Текст книги "Тень машины войны (ЛП)"

Автор книги: Кристин Бейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

– Нет! – тут же воскликнули мы с Papa. Уилл уставился на нас так, будто мы выжили из ума.

– Я уже пыталась, – объяснила я. – Если ты сделаешь что-то с лезвиями, решётка пригвоздит нас к дальней стене, – способа сбежать не существовало. По крайней мере, пока мы не победим Буше и её сына. – Выхода нет. Собери Развлекателей и приведи их сюда. Нужно остановить мадам Буше.

– Кто такая мадам Буше? – Уилл посмотрел в центр клетки, затем переключил внимание на нижний левый угол.

Papa шагнул вперёд.

– Буше – дочь Ричарда Хэддока. Мужчина в заводной маске – её сын, – он помедлил, затем повесил голову. – Он мой сын.

Это привлекло внимание Уилла, и он настороженно посмотрел на Papa. Они ничего не сказали друг другу, и я почувствовала себя неловко в этом молчании.

– Чего Буше хочет от вас? – наконец, спросил Уилл.

– Она ищет набор чертежей, которые Papa запер в джаггернауте её отца. Она надеется продать их повстанческой армии в Америке, – сказала я, и слова хлынули из меня неожиданным потоком. – Она безжалостна и готова убивать. Ты должен уйти, пока тебя не поймали. Надо остановить Буше прежде, чем она сможет отправиться обратно в Лондон.

Я не хотела, чтобы он уходил, но ему нельзя оставаться. Мы подняли ужасный шум. Буше в любой момент могла спуститься по лестнице, и у них не будет никаких причин запирать Уилла. Он для них бесполезен. Он лишь представлял угрозу. Они его убьют.

– Я не уйду без тебя, – он сделал шаг назад, и его взгляд метался туда-сюда, пока он следил за механизмом из лезвий, движущихся по решётке.

– Пожалуйста, Уилл. Здесь ты ничего не можешь для нас сделать. Ты должен бежать, – я посмотрела ему в глаза. – Спаси себя, чтобы иметь возможность вернуться.

Уилл достал нож из ботинка.

Я думала, что он засадит клинок между шестерёнок, и ринулась вперёд... но остановилась как вкопанная, когда лезвие едва не прочертило диагональную рану на моём лице.

– Уилл, не надо, – сказала я, но он как можно ближе подошёл к решёткам и встал на колени. Затем одним быстрым движением просунул руку внутрь.

– Возьми, – настоял он. – Воспользуйся им, если придётся.

Я сжала руками его ладонь, забрала нож и положила его на землю, сама упав на колени перед ним. Лезвия проходили в опасной близости к его запястью, но Уилл даже не вздрагивал. Он нашёл единственный промежуток в работе механизма.

– Уилл, – у меня кружилась голова, и перехватывало дыхание, пока тепло и надежда боролись с холодным страхом, который словно лёд струился по моим венам. Я прижалась лицом к его ладони, отчаянно пытаясь ощутить близость к тому теплу, которое помогало мне оставаться целой и храброй. Его пальцы зарылись в мои волосы за ухом. Я поцеловала его ладонь, ничуть не заботясь о том, что это увидит мой дед. Лезвия вновь прошли опасно близко, полоснув по рукаву пальто Уилла под его рукой. Он опять даже не дрогнул. – Я люблю тебя, – прошептала я. Я столкнулась лицом к лицу со смертью, и если мне не удастся выбраться, я хотела, чтобы он это знал. Он должен знать это без единой капли сомнений.

– Я приду за тобой, – сказал он, и его тёмные глаза оставались непоколебимыми. – Обещаю. Я приду за тобой.

– Я знаю, – я выпустила его ладонь. Уилл убрал руку из клетки за доли секунды до того, как новое лезвие пронеслось передо мной.

Я подняла его нож, а Уилл схватил лампу и побежал к ступеням. Он обернулся через плечо и кивнул мне, а затем взбежал вверх по лестнице так же быстро и бесшумно, как пришёл.

Я не шевелилась. Кожаные ножны по-прежнему оставались тёплыми от контакта с его телом. Я крепко прижимала их к сердцу, слушая и выжидая. Каждой унцией своей души я молилась за его безопасность, чтобы он сумел найти Гюстава и остальных.

