкий упрёк в адрес моей дражайшей подруги.
– Что ты узнала о Pensée? – спросил он.
– Пока ничего. Мы можем посмотреть в мастерской, – я открыла потайную панель, и мы вошли внутрь. Уилл зажёг лампы, пока я доставала несколько дневников, которые я аккуратно расставила на трёх высоких полках. Дневники, которые я выбрала, были написаны Саймоном Прикетом, пока он обучался работе по поддержанию архивов Развлекателей. Его личные записи часто были более детальными и содержательными, когда дело касалось истории Ордена.
Уилл сел на стул за столом, оставив мне мягкое кресло в углу, возле книжных шкафов. Я могла бегло пролистывать большинство страниц. Летом в те или иные моменты своего обучения я читала их все, и почерк Саймона Прикета был столь же знаком мне, как и мой собственный.
Уилл же листал страницы более медленно, нахмурившись от сосредоточенности. Должно быть, ему непросто было читать убористый и наклонный почерк Саймона, но он старательно продолжал своё занятие.
– Ты многому научился за такой короткий период времени, – прокомментировала я, закрыв дневник, который только что закончила просматривать.
– Всё благодаря тебе. Если бы ты не пришла в каретник, я бы по-прежнему находился там, служа Питеру в качестве конюха и не имея возможности читать всё это, – его взгляд встретился со мной, серьёзный, как рука смерти. – Я никогда не смогу отплатить тебе за это.
– Если бы ты не помог мне в тот день, я бы по-прежнему торчала там в качестве горничной, – ответила я. – Ты сам сыграл большую роль во всём этом, – я не знала, понимал ли Уилл, что он на самом деле сделал для меня. Если я когда-либо была храброй или решительной, то это были лишь мои попытки соответствовать ему.
Уилл покачал головой, перевернув страницу и изучив написанное там.
– Это не так. Ты пришла в тот дом как зачинщица. Вскоре ты бы сама нашла ключ. Ты сама обнаружила письмо Рэтфорда, и ты бы нашла выход, хоть со мной, хоть без меня. Ни одна клетка не в состоянии удержать тебя.
Я почувствовала, как жар прилил к моему лицу, когда его слова проникли в самое сердце.
– И я бы раз пять умерла в попытках, – я встала и поставила дневник на полку, затем присоединилась к Уиллу за столом. Я положила ладонь на его предплечье, привлекая его внимание обратно к себе. – Я по-прежнему обязана тебе жизнью.
Он накрыл мою ладонь своей и сжал.
– Ты ничем мне не обязана. Похоже, у тебя весьма внушительная родословная, – прокомментировал он. Я посмотрела на страницу, которую он изучал. Это был список членов Ордена вместе с персональными метками, которые они использовали в переписке и в качестве штампа на Развлечениях, к созданию которых они приложили руки.
Сейчас я узнавала намного больше имён, чем при первом прочтении, но эти данные всё равно устарели. Когда я стану полноправным членом Ордена, у меня будет своя метка, символ моего собственного авторства. Я не знала, что же для себя выбрать.
Мой взгляд привлекло чернильное пятно внизу списка. Я подозревала, что там таилось имя Ричард Хэддок.
Спиральный мотив, служивший меткой Хэддока, остался рядом с вымаранным именем на странице. Я один раз видела метку Хэддока – на бомбе, которую человек в маске оставил для меня.
Я по-прежнему не знала, до какой степени мой дед был замешан в скандале с Хэддоком, или как к этому может быть причастен мужчина в заводной маске.
Чёрная метка на странице переполнила меня раздражением, и я повернулась обратно к своему креслу в углу.
Уилл продолжал всматриваться в страницу, затем подался вперёд, сосредоточенно нахмурившись.
– А слово pensée что-то значит на французском? – спросил Уилл.
– Это означает «мысль», – машинально ответила я. – Или же оно может обозначать «анютины глазки».
