Текст книги "Танцор Ветра. Том 3 (СИ)"

Автор книги: Константин Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Глава 13

Пока Ксу занималась собой, мы с ВаФэйем разработали план дальнейших действий. Возможно он был не оптимальный, зато достаточно реалистичный. Основная моя задача пропасть из виду желательно на пару-тройку месяцев. За это время старейшина Ван подготовит все необходимое, чтобы у дома Огненного тумана снова была надежная база в Облачном городе. С ним прибудет отряд клановой гвардии. Поэтому наш план разделялся на несколько этапов.

Первый этап это передача амулета старейшине и сразу же после этого я убираюсь из города. И отправиться мне предстоит в город Ста озер, чтобы закрыть еще одну часть сделки с покойным Янцзинем и одновременно скрыться от возможных неприятностей. Без прикрытия ВаФэйя за моей головой могут прийти в любой момент. Да местные гильдии убийц не возьмутся за контракт на мою голову, что меня несказанно радовало, но кто сказал, что за мной не придет затянутый в черное островитянин? Так что лучше пока не мозолить глаза своему противнику. Пусть поверит, что я окончательно сбежал.

Второй этап начнется после того как пройдет пара месяцев и все чуток поуляжется. На этом этапе моя задача начать активную работу с Тайной канцелярией. В идеале захватить Дневного мастера гильдии воров и заставить его подписать признание о том что он сотрудничает с Первым Советником. Этот документ будет крайне полезен при разговоре с Тайной канцелярией, но надеяться только на них глупо и бессмысленно. Затевать клановую войну дому Огненного тумана не дадут, так что придется работать аккуратно и самое главное без следов. Раз связи Первого Советника ведут в столицу, то существует лишь два реальных способа его уничтожить и при этом остаться в живых.

Первый, наглое убийство, через вызов. Именно так хотел действовать старший брат, но при всей его эффективности у него есть большой недостаток – нам нужен выход на Лиан Жуйя. А со смертью Первого Советника ниточка ведущая к златоглазому ублюдку будет потеряна. Да и в отличие от брата, меня попросту не пропустят в зал совета, где я смог бы подобное провернуть.

Поэтому было принято решение действовать вторым способом. Сделать так, чтобы его столичные покровители сами отказались от Советника и тогда он станет слаб. Для этого нужно последовательно вскрывать его грязные делишки и именно тут лучше всего пригодится Тайная Канцелярия, которая очень любит копаться в грязном белье высокородных. Когда у выродка не останется покровителей в столице, то ему придется идти на поклон к Лиан Жуйю и вот тогда мы сможем получить головы обоих. Но до этого надо еще дожить.

На все эти планы накладывалось еще и мое обязательство по поиску ученицы Ляна. Пренебрегать заданием Призрачной канцелярии очень плохая идея. Так что, в ближайшее время, меня ждет очень веселая жизнь.

Мы проговорили больше часа обсуждая наш безумный план, в котором мне предстоит играть основную роль. Уже заканчивая финальные штрихи плана, мы услышали легкие шаги. Ксу все-таки решила к нам присоединиться.

Когда она вошла я замер, на мгновение забыв о всех заговорах и мести. После ночной вылазки, переговоров с госпожей Линь и ночи почти без сна она выглядела так, будто только что сошла с парадного портрета в императорском дворце. Ни тени усталости в осанке, ни намека на смятение в глазах. Она переоделась в одежды из тончайшего голубого шелка, расшитого серебряными узорами, напоминающими иней на стекле. Ее волосы, уложенные в сложную, но строгую прическу, были убраны той самой серебряной шпилькой с изумрудами, что превращала свет в колющие блики. От нее исходил тонкий аромат цветущей сливы и холодного металла – чистый, собранный, безжалостный.

Ее взгляд скользнул по мне, оценивающе и мгновенно, а затем обратился к ВаФэйю. Она сложила руки в традиционном приветствии и ее голос прозвучал с безупречной, почти церемониальной вежливостью.

– Ша ВаФэй, прошу прощения, что заставила тебя так долго ждать. Мои дела заняли больше времени, чем предполагалось.