Помощь скоро придёт. Нам лишь нужно подождать.

Наконец, Papa нарушил молчание.

– Итак, в твоей жизни есть молодой человек.

Я чувствовала себя уязвимой и выставленной напоказ, когда повернулась лицом к своему дедушке.

– Да.

– И полагаю, ты хочешь выйти за него замуж? – Papa приподнял бровь, скрестив руки на груди.

– Не сейчас, но возможно, однажды, если он по-прежнему пожелает жениться на мне, – я нагнулась и убрала нож Уилла в свой ботинок. Он неприятно давил на лодыжку, но это ощущение по-своему успокаивало.

– Прошу прощения? – Papa шагнул ближе ко мне и взял за локоть, вынуждая меня подняться. – У тебя явно есть чувства к этому парню. Он тебя скомпрометировал?

– Что? – я в неверии уставилась на него.

Papa склонил голову набок, и его брови хмуро сошлись над глазами. Это выражение делало его и без того ястребиные черты лица ещё более устрашающими.

– Потому что в таком случае я буду настаивать на вашем браке сразу же, как только мы освободимся. Итак, он скомпрометировал твою репутацию?

Я выдернула локоть из хватки Papa. Моё лицо внезапно залилось жаром. Я слишком многое пережила, чтобы сейчас участвовать в подобном споре.

– Какой отличный вопрос из уст мужчины, который зачал бастарда, будучи ещё учеником.

Papa выглядел так, будто перед ним только что вздыбилась змея.

– Маргарет Энн Уитлок! Ты не посмеешь говорить со мной в таком тоне. Я задал тебе вопрос, и я ожидаю получить на него ответ.

Для него неважно, что мы с Уиллом совершили очень мало неподобающих поступков. Важно лишь то, что другие скажут о нас. Я перенесла столько всего и уже не беспокоилась о том, что подумают другие.

– Что ж, тогда тебя ждёт разочарование, потому что я не в настроении отвечать, – и неважно, что я скажу. Он уже пришёл к своим выводам.

Я отвернулась от него, встав перед смятой и разлетевшейся на щепки кроватью, и начала складывать наиболее крупные куски дерева у стены. Смысла в этом не было, но мне нужно было чем-то заняться. Я с грохотом бросила кусок дерева на пол и повернулась к нему.

– Ты можешь попытаться принудить меня, но замуж я не выйду.

– Я твой дед и опекун. Ты должна подчиняться мне во всём, и я требую твоего уважения, – он напрягся, выпрямляясь в полный рост, и я тоже расправила плечи.

– Тогда тебе надо было заслужить это уважение, а не зарабатывать такую репутацию, что у меня чуть все уши не сгорели от стыда. Обвинять меня в каком-то моральном падении сейчас – это величайшее двуличие, – мои руки дрожали, и я не могла это остановить. Всё напряжение последнего дня брало своё, и я чувствовала себя сосудом под огромным давлением, в корпусе которого уже проклюнулась трещина.

– Я мужчина, – мой дед пальцем указал себе под ноги, точно его пол давал ему право на весь мир, в котором он жил. – А ты – юная леди. Последствия аморальности для тебя куда более суровы.

Я развела руки в стороны, указывая на клетку, в которой мы находились.

– Разве? Потому что я не могу представить последствий более суровых, чем это.

– А ты обзавелась острым язычком, – Papa хмуро посмотрел на меня, и в тот момент я действительно увидела сходство наших черт. Я поистине Уитлок до мозга костей.

– И не только, – пробормотала я. За последний год я столько всего обрела. Мне пришлось, потому что последний год я провела в одиночестве, сталкивалась с немыслимыми угрозами, и всё потому, что он решил оставить семью и инсценировать свою смерть.

Да. Я знала, что у него имелись на то причины, и довольно весомые. Но какая-то маленькая часть меня не могла смириться с тем, что он обрёк меня на одинокую жизнь в этом безумном мире, изобретённом им, а потом ожидал, что я останусь хрупкой и незапятнанной, как фарфоровая куколка на полке. Я резко расстегнула пуговки на манжете и задрала плотный рукав, чтобы осмотреть раны на предплечье. Прижжённые раны сочились кровью, и тёмное пятно становилось всё больше по мере того, как кровь пропитывала ткань простыней. Я покрепче затянула повязку.

