Текст книги "Академия "Алмазное сердце" (СИ)"
Автор книги: Константин Фрес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)
Глава 17. Нерожденный герой
Путь до родительского гнезда, который Уне показался долгим, тряским и утомительным при ее путешествии в академию, по воздуху занял не более часа. Виновен ли был в том техноящер, неутомимо машущий крыльями и не требующий остановок на отдых, или по воздуху действительно путь был короче, да только Небесная Игла прошила небо подобно пуле и достигла цели примерно за час. В темноте Уна с замиранием увидела огни родного дома, фонарь, приветливо освещающий веранду, и пышные кроны деревьев, облепленные светлячками.
– Наверное, тебе снова придется надеть техноброню, – бестактно напомнил Демьен, намекая на одного из братьев Уны. – Помни – он может быть уже не просто твоим братом, но адептом черной магии, приверженцем смерти, всей душой желающим власти и чужой силы. Я бы не верил им обоим.
– У нас есть зеркало, – тихо ответила Уна. – Я посмотрю в него и определю, кто из них некромаг. И если надо, я свяжу его по рукам и ногам, чтобы скинуть во Вседверь.
На широком дворе, прямо напротив освещенной веранды Дерек опустил Небесную Иглу на землю, и Уна спрыгнула хрустящий под ногами гравий. С сильно забившимся сердцем она оглядела родной дом, выглядевший так тихо и умиротворенно, что просто не верилось, что в глубине его прячется монстр. Чудовище. Некромаг, когда-то бывший ее родным человеком…
– Броню, – снова подсказал Демьен, и техноящер распался на бесформенную кучу блестящих драгоценностей. – Надевай.
Уна послушалась его. В ночном свете ее серебряная техноброня, защищающая грудь девушки, сверкала ярким светом. Осторожно шагнула Уна на лестницу, стараясь ступать как можно тише, чтобы ни одна ступенька под ее ногами не скрипнула. Следом за ним в дом вошел Дерек, и замыкал шествие Демьен с пантерой, которую Дерек заставил охранять принца.
Троица шагала осторожно, уже наученная горьким опытом, отлично зная, что их может подстерегать чудовище за каждым углом.
Однако, спящий дом был тих, пуст, и лампы, горящие на столах, почти погасли. Было видно, что их зажигали скорее для чужих глаз, сделать видимость, что в доме все еще теплится жизнь. Вооружившись своими волшебными клинками, они продвигались вглубь дома, ожидая нападения в любой момент, но никого на их пути не встречалось.
– Давайте поднимемся наверх и посмотрим в комнатах близнецов, – предложила Уна, когда троица обошла первый этаж, но не нашла и следа, оставленного живым человеком. Повсюду – на мебели, на полу, – лежал толстый слой пыли, – и Уна едва не расплакалась от страха, когда в голове ее промелькнула мысль, что, возможно, они уже опоздали. Кто знает, на что способны некромаги?
Комната Джона была пуста, кровать его смята, словно давно не прибиралась и не использовалась. Даже давно погасшие свечи оплыли, закапав воском стол, и были покрыты пылью. Ужас сжал сердце Уны, когда она рассматривала это запустенье холодную пустоту. Где брат? Что с ним стало? Жив ли он? Усилием воли она подавила подступающие к горлу рыдания и отерла слезы, прикрыв за собой дверь в пустую холодную комнату.
А вот комната Гаррета была обитаема.
Неслышно ступая, подкрадываясь, все трое почти одновременно услышали отчаянный плач и жалкое всхлипывание, и Дерек, позабыв все на свете, рванул вперед, на помощь, но Уна остановила его.
– Погоди, – сухо произнесла она. – Сначала я.
Она вынула из кармана свое зеркальце, и, толкнув дверь, навела его на скорчившуюся на постели фигурку.
– Гаррет, – позвала Уна, глядя в зеркальную гладь. – Посмотри на меня. Я пришла помочь, Гаррет.
Ей не надо было даже озвучивать то, что она увидела в зеркале. Рыдающий мальчишка, чей струящийся золотой дар медленно сгнивал, становясь ядовитого зеленого цвета.
