Текст книги "Принцесса яда (ЛП)"
Автор книги: Кресли Коул
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)
Глава 11
– Мистер или миссис Дево? – нет ответа. – Мне нужно поговорить с Джексоном, – сказала я, прежде чем войти в дом.
Я не увидела никого внутри, но вокруг я наблюдала такую же бедность, что и снаружи. В главной гостиной было тесно, потолок нависал так низко, что я подумала, что Джексон был вынужден пригибаться, чтобы пройти. Свисающая с него единственная лампочка гудела как пчела. Единственное окно было заколочено. Дверь в комнату в задней стене был закрыта, но я слышала рев телевизора внутри. Вдоль левой стены, была до смешного маленькая кухня. Шесть очищенных рыбин лежали рядом с шипящей сковородой. Они были нарезаны на куски, и уже панированы в кукурузной муке. Может Джек за углом, а я в ловушке? Зачем оставлять все на плите?
– Джексон, где ты? – с отчаяньем в глазах, я пристально оглядела комнату.
Вдоль стены справа, стоял диван, накрытый пледом с дырами от сигарет. Старая простыня была натянута на провалившиеся подушки. Его сапоги стояли на полу у подножия дивана. Это здесь он спит? Мои губы приоткрылись. Он даже не имел своей комнаты. Книга " Испанский язык для начинающих" лежала на полу, переплет треснул и открылся на середине, рядом с ним лежала изношенная копия " Робинзона Крузо". Этого романа не было в нашем списке литературы. Значит, он читал для удовольствия? И хотел говорить на другом языке? Я почувствовала, как что-то сжимается у меня внутри. Что бы я ни думала о том, как он рос, он был просто восемнадцатилетним мальчиком, у которого были планы и мечты. Может быть, он мечтал сбежать в Мексику из этой адской дыры. Меня поразило, как мало я в действительности знала о нем. Когда мой гнев стал блекнуть, я напомнила себе, что, то немногое, что я знала, я ненавидела. Тем не менее, я обнаружила, что плетусь вперед, чтобы выключить плиту пока кухня не загорелась. Я прикусила губу. Где он? Что делать, если мой альбом был у Лайонела? Я не видела здесь ни одного телефона. После того, как я выключила горелку, я услышала крик за спиной. Не телевизор? Вдруг раздался резкий барабанный стук по жестяной крыше. Я вскрикнула от удивления, но этот шум заглушил звук. – Просто дождь, – пробормотала я про себя. – Капли дождя падают на жесть. Наконец-то! Вода собиралась бисером вдоль выпуклых швов на потолке, капала на пол, на диван. У Джексона не будет сегодня вечером сухой постели. Я подскочила, когда громкий звук потряс дом, как будто кто-то, топая, поднимался по задней лестнице. Когда хлопнула задняя дверь, за спиной скрипнула открывающаяся дверь в комнату. Нездоровое любопытство повлекло меня ближе. Один быстрый взгляд, и я выскользну…
На грязном матрасе лежала, распластавшись без сознания, женщина средних лет, ее длинные, черные как смоль волосы запутались ореолом вокруг головы. Она была одета почти неприлично, ее халат задрался, высоко оголив ноги. Четки со сверкающим бисером из оникса и небольшой готический крест окружали ее шею. Рука свисала в сторону, пустая бутылка бурбона стояла на полу, непосредственно под кончиками пальцев. Нетронутая яичница и тосты стояли на ящике возле кровати. Это что – миссис Дево? Высокий загорелый мужчина в мокрой спецодежде попал в поле зрения. Он ходил рядом с кроватью, кричал на нее без сознания, тряся кулаком и своей бутылкой ликера. Был ли этот человек ее мужем? Ее бойфрендом? Я знала, что должна уйти, но меня словно приковали к месту, я не могла отвести взгляд, дыхание перехватило. Я увидела Джексона с другой стороны кровати, он пытался прикрыть халатом ее ноги. Тряся ее за плечо, он пробормотал: «Мама, подъем!»
Она что-то невнятно сказала, но не сдвинулась с места. Как же Джексон смотрел на ее лицо – как будто защищая… Я знала, что это он приготовил ей сегодня утром завтрак.
