Текст книги "Тайный друг"

Автор книги: Крис Муни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Глава 29

Брайсон уже держал наготове фонарик. Дарби взяла запасной, который всегда лежал у нее в багажнике автомобиля, и поспешила за Ридом, который в сопровождении Брайсона и шестерых его полицейских уже шагал по круто поднимавшейся вверх дороге.

Тротуар покрывал толстый слой льда. Дарби ступала очень осторожно, чтобы не поскользнуться, и внимательно смотрела, куда поставить ногу. Подъем на гору, густо поросшую соснами и елями, лапы которых под тяжестью мокрого снега прогибались до самой земли, казалось, никогда не кончится и склоны ее так и будут тянуться на много миль вперед, уходя в бесконечность.

– Больничный городок сейчас как раз начали сносить, – пояснил Рид. На холоде пар от дыхания клубами вырывался у него изо рта. – Вашему приятелю-полицейскому я сказал то же самое. Там ничего нет, совсем ничего. Оттуда вывезли все, вплоть до последнего гвоздя.

– А когда лечебница закрылась официально? – поинтересовалась Дарби.

– Пожар после замыкания электропроводки в морге полностью разрушил крыло «Мейсон» в восемьдесят седьмом году. Лизоблюды на холме Бико-Хилл решили, что ремонт обойдется слишком дорого – больнице уже больше двух сотен лет, – а с учетом сокращений бюджетных ассигнований штата, выделяемых на охрану психического здоровья, клиника закрылась в следующем же году.

– Морг находится в этом здании?

– Раньше здесь располагался исследовательский центр. Когда пациент умирал, врачи изучали его мозги – это было в самом начале века, когда подобные вещи еще не были запрещены. Во всяком случае, после пожара клиника закрылась окончательно – отсутствие финансирования и все такое… Не могу сказать, что не согласен с таким решением. Ремонт действительно влетел бы в немалые деньги.

Дарби машинально кивнула. На самом деле она не вслушивалась в то, что говорил Рид, а думала о Малколме Флетчере. Почему он проявил такой неожиданный интерес к заброшенной лечебнице? Если он действительно что-то искал, то почему не попытался проникнуть сюда тайком? Возможно, он не смог пробраться внутрь самостоятельно и потому был вынужден обратиться к Риду за помощью.

Когда они наконец достигли вершины холма, Дарби окончательно выбилась из сил. Дыхание с хрипом вырывалось у нее из груди, ноги подкашивались от усталости. Рид закурил очередную сигарету.

Психиатрическая больница Синклера, массивное готическое сооружение, сложенное из старинного красного кирпича, с зарешеченными окнами, вольготно раскинулась в огромном внутреннем дворе, где еще сохранились остатки фонтана и несколько деревьев, которые, скорее всего, были старше самой клиники. Некоторые витражные стекла в окнах уцелели.

– Перед нами здание Киркланда, – пояснил Рид. – Ему больше двух сотен лет.

Дарби еще никогда не приходилось видеть столь массивных и протяженных построек. Здесь, наверное, можно было запросто заблудиться. Причем навсегда.

– Какое же оно огромное!

– Его площадь составляет около четырехсот тысяч квадратных футов, – с гордостью сообщил Рид. – Здесь восемнадцать этажей, не считая подвала, который сам по себе можно считать лабиринтом без начала и конца. Киркланд разделен на два крыла – «Гейбл» и «Мейсон». Внутрь последнего попасть невозможно. Полы там сгнили почти полностью, да и пожар причинил немалые разрушения, поэтому мы просто заколотили вход в него еще в восемьдесят девятом году. Через несколько месяцев все здание снесут, чтобы расчистить место для строительства кондоминиумов. По правде говоря, мне немножко грустно. Это здание – последнее из ему подобных, живое воплощение истории. Видите вон те две постройки с правой стороны? Это корпуса туберкулезной лечебницы. В одном лечили пациентов мужского пола, в другом – женского. Здесь каждый камень дышит историей.

