Текст книги "Современная норвежская новелла"

Автор книги: Коре Холт

Соавторы: Сигбьерн Хельмебак,Финн Бьёрнсет,Юхан Борген,Ингвалл Свинсос,Турборг Недреос,Финн Хавреволл,Эйвин Болстад,Тарьей Весос,Аксель Сандемусе
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

– Уравновешенный, надежный человек, – подтвердил представитель министерства, – не то, что тот… Как бишь его?

– Лауритсен, – ответил главный инженер. – Слишком истеричный тип… На него положиться нельзя.

– Тогда, значит, договорились, – сказал чиновник из министерства и вытащил часы. – Ну, здесь нам больше делать нечего.

Трое важных облеченных властью господ стояли перед бараком, в котором помещалась контора, и дожидались машин, чтобы уехать обратно в город. В серых осенних сумерках их фигуры в пальто казались рослыми и могучими. Вокруг простиралось горное плато, черное и таинственное; выемка зияла в нем, как огромная рана. На бархате неба сверкали звезды, и их далекий мерцающий свет делал все вокруг зыбким и нереальным; пустынное плато казалось жутким, заколдованным царством.

– Слава богу, что есть город, – вздохнул главный инженер. Он чувствовал себя в своей тарелке только тогда, когда перед ним были вещи четкие и ясные, как расчетная схема или светокопия.

«Слава богу, что есть город», – подумал полицейский инспектор. В этой огромной непроницаемой тьме параграфы и инструкции, казалось, теряли свою силу.

«А тут красиво, – подумал чиновник из министерства и поднял воротник пальто, чтобы защитить затылок от холодного ветра. – Да, здесь в самом деле недурно, в своем роде…»

Он был любителем свежего воздуха, членом туристского клуба и потому считал себя обязанным относиться к природе лояльно. Впрочем, такова была и официальная точка зрения министерства. «Но, с другой стороны, неудивительно, что люди в этой колдовской мгле теряют способность рассуждать разумно», – подумал он и вспомнил человека, который утверждал, что слышал голос погибшего мастера.

Неподалеку от выемки черной тенью выделялся приземистый барак. Отсюда производились взрывы. Чиновник из министерства, поглубже засунув руки в карманы, свернул за стену барака, чтобы спрятаться от ветра.

Пронизывающий ветер гулял между бараками, шуршал в зарослях вереска, хлопал отставшими от стен досками. Представитель министерства плотнее прижался к стене барака и с любопытством заглянул через окошко внутрь. Стекло в окне было разбито, осколки его торчали в деревянной раме. Наверное, результат вчерашнего взрыва.

Вдруг кровь застыла у него в жилах и по спине пополз холодный пот. Глаза его привыкли к темноте, и в глубине барака он различил человеческую фигуру, склонившуюся над телефонным аппаратом. На какое-то мгновение ветер затих, и стало слышно, как человек в бараке стучит ногтем по трубке. «Тук-тук-тук! – донеслось до него. – Тук-тук-тук!»

– Юн! – умоляюще шептал человек у телефона. – Юн! Юн! Отвечай, Юн! – тихо взывал во тьме человеческий голос.

Мурашки забегали по телу представителя министерства. Он узнал этот голос.

– Юн! – всхлипывал человек в бараке. – Как ты там, Юн? Ты живой? – плакал младший подручный.

Новый мастер, надежный, уравновешенный человек, стоящий обеими ногами на земле, кричал в мертвую телефонную трубку и звал того, кого уже не было на свете.

Чиновник из министерства быстро и бесшумно отошел от барака. Придя в себя, он решил не рассказывать остальным о том, что увидел. Расследование закончено, документы подписаны, да и притом поздно уже.

Дело было завершено, и он мог с полным основанием сказать, что облеченные властью провели расследование добросовестно и обстоятельно.

БЬЁРГ БЕРГ

Коммивояжер
_{Перевод С. Тархановой}

Ёссе взял газету и спустился в мастерскую. Там, за верстаком, он давно облюбовал себе уголок для отдыха: пустой ящик, накрытый «списанным» одеялом – в конце концов, здесь не каторга, а гостиница… Вот оно, в самом нижнем углу, в разделе объявлений: «Хотите заработать деньги? Подходящий товар для подходящего человека».

