Текст книги "Владыка Каган (СИ)"

Автор книги: Константин Черников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Глава 30

Глава 30.

– Ну и дела! Значит, говоришь – приказ привёз нашему государю от какого-то там нового Великого Кагана Святограда!? – воскликнул Добрыня, вскакивая с лавки – Это ещё кто ж таков будет? Ну-ка поведай нам, боярин, чтоб мы часом не ошиблись и наперёд знали чью голову на пику нанизывать.

– Да. Нового Кагана Склавинии, – повторил важно Мокша, ничуть не смутившись, – Как только отошёл наш светлый государь, так сразу же Совет лучших да ближних его людей порешил, согласно древнему обычаю, объявить новым Великим Каганом и повелителем Святограда Севолода Велимировича – старшего в роду сына своего отца. Таков закон. Так уж исстари повелось. Вот и грамота. Прочти, княже.

Мокша с почтением передал Буриславу второй пергаментный свиток с подвешенной снизу массивной каганской печатью. В былые времена подобная грамота всем внушала бы благоговейный трепет. Теперь же, похоже, больше вызывала раздражение. Молодой князь развернул его и быстро пробежал глазами неровные письмена, явно написанные в спешке. Затем снова аккуратно свернул его и положил его на стол.

– Всё верно. Брат мой Севолод пишет, что принял престол отца нашего по праву старшинства и зовёт меня жить с ним в братской любви и союзе. Обещает прибавить к данному мне отцом уделу ещё земель и угодий. Да привилегий разных назначить. Только чтоб первенство его не оспаривал и про отцово завещание забыл. Поскольку оно было несправедливо писано в нарушение старинных обычаев. А значит – незаконное.

Все присутствующие удивлённо переглянулись. По шатру пробежал приглушённый ропот. Воеводы и нарочитые мужи заволновались. Весть и в правду была довольно неожиданной. Все знали о завещании Велимира. Казалось – всё тут предельно ясно. Чего уж там греха таить, большинство уже видело Бурислава Великим Каганом. Некоторые уже даже начали плести разные интриги, да прикидывать как бы получше приглянуться новому повелителю. Соперничали между собой в поисках его милости и внимания. А тут – такое!

– Дык, как же это так сталось? – вновь повысил голос Добрыня, – Аль последняя воля Великого Кагана Велимира теперь пустой звук, что ли? Ведь нарёк он своим преемником князя Бурислава! И грамоту повелел составить, как положено, – он резко повернулся к Мокше, – Ужель то не ведомо его «лучшим да ближним людям»? А коли запамятовали они, то грамоту эту можно и заново прочесть для освежения памяти. Тут она хранится целёхонькой. Вы же сами её и писали. И подписи ваши там под ней стоят. Не так ли, боярин? Аль запамятовал уже?

– Не кипятись, Добрыня, – степенно ответил Мокша, – Всем ведомо, что грамота сия писана нами лишь по принуждению, да поперёк закона древнего. А посему неправедна она. Князь Севолод должен сесть на столичный престол, как того требует вековой обычай. Никому не можно будет того изменить.

– Никому, говоришь…? Даже – самому Владыке Кагану?

Старый воевода Добрыня, давний соратник князя Велимира, медленно выпрямился во весь свой рост. Был он хоть и не высок, но коренаст и широкоплеч. Волосы на седой голове были острижены «под горшок», а знатная борода спадала на широкую грудь, наполовину закрывая стальной панцирь, нашитый поверх кольчужной рубахи с длинными рукавами. Несмотря на возраст, воевода был ещё крепок и силён. Опершись могучими руками о край стола, он грозной тучей навис над дородным боярином, вольготно расположившегося на лавке, точно у себя в светлице.

– Вона как вы запели, стольные бояре, – загремел воевода, – Не успел Велимир Судиславович отойти в Мир Иной, как вам каганская воля уже и не указ. Смелы стали не в меру. А где ж вы раньше то были? Что ж так прямо Великому Кагану и не указали, что дескать обычай древний он попирает своей волей. Молчали, пёсье племя! Тогда и очей от пола поднять страшились. А теперь чаете, что некому будет вас, крамольников, в бараний рог скрутить? Ошибаетесь, баламошкины дети!

