Текст книги "Ночной мороз"

Автор книги: Кнут Фалдбаккен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

53

В адвокатской конторе «Финк и Норденхаген» было просторно и прохладно. Незаметно вмонтированный кондиционер обеспечивал комфортную температуру в помещениях, обставленных мебелью из благородных сортов дерева и темной кожи. Однако дом был старый, без лифта, и покалеченная коленка Валманна явно сопротивлялась подъему на третий этаж.

Их принял сам Финк, мужчина крепкого телосложения (если не сказать полный) лет шестидесяти, почти совсем лысый, выглядевший так, как будто он наслаждался каждой секундой своего короткого рабочего дня, а может быть, это восторженное выражение лица объяснялось перспективой отправиться в три часа на свою виллу в Беккелаге, где супруга, как всегда, подаст ему стакан джина с тоником и он будет потягивать его, наслаждаясь видом на Мьёсу в ожидании обеда.

Именно Финк занимался юридическими вопросами семьи Хаммерсенг, что, несомненно, принесло ему кругленькую сумму за все эти годы. Несмотря на то что, согласно его заверениям, речи никогда не было ни о разногласиях, ни о конфликтах – ни меж супругами, ни с кем-либо другим в связи с «бизнесом» Хаммерсенга. Адвокат Финк, произнеся слово «бизнес», прикрыл глаза и причмокнул, как будто дегустировал вкусное марочное вино. Нет, Георг Хаммерсенг был солидный клиент, господин, настоящий джентльмен, и любил порядок в документах. Тщательно сохранялись опись всей собственности, акты о передаче недвижимого имущества, кредитные бумаги, деловые контракты и лицензионные соглашения, все, что имело отношение к его деятельности.

– А завещание имеется? – вклинился Харальд Рюстен. Они ведь собрались здесь не для того, чтобы читать некролог. Именно Рюстен уговорил Валманна пойти вместе с ним, поскольку Анита не могла, а Трульсен был занят – опять давал интервью новостной программе. А кроме того, присутствовал и Эйгиль Хаммерсенг, который ради такого случая надел галстук, по-дурацки смотревшийся на летней клетчатой рубашке без рукавов. Он сидел на самом кончике стула, как будто ждал поезда в аэропорт Гардермуен. Валманну показалось, что за несколько недель пребывания в городе с него несколько сошел свежий коричневый загар.

– Что вы сказали?.. – Адвокат Финк, по-видимому, не привык, чтобы его прерывали, когда он излагает достоинства клиентов. – Завещание? Нет, видите ли… – Он огорченно развел руками, так что одна из пуговиц на пиджаке расстегнулась. – Понимаете, я ему то же самое говорил! Я несколько раз поднимал этот вопрос, и он обещал, что обязательно составит…

– Итак, завещания нет?

– Нет. Во всяком случае, в письменной форме.

– И это означает?..

– Да, это означает, впрочем, что все активы переходят к ближайшему наследнику… – Его взгляд остановился на Эйгиле, который сидел, зажав руки между колен, с выражением на лице, представлявшим собой нечто среднее между торжественностью и безудержной скукой. Было даже не совсем ясно, насколько он понял последние слова адвоката, хотя смысл был в том, что ему досталась солидная сумма в наследство от брата.

– После вычета налогов и… наших сборов.

Улыбка, которой сопровождались последние слова, позволяла предположить, что эти сборы окажутся немалыми. Но все же останется предостаточно на фруктовую плантацию на Канарских островах.

–  Однако… – Адвокат заговорил другим тоном и одновременно повернул свой стул на девяносто градусов. Жест выглядел драматически и был, вероятно, отрепетирован в расчете на рассеянных и несговорчивых присяжных, подумал Валманн. – Однако мы получили на сохранение один документ от госпожиХаммерсенг.

– Завещание? – опять вклинился Рюстен, который надеялся наконец положить конец самодовольной болтовне адвоката.