А ведь этот тип живет здесь, в отеле: Ёссе сам отнес его чемоданы в номер 160. Все они набиты черными шкатулками с лиловой меткой. Это «пробные наборы».

Пробные…

Потерять нынешнюю службу – невелика беда. Таскать чемоданы, бегать по поручениям, приносить и разносить почту, разгребать снег, подстригать газоны. Быть на посылках у привратника, администратора и метрдотеля: «Ёссе! Сделай то-то! Сбегай туда-то!»

Попробовать, что ли?

Да, попробовать. И притом сегодня. Самое лучшее, если Лилли позвонит тому типу и спросит, можно ли ему прийти.

Человек восседал посреди груды шкатулок, грузный, с редеющими волосами, и курил трубку. Он знал, кто такой Ёссе. Лилли рассказала ему.

– Вы никогда прежде не торговали? – осведомился он, понимающе оглядывая зеленые вельветовые брюки Ёссе. – Есть у вас машина?

– Машина?..

– Лучше везти свой товар в пригороды. В городе люди сразу захлопнут дверь перед вашим носом, а то и вовсе не отопрут. Нет, в пригородах совсем другое дело…

«Фру Сельмер», – быстро проносится в мозгу у Ёссе. Старушка редко пользуется своей машиной, чаще всего та стоит в гараже. Наверно, она позволит ему взять машину, разумеется только на один этот раз, для пробы.

– Опыт придет со временем, торговать научитесь торгуя; теория здесь бессильна. Впрочем, я сейчас покажу вам, как это делается. Один-единственный раз – и вы все поймете. Сядьте-ка вот сюда, а я сейчас выйду за дверь, потом вернусь и продам вам щетку. Легко и просто.

Прихватив с собой один из коричневых чемоданов, которые, словно солдаты, выстроились на кровати, он вышел из номера, затем, постучавшись, снова вошел.

– Здравствуйте, барышня! Матушка ваша дома? Что вы сказали? Не может быть! Нет, право, девушки теперь слишком рано выходят замуж… Послушайте, молодая хозяйка, сейчас я покажу вам нечто такое, чего вы никогда еще не видали! Новейшее изобретение в помощь домашней хозяйке, уникальный подарок для вас! Щетка, которая все очищает сама, первоклассная натуральная щетка. Работает от электросети или малогабаритной переносной батарейки – на случай, если вы захотите чистить вещи в саду. Здесь – набор щеток разных размеров и разной стоимости: для чистки одежды, обуви, собак, печей и так далее. К сожалению, сейчас я могу предложить вам щетки только одного цвета: черные с лиловой эмблемой. Это эмблема нашей фирмы, мадам, она гарантирует качество. Разрешите мне показать вам щетку в работе, это займет не больше секунды. Так, поглядим… ага, вот и розетка! Какая у вас восхитительная прихожая, мадам, и щетка отлично впишется в интерьер: вот ее место, у зеркала, и по цвету она тоже сюда подходит. Щетка будто создана для вашего очаровательного гнездышка, мадам! Что вы, не надо пугаться, аппарат гудит еле слышно, он не заглушит телефонного звонка. Если же вы предпочтете чистить одежду в саду, тогда, возможно, кто-то из соседей и повернет голову на легкий непривычный шум. Смотрите! Ах, какое красивое пальто! Конечно, его надо чистить поосторожней. Вот, смотрите, здесь шкала. Щетка может работать на четырех скоростях, на первой она вращается совсем медленно. Да… наверно же, у вас есть в хозяйстве миксер, не так ли? Принцип здесь тот же. Захотите почистить мужнины спортивные башмаки – возьмите вот эту удобнейшую щетку и включите наивысшую скорость. Несколько легких движений, мадам, и ботинки заблестят, как зеркало. Можете мне поверить, на своем веку я видел тысячи изнуренных домашним трудом хозяек, у которых день и ночь ныли руки и плечи. Но вы еще молоды, совсем молоды, и, кажется, я поспел как раз вовремя, чтобы избавить вас от неописуемых страданий. Как жаль, что этот вездесущий маленький помощник не был изобретен давным-давно, но, увы, тут уж ничего не поделаешь.