Когда пьяный мужчина направился к ней, Джексон оттолкнул его рукой прочь. Они оба кричали на кайджанском французском языке. Из того, что я услышала, я мало что поняла. Джексон пытался выгнать его, говоря ему, никогда не возвращаться? Мужчина потянулся к миссис Дево снова. Джексон оттолкнул его еще раз. Тогда они оба оказались в ногах кровати. Их голоса становились все громче и громче, ярость нарастала, пока они кружили друг вокруг друга. Неужели, этот идиот не видит, как горят глаза Джексона? Он хочет, чтобы его побили? Вместо того, чтобы прислушаться к предупреждению, мужчина схватил горлышко бутылки, разбивая ее нижнюю часть о подоконник. С удивительной скоростью, он напал с осколком в руке. Джексон отразил удар своим предплечьем. Я увидела кость, прежде чем хлынула кровь. Я прижала свою руку ко рту. Не представляю как это больно! А Джексон? Он только улыбнулся. Как животное, обнажая зубы. Наконец, пьяный в страхе отступил. Слишком поздно. Джексон бросил свое большое тело вперед, его кулаки взлетели. Струя крови брызнула изо рта человека, потом еще и еще. Джексон безжалостно избивал его. Сила нарастала, удары были жестокими, глаза стали дикими.
Почему я не могу убежать? Оставить это грязное место позади? Оставить эти ужасные звуки: стук дождя о жесть, пьяную женщину нечленораздельно хрюкающую, звук ударов Джексона, одного за другим.
И вот…последний удар по челюсти человека. Я думаю, что я слышала треск кости. Сила удара заставила мужчину развернуться на одной ноге, капли крови и зубы падали вниз. Цинично усмехаясь, Джексон сказал: «Bagasse» (Отребье). Измочаленный. Избитый, в буквальном смысле до такого состояния. Я подняла руки, закрывая уши, борясь с головокружением.
Итак, мужчина был побежден и гнев Джексона пошел на убыль. Пока он медленно поворачивал голову в мою сторону. Его брови приподнялись в замешательстве.
– Эванджелин, что ты…?
Он обвел взглядом свой дом, как будто видел его моими глазами. Как будто видел эту дыру в первый раз. Даже после увиденного, проявленного Джексоном насилия, я не могла удержаться от жалости к нему. Он, должно быть, заметил это выражение на моем лице, потому что покраснел от смущения. Его замешательство быстро испарилось, зато гнев вернулся. Его взгляд стал почти пустым. – Почему, черт возьми, ты пришла сюда? – сухожилия на шее натянулись, когда он шагнул ко мне.
– Ты скажешь мне, как ты оказалась в моем проклятом доме!
Я могла только глазеть, пока отступала. Не поворачивайся к нему спиной, не смотри в сторону…
– Девушка, как ты оказалась в Бейсене? C’est ca coo-yon! Bonne a rien! Ничего хорошего ты не добьешься, кроме как навлечешь на себя беду! – я никогда не слышала его акцент так сильно.
– Я...я…
– Хотела посмотреть, как живут другие? Так?
Я отступила до порога, почти до крыльца.
– Я хотела вернуть альбом, который ты украл!
Сверкнула молния, озарив ярость на его лице. Гром прогремел через мгновение, сотрясая дом так сильно, что крыльцо заскрипело. Я закричала и закачалась балансируя.
– Альбом со всеми твоими сумасшедшими рисунками? Ты пришла, дать мне нагоняй! – Когда Джексон потянулся ко мне своей раненой рукой, я отшатнулась, шагнув назад под стучащий дождь. Казалось, что ступенька ушла из под моей ноги, боль вспыхнула в лодыжке. Я почувствовала, что падаю…падаю…садясь на задницу в лужу. Я ахнула, выплевывая грязь и дождь, слишком потрясенная, чтобы плакать. Пряди мокрых волос облепили мое лицо, мои плечи. Я попыталась встать, но грязь засасывала меня. Я убрала волосы с глаз, пачкая свое лицо грязью. Моргая от дождя, я закричала:
– Ты! – я хотела кричать на него, обвинять его в моей боли, в моем унижении. И все, что я могла повторять снова и снова было – Ты! – Наконец мне удалось прокричать:
– Ты мне противен!