– Анютины глазки – это маленькие цветочки с тёмными масками в центре? – спросил Уилл, поднимая дневник со стола и держа его в руках. Я подошла к нему сбоку.
Там, в середине списка меток имелся отчётливо узнаваемый символ анютиных глазок. Я взяла дневник из рук Уилла и дрожащим пальцем проследила от символа до имени, которое соответствовало метке.
«Морис Дюрант».
– Дюрант. Я не слышала такой фамилии в Ордене, а ты? – я протянула дневник обратно Уиллу. Он покачал головой.
– Нет. Его имя указано задолго до имён твоих обоих дедушек. Должно быть, он принадлежал к более ранним поколениям. Саймон Прикет занимался генеалогией?
– Да, – я повернулась обратно к книжным шкафам и нашла нужные дневники на нижней полке. – Он уделил некоторое время отслеживанию родственных связей и того, как они влияли на структуру политической власти в Ордене. Подозреваю, что отчасти поэтому Стромптон убил его. Думаю, Саймон мог обнаружить, что Стромптон играет в Макбета.
– Какое отношение ко всему этому имеет клан Макбет? – Уилл озадаченно посмотрел на меня.
– Забудь. Это пьеса. Ответ на твой вопрос – да. У Прикета сохранились кое-какие детальные семейные древа... Здесь.
Я вытащила дневники на пол, и Уилл присоединился ко мне. Мы открыли дневники, содержащие в себе множество разветвлённых семейных древ.
– Если Рэтфорд считал, что твой дед обратился к Дюранту, они должны быть как-то связаны. Проверь древо своей семьи, – сказал Уилл.
Я нашла его и через известных мне членов семьи проследила расходящиеся ветви вверх. Мне было печально видеть, что малое количество рождающихся детей оставило меня последней веточкой на умирающем древе. Однако проследив линии, отходившие от моего деда, я нашла имя, которое искала.
– Морис Дюрант был кузеном матери моего деда, – я ощутила прилив надежды.
– Если он ещё не умер, то наверняка уже совсем дряхлый, – сказал Уилл, складывая дневники стопками.
– Во время спора Рэтфорд говорил так, словно имел в виду не человека. Похоже, он подразумевал место, – это по-прежнему не имело смысла.
– Может ли это быть семейное имение? – Уилл провёл пальцем по корешкам других дневников на полке.
– Да, Pensée может быть названием недвижимости. Но как мы найдём один дом, который может находиться где угодно во Франции? – или в Бельгии, если уж на то пошло. Или в каком-то районе Швейцарии. Боже милостивый.
– Если Pensée – это владения Развлекателя из старинной семьи, то высока вероятность, что, как и в случае со многими другими владениями, на его территории имеется какое-то Развлечение. Если мы встретим упоминание Дюранта в историях Саймона Прикета, то может, там найдётся подсказка, где он жил, – Уилл выбрал один из дневников и положил себе на колени. Он открыл его и увидел набросок внутреннего устройства заводного Минотавра, которого мы обнаружили в заброшенном имении Тэвингсхолл.
– Уилл, ты гений, – я вытащила ещё больше дневников в стопку между нами, и мы принялись за работу.
Часы утекали прочь, Уилл принёс ещё чаю, и мы перекусили яблочным пирогом, не отрываясь от своей задачи. Примерно к полудню я нашла то, что мы искали.
– Вот оно! – я подвинулась к Уиллу, чтобы он тоже мог посмотреть. Это единственное упоминание имени Дюранта, которое нам удалось обнаружить. – Он создал в своём доме огромную обсерваторию, – я просмотрела описание линз, пока не нашла одно предложение, которое подтвердило всё.
Я послала краткую благодарственную молитву призраку Саймона Прикета за его неумолимое внимание к деталям. Я показала на нужные слова и подождала, когда Уилл их прочтёт.