Сколько он стоит? Вот теперь вас ждет приятный сюрприз, мадам! А знаете, у меня просто руки чешутся, так и подмывает провести щеткой по вашим прелестным локонам, хотя, конечно, понимаю: вы мне нипочем этого не позволите… Конечно! В шкатулке припасена специальная щетка для волос. А всего в ней восемь разных щеток; миниатюрный рисунок на ручке укажет вам назначение каждой. Как видите, на всех пластиковые мешочки, чтобы щетки не касались друг друга. Так… ваше пальто готово! А где собака, наверно, вывели на прогулку? Ах вот как, у вас нет собаки… Послушайте, я просто должен рассказать вам одну историю. Про мою старую тетку – не возражаете? Дядюшка мой, понимаете ли, живет на юге, у него своя свиноферма. Не знаю, видели вы когда-нибудь новорожденного поросенка? Очаровательнее всего поросенок, когда ему месяц или около того, право, они такие душки… Что вы говорите: видели только на новогоднем столе? Какая досада! Так, значит, когда изобрели вот эти щетки, я первым делом преподнес набор тетушке Улисе, так сказать, для пробы. Тетушка обожала своих поросят; бывало, сядет у закута и всем поросятам по очереди чешет рукой шкурку – ха-ха-ха, вот честное слово! Но самое главное я приберег под конец: знаете, как она использовала этот набор щеток? Точно! Вы просто на редкость догадливы!

Так слушайте же. Тетушка Улиса к каждому закуту прикрепила по щетке, а все провода подсоединила к одному, вот как сейчас это вижу – представляете картину? Получилась целая сеть проводов и щеткоскрепителей. Теперь надо было осторожно входить в хлев, а не то еще запутаешься в проводах. Все щетки тетушка отдала поросятам, она даже ввела твердый ежедневный «час чистки» шкурок, и поросята радостно визжали, стоило только Улисе показаться в дверях. Прочно укрепив щетки в углах закута, тетушка запускала их на среднюю скорость. Поросята скоро выучились пользоваться этим вертящимся аттракционом и всякий раз дрались за место. А уж какими холеными они стали! Точно розовые, свежевыкупанные младенцы, мадам! Ох, извините, наверно, я задержал вас своей болтовней, уж вы меня простите; вот что щетку вам принес, тут уж прощения не требуется, напротив, это классная вещь! Фирма взяла на нее патент, наши щетки покажут на осенней выставке в Мюнхене! Скоро такой набор будет в каждой семье. А уж до чего приятно подарить его друзьям! Ну как, мадам? Возьмем один для начала, не так ли? Сами понимаете, когда они поступят в магазины, цена возрастет вдвое!

Ёссе хватает записную книжку – в голове звон, в горле пересохло – и не сводит глаз с привычно сыплющих словами губ. Коммивояжер хохочет.

– Труд наш нелегкий, но дело того стоит, запомните это, молодой человек! Отныне вас будет кормить ваш язык. Поняли?

Положив на стол карту, он обводит на ней кружком один из загородных районов.

– Завтра поедете вот сюда! А когда вернетесь, доложите мне о ваших успехах. За каждую сделку получите комиссионные, но, если вам не удастся продать ни одной щетки, тогда прощайте: коммивояжер из вас не выйдет.

Ёссе очнулся уже за дверями номера 160; бешено колотилось сердце. Он подписал контракт. Завтра в отеле у него выходной: в этот день решится его судьба. Он станет коммивояжером – одним из тех, кто часто по долгу службы останавливается в отелях, кто торгует, разъезжая в машине, где лежат пробные образцы. Ему будут платить представительские, и по вечерам он сможет пропускать рюмку-другую в баре, и вообще…

На другое утро он выехал за черту города. В голове у него вихрем кружились розовые поросята, черные щетки с лиловой меткой и тетушка Улиса. Накануне, перед сном, он два часа стоял у зеркала и упражнялся:

– Здравствуйте, барышня! Матушка ваша дома?