Молниеносным движением руки воевода выхватил из ножен кинжал и с силой вонзил его в стол, точно между пухлыми пальцами Мокши, унизанными золотыми кольцами. Толстый боярин в ужасе побледнел и резко отшатнулся от стола. А Добрыня продолжал бушевать :

– Вот, что будет с охальниками Верховной воли! Голова чай на плечах не столь крепко держится, как вы думаете. Одним хорошим ударом меча легко отсекается. Сие проверено было не раз. Хочешь узрить, боярин, как твоя голова с плеч покатится? Или думаешь, что она у тебя крепче других приделана?

Мокша побледнел и инстинктивно дёрнулся в сторону, да так, что чуть не опрокинулся с лавки вверх ногами. В глазах его читался неподдельный страх. Все знали, что с Добрыней, скорым на расправу, шутки были плохи. Вся спесь мигом слетела с округлого лица боярина, словно шелуха от сильного ветра:

– Уйми своего воеводу от греха, княжич, – воскликнул он, обращаясь к Буриславу. – Уйми, ради всех Богов. Я человек подневольный. Что с меня взять? Не по своей ведь воле прибыл. Не моё то веление будет, а князя Севолода. Я лишь огласил…

Все взгляды устремились на молодого князя. Бурислав сидел неподвижно, погруженный в свои переживания и в разговор не встревал. Наконец, он медленно поднялся из-за стола и положил руку на плечо Добрыни.

– Оставь, друже, – проговорил он примирительно, – Аль не зришь, что не по своей воле уста его глаголят, а по воле Севолода. Привёз ли ты ещё какие грамоты от него?

– Да, княже, – сразу подобострастно засуетился боярин, раскрывая суму, – Тут они все.

– Ну, что ж, прочти. Посмотрим, что ещё брат мой пишет.

Присмиревший Мокша, проворно извлёк из своей дорожной сумы очередной свиток пергамента и торопливо зачитал послание от Севолода и Совета стольных бояр ко всем удельным князьям, городским воеводам и племенным старейшинам.

Суть его сводилась к тому, что князь Севолод, по праву старшего в роду наследника, принимал на себя Верховную власть и повелевал всем своим вассалам немедленно явиться в Святоград и принести клятву на верность ему – как новому Великому Кагану.

Поход против степняков объявлялся успешно завершённым и Буриславу надлежало все племенные ополчения немедленно распустить по домам. А ему самому, вместе со святоградской ратью и княжеской дружиной, следовало так же возвращаться в столицу в распоряжение нового государя. Всем, кто дерзнёт ослушаться воли Великого Кагана Склавинии, грозила суровая кара.

– Это ж надо! – снова кипятился Добрыня. – Он ещё и грозится, крамольник. Давно ли отец его в поруби держал. Теперь ясно, что поделом. Там ему самое и место будет. Ничего – скоро вернём обратно…

– Уймись, Добрыня. Это не тебе решать, – строго одёрнул его князь, – Не забывай – он мой старший брат.

– Так и что ж с того, государь? Воля отцова поперёд его будет. Истинно ли говорю, люди?

Старый воевода обвёл гневным взглядом тесные ряды собравшихся за столом старейшин и воевод. По их рядам волной пробежало сильное волнение. Многие возбуждённо вскочили со своих мест.

– Истинно, Добрыня. Так и есть. Князь Бурислав наречён был отцовой волей. И воля почившего Кагана для нас, его верных слуг, нерушима! – раздалось сразу несколько голосов, – Бурислав теперь наш законный Каган! А Совет прихвостней боярских взашей разогнать надо.

– Верно, братья! Да, только мало их разогнать. На кол всех этих собак паршивых! Слава нашему Кагану Буриславу!

– Во истину – слава! Вели, государь, на Святоград идти! Во имя Светлого Духа – свергнем самозванца и его холопов. Собакам – собачья смерть.

