Текст книги "Академия "Алмазное сердце" (СИ)"
Автор книги: Константин Фрес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)
– Нет! – пискнула Уна, но Дерек ее уже не слушал.
Ее белое роскошное платье упало к ее ногам, скользнув гладкими складками по бедрам, Дерек бесцеремонно толкнул ее в постель, неспешно расстегивая свою серую строгую форму.
– Что ты задумал? – выдохнула Уна, глядя, как он избавляется от одежды. Прежде она не видела его обнаженным. Тот, первый раз был не в счет. После они одевались, стыдливо отвернувшись друг от друга, прикрываясь, прячась. Сейчас Дерек прятаться не стал, и Уна, заливаясь краской стыда, сквозь опущенные ресницы рассматривала его обнаженную грудь, плоский живот, по-юношески стройную фигуру… и его возбуждение. Никогда прежде Уна не видела обнаженного возбужденного мужчину, и ей стало невероятно стыдно и вместе с тем волнительно – до прилива волнующего удовольствия, – когда Дерек лег рядом, склоняясь над ее грудью и целуя ее остренькие соски, и одновременно сжимая ее пальцы на своем вставшем члене.
– Я хочу, – хрипло произнес он, заставляя ее пальцы скользить вверх-вниз по напряженной жесткой плоти, – чтобы ты сделала мне вот так…
Уна подчинилась и застонала, когда Дерек навалился на нее, целуя, прихватывая е губы своими губами, снова вводя в ее мягкое податливое тело пальцы, так же жестко, властно, массируя бархатное упругое донышко ее лона. Он нарочно делал все неспешно, но максимально чувствительно, вслушиваясь в жалобные, животно-беспомощные стоны девушки, вылизывая горячим языком ее дрожащие губы.
– Ноги шире, – велел он, едва заметив, что Уна пытается сжать коленки. Ее дыхание было частым, девушка извивалась, стараясь как-то перетерпеть удовольствие молча. Пальцы Дерека, выскользнув из ее узкого лона, чуть погладили девушку, ее припухшие губки, мокрые от возбуждения, и снова вернулись к горячей пульсирующей дырочке, только уже не два, а три, и вошли в ее лоно жестко, безжалостно, выбив из напряженного горла девушки жалкий крик. Эта жесткая, даже жестокая ласка странным образом возбудила девушку, ее бедра бесстыдно двигались, она насаживалась на терзающие ее пальцы и замирала, затаив дыхание и подтягивая колени к груди, когда толчки в ее теле становились быстрее, сильнее, глубже.
– Ножки шире, – мягко повторил Дерек. Его ласкающий слух голос словно принадлежал другому человеку, потому что рука его двигалась в теле девушки быстро и сильно, то ли лаская ее тело, то ли терзая его. Уна заходилась в беспомощных стонах, извиваясь и дрожа, когда его пальцы, чуть покачиваясь туда-сюда, растягивали ее лоно, а большой палец вкрадчиво поглаживал самую чувствительную точку. – Шире. Слушайся меня, или будешь наказана.
– Не могу, – стонала Уна, стараясь подчиниться ему и раздвинуть дрожащие бедра. – Не могу…
– А если я захочу посмотреть?
Руки Уны сжимали, комкали простыни, когда Дерек силой развел ее колени широко и опустился меж ее разведенными ногами, прижался на миг лицом к ее животу.
– Да, – выдохнул он с восторгом, покрывая ее дрожащие бедра поцелуями, жадно стискивая ее мягкие ягодицы. – Красивая…
Уна заворчала, чувствуя, как его язык касается ее там, где невыносимо жарко горел огонь желания. Несмело, неумело, но жадно, словно пробуя девушку на вкус, Дерек вылизывал розовые нежные губки, чуть поглаживал языком мокрую дырочку, щекоча возбужденный клитор. Каждое его прикосновение было слишком тонким, Уна на миг притихла, переводя дух, потому что ласка языком – хоть и страстная, – была намного нежнее, чем пальцами. Но уже в следующий миг она взвизгнула, чувствуя, как в ее разгоряченное мокрое лоно толкается слишком большой гладкий шар, немилосердно растягивая узенький вход, терзая ее не меньше чем пальцы Дерека.
