Текст книги "Тень машины войны (ЛП)"

Автор книги: Кристин Бейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Я никогда прежде не видела столь испуганного выражения на лице моего деда. Он попятился, поднимая руки в знак поражения.

– Я сделаю всё, что ты пожелаешь, Крессида. Только не вреди ей.

Пожилая женщина протянула Оноре нож. Он ещё сильнее вжал его в мою кожу. Я ощутила, как капелька чего-то поползла вниз по моей шее сбоку, и молилась, чтобы это был всего лишь пот.

– Ты дашь мне всё, чего я пожелаю? – она коварно улыбнулась моему деду. – Тебе не стоит давать такие заманчивые обещания, любовь моя.

Она скользнула к панели в стене и открыла её. Я увидела набор вращающихся дисков. Она повернула их по какой-то схеме, но краем глаза я не сумела рассмотреть комбинацию поворотов.

Вращающиеся лезвия на решётках сдвинулись с двери, затем замедлились и остановились.

– Если ты хоть слегка сдвинешься с места, Оноре не станет церемониться. Он уже убил твоего сына. Не думай, что он побоится убить и её тоже.

Оноре погнал меня вперёд. Прежде чем мы добрались до смертоносных решёток, Буше схватила заводной ключ.

– Это тебе больше не понадобится.

Она дёрнула цепочку, и я ощутила резкое жжение на шее. Затем она тут же открыла дверь тюрьмы, а мой бастард-дядя швырнул меня в руки моего деда, отчего мы оба повалились на пол.

Дверь захлопнулась с тяжёлым грохотом, затем лязгнула и задребезжала, когда лезвия вновь заработали, возобновляя своё движение по решёткам тюремной камеры. Мой дедушка крепко стискивал меня в объятиях. Затем он сел и торопливо развязал мои запястья.

– Ты пострадала? Они тебе навредили?

Как только мои руки оказались свободны, я обвила ими его шею и обняла его так крепко, что мои плечи заныли от силы этого объятия. Я уткнулась лицом в его грудь и тряслась, пока он гладил меня по волосам и прижимался ко мне так же крепко.

Затем он отстранил меня и осмотрел шею, но даже такое маленькое расстояние между нами было излишним.

– Я цела, – сказала я, давясь слезами, которые быстро подступали к горлу. Он жив. Слава Богу, он жив.

Он обхватил меня обеими руками и обнял, прижимаясь шершавой щекой к моей макушке.

– Они сказали мне, что ты мертва. А Джордж? Он тоже жив?

Мои слёзы наконец-то покатились по щекам. Я не думала, что во мне найдётся сила произнести эти слова, но они всё равно слетели с губ.

– Они убили его. И отца, и маму. Они убили их.

Сказав это, я разразилась рыданиями, трясясь от слёз, которые словно раздирали мою душу, пока я плакала в объятиях дедушки. Он дрожал. Я чувствовала его слёзы на своей макушке, пока он держал меня, но не издавал ни звука. И наконец я поддалась всему ужасному горю, которое я носила в глубине своего сердца.

Моя мать погибла, её отняли эти злые люди. Она никогда не поможет мне сшить свадебное платье, не возьмёт на руки моего ребёнка. Сколько бы детей у меня ни родилось, у них не будет бабушки и дедушки, которые баловали бы их и нянчили. Мой отец всегда был центром нашей семьи, защищал меня и дразнил, когда я бывала слишком серьёзной или преисполнялась гордостью.

Я нуждалась в его наставлениях. Я нуждалась в его любви. Я хотела, чтобы он узнал Уилла. Я хотела, чтобы он узнал, что все причины, по которым я любила Уилла, происходили из причин, по которым я любила его. Мой отец был надёжным и незыблемым, но и он тоже ушёл навсегда.

Пока я была одна, моё горе было ужасным, но в то же время мне казалось, будто это я потеряна, а не моя семья. Теперь, когда Papa обнимал меня, дыра в моей груди словно сделалась больше. Мои родители не вернутся. Я больше не могла делить с ними свою жизнь. Я так их любила. Я нуждалась в них. Я скучала по ним. Они умерли.

Умерли.