ВаФэй ответил ей тем же жестом, его мощная фигура, обычно выражающая грубую силу, сейчас была подчеркнуто почтительна.

– Ша Ксу, вина целиком лежит на мне. Я явился без приглашения, как назойливая цикада, нарушающий покой твоего дома. Но сердце мое не знало покоя, ведь мой непутевый младший брат, – он кивнул в мою сторону, – опять полез в самое пекло, едва я отвернулся. – Судя по всему его тоже впечатлила красота девушки.

Ксу мягко кивнула, приняв его объяснение, и опустилась на подушку рядом со мной, ее пальцы едва заметно коснулись моей руки и чуть ее сжали показывая, что она рядом и готова меня поддержать.

Ее движения были настолько плавным и беззвучным, что казалось, она не коснулась пола, а просто парила над ним. В тот же миг, словно по незримому сигналу, в комнату вошли слуги. Без единого слова они поставили перед нами новый фарфоровый чайник, чашки тонкой работы и несколько изысканных закусок – вяленые фрукты, печенье в форме цветов и засахаренные плоды лотоса. Они исчезли так же бесшумно, как и появились, оставив нас вновь втроем в полной тишине.

Ксу первой нарушила молчание. Она повернулась ко мне, и ее взгляд стал чуточку теплее, но не теряя при этом своей пронзительной остроты.

– Фэн Лао, – произнесла она очень мягко, и мое имя в ее устах звучало с каким-то очень приятным звучанием. – Я искренне сожалею. Ты подвергся смертельной опасности, оказывая мне помощь. Я, Цуй Ксу, в неоплатном долгу перед тобой.

Ее слова сказанные при свидетеле, говорили о том, что она признает за собой долг жизни. А подобными вещами в обществе драконорожденных не разбрасываются. Каждое ее слово было формально правильным, как и полагается в нашем мире. Но за внешней оболочкой пряталось то самое хрупкое чувство доверия, которое крепло между нами. Оно говорило, что эти слова не просто вежливость, не только признание риска, на который я пошел, но и искренняя благодарность. Что Ксу готова рискнуть своей жизнью за меня и это тронуло меня до самой глубины души. Эта цветочная дева, как ее когда-то назвал ветер, была моим настоящим другом.

– Между нами нет долгов, Ксу. Ты – мой друг. – Мои слова звучали словно были вытесаны из гранита. Наши глаза встретились и в них я видел тепло и заботу близкого человека. – Твои дела – это мои дела. Разве не в этом суть дружбы? Лян угрожал твоей жизни и я забрал его жизнь, как и полагается истинному драконорожденному.

В углу рта ВаФэйя дрогнула улыбка. Но в его глазах, обычно таких холодных и жестоких, я увидел легкую тень. Тень давней печали, старой, как сами драконьи горы.

– Держись за нее, Лао, – тихо сказал он, и его голос вдруг стал глубже, старше. – Дружба среди таких, как мы… она подобна орхидее, цветущей на голой скале. Редка, прекрасна и так легко ломается под первым же шквалом. Цени тех, кому можешь доверить спину. В этом мире их считанные единицы.

Он отхлебнул чаю, и его движение было внезапно тяжелым, будто он поднимал не фарфоровую чашку, а каменную глыбу воспоминаний. Затем он поставил чашку на стол со четким стуком, возвращаясь в настоящее.

– Мне пора, – объявил ВаФэйй, и его тон вновь стал деловым и собранным. Он посмотрел на Ксу. – Ша Ксу, у меня к тебе просьба. Пока старейшина Ван не доберется до Облачного города, укрой этого упрямого уличного бойца в своем поместье. Ему нужно исчезнуть из поля зрения людей Первого Советника. А в твоем поместье он будет в безопасности. Если у тебя получится вывезти его из города с одним из ваших караванов, то это будет просто идеально.

Ксу ответила сразу, ей не потребовалось даже мгновения на раздумья. Она просто посмотрела на меня, и сказала:.

– В любом месте, где у меня есть дом, – произнесла она с абсолютной, неопровержимой уверенностью, – для Фэн Лао всегда будет не просто комната. Для него будет убежище. Любой его враг станет моим врагом.