Дарби по колено в снегу отправилась в обход внутреннего двора. Ей вдруг показалось, что она перенеслась в студенческий городок Новой Англии начала пятидесятых годов: та же самая старомодная оригинальность и уединение, разветвленные массивы старинных кирпичных зданий, разбросанные среди густых зарослей деревьев, на вершине холма, откуда открывался вид на Бостон, находящийся в восемнадцати милях к югу.

– Киркланд превратился в туристическую достопримечательность после того, как на экраны вышел фильм «Лазутчики», – сказал Рид. – Видели его?

Дарби отрицательно покачала головой. С некоторых пор она больше не смотрела фильмы ужасов. Уж слишком они походили на реальность.

– Книга Моррелла намного интереснее, – продолжал Рид. – В ней рассказывается о группе горожан-исследователей, которых прозвали «криперз», лазутчиками, за то, что они проникали в старинные исторические здания. Продюсеры фильма использовали больницу в качестве съемочной площадки. Так что за последние пять лет нам пришлось усилить меры безопасности. Охранники несут караул вокруг здания двадцать четыре часа в сутки. Большинство из тех, кого мы арестовываем, – подростки и студенты колледжей, которые, вы не поверите, ищут укромное местечко, чтобы выпить без помехи и потрахаться.

Рид вытащил из кармана связку ключей и поднялся по ступеням к главным дверям. Стеклянные панели за металлическими решетками потрескались, но еще держались.

– Вы провели того копа через эти двери? – спросила Дарби.

– Да, мэм.

– Это единственный путь, который ведет в больницу?

– Передние двери – самый безопасный способ попасть в клинику, – с нажимом произнес Рид. – Есть еще несколько входов, например через канализационные трубы в подвале и по старым туннелям, которые ведут в другие здания комплекса, но половина из них или уже обрушилась, или вот-вот рухнет, намертво перекрывая проход. Воспользоваться ими – значит рисковать собственной жизнью. Вот почему у нас столько охранников вокруг. Больница превратилась в источник сплошных неприятностей. В девяносто первом году какой-то засранец тайком пробрался сюда, упал и разбил себе башку. Так что вы думаете? Он подал в суд на власти и выиграл себе славное маленькое пожизненное содержание. У вас бы голова пошла кругом, если бы вы видели счета, которые выставил его адвокат.

За входными дверями их взорам предстал коридор, выходящий в большую, лишенную какой бы то ни было мебели прямоугольную комнату. Здесь не было ровным счетом ничего, за исключением голых полов и стен, покрытых облупившейся белой краской.

– Раньше здесь было приемное отделение, – пояснил Рид. – Возьмите каски вон из той коробки. Вас нелегко напугать, надеюсь?

– Если он испугается, я возьму его за руку, – отшутилась Дарби, бросив взгляд на Брайсона. Тим не слушал их. Он водил лучом фонаря по комнате, пристально вглядываясь в темноту.

– У меня однажды был случай, когда я привел сюда группу искателей острых ощущений для съемок какого-то телевизионного шоу, – ударился Рид в воспоминания. – Они все были увешаны самыми разнообразными причиндалами, совсем как в фильме «Охотники за привидениями». Так вот, один из этих придурков решил, что видит привидение, заорал с перепугу и кинулся бежать, да так неудачно, что провалился в дыру в полу и сломал себе лодыжку. Держитесь позади меня и смотрите под ноги.

Глава 30

Соседняя комната размерами не уступала футбольному полю, со сводчатым потолком и стенами, оклеенными грязными обоями с красными и белыми крошечными розами, перечеркнутыми потеками воды. В дальней стене были прорезаны венецианские окна, стекла в которых были разбиты или вообще отсутствовали. На покрытом рваным линолеумом полу виднелись кучи снега и осколки тающего льда.

– Когда-то тут находилась главная столовая, – сказал Рид. – В сороковых годах здесь работали модные повара, готовившие изысканные блюда. Летом сюда привозили лобстеров, а на лужайках перед зданием разворачивали здоровенные жаровни – верите или нет, но здесь имелось и небольшое поле для гольфа. Я был бы не прочь погостить здесь в те времена. Это была не лечебница, а курорт. Что вам известно о «Синклере»?

– Совсем немного, откровенно говоря, – ответила Дарби.