И я ничего не могла сделать, чтобы вернуть их. И Papa тоже ничего не сможет сделать. Друг у друга остались только мы. Наконец, мои слёзы превратились с прерывистые вздохи, и я больше не могла плакать.

– Прости, – пробормотала я во влажную рубашку моего деда. Чистый запах лимона и розмарина, который всегда был ему свойственен, исчез. Его одежда пахла плесенью и пылью, или же могилой. – Я пыталась тебя найти.

– Моя дорогая девочка, – сказал он, и в его голосе я слышала всю его любовь ко мне. – Ты добилась успеха, – он улыбнулся мне, затем встал и помог мне тоже подняться.

Он жив. Я нашла его живым. Я вытерла нос рукавом и посмотрела по сторонам. В темноте мало что было видно. Единственным источником света служила одна-единственная лампа, горевшая возле лестницы. Комната, в которой мы находились, была скудно обставлена одной кроватью и стулом в углу. Больше почти ничего не было. Мы ничего не могли использовать для побега. Стены состояли из толстого камня, а удерживающая нас клетка ужасала меня.

– Было бы лучше, если бы я не очутилась здесь с тобой.

– Изначально тут было комфортабельнее, – объяснил мой дедушка, – но я использовал большую часть декора для своих попыток сбежать.

Я взяла его за руки и заметила испещрявшие их шрамы.

– Чего хочет эта ужасная женщина?

Papa отвёл меня к кровати и помог сесть, затем занял своё место на стуле.

– Я бы сказал, что мести, – ответил он, – но боюсь, ситуация куда более серьёзна.

– Расскажи мне.

Губы Papa поджались в мрачную линию.

– Она считает, что человечество больше никогда не развяжет ни одной войны, если она даст миру оружие столь ужасающее, что ни один мужчина не осмелится сражаться против него.

– Это безумие, – я потёрла свою ноющую руку и силилась справиться с неверием. – Она хочет использовать изобретение своего отца, не так ли? Что это?

Он встал и походил туда-сюда буквально в шаге передо мной, затем развернулся.

– Джаггернаут.

Я ощутила мощь этого слова в глубине груди, словно только что приняла на себя ужасающий удар.

– Что это такое? – спросила я, чувствуя, как волоски на шее встали дыбом.

– Это транспортное средство, – Papa провёл ладонью по нижней части лица, затем снова принялся ходить по тесному кругу. – По крайней мере, должно быть им. Хэддок исказил изначальный чертёж. Изначально машина предназначалась для расчистки земли. Она могла сшибать и срезать деревья, переворачивать после себя землю, оставляя чистый холст для возведения здания.

– Ты помог разработать это устройство? – я пристально всматривалась в лицо Papa. Уголки его тонких губ оставались опущенными, как и глаза. После столкновения с волками я увидела тёмную сторону гениальности своего деда. Всегда ли он доводил вещи до безжалостного максимума?

Я ненавидела тот факт, что мне известен ответ на этот вопрос. Он бросил свою молодую любовницу на произвол судьбы, обернулся против своего наставника, а затем позволил своей семье считать его мёртвым, пока сам прятался в Париже. Крах моей семьи был делом его рук, и я это ненавидела. Мне ненавистно было не иметь возможности смотреть на него так же, как и всегда – как на героя.

Я не хотела разбираться со своей утратой иллюзий. Пока что нет. Он жив, и несмотря на все его изъяны, я любила его.

– Ты знал, на что способен джаггернаут?

– Да, – признался он с ноткой раздражения в голосе. – Я ещё обучался, и в то время ученики обычно образовывали пары со старшими членами Ордена для особого преподавания. В тот период было довольно сложно собираться в Академии, так что мы подобно настоящим ученикам жили под одной крышей со своим господином. Хэддок был мне как отец – даже роднее моего кровного отца, – он посмотрел на вращающиеся лезвия клетки, удерживающие нас в заточении. – Я был молод, своеволен, и даже не представлял, что всё дойдёт до такого.

– Что случилось? – я готова была узнать всю правду. Я слишком долго танцевала по самому её краю.

Papa вздохнул и скрестил руки на груди. Он задумчиво потирал локоть ладонью другой руки.