– Благодарю тебя, ша Ксу. Теперь мое сердце будет спокойно. – Он коротко поклонился, а потом повернулся ко мне со словами:

– Мы все обсудили, младший. Действуй согласно плану и не рискуй. Не бойся обратиться за помощью или советом к старейшине Вану.

– Спасибо, брат. Хорошей дороги.

После ухода ВаФэйя мы еще несколько минут молча сидели и пили чай наслаждаясь минутой покоя. Внутри меня зрела уверенность, что несмотря на то, что Ксу избавилась от проклятия у нее еще полно проблем внутри семьи. Слишком уж маловероятно, чтобы ее сука-мачеха действовала одна. И будь она жива, то мои ножи оборвали ее жизнь еще раз с превеликим удовольствием. Когда дела заходят до смертоубийства, то мужчина или женщина твой противник не так важно. Та же госпожа Линь даст фору большинству мужчин, которых я знаю.

Без лишних людей Ксу немного расслабилась и сквозь ее ледяной доспех этикета и идеального образа стали проступать усталость и застарелая боль, что так тщательно скрывались от чужих глаз. Она чуть прикрыла глаза задумавшись о чем-то своем.

– О чем задумалась подруга? – Спросил я ее устав от молчания.

– О похоронах суки, которую я убила.

– И что придумала?

– Что как бы мне не хотелось скинуть ее в выгребную яму, придется хоронить достойно, иначе дом Цуй потеряет лицо. О том что она посмела сделать знают только члены дома и ты. – Вроде бы и простая фраза, но в ней было очень много смыслов. Самый важный, из которых, что я в ее ближнем круге.

– Если нужна моя помощь, говори. – Произнес я наливая нам еще чаю. Сюэжун задумалась держа в своих руках чашку из тонкого фарфора. После того как проклятие спало, в ней ощущалось буйство природы. Словно молодая трава пробивается через еще мерзлую землю стоило сойти снегу.

– Тянь Фэнбао, – наконец решившись произнесла она. Ее голос, обычно ровный и безупречно четкий, звучал тише и мягче, чем всегда, словно окутанный внутренней тяжестью. – Мне действительно понадобится твоя помощь, но не уверена, что ты восстановился в достаточной мере.

– Ну прямо сейчас я не готов повторить подобный поход. – Ответил я усмехаясь. – Но в целом я чувствую себя куда лучше чем мог бы подумать. Рассказывай, что от меня требуется.

– Говоря эти слова мне все больше кажется это безумием. Втягивать друга в семейные склоки, но если ты меня прикроешь, то мне будет намного легче.

Я отставил чашку с недопитым чаем. Раньше мне казалось, что мир улиц жесток, но оказавшись среди драконорожденных, теперь мне кажется, что именно на улицах все легко и просто. Здесь же ты в любой момент можешь попасть в смертельную ловушку. И тем ценнее становятся друзья.

– Прикрыть тебя, легко, – ответил я без колебаний. – Что нужно? Добавь деталей.

Ксу медленно повернулась ко мне. В ее глазах была холодная решимость, за которой пряталась усталость, слишком глубокая, чтобы ее можно было скрыть.

– Моя мачеха, – произнесла она ровно, почти бесстрастно, – пыталась меня убить. Она предала наш дом и уже заплатила за это. Но она была частью рода Цуй. Кровь дракона, даже оскверненная, требует достойных проводов. Мы не можем позволить себе низкую, безымянную могилу, словно она была последней нищенкой. Шифу уже выбирает подходящую дату для похорон. Вызван мастер из храма Вечного Покоя, который приведет ее тело в надлежащий вид.

В воображении возник образ монаха-бальзамировщика – молчаливого хранителя древних ритуалов, владеющего тайными техниками, чтобы даже мертвое тело драконорожденного выглядело безупречно. Даже в смерти мы обязаны сохранять лицо рода. Даже труп – это послание миру о том что дети дракона лучшие из лучших.

– Понимаю, – кивнул я. – Ритуалы должны быть соблюдены. Что нужно от меня? Нести гроб? Стоять в карауле у ее могилы?