Он издал горький смех.
– Противен ли? Не ты ли вчера вечером подставляла свои губы, надеясь, что я поцелую их. Тогда ты хотела этого больше чем я!
Мое лицо покраснело от стыда. Потом я вспомнила.
– Ты обманул меня, чтобы твой друг-неудачник мог украсть наши вещи. Ты действовал, как если бы я нравилась тебе!
– Ты, похоже, была не против! – он поднял здоровую руку, проведя пальцами по волосам. – Я прослушал, твое сообщение Рэдклиффу! Ты собиралась поцеловать меня? И через несколько дней отдаться тому парню?
– Дай мне мой альбом!
– Или что? Что ты сделаешь мне? У маленькой куклы нет зубов.
Разочарование возросло, потому что он был прав. У кайджана была сила, у меня не было. Могла ли я задушить кого-то виноградной лозой или изрезать в клочья? Когда мои ногти стали превращаться, я почувствовала что-то похожее на блаженство, единение, которое я делила с тростником. Я была наводнена осознанием всех растений вокруг меня, их расположением, их сильными и слабыми сторонами. Над домом Джексона, кипарис сдвинул свои ветви ко мне. В отдалении я почувствовала шипение лозы в ответ, скользящей поближе, чтобы защитить меня. И на мгновение, я испытала желание показать ему, кто на самом деле имеет силу, чтобы наказать его за причиненную мне боль. Наказать его? Нет, нет! На этот раз, я изо всех сил попыталась сдержать ярость, которую испытывала.
– Ты хочешь свои рисунки? – Джексон ворвался внутрь, возвращаясь с моим альбомом. – Возьми их! – Он бросил альбом, как фрисби. Страницы разлетелись по всему грязному двору.
– Нееет! – я кричала до гипервентиляции, наблюдая, как они разлетаются.
К тому времени как я сумела встать на четвереньки, я дышала так тяжело, что давилась и закашливалась от капель дождя. Я потянулась к ближайшим от меня страницам, на каждом листке были видения, что шептал мой разум. Смерть. Мужчина на болоте. Солнце, сияющее в ночи. С каждой страницей, что я подбирала, я вопила ему снова и снова:
– Я тебя ненавижу! Ты отвратительная скотина!
Его красивое лицо скрывало насилие и бурлящую жестокость. Даже если он защищал свою мать, ему нравилось избивать человека до бессознательного состояния. Джексон только что показал, каким бессердечным мальчиком на самом деле он был. Bagasse …
– Ненавижу тебя! Никогда не подходи ко мне снова!
Он уставился на мое лицо, его выражение сменилось с убийственного до недоверчивого. Он тяжело покачал головой. Что он видит?
– Эви! – Мэл плакала. Она пришла за мной!
Обняв меня за плечи, чтобы помочь встать, она кричала на Джексона: – держись от нее подальше, ты негодяй, мусор!
Бросив последний тяжелый взгляд на мое лицо, он повернулся и удалился. Как только он захлопнул дверь своей лачуги, мои лозы достигли крыльца. Мэл была слишком занята, проверяя мои повреждения, чтобы видеть, но я смотрела на них, раскачивающихся прямо, как кобры, ожидающих моей команды.
Я прошептала: «нет». – В тот же миг, они устремились обратно, как сорвавшиеся резинки. Тогда я сказала Мэл:
– Мне нужны эти рисунки. Все.
Не говоря ни слова, она опустилась на колени рядом со мной. Обе в грязи, мы собирали мое сумасшествие.
Глава 12
– Ты ведешь себя очень тихо, – сказала я Мэл, когда она помогла мне подняться на крыльцо. Дождь отступил, передняя дверь открылась от ночного бриза. Мы обе все еще были покрыты грязью. – Я ненавижу, когда ты тихая.
По дороге сюда, я рассказала Мэл о ПШР, моих видениях, моей маме, бабушке – хотя ничего о своих планах – закончила как раз перед тем, как мы подъехали. Теперь, после своей исповеди, я чувствовала себя разбитой, как одна из тех кукол, которые восстанавливают форму после удара. Но вот в чем дело – те глупые куклы получают еще больше ударов после этого. Когда закончится этот день? Моя нижняя губа дрожала, пока я боролась со слезами.