– Тогда в разгаре были Наполеоновские войны. Ричард боялся, что Наполеон добьётся успеха в своём желании вторгнуться в Англию, а потом началась война 1812 года. Он позволил себе самоуправство с проектом. Нарушив самые фундаментальные законы Ордена, он взял схему расчищающего землю устройства и превратил его в оружие ради Короны, хотя подобное строжайшим образом запрещалось.

– Это ужасно, – я и сама повидала результаты самоуправства с Развлечениями. Ничем хорошим это не заканчивалось.

Papa нахмурил лоб, глядя на вращающиеся лезвия, которые двигались вдоль поверхности решётки.

– Я подслушал его намерение продать модифицированные планы устройства своему знакомому в армии. Если бы он преуспел, это выдало бы наше существование и вовлекло нас в войны. Я помешал его планам, заперев чертежи во внутреннем механизме машины, чтобы он не сумел их продать. Боясь, что он может взломать мой запирающий механизм и получить доступ к планам, я сознался главе Ордена во всём, что мне было известно, – Papa повернул кольцо на руке. Печать Развлекателей сверкнула между кончиков его пальцев. – Я лишь намеревался предупредить остальных о тёмной натуре Ричарда, чтобы они поговорили с ним. Его можно было спасти, если бы ему дали шанс.

– Ты не можешь знать этого наверняка, – пробормотала я. Papa взглянул на меня и одарил усталой улыбкой. Неудивительно, что он так старался спасти Рэтфорда.

– На суде не было никаких доказательств того, что он сделал. Когда я попытался привести остальных к джаггернауту, помещение оказалось пустым. Орден не нашёл ничего, кроме одного расплывчатого послания к его незаконному контакту в армии. Мои показания в суде и привели к его каре. Это разрушило и его жизнь, и жизнь Крессиды, чего я никогда не желал, – он провёл рукой по лицу и опустился обратно на стул. Я оставила кровать, чтобы сесть у его ног, затем положила ладонь ему на колено.

– Ты сказал Ордену правду, – произнесла я, пока он гладил меня по волосам. – Именно правда должна иметь значение.

– Правда – это скользкая тварь. Я не знал, что Крессида носит ребёнка. Если бы я знал, возможно, я поступил бы иначе, – он стиснул свою переносицу, прижал пальцы к глазам, затем быстро вдохнул и вновь придал своему лицу стальное выражение. – Когда-то я любил её. Теперь она забрала всё.

– Что она собирается делать с джаггернаутом? – я должна отвлечь его от темы всего того, что мы потеряли. Мы наконец-то вместе, и вместе мы вновь найдём выход.

– Ей нужна не машина. А модифицированные чертежи, – Papa встал со стула и подошёл к смертоносной клетке. – Как я и сказал, она намеревается использовать машину, чтобы попытаться предотвратить войну.

«Медуза» отплывала в Соединённые Штаты под Новый год.

– Она собирается вмешаться в войну между Севером и Югом? Что от этого толку? Ни Англия, ни Франция не образовывали тесных союзов в этой войне.

– Нет, но благополучие её бизнеса зависит от стабильных поставок хлопка. У неё имеются очень прибыльные контракты с определёнными владельцами плантаций. Если Юг потерпит поражение в гражданской войне, Крессида потеряет огромные деньги, а она такого не потерпит. Она намеревается продать чертежи джаггернаута армии Конфедерации и убеждённо верит, что служит всеобщему благу.

Всеобщему благу? Пожалуй, она самая хладнокровная и безжалостная женщина из всех, кого я встречала. Ради своих целей она убила мою мать и отца, и чего ради?

– Всё это время она хотела заполучить ключ, чтобы добраться до планов?

– Не только ключ, – заявил Papa, скрещивая руки на груди. – Ей также нужен тот, кто умеет им пользоваться.

Глава 24

Если мадам Буше нуждалась в том, кто мог использовать ключ, это подвергало нас обоих огромной опасности.

– И теперь у неё есть мы, – сказала я, проглотив ком в горле.

Глаза Papa загорелись так, будто он увидел воплощение тщательно продуманного плана.

– То есть, ты разобралась, как пользоваться моим ключом. Я не сомневался. Ты всегда была умницей. Как ты догадалась?