Вот теперь можно начинать: он уже въехал в кружок, обозначенный на карте, в тот самый район торговли, который отведен ему одному. Он обойдет в нем каждый дом и в разговоре будет чеканить каждое слово, а быстрота придет со временем: как говорится, труд мастера ставит. Вон маленький домик на опушке леса… Ёссе решительно останавливает машину фру Сельмер у обочины шоссе, торжественно берет в руки чемодан с образцами и идет к дому.

Ему отпирает морщинистая бабка в синем клетчатом фартуке, руки у нее выпачканы мукой.

– З-здравствуйте, – робко произносит он, но больше ничего не может из себя выдавить: поток слов застывает у него в глотке, обратившись в ком льда, который уже не растопить.

– Входи, сынок! Чем это ты торгуешь? Нет уж, вашему брату коммивояжеру меня не обставить! Я покупаю лишь то, что мне нужно, и только в лавке, вот так-то! Но ты все же присядь, сынок, вижу, ты сильно устал, бедняга…

– Поросята есть у вас? – тупо спрашивает он, присосавшись взглядом к голубой полочке на стенке кухни, где стоят коробки со специями.

– Что? Поросята? Мы всякий раз на рождество заказываем полпоросенка, для двоих этого хватает надолго. На соседнем хуторе держат отличных свиней. Значит, ты разъезжаешь по здешним местам, принимая заказы на поросят? Что ж, всем нам надо чем-то кормиться, и то правда.

Он несмело берет в руки чемодан с образцами. Неловко открывает его и показывает бабке шкатулку – черную, будто из эбенового дерева, с лиловой эмблемой – два крохотных разверстых крылышка. Это марка фирмы, гарантия качества.

– Что это у тебя – щетки? Значит, щетками ты тоже торгуешь?

Спустя десять минут он уже снова сидит в машине, вся одежда на нем намокла и липнет к телу. Бабка заказала ему полный набор щеток!

В следующем доме он принял второй заказ. Там висела картина «Добрый пастырь». Щетки – сказали ему – будут разыграны в лотерее для благотворительных целей.

Остановив машину у третьего дома, он слегка задержался в ней: хотелось немного обдумать все, что произошло. Голова у него шла кругом, наверно от счастья, что уже сбыл два комплекта. Во всяком случае, когда он вернется в отель, никто уже не скажет ему «прощайте». Кстати, на что ему сдалась эта тетушка Улиса с ее свиньями? Надо прямиком приступать к делу, и без того все идет как по маслу.

А вот в третьем доме ему и правда открыла дверь молодая женщина, очень молодая женщина в мини-юбке.

На всякий случай он пустил в ход испытанный прием:

– Здравствуйте, барышня! Матушка ваша дома? – храбро начал он.

– Нет, представь себе, нет ее! А ты все равно заходи. Она только вышла кое-что купить. Скоро вернется. Может, кофе выпьешь?

– Нет, благодарю, я… э… я продаю щетки…

– Да брось ты! Эту песенку я уже слыхала! А больше ты ничего не умеешь?

Он ушел из этого дома, так и не дождавшись возвращения хозяйки. Он ничего не сбыл, зато приумножил свой жизненный опыт и лицом был красен, как вареный рак.

Сумерки застали его у входа в современный двухквартирный коттедж. Он уже продал восемь комплектов – совсем неплохо. Уверенным шагом пройдя по садовой тропинке, он нажал дверной звонок. На двери табличка: «Абрахамсен, член евангелического общества». Значит, тоже в некотором роде торговец. Ему открыла дама старообразного вида, с пучком на затылке, в темном платье с белым воротничком. Она зябко поежилась.

Дама – из молчаливых, она слушала бурный поток его слов с кроткой, терпеливой улыбкой. Рассказав про тетушку Улису и ее поросят, он начал злиться и уже плел какие-то истории собственного сочинения: про некоего столичного кузена, про бабушку, что якобы живет в Крагерэ… Интересно, долго еще она намерена так вот стоять, поеживаясь? Не лучше ли просто сказать, что ей не нужны щетки; и так ведь видно, что она не из тех, кто любит делать покупки. Какое-то смутное чувство говорит ему это.

Женщина прячет худые руки под кофту, в ее глазах все то же выражение кроткого терпения.