– Я жду, когда ты расскажешь мне, что случилось в лачуге кайджана, – сказала Мэл. – Я имею в виду, ваши выражения были незабываемыми – это было что-то вроде: "Па, я что-то вижу за сараем".
– Возможно, однажды я расскажу тебе. – Прямо сейчас воспоминания были слишком свежими.
– Как же получилось, что я стала последней, кто узнал, что у тебя есть видения? Женщина, что породила тебя, узнала об этом до меня. И это ранит.
– Я не хочу, чтобы ты относилась ко мне иначе. – Когда мы подошли к двери, я сказала, – я пойму, если ты не захочешь больше дружить. – Я показала на свой рюкзак, полностью набитый промокшими страницами. Закатив глаза, Мэл передала мне мою сумку.
– И упустить свой шанс продать твои, немного поврежденные, рисунки на deviantART.com? Ни в коем случае, моя чокнутая шалунья. – Обвив рукой мою шею она потянула ее вниз, чтобы стереть пальцами грязь с моих волос.
– Я собираюсь разбогатеть! Так что мне нужно еще несколько рисунков, которые не намокли во время твоей встречи с кайджаном.
– Перестань! – но удивительно, я почти засмеялась.
– Ты уверена, что не хочешь, чтобы я вошла? – спросила Мэл, когда, наконец-то, отпустила меня.
– Я уверена – сказала я.– Вероятно, будет ужасный скандал.
– Послушай, попрыгунья, мы подумаем, обо всем этом завтра, – заверила меня Мэл. – Но поверь, ты не вернешься в этот ПШР, Эви. Если придется, мы убежим вместе, заключим гражданский брак, а жить будем за счет твоего искусства. – Моя нижняя губа снова задрожала.
– Ты всегда была рядом со мной, мирилась с моим дерьмом. – Мэл впилась в меня взглядом. – Ты задолбала уже, Грин. Выключи всю эту сентиментальную хрень и спроси себя: есть ли у меня выбор? Очнись. Ты моя лучшая подруга.
Теперь нужно проникнуть внутрь, прежде чем я расплачусь. Сдержанно кивнув, я похромала в дом, оборачиваясь на ходу. Мэл уезжала с ревом, оставив автограф, из трех прощальных гудков.
Я доковыляла до кухни, где мама делала попкорн. – Привет, милая, – бросила она через плечо веселым тоном. – Представь, шел дождь. – Ее глаза расширились, от моего внешнего вида. – Эви! Что с тобой случилось?
– Я поскользнулась в грязи. Это долгая история.
– Тебе больно?
Я пожала плечами, вцепившись в лямки рюкзака. Определенно, больно. – Моя лодыжка немного вывихнута.
– Я принесу лед и Aдвил.– сказала мама, переместив внимание на дверь, – и тогда ты сможешь рассказать мне, что случилось.
Пока она заворачивала лед в тряпку для мытья посуды, я опустилась в кресло, держа поблизости сумку и рисунки. – Это пустяки, мам.
Пока я раздумывала, как объяснить это несчастье, через переднюю дверь в дом вдруг задул ветер. Хотя прошел дождь, ветер был жарким и сухим. Подобно шарфу из сушилки, он потерся о мою щеку. Когда он подул снова и на этот раз сильнее, мама нахмурилась.
– Гм, я просто быстро просмотрю прогноз на Канале Погоды. – Она схватила пульт от телевизора на кухне и включила его.
Экран был разделен между тремя измученными известными журналистами, трио говорило друг с другом. Один из них был парнем, который в свое время находился в эпицентре Катрины. Так почему же он вспотел сейчас?
– Наблюдается странное явление погоды в восточных штатах… – давайте посмотрим за мое левое плечо – …просто посмотрите на эти огни, народ… является ли это восходом солнца?