Княжеский шатёр буквально заходил ходуном. Отовсюду раздавались восторженные и воинственные возгласы, шум и бряцание оружия.

– Кажется, боярин, дела наши плохи, – шепнул на ухо Мокше один из его спутников, тревожно озираясь вокруг, – Как бы нам живыми отсюда убраться…

И правда, вокруг несчастных послов сгустились нешуточные тучи.

**************************************

Глава 31

Глава 31.

Славна и знаменита была старинная земля, лежащая между двумя могучими реками Долгой и Прытью. Из века в век селились здесь в глухих лесах склавинские племена лютичей, основавших свою лесную столицу – город Вручий. Лютичи – народ гордый, своенравный. Так что их отношения с соседями всегда складывались непросто.

Бывало всякое. Мирились и ссорились, торговали и воевали. Каждое племя первым делом стремилось обогатиться и расширить свою территорию за счёт других. Соперничали за лучшие земли и угодья, за удобные торговые пути. Стоило кому-то дать слабину, как «добрые соседи» тут же стремились этим воспользоваться. Заключались и разрывались различные племенные союзы и династические браки. Шли годы и века, рождались и умирали люди, одно поколение приходило вслед за другим. Сменялись хозяева. Хозяевами становились победители. Затем одних победителей сменяли другие. Одни усиливались, другие слабели. Сильные подчиняли слабых. Так было всегда – такова жизнь.

В конце концов, древняя земля лютичей попала под власть молодого и быстро набиравшего мощь соседа – Святоградского княжества. Лютичи не смирились и долго боролись за свою независимость. Часто восставали. Сам князь Ирислав, дед Велимира, погиб в земле лютичей при попытке завоевать её и обложить данью. Но, в конце концов, лютичи потерпели поражение. Суровый Велимир огнём и мечом завершил объединение всех некогда независимых склавинских земель в единое государство под властью Святоградского Кагана. Так была создана Склавиния. А некогда гордый и независимый град Вручий стал удельным княжеством новой державы и правил здесь от имени Великого Кагана ещё один его сын – Станислав.

Вручий располагался на высоком берегу реки Прыти. Он раскинулся на холмах, со всех сторон, окруженных глубокими и крутыми оврагами. А ещё дальше, на десятки вёрст, простирались топкие болота. Сам город возвышался над этими равнинами на невысоком кряже. Южные его склоны были крутыми, а северные – отлогими, плавно спускавшимися к обширным болотам. В центре города был возведён новый мощный детинец, вокруг которого раскинулся оживлённый торгово-ремесленный посад с большими лавками и домами, широкими улицами, деревянными мостовыми и просторной торговой площадью.

Известие о кончине отца князь Станислав Велимирович получил на охоте. В окрестностях града Вручая сплошной стеной стояли обширные леса полные разнообразной дичины. Сам князь и его подросшие сыновья очень любили охоту и зачастую, преследуя зверя, углублялись столь далеко в лесную чащу, что отыскать их было делом не простым.

Так и в этот раз отроки, посланные с известием на поиски, долго шли по следам, пока, наконец, не вышли к княжескому биваку на небольшой опушке леса. Князь и его свита отдыхали после удачного промысла. Во временном лагере уже поставили княжеский походный шатёр. Чуть поодаль от него полыхал костёр, над которым на самодельном вертеле жарилась туша только что добытого кабана. Вокруг суетились несколько ловчих в плотных домотканых рубахах, подпоясанных кушаками и портках, заправленных в онучи и перетянутых узкими кожаными ремешками.

Станислав мирно беседовал с сыновьями, сидя на поваленном сухом стволе под кроной большого дерева. Высокий и статный дворовой отрок, соскочив с коня, решительно направился к князю. Святослав был вынужден на полуслове прервать беседу и обернуться к подходившему отроку. Недовольное выражение его лица не сулило молодцу ничего хорошего. Но тот не стушевался и, отвесив князю поклон, бойко заговорил:

– Уж не гневись, княже, что дерзнул тебя обеспокоить в час потехи, но я не посмел бы, коли не спешная нужда.