– Ну конечно, Гаррет, – пробормотал Дерек. На лице его появилось выражение гадливой жалости. – Можно ж было догадаться. На меня напал Джон, а некромаг не полез бы на рожон…
– Некромаг, – выдохнул Демьен с ненавистью. – Ах ты, шкура тупая, а ну, иди сюда!
Но Уна не дала принцу и шага сделать в комнату, удержала его.
– Смотри, – сказала она, указывая куда– то под ноги. Демьен глянул на пол – там, еле видная, словно затертая, была проведена зеленая меловая черта. – Некромаги оставили тут свои ловушки. Кто твой хозяин, Гаррет? Ради кого ты предал всех нас – меня, Джона? Отца?
При упоминании отца Гаррет заметался по постели, рыдая еще громче, и Уна увидела, что на его лодыжке блестит кольцо кандалов. Гаррет сидел на цепи, прикованный к стене, как уличный пес, как каторжник. Его одежда была грязной, давно не стиранной, и сам некромаг, у которого зло ядовитой зеленью поблескивало в глазницах, выглядел истощенным – словно его кормили через раз.
– Я не хотел, – рыдал он, размазывая по грязному лицу горькие слезы, – я не хотел! Я не знал, что это будет так страшно… я не хотел!
– А чего же ты хотел? – произнесла Уна. Голос ее был строг и спокоен, словно это не она спрашивала, а какой-то другой человек – взрослый, суровый, – которого не разжалобить слезами и почти детским отчаянием. – За что ты продал жизнь отца?
Гаррет, обхватив плечи узкими юношескими ладонями, уткнулся лицом в колени и заплакал еще горше.
– Отец сказал, что выгонит меня из дома, – с горьким полувздохом произнес он. – Он сердился, что я никак не могу освоить одно заклятье, он кричал, что я ленюсь, и грозился меня навсегда выгнать, отправит в какой-то убогий пансионат, где я едва ли получу хорошее образование. У Джона все получалось… а у меня нет. И отец повторял это раз за разом, раз за разом!
Гаррет снова разрыдался, пряча лицо, и Уна горько поджала губы, чуть качнув головой. Отец не скупился на брань и угрозы, это была правда. И они, будучи детьми, верили в это… верили…
– А потом появился он, – произнес Гаррет глухо.
– Кто? – выкрикнул Демьен, сжимая кулаки. – Кто твой хозяин?! Кто это тут посадил тебя на цепь, чтоб ты стерег получше его владения?!
– Корнелиус, – ответил Гаррет горько. – Так он себя назвал.
– Корнелиус? – подозрительно переспросил Демьен. – Он так назвался? А выглядел он как?
– В его внешности не было ничего отталкивающего или опасного, – ответил Гаррет жалобно. – Он был…
– Красивым? – подозрительно спросил Демьен. – Золотоволосым?
– Да, – ответил Гаррет, кивнув. – Когда отец в очередной раз выгнал меня с занятий и велел идти чистить свинарник, он как раз подошел к дому и попросил попить. Нищий путник, как мне тогда показалось. Почему не пожалеть его? Незаметно для самого себя я рассказал ем о всех своих обидах, и он первый, кто протянул мне руку и пожалел, первый! – выкрикнул Гаррет мучительно. – Он говорил с таким жаром и болью о тех, кто отрекается от родных… кто ищет в родных только выгоду и силу…
– Как ты ее начал искать, – угодливо подсказал язвительный Демьен.
– Я поверил ему, – горько ответил Гаррет, понурившись. – Я не знаю, отчего, но поверил ему. Мы стали с ним встречаться – тайно, просто болтали или играли, – и он подсказывал мне способы, с помощью которых я мог выполнять задания отца…
– Наверняка черная магия, – язвительно заметил Демьен.
– Я стал справляться, – уныло произнес Гаррет. – Отец был доволен… а потом заметил, что я жульничаю… делаю не так, как он велит, и разозлился ужасно… Корнелиус тогда сказал, что отец не ценит и не любит меня – лишь то, что я могу дать ему: уважение и почет общества, котрое любит успешных… Он сказал, что отец тщеславен, а – всего лишь инструмент для достижения его целей.
– Как и в случае с Хельгой… Тогда Корнелиус сказал тебе, что от отца можно избавиться и стать сильнее? – спросила Уна.