Ксу покачала головой. Ее пальцы задумчиво скользили по гладкой поверхности стола, словно выискивая невидимую шероховатость.

– Быть рядом со мной, – сказала она негромко. – Уже отправлены письма отцу, но он слишком далеко. Проверяет торговые фактории в другой провинции. Так что он не успеет приехать. Зато успеют другие. Мои сводные братья… и старший брат матери являющийся одним из старейшин дома. – От этих слов меня словно ударило молнией. Управляющий говорил, что курьер забравший кровь Ксу для проклятие уже неоднократно выполнял поручения совета старейшин и теперь мне кажется, что я даже знаю какого именно старейшины. – Скорей всего они прибудут сюда уже завтра к вечеру.

Она ненадолго замолчала, а я задумался. О подобных семейных дрязгах я читал только в книгах. Единственным родственником, для меня был наставник, да переродится он в лучшем мире. И везде подобные разборки упоминались как самый мерзкий вид войны.

– Похоже они приедут не за тем, чтобы выразить тебе свои поздравления с тем что ты выздоровела и даже не за тем чтобы принять участие в погребении – сказал я мрачно.

– Именно, они приедут обвинять, – так же прямо ответила она. – Будут требовать объяснений почему эта тварь сдохла от ядовитой лозы. Почему ее тело так обезображено. Дядя, – это слово она выплюнула словно яд. – будет всеми силами, оспаривать мои права наследницы, постарается сделать так, чтобы появился формальный повод обвинить меня перед советом старейшин. А братья один другого хуже. Эти будут оскорблять память моей матери и попытаются вырвать себе долю «справедливости». Они ненавидят меня с детства. А теперь у них появился такой великолепный повод.

В ее голосе звучала усталость, которой не могли скрыть ни ледяная осанка, ни железная дисциплина. Это была усталость вечной борьбы не с врагами извне, а с собственной кровью.

Во мне что-то щелкнуло. Та самая часть меня, что привыкла решать конфликты не словами, а кулаками и ножами, ощутила холодную, тяжелую злость.

– Сюэжун, – сказал я негромко, но в моем голосе звучала та самая интонация после которой в дело идут ножи. – Скажи мне прямо: насколько убедительно мне следует их проучить, если они перейдут границы дозволенного?

Уголки ее губ дрогнули. Это была не улыбка – скорее обнажение острых как бритва клыков. В ее взгляде мелькнул тот самый хищный блеск, который я видел в бою.

– Главное, Фэн Лао, – произнесла она ледяным, выверенным тоном, – не убивать. И не калечить слишком сильно. Все остальное… на твое усмотрение. Пусть осознают, что за все приходится платить. Только просьба убери знак дома Ли, оскорблять члена дома Огненного Тумана не рискнут даже такие идиоты.

В ее голосе не было ни злобы, ни горечи – лишь спокойное, холодное знание. Она не просила меня быть щитом. Она просила меня стать ее ножом, которым она вспорет брюхо самоуверенным родственничкам. А после всех моих подозрений мне очень сильно хочется познакомиться с ними поближе. И если мои подозрения подтвердятся, то дому Цуй придется проводить новые похороны.

– Хорошо, – сказал я. – Я буду рядом. Прослежу, чтобы церемония прошла достойно и никто из них не перейдет грань дозволенного. И самое главное, чтобы ты чувствовала, что не одна.

Я проснулся от безмолвной тишины. Не от звука, а от его отсутствия. В поместье Цуй всегда царила особая гармония – приглушенный плеск воды в саду, шелест занавесей, легкие шаги слуг. Сейчас же стояла неподвижная, натянутая тишь, как перед грозой.

Первое, что я ощутил, – тепло. Чужое, еще не успевшее остыть на простынях рядом со мной. Тонкий, терпкий аромат цветущей сливы и густой древесной смолы заполнил легкие. Это был ее запах. Но не тот холодный, отточенный аромат, что всегда сопровождал ее, а иной – теплый, живой, плотский.

И тогда память обрушилась на меня не картинками, а ощущениями.