– Ну, что же, сказывай – какая такая спешная нужда приключилась, – чуть смягчившись, отвечал Станислав.

– Гонцы прибыли, светлый княже, из Святограда с худой вестью. Отче твой, Великий Каган Велимир, скончался, прости Святой Дух его душу грешную.

Все разом умолкли, сражённые нежданной новостью, и посмотрели на князя. Тот медленно поднялся, на его скуластом бородатом лице с глубоко посаженными глазами, мало что отразилось. Лёгкий ветерок слегка теребил его длинные, до плеч, тёмно-русые волосы, стянутые на лбу серебряным обручем. Было не понятно какие эмоции у него в душе, опечалился он или обрадовался. Лицо его лишь слегка вытянулось и напряглось. Ничем другим он не выдал своего внутреннего состояния, оставаясь внешне спокойным:

– Когда? – коротко спросил он.

– Гонцы сказывали, восемнадцатого дня, сего месяца, – ответил отрок.

– Ну что ж, знать пришло его время. Все мы под Светлым Духом ходим, ему и решать, когда и кого из нас грешных к себе призвать. Царствие небесное моему родителю, на всё воля нашего Духа.

Станислав, как и большинство детей Великого Кагана, редко виделся с отцом и мало с ним общался. Велимир всегда был для него словно чужой. И воспринимал он его скорее, как правителя, чем как отца. С детства его воспитывали сначала мать и няньки, а затем – наставники и воеводы, которых назначал для этого его родитель. Позже в жизни княжича появились ролланские волхвы, наставлявшие его в новой вере.

Отец и сын никогда не были особо близки, а после отъезда Станислава на княжение во Вручай, тонкая нить их личных отношений и вовсе стала эфимерной. Словно и не было родства. Отношения поддерживались в основном официальные, как между вассалом и сюзереном. Главным в них было сбор и уплата точно в срок ежегодной дани Святограду, а также, участие местного ополчения во всех многочисленных военных походах Великого Кагана. С этими задачами Станислав успешно справлялся. Велимиру, в отличии от старших братьев, не перечил и жил в своей земле спокойно.

Здесь он довольно рано женился на юной красавице из старинного рода лютичей, чтобы породниться с теми, кем ему, волею Судьбы, да по приказу отца, пришлось править. Молодая жена родила ему нескольких крепких сыновей. Так и жил Станислав уже много лет в кругу своей семьи, отлучаясь ненадолго лишь два раза в год на полюдье, да для участия в отцовских походах и разборках с соседями. Вверенную ему землю он оберегал, правил крепко и, казалось бы, ни на что большее не претендовал. Но в тайне, как и все велимировичи был амбициозен. Его гордость задевала необходимость во всём подчиняться Святограду. В душе он желал большего. Однако, при жизни Велимира это было невозможно.

Особой любви к отцу он никогда не испытывал. Да, откровенно говоря, Велимир в ней и не сильно нуждался. Детей у него было в избытке. Властному святоградскому государю вполне достаточно было, что сын исправно справляется со своими обязанностями удельного правителя. Демонстрировать нежные родительские чувства было не в привычках Великого Кагана. Поэтому удивляться довольно сдержанной реакции сына на кончину отца не приходилось.

Однако, Станислав и его сыновья, соблюдая традиции нового культа, коротко помолились за упокой души. После чего князь снова обратился к отроку, прибывшему из Вручая:

– Что ещё скажешь? Бала ли грамота какая-то прислана?

– Была, княже. Гонцы из Святограда с утра уж дожидаются в твоей светлице, да сыскать тебя не могли сразу, чтоб весть передать. Уж больно далеко ты в дебри забрался.

– Верно сие. Пришлось. Дичины тут непуганой больше. Кто ж ведал, что такое приключится. Думали тут и заночевать до утра, но видно придётся в обратный путь собираться. Надобно до темна успеть домой.