– Так сказать… – Адвокат Финк принял еще одну театральную позу. Он умел продолжать, если уж начал. – Так сказать, мы понятия не имеем. Речь идет о запечатанном конверте. И именно поэтому мы пригласили представителей полиции.

– Давайте посмотрим! – Рюстен протянул руку вперед. Адвокат лихорадочно порылся в документах, лежащих на блестящем столе, вытащил конверт и вручилего «представителю полиции» с такой торжественностью, как будто речь шла об оригинале норвежской Конституции.

– Хм! – Рюстен поднял конверт большого формата так, чтобы все могли увидеть надпись: «Моему сыну Клаусу Хаммерсенгу. Передать после моей смерти». – Хм! – еще раз крякнул Рюстен. На этот раз с сомнением в голосе. – Что будем делать?

– Мы конфискуем этот документ в качестве улики в проходящем расследовании, – быстро ответил Валманн. – Я уверен в том, что адвокат Финк не имеет возражений.

– Нет, конечно… Пожалуйста! – Адвокат замахал руками, как будто хотел откреститься от пресловутого конверта. – Я никогда не обсуждал этот вопрос детально с госпожой Хаммерсенг. Когда этот конверт попал к нам, она уже была очень больна. Нам принесла его ее подруга, соседка. Мы не будем мешать работе полиции.

– Я так и подумал, – сухо ответил Валманн.

54

Они провели в адвокатской конторе целый час своего драгоценного времени, хотя все можно было сделать и за пятнадцать минут. Не успел Валманн занять место за своим письменным столом, как в дверь постучали и на пороге показался Фейринг.

– Валманн?

– Ну что?

Он был не очень гостеприимен, впрочем, и не пытался. Однако коллега все равно вошел в комнату. На его обычно серьезной физиономии светилась довольная улыбка.

– Мы нашли машину.

– Какую машину?

– «Вольво». Белого цвета. Старая и поцарапанная. Она стояла на лесовозной дороге в километре к югу от хижины.

–  Ее«вольво»?

– Так точно!

– Ты в этом уверен?

– Все совпадает: описание, отпечатки пальцев…

– Ты уже проверил отпечатки пальцев?

– Все можно успеть, если сильно захотеть…

– Еще что-нибудь?

– Машина полна всякого барахла. Похоже, она в ней жила.

– Точно.

– Там есть вещи, которые не могли принадлежать ей. Мужские вещи. Кое-что из одежды, книги, личные вещи. Технический отдел все это изучает. А еще мы нашли несколько писем…

– Писем?

– Адресованных Клаусу Хаммерсенгу.

– Точно?

– Валманн, – произнес Фейринг с легкой улыбкой. – Ты что совсем говорить разучился?

– Что будем делать с письмом?

Рюстен был весь в напряжении, что в общем было ему совсем несвойственно.

– Перво-наперво надо выяснить, – ответил Валманн и заговорщицки подмигнул, – к какому делу оно относится – к твоему или моему? Вилла или хижина? – Настроение у Валманна намного улучшилось после сообщения Фейринга: он почувствовал, что дело подвигается в его сторону наконец-то.

– Вот ты и разберись.

– А что говорит Трульсен? И где он запропастился?

– Он очень занят. Дает интервью новостному каналу ТВ-2 в Тангене. Для журналистов этот парень прямо-таки золотое дно. Да и он как будто заново родился. Зачем-то купил себе для этого крутой спортивный костюм. И даже постриг волосы – те, что еще оставались… – У Рюстена вновь появился коварный блеск в глазах, когда он взглянул на явно поредевшую шевелюру Валманна после вчерашнего геройства на пожаре.

Валманн задумчиво кивнул, проведя рукой по изуродованному черепу:

– Тогда мы вскроем это письмо.

– Хорошо, давай.

Рюстен протянул ему конверт. Валманн схватил его и вскрыл не без усилий, так как пальцы у него были перевязаны. Внутри лежал лист бумаги и еще один конверт, поменьше. На листе неразборчивым почерком было написано:

«Моему дорогому сыну Клаусу.