– Что это? – взвизгнула она, чувствуя, как шар исчезает в ее теле, растягивая нежные ткани, словно кто-то его проталкивает в ее тело безжалостной рукой, прокатывается до самого донышка и медленно возвращается обратно, отчего у девушки перехватывало дыхание. – Что это?!
Дерек не ответил, крепче сжав ее бедра и плотнее прижавшись ласкающим языком к ее клитору, а шар, чуть не выскользнув из ее тела, чувствительно растянув сжавшийся вход, снова прокатился внутрь ее лона, наполняя живот Уны приятной тяжестью. Она ахнула и безвольно откинулась на постель, расставив ноги так, как принуждали ее руки Дерека, чувствуя, как шар раз за разом проводит в ее лоне горящую возбуждением полосу. Дерек все ласкал ее, крепко сжав трясущиеся от напряжения и наслаждения бедра, его язык чувствительно щекотал клитор, и Уна застонала, откровенно и громко, жалобно, чувствуя, как шар как будто нашел самое чувствительное местечко у нее внутри и теперь настойчиво давит на него, тревожит, поглаживает, заставляя ее то кричать, то задыхаться от нарастающего возбуждения, скользя в ее теле быстро, часто.
– Вынь его, – умоляла Уна, извиваясь. Ее лицо покраснело, пальцы вцепились в простынь, комкая ее, и Дерек с трудом удерживал ее трясущиеся коленки разведеными. – Не могу, вынь!
– Думаешь, если я выну, – пробормотал Дере, бережно целуя ее трепещущий живот, – тебе легче станет?
– Это слишком… слишком… я не могу, не могу!
– Можешь.
Шар почти выкатился наружу. Теперь он ласкал вход в лоно Уны, то выскальзывая наружу, то погружаясь в ее тело, часто и ритмично, неумолимо, настолько механически, что ей на миг показалось, что он навсегда останется там, и никакими силами его не вынешь. Язык Дерека, лаская ее клитор, наполнял ее тело приятным жжением, и удовольствие обрушилось на нее вдруг, внезапно, сильно, так, что она не смогла сдержать крика, дрожа всем своим напряженным телом, подчиняясь толчкам в своем теле и считая ослепительные вспышки оргазма.
– Все, я больше не могу…
Дерек поднялся, почти насильно поднял и Уну, заставил ее встать на колени и просунул ладонь меж ее разведеными ногами. Шар выпал на его ладонь – но прежде он проделал в теле Уны путь наружу неторопливо, словно вибрируя, отчего девушка поскуливала, приседая, обмирая от обжигающего, невероятного удовольствия, с замиранием сердца ожидая того момента, когда шар, наконец, выскользнет из ее тела, оставив после себя невероятное возбуждение и легкость.
– Хорошо было? – вкрадчиво прошептал Дерек, прижимаясь губами к ее влажным волосам над ушком. – Продолжим?
Он толкнул ее в постель, заставив опереться на локти и повыше поднять гладкую соблазнительную попочку. На миг он жадно припал губами к мягкой ягодице, целуя и покусывая, причиняя боль, перемешивая ее с удовольствием. Упругая головка его члена провела по мокрой промежности Уны раз, второй, дразня и лаская, чуть надавливая на слишком чувствительный после ласк клитор, и девушка застонала, чуть вильнув бедрами, пытаясь насадиться на член Дерека. Ладони юноши любовно погладили ее мягкое, соблазнительное тело, чуть развели ягодицы, раскрывая сильнее вход, растягивая нежную кожу, и головка члена Дерека, сильнее нажав, скользнула в разгоряченное, мокрое тело девушки, крепко сжавшее его напряженную плоть. Он двигался внутри бархатного лона так неторопливо, так сладко, что Уна замерла, чувствуя, как член Дерека заполняет ее наслаждением, скользя мелкими несильными толчками.
– Ох, как хорошо, – шептала Уна, опуская пылающее лицо в прохладные простыни. – Как хорошо…
Толчки стали сильнее, глубже, жестче. Дерек, крепко обняв ее за талию, вколачивался в ее тело, стараясь проникнуть как можно глубже чтобы выбить из ее губ откровенный стон, крик. Он приподнимал ее бедра и насаживал ее сильнее, жестче, и его уверенность, его сила, с которыми он овладевал ею, возбуждали Уну не меньше, чем движения его возбужденной плоти внутри нее.