Второй репортер выглядел, как будто неделю не смыкал глаз. – Температурные пики… пожары на северо-востоке… нет никакой причины для паники, – сказал он паническим голосом. – Скачки радиации… сообщают о северном сиянии далеко на юге, например в Бразилии... Микрофон третьего парня дергался в его дрожащей руке. – Мы потеряли контакт с нашими бюро в Лондоне, в Москве и Гонконге… Все сообщали о подобных событиях, – он прижался ухом к телефону – что это… Нью-Йорк? Вашингтон? – спросил он, и голос его поднялся на октаву выше. – М-моя семья в Вашингтоне...
Один за другим каналы отключились. Щелк. Щелк. Щелк.
– Мам? – прошептала я. – Что происходит? Почему твое лицо бледнее, чем я когда-либо видела.
Она посмотрела мимо меня, вдруг ее пальцы разжались. Кубики льда с грохотом упали на пол. Я вскочила на ноги, мою лодыжку кольнула боль в знак протеста. Я была слишком напугана, чтобы посмотреть, что там за моей спиной, слишком напугана, чтобы не смотреть. Наконец я проследила за маминым взглядом. В, теперь уже ясном, ночном небе мерцали огни. Малиновый и фиолетовый, как на растяжках во время Марди Гра*.
(*прим. редактора: Марди Гра – вторник перед Пепельной средой и началом католического Великого поста. Праздник, который знаменует собой окончание семи «жирных дней» (аналог русской Всеядной недели). Название распространено в основном во франкоговорящих странах и регионах. Празднуется во многих странах Европы, в США и в других странах. Из городов США самые массовые и пышные празднования проходят в Новом Орлеане.)
Я видела это во время первого визита Мэтью. Это было северное сияние. Северное сияние в Луизиане. Огни были совершенно очаровательны. Мама и я подползли к двери, горячий ветер усиливался, начиная завывать и греметь вокруг фермы. Лошади ржали в сарае. Я могла слышать, как они копытами бьют о свои стойла, раскалывая дерево. Они были в ужасе...
Но только взгляните на этот ослепительный свет! Я могла бы смотреть вечно. На востоке шумел тростник. Масса животных из полей спасались бегством. Еноты, опоссумы, нутрии, даже олени. Из канавы, на лужайку перед домом, вылезло такое множество змей, что она казалась светящейся и покрытой рябью. Волна крыс волновала летающих. Птицы заполонили небо, разрывая друг друга или бомбами падая на землю. Перья летали по ветру.
Но огни! Такое великолепие заставило меня ощутить как я плачу от наслаждения. Но все же я не думала, что это правильно. Что если Мэтью говорил об этом, предупреждал меня? Я не могла думать, только смотреть.
Массивные дубы, окружавшие Хейвен, заскрипели, привлекая мое внимание. Мама, кажется, не заметила, но они двигались, растягивая свои ветви вокруг нас. Они накрывали листьями, как зеленым щитом, наш дом, как будто, готовясь защищать его. Мой тростник казался ошеломленным, стоя прямо даже под таким ветром. Как будто был шокирован. Они знают, что приближается. Они знают, почему я должна…Отвернуться от света!
– Мама, не смотри в небо! – я оттолкнула ее обратно от двери.
Она заморгала, потерла глаза, словно возвращаясь из транса.
– Эви, что это за шум?
Шум нарастал в ночи, самый громкий, душераздирающий звук, который я могла когда-либо себе представить. Тем не менее, поведение мамы было спокойным.
– Мы не собираемся впадать в панику. Но мы запремся в подвале в течение 30 секунд. Поняла?
Апокалипсис…был сейчас. И Мэл была где-то там, одна.
– Я должна позвонить Мэл! – потом я вспомнила, что у нее не было телефона. – Если я поеду через наше поле, я успею перехватить ее!
Мама сжала мою руку и развернула в сторону погреба.
– Я не спущусь туда без Мэл! Я должна перехватить ее!
Я рванулась в сторону двери, но мама потащила меня обратно, ее сила была нереальной.
– Спускайся в подвал СЕЙЧАС ЖЕ! – перекрикивала она шум, – мы не можем так рисковать! -
небо становилось все жарче.
– Нет! – воскликнула я, борясь с ней. – Она умрет там, ты знаешь это, она умрет! Я видела это!
– Вы обе умрете, если ты выйдешь за ней!