– У вас такие прекрасные ораторские способности, мой юный друг, – тихо произносит она. – Как жаль, что вы не используете их во славу господа бога! Хотя, конечно, продавать щетки еще не значит служить дьяволу, верно я говорю? Что же вы стоите? Заходите, пожалуйста.

Растерянно, спотыкаясь, он побрел следом за ней в дом. Вот! В первый раз за все время он отбарабанил весь «урок», да еще приврал кое-что от себя. Все зря. Он уже готов извиниться и уйти, бежать из этого дома, но тут вдруг она говорит:

– Я куплю у вас несколько щеток, мой юный друг. Пожалуй, они мне пригодятся. А главное – вы мне нравитесь: как много вы могли бы совершить в жизни, не сделайся вы продавцом щеток. Впрочем, еще не поздно! Запомните: пока еще не поздно!

Дама заходит в соседнюю комнату и возвращается оттуда с книгой в руках – толстой-претолстой. Придвинув кресло-качалку к дивану, на котором сидит Ёссе, она доверительно наклоняется к нему.

– Вот, мой юный друг, смотрите, что я вам покажу. Эту книгу вы наверняка никогда не видели и, не будь этой встречи, так никогда бы и не увидели. Правда, то же можно сказать и про ваши щетки… Вы, конечно, понимаете, что я шучу! Щетки у вас неплохие, я охотно куплю несколько штук, чтобы доставить вам удовольствие. Это обрадует еще и других людей, тех, кому я подарю щетки, и сама я тоже буду рада, что мне выпало счастье одаривать людей! Но самая большая радость для меня – то, что я могу вложить эту книгу в ваши юные руки…

В сгущающихся сумерках Ёссе ведет машину по крутым взгоркам к отелю: он снова приумножил свой жизненный опыт, но зато лишился изрядного количества крон. Радость, вызванную удачной торговлей, убил тонкий светло-зеленый листок бумаги, который лежит у него в бумажнике, аккуратно сложенный. Листок с собственноручной подписью самого Ёссе. Листок, гарантирующий ему духовную пищу на весь срок его жизни, – иллюстрированную библию новейшего издания, выпускаемого людьми, чье имя служит гарантией качества наподобие лиловой эмблемы фабрики щеток.

ЭЙВИН БОЛСТАД

Лотерейный билет
_{Перевод Ф. Золотаревской}

Когда поезд остановился, он первым выскочил из вагона и торопливо устремился к выходу, передергивая плечами, точно после холодного душа. Впечатления минувшего воскресенья все еще преследовали его, как ночной кошмар. Тем не менее он с беспечной улыбкой приветствовал встречных знакомых. А их было немало. Вот уже много лет разъезжал Пауль Ульсен по побережью со своими пылесосами и рекламными проспектами стиральных машин и холодильников. Нрав его был хорошо известен на сотню миль вокруг. Звучный грудной смех, который он тщательно отработал, должен был свидетельствовать о светлом мироощущении. И агенты по продаже, чью работу он приезжал проверять, обычно старались приосаниться, заслышав этот смех в своих конторах. Жизнелюб Пауль Ульсен. У него были и другие прозвища, не менее показательные, но все под общей этикеткой – неистощимый оптимист.

Когда Пауль Ульсен шел по улице со своей респектабельной тонкой папкой под мышкой, незнакомые принимали его за судовладельца выше среднего тоннажа.

Он был не слишком высок, но зато его ровные покатые плечи с умеренным разворотом плавно переходили в мощные бицепсы, гармонировавшие с широкой грудной клеткой, обычной для людей его сложения. Руки у него доходили чуть ли не до колен, огромные ручищи, но с красивыми, подвижными пальцами. В походке его ощущался особый ритм, как у лыжника на дистанции, который, сознавая свое мастерство, любуется собою и все тело которого – торс, руки, мускулы – словно поет на бегу. Когда Пауль Ульсен шел по улице, женщины, и молодые и старые, оборачивались.

Напевая что-то под нос, Пауль Ульсен направился к ресторану, где его уже поджидал брат. Они с братом были близнецы и в течение многих лет почти не расставались.

Пока не обзавелись семьями.