К счастью, Papa оставил этот спор на несколько секунд, и я сумела остыть. Когда он заговорил вновь, его голос звучал мягче.

– Я не понимаю. Тебе не безразличен этот парень. Так почему ты отказываешься выйти за него замуж? Это потому что он работает на Литейном заводе? – спросил он примирительным тоном. – Потому что, признаюсь, я рассчитывал на партию получше для тебя, но если ты хочешь этого, я готов рассмотреть его кандидатуру.

Я тяжело вздохнула и повернулась лицом к своему деду. Он знал про Уилла, и я с таким же успехом могла признаться в остальном бремени, покоившемся на моих плечах. Однако если мы сбежим, он окажется вполне в силах забрать у меня то, что я любила.

– Нет, Papa, – сказала я, и мой голос надломился. – Это потому что я стала ученицей в Ордене.

Papa сделал шаг назад, точно комната под его ногами резко накренилась.

– Ты что?!

Я никогда не видела такого неверия на чьём-либо лице.

В этот самый момент мы услышали шум на лестнице.

Я выпрямилась и инстинктивно подвинулась ближе к моему деду. Какой бы шок ни перенёс мой дед, он мгновенно отбросил свои переживания и встал передо мной, словно щитом заслоняя от лестницы.

Я смотрела, как свет озарил подол бледных юбок мадам Буше. Она вошла в комнату, сын следовал за ней по пятам. Я тяжело сглотнула и напомнила себе, что спасение уже в пути. Уже совсем скоро Уилл приведёт других, и те помогут. А потом всё это закончится.

Губы мадам Буше поджались в знак лёгкого неодобрения, когда она посмотрела на разрушенную кровать. Она цокнула языком, но потом в её глазах заблестело злобное веселье.

– Я смотрю, вы не тратили время впустую и попытались сбежать, – она шагнула к панели, которой раньше пользовалась, чтобы отпереть клетку. Она повернула рукоятки, и лезвия наконец-то остановили своё бесконечное движение – на сей раз по-настоящему. Затем она вытащила пистолет и прицелилась мне прямо в сердце. – Если бы ты только была терпеливее, дорогуша. Мы и не собирались оставлять вас здесь. Мы отправимся в небольшое путешествие. Разве это не изумительно?

Я плюнула в неё.

Она взвела курок.

Мне было всё равно. Каждое прошедшее мгновение приближало возвращение Уилла ко мне. Моё сердце бешено стучало, но не из-за наведённого на меня пистолета. Если они перевезут нас в другое место, Уилл не сумеет привести помощь. Мы вновь окажемся сами по себе, потеряны для всех остальных. Я не могла этого допустить.

– Мег. Пожалуйста. Делай так, как они скажут, – попросил Papa, когда Оноре открыл дверь. Я хотела побежать, взлететь вверх по лестнице и унестись прочь от всего этого ужаса. Papa тоже уставился на открытую дверь.

Буше переключила внимание на него.

– Я понятия не имела, что ты вырастил такую грубую соплячку с дурными манерами, – сказала она, пока Оноре защёлкивал тяжёлые кандалы, сковывая ими запястья Papa за его спиной. – Если что я и не могу терпеть, так это невоспитанных девушек. Приструни её, пока у меня палец не дёрнулся.

Я сердито смотрела на пожилую женщину, пока мой дядя защёлкивал второй комплект кандалов на моих запястьях. Мне хотелось сопротивляться, но я не готова была умирать. Пока что нет. Мне нужно найти способ потянуть время.

– Выводи их, – рявкнула мадам Буше.

– Нет! – я воспротивилась, когда Оноре потащил меня за локоть. Тогда он схватил меня за волосы и зажал рот тряпкой. Теперь уже знакомый вкус хлороформа заполнил рот и нос. Я пыталась бороться, пока ужасный химикат оказывал своё действие. Моя голова поплыла, и я рухнула, уже не имея возможности сопротивляться.

Последняя мысль, которая пришла мне в голову – я потерпела неудачу.

Я потеряна, и Уилл уже никогда меня не найдёт.