«Хотя корабли Литейного завода легко получили доступ в Кале, настоящим испытанием стала доставка линз в Ардр2 и окончательная их установка в Pensée».
Глава 10
– Значит, Кале, – сказал Уилл, собирая дневники и без разбора ставя их на полки. – Мы можем поехать на поезде в Дувр, а там пересечь канал.
Я остановила его, положив ладонь на его предплечье.
– Не всё так просто. Сейчас Рождество. Проход через канал будет безнадёжно забит людьми, которые на Новый год отправились в Париж, да и погода непредсказуема. Мы не можем рисковать и застрять в Дувре на неделю. У нас есть всего шесть дней до тех пор, когда мы должны будем присутствовать на клятве, – такое ощущение, что обстоятельства складывались против меня, а я тщетно боролась с ними, как кораблик с прибоем.
С одной стороны, именно на эту связь я надеялась – улика, которая может привести меня к деду. С другой стороны, прошли годы с тех пор, как мой дед уехал в Кале. Морис Дюрант мог ещё быть жив, но вполне вероятно, что он скончался. Возможно, в Кале мы найдём лишь призраков.
И всё же время было на исходе. Если я не выясню, что скрывает мужчина в заводной маске, до того, как «Медуза» пересечёт Атлантику, последствия будут плачевными.
Но последствия будут в любом случае. Мы ни за что не доберёмся обратно в Лондон вовремя, чтобы принести клятву.
Что значило для меня моё ученичество? Я никогда не ожидала, что меня примут в Академию. Это научило меня таким вещам, которые я никогда бы в себе не узнала – сила, выносливость и храбрость.
Я не хотела отказываться от этого, но закрывая глаза, я могла думать лишь о тех тихих моментах, когда я в детстве клала голову на грудь дедушки и слушала рокотание его голоса, пока он что-то напевал. Это мой дом.
Не стены, не часы или богатство, не парадные удобства среднего класса. Моим домом была моя семья.
Я должна найти своего деда. Если бы это меня похитили и удерживали против моей воли, он бы ни перед чем не остановился, чтобы найти меня. И я сделаю то же самое. Я решила, что сделаю это, и доведу дело до конца. Любые сильные стороны или таланты, которые у меня имелись, в этом пригодятся, но если мне придётся заплатить какую-то цену, она никогда не будет столь высока, чтобы перевесить жизнь моего деда. Он всегда будет для меня дороже.
– Значит, так тому и быть, – сказала я себе, окончательно уверившись в выбранном курсе. – Я его найду, – прошептала я. У меня не было другого выбора.
– Мы сделаем всё, что в наших силах, – Уилл поднял ещё несколько дневников и поставил на полку.
Его слова достигли моего сердца, и мне показалось, что оно рухнуло на пол.
– Уилл, ты не должен ехать со мной.
– Разумеется, я поеду с тобой, – он встал и предложил мне руку. Я приняла его ладонь и позволила ему притянуть меня к себе. – Ты всё ещё беспокоишься по поводу своей репутации?
– Я беспокоюсь из-за своей репутации только потому, что любой скандал послужит поводом исключить меня из Академии. Если мы не добьёмся успеха, то всё это станет незначительным, поскольку мы не сможем принести Клятву. А в остальном я прихожу к выводу, что мне уже безразлично, что люди подумают о моём моральном облике. Они всё равно будут предполагать худшее, – я сделала глубокий вдох. Озвучивание этой мысли вслух даровало некую свободу. – Они не знают меня, и они не знают правду.
– А я знаю, – убеждённо сказал Уилл. – Не порочь себя такими разговорами.
– Ты считаешь, что это меня порочит? – спросила я, ощутив укол в глубине своего сердца.
– Нет, – ответил Уилл. – Не в моих глазах. Но жить с презрением непросто. Поверь мне. Я-то знаю.
Уилл заплатил ужасную цену за то, что в его венах текла цыганская кровь. Теперь, когда он начал новую жизнь, я не хотела лишать его этого.