Я снова рванулась, но не смогла побороть ее хватку. Я рыдала и билась в исступлении, пока она тащила меня обратно к лестнице в подвал. Когда я схватилась за дверь, она потянула меня, отдирая мои пальцы от косяка.
– Нет, мама! П-пожалуйста, отпусти меня к Мэл.
Потом было много света, от взрыва затряслась земля. Мои барабанные перепонки лопнули.
Секунду спустя, сила взрыва бросила нас вниз по лестнице, дверь позади нас захлопнулась.
Глава 13
246 ДНЕЙ ПОСЛЕ АПОКАЛИПСИСА.
РЕКВИЕМ, ТЕННЕССИ
– Артур, что это было? – спросила Эви.
Я моргнул. И еще раз. Я был совершенно захвачен ее рассказом о молниях.
– Что было что?
Она резко тряхнула головой, как будто хотела скинуть с себя наркотический туман. Удачи тебе в этом. Я – мастер замыслов, не имеющий себе равных в химии. Единственная причина, почему она еще не спала, потому, что я так хотел. Все продвигалось согласно моему графику.
– Мне кажется, что я слышала грохот внизу.
Она, вероятно, была права. Я использую просторный подвал, как свою лабораторию и для содержания объектов. Одна из маленьких сучек, что там находились, вероятно, попыталась добраться до ведра с отходами. Я поставил его достаточно близко, чтобы дать им надежду. Я никогда не упускаю возможности продемонстрировать богоподобную власть, которой я обладаю над моими подданными.
– Вероятно, крысы. – Говоря это, я внутренне смеюсь над своей шуткой. – Просто игнорируй их. Пожалуйста, продолжай. – Мне не терпится услышать продолжение истории Эви. Хотя я мало, чему верю.
Она, наклонив голову, смотрит на меня оценивающим взглядом.
– Артур, а что вы делали до Вспышки?
Я опешил. Ни один из моих предыдущих посетителей, никогда не спрашивал об этом. И мгновение я искал ответ, прежде чем остановился на лжи.
– Я готовился весной пойти в колледж. Специализироваться на химии в Массачусетском технологическом институте. – С тех пор как я себя помню, интересовался химическими способами превращения одного вещества в другое. Степень по химии дала бы мне хорошую основу для того, что я действительно хотел изучать. Алхимию – древнее искусство оккультных зелий и эликсиров.
– Я собирался стать химиком. – Алхимиком. Но МТИ не принял меня. Видимо, мое вступительное эссе о важности тестирования на людях «подняло красные флаги».
– Ничего себе. – Эви была искренне впечатлена. Она сказала это с таким выражением. – Вы должно быть очень умны.
– Я готовился всю свою жизнь, – говорю я с ложной скромностью. Мой разум масштабен, не поддается количественной оценке, даже самыми сложными измерениями. – Поэтому сейчас я учусь самостоятельно, по-прежнему работаю над осуществлением мечты. – Мои собственные независимые исследования, проводятся в подвале украденного мною логова.
Боже, я люблю…учиться. Но я не хочу больше говорить о себе. У Эви будет много времени, чтобы понять, кто я, и что я делаю.
– Потом я обобщу эти истории. Готова ли ты продолжить рассказ? – когда она кивает, я жму на запись. – Что случилось с тобой и твоей матерью после Вспышки?
– Я потеряла сознание от взрыва. Когда очнулась, мы просидели в темноте в течение нескольких часов. На рассвете мы выглянули. Вы можете себе представить что мы увидели.
Я мог. Подобно лазерным, лучи солнца взорвали землю в течение всего одной ночи. Те поля зеленого тростника, что она мечтательно вспоминала, были сожжены до пепла. Все органическое, любое живое существо, пойманное за пределами убежищ, было сожжено. Как и очень много людей, увидевших огни, вышедших из своих домов, как мотыльки на пламя. Как нарочно.