С тех пор все пошло по-другому. Заветы старшего поколения все еще тяготели над ними, и суровые законы матриархата продолжали властвовать в их среде. Поэтому надутые физиономии супруг стали теперь тем барометром, который определял, как следует вести себя, чтобы получить свою порцию нежных улыбок, поцелуев, пылких ночей, когда можно вообразить, что ты все еще помолвлен и что душа и тело переживают полное обновление, а не просто выполняют одну из гигиенических функций…

Как мы уже сказали, Пауль Ульсен напевал что-то себе под нос. Но мелодия этого напева не вязалась с веселым взглядом, беспечной улыбкой, звучным смехом. Внутренний самоконтроль действовал безотказно, пока Пауль Ульсен шел по улице. В мелодии же слышались горькие, тоскливые нотки. Так бывало всякий раз, когда он возвращался к родному очагу после удачной инспекционной поездки. Вот и теперь все обошлось благополучно. С плеч долой! Можно отдыхать до следующего раза. В песне же был подтекст. В порядке ли машина? Какой счет пришел от зубного врача, ведь на этот раз пришлось делать мост? Есть ли надежда на новую квартиру? Не произошло ли чего-нибудь такого, что помогло бы сократить расходы или урвать солидный куш, чтобы разом сделаться свободным человеком? О, тогда он основал бы свое небольшое, но надежное предприятие, о котором мечтает вот уже шесть лет и мысль о котором не покидает его ни на один день, вызывая рези в желудке, повышение кислотности, боли под ложечкой, а в перспективе обещая язву желудка. Невыносимо думать о том, что он упускает свой шанс, и это в нашито дни, когда все имеющее хоть малейшую продажную ценность может принести чистые сто процентов прибыли любому, кто сумеет поставить на верную лошадку. А какой из нынешних коммерсантов этого не умеет? О, эти чертовы аристократы от торговли! Они присосались к покупателям как пиявки и пьют из них кровь, подобно средневековым феодалам, которые взимали дань на дорогах с проезжего люда. Да, должно быть, чертовски скверно у него на душе, раз уж ему приходит на ум старая острота, которую он часто повторяет, знакомясь с кем-нибудь из своих коллег: в наше время куда ни плюнь – попадешь либо в торговца, либо в агента по продаже. Продается все, от шнурков для ботинок до оружия и бульдозеров.

Пауль Ульсен со страхом думал о возвращении домой, где ему будет выдан месячный отчет, представляющий собой, по сути дела, завуалированный упрек в том, что она вынуждена сидеть дома и за все отвечать: вести неприятные телефонные разговоры, отворять двери людям, которые с натянутой улыбкой подают ей какие-то бумаги, выслушивать школьных учителей, соседей, друзей, знакомых, заниматься кухней, посудой, стиркой, стряпней, сплетнями, ссорами… ох! Силы небесные и дьяволы преисподней! Пропади она пропадом, эта серая повседневность; где запастись бодростью, чтобы бороться с ней, сокрушить ее одним ударом? Даже его хваленый оптимизм стал иссякать с каждым годом все ощутимее. Особенно за последние несколько лет нервы сдали. Глаза бы не смотрели на эти пылесосы! Век бы больше не стоять ему у чьего-нибудь порога вместе с агентом-новичком, дрожащим от страха и унижения!

Пауль Ульсен толкнул дверь недавно открытого ресторана, где все было с иголочки новым, и только кельнеры – старые. Здесь Пауль Ульсен предстал во всем блеске, небрежно и элегантно неся свое могучее тело между столиками. В зале уже сидело довольно много знакомых, которые с улыбкой кивали ему, а затем снова утыкались носами в тарелку и продолжали жевать. Черный кофе быстро исчезал в глотках. Все они – из одного зверинца. Все тот же обезьянник, тот же аквариум, те же рыбки, мечущиеся от стены к стене. С усилием сохраняя на лице улыбку, Пауль Ульсен подошел наконец к одному из столиков и очутился перед своим двойником. Сознание, что ему незачем больше следить за лицом, согнало улыбку, точно чья-то грубая рука стерла ее влажной тряпкой. Улыбка превратилась в гримасу, и сходство между братьями мгновенно стало полным.