– Маленькая злая девчонка, – выдыхал он между жесткими толчками, от которых Уна вздрагивала и часто дышала широко раскрытым ртом, ловя горячими губами прохладный воздух. – Я тебе покажу, как дразниться… я тебе устрою…
Удовольствие горячим потоком хлынуло в живот девушки, она изо всех сил выгнула спину – и закричала, подчиняясь частым спазмам, выкручивающим ее тело в оргазме, чувствуя, как движения Дерека становятся все сильнее и чаще, и как его голос срывается на стоны, полные удовольствия и удовлетворения.
Глава 10. Охота на некромага
Утром Уна проснулась в объятьях Дерека. Они спали, крепко прижавшись друг к другу, совершенно обнаженные, обнявшись как двое влюбленных. Дерек зарылся лицом в ее волосы и дышал еле слышно, его руки обнимали девушку, и вдвоем было так тепло и уютно… но отчего же тогда на душе кошки скребли, и тяжелое отчаяние подкралось незаметно, едва только Уна открыла глаза?
Вспомнив вчерашнюю жаркую возню, трепет и дрожь, жадные проникновения в свое тело и ослепительное удовольствие, Уна едва не расплакалась от того, что все это – их страстная ночь, – было ничем иным, как очередным ее капризом, выходкой, которую она устроила назло Аргенту. И он наверняка знал это. Прочел в ее дерзких глазах, понял по ее бессовестным намекам, что так будет. Она сама выставила напоказ свои намерения, и теперь ей было мучительно стыдно и отвратительно оттого, как о ней будет думать магистр… и Дерек, конечно.
Во сне он казался таким умиротворенным, таким спокойным. Уна некоторое время молча рассматривала его красивые черты, по-юношески чувственные губы, подрагивающие ресницы, растрепавшиеся и спутавшиеся волосы, и ей ужасно хотелось припасть к Дереку на грудь и разреветься как когда-то в детстве, когда все проблемы можно было решить просто – слезами на плече у верного друга. Как хотелось бы ей, отчаянно, неистово, чтобы все прошлое можно было вернуть, и Дерек снова стал ей просто другом! Чтобы он выслушал ее плач, ее жалобы и помог советом, утешил. Но сейчас… после его поцелуев, после его страстных ласк и после этих слов – «я люблю тебя!» – он не понял бы, отчего она плачет… Сказать ему, что она стыдится этой ночи? Что она сожалеет, что она не хотела? Нет, нет! Он ведь не виноват в том, что она поддалась, не прогнала, не оттолкнула, а привлекла его к себе и позволила сделать то, что произошло.
Нарочно, чтобы позлить Аргента, чтобы заставить ревность снова и снова отражаться в его синих глазах. Да что это такое с ней?! Почему она думает о ректоре так, словно имеет на него какие-то права, словно он дал ей повод думать о себе так?!
«Не думать, – велела себе Уна, утирая набежавшую слезу. – Не сметь о нем думать. Все так, как случилось, и, наверное, как и должно быть. Пора взрослеть; об этом твердят мне все, кому не лень, с первого же дня, как я приехала сюда. Кажется, настало время отвечать за свои взрослые поступки… Это было ужасно глупо – так вести себя».
Она осторожно, чтобы не разбудить Дерека, поднялась, наскоро умылась, причесала огненно-рыжие волосы, оделась и тихонько покинула комнату. Ей хотелось немного побыть одной, не в своей комнате, где, казалось, каждая вещь, каждый предмет напоминали ей о случившемся.
До завтрака было еще много времени, потому столовая была пуста. Точнее, почти пуста – за своим любимым столом в одиночестве сидел Демьен и потягивал утренний кофе, приготовленный для него персонально. Принц был угрюм и походил на битого в боях нахохлившегося воробья, и Уна подумала, что Аргент был прав насчет трепки, которую своему отпрыску устроил Его Величество Алый Король. Мельком глянув на девушку, Демьен жестом указал ей на место подле себя, и Уна с благодарностью приняла его молчаливое приглашение. Странно, но именно сегодня она была рада видеть Демьена. Наверное, вместо участливых и жалостливых слов сейчас она нуждалась в его едких, отрезвляющих замечаниях и ехидных колкостях, чтобы окончательно не расклеиться.