Тебе пришлось многое выстрадать. Часть вины лежит на мне, и я буду нести свое бремя до самой могилы. На твою долю выпало много лжи и ненависти со стороны родителей. Единственное, что я могу сказать в свое оправдание, так это то, что я хотела тебе только добра. Возможно, я ошибалась. Твоя жизнь сложилось несчастливо. Однако в приложении ты найдешь документ, который, возможно, поможет тебе получить то, что тебе причитается. Я всегда хотела видеть тебя хорошо устроенным в жизни, как ты того и заслуживаешь, и надеялась на это. Возможно, сейчас уже слишком поздно. Я писала тебе раньше и рассказывала об этом, но ведь ты не отвечаешь. Я даже не знаю, где ты находишься. Но я хочу, во всяком случае, сделать все, что в моих силах, чтобы исправить причиненное тебе зло. Я все потеряла, и мне недолго осталось. Я надеюсь, что, когда я умру, ты не будешь думать обо мне с ненавистью.

Обнимаю, твоя мама».

– Дорогой, обнимаю… – вздохнул Рюстен. Во всем управлении он был самый преданный семьянин.

– А теперь вот это… – Валманн поднял второй конверт, обычный конверт, но с пожелтевшими краями и без надписи адресата. В нижнем углу был штамп: «Больница города Хамара». Внутри лежал сложенный вчетверо лист бумаги, справка, напечатанная на старинной пишущей машинке, где клавиша с точкой пробила в нескольких местах дырку в бумаге, а краска от цветной ленты уже поблекла, так что текст едва читался.

Вверху было написано «Свидетельство о рождении». А далее: «У Лидии Элисейсен такого-то числа родился мальчик Клаус…» – затем разные бюрократические данные – длина и вес, группа крови, время рождения. И наконец: «Отец ребенка: Рихард Солум. Адрес: Усадьба Брагенес. Станге».

На часах было всего четверть второго, однако Валманну казалось, что рабочий день удивительно затянулся. Он нашел в каталоге номер телефона усадьбы Брагенес, проклиная свои одеревеневшие и постанывавшие пальцы. Сильного ожога нет, сказал доктор в травмопункте. Но боль была приличная. Кроме того, Валманн отдавал себе отчет в том, что он последний полицейский в Хамаре, пользующийся бумажным, а не электронным телефонным каталогом, так и не привык по-настоящему к Интернету, да и «Желтые страницы» открывал, только если нужен был слесарь или маляр.

Он отыскал номер, набрал и долго ждал. А пока представлял себе интерьер дома: прихожую с телефоном на стене, широкую лестницу с потертым ковром, прикрепленным блестящими латунными скобами, два стула с набивными сиденьями и изогнутыми спинками из темного дерева благородных сортов. Блестящий секретер со статуэткой пастуха, семейные фотографии, письма. Множество подвесок в люстре. Охотничьи трофеи на стене. Все то, что, по мнению Лидии Хаммерсенг, должно было достаться Клаусу по наследству. Отцовское наследство, ради которого она пожертвовала своим счастьем и в конце концов жизнью. То, что должно было принадлежать ему в силу кровных уз. Неужели именно об этом хотел вчера вечером поговорить старик с Клаусом Хаммерсенгом?

Однако теперь владелец усадьбы не отвечал. Они договорились созвониться в середине дня, причем Солум, судя по его тону, не был в восторге от предстоящей встречи. Он сказал, что только что вернулся из Флориды и что это была утомительная поездка для старого человека. И все же?.. Однако, принимая во внимание то, что он только что узнал, Валманн подумал, что этим двоим было что обсудить. Но почему все это выяснилось только теперь?

Трубку не брали. Неужели с Солумом что-то случилось? Он вспомнил беглое замечание Ханса Людера вчера по телефону: «…труса проклятого, который… в конце концов ухлопал старину Клауса, когда тот стал к нему приставать». Ведь могло быть и наоборот: тот, кто убрал с дороги Клауса, хотел, может быть, отомстить его настоящему отцу.