Уле Ульсен чуть приподнял брови.

– Мы ждали тебя еще вчера днем, – негромко произнес он своим низким звучным голосом и бросил рассеянный взгляд на ручные часы. Золотые, показывают не только час, но и день и, разумеется, полностью автоматические. Костюм сидел на нем как влитой. От лучшего в городе портного. «Униформа», – обычно говорила Магда, когда бывала благодушно настроена и пускалась в самокритику.

Пауль заказал кофе, только кофе. Сигарета, десятая за это утро, никак не раскуривалась. Он долго возился с ней, в то время как Уле продолжал:

– Ну как, удачная была поездка?

– Ничего, – ответил Пауль. – Бьешься, бьешься, чтобы что-нибудь продать. День и ночь заботы одолевают. А тут еще шеф берет за горло, и постоянно дрожишь, что тебя уволят. Ну а как мать с отцом поживают?

– Ничего, – в тон ему ответил Уле. – А что, небось здорово это выгодное занятие – торговать пылесосами и электроприборами в наше время?

– Ну, это как сказать! Живем пока старой закваской, – ответил Пауль, – великие золотые годы процветания – точно опара под нами. Конечно, стараемся удержаться на волне, но кругом-то мели! Разобьется волна, отступит назад, ну и остаемся на мели оглушенные, раны зализываем. А то, бывает, и в пучину утянет. Тогда уж поминай как звали! А ты вроде завидуешь, что мне удается заработать кое-что на этой холуйской должности?

– Ну что ты, Пауль! – возразил брат. – Просто так, с языка сорвалось. Собственно, это Магда где-то слыхала о твоих фантастических заработках.

При этом имени улыбка Пауля словно застыла. Он сухо ответил:

– Ну конечно, у Магды всегда были фантастические представления о моих заработках. Можно подумать, невесть какое счастье! Она же знает, что меня могут вышвырнуть за дверь в любую минуту. Ничто тебя не спасет, если не справляешься с делом.

– Но ты ведь пока справляешься, – сказал брат, разглядывая свои ухоженные ногти. – Язык у тебя подвешен неплохо, так что ты небось всю жизнь продержишься. Вот с наследством, которое мне досталось, дело куда хуже. Не могу же я пускаться в авантюры в поисках дополнительных прибылей, хотя ты, видно, меня в этом подозреваешь. Приходится тихо-мирно стоять за прилавком и поджидать покупателей – в основном из числа старых отцовских клиентов. Иной раз чертовски туго приходится!

– Странно, – протянул Пауль, качая головой. – А старый Юнсен в Тронхейме говорил мне, что торговля твоя процветает как никогда и что дело тут не в буме и не в инфляции.

– Ерунда! – раздраженно бросил брат. – Посмотри мои бухгалтерские книги, сам убедишься.

– Да мне-то какой интерес? – удивился Пауль и испытующе взглянул на сердитое лицо брата, к которому лишь постепенно возвращалось обычное выражение спокойного достоинства, бывшее, по его мнению, признаком аристократичности. – В чем дело, Уле? Что-нибудь случилось? Или Магда все продолжает пилить тебя за то, что вам не угнаться за вашими светскими знакомыми и их подражателями? – Пауль игриво усмехнулся, скривив губы.

Но на сей раз старая, испытанная острота не помогла. Никакой реакции. Обычная доверительная затаенная улыбка не появилась на лице брата.

– Оставь Магду в покое, – резко сказал он. – Сперва умерь амбиции собственной бабы.