– Что, тоже утро не заладилось? – проговорил он, отпивая глоток ароматного напитка, рассматривая склоненное лицо Уны, ее чуть припухшие и покрасневшие от сдерживаемых слез веки. Она отрицательно мотнула головой, сцепив пальцы, ее ноздри затрепетали, и Демьен понял, что она сдерживается из последних сил, чтобы не разреветься.
– Я совершила ошибку, – тихо ответила, и наследник едко, неприятно ухмыльнулся.
– Не жалей, – резко ответил он. – Если что-то делаешь, никогда не жалей. А если знаешь, что пожалеешь – то не делай. Из меня не выйдет доброго друга, который посочувствует и погладит по головке… таких людей вообще надо держать от себя подальше, потому что они создают иллюзию, что все свои беды можно переложить на чужие плечи. А это не так. Нет таких проблем, которые можно было б решить слезами. Никто не примчится к тебе в сверкающих доспехах и не спасет, не изменит действительность по твоему капризу. Поэтому надо думать, – Демьен многозначительно постучал пальцем по лбу, – прежде чем воротить дела.
– Ты ни о чем никогда не жалеешь? – удивилась Уна. – Даже о том, за что тебя наказал Его Величество?..
– О своих поступках – никогда, – отрезал Демьен. – Я жалею только о том, что стал принцем – а рожден я им не был. Мой отец был третьим в очереди на престол. Но вышло так, как вышло.
– Почему? – изумилась Уна.
– Потому, – передразнил Демьен. – Однажды – надеюсь, этот день бесконечно далек, – мне придется стать Королем. Мне нужно будет заботиться о подданных, думать о королевстве, а это немалая ответственность. И я не знаю, справлюсь ли я. Смогу ли я быть хорошим монархом.
– Ты боишься? – спросила Уна.
– Да, – просто ответил Демьен. – И это проблема посерьезнее твоих слез.
Уна даже рассмеялась, слушая ставшие уже привычными колкости Демьена.
– А что случилось-то? – как бы между прочим поинтересовался Демьен, щуря серые глаза.
– Магистр Аргент, – произнесла Уна с тяжким вздохом. – Он теперь будет думать обо мне дурно. Очень дурно. Возможно, даже будет презирать меня.
– Тебе не все равно? – хладнокровно поинтересовался Демьен. В голосе его послышалась насмешка, Уна покраснела, понимая, что ее маленькая тайна раскрыта. Она не признавалась сама себе, что Аргент ей… нравился, а вот Демьену – призналась.
– Не все равно, – ответила она, тяжко вздохнув. Демьен скривился как от зубной боли.
;– Магистр Аргент, – произнес он, и в голосе его послышалась и странная смесь гадливости и сочувствия, – неподходящий вариант. Тебе – совсем не подходящий. Да, он умеет смущать умы юных дев, – Демьен рассмеялся, – такой зловещий, такой видный и загадочный. Но он совершено бездушная скотина, поверь мне. Не ты одна увлекаешься им. Немало барышень в первый месяц обучения восторженно ахали о нем в укромных уголках академии – и так же яростно ненавидели его чуть позже. Его любезность не одна дурочка принимала за знаки внимания, и все они оказывались просто дежурной вежливостью. Сердца, разбитые вдребезги, слезы, обманутые надежды. Аргент никого не любит. И никогда не любил.
– Любил, – тихо возразила Уна, и Демьян насмешливо приподнял одну бровь.
– Даже так? – произнес он. – Ну-ну. Но я тебя предупредил. Тебе лучше всерьез обратить свое внимание на зануду Флетчера. Он, кажется, всерьез…
– Я знаю, – перебила Демьена Уна, и тот послушно умолк, еще раз кивнув головой, закрывая эту тему.
– Ты знаешь, – небрежно произнес он, – что в академию прибудут королевские нюхачи?
– Что? – переспросила Уна, сбитая с толку резкой сменой темы разговора. – Кто это такие?