Я вовсе не чувствовала себя умницей, когда мы сидели бок о бок на тонком перьевом матрасе в сырой камере. Мы уже не находились дома, в гостиной, обсуждая ребяческие вещи вроде того, как у меня успехи с уроками музыки. Мир сделался очень мрачным. Моё детство в сравнении с этим казалось грёзами. Я подумала о песне и вспомнила, как Papa пел её мне в более беззаботные времена.

– Я нашла ключ, когда Рэтфорд попытался использовать меня, чтобы отпереть его машину времени, – сказала я.

– Рэтфорд? То есть, это он виноват в убийствах? – спросил Papa, разочарованно нахмурившись. – Я надеялся, что это неправда.

– Это действительно неправда, – на мгновение я позабыла о том, что он не знал ничего из случившегося за последние годы. Я рассказала ему, что Рэтфорд взял меня горничной после пожара в надежде на то, что я обнаружу ключ. Я рассказала ему о Люсинде, о встрече с Оливером, о полете на крыльях Икара и сражении с Минотавром. Временами он веселился, временами изумлялся, особенно когда я рассказала ему о сражении с механическим озёрным монстром.

Я поведала ему о том, как Стромптон использовал безумие Рэтфорда как средство вызвать подозрение, тогда как сам совершал убийства из-за политических амбиций и гордости. Я даже созналась в ужасном выборе, который мне пришлось сделать в сердце машины Рэтфорда и оставить смерти моих родителей в прошлом.

Всё это время я не упоминала в истории Уилла. Я пока не была готова впустить деда в эту часть своей жизни. Если Papa не примет его, я не знаю, что тогда буду делать.

– Я так горжусь тобой, моя девочка, – Papa погладил меня по волосам, и я видела любовь, сиявшую в его глазах. – Ты сделала намного больше, чем я от тебя ожидал.

Его слова проникли в меня и наполнили глубинным удовлетворением, будто я объелась рождественскими ужинами на всю жизнь.

– Это не меняет нашей фундаментальной проблемы. Поскольку Буше знает, что мы оба можем воспользоваться ключом, это означает, что от одного из нас можно избавиться.

– Верно, – Papa нахмурил лоб, отчего его чётко очерченный нос стал ещё заметнее. Он поднёс руку к губам и задумчиво постукивал по ним костяшкой пальца. – Мы должны готовиться к худшему и искать любые средства бежать при представившейся возможности, – Papa опустил ладонь и посмотрел на меня, затем приобнял одной рукой за плечи. – Теперь мы вместе, и мы найдём выход.

– Наши надежды выглядят такими тщетными, – на деле нашей единственной надеждой был Уилл. Я молилась, чтобы он нашёл мою записку и сумел как-то добраться до нас здесь.

Papa покрепче прижал меня к своему боку.

– Теперь уже ничто и никогда не покажется мне тщетным. Ты жива. Они сказали мне, что ты погибла в пожаре, и это уничтожило меня. После этого я сообщил Крессиде, что с готовностью умру, но не помогу ей воспользоваться ключом.

– Это было летом? – спросила я.

Papa тяжело вздохнул.

– Точно не знаю. Я годами не видел неба, но тогда было теплее, чем сейчас, – ответил он.

Я встала. Вот оно. Теперь всё обретало смысл. Я поражалась, что же послужило причиной столь внезапной смены тактики, когда я стала ученицей Академии. До того момента Оноре готов был убить меня, чтобы заполучить ключ. А потом он захотел не просто ключ. Он захотел меня. Раз они не могли вынудить моего деда воспользоваться ключом, им понадобился рычаг давления.

Я была той самой пешкой, которая помогла объявить шах королю.

– Чёрт возьми, – прошептала я.

– Маргарет, я не так тебя воспитывал, – пожурил Papa. Затем потёр лицо ладонью и обречённо вздохнул. – Хотя не могу не признать, что в данной ситуации это звучит подобающе.

Я расхаживала туда-сюда, не в силах сдержать беспокойство, гложущее мою душу. Такое тяжёлое бремя лежало на наших плечах. Но лишь одно я знала наверняка.