Все путешественники, что посетили меня на этом перекрестке, те что невольно передали мне свою одежду, еду, а в редких случаях и дочерей, приносили рассказы из своих регионов. Прежде, чем я убил их. Некоторые детали оставались неизменными. Водоемы от взрыва испарились, а дождя не было восемь месяцев. Все растения были полностью уничтожены, ничего не вырастет заново. И лишь небольшой процент людей и животных пережили первую ночь. В последующие дни, сотни миллионов людей погибло, не в состоянии выжить в новых токсичных условиях. По каким-то неизвестным причинам, большинство женщин заболели и умерли. Неизвестное число людей мутировало в "Бэгменов", в заразных зомби-подобных существ, проклятых бесконечной жаждой и отвращением к солнцу. Некоторые называют их hemophagics – кровопийцами. Я думаю, что они могут пить что угодно, но не найдя воды, должно быть, обратили внимание на людей, видя в них мешки с жидкостью. Они пьют и пьют, но их жажда никогда не угасает. Как и мои поиски знаний.
– Как ты думаешь, почему это произошло, Эви?
Она пожимает плечами, и вьющиеся золотистые локоны падают на ее тонкие плечи. И опять я очарован. В какой-то момент мне хочется держать ее здесь в качестве моего помощника, моего компаньона. Хотя я лишен сострадания, у меня есть некоторые эмоциональные потребности. Одиночество угнетает меня. Может быть, я, наконец, нашел девушку, которая сможет понять мой гений, важность моей работы. Может быть, она простит мои странности, так как сама вкусила сладость безумия. Или, может быть, размышляю я мрачно, она будет отвлекать меня от моих исследований. Я безжалостно устраняю отвлекающие факторы.
– Все теории, что я слышала, бессмысленны, – говорит она. – Я думаю, это была солнечная вспышка.
– Да, но они бывали и раньше, часто. Что сделало эту столь катастрофичной? Почему вся планета стала бесплодной?
– Некоторые говорят, что из-за колебаний угла наклона земной оси, нарушился баланс нашего мира, снизилась его защита. Другие утверждают, что обедневший озоновый слой, уже настолько был изношен, что оставил нас уязвимыми для тепла и радиации.
В принципе, мы знаем о Вспышке столько же, сколько средневековые знахари знали о черной смерти. Будут ли ответы такими же простыми, как то, что переносчиками и распространителями болезней являются блохи и крысы?
Я действительно не знаю, что и думать, – говорит Эви. – Я стараюсь не зацикливаться на вещах, которые я не могу контролировать.
Умная девушка.
– Какова твоя теория, Артур?
– Я придерживаюсь того же мнения что и ты. Лучше не зацикливаться на этом. – Говорю это, хотя зацикливаюсь на этом постоянно, зациклен на том, как идеальные органические вещества были разрушены, в то время как некоторые дома и здания сохранились. Моя теория только напугает ее, а я не готов подвести ее к разгадке. Пока.
– Кто-нибудь из твоих друзей выжил? Твой парень?
Ее глаза затуманиваются слезами. – Никто из них не выжил. Мэл… она никогда не вернется домой. – Эви опустила взгляд, начав снова качаться в кресле. Я заметил, что она замирает, когда чувствует себя особенно нерешительно.
– Она умерла одна, без семьи поблизости. Одинокая, на дороге.
– Откуда ты знаешь?
– Ее автомобиль был в кювете. Дверь была открыта, а внутри был…пепел.
– Понятно. – Груды пепла стали надгробиями для большей части населения земного шара, пока не пришли ветры, развеивая остатки в воздухе, чтобы его вдыхали всех остальные. – Я сожалею о твоей потере. – Говорю я, хотя ничего не чувствую.
Отсутствие сопереживания является благом для такого ученого, как я. Это позволяет мне экспериментировать, не задумываясь. Я испытываю только радость, когда мой скальпель разделяет плоть как две занавески, открывая секреты моему зондирующему взгляду. Так или иначе будут слезы Эви. Какая смелая маленькая девочка. Когда я доведу ее до рыданий, это будет еще большей наградой, чем обычно.
– Ты потерял свою семью во Вспышке? – спрашивает она, снова удивив меня своим интересом.
– Да, во Вспышке. – Я смотрю скорбным взглядом.
Она предлагает мне свое сострадание. – Это был дом твоего детства?