Он уже собирался вызвать патруль и попросить заехать в усадьбу и проверить, все ли в порядке, но сдержался. За последние сутки многое случилось, но нельзя же ловить привидения средь бела дня. Может быть, старик просто вышел прогуляться в такую прекрасную погоду, чтобы осмотреть свое королевство. Валманн взглянул на часы – ведь ему пора на важную встречу!

Валманн всегда чувствовал себя по-дурацки, когда ему приходилось покупать цветы. Но еще хуже приехать в больницу без ничего, кроме разве что пакетика с гроздью винограда. Итак, он стиснул зубы и выбрал один из букетов в ведерке между стендами с газетами и журналами в вестибюле больницы. Странное дело, как только он расплатился, ему стало казаться, что букетик какой-то жидкий, другие гораздо лучше. Но дело было сделано, и он направился к лифтам, почти бегом, как будто стащил этот букетик.

Анита лежала под белым одеялом и, похоже, спала. В полутемной комнате ее лицо было очень бледным. Однако когда он вошел, она открыла глаза и постаралась улыбнуться:

– О Боже, Юнфинн, вовсе не надо было менять свои привычки ради меня!..

Он потянулся к ней, но несколько нерешительно, не зная, можно ли дотронуться до нее, прижать к себе и обнять…

– У меня всего лишь сотрясение мозга, Юнфинн, – прошептала она.

Он довольствовался тем, что положил голову на подушку рядом с ней. Вся ее голова была забинтована, и лицо из-под тюрбана казалось маленьким и узким. И запах был чужой, необычный. Вдруг он почувствовал, что очень устал. А на глаза навертывались слезы.

– Меня завтра выпишут, – сказала Анита.

– Точно?

– Так сказал врач.

– А как насчет отравления дымом?

– Это несерьезно.

– А ожоги?

– Они, видимо, достались тебе, – сказала она и погладила его забинтованные пальцы.

Анитина соседка по палате начала мирно и монотонно похрапывать.

– Тебе здесь удается поспать?

– Не очень… – Она вновь улыбнулась.

– Но эта сволочь Трульсен все-таки тебя разбудил?

– Он поставил на ноги все отделение. Мне уже дали снотворное, и я говорила как в бреду. Дежурная сестра была в бешенстве. Я думаю, они напишут жалобу.

– Знаешь, он тотчас же побежал и рассказал все «ВГ».

– Черт возьми! – Она приподнялась на одном локте, но тут же вновь упала. – Никакого напряжения, никаких волнений – так сказал врач… – Она вновь попыталась улыбнуться, но вместо этого прикусила губу, а по щеке покатилась слеза.

Он выложил все про чат. Но не более того. Он думает, что в хижине был Клаус.

– А разве не нашли этого человека?

– Хижина сгорела дотла. От «Шопена» остались одни угольки.

– Это была женщина, Юнфинн, – прошептала она после небольшой паузы, пытаясь совладать с чувствами. – Она лежала на полу, когда я вошла. Я не очень хорошо видела ее в темноте, но мне кажется, что я поняла это по изгибам тела… Это была женщина… Но потом сзади возник еще кто-то…

– Я знаю, – ответил Валманн и сжал ее руку, которая держала его за рукав.

– Кто это был?

Ее глаза округлились, но Валманн приложил палец к губам.

– Никаких волнений, – улыбнулся он. – Никакого напряжения. Болтать ты будешь только с Трульсеном.

– Ах ты, хитрец! – Она вновь храбро улыбнулась, но он видел, что сил у нее почти не осталось. – Ведь я опоздала, – сказала она. – Я заблудилась. Эту хижину найти не так-то легко. А та дама дала мне не совсем точное описание дороги.

– Какая дама?