Глава 26

Я проснулась, кашляя и ощущая себя так, точно мир подо мной кружился и постоянно смещался. Внезапно почувствовав тошноту, я стала делать неглубокие вдохи через нос. К счастью, здесь было немного света. Я вытянула ноги, и они скользнули по гладкому полу. Что ж, хотя бы я не в сундуке.

Мои внутренности взбунтовались. Я не знала, где находилась, и Уилл теперь тоже меня не найдёт. Мы были так близки к спасению, но нас утащили прочь.

– Papa? – я поморгала, чтобы прояснить зрение. Я попыталась вытянуть руку, чтобы опереться на что-нибудь и сесть, но мои запястья сковывали массивные кандалы. Приподнявшись на локте, я всё же сумела принять сидячее положение. Процесс был медленным, поскольку цепь между моими запястьями была обмотана вокруг трубы. Посредством огромных усилий я сумела привалиться спиной к стене.

Слева от меня Papa обмяк в углу, и его голова безжизненно свесилась на грудь.

– Papa! – я стала пинаться, пытаясь от чего-нибудь оттолкнуться. В горле пересохло, плечи заныли от попыток избавиться от кандалов.

– Тише. Он жив.

Я немедленно повернулась на голос, доносившийся из угла. Горничная с короткими тёмными волосами вновь была одета как мальчишка, в простые штаны и плотную куртку. Выцветшая серая фуражка прикрывала большую часть её небрежно обкромсанных волос. Пламя тусклой лампы подрагивало у её бедра.

– Кто ты? – спросила я, одновременно насторожившись и испытывая любопытство. В доме эта девушка пыталась предупредить меня. Если бы только я быстрее вняла её словам. Никак нельзя определить, друг она или враг, но в любом случае, неплохо будет узнать её получше.

– Я должна следить, чтобы вы проспали до нашего прибытия, – сказала она, показав тёмную бутылочку с хлороформом. – Сделай одолжение нам обоим и говори тише, иначе мне придётся этим воспользоваться.

– Ты позволила мне проснуться? – я никогда не видела, чтобы девушка сидела так неподвижно. Она бесстыже задрала колени в штанах и беспечно уложила локти на них, как это сделал бы мальчишка. Даже её взгляд был ровным и наблюдательным. – Зачем?

– Я не очень хорошо следую приказам, – она по-прежнему не шевелилась и вообще ничего не выдавала лицом. Из неё получился бы невероятно сложный противник в карточной игре.

– Как тебя зовут? – спросила я. Чем больше она говорила, тем больше времени у меня будет до тех пор, как она опять пустит в ход хлороформ.

– Джозефина, – ответила она.

– Я Мег Уитлок. Это...

– Я знаю, кто ты, – её большой палец двинулся вперёд-назад в задумчивом движении, которое ничего не выдавало.

Разговор с ней напоминал беседу с собственной тенью.

– Полагаю, ты хочешь что-то мне сказать, или желаешь получить от меня какую-то информацию, иначе ты бы не позволила мне проснуться, – пол снова накренился, и я осознала, что это не имеет никакого отношения к хлороформу. – Мы на корабле, верно?

Она кивнула – просто один раз опустила подбородок.

– Что ж, полагаю, твоя хозяйка везёт нас обратно в Лондон, – похоже, если я хотела получить какие-то сведения, придётся выведывать из неё уловками.

– Она не моя хозяйка. Она моя бабушка, – и вновь её лицо оставалось неподвижным, но теперь её взгляд метнулся к Papa, спящему в углу.

– Ты Хэддок, – я ощутила, как пол снова опустился и взметнулся вверх. Моё сердце воспарило и рухнуло вместе с ним. Она дочь мужчины в маске. Моего сводного дяди. Это делало нас... – Мы кузины.

Впервые её лицо ожило эмоциями – вспышка злости, затем глубинный страх и печаль. Её тёмные глаза блеснули в свете лампы, а челюсти сжались, когда она, похоже, взяла эту злость под контроль.

– Между нами нет семейных уз. Я не обязана верностью ни тебе, ни кому-то из Уитлоков, – она нахмурилась и крепче обхватила руками колени, скрестив предплечья.