– Да, – ответил Гаррет чуть слышно. – Он сказал, что можно выпить его дар… стань намного сильнее его и дать ему ощутить себя беспомощным и ненужным, дать почувствовать, как это – когда все ценят тебя только за силу дара, на которую ты никак не можешь повлиять! – в голосе Гаррета слышалось отчаяние обманутого и глубоко раскаивающегося человека. – И тогда он уже не станет оскорблять меня и унижать… я провел ритуал…
– И отец умер? – уточнила Уна.
– Да, – просто и страшно ответил Гаррет. – Он умер. Он стал просто кувшином, откуда можно было черпать дар…
– И ты его вычерпал?
– Нет, – прошептал Гаррет. – Это не я! Я не трогал его! Пока он был с даром, он еще напоминал живого… Ходил, говорил… и казалось, что все как прежде, ничего не изменилось… Его пил Корнелиус. Приходил тайком и выпивал его дар. А мне угрожал, что расскажет всем, что я натворил. И я помолчал.
– Трус! Трус! Изменилось все, – резко выкрикнул Демьен, – ты все изменил! Сам!
– Я знаю, – горько ответил Гаррет, поднимая заплаканное лицо. Его мутные глаза были пусты и печальны. – Уна… ты, только ты можешь… убрать меня. Прочти… прочти отречение. Отреки меня от семьи. И я уйду.
По лицу Уны промелькнула мучительная судорога, она отрицательно кивнула головой.
– Убить? – произнесла она жестко. – Нет. Я тут не для этого. Я предлагаю тебе иной выход. Я принесу свой и твой дар в жертву Вседвери. И она вернет тебя, прежнего. Уберет скверну из твоей крови. За этим я здесь. Ради этого совершила много сумасшедших поступков. Ты больше не будешь некромагом. Согласен?
На грязном лице Гаррета промелькнуло нечеловеческое облегчение, он вдруг понял, что и такого – преступного, ужасного, – его хотят спасти.
– Я согласен! – выкрикнул он, прижимая руки к груди. – Согласен! Я заслужу прощение! Я правда!..
– Почему ты сидишь на цепи и где Джон? – тихо спросила Уна.
– Корнелиус посадил меня на цепь, потому что я не хотел… не хотел пить дар отца. Корнелиус грязно ругался и обвинял меня в предательстве, в том, что он мне доверился, а я оказался таким же неблагодарным, как и все… Он хотел, чтобы я прочел ритуал и над Джоном, но я отказался. А без этого дар Джона не добыть: он надежно опечатан техномагической печатью.
– Так где Джон? – снова произнесла Уна изо всех сил себя удерживая от того, чтобы перепрыгнуть опасную черту и вцепиться в брата – негодяя, труса, маленького слабого слюнтяя! – и надавать ему пощечин, вымещая на нем свое горе и боль.
– В подвале, – тихо выдохнул Гаррет. В его мутных глазах мелькнул страх, когда он увидел, что Дерек отступил, словно уже собрался бежать на выручку другому близнецу. – Не уходите, постойте! Не покидайте меня! Я есть хочу, – стыдливо прошептал он и снов расплакался совсем как ребенок. – Корнелиус морит меня голодом…
– Вот тебе твои некромаги, – грубо сказал Демьен. – Но ты хорошо наказан. Думаю, и прощения заслуживаешь, если не притворяешься.
Уна еще раз глянула в зеркальце, и увидела там всего лишь рыдающего изможденного мальчишку.
– Не притворяется, – тихо сказала она. – Помоги ему освободиться, Дерек!
Тот молча направил пантеру Аргента через заветную черту, и черные дымные тени накинулись на блестящего драгоценными боками зверя. Вой, хищное рычание, удары когтистыми лапами – и жалкая кучка сухих костей упала на пол, а вход в комнату был свободен.
– Дайте-ка я влеплю этому дураку пару затрещин! – крикнул Демьен, пока Дерек сооружал подходящий к кандалам Гаррета ключ. – Я сошлю тебя в монастырь, и ты там прослужишь лет десять клириком. Вот тебе мое королевское слово!
– Королевское? – переспросил ошарашенно Гаррет, потирая освобожденную ногу.