– Да ладно тебе! – примирительно сказал Пауль. – Ты что, шуток не понимаешь? Ведь бабы-то у нас, так сказать, одного поля ягода. Чего же ты взбеленился? Конечно, угнаться за всеми не так-то легко. Бог знает, может, наши половины сидят, вот как сейчас мы с тобою, и чешут языки на наш счет. О тебе – с твоими золотыми часами и униформой. И обо мне – с моим фасадом судовладельца. Знаешь, иной раз мне хочется просто стоять у станка, который требует пары проворных рабочих рук. Или прокатывать стальные листы, из которых потом построят корабль, и ты сможешь назвать его своим, когда он сойдет со стапелей в безбрежное море, на вольный простор. О, как мечтал я о небольшом, но надежном заработке; мечтал жить скромно, без особых потребностей, но и без забот о завтрашнем дне и о будущем своих внуков. Но теперь золотые часы и модная «униформа» вытеснили рабочий комбинезон, добрались до станков, до стапелей, мешают нам видеть вольный морской простор. Прости меня, Уле, я сегодня не в своей тарелке. Все воскресенье я провел на ногах, выискивал нерадивых агентов или тех, кто уже не справляется с делом, людей, заработавшихся и измотавшихся больше меня самого в этом аду. Половину пришлось уволить. Иной раз это было все равно что ударить по лицу ребенка. Славные парни! Толковые! Умные! Но они выдохлись. Не справляются. Им бы сменить работу на три-четыре месяца, и они бы опять были в полном порядке и смогли бы еще долго продержаться. Но ждать нельзя. Мы обходимся с ними так же безжалостно, как фермеры со своими петухами. Что ни год – замена! Самая высокая производительность от петухов самой лучшей породы для получения продуктов самого высокого качества! Эх, мне бы капитал, хотя бы небольшой, чтобы было от чего оттолкнуться! Я завтра же бросил бы все это к черту. И я знаю, с чего бы я начал.

Брат следил за ним со все возрастающим напряжением и беспокойством. Не будь Пауль так занят собой, он обратил бы внимание на то, что Уле походит на загнанную дичь. Он не заметил и того, каким резким тоном Уле прервал его.

– Опять размечтался? Допивай кофе, нам пора идти…

Пауль покачал головой и остался сидеть, точно приклеенный к стулу.

– А кто теперь не задумывается? – грустно продолжал он. – Все у нас в стране живут в одинаковом напряжении. У всех такое чувство, будто надвигается беда. Старики толкуют о кризисе в тридцатые годы и о всех невзгодах после него. Но мы либо не хотим верить им, либо не хотим их понять. И все же это чувствуется всюду, где бы я ни был, на севере ли, на юге ли, во всех слоях населения… всюду одна и та же песня: страх перед завтрашним днем. Всех мучает неуверенность, предчувствие того, что благополучие это призрачное, что так не может продолжаться вечно. И что же будет дальше, чем все кончится? О, черт возьми, ты ведь видишь, как чудовищно расцвел эгоизм. Каких-нибудь десять лет назад ты не мог бы и поверить этому. Люди готовы продать собственных отца и мать, родину за приличный куш. Во все стороны протянуты жадные руки. Все просят подачки – от чаевых до валюты, от сверхурочных до огромных барышей, связанных с закулисными политическими махинациями. Да, кстати, как там мать поживает?

Брата как будто сильно стукнули между лопатками – он поперхнулся, потом долго переводил дух, откашливался, отхаркивался, пока наконец не выдавил ответ:

– С ней все в порядке. Ну, то есть если не считать обычных раздоров между женщинами в семье. Не так-то просто содержать большую квартиру для двух стариков. Можно было бы устроиться поэкономнее. Впрочем, тебе это, наверное, не интересно… Гарантирую, что ты в будущем году удвоишь сбыт пылесосов. Получишь солидную премию и тогда сможешь бросить эту работу и приняться за осуществление своей мечты. Если, конечно, вам удастся скопить немного… Да, мать с отцом теперь нуждаются в присмотре, а от Магды ведь нельзя требовать, чтобы она взвалила на себя два дома, такие огромные, да еще притом старые развалины…

– Развалины? – прервал Пауль с резким смехом. – Дома в самом центре, в комнатах есть где повернуться. Развалины! Ну конечно, это не совсем то, чего хотелось бы Магде: коттедж с окнами во всю стену, терраса с видом на город, камин, гараж из серого камня с диким виноградом, сигареты с длинным мундштуком, узкие джинсы.

– Сказано тебе, погляди лучше на свою собственную половину! – резко осадил его Уле, и глаза его холодно блеснули. – Оставь Магду в покое, она-то, во всяком случае, свое дело делает и избавляет вас от многих трудов и забот, не говоря уже о расходах!