– Что бы ни произошло, нам нельзя отпирать джаггернаут. Неважно, что они сделают с нами. Эти чертежи никогда не должны увидеть свет дня.

Война сама по себе достаточно плоха, но та кровавая бойня, которую затеет джаггернаут, запятнает мир на многие поколения. Это может повернуть войну к тому, чтобы люди вроде Джона и Габриэллы остались в рабстве. На кону стояли тысячи, если не миллионы жизней.

Papa поджал губы. Он едва заметно кивнул, хотя беспокойство в его глазах ни с чем не спутаешь. Он положил ладонь на колено и приготовился встать. На тыльной стороне его руки выступали косточки, на бледной коже виднелись тёмные синяки и обесцветившиеся порезы.

Его рука задрожала, когда он рывком поднялся. Он выпрямился в полный рост, затем его голова покачнулась вперёд. Он пошатнулся, врезался в кровать и упал.

– Papa! – я подбежала к нему.

Он поморгал, силясь встать.

– Я в порядке. Я в полном порядке.

Он выглядел отнюдь не хорошо. Он был слабым и бледным. Такая худоба не могла пойти на пользу его здоровью.

Он уже не был тем возвышающимся и несокрушимым Papa, которого я помнила из своего детства. Стоявший передо мной мужчина напоминал тень того, кем он был когда-то.

– Ты измождён, – я поддержала его под руку, помогая подняться и лечь на кровать. – Тебе нужен отдых. Надо беречь силы.

– Не могу я отдыхать, – сказал он, когда я уложила его на подушку. – Мне нужно сторожить, – его голос звучал слабо.

Я взяла его руку в свою.

– Давай сейчас будет моя очередь сторожить, – сказала я. – А пока поспи. Я разбужу тебя, если понадобится.

Papa понадобилось много времени, чтобы улечься. Он как будто не хотел переставать смотреть на меня. Он боролся с утомлением, пока его подбородок упорно опускался к груди. Я продолжала держать его за руку, не желая разрывать нашу связь, пока он наконец-то не сдался. Его дыхание сделалось ровным, и я была уверена, что он погрузился в глубокий сон – возможно, впервые за долгие годы.

– Я присмотрю за тобой, – сказала я, нежно поцеловав в лоб. Внезапно я осознала, что именно такие слова говорила мне моя мать, когда я слишком беспокоилась и не могла уснуть. Я не готова стать той, что понесёт на себе всё бремя, но глядя на Papa, я понимала, что он уже не в состоянии. Я должна найти силу где-то в себе. Он – моя семья. Я буду сильной для него.

Я сидела в изножье кровати, но не могла успокоить свой разум. Я гадала, сколько же бесконечных дней и ночей Papa смотрел на клетку, удерживавшую его в плену. Если в ней имелась уязвимость, он бы её уже нашёл. Papa был гением механики, и я не сомневалась в его отчаянном желании сбежать. Я слишком остро это ощущала. Время утекало, отсчитываемое дребезжанием лезвий.

Лезвия вращались по решёткам клетки в каком-то бесконечном смертоносном балете движущихся частей. Остальные стены состояли из прочных каменных блоков. Пытаться продолбить в них туннель – столь же бесполезно, как биться о них головой. Выйти отсюда можно только через дверь в тюремных решётках, и всё же эти неизменно движущиеся лезвия держали меня на расстоянии. Когда дверь была закрыта, направляющие рельсы выстраивались таким образом, чтобы лезвия свободно двигались по решёткам двери. Я никак не могла прикоснуться к решёткам или осмотреть их так, чтобы не потерять руку.

Мне надо остановить лезвия. Papa угасал, и наши похитители скоро вернутся. Должен же иметься какой-то способ разобрать клетку. Это невероятно сложная конструкция, состоявшая из решёток и направляющих рельсов для крутящихся лезвий. Сложные конструкции всегда имели слабые места. Мне нужно лишь время, чтобы найти это слабое место и воспользоваться им. Я должна попытаться, даже если это казалось невозможным.

Я пошла прямиком к своему оппоненту. Лезвия заблестели в ответ. Свет лампы подрагивал. Лезвия обладали странной красотой, несмотря на их чудовищную природу. Двигаясь по рельсам, они выглядели почти как падающие снежинки.