– Если хотите, могу рассказать вам эту историю. Поможет убить время, по крайней мере. Идти нам еще долго.

– Звучит заманчиво.

Рид прошел через столовую, под ногами у него скрипел снег и лед.

– Когда в конце девятнадцатого века эту больницу только построили, ее назвали Государственной лечебницей для душевнобольных. Сумасшедший дом, проще говоря, – начал он свой рассказ. – Это место славилось своим гуманным отношением к пациентам. Доктор Дейл Линус – первый директор клиники – верил в гуманистический подход к лечению умственных и душевных расстройств: свежий воздух, здоровая пища и физические упражнения. В то время его идеи многим казались радикальными. Линус ограничил количество своих пациентов пятью сотнями, обращая особое внимание на то, чтобы каждый больной получал ту помощь и лечение, которые требовались. Поначалу здесь лечили всех подряд, а не только преступников. Сюда приезжали пациенты со всего мира, их влекли прогрессивные методы терапии, изобретенные Линусом.

– В чем именно заключались эти прогрессивные методы?

– Дайте подумать… Ну, скажем, здесь существовало водолечение, когда пациентов окунали в ледяную воду для лечения шизофрении. Затем доктора опробовали какой-то фокус под названием «инсулиновая кома». Предполагалось, что такое лечение должно успокаивать пациентов. «Синклер» стал первой клиникой в стране, где выполнили лоботомию.

– Не уверена, что эту операцию можно считать прогрессивной.

– В те времена она действительно была таковой. Сейчас это представляется нам варварством, учитывая, что можно проглотить таблетку, дабы избавиться от почти любой душевной хвори. «Синклер» в те годы добился таких впечатляющих успехов, а применяемые в нем методы лечения были столь революционными, что администрация выделила целых два корпуса исключительно для подготовки и обучения врачей, приезжавших сюда на стажировку со всех концов мира, – специально для них даже пришлось построить отдельное общежитие.

Дарби последовала за Ридом в холодный коридор – все тот же бетон, та же облупившаяся краска. Многие стены покрывала граффити. Один проход чуть ли не до потолка был завален мусором.

– Доктор Финнеус Синклер стал директором клиники году в шестьдесят втором, если не ошибаюсь. Примерно в это же время сюда на лечение стали направлять только преступников. Обычным же пациентам, ввиду отсутствия выбора и лучших условий содержания, пришлось перебраться в клинику МакЛина, которая стала популярна тем, что в ней лечили богачей, рок-звезд, экстравагантных поэтов и писателей, словом, подобную публику. Если у вас были деньги, то клиника МакЛина готова была распахнуть перед вами свои двери. А к Синклеру приезжали те, кто намеревался посвятить себя изучению преступных намерений и умыслов, равно как и мозгов, в которых они зарождались. Синклер старался понять и установить причины зарождения агрессивного поведения. Он много работал с трудными подростками из неполноценных, распавшихся семей.

Во время работы над докторской диссертацией Дарби никогда не попадалось имя Синклера. Быть может, в то время его исследования действительно считались радикальными. Но теперь, в двадцать первом веке, никто уже не удивлялся тому, что причины агрессивного и девиантного поведения коренились в трудном детстве.

Рид поднырнул под нависающей балкой и повел их по длинному коридору, который выходил в большой, прямоугольный вестибюль с дверями по обеим сторонам. Дарби провела лучом фонаря по комнатам с разбитыми окнами. Они были всевозможных форм и размеров. И все до единой пусты.

– Это бывшие кабинеты врачей, – пояснил Рид. – Вы бы только видели, какая здесь стояла мебель! Сплошь антиквариат. Какой-то пройдоха оптом скупил ее, вывез, продал и составил себе приличное состояние.

Он остановился перед большой комнатой с широким витражным окном.

– А здесь находился кабинет директора клиники. Ваш приятель-полицейский задержался здесь ненадолго, просто стоял на пороге и смотрел, будто вспоминал что-то. Он ничего не сказал, просто…

– Что? – поторопила его Дарби.