– Это Его Высочество Алый Принц, – пояснила Уна. – И если он так сказал… значит, ты должен будешь подчиниться. Лучше десять лет в служении и разлуке, чем…
– Я велю отлить ему самый большой самострел, – кровожадно пообещал Демьен, – в пуд весом. И ты будешь его всюду таскать на спине и отбиваться от нечисти с его помощью.
Она подала руку брату и помогла ему подняться с кровати.
– Ну, идем в подвал? – произнес Дерек. – Джон может быть еще жив. Печать крепко защищает его от некромага, и снять ее ни одному Корнелиусу не под силу!
* * *
Впереди себя Дерек снова послал пантеру. Похоже, ему ужасно понравилось пользоваться оружием Аргента. Он был словно мальчишка, впервые вынувший меч отца из ножен, любовался его клинком и примерялся, как им рубить врагов. Пантера по его команде осматривала коридоры, совала свой нос в каждую комнатку, в кладовки, а Дерек все находил для нее все новые задания.
– Классный зверь! – произнес он с восторгом. – Разбогатею – сделаю себе такого же.
– Давай она прекратит бегать кругами, – опасливо озираясь, попросил Демьен. – А будет держаться около нас. А то тревожно все же.
И он тревожился не зря.
Прямо перед ними, с лестницы, ведущей из подвала, поднялась темная фигура, с ног до головы закутанная в плащ. Неизвестный откинул с лица капюшон, и на студентов глянули глубокие зеленые глаза, так похожие на глаза Корнелии. Молодой человек с тонкими чертами лица и золотыми волосами, но с недоброй усмешкой, преградил им путь.
– Я знал, что вы направитесь именно сюда, – красивым глубоким голосом пояснил он, увидев изумление на лицах студентов. – Моя мощь так велика, что мне не нужны даже Небесные Иглы, чтобы мгновенно оказаться там, где я пожелаю.
При виде его Демьен побледнел как полотно. Его серые глаза расширились, стали похожими на серебряные монеты.
– Корнелиус, – пробормотал он. – Сын Корнелии… так это не вранье некромажонка, это реально так…
– И что в этом особенного? – шепнула Уна.
– А ты посмотри на меня в свое зеркальце, – произнес Корнелиус, усмехаясь, явно наслаждаясь произведенным впечатлением. – Ты же уже знаешь о его волшебных свойствах?
Уна выхватила зеркало, направила его на Корнелиуса, и зеркальная гладь отразила вместо молодого человека пустоту. Темные пыльные стены, каменную лестницу, но его самого – нет.
– Он никогда не рождался, – пояснил Демьен, напряженно поглядывая на усмехающегося врага. – Корнелия так заботилась о своей талии, что… словом, не было его никогда. Его Корнелия выпросила у Вседвери. Попросила вернуть ей возможность стать матерью. Второй шанс…И Вседверь его дала, а это паршиво, очень паршиво!
– Почему? – пискнула Уна.
– Потому что я бессмертен! – выкрикнул Корнелиус страшным, грохочущим голосом, и полы его плаща взлетели, словно страшные рваные вороновы крылья. Зеленое ядовитое пламя сорвалось с обоих его ладоней, бурным потоком хлестнуло по месту, где стояли студенты, но бдительный Дерек успел. По его велению пантера в прыжке рассыпалась в огромное полотнище и накрыла собой всех черным покрывалом.
Зеленок пламя нещадно хлестало, изливалось из рук разъяренного некромага, но не достигало своей цели.
– Сейчас я откину плащ, – прошептал Дерек, весь дрожа. Ему приходилось сдерживать весь напор некромага, – и ты, Уна, стреляй по нему… Давай! – взревел Дерек, уже не в силах сдерживать мощь удара некромага. Черный алмазный плащ взлетел, и Корнелиусу в лицо четко ударил огненный клубок, еще и еще, и тот взвыл, колотя по горящим щекам ладонями. Обгоревшая кожа пластами сползала с его лица, обнажая какую-то другую – страшную, отталкивающую, – личину, Корнелиус уже не улыбался так кротко и славно, и больше походил на жертв своего магического искусства. Он взмахнул обожжённой рукой, и по его велению знакомые уже дымные тени полезли изо всех щелей, протягивая руки к студентам.