Если я сумею остановить лезвия, это даст мне время разобраться, как открыть дверь. И мне нужно использовать что-то. Лишь один раз я чувствовала себя настолько загнанной в ловушку. Я была заперта в сундуке, и то сумела сбежать, сломав петли крышки с помощью инструментов, которые припрятала в карманах.

На сей раз у меня не было инструментов, поскольку не было и карманов. Все ресурсы сводились ко мне самой, и даже одежда была не моей. Всё принадлежало Марии Маргарите и было слишком тесным на мой вкус.

Это не моя одежда.

Я посмотрела на свои юбки. Я носила кринолин на кольцах! Слава Господу за непрактичную моду. Надежда была скромной, но сгодится. Хоть и пришлось выгнуться невообразимым способом, я сумела избавиться от каркаса из колец, который поддерживал мои юбки в приподнятом положении. Работая быстро, я рвала и раздирала кринолин, пока не освободила одно из стальных колец, проходивших через юбку. Вместе с покрывавшей его тканью оно создаст достаточную помеху, если застрянет в лезвиях.

По крайней мере, я на это надеялась. Стальные кольца в кринолине должны быть гибкими и лёгкими, а не прочными. Я не знала, выдержит ли кольцо, но это лучшая идея из всех, что у меня имелись.

Я согнула часть кольца от юбки в небольшую петельку и поднесла его к самому крупному лезвию, которое двигалось вправо. Я чувствовала, как сердце трепещет прямо у моего горла. Если я не буду осторожна, то останусь без пальцев. Петелька едва задела лезвие, и тут зубцы поймали его и дёрнули мою руку к пиле. Я отпустила, отпрянув назад, когда металлическая полоска кольца бешено закрутилась в воздухе. Я пригнулась, и она едва не ударила меня по лицу.

Скрежещущий звук наполнил нашу небольшую комнатушку, шестерёнки и лезвия пил натужно застонали. Тем не менее, машина забирала в себя больше и больше металла, поглощая кольцо, и из-под зубьев пилы полетели куски металла и ткани. Я прикрыла голову, пока скрежещущий визг не превратился в размеренный высокий вой, а громкий треск и стук стали по металлическим решёткам прекратился.

Подняв голову, я осторожно посмотрела сквозь пальцы. Огромное лезвие пилы дрожало, силясь разрушить путы, которые я ему создала. Оттолкнувшись от пола, я задержала дыхание и ждала, когда всё лопнет, и лезвия вновь начнут вращаться. Остальные пилы тоже вибрировали. Некоторые прокручивались, словно пытаясь оборвать узы, которые механически связывали все лезвия воедино. Они замедлились и полностью остановились.

Сработало.

Я поверить не могла, что это сработало.

Теперь мне нужно справиться с замком, и мы будем свободны. К счастью, шум, который я подняла, похоже, остался незамеченным наверху. Я обернулась, покосившись на Papa. Он заворочался и пробормотал что-то неразборчивое. Я поспешила к нему и успокоила, усыпив обратно. Он снова устроился на постели, явно измождённый. Облегчённо выдохнув, я провела рукой по своей голове, приглаживая выбившиеся волосы. К счастью, больше никто не проснулся.

Что-то громко щёлкнуло, и потом я услышала, как позади что-то брякнуло. Шестеренка со стуком запрыгала по полу, сопровождаемая зловещим царапаньем.

Я отчаянно молилась, чтобы это были последние предсмертные муки клетки. Инстинкт подсказывал мне, что это не так.

Каким-то образом моё сердце умудрилось забиться ещё быстрее, когда я обернулась через плечо.

Стена сдвинулась!

Я отпрыгнула назад, пока стена из решётки с зазубренными лезвиями продолжала размеренно двигаться вперёд, скользя по каменному полу.

Милостивый Боже, она движется в мою сторону.

– Papa! – завопила я, споткнувшись о свои юбки, которые теперь сделались длиннее, и приземлившись на моего деда. Он проснулся, напрягшись всем телом.