– Потомственные маги такие, – ответил Демьен, допивая свой кофе. – Для твоей же пользы и безопасности, между прочим. Не думала же ты, что Король оставит тебя один на один с опасностью? Нюхачи довольно… опасны для тех, кого Его Величество прикажет им отделать. У них талант один – нюхать и лишать человека воли. По запаху они определяют, что с человеком было, с кем он был… И если они унюхают, – голос Демьена стал вкрадчивым, – что человек был с некромагом – с Дамой Игрейной, к примеру, – то они вцепятся в его сознание, подавят волю, принудят выболтать все стыдные тайны, все – даже то, в чем человек стыдится самому себе признаться.
– Вот как, – удивилась Уна. – А говорят, нет способа точно узнать, некромаг ли этот человек…
– Последствия допроса нюхачей необратимы, – жестоко ответил Демьен. – Человек превращается в безумного слюнявого идиота и годен только на то, чтобы его умертвили – дабы не причинять ему больших страданий. Так что это крайняя мера – пустить этих ненормальных карликов в академию.
– Карликов?
– От своей странной магии они усыхают с годами, и чем старше такой маг, тем больше он похож на сморщенного тощего тролля. Кажется, и с головами у них тоже не все в порядке, они почти не могут нормально разговаривать, но дело свое знают отлично. Так что, вероятно, тех, кто встречается тайно с Игрейной, они вынюхают. Может, тебе и повезет, и не придется выступать наживкой для поимки некромагов – а в академии они есть, и это опасно. Так что утри нос и задумайся лучше о собственной безопасности – это сейчас куда важнее, чем твои страдания по Аргенту. В конце концов, – голос Демьена стал суровым, – ты здесь не для того, чтобы устраивать сердечные дела. Вспомни свою изначальную цель – братьев освободить. И за это ты обещала Его Величеству быть его верным агентом, а не маленькой хнычущей девчонкой. Соберись!
* * *
Слова Демьена немного помогли. Вернулось чувство опасности, отодвинув куда-то глубоко в темный уголок души вспыхивающую алым угольком боль, и Уна смогла сосредоточиться на окружающих ее людях. Исподтишка она разглядывала лица студентов, встревоженных вестью о визите нюхачей, но не замечала ни злобного лица, ни злобного, затравленного взгляда, который, по ее мнению, выдал бы некромага.
Ничего.
А ведь именно для этого – чтобы некромаг, если таковой в академии имелся, – и была разглашена эта новость. Чтобы некромаг занервничал и выдал себя. Но никого подозрительного Уна и близко не видела. Вероятно, в этом отчасти была виновата Хельга – ее новая знакомая, первокурсница-блондинка. Она прилипла к Уне как банный лист, таскалась за ней повсюду и таинственным шепотом рассказывала свежие сплетни академии – в частности о том, что, кажется, Аргента ночью в академии не было! И старшекурсники устроили оргию. Вытворяли одним демонам известно что, и даже – тут глаза у Хельги сделались круглые и большие, как золотые соверены, – пили вино. Пантера Аргента, ворвавшаяся на вечеринку, перебила множество бутылок и наставила печатей всем, кого сумела поймать, а пойманных, говорят, много. Сегодня они вместо занятий убирают погром, устроенный пантерой. Аргент очень злится и поговаривает об отчислении.
Вся эта информация нудным потоком лилась в уши Уне и та лишь кивала головой и поддакивала, устав отмахиваться от назойливой собеседницы и сдавшись на ее милость.
Но событие это – визит в академию нюхачей, – было на самом деле волнительное, студенты испуганно переговаривались, обсуждая, что же именно захотят узнать нюхачи, принюхиваясь к каждому из них, и не посмеют ли они нечаянно прикоснуться к разуму так, что потом не вылечиться никакими целебными отварами.
Нервозность охватила не только студентов. Преподаватель по маскировке – кажется, тоже из клана потомственных нюхачей, – тоже волновалась. Потирая худые, сухие ладошки, она хихикала, словно разум ее покинул, и тему для изучения она словно нарочно выбрала такую, которая была бы интересна нюхачам.