– Это не имеет никакого значения, правда. Странно, но не более того. Я вдруг вспомнил, что он так и не снял свои очки. Я предложил ему сделать это в свете того, куда мы направлялись, но он не обратил на мои слова внимания и шел с таким видом, словно знал здесь каждый уголок.

Дарби спустилась вслед за Ридом на три пролета по пыльной лестнице, а вокруг нее стонало и поскрипывало древнее здание. Через десять минут Рид остановился перед старой стальной дверью и лучом фонаря высветил едва различимую надпись: «Палата С».

– Здесь пациентам делали префронтальную лоботомию, – сказал он, открывая дверь. – Смотрите под ноги. Даже зимой на плитках скапливается влага. Мы заблокировали эту часть здания, так что попасть сюда не легче, чем влезть блохе в задницу. Пол чертовски скользкий.

Окон в помещении не было, и здесь царила угольно-черная темнота. В воздухе ощущался явственный запах плесени и сырости. На стене висели проржавевшие часы «Дженерал электрик». Дарби заметила несколько кранов. Наверное, на них надевали шланги, чтобы смыть кровь. Она мельком подумала о том, скольким же пациентам пришлось перенести то, что некогда считалось прогрессивным медицинским способом излечения умственных расстройств.

Под тяжелыми шагами Рида жалобно поскрипывала отсыревшая плитка пола.

– Когда я начинал работать здесь, в этой комнате еще стояли стальные столы с кожаными ремнями. Врачи проводили здесь и лечение электрошоком.

Дверь в дальнем конце пронзительно заскрипела, когда он распахнул ее. Коридор за ней пребывал в полуразрушенном состоянии. Дарби проследовала за Ридом через очередной холл и очутилась в просторном двухэтажном помещении, которое живо напомнило ей тюрьму. По обеим сторонам тянулись камеры, каждая стальная дверь была снабжена засовами и глазком, чтобы врачи могли присматривать за пациентами. Двери покрывала ржавчина, комнаты выглядели пустыми и голыми.

– Это и есть крыло «С», – сказал Рид. – Ваш коп подходил вот к этой комнате.

Он направил внутрь луч фонаря и внезапно отшатнулся от двери. Дарби отодвинула его в сторону и заглянула в камеру.

К стене под подоконником кнопками была прикреплена фотография, моментальный снимок женщины с длинными светлыми волосами, разделенными посередине на пробор. У нее были проницательные голубые глаза, выделявшиеся на загорелом лице. Она была одета в блузку с белым воротником.

– Сегодня днем ее здесь не было, – заявил Рид. – Готов поклясться в этом на стопке Библий.

Дарби не сводила глаз с подоконника. На нем над фотографией стояла статуэтка Девы Марии – такая же самая, как и те, что были зашиты в карманы Эммы Гейл и Джудит Чен.

Дарби повернулась к Брайсону, который завороженно разглядывал статуэтку Богоматери.

– Вы знаете эту женщину?

Брайсон отрицательно покачал головой.

Дарби внимательно рассматривала снимок. Он был отпечатан на плотной глянцевой бумаге. На обороте его не было никаких надписей, ни даты или отметки времени. Наверное, его могли отпечатать на компьютере, решила Дарби. В любом фотоателье и аптеке стояли кабинки, в которых, имея карту памяти, за несколько минут можно было распечатать цифровую фотографию.

– Не могли бы вы оставить нас на несколько минут одних?

Мистер Рид кивнул головой в знак согласия. Отойдя от камеры, он присоединился к двум другим полицейским, которые бесцельно бродили по помещению. Лучи их фонарей скрещивались и вновь разбегались в стороны, пока они осматривали комнаты-камеры на обоих этажах. Дарби повернулась в Брайсону.

– В багажнике моей машины лежат пакеты для сбора вещественных доказательств и запасной комплект судебного эксперта. Я могу самостоятельно осмотреть и обработать эту комнату, а вы станете свидетелем, если мы обнаружим здесь что-нибудь. Это будет быстрее, чем вызывать специалистов из лаборатории.

– А кто будет делать снимки?

– У меня есть «полароид» и цифровая фотокамера.

В кармане у Дарби завибрировал сотовый телефон.

– Ну и как вам понравился «Синклер»? – поинтересовался Малколм Флетчер. – Похоже на чистилище, верно?