Помню, как мы стояли в ее покоях после того разговора о похоронах. Она что-то говорила о делах, о умениях братьев, а я смотрел на ее полные губы, почти не слыша смысла. Вдруг она резко замолчала, словно почувствовав мои мысли. просто посмотрела на меня. Без вызова, без стыда, без игры. Так смотрят, когда понимают: все слова уже сказаны, осталась только тишина, и в этой тишине – одно неизбежное решение.

Она не сделала ни жеста соблазнения. Не опустила взгляда, не коснулась меня первой. Вместо этого я шагнул вперед и взял ее за руку притянув к себе и она шагнула вперед. Взяв мою ладонь, она положила ее себе на горло. Под пальцами я почувствовал пульс – быстрый, сильный, отчаянный. И мой собственный отозвался тем же ритмом.

– Я не хочу думать, – сказала она хрипло, низко, без полировки, без маски. – Ни о смерти. Ни о врагах. Ни о долге.

Мне было достаточно. Мы чувствовали одно и тоже. Это не было любовью. Не было сладкой, опьяняющей влюбленности, о которой поют поэты. Это было нечто древнее, первобытное. Жажда. Голод. Желание убедиться, что мы живы. Здесь и сейчас. Что смерть стоит за стенами и не войдет.

Я притянул ее к себе, и она не сопротивлялась. Она вцепилась в меня, как в единственную опору, как в корень, за который держатся, когда земля сыпется из под ног и ты падаешь. В ее поцелуе не было мягкости – лишь требовательная сила.

И тогда проснулось то, что всегда дремало в ней, скрытое под холодной маской идеальной госпожи. Эссенция Дерева показала свою мощь. Не тихая, созерцательная энергия роста, а дикая, буйная стихия, пробивающая камень, оплетающая мир бесконечными лианами.

Она была не женщиной – бурей. Не просто любовницей, а стихией, ненасытной и всепоглощающей. В ее прикосновениях не было стыда. Не было кокетства. Лишь абсолютная ясность желания. Она знала, чего хочет, и брала это – уверенно, без колебаний, с той жадной, неумолимой силой, что разрушает преграды.

Она исследовала мое тело, словно открывала новый мир, отмечая каждое движение, каждый вздох, каждый отклик. Ее выносливость поражала. Казалось, она черпает силы из самой сути своего аспекта.

Для драконорожденных Дерева близость – не запрет и не святость. Это язык. Так они говорят. Так соединяют дыхание, ци, жизнь. Это может быть игрой, ловушкой, манипуляцией… но не этой ночью. С ней не было ни фальши, ни расчета. Это был ее самый честный голос. Ее плоть говорила громче любых слов, требуя одного – доказательства жизни.

И я отвечал ей на том же языке. Не словами, не обещаниями, а дыханием, руками, кожей. Там, где мысли излишни, оставалось только доверие. Странное, глубокое доверие, позволившее ей сбросить броню и открыться. И позволившее мне быть с ней не тенью, не убийцей, а просто мужчиной.

Она не просила любви. Она просила понимания и для меня это было яснее чем любые слова. Каждое движение, каждый жест, каждый ее вздох – отдельная строка летописи, которую я читал телом. Мы не боролись за власть, мы искали соединение. На миг – стать единым целым, мощным, как старый дуб, гибким, как молодая ива.

А потом все закончилось. Так же внезапно, как началось. Мы лежали рядом, дыша в унисон, слушая, как в тишину медленно возвращается мир. Она не смотрела на меня. Ее ладонь лежала у меня на груди, над сердцем.

И теперь, просыпаясь один, я все еще чувствовал ее тепло, ее запах, ее вкус на губах. Не было ни сожаления, ни пустоты. Было понимание. Мы сказали друг другу все, что нужно, без единого слова.

На подушке лежала ее шпилька с изумрудами. Я взял ее в ладонь – холодный металл, острые грани. Ее символ, такой же холодный, совершенный и абсолютно безупречный, как и ее поведение на людях. Но теперь я знал и другое. Под этой идеальной оболочкой таится сила – живая, дикая, безудержная. Корни, способные оплести весь мир.