Поговаривали, преподаватель Талула (странное, нездешнее имя) хотела попасться на глаза королевским нюхачам, как-то перед ними отметиться, чтобы они потом замолвили за нее словечко перед Алым Королем. Эта скрюченная, сутулая женщина, еще молодая, но уже похожая на свернутый иссохший лист, была одержима мыслью построить себе карьеру при дворе. Отчасти Уна ей позавидовала – Татула с ее сутулыми плечами, сгорбленной костлявой спиной и отвратительными пальцами, тонкими и суставчатыми, как лапки паука, непременно занималась бы своим любимым делом – вынюхивала чужие тайны. И ни у кого и мысли б не возникло сделать ее обольстительным агентом, способным на все ради Алого Короля…
– Тема сегодняшнего урока, – потирая зябко костлявые ладони, произнесла Талула, – маскировочный запах. Вы все наслышаны о визите королевских нюхачей. Это могущественные маги, несмотря на свою неприятную внешность и странное поведение. Они находятся на грани двух миров, двух реальностей – прошлого и настоящего, – и поэтому не всегда могут понять где один мир заканчивается и начинается другой. Картины прошлого туманят их разум, но это вовсе не означает, что они безумны. Нет! Это очень хитрые существа.
Казалось, Талуле доставляет невыразимое удовольствие превозносить свою касту, ее глаза с каждой похвалой, отвешенной на сет нюхачей, разгорались все ярче.
– Но даже этих совершенных существ можно обмануть, – торжествуя, произнесла она. Наверное, она сама выдумала, изобрела этот способ, и ей не терпелось показать, что в своей среде она самая умная и талантливая. Странное тщеславие, подумала Уна и усмехнулась.
– Нюхачи, – продолжила свою лекцию Талула, – мыслят иначе. Для них нет неживых предметов, каждая вещь для них обладает своей жизнью, своей памятью и историей, которую они вынюхивают. Зрение их слабо; если человек будет стоять неподвижно, они вполне могут его не заметить и принять за предмет мебели, обстановки… И поэтому от чужих нюхачей, охраняющих дом врага, – Талула усмехнулась, – вполне можно спрятаться, если слиться с ним на уровне воспоминаний. Прикинуться шторой. Колонной. Красивой статуей.
– Это как? – выкрикнул кто-то с задних парт.
– Очень просто, очень, – прокаркала Талула. – Нужно всего лишь сварить эликсир… духи с запахом и памятью той вещи. То же самое можно проделать и в лесу, и в подземелье – даже если вас преследуют не нюхачи, а простые охотничьи собаки. Это даже еще лучше. Достаточно немного оторваться от погони окропить себя этим эликсиром. Запах леса перемешается с вашим запахом, и для погони вы превратитесь в порыв ветра, перебирающий листья. Растворитесь в воздухе. Правда, действует он недолго, и вам придется побыстрее убраться подальше от погони. Но этому вас научат на других предметах. Итак, попробуем приготовить этот волшебный эликсир! Раскройте ваши учебники и прочтите, какие ингредиенты вам понадобятся для приготовления этого зелья… И не забудьте – именно это зелье нужно готовить на синем пламени, так что не забудьте разжечь ваши грелки и добавить в пламя сушеный цветок белой сирени. Все имеет значение. Не торопитесь, будьте внимательны…
– Здорово, правда? – шептала скороговоркой неугомонная Хельга. – Так можно и в королевский дворец проникнуть! Нюхачи пустят, если ты убедишь их, что от тебя пахнет вазами из гостиной Его величества! И тогда можно танцевать всю ночь до утра и если повезет, то составить пару Его Высочеству Демьену! – Хельга от восторга даже в ладоши захлопала.
– Все не так просто, – отозвалась Талула, услышав ее восторженную речь. – Нюхачи не глупы, далеко не глупы! Прикинься вы вазой и окажись, скажем, в бальной зале, и нюхачи заметят, что этот предмет откуда-то из другого места. Они коснутся вас, чтобы проверить… и кто знает, смогут ли они остановиться, прежде чем растерзают ваш разум в клочья!
– А если взять человека, – не унималась Хельга, демонстрируя Талуле длинную рыжую волосину, снятую с рукава Уны, – то можно им прикинуться? Нюхачи не различат?