В одном из зловещих призраков Уна с изумлением увидела знакомые черты и поняла, что это ее отец, призванный некромагом на службу из небытия. Слезы брызнули из глаз девушки, когда она в великолепно выпаде пронзила призрак своим волшебным клинком, и тот стал осязаем, превратился в полуистлевший труп, все еще сохранивший на себе останки одежды, в которой когда-то ходил ее отец – великий огненный маг.
От второго ее удара скелет развалился, упал на пол, под ноги дерущимся, и Уна переступила через него, наступая на Корнелиуса.
– Черта с два ты бессмертен! – прорычала она яростно. – Вряд ли в кучке остывающей золы, в которую ты сейчас превратишься, будет хоть капля жизни!
Она не слышала, как отбивались от наступающих призраков Дерек и Демьен, как пантера Аргента рвала дымные тела десятками. Ее гудящие огненные шары один за другим летели в Корнелиуса. Половина из них разбивалась о выставленную им защиту – прозрачный купол, – а половина, своей мощью и жаром растопив магическую поверхность купола, падали на одежду некромага, прожигали его руки, лицо, и скоро весь он пылал, словно огромный факел, со страшным воплем.
Меч Уны был слишком мал, и она уверенно собрала из своей техноброни длинную пику – так, как это делал Аргент. Перехватила ее удобнее и одним ударом вогнала в сердце бьющегося в агонии человека.
Вмиг все стихло.
Погасло пламя, исчезли ползущие черные тени, потому что повелитель их исчез, и Уна изумленно оглядела свое оружие.
– Куда он пропал?! – в страхе крикнула она. – Куда он пошел?
– В небытие, – ответил Демьен, утирая пот со лба. Его ладони тоже хранили тепло магического огня. – Во Вседверь, чтобы родиться еще раз. Он бессмертен – тут он не наврал нисколько. Сколько раз ты его убьешь, столько раз он появится вновь. Он будет возникать снова и снова, преследуя и нападая. Понимаешь теперь, почему он опаснее Корнелии?
Глава 18. Принц, паж, белый рыцарь и паладин
Джона Уна с трудом отыскала в подвале. Он был еще более обессилен, чем брат, видно было, что Корнелиус, жаждущий его силы, его дара, применял все способы, чтобы сломать мальчишку, да только без толку. На его бледном лбу так и оставалась черная печать техномага. Сам Джин, вконец измученный и обессилевший, спал на грязном полу, свернувшись калачиком, подтянув колени к груди. Его, так же как и Гаррета, к стене приковывала не очень длинная цепь, которую Дерек легко снял.
Увидев брата в таком жалком состоянии – исхудавшего, в грязной изодранной одежде, – Уна расплакалась. Джон, услышав ее причитания, вздрогнул, просыпаясь. Его синие глаза, мутные от голода, с трудом открылись, пересохшие растрескавшиеся губы дрогнули, пытаясь улыбнуться, и он, приподнявшись на локтях, прошептал:
– Я не поддался, Уна… Он не смог меня сломать… А Гаррет где? Корнелиус и его мучил…
Джон… странное сочетание мягкости, страсти и силы. Он не мог не понять, кто является источником всех бед, постигших их семью, он смотрел в мертвые глаза брата. И все же ему было жаль его, Джон искренне беспокоился о нем.
– С Гарретом все хорошо, – рыдая, ответила Уна, утирая слезы. – Мы его освободили. Он с нами сейчас пойдет. И вернется совсем другим человеком… все будет как прежде!
– Как прежде не будет, – с трудом выдохнул Джон. – Отец… я отца похоронил под сиренью… Корнелиус разрешил… чтобы никто не видел…
Уна раскачивалась из стороны в сторону, зажав рот руками, чтоб никто не слышал ее крика, полного боли, и плакала. Казалось, весь мир для нее потонул в слезах.
Наверное, Джон думал, что видел очередной голодный сон, потому что на его исхудавшем лице отразилось изумление, когда Уна с плачем бросилась обнимать его, и он болезненно поморщился, когда ее руки обвили его шею.
– Осторожнее, – прошептал он. – Корнелиус мучил меня… вся спина горит…
– Бедный, бедный, – уже не сдерживаясь, кричала и плакала Уна, содрогаясь всем телом, прижимаясь к брату, к родному и дорогому ей человеку.