– Тогда почему ты пыталась предупредить меня? – здесь было что-то ещё. Она хорошо это скрывала, но в ней жило отчаяние. Я не столько видела это, сколько чувствовала, даже через всё небольшое и сырое место, в котором мы находились.

Она впервые отвела взгляд.

– Они обращаются с тобой как со служанкой, – я должна как-то достучаться до неё.

– Как только мадам поймала его, – она кивнула в сторону Papa, – она распустила всех слуг. Она не могла рисковать, чтобы пошли слухи.

Так что последние два года девушке пришлось выполнять все роли, начиная с горничной на кухне и заканчивая кучером. Я думала, что мой опыт работы горничной граничил с безумием. Положение Джозефины оказалось ещё хуже, чем моё.

– Но...

– Тише, – Джозефина вскочила на ноги с проворством, которое позволяли ей брюки. – Она идёт. Притворись, что спишь.

Я немедленно бухнулась на пол и закрыла глаза. Заставив лицо расслабиться и приоткрыв рот, я притворилась спящей, хотя моё сердце трепетало, как крылышки паникующей птички.

Обувь мадам Буше застучала по металлическим ступеням.

– Ты где была? – рявкнула она. Я оставалась неподвижной.

– Я делала, как вы велели, следила, чтобы они спали, – голос Джозефины звучал совершенно иначе, сделавшись тоненьким и смиренным.

– Если они спят, то тебе нет необходимости оставаться здесь. Поговори со своим отцом. Он найдёт тебе работу, – голос мадам Буше пронизывал до костей. Между ними не было любви, это очевидно, и я могла использовать этот кусочек информации.

– Он перестал быть моим отцом с тех пор, как вы сделали эту ужасную вещь с его лицом. Он больше не имеет своих мыслей, только подчиняется вам, – сказала Джозефина.

Громкий шлепок расколол тишину. Я быстро вдохнула через нос, затем принялась молиться, чтобы Буше не заметила, как я вздрогнула. Удар был сильным, и я ужасно сочувствовала Джозефине, хотя и радовалась, что Буше не ударила меня.

– Из тебя бы вышел толк, будь ты послушнее, – сказала Буше. – И если бы ты меньше походила на ту турецкую шлюху, которую ты звала матерью. Если бы не она, мой сын никогда бы не отправился на войну. Его бы никогда не ранили. Мне пришлось его отремонтировать. Он должен был с самого начала послушаться меня. Я всегда знаю, как лучше.

Джозефина не сказала ни слова. Я задавалась вопросом, думает ли она о том, какое слово выбрала её бабка. «Отремонтировать его».

Обувь Буше застучала по полу, и я ощущала его вибрацию щекой.

– Теперь Оноре стал идеальным сыном. Он верный, не задаёт вопросов и беспрекословно подчиняется. Не беспокойся, дорогая моя. Вскоре ни одной матери не придётся терять сына из-за войны. Я об этом позабочусь, – её шаги вновь застучали по лестнице, которая вела наружу. – Пошевеливайся!

Убедившись, что она точно ушла, я открыла глаза и завозилась с цепями.

– Джозефина, ты ранена?

Она повернулась ко мне, и одна сторона её лица покраснела, что было видно даже с её смуглой кожей. Я видела в её глазах ярость.

– Пожалуйста, – взмолилась я. – Ты должна нам помочь. Я знаю, что ты хочешь поступить правильно. Мы можем её остановить. Мы можем остановить их обоих.

Она сделала шаг в мою сторону, пока я силилась сесть. Она опустилась на корточки, балансируя на носках и глядя мне в глаза.

– Ничего я не должна, – она вновь встала, и моё сердце ухнуло в пятки. Она пересекла комнату, направляясь к бутылочке с хлороформом, и на мгновение я испугалась, что она ею воспользуется. Я никак не смогла бы её остановить.

Вместо этого она поставила ногу на нижнюю ступеньку. Затем повернулась и посмотрела на меня через плечо.

– Мой отец когда-то был хорошим человеком. Он лишь хотел обеспечить нормальную жизнь для меня и моей матери. Твой дед гордился бы им, если бы когда-либо потрудился его узнать, – она подняла подбородок, затем повернулась и пошла вверх по лестнице, забирая с собой лампу. – Теперь уже слишком поздно, – сказала она, когда свет исчез. Моя надежда потеряна.