Глава 31

– Не знаю, мне трудно судить об этом, – ответила Дарби, делая знак Брайсону. – Я никогда не была в чистилище.

– Разве вы не читали Данте? – продолжал язвить Флетчер. – Или этому в школе больше не учат?

– Я читала «Paradiso».[15]15
  «Рай», третья песня «Божественной комедии» Данте Алигьери.


[Закрыть]

– Да. Хорошие девочки-католички всегда сначала узнают о рае, не так ли?

Флетчер рассмеялся. Брайсон стоял позади Дарби. Она держала телефон на некотором расстоянии от уха, чтобы ему было слышно.

– Монахиням следовало заставить вас прочесть первой «Purgatorio»,[16]16
  «Чистилище», вторая песня «Божественной комедии».


[Закрыть] – сказал Флетчер. – Там Данте описывает чистилище как место, в котором страдание обретает реальную цель, способную привести к искуплению, если только вы согласны проявить терпение и настойчивость. А вы согласны их проявить?

– Я нашла комнату с фотографией.

– Вы узнали женщину?.

– Нет. Кто она?

– А что вы думаете о статуэтке Девы Марии?

– А разве она должна что-то значить?

– Сейчас не лучшее время для уклончивых ответов, Дарби. Момент откровения вот-вот наступит.

– Давайте поговорим о женщине на фотографии. Для чего вы оставили ее здесь?

– Мне было бы легче отвечать на ваши вопросы, если бы вы ответили на мой, – заявил Флетчер. – Статуэтка на подоконнике – точно такая же, как и те, что вы обнаружили в карманах Эммы Гейл и Джудит Чен?

Дарби не собиралась предоставлять бывшему консультанту-психологу подробную информацию о ходе расследования.

– Для чего вы поместили ее сюда? – спросила она. – И почему хотели, чтобы я нашла ее?

– Расскажите мне о статуэтках, и я назову вам имя женщины на фотографии.

Брайсон отрицательно покачал головой.

– Боюсь, что не понимаю, о чем вы говорите, – ответила Дарби.

– Почему бы вам не спросить об этом у детектива Брайсона? Или, того лучше, не передать ему трубку?

Откуда Флетчер узнал, что Брайсон находится рядом с ней, в комнате?

Должно быть, он наблюдает за нами.

Брайсон отступил в сторону, доставая оружие, и пригласил Рида войти в комнату. Дарби прикрыла микрофон рукой.

– Не говорите ему ни слова, – прошипел Брайсон и сделал знак своим людям.

Дарби рукой в перчатке взялась за свой пистолет и выхватила его из кобуры. Сквозь дверной проем она вглядывалась в темную, заброшенную комнату, прорезанную лучами света от фонарей, в которых клубился пар от их дыхания. Проклятье, где же прячется Флетчер?

Дарби вновь поднесла телефон к уху.

– Расскажите мне о женщине на фотографии.

– Вы не сможете отыскать ее в одиночку, – отрезал Малколм Флетчер. – Но если вы готовы отправиться в путешествие, я стану вашим гидом.

Если это была какая-то ловушка, то почему Флетчер устроил ее в заброшенной клинике, в комнате, битком набитой полицейскими? Уж слишком сложной выглядела подстава. В таком случае, быть может, он говорит правду?

– Полагаю, вы должны объяснить, что у вас на уме, – предложила Дарби.

– У вас нет причин опасаться меня. Мы оба преследуем одну и ту же цель.

– То есть?

– Мы оба хотим узнать правду, – сказал Флетчер. – Я приведу вас к женщине на фотографии, но как только вы откроете ящик Пандоры, пути назад уже не будет. Быть может, для начала вам стоит хорошенько подумать над этим.

– И вы согласны привести меня к ней исключительно по доброте душевной?

– Можете считать меня Хароном, который перевозит вас в лодке через реку судьбы.

– Где она?

– Ожидает внизу.

У Дарби перехватило дыхание. Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями.

– Она здесь? – выдохнула она.

– Да. Вы готовы встретиться с ней?