– Ничего, – шептал Джон, обнимая сестру тонкими руками, которые, казалось, светились от истощения, казались восково-прозрачными. – Мы увиделись напоследок… И все хорошо… Я ждал тебя, Уна… чтобы увидеться…
– Напоследок?! – взвизгнула Уна, отстраняя от себя брата. Тот, казалось, не дышал; глаза его закатились, тонкие веки, как прозрачная пленка, прикрыли их, и худые ладони соскользнули с плеч девушки. – Сделайте что-нибудь! Помогите! Спасите его! Демьен, твой отец обещал, что с моими братьями все будет хорошо! Сделай что-нибудь!
Джон, часто и неглубоко дыша, снова повалился на пол, словно куль с мукой, и Уна разразилась воплями и плачем, Дерек едва смог оттащить ее, бьющуюся в истерике, от обмякшего тела.
– Прочь, – рыкнул и Демьен, рванув рукав своего богатого платья. С треском на грязный холодный пол посыпались жемчужные пуговицы, расползся по швам батистовый рукав, и Демьен, зажмурившись, отвернув лицо, резанул по запястью острым осколком обсидиана из брони Аргента, завалявшимся у него в кармане.
– Живи, черт тебя подери! – рыкнул он, стремительно шагнув к Джону и приложив к его бледным губам свое кровоточащее запястье. – Живи, черт тебя дери!
Его юношеский голос сорвался, в нем послышалось отчаяние и слезы, словно тут, на грязном полу, кончался не чужой брат – его собственный, – и золотой королевский дар, который так быстро проникает до самого сердца, вместе с кровью принца пролился в пересохшие холодные губы, и дальше, дальше, по венам до самого сердца, в котором взорвался горячей вспышкой, подкинув тело Джона.
– Дыши! – выкрикнул Демьен, подхватив Джона, пачкая своей кровью его одежду. – Дыши!
«Дыши! – услышала в своей голове Уна голос Алого Короля, и у нее заломило в висках. – Дыши!»
Мир вокруг странно запульсировал, словно живое жадное существо, ощутившее запах крови, Уна услышала хищное, горячее, рокочущее дыхание, шумное, зловещее, и, с трудом справившись со страхом, поняла, что это ее собственное дыхание. Запах королевской крови будил в ней какую-то странную силу, и она почувствовала, как ее техноброня сильнее сжала ее тело, как плотная чешуя.
– Что за дар у вас в крови, – шепнула она, поражаясь преступности и прочности, кровожадности собственного голоса. – Что это?
– Дар жизни, – в ответ ей шепну Демьен. Его голос был таким же хриплым и опасным, как и ее, как и голоса всех хищных живых существ. – Дар силы природы, силы хищников и охотников… от него сердце чаще бьется и кровь горячее. Не бойся за своего брата. Он не умрет теперь.
Джон с хрипом втянул воздух, широко раскрыв окровавленный рот, и Демьен снова приложил к его губам свое запястье.
– Пей еще, – властно велел он. – Это укрепит тебя.
Джон, задыхаясь, прижимая бледные руки к груди, к сильно бьющемуся сердцу, глядя куда-то в небытие широко раскрытыми невидящими глазами, послушно сделал пару глотков королевской крови. На щеки его тотчас вернулась краска, словно утерянное здоровье возвращалось к нему с каждым вздохом, и Дерек, склонившись над ним, помучавшись порядком, снял с его лба печать.
Черная пластинка с легким щелчком упала на каменный пол, и Уна, наблюдая ее танец, ее подпрыгивания, слушая каменные щелчки, вдруг подумала: «Я сдержала слово, папа. Я сделала это – освободила братьев. Джон свободен. Гаррет будет свободен через некоторое время».
– Как хорошо-то, господи, – прошептал Джон, блаженно закрывая глаза и откинувшись на плечо поддерживающего его Демьена. – Невероятно хорошо. Спасибо…
– Ты свободен, Джон, – чуть охрипшим голосом произнес Дерек.
– Спасибо, Дерек, – ответил Джон, н открывая глаз, и Дерек поспешно отвернулся, скрывая подступившие слезы. – Я понял. Я все понял. Спасибо.