И я понял, что между нами почти ничего не изменилось. Мы все так же единственные друзья друг у друга, просто наша дружба стала чуть-чуть другой. Теперь между нами была эта ночь. Молчаливая клятва, данная не словами, а кожей и дыханием. Обещание истинного доверия. Теперь я стоял за ее спиной не только как союзник. А как человек, видевший ее истинную суть. И принявший ее всю без остатка и любой кто посмеет ее обидеть будет иметь дело со мной…

Глава 14

Проведенная вместе ночь словно придала силы Ксу и она с головой погрузилась в очень неприятное дело – похороны мачехи, которая пыталась ее убить. Но моя подруга была настоящей драконорожденной и репутация дома для нее была намного важнее, чем личная неприязнь. Шифу обьянил мне, чем я могу помочь и я активно это делал, но в сравнении с этой девушкой, я практически бездельничал.

Она была повсюду. Ее силуэт мелькал в дверном проеме кладовой, где пересчитывали шелковые покровы для гроба. Ее тихий, ровный голос доносился из кухни, где она лично проверяла состав траурной пищи – ни грамма мяса, ни капли вина, только пресные лепешки, вареные овощи и вода. Она контролировала все начиная от омовения тела, заканчивая работой бальзамировщика, но даже его мастерство не могло полностью скрыть специфические последствия глифа ядовитой лозы на теле старой суки.

И видя как она старается, я стал ее тенью и глазами. Слуги уже прекрасно знали, что за моей головой приходили убийцы, но странный гость хозяйки жив, а вот старая госпожа почему-то находится в гробу. А еще слуги слышали как жуткий страж предела из дома огненного тумана называет его младшим. Живущие в этом доме были умны и умели делать выводы, поэтому видя меня они кланялись словно считали меня высокородным и это несмотря на то что у моего пояса не было знака дома.

Ксу остановилась у бронзовой курильницы в главном зале и внимательно на нее посмотрела.

– Фэн Лао. – Позвала она чуть слышно, но я уже был рядом и едва заметным движением сжал ее руку показывая, что она не одна.

– Да, Ксу? Чем помочь.

– Проследи, чтобы слуги все сделали правильно. Угли должны тлеть ровно, не гаснуть и не разгораться. Дым должен подниматься прямой, не прерывистой струей. Это дыхание нашего дома для нее. Оно должно быть безупречным, как и все во время этих похорон. – Не смотря на мощь эссенции Дерева, в уголках ее глаз уже была видна усталость. Ответственность смешанная с глубокой ненавистью никому не полезны, но как только труп старухи засунут под землю, моя подруга будет свободна.

– Не беспокойся, мы с Шифу уже обсудили этот момент, – я улыбнулся, понимая что в ее голове идет постоянная проверка сделанного и что еще нужно успеть. – Он уже договорился со старым садовником дядюшкой Ли. У него есть особая смесь угля из персиковой древесины и ароматных трав, которая горит ровно и дает густой, молочно-белый дым. Слуги уже приготовили брикеты, я лично за этим проследил.

– Спасибо. – Она едва заметно кивнула и в этом кивке смешалось одновременно благодарность и облегчение, что она не одна.

Она двинулась дальше, к столу, где были разложены ритуальные таблички.Старый резчик, нервно потел, сверяясь с свитком образцов.

– Иероглиф «почтение» в третьем столбце, – голос Ксу был безжалостно спокоен. – Черта справа должна быть более развернута к северу. Сейчас она выглядит неуверенно.

Мастер вздрогнул и тут же принялся поправлять резцом. Ксу не упрекнула его, она просто констатировала факт. Но для простого человека, подобные слова от драконорожденной были куда страшнее крика.

Мы вышли во внутренний двор. Десять слуг в белых холщовых одеждах выстраивались в два ровных ряда от ворот до порога главного павильона. Шифу одной рукой продолжал крутить свои любимые четки, а в другой держал трость, на которую опирался при ходьбе. Старик еще не успел полностью восстановиться после нашего похода, но уже был готов помочь своей обожаемой девочке справиться с тяжелой задачей. Он чуть не обнюхивал каждого слугу, поправлял рукава, показывал правильное положение спины, указывал на слишком напряженно сжатые кулаки.