– Обожди малость, светлый княже, – взмолился один из ловчих, – С утра крошки хлеба во рту не было. Люди устали, да и мясо уже готово. Остынет же. Дозволь поснедать чуток, тогда и в путь веселее будет выдвигаться.

– Верно мыслишь, – согласился князь, – Подкрепится перед дорогой никогда не помешает, – Время терпит. Только не засиживайтесь долго, чай не на пиру будете. Вишь каково стало? Домой надобно поспешать.

– Не беспокойся, не впервой. Всё по-быстрому справим, – обрадованно засуетился ловчий, – Присаживайся с княжичами к огню.

Все быстро расселись у костра. Самые почётные места заняли князь и его сыновья, которым постелили ковры поверх подложки из листвы и мелких веток и расставили на них миски и кубки. Остальные же расположились прямо на земле чуть поодаль. Подали дичь. После короткой, но обильной трапезы, отроки стали сноровисто разбирать княжеский шатёр и собираться в обратный путь. Всё снаряжение и остатки трапезы разложили по сидельным сумам. Работали споро. Не прошло и часа, как всё было готово и князь дал сигнал к выступлению.

Едва только начало смеркаться, как копыта лошадей уже зацокали по сухой деревянной мостовой главной улицы Вручая. Вечерело и людей на улицах встречалось не много. Узнавая князя, они сторонились, давая дорогу и низко кланялись. Мостовая была проложена, как обычно, от главных ворот и прямо до торжища, а княжий двор стоял чуть в стороне от него, возвышаясь за рядом домов «лучших людей». Но это не помешало дворовым отрокам ещё издали заметить княжескую свиту и заранее распахнуть ворота перед господином.

Заехав к себе на двор, Станислав легко соскочил с коня и бросив поводья смердам, направился в дом. В просторной гриднице уже собрались ближние бояре и воеводы, никто не расходился, все ждали возвращения князя.

Вечер выдался жарким и в комнате стояла духота, несмотря на открытые ставни. С улицы почти не проникало свежего воздуха. Горели факелы и сальные светильники, источавшие резкие запахи и уничтожая последние остатки кислорода в комнате. Бояре беспрестанно обмахивались кто чем мог и вытирали потные лица рукавами.

Чуть в сторонке, на широкой лавке у стены сидели три молодых отрока в пыльной одежде и таких же сапогах – гонцы. И хоть они валились с ног от усталости, но вида не подавали и терпеливо дожидались князя. Увидев Святослава, они проворно вскочили на ноги и отвесили земной поклон:

– Приветствуем тебя, светлый княже! – заговорил старший, доставая из-за пазухи свиток с подвешенной к нему большой круглой печатью, – Грамота тебе от Великого Кагана Севолода Велимировича. Приказано в самые руки.

– Во как! Братец мой оказывается весьма проворен, – усмехнулся князь в пышные усы, принимая грамоту, – Не успел отец отойти, как он уже и Великим Каганом себя объявил. Так что ли? – обратился он к гонцам.

– Верно, княже, – отвечали те, – Совет стольных бояр так решил.

– Да уж, стольные бояре сильны за других решать. Главное – всё только к своей выгоде. Ясное дело – Севолод им мил не в меру. Давно его обхаживали…, – сказал князь и глаза его недовольно сверкнули, – Вот только, помнится мне, что отец иначе свою волю объявил. Кажись, он Бурислава вместо себя оставить на престоле завещал. Я ту грамоту самолично видел.

– Во истину, княже. Так и было, – подал голос кто-то из бояр.

– Вот и я о том же. Поспешили бояре…

– Прими грамоту, – с поклоном настаивали гонцы.

– Ну что ж, посмотрим, что брат мой пишет, – проговорил князь, разворачивая свиток с тяжёлой каганской печатью, – Сейчас узнаем, что за судьба всех нас вскорости ожидает.

***************************************

Глава 32

Глава 32.

Юный князь Григор Велимирович заканчивал обеденную трапезу в своей гриднице, когда в комнату прибежал взволнованный и запыхавшийся отрок.