– Стена, – огромное лезвие пилы застонало, силясь разорвать намотавшийся на него металл. Дважды оно соскальзывало и вибрировало, как рассерженная оса. Всё это время стена постепенно подвигалась ближе. Каждый раз, когда кольцо соскальзывало, лезвия проворачивались короткими вспышками движения. И стена не останавливалась. Видит Господь, она сокрушит нас, если не остановится.

Papa резко вскочил.

– Что случилось?

– Я попыталась остановить лезвия, – огромное лезвие вновь скользнуло по разодранному кольцу, отчего кусочек металла просвистел над нашими головами. Мы оба отпрянули друг от друга, и он впился в стену прямо между нами. Решётка достигла середины комнаты. Этими вращающимися лезвиями стена разорвёт нас на куски. Я схватила кольцо обтянутой тканью стали, застрявшее в шестерёнках, и потянула.

Papa тоже схватился за него и стал как можно быстрее разматывать, освобождая ось лезвия. Широко раскрыв глаза и стиснув зубы, он потянул, затем отдёрнул ладонь, чтобы не порезаться.

Я намотала стальной ободок себе на руку, как смогла, и потянула, но это нелегко было сделать, поскольку решётки постоянно двигались в мою сторону. Я отпрянула назад, и лезвия закрутились свободнее, замедляя давление клетки.

– Нам нужно застопорить решётки, – сказал Papa. Он потянулся назад и опрокинул стул, затем толкнул кровать так, чтобы изножье встало перед решёткой и дало нам как можно больше пространства.

Стена клетки упёрлась в изножье и продолжала давить, пока деревянный корпус кровати не затрещал и не застонал под давлением.

– Сейчас сломается, – предупредила я, но опоздала. Боковая доска кровати треснула. Древесные щепки полетели в нашу сторону. Одна из них ударила меня по предплечью с такой силой, что для моей уже раненой руки это ощущалось как удар кнута.

Решётка ринулась вперёд.

– У нас мало времени. Тянем вместе на счёт три, – скомандовал Papa, сумев хорошенько ухватиться за гибкую сталь. – Раз, два...

Мои пятки задели противоположную стену, и я запаниковала. Решётка смяла остатки кровати и стула в бесформенную кучу. Когда лезвия добрались до матраса и его наполнителя, всюду полетели перья. Я едва не лишилась опоры. Мне нужно было пространство, чтобы дёрнуть, но свободы для манёвра уже не оставалось... через несколько секунд решётка вдавит меня в камень. Лезвия вибрировали слишком близко к моему лицу. За ухом стекала струйка пота.

– Тяни! – закричал Papa.

Мы дёрнули, и намотавшийся металл соскочил. Лезвия пилы завизжали, ожив и превращаясь в гладкий светлый диск, режущие зубцы которого скрывались его скоростью, но решётки по-прежнему двигались в нашу сторону. Я отпрянула назад, прильнув к каменной стене.

Остальные лезвия тоже закрутились на полной скорости. Одно из них при вращении пронеслось так близко к моему лицу, что я почувствовала, как оно задело выбившиеся пряди моих волос.

Вот оно. Мы умрём, и это моя вина.

– Прости, Papa, – я схватила его руку у каменной стены и крепко сжала. – Я так тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю, девочка моя.

Я закрыла глаза, дыша часто и отрывисто и ожидая, когда жгучая боль лезвий заденет мою плоть. Прежде я уже смотрела в лицо смерти, но никогда это не было вот так. Меня вот-вот разорвёт на части. Я крепче сжала руку Papa, страшась того первого ужасного укуса металла на коже.

Я услышала очередной громкий стук. Я открыла глаза и увидела, что наступление стены со скрипом прекратилось, а лезвия всё ещё вращались возле моего уха.

Я не осмеливалась дышать. Я готова была упасть в обморок. И если это случится, я повалюсь прямо на лезвия.

Краем глаза я увидела, что лезвие замедлилось. Я осмелилась сделать вдох, но потом лезвие закрутилось в противоположную сторону. Во имя Господа! От этого не будет никакого толка. Что в одну сторону вертится, что в другую, оно всё так же смертоносно. Вновь раздался скрежет, и я вздрогнула, ожидая, что сейчас нас располосует. Но внезапно боковым зрением я сумела рассмотреть большую часть лезвия. Я опять моргнула, не веря глазам, поскольку теперь у меня появилось пространство, чтобы повернуть голову.