– Они не воины на параде, – тихо сказала Ксу, глядя на них. – Они – воплощение скорби этого дома. Их позы должны выражать не стойкость, а смирение. Взгляды опущены, а дыхание ровное. Госпожа Хуэцинь, не была идущей путем стали, следует придать слугам еще больше смирения, надеюсь это ясно?

– Конечно, госпожа, – Шифу кивнул, но в его глазах я видел усмешку. Старик радовался, что Ксу показывает себя полноправной хозяйкой не только дома, но и похорон, что в текущей ситуации намного важнее. Он обернулся и что-то тихонько начал говорить старшим слугам.

Первичная проверка прошла успешно и у нас было порядка получаса, чтобы перекусить, выпить чаю и передохнуть. Когда слуги принесшие еду и чай удалились, Ксу повернулась ко мне.

Ее лицо было больше похоже на фарфоровую маску, но после совместной ночи, я стал видеть малейшие трещинки на этом фарфоре. Легкую влагу у висков, сдерживаемую усилием воли. Легкую дрожь в кончиках пальцев, спрятанных в складках одежды.

– Они приедут и будут искать слабину. Одну единственную трещину, куда они попытаются вбить клин и расколоть все вдребезги.

– Они не найдут, – сказал я. Мой голос прозвучал спокойно и уверено. – Расскажи о них, мне нужно понимать, чего ожидать.

– Мой старший брат, Жанлинь, напыщенный дурак, который любит распускать руки. Он делает это каждый раз, когда уверен, что ему не дадут отпор, но в душе он трус. Старая сука не чаяла в нем души и благодаря этому ему прощались любые прегрешения. Сторонники древних обычаев, в Совете старейшин, хотят сделать его главным наследником. За счет его глупости им будет просто управлять.

– Значит, если он начнет распускать руки, я ему их сломаю. – Во мне говорила улица и ее обычаи, но стоило мне представить, что брат Ксу смеет ее ударить, то вся моя внутренняя суть говорила, что сломать ему руки будет правильной идеей. А разговор с ВаФэем еще сильнее укреплял подобные мысли, раз я стал драконорожденным, то мне нужно создавать себе репутацию, как я сделал это среди улиц Нижнего города.

– Спасибо, Лао. Но он должен меня ударить при свидетелях. И мне нельзя будет уклоняться, иначе это можно будет трактовать по разному. Если же удар пройдет, то трактовка будет однозначной.

– Пусть будет по твоему, но мне это не нравится.

– Я прекрасно понимаю твои чувства, – произнесла Ксу и сжала мою руку мягко улыбнувшись. – И в другой ситуации могла бы сама ему ответить. Теперь когда моя эссенция снова мне подчиняется, то в схватке драконорожденных у него нет и тени шанса. Но сейчас я распорядитель ритуала и проливать кровь, для меня под запретом.

– Будет как ты хочешь, но что с остальными?

– Юнхо, – Тут она замолчала на несколько мгновений. – С Юнху все сложно. В детстве он был тенью своего брата, но когда мы стали старше, он как будто бы отстранился от всего и старался не лезть ни в какие конфликты. Отец отдал его Академию Небесного Пути, чтобы тот стал чиновников и насколько мне известно, брат хорошо справляется с учебой. Думаю он будет больше молчать и запоминать все, что произошло. Главное, что он очень не глуп и умеет контролировать эмоции не хуже меня.

– А брат этой? – Мне не хотелось даже произносить имя твари из-за которой моя подруга сейчас тратит такое количество сил и нервов.

– Дядюшка Сун Хайцюань… – она чуть поморщилась, словно от неприятного вкуса во рту. – Он будет придираться к всему. К углу наклона ритуального веера. К оттенку белил на лице плакальщиц. К толщине золотой каймы на погребальных флагах.

– Пусть придирается, – я пожал плечами. – Мы все проверили. Дважды.

– Проверить – мало, Фэн Лао. Надо предвидеть. Что, если он прикажет полностью открыть крышку гроба, чтобы проверить насколько хорош погребальный наряд?