– Гонцы, княже, к тебе из самого Святограда. Сказывают дело спешное – выпалил он, едва переведя дух.

День выдался ясный и светлый. Ярко жёлтый солнечный диск медленно, словно нехотя, плыл над обрывистыми берегами реки, заливая всё вокруг летним теплом и светом. На улицах и дворах небольшого города Изорска с первыми петухами уже закипала повседневная будничная суета. Из широких ворот выгонялся скот не пастбища, оглашавший окрестности занудным блеянием и мычанием. Громко кричали зазывалы купеческих лавок, стучали молотки в кузницах и мастерских. Народ привычно спешил на торжище и по всем своим делам. Город жил обычной жизнью.

– Велишь позвать что ли, – переспросил отрок.

– Зови немедля, – ответил Григор, вытирая жирные ладони рушницей.

– Да тута старшой их, княже, за дверью дожидается.

Отрок посторонился, пропуская в гридницу невысокого темноволосого человека в чёрной запылённой свите из дорогого сукна и такого же цвета кожаных сапогах. По его усталому лицу и кругам под большими умными глазами было видно, что путь он проделал немалый. Но вида явно не подавал. Держался прямо и уверенно. Переступив порог, он извлёк из-за пазухи свиток и с поклоном степенно передал его князю.

– Грамота тебе, княже, от брата твоего Севолода.

– А ты кто таков будешь? Что-то раньше не видел тебя в Святограде.

– Верно, княже. Не святоградские мы, а тургуровские. Я кмет брата твоего Севолода, князя тургуровского.

– Что за важность такая? – спросил Григор, принимая свиток, – Аль худое что приключилось с братом Севолодом? И почему он вести шлёт из столицы, а не из своего Тургура?

– С ним всё хорошо. Но вести скорбные. Прости, княже, но отче твой – Великий Каган Велимир Судиславович помер восемнадцатого дня. О том наш князь Севолод тебе грамоту прислал. Прочти, там всё писано.

– Как помер! – воскликнул Григор, вскакивая со скамьи.

Выхватив из рук гонца свиток, юный князь торопливо развернул его и быстро пробежал глазами по строчкам. Свиток выпал из его рук:

– Светлый Дух – да как же это! – выкрикнул он в сердцах и, неожиданно, так громыхнул кулаком по столу, что посуда с звоном разлетелась по углам гридницы. Тяжёлые серебряные кубки опрокинулись и покатились по дубовой столешнице. Выплеснутое вино образовало на ней большую кроваво-красную лужу, – Да как же это так! Неужто лекари разные заморские не могли ничего сделать? Куда бояре то смотрели?

На шум прибежали сенные отроки, да так и застыли в дверях.

– Они делали, что смогли, – тихо ответил гонец, – Но над смертью никто не властен и никто её не избегнет. Вот и князь Велимир тоже не смог. Знать пришло его время. Что тут можно поделать?

– О Боги! Великий Каган помер! – воскликнули кто-то из отроков и все они сразу выпорхнули из коридора, словно стайка испуганных воробьёв.

Юный князь отвернулся к стене, чтоб не выдать своих слёз, предательски появившихся на глазах. Не гоже было сильному князю плакать, словно девке на выданье. Но поделать с собой он ничего не мог. Душа его была ещё не столь суровой и зачерствевшей, как у многих окружавших его мужей. В ней ещё оставались остатки детской благодати и эти остатки сейчас горько переживали утрату близкого человека.

Весть эта была, хоть не такая уж и неожиданная, но всё равно сильно опечалила молодого князя. Григор, как и его единокровный брат Бурислав, в отличие от своих сводных братьев, был привязан к отцу. Он знал, что в последние месяцы Великий Каган сильно хворал, молился за его выздоровление и надеялся на лучшее, хотя слухи из Святограда были неутешительные. И вот – развязка. Случилось неотвратимое, то, чего он и опасался. Юный князь встал из-за стола и, подойдя к иконам в красном углу, молча помолился за упокой души своего родителя.