– Ты должен присутствовать на принесении клятвы. Если я лишусь положения ученицы, то это станет жертвой, которую я принесу ради своего деда. Ты же не связан такой верностью, – я положила другую ладонь на его сердце, оставив между нами небольшое расстояние, но упиваясь единением наших ладоней. – Я не могу допустить, чтобы ты пожертвовал всем, что обрёл.
Уилл поднёс обе мои руки к своему сердцу и прижал тёплые ладони к моим в оберегающем жесте. Я уставилась на наши переплетённые пальцы.
– Нет, я связан верностью, – сказал он. – Я не позволю тебе в одиночку столкнуться с убийцей. Мы начали это вместе, и мы закончим это вместе.
– Я читала твои письма. Я прекрасно вижу твои желания – дом, семья, безопасность. Именно это тебе даёт Литейный завод. Этого ты всегда хотел, – я не могла посмотреть ему в глаза. Я боялась, что это разобьёт мне сердце. Уилл заправил локон моих волос за ухо.
– Я хотел, чтобы у меня была возможность обеспечить нам будущее. Теперь я знаю, что мы способны на это, хоть с Орденом, хоть без него, – кончики его пальцев скользнули по моему уху. – Я уже не мальчик с конюшни, который еле-еле может прочесть вывеску. А ты уже не та девушка без гроша, которая когда-то вошла в ворота Рэтфорда.
– Я по-прежнему без гроша, – возразила я. Мужчина в заводной маске об этом позаботился. Что же касается мнимого состояния Уитлоков, то мне ещё предстояло найти подтверждения тому, реально ли оно.
– Ты отлично управляешь магазином, а из меня выйдет достойный кузнец, – Уилл мягко улыбнулся. – Если будущее будет к нам благосклонно, то сообща мы справимся.
Я помнила, как озвучила ему такой же аргумент на далёком болоте. Тот момент казался таким далёким. Меня пьянили приключения и все те чувства, которые я считала любовью.
Теперь я знала намного больше. Я посмотрела на Уилла, и моё сердце разрывалось, но не из-за моей судьбы, а из-за него.
– Я не могу просить тебя об этом. И не стану, – впервые я знала, что наши чувства друг к другу были не просто эгоистичной и детской влюблённостью. Я не могла разрушать то, что он построил. Он значил для меня всё на свете.
– Это мой выбор, – сказал Уилл. – Я с тобой до конца. Всегда.
– Ох, Уилл, – я прильнула к нему. Он обнял меня, и я растеряла все слова. Мое сердце было потеряно. Его объятия были нежными, в его руках я чувствовала себя защищённой и лелеемой. Он опустил лоб к моему лбу, и мы обнимали друг друга в тихом уединении моей мастерской.
– Значит, два билета до Дувра? – спросил он.
Я покачала головой.
– Если бы только существовал более быстрый способ добраться до Франции. Я бы всё отдала за дирижабль Альбрехта.
– Какая жалость, что ты утопила его в озере, – произнёс Уилл.
– Это не моя вина! – запротестовала я. – И всё же у нас было бы больше шансов добраться до Кале и вернуться к Клятве, если бы у нас имелся свой транспорт для пересечения канала. Мы бы к ночи были уже в Кале.
Уилл нахмурил брови, и его черты обрели задумчивое выражение. Он взглянул на дверь.
– Возможно, есть один способ, но нам нужно отправиться в доки.
– Ты знаешь корабль, который может совершить переход? – моё сердце окрылилось надеждой. Мы сможем отправиться в Pensée и вернуться до Нового года.
– Не корабль, нет, – ответил Уилл. – Но если слухи правдивы, то, возможно, есть кое-что получше.