Все это время Гаррет стоял в конце коридора и тихо, беззвучно плакал, кусая пальцы, чтоб никто не услышал его рыданий. Раскаяние терзало его сердце, ведь никакими слезами не вернуть отца, но и облегчение – нечеловеческое, прекрасное и ослепительное, – тоже снизошло на него, потому что брат его, его вина и грех, страдавший из-за его глупого выбора, теперь был свободен и вне опасности. Дерек остался еще с Джоном – поддержать его и наставить, сказать какие-то ободряющие и утешительные слова, – а Демьен ухватил Уну за руку и потащил ее наверх, чтобы не видеть и не чувствовать чужих горя и боли.
– Что, доволен? – рыкнул он на Гаррета. – Вот что твое нытье сделало!
Гаррет смотрел на принца исподлобья злыми глазами, в которых плескалось ядовитое зеленое пламя.
– А можно мне тоже? – внезапно спросил он, и сначала ни Демьен, ни Уна не поняли, о чем он говорит. – Можно мне тоже твоего дара? – пояснил он, увидев непонимание в глазах принца.
– Что?.. – ошарашенно произнес Демьен. Гаррет принюхивался к запаху его крови жадно, словно к самому изысканному лакомству, его лицо странно и страшно искажалось, и Демьен даже отшатнулся от него в испуге.
– Твоего дара, – страшно и жадно блеснув глазами, повторил Гаррет. – Потом… когда Вседверь уничтожит меня. Убьет мой дар. Дай мне своего, принц. Я клянусь своим живым сердцем – я стану тебе послушным зверем, как собака или пони. Я такой; я рожден, чтобы служить. Я знаю, что заслужил наказания, и знаю, что недостоин прощения, но позволь просить милости. Но лучше стать зверем, но владеющим магией, чем оставаться человеком, но глухим и слепым.
– Хм, – произнес явно польщенный Демьен. – Интересная идея… что ж, вероятно, я дам тебе этот шанс. Но этот выбор мне поможет сделать Вседверь.
* * *
Несмотря на то, что Джон все еще был слаб, он вызвался лететь со всеми вместе ко Вседвери.
Судьба брата, хоть и преступного, хоть и глядящего на мир злыми затравленными глазами темного мага, не могла не волновать его. На запыленной, давно остывшей кухне Джон нашел черствый кусок хлеба, вяленное мясо и разделил пищу по-братски с Гарретом, чтобы подкрепить свои силы.
Гаррет молча принял еду; он ел так же жадно, как и Джон, и они, забравшись в Небесную Иглу, уселись рядом, бок о бок, тесно прижавшись, так, как привыкли – словно и не было бед и горя, разделивших их на черное и белое. Быстро расправившись с нехитрой едой, они задремали, уставшие и измученные, склонив головы друг к другу, и у Уны, наблюдающей эту нехитрую сцену, снова навернулись на глаза слезы. Ах, за что же их семье такая судьба? И что станет с Гарретом дальше? Может быть, он в последний раз обнимает свою семью человеческими руками? Вдруг потом кровь Демьена навсегда превратит его в безмолвного зверя?.. А она – она теперь навсегда принадлежит Королю, она его верная слуга, свою свободу и право выбора она отдала в обмен на возможность спасти братьев. Король ей эту возможность предоставил, и судьба честно выполнила эту часть контракта, скрепив его королевской кровью Демьена. Что будет? Что?..
Демьен на этот раз уселся вместе с Дереком – указывать путь, и в ночной темноте Уна увидела, что летят они над совсем незнакомыми местами, куда-то на север, мимо Радужных Скал, и дальше, дальше, в Каменные Земли.
«Ну, конечно, – думала Уна. – Куда же еще можно спрятать то, что не всем можно видеть, кроме как в зловещие Каменные Замки? Кто отважится туда сунуться? Только такие отчаянные дурачки, как мы».
На фоне черного неба и полной луны каменные шпили черного, как сажа, и блестящего, как окаменевшая чешуя древнего дракона, замка казались хищными пиками, пронзающими темные облака. Небесная Игла облетала его, Дерек и Демьен выискивали подходящую площадку, чтобы приземлиться, а Уна с благоговением и страхом рассматривала величественные башни со стрельчатыми узкими окнами, плотно лежащую черепицу, делающую крыши похожими на шипы на спине притаившегося чудовища, гладкие каменные стены замка, которые не разрушило даже время. Витражи в огромных окнах залов ярко сверкали в свете луны разноцветными темными стеклами, чистыми, прозрачными, словно даже вековая пыль боялась лечь на них.