Я киваю, хотя это мой шестой дом с апокалипсиса. Я двигался, как рак-отшельник, от оболочки к оболочке. Исчерпав все ресурсы в одном месте, я покидал его. Но мне нравится как этот перекресток города, так и ресурсы, поступающие непосредственно ко мне здесь. Я планирую остаться на некоторое время.
Снова раздается стук в подвале. Эви напрягается, вскидывает голову. Мои руки сжимаются. Маленькие сучки. Я тянусь к записи, отключаю ленту. Едва сдерживая ярость, я поднимаюсь, сказав: – пойду, проверю свои мышеловки, я очень быстро. – Я в такой ярости, что боюсь, могу убить и испачкать кровью мои вельветовые брюки. – Оставайся. – Как будто она могла убежать. – Я скоро вернусь.
Я достаю свой брелок по пути к двери подвала, тихо разблокирую ее. Спускаясь по затемненной лестнице, я слышу приглушенные голоса моих испытуемых. Они знают, что должны молчать, если я приказал. Неподчинение мне? Памятуя о своих безупречных вельветовых брюках, я призвал терпение. Когда я вхожу в свою тускло освещенную лабораторию, знакомый запах немного успокаивает меня. Все столы переполнены флаконами и дистилляторами, на горелках Бунзена подогреваются колбы. Множество частей тел, хранятся в банках с формальдегидом. Вынутые глазные яблоки в одной из банок, кажется всегда следят за моими движениями, это меня забавляет. В прозрачном флаконе, я перегоняю новое зелье, которое даст мне всплеск адреналина, даст мне концентрированную силу и скорость. Другая колба содержит ключ к ускоренному заживлению. Я изобрел качественно другое оружие. Ходят слухи, что у Бэгменов аллергия на соль. У них не будет никаких шансов выстоять против моего спрея с хлоридом натрия. Если какое-либо из многочисленных ополчений, решит прокатиться через этот город, его будет ожидать сюрприз, когда я запущу в них своими закупоренными флаконами с кислотой…
Другую половину подвала закрывают тяжелые пластиковые шторы. Я называю ее подземельем. Там делается грязная работа. Там огромный мясницкий блок, операционный стол из нержавеющей стали, дренажный слив и анатомические инструменты. Там же я держу закованными своих стабильных девочек. В настоящее время у меня есть трое, каждая в возрасте от четырнадцати до двадцати, каждая в ошейнике и прикована к стене. Здоровые молодые женщины, как Эви, стали раритетными ресурсами. Я, как и все оставшиеся в живых, копил ресурсы. Не имеет значения, что я начал делать это еще до апокалипсиса. Я нуждаюсь в них, используя их, чтобы проверять свои измышления. Некоторые могут сказать, что я пытаю просто потому, что сам был подвергнут пыткам своего отца-тирана, который пытался "выбить зло" из меня. Я имел массу заживших переломов и ушибов повторяющихся все мое детство до того дня, когда я усыпил его хлороформом, приковал его в ванной, а затем медленно растворил в соляной кислоте. Он был в сознании достаточно времени, чтобы ответить за причиненное зло. А моя мать – женщина, которая не сделала ничего, чтобы остановить его, а даже обвиняла меня в том, что я вызываю его гнев. Она еще хуже.
Но мой прошлый опыт не имеет значения. Я использую этих девушек только для дальнейших исследований. Это работа всей моей жизни. Я не намеревался причинять им вред, как таковой. Тот факт, что мне нравится причинять им боль, случаен. Нет, исследования – это главное.
Когда я повернул голову в сторону подземелья, трио за пластиковым занавесом затихло, гремя цепями, они бросились обратно к стене. Я отодвигаю пластик, снимаю фонарь на батарейках, со стены. Защищая свои глаза от света, я смотрю на них сверху вниз, на каждую. Одетые в грязную одежду, они жмутся на утоптанном земляном полу, их руки облеплены грязью. Они копали землю, делая маленькие гнезда, в которых спят, чтобы согреться. Облепленный личинками труп лежит, свернувшись калачиком, в одном из гнезд, по-прежнему прикованный цепью. Это был мой последний эксперимент: зелье, разработанное мной, чтобы уменьшить потребность организма в жидкости. В течение нескольких недель, оно работало безупречно. Затем оно… перестало работать.