– Хороший вопрос, – ответила Талула, довольно щуря глаза. – В этом-то и есть суть их работы. Принимая на себя память и запах другого человека, вы, конечно, сможете им притвориться… но готовы ли вы ответить на вопросы, которые нюхачи вам тогда зададут? На те вопросы, ответа на которых вы не знаете? Скажем, – Талула взяла из рук Хельги волосину Уны, осторожно бросила ее в закипающее варево и помешала серебряной потемневшей ложечкой, глядя, как рыжий волос растворяется в месиве, – какого цвета глаза у матушки мисс Вайтроуз? И недостаточно угадать и сказать, к примеру, «карие». Нет. Надо будет вспомнить, в мельчайших деталях, каково это – когда в них светит солнце, какие пятнышки и точки есть на радужке, как они выглядят в пасмурный день или спросонья… Нюхачи будут искать ответы на этот простой и невинный вопрос и просто искалечат вам разум.
– О-о-о-о! – протянула Хельга благоговейно. Ее отвар закипал, Талула склонилась над стеклянной колбой, вдыхая поднимающийся пар.
– Да, так пахнет Белая Роза, – пробормотала она. Ее ноздри трепетали, и Уне показалось, что вместе с запахом Талула вдыхает кусочек ее, Уны, жизни, поглощает его, пристраивает на свою тлеющую жизнь как нищий – заплатку на свое ветхое платье. – У вас получилось сварить зелье. Но я ставлю вам неудовлетворительно, – своим тощим костлявым пальцем она щелкнула по тонкостенной колбе, и та лопнула с громким треском, залив кипящим зельем огонь горелки. – Потому что законом запрещено варить зелья с запахом людей, особенно – агентов Короля. Или будущих агентов Короля, – поправилась Талула, поняв что нечаянно сболтнула лишнего. – Ни капли. Нет. И хранить нельзя. Вы должны бы это знать, потому что Закон о неприкосновенности собственности Короля – это первый закон, который вы обязаны были выучить при поступлении сюда.
Талула гадко, уничтожающе усмехнулась, словно эта маленькая жестокая выходка доставила ей ни с чем не сравнимое удовольствие и отошла от парты Хельги и Уны, а Хельга разрыдалась, громко и отчаянно, как маленькая девочка, утирая катящиеся градом слезы, стараясь неловко собрать осколки. Кажется, поранилась – девушка громко вскрикнула, когда ее кровь капнула на залитый зельем стол, – и Хельга, шмыгая носом, поспешно принялась рукавом собирать разлитую по столу жидкость, пачкая белые манжеты.
– Ладно, не реви, – прошептала Уна. – У тебя же получилось, потом пересдашь!
– Да, – хлюпала Хельга, посасывая пораненный палец, чтобы кровь поскорее унялась. – Потом…
Внезапно для себя самой Уна поняла, что прислушивается, неосознанно, но тщательно, стараясь уловить знакомый с детства нежный перезвон пролившегося вместе с кровью дара – а в ответ слышит только пустую, тревожную тишину, от которой становится страшно и скучно, словно кто-то рядом произнес проклятье, и оно упорхнуло и сбылось.
Как завороженная, смотрела Уна на то, как Хельга, проливая горькие слезы, вытирает со стола разлитое зелье, смотрела, как алая кровь девушки смешивается с разлитой жидкостью и не видела ни единой золотой крошки дара. Ни капли. А ведь он был! Уна точно помнила, что в первый день обратила внимание на девушку потому, что та была одаренной! Не все слышат золотой перезвон дара, кто-то вообще не прислушивается к нему и не смотрит, сколько драгоценных крупиц покинуло владельца при незначительном ранении, но отец Уны всегда строго отчитывал детей за ссадины и царапины. «Дар – это то, что могла множиться и развиваться, а вы выливаете его на дорогу!»
…Они с братьями всегда с ужасом считали потерянные крупицы, неизменно злясь на отца за то, что он обращал внимание на такие мелочи, и вот внезапно привитая им привычка пригодилась… внезапно…
«Как такое может быть?! Как такое может быть?!»
Хельга подняла зареванное лицо и слабо улыбнулась Уне, принимая ее испуг за естественное волнение, а Уна чувствовала себя так, словно ее посадили над пропастью, близко-близко к самому краю, и если лишь немного двинуться, можно сорваться вниз и разбиться насмерть.