Стена отступала.

Из моего пересохшего горла вырвался пискливый звук.

Слава небесам. Стена отодвигалась обратно.

Как только у меня появилось достаточно места, я плюхнулась на пол, жадно втягивая воздух и пытаясь успокоить внутренности. Меня вот-вот стошнит.

Грудь Papa вздымалась, он упёрся ладонями в колени и низко опустил голову, точно только что пробежал половину Англии.

В горле слишком пересохло, и я не могла говорить. Я поднесла руку к груди, где должен был висеть мой ключ.

– Ты ранена? – наконец, спросил Papa. Я покачала головой, будучи не в состоянии формулировать слова, хотя я видела, как через рукав просачивается красное пятно. Должно быть, одна из моих ран заново открылась. Я ничего не могла с этим поделать, только позволить себе истекать кровью. Я посмотрела по сторонам, на переломанные доски, ткань и перья. Мы будем спать на полу, если мне когда-нибудь вновь удастся сомкнуть глаза.

Papa положил руку мне на плечо. Затем тяжело вздохнул.

– Джаггернаут не здесь, не во Франции. Если они желают, чтобы мы воспользовались ключом, им придётся отвезти нас туда. И в этот момент, когда они будут наиболее уязвимы, мы должны нанести удар, – Papa крепко хлопнул меня по плечу.

Решётки выглядели чёрными на фоне света от лампы, и лезвия пил пронзительно завывали и стонали, пока стена отступала в изначальное положение.

Я услышала шаги на лестнице.

– О нет. Оноре и Буше, должно быть, услышали шум. Что они сделают? – спросила я, повернувшись к Papa.

– Ну, новую кровать они нам точно не дадут, – сказал Papa.

Я держала Papa за руку совсем как в детстве. Мы смотрели на лестницу, вынужденные беспомощно ожидать своей судьбы. Я дрожала, но мне нужно было оставаться храброй. Я не хотела, чтобы Papa чувствовал себя обязанным защищать меня от страха.

– Мег, ты там? – прошептал тихий голос.

В свете фонаря стоял осунувшийся и до невозможности обеспокоенный Уилл.

Глава 25

– Уилл! – ахнула я, не в силах сдержать свой шок и душевный подъём.

Он бросился к нам.

– Слава Богу, ты жива, – Уилл резко остановился. – Что, во имя святого, это такое?

Я побежала к лезвиям, которые несколько мгновений назад едва не оборвали мою жизнь.

– Это то, с чем шутить не стоит, поверь мне.

Мы стояли лицом друг к другу на расстоянии какого-то полуметра, но разделённые ужасной клеткой.

Я томительно желала потянуться к нему, позволить ему обнять меня. Я едва не умерла. Я бы никогда больше его не увидела. А теперь он здесь, но мы никак не могли обойти это чудовище между нами.

– Как ты меня нашёл?

– Ты же оставила мне записку, помнишь? – он не улыбнулся, осматривая клетку.

– Там говорилось лишь о том, что я буду на острове. Но как же ты нашёл нужный дом? – я думала, что надежды нет, но Уилл каким-то образом отыскал способ. Он всегда находил выход из ситуации.

– Я пробирался в каждую конюшню на острове, пока не нашёл лошадь и карету, которые следовали за нами.

– С конюха станется, – я бы никогда и не додумалась до такого.

– Мег, – сказал Papa. – Кто этот молодой человек?

Я сделала маленький шаг назад и опустила подбородок. Внезапно я ощутила сильное волнение.

– Papa, это Уильям МакДональд. Он был конюхом у Рэтфорда, когда я служила горничной в его доме, а теперь он работает на Литейном заводе. Я бы никогда не нашла тебя без его помощи. Уилл, я бы хотела представить тебе моего деда.

Уилл уважительно поклонился Papa.

– Я бы пожал вам руку, сэр, но боюсь, что при таких обстоятельствах нам придётся повременить с хорошими манерами, – Уилл шагнул в сторону и привстал на цыпочки, чтобы получше рассмотреть угол клетки. – Если удастся остановить лезвия, мы сумеем вас вытащить.