Кмет терпеливо ждал, разглядывая молодого князя. Так близко он видел его впервые. Григор был статен и хорош собой. Длинные тёмные волосы свободно ниспадали на крепкие плечи, а над верхней губой и на подбородке едва пробивался первый юношеский пушок. Несмотря на молодость, он старался держаться с достоинством, как и подобает сыну Великого Кагана, а ныне – удельному князю из рода Велимировичей. Закончив молитву, князь повернулся к гонцу, который продолжал почтительно стоять в дверях, и голосом глухим от волнения проговорил:

– Да, знать пришло его время. На всё воля нашего Светлого Духа.

– Во истину так, княже.

– Что-нибудь ещё? Может брат мой на словах велел что передать.

– Только одно, светлый княже. Велел накрепко запомнить и передать тебе – ждёт он тебя в Святограде! В любви и дружбе желает с тобой жить. Ближним к себе человеком хочет тебя видеть.

– Знаю. Он это и в грамоте написал. Более ничего?

– Более ничего. Просил только, чтоб не мешкал ты. Зело нужен будешь теперь ему в столице. Недобрые там дела затеваются, а по сему – у него большая надёжа на тебя. Поспеши, княже.

– Добро. Ступай, друже, передохни с дороги. Эй, люди! – князь кликнул своих отроков, снова появившихся в дверях, – Накормите кмета и его людей. Да пристройте с дороги отдохнуть. Лошадей не забудьте. А после кликните ко мне воеводу, да волхва Никифора.

– Будет исполнено, светлый княже. Пойдём, кмете.

Проводив взглядом отроков и тургоровского посланника, юный князь подошел к окну и, распахнув створки, стал задумчиво смотреть на величественный деревянный кремль, с высокими стенами и башнями, раскинувшийся на возвышенностях прямо напротив княжеской избы. Это зрелище всегда успокаивало его и отвлекало от тяжких дум.

Отца не стало. Немыслимо! В это трудно было поверить и ещё труднее принять. Но жизнь, несмотря ни на что продолжалась. Ему, как воину и князю, надлежало принять этот удар Судьбы с честью и достоинством. Он ведь уже не дитя, а зрелый муж.

Почему-то ему вспомнился первый день пребывания на изорской земле. Два года уж минуло с того момента, а помнил он всё, как будто это было вчера.

Отправляясь в свой удел, Григор был преисполнен самых радужных ожиданий. Планы юного князя простирались очень далеко. Он жаждал оправдать ожидания сурового отца и показать себя не хуже старших братьев, давно управлявших своими уделами. Он уже видел себя сильным и мудрым правителем, под рукою которого людям будет легко и спокойно жить, а небольшое изорское княжество станет могучим и приобретёт значительный вес в Склавинии.

Не меньшие амбиции испытывал и его духовный наставник, выходец из ролланских земель, старый волхв Никифор, прибывший в Изорск вместе со своим бывшим воспитанником. Местные жители ещё крепко держались за своих старых Богов, несмотря на грозные приказы из столицы. Старый волхв надеялся изменить эту ситуацию. Он рассчитывал основать здесь новую скинию Светлого Духа, обратив изорчан в новую веру, и, разумеется, возглавить её.

Вспоминая былое, Григор невольно усмехнулся. Ох уж эти юношеские благие устремления! Как часто они разбиваются о стену суровой реальности.

Прибывшего из столицы новоявленного князя изорского, городские старшины встретили весьма недружелюбно. По началу и вовсе не хотели пускать в город, демонстрируя своё несогласие с этим назначением. Земли эти не так давно были подчинены и обложены данью. И местные старейшины всячески старались сохранить остатки своей вольницы. Они требовали, чтобы князем стал кто-нибудь из представителей местных знатных родов. Но Велимир был неумолим и прислал на княжение своего сына. Это окончательно закрепило бы зависимость местных земель от Святограда.