***
Мы вместе упаковали кое-какие припасы и отправились на другой конец Лондона в доки возле старого монастыря, который служил Развлекателям в качестве центрального места встреч и Академии. Несмотря на холод, Мэйфер бурлил праздничным весельем. Нарядные женщины и мужчины в отороченных мехом плащах и аккуратно вычищенных шляпах прогуливались по улицам, неся подарки, встречая смехом и друзей, и незнакомцев. Они вешали на двери ветки остролиста и венки, приглашая друг друга разделить своё веселье.
Небольшая группа людей распевала рождественские песни перед книжным магазином, маленький мальчик продавал омелу девочкам. В воздухе витали ароматы богатых праздничных обедов, исходившие от каждого очага, пока дым клубился в морозном воздухе.
Я ужасно чувствовала себя из-за того, что мой магазин, который должен быть живым и ярким, сделался таким унылым и безрадостным. Он оставался запертым в эту самую счастливую из всех ночей.
Мы проезжали всё дальше по городу, и тут жители, которые не были такими состоятельными, оставляли своё веселье за узкими дверями и тёмными улицами, если им вообще было чем праздновать.
Крохотная девчушка в лохмотьях продавала спички на углу, кутаясь в поношенную шаль. Я остановила наш экипаж, и хоть кучер посмотрел на меня так, будто я выжила из ума, я отдала девочке свою плотную шаль и остатки яблочного пирога, который завернула и взяла с собой в сумке.
Уилл улыбнулся, но не сказал ни слова. Я вернулась в экипаж и прижалась к нему для тепла.
В доках корабли лениво покачивались на течении реки. Со швартовых тросов свисали сосульки. Я наблюдала, как пара мужчин в плотных пальто ритмично сбивали лёд с носа корабля. Уилл держал голову опущенной и вёл меня за собой. Отчаявшиеся люди с голодными подозрительными взглядами следили за мной из тёмных углов, пока мы шли по пустому доку. Уилл обернулся через плечо, проверяя, не следует ли кто за нами, а затем схватил меня и запихал в пространство возле огромного ящика, завешенного рыболовной сетью.
– Что ты делаешь? – спросила я, невольно нервничая. Когда я была здесь в последний раз, меня едва не поймал мужчина в маске.
– Тише, – прошептал Уилл. Затем он позвонил в колокол, прикреплённый к огромному деревянному столбу.
Я покрепче запахнула пальто на груди, и мы стали ждать. Холодная вонь, пронизывающая воздух, ощущалась так, словно она оседала на моей коже.
– Надеюсь, он здесь, – Уилл выжидающе смотрел на огромный железный кнехт3. Рядом с ним в мотках верёвки спал полосатый рыжий кот. Я невольно задавалась вопросом, не мертво ли бедное животное. Снег оседал на его шерсти и не таял.
К моему удивлению, кот неожиданно поднялся жёстким, почти механическим движением, моргнул чёрными мраморными глазами и мяукнул.
Уилл наклонился к коту и сказал:
– Самое время. Мы тут замерзаем. Впусти уже нас, будь добр.
Кот выгнул шею вверх, и я заметила шестерёнки, вращавшиеся под истёртой шерстью. Одно ухо неестественно дёрнулось. Кот издал очередной вопль, подозрительно напоминавший «Пароль?»
– Озёрный огонь, – машинально ответил Уилл.
Кот устроился в прежнюю позу в завитках верёвки. А передняя часть контейнера приоткрылась. Уилл распахнул её шире и жестом показал мне заходить.
– Быстрее.
Мы юркнули внутрь, и Уилл захлопнул ящик. Он взял меня за руки, и контейнер затрясся. Я вцепилась в пальто Уилла, когда пол ухнул вниз, и мы исчезли в темноте.
Платформа, на которой мы присели, внезапно остановилась, и перед нами открылась дверь в маленькую комнату. На большей части стен находились замысловатые системы управления с огромными рычагами и датчиками. От этого всё помещение напоминало внутренности заводного двигателя. Я увидела в углу одну из шпионских машин Рэтфорда, но стоявший рядом мужчина не был мне знаком.