Ледяная игла кольнула меня под сердце.

– Этого он не сделает. Даже он не посмеет нарушить покой усопшей так открыто. Это вызовет гнев духов.

– Он вызовет гнев духов, но обвинит в этом меня, – парировала она. – Скажет, что моя неумелость заставила его пойти на крайние меры. Он способен на все. – Она говорила это абсолютно спокойно, без малейшего намека на истерику или каплю страха. Скорее это была холодная констатация фактов. Так говорят о погоде или о шансах на урожай.

– Тогда, я очень вежливо объясню ему, что он не прав. Ты не одна, – сказал я глядя ей в глаза. И в ее взгляде, всего на мгновение, ледяная броня растаяла. Передо мной вновь была девушка уставшая от всей этой мерзости внутрисемейных разборок.

– Я знаю, – прошептала она. – Поэтому я и могу все выдержать. Спасибо тебе. Пора проверить оставшиеся приготовления. – В этот момент она снова стала наследницей дома Цуй.

– Цветы. Где белые хризантемы? Их должно быть ровно сто двадцать восемь. Ни больше, ни меньше.

Управляющий засуетился, закивал и побежал проверять.

Я остался стоять на месте, впитывая эту сумасшедшую, похоронную суету. Воздух пах воском, ладаном, влажной землей после недавнего дождя и сладковатым, неприятным запахом тления, который уже нельзя было перебить никакими благовониями. Он шел от закрытых дверей павильона, где стоял гроб.

Ксу ненавидела женщину, лежавшую в том гробу. Всей душой, всеми фибрами своего существа. Та отравляла ее детство, унижала ее мать, строил козни против ее отца. И теперь эта же женщина, даже мертвая, заставляла ее выворачиваться наизнанку, чтобы устроить ей самые пышные, самые безупречные похороны, какие только видел этот род.

В этом был какой-то изощренный, жестокий парадокс. Ирония, достойная самих богов. Ксу хоронила своего мучителя с почестями императрицы, чтобы доказать всем, и в первую очередь себе, что она лучше ее. Что она – настоящая наследница. Что ее воля сильнее ее ненависти.

Я видел, как эта ненависть пылала в ней, сдерживаемая невероятным усилием. Она была похожа на дракона, запертого в клетке из собственного разума. И я боялся того дня, когда клетка откроется.

Слуги зажгли фонари, хотя до вечера было далеко. Небо затянулось свинцовыми тучами, предвещая новый дождь. Свет от бумажных абажуров был мягким, рассеянным, он сглаживал острые углы, прятал недочеты, создавал иллюзию идеального, застывшего мира.

Ксу закончила обход и остановилась на пороге. Она выпрямила спину, сомкнула руки перед собой. Она была готова к битве, где оружием будут не клинки, а взгляды, не удары, а намеки, не сила, а безупречное знание ритуала и железная воля.

Издалека, со стороны ворот, донесся звук колес по булыжнику. Ее враги ехали сюда. Ксу даже не повернула голову. Она лишь глубже вдохнула этот пропитанный смертью воздух и закрыла глаза на долю секунды. Когда она открыла их снова, в них не осталось ничего, кроме ледяного, безупречного спокойствия.

Я отступил на шаг назад, вглубь зала, в наступающие сумерки. Сегодня я буду тенью. Молчаливой, невидимой, готовой в любой момент шагнуть вперед и стать клинком. Представление началось.

Первой из кареты с гербом боковой ветви дома Цуй – скрещенные копья над рассеченной горой – появилась туфля из черной лакированной кожи. Затем – длинная шелковая одежда темно-зеленого цвета. Сун Хайцюань. Брат мачехи. Старейшина клана. Паук, приехавший посмотреть, не запуталась ли муха в его сетях.

Его глаза, маленькие и пронзительные, как у бешенного кабана, мгновенно окинули все вокруг: ворота, слуг, саму Ксу, меня, стоящего на шаг позади и левее, с руками, запрятанными в широкие рукава. Его взгляд был не взглядом гостя, а взглядом оценщика, высматривающего малейшую трещину на выставленном на торги товаре.