В тоне Флетчера не чувствовалось ни угрозы, ни веселой язвительности, свойственной их предыдущим разговорам. В ушах Дарби звучал холодный, нейтральный голос, пробудивший в ней воспоминания детства. Тогда ей было десять, и она решила срезать путь, пройдя напрямик через парк Белхэм-вудс, но наткнулась на троих мальчишек из своего же класса. Она нашли мертвого койота. Один из них, Рикки-как-там-его-фамилия, толстяк со злыми глазами, спросил, не хочет ли она посмотреть на него. Дарби отказалась. Тогда они обозвали ее курицей, маленькой перепуганной девчонкой.

Чтобы доказать, как они ошибаются, она подошла к обрыву, споткнулась, упала и покатилась вниз. Ударившись спиной обо что-то твердое, она остановилась. До нее словно издалека доносилось гудение мух, заглушаемое хохотом мальчишек. Пытаясь приподняться, она вдруг почувствовала, что между пальцами шевелится что-то горячее и живое. Личинки, жирные и отвратительные! Скелет буквально кишел ими. Дарби завизжала, а мальчишки захохотали еще громче и обиднее. Когда она заплакала, толстяк крикнул ей: «Эй, не сердись на нас. Ты ведь сама решила спуститься туда».

Воспоминания растаяли, когда Флетчер произнес:

– Не хочу показаться неучтивым, но у меня совсем нет времени. Я хочу услышать ваш ответ прямо сейчас.

Почему Флетчер вел себя так? Это всего лишь уловка, рассчитанная на то, чтобы выудить у нее дополнительную информацию о ходе расследования? Или все-таки бывшему штатному психологу ФБР действительно было известно нечто важное?

Внимание Дарби вновь привлекла статуэтка Девы Марии на подоконнике.

Черт тебя побери, где ты ее взял?

«Не говорите ему ни слова», – сказал Брайсон. Ну и что делать? Стоять на месте или идти ему навстречу?

– Позвоните мне, когда будете готовы поделиться информацией, – коротко бросила Дарби и дала отбой. Она повернулась к Риду, который явно был потрясен случившимся. – Сколько под нами этажей?

Старый смотритель снял перчатки и вытер лицо рукой, усеянной коричневыми пигментными пятнами.

– Четыре, – пробормотал он, – не считая первого, цокольного уровня.

– Когда вы были там в последний раз?

– Туда уже много лет никто не спускался.

– Может быть, нам придется обыскать клинику. Я хочу, чтобы вы и ваши люди помогли нам.

– Вы хотите, чтобы мы помогли вам обыскать всю лечебницу? Я не могу разрешить этого, мисс МакКормик. Здесь слишком много помещений, которые могут обрушиться. Это чересчур опасно.

Дарби смотрела на фотографию молодой женщины. Неужели она находится где-то здесь, в больнице? Жива ли она? Не ранена ли?

– Прошу вас, мистер Рид, оставайтесь в этой комнате, пока я не вернусь.

Дарби, держа пистолет в вытянутой руке, медленно продвигалась вдоль стены. Над ней, на противоположной стороне, люди Брайсона выбивали двери камер в поисках Малколма Флетчера. Она сомневалась в том, что им удастся найти его. Бывший федеральный агент в совершенстве овладел искусством уходить от наблюдения. Его не могли поймать вот уже два десятилетия.

Тим Брайсон стоял в конце коридора, и пар от его дыхания клубился в луче фонаря, укрепленного под стволом пистолета, девятимиллиметровой «беретты». Она заметила, что Брайсон смотрит на нее, и кивнула на пустую комнату. На окне была установлена решетка, а разбитое стекло удерживала на месте проволочная сетка. На подоконнике лежал снег.

– Думаю, мы должны организовать поисковую партию, – заявила Дарби.

– Вы думаете, женщина с фотографии ждет нас где-то здесь?

– Он хотел отвести нас вниз. Полагаю, нам придется все осмотреть самим.

Брайсон на мгновение задумался. Потом выругался.

– Может быть, вы и правы, – сказал он. – Я организую поиски. Осмотрите комнату и возвращайтесь в лабораторию. Я хочу знать, что задумал этот сукин сын!