– Туда! Туда! К вишне!
Демьен указал куда-то вперед, и Уна, наконец, рассмотрела, куда он правит – к огромным, высоким, до самых облаков, круглым башням, подобным четырем связанным столбам, стоящим тесно-тесно и соприкасающихся боками.
Выше плотных облаков, выше влажной мглы открылось чистое, полное звезд небо, и Уна, то и дело выглядывающая наружу, увидела крышу этих башен. Они были абсолютно плоскими – идеальная площадка для посадки, – в пространстве между ними поблескивало золотом, над которым, цепляясь корнями за трещины меж камней, склонялась цветущая розовым прекрасным цветом старая вишня с узловатым искривленным стволом. Там-то, над этими крышами, и стал снижать свой небесный экипаж Дерек, и братья, словно почуяв приближение суда и развязки, проснулись.
– Ну, – произнес Джон, стискивая руку Гаррета, – сейчас решится все.
– Да, – ответил Гаррет. – Не бойся за меня, брат. Что бы ни случилось, оно будет намного лучше, чем сейчас.
Небесная Игла коснулась крыши одной из башен. Дерек кинул поводья, соскочил с места кучера и по его приказу техноящер разобрался на пантеру и два вида брони – серебряную и золотую.
– Я бы посоветовал тебе не пантеру собирать, – по-суфлерски подсказал Демьен, спускаясь вслед за Дереком с места кучера, – а пику, да подлиннее и пострашнее.
– Там разберемся, – беспечно ответил Дерек, поглаживая черную голову технозверя.
– Что это за место? – спросила Уна, оглядываясь. Четыре огромных поля были расчерчены как шахматные доски, черно-белые огромные плиты мостили их, и казалось, тут затевается какая-то невиданная партия, на четыре небольшие армии.
– Когда-то, – зло процедил сквозь зубы Демьен, оглядывая тихие и пустые поля, – это было Место Истины. Его охраняла мудрая и великая волшебница. У нее были золотые весы, и на них она взвешивала не подношения, не дар, не подарки и не золото – она взвешивала помыслы людей и их искренние желания. То, что хранится в сердце. Самую суть человека. Но однажды она взяла подарок. Серебряную монету; всего одну. Вступила в сделку со своей совестью. Наверное, могла убедить себя, что это даже не взятка – так, сувенир. И качнула весы в сторону давшего эту монету. И тотчас Истина была сокрыта от нее. Чудо – Вседверь, – больше не открывается ей, и волшебница назначает жертвы, подарки, и их взвешивает на своих весах. Она умерла много лет назад, может, прошли века, но дух ее не может освободиться, потому что никто не желает занять ее место, да никто и не может, потому что Истину не видит. Она видела, но соблазнилась на серебро.
Все они, с известной осторожностью двинулись вперед, стараясь заглянуть под свисающие над золотом ветви.
– Мне кажется, неуверенно заметил Демьен, – там кто-то есть…
Договорить он не успел – прямо из прохладного и прозрачного воздуха перед ними материализовалась фигура, судя по всему женская, укутанная в длинный плащ.
– Здравствуй, прекрасный принц, – насмешливо произнесла она. – Я же говорила – придет день, и ты явишься, чтобы поклониться мне.
От злости у Демьена даже нервный тик случился, уголок его рта задергался, принц яростно зарычал, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не налететь на насмешницу с кулаками.
– Черта с два, – зло прошипел он, – не бывать тому, чтобы я поклонился тебе! Я пришел все исправить и взять силой то, что мне нужно! Ты – никто, Тельма, ты всего лишь тень, призрак, ты даже не та великая колдунья, какой была когда-то! Ты давно уже не соблюдаешь баланс добра и зла, ты просто делаешь то, что тебе велит тот, кто больше заплатит! Отвечай – что дал тебе мой отец? И чем я могу выкупить его дар?
Женщина пожала плечами:
– Твой отец… вот как… Я не могу сказать, – ответила она. – Я же делаю то, что велит тот, кто больше заплатит, а он заплатил щедро, очень щедро. Он велел мне молчать и не раскрывать его секрета.