Каждый день последних двух лет, должно быть, превратился в психологическую пытку для Papa. Такое чувство, будто нас захватил в заложники Каин. Травмированный Каин, которого собрали по кускам таким образом, которого Бог никогда не задумывал. Меня нервировало столь поразительное сходство Оноре с моим отцом. Для Papa, наверное, всё было в десять раз хуже.

Я повалилась на пол, чувствуя, как корабль покачивается на волнах. В темноте эти колебания казались более сильными и вызывали у меня тошноту. Papa застонал.

– Papa, лежи и не поднимай шума. Мы на корабле. Они не знают, что мы очнулись, – и вновь я попыталась оттолкнуться пятками, но не нашла на скользком полу никакой опоры, так что сдалась и осталась лежать неподвижно. – С тобой всё хорошо? – прошептала я.

– Я в норме, – сказал Papa, но его голос звучал слабо. – Ты знаешь, как долго мы находимся на этом корабле?

– Нет, – мы целиком и полностью находились во власти наших похитителей, даже если в броне мадам Буше и имелась трещинка. Сделать Джозефину нашим союзником будет непросто.

И теперь она находилась вне нашей досягаемости.

– Мег? – прошептал Papa в чернильной темноте. Мне хотелось бы потянуться к нему. Несмотря на нашу ссору, мне не нравилось ощущение разлуки.

– Что такое, Papa? – я закрыла глаза и позволила себе опустить голову на холодный металлический пол.

– Я так сильно сожалею обо всём, что случилось, – прошептал он, и его голос надломился. В моём горле встал ком. – Ты была права, осуждая меня. Я сам спровоцировал всё это и заслуживаю страданий. Но ты – нет.

– Ох, Papa, – мой голос сорвался, когда я произнесла его имя. – Ты же не знал.

– Но должен был знать. Чего я ожидал? Каждый день последних двух лет я думал о мальчике, очень похожем на Джорджи, но выросшем без отца. Теперь я вижу себя в Оноре, но эта ужасная маска искажает его. Теперь он монстр, в котором не осталось ничего человечного. Что это за жизнь? Это моя вина. Мне надо было жениться на Крессиде, даже если бы это погубило меня. Я хотел оставаться в неведении, потому что в то время ответственность за это не казалась моим бременем. Я не спрашивал. Я не хотел знать, и пока я не искал ответа, я мог притворяться, что на мне не лежит никакой ответственности. Тогда я не желал быть обременённым. Но теперь это моё бремя.

– У всех у нас есть своё бремя. Если бы ты женился на Буше, я бы никогда не появилась на свет, – сказала я, желая отвлечь его ум от страданий.

Он тяжело вздохнул.

– Действительно, и это была бы трагедия, моя изумительная девочка. Прошу, прости меня, – сказал он. – Даже если я сам себя никогда не прощу.

– Прощаю, – ответила я. – Конечно, я тебя прощаю.

– Спасибо, – прошептал он. – Мне было бы ненавистно думать, что я лишился любви своей единственной внучки.

– Но я не единственная внучка, которая у тебя есть, – я всматривалась в его лицо в темноте. Должно быть, он не знал о дочери Оноре.

– Прошу прощения? – его цепи загремели, а голос странно изменил тон.

– Девочка-служанка, Джозефина. Она тоже твоя внучка.

Papa тяжело задышал через нос. Ему потребовалось немало времени, чтобы заговорить.

– Что? Никакая девочка-служанка передо мной не показывалась.

Мне хотелось бы обнять Papa и утешить его. Должно быть, узнать об Оноре было ужасным ударом, но это во многих отношениях хуже.

– Не волнуйся, Papa. Мы вместе. Мы найдём выход. Давай пока не будем думать о вещах, которые мы не можем изменить.

Мы замолчали. Прошли часы. Перекатывание волн под нами сделалось размеренным и ритмичным. Я позволила своему разуму блуждать в темноте и вспомнить семью, которая была у меня когда-то, затем обдумать извращённую семью, в которой я очутилась сейчас.

Наконец, Papa прошептал:

– Какому выскочке хватило наглости выдвинуть мою внучку в качестве ученицы?