Ее взгляд заметался по классу в поисках поддержки и спасения, потому что мучительная тревога, задремавшая было ненадолго, вернулась вновь и вгрызлась в сердце девушки, заставляя Уну обмирать от страха и беспомощности. Да нет, это невозможно, этого быть не может! Болтушка Хельга, легкомысленная, открытая и любопытная? Все это время находящаяся так близко от Уны, частенько присаживающаяся с нею за один стол позавтракать?
Вспоминая утреннюю болтовню девушки, Уна вдруг начала сопоставлять факты и общая картина начала складываться перед ее глазами. Хельга болтала о всякой ерунде; сплетни и все то, что знала уже вся академия, о вечерних происшествиях и о том, что произошло в библиотеке, но говорила она это так, словно была уверена, что Уна всего этого не видела и не знает, потому что ее самой в академии не было. Хельга это знала наверняка, хотя это было тайной, знал об этой очень ограниченный круг людей. Агенты и Аргент не самые болтливые люди в академии, Демьен вернулся только утром… Так значит, за ней, за Уной, следили?! Или же – что более вероятно, – Хельга пытается убедить Уну, что сама она этой ночью в академии была, раз прекрасно осведомлена обо всем, что происходило? И, самое интересное, Хельга была прекрасно осведомлена как зовут Алого Принца, вдруг сообразила Уна. А при встрече с ним делала вид, что не знает, кто перед ней. Притворяется! Демьен в опасности?! Страх снова колкими иголками впился в нервы, заставляя обмирать.
Дерек был рядом; увлеченный занятием, он кропотливо смешивал в колбе ингредиенты, окуная в кипящее зелье стекло от старинных часов – кажется, он хотел притвориться часами, вот забавно, – и не видел Уну. Его присутствие подействовало на девушку успокаивающе, но она снова огляделась, словно желая лишний раз убедиться, что Аргента тут нет. Его и не было – вот досада! Выходит, все это время опасность была рядом с Уной, и никто ее и не думал защищать от крошечной девочки-первокурсницы…
«Да что это я, в самом деле, – сердито одернула себя Уна, разглядывая Хельгу. – Когда это я успела превратиться в вареную курицу? Кто научил меня бояться? Даже если она некромаг и недоброе затеяла, я уж наверняка сумею постоять за себя! В конце концов, Демьен прав: я сюда поступила для того, чтобы стать агентом Алого Короля. Я же знала, на что шла… по крайней мере, предполагала, что будет трудно и опасно. Значит, нужно взять себя в руки и не бояться. Не бояться…»
Она снова исподтишка глянула на Хельгу, сметающую осколки в мусорное ведро. Ничего особенного в девушке не было. Просто студентка, такая же, как все прочие.
Меж тем двери в класс открылись, и мелкие, сгорбленные как древние старики, существа шустро проникли внутрь комнаты, отчего студенты испуганно повскакивали со своих мест.
Это и были таинственные нюхачи, судя по тому почтению. С каким Талула принялась им кланяться, и судя по тому пренебрежению, с каким один из этих сморщенных жутких уродцев оттолкнул ее со своего пути, прежде чем повести носом по воздуху, жадно втягивая ароматы.
Нюхачи двигались бесшумно и быстро, как огромные крысы, замотанные во многочисленные слои затертых тряпок, изображающих какую-то нелепую одежду. Сморщенные их лица тонули под засаленными старыми шапочками с нелепыми завязками, болтающимися длинными лентами аж чуть не до пояса. И руки. Их руки находились в беспрестанном движении, скрюченными пальцами что-то невидимое цапая, сжимая, вонзая острые ногти.
Один из нюхачей грязным пыльным комком подкатился к Уне, бесцеремонно вцепился в ее юбку и буквально уткнулся своим желчным сморщенным лицом в складки одежды девушки. Тощие плечи нюхача задергались, словно он закашлялся или зашелся в хохоте. Не выпуская из рук ее одежду, задирая подол все выше, он задергался, злобно клекоча и изображая какие-то непристойности всем своим вихляющимся нескладным телом, так, что Уна не выдержала – резко вырвала из его костлявых пальцев подол своей юбки, едва удерживая себя от того, чтобы ногой отпихнуть отвратительное создание от себя прочь.