Тогда старейшины пошли на открытый саботаж и закрыли для Григора ворота городского детинца, где должна была располагаться княжеская резиденция. Мощный детинец и был собственно городом. Окружавшая его территория была по сути просто огромным торгово-ремесленным посадом. Небольшая дружина, сопровождавшая князя, не могла взять город силой. Пришлось разбивать походный княжеский лагерь прямо под городскими стенами, среди дворов ремесленников и купцов.

Дальше – ещё хуже. Волхв Никифор и прибывшие с ним послушники рьяно взялись за дело. При княжеской поддержке они развели такую бурную деятельность по обращению местных жителей в новую веру, что явно перегнули палку. И это дало формальный повод местной оппозиции.

Подстрекаемые старейшинами, ревнители старой веры, при поддержке горожан, устроили настоящий бунт. Начались смертоубийства, погромы и бесчинства. Изорчане стали избивать тех, кто перешёл в новую веру, а их дома поджигать. Вину же за пожары и убийства быстро переложили на пришлых святоградцев. В итоге всё переросло в настоящее восстание против власти Святограда и его удельного правителя, назначенного Каганом.

Положение было очень опасным. Юный князь, со своими сторонниками вынужден был бежать из города и укрепился в одном из ближайших сёл. Распалившаяся городская чернь требовала немедленного уничтожения «гнезда скверны». Народ разбушевался не на шутку. Силы били слишком не равны. Многие советовали Григору возвращаться в столицу и просить помощи у Кагана.

Григор колебался. Начинать своё княжение с жалобы в далёкий Святоград, означало показать суровому отцу свою беспомощность и неспособность самостоятельно разобраться с местной ситуацией. Юный князь не смалодушничал и проявил твёрдость. Пришлось идти на компромиссы и вести долгие и трудные переговоры.

Помогло и то, что местные старшины сами испугались таких масштабов восстания, которое нарастало, с каждым днём, будто снежный ком. Начавшись, как стихийный протест против новой веры, оно быстро переросло в освободительное движение от власти Святограда и его Кагана. Страшась неминуемой кары сурового Велимира и боясь окончательно потерять контроль над ситуацией, местная знать вынуждена была пойти на попятную. Зачинщиков бунта повязали и кинули в поруб, а к князю отправили повинную делегацию с предложением взять богатую виру за убитых и покалеченных, а после «забыть обиды и жить в мире».

Григор великодушно всех простил и не стал сообщать в столицу о бунте и восстании. Что сразу значительно упрочило его авторитет. Старейшины, наконец, его приняли и даже согласились за городской счёт отстроить новые княжеские хоромы, взамен сгоревших. Новый правитель сам не захотел жить в тесном городском кремле. Это была по сути просто крепость внутри города, малопригодная для нужд княжеской резиденции. Так что, двор его поставили в самом центре, аккурат напротив детинца.

С тех пор прошло уже почти два года. Много воды утекло в местной реке Журинке. Князь повзрослел и возмужал. Обустроил себе знатный терем на живописном берегу реки. При местной скинии открыл больницу и даже бесплатную школу грамоты для детей. Изорский люд проникся к нему уважением за его справедливость и учёность. С городскими старшинами тоже удалось окончательно поладить настолько, что они даже стали предлагать повзрослевшему князю на выбор целый ряд невест из местной родовой знати. Всё шло хорошо. Только в вопросах веры дела обстояли до сих пор неважно. Большинство местных оставались идолопоклонниками и крепко продолжали держаться старых обычаев, к большому огорчению волхва Никифора.

Скорбные вести и грамота старшего брата нарушили весь размеренный уклад жизни молодого князя, сложившийся в последнее время. Григор не испытывал каганских амбиций и не рвался править Святоградом. Его вполне устраивал его небольшой изорский удел, где у него постепенно всё налаживалось лучшим образом. Отца он любил и, в отличие от старших братьев, никогда ему не перечил. Потому пользовался его поддержкой и защитой. Не в меру агрессивных соседей в округе тоже не наблюдалось, а степняки в такую глушь не забирались. Так что, у него не было проблем.