Этот вопрос выдернул меня из раздумий, но я нуждалась в нём как в воздухе. Я усмехнулась, усиленно стараясь не засмеяться и не сообщить Буше, что мы очнулись. Но сдерживать смех было поистине больно.

– Эта честь принадлежит Оливеру.

– Я должен был догадаться. Даже когда он был мальчишкой, ему всегда нравилось устраивать шумиху, – я слышала в голосе Papa веселье, что в данной ситуации казалось таким странным, но полагаю, мы уже прочувствовали всё остальное, и оставалось лишь смеяться в лицо неизбежно надвигающейся судьбе. Здесь, в темноте и тишине, это казалось безопасным. Papa вздохнул. – Я горжусь тобой. Надеюсь, ты это знаешь. Должно быть, непросто было выживать в Академии в одиночку.

Я ничего не могла сказать в ответ. Я отчаянно надеялась, что Papa не заставит меня покинуть Академию. Даже если я не вернусь к клятве, даже если мне придётся оставить всё это позади и выйти замуж за Уилла, мои тяготы того стоили, если я заставила своего дедушку гордиться.

– Итак, расскажи мне всё, что ты делала, – сказал он.

И я рассказала. Я шёпотом изложила историю про бомбу и своё выдвижение, про предательство директора Лоренса, и про то, как мы с Дэвидом спасли Литейный завод.

Papa задавал вопросы и охотно советовал что-то, опираясь на свой опыт, когда я рассказывала ему о проблемах с роботами. В тихой темноте, со скованными руками, не имея возможности видеть и прикасаться, я впервые по-настоящему воссоединилась со своим дедом и почувствовала, что у меня вновь есть семья.

Что-то стукнуло по корпусу судна, и корабль задрожал.

Я приподнялась на локте, чтобы всмотреться во тьму.

– Притворись, будто спишь, – прошептал Papa, и я опустилась обратно на пол. – Выжди подходящий момент, а потом беги. Твои ноги свободны.

Я кивнула, хотя он и не мог меня видеть.

«Беги».

Я ощутила резкий прилив волнения, когда щёлочка света у люка расширилась.

Глава 27

Этот маленький участок света дразнил меня. В то же время он меня ужасал. Я видела возможность сбежать, но знала, что наши похитители в любой момент спустятся по ступеням.

Каждая секунда того времени, что они не спускались, ощущалась одновременно как облегчение и пытка. Я как можно неподвижнее лежала на полу, считая вдохи и надеясь, чтобы они не оказались последними в моей жизни.

Затем, когда мне уже показалось, что я больше не смогу притворяться спящей, крепкие каблуки ботинок мадам Буше застучали по металлическому полу возле моей головы.

– Вставай, – рявкнула она, но я не пошевелилась и не дрогнула.

Она сильно пнула меня в живот.

– Я сказала, вставай! – белый свет полыхнул перед моими глазами. Удар вышиб воздух из моих лёгких, затем превратился в глубинную ноющую боль, от которой мне захотелось достать из себя все внутренности – просто чтобы боль ушла.

Я закашлялась и как можно крепче свернулась калачиком, насколько мне позволяли руки, которые по-прежнему были привязаны к трубе за спиной. Оноре встал на колени возле меня и отпёр цепь. Я попыталась отпрянуть от него, но мне не хватило ни времени, ни сил. Он резко дёрнул мои руки назад, и в плечах расцвела новая боль.

Он пристегнул цепь к металлическому кольцу, которое крепилось к его поясному ремню. Papa он тоже пристегнул к своему поясу, затем толкнул нас обоих перед собой. Позади себя я услышала зловещий звук взведённого курка.

– Если они попытаются бежать, стреляй в них. Желательно в какое-нибудь болезненное место, но постарайся оставить в живых хотя бы одного из них, – сказала Буше. Я повернулась и смотрела, как на лице Оноре вращаются шестерёнки. Его голова дрожала, он морщился и содрогался. Он выглядел так, будто пытался бороться. Механический глаз засветился красным, но потом он замер и кивнул. Долгое время мужчина в маске ужасал меня, но я никогда не испытывала такого страха, как сейчас. Я только что видела, как человека лишили свободы воли.

Буше склонила голову набок, обращаясь к нам с явным удовлетворением.

– Оноре без особого труда сбросит ваши мёртвые тела в реку. Предлагаю не испытывать моё терпение. А теперь шагайте.

Мы с Papa, спотыкаясь, побрели за Буше, поднимаясь по лестнице на скромную палубу небольшого, механически модифицированного парохода. Я как можно незаметнее осмотрелась по сторонам, остро осознавая, что мне в спину целятся из ружья. Мы находились в Лондонских доках. Время было позднее, перед глазами у меня до сих пор мутилось из-за остаточного действия хлороформа.

Мы прошли по узким сходням. Затем Оноре поднял крышку люка и толкнул нас вниз по винтовой лестнице. Я поскользнулась и удержалась на ногах лишь потому, что цепи натянулись, удерживая меня возле Оноре. Я путалась в своих тяжёлых юбках, вечно попадавших под ноги. Теперь они оказались слишком длинными, потому что уже не поддерживались кольцами и бесполезно болтались вокруг лодыжек.

Прогнившие деревянные ступени поскрипывали и стонали под нами, пока Джозефина, одетая как мальчик, шагала впереди. Увидев её, Papa застыл, и из-за него мы едва не упали. Он глянул на меня с вопросом в глазах, но я покачала головой. Надежда в его глазах умерла. Мне было ненавистно обманывать его, но сейчас не время. У Буше и так имелся рычаг давления, и пусть она не желала убивать меня просто так, я не сомневалась, что она убьёт Джозефину, если Papa выкажет какую-то привязанность к ней... просто чтобы насолить им обоим.

Свет лампы Джозефины покачивался, отражаясь от изогнутых стен вокруг узкой винтовой лестницы. Спустившись до конца, мы очутились на небольшой площадке перед массивной деревянной дверью. Оноре достал связку ключей и отпёр её. Он толкнул нас внутрь, и внезапно я оказалась в очень знакомом месте.

Это тот самый туннель, по которому мы с Уиллом и Джоном Франком шли к поезду. Перед нами стояла огромная запертая дверь, а за ней находился проход к каналу, который вёл в катакомбы и Академию. Мы спустились по тем лестницам, которые использовались, чтобы тайком проводить иностранных членов Ордена в Академию.

Мы находились так близко к безопасному месту, и тем не менее пребывали в западне. Я ещё не могла сбежать, но теперь ощущала, что у меня имеется некое преимущество. В какой-то момент они должны допустить ошибку, и когда это случится, я буду знать дорогу домой.

Я наблюдала, как Оноре отпирает большую дверь, передвигая её элементы в правильной последовательности. Неудивительно, что он имел возможность пробираться в катакомбы Академии, когда ему вздумается. У него имелись ключи от царства, и никто ни о чём не догадывался.

Иногда невыносимое высокомерие Развлекателей действительно становилось их ахиллесовой пятой. Они люди, а не боги, и они тоже допускали ошибки.

Дверь захлопнулась позади нас, запирая в темноте. Джозефина подняла лампу, но небольшой огонёк не мог осветить длинный туннель. Однако он открыл нашему взору хвосты нескольких крыс, которые бросились врассыпную.

Я задрожала. Мы начали своё долгое шествие по коридору, который вёл в помещения под Королевской Обсерваторией. Наши шаги эхом разносились по коридору, а мадам Буше вышагивала возле меня пружинистой походкой, точно внезапно омолодилась.

– Только подумай, больше никакой войны. Никаких смертей. Скоро мир станет идеальным, – Буше мечтательно улыбнулась Papa.

Он сердито посмотрел на неё.

– Твои действия породят кровавую бойню таких масштабов, каких мир ещё никогда не видывал, – его лицо смягчилось. – Прекрати это безумие. Ты не настолько жестока, Крессида. Когда-то у тебя было прекрасное сердце.

– А ты его разбил! – рявкнула она. – Ты разбил его, когда убил моего отца. Ты разбил его, когда бросил меня. И ты разбил его, когда я увидела тело своего сына, изувеченное войной. Но я использовала то, чему ты меня научил. Я отремонтировала его. Без меня он бы умер. Ты никогда не был ему нужен. И подумать только, теперь он твой единственный наследник.