– Я ведь не знала, где находится эта хижина. Мне надо было кого-то спросить. И мне не хотелось звонить тебе… – Она вновь попыталась улыбнуться. – И я позвонила в усадьбу Брагенес.

– В усадьбу Брагенес?

– Да. И разговаривала с женой управляющего. И она была не очень любезна, пока я не сказала, о чем речь…

– Ты говоришь, позвонила в усадьбу Брагенес? В усадьбу?

– Я посмотрела телефон в каталоге. Я помнила, что ты называл эту усадьбу.

– И ты разговаривала с Гудрун Бауге?

– Да, вроде бы так ее звали… – Анита закрыла глаза, как будто эти мысли ее утомили.

– Послушай, – произнес он через некоторое время, и ему казалось, что она должна была слышать, как в его голове мечутся мысли. – Мне надо вернуться в управление. Там сегодня не все спокойно.

– Я понимаю, – ответила Анита. – Да и здесь они не очень рады, когда ко мне кто-то приходит.

– А к тебе часто приходят?

– Только Моене, – ответила она с улыбкой. – Она хотела убедиться в том, что со мной все в порядке. И извиниться за Трульсена. Она назвала это «проявлением излишнего служебного рвения».

– Можно сказать и так…

– А потом мне кажется, что она собиралась упрекнуть меня в нерегламентированном поведении. Но тут мне стало плохо, меня вырвало, и ей пришлось уйти.

– А как ты сейчас себя чувствуешь?

– Лучше, – ответила она и улыбнулась, как будто так и было. – Не суди Моене слишком строго. Она ведь пытается что-то сделать. Она даже цветы принесла.

Валманн взглянул на букетик на тумбочке. Он был точно такой же, какой он сам положил на кровать Аните.

55

Валманн набрал номер Бьярне Бауге из машины. Управляющий усадьбой взял трубку тотчас же, как будто сидел у телефона и ждал звонка. Валманн представился и попросил Гудрун.

– Гудрун?

– Да, твою жену.

– Но ее здесь нет! – воскликнул тот, как будто это было что-то само собой разумеющееся, о чем все должны были знать.

– А где же она?

– В больнице. Ее положили вчера утром. В Эльверум отвезли. Они туда перевели это проклятое родильное отделение! – Крестьянин явно злился и не мог совладать с собой. – У нее вчера ночью началось кровотечение. Я боюсь, что она потеряет ребенка! – Голос звучал резко, видимо от стресса и опасений. – Я сейчас как раз к ней еду, от персонала по телефону ничего не добьешься!

– Счастливого пути, – крикнул Валманн. На минуту его тоже охватило беспокойство за мать и ребенка. – Постой, впрочем, еще кое-что, ты не знаешь, Рихард Солум дома? Я знаю, что он вернулся вчера вечером.

– Разве он вернулся домой? – В голосе Бауге звучало искреннее удивление. – Я этого не знал… Я вчера весь день был в дороге. Встречи, земельный комитет, Крестьянский союз… Сейчас у крестьян горячая пора. – Казалось, что он сам себя успокаивал, переходя на повседневные заботы.

– Я с ним разговаривал.

– Ах вот как? Может, он сразу на рыбалку поехал? Он ведь заядлый рыболов. У них целая компания, и они каждый год ловят семгу где-то в Трёнделаге. Как раз в это время года.

– Да, но не сразу же по возвращении из Америки.

– Он очень скучает по рыбалке, когда он за океаном… Знаешь, старик еще очень бодр и крепко стоит на ногах. Сейчас уже народ не тот пошел. Поэтому я бы не удивился…

– Что касается меня, то я бы удивился, – ответил Валманн и вспомнил дрожащий, старческий голос, который он слышал по телефону в прошлый вечер. Вряд ли такой голос мог принадлежать человеку, отправлявшемуся на рыбалку.

В тесных, забитых мебелью помещениях полицейского управления Хамара обычно ничего не напоминало о жизни за его стенами, однако крутой спортивный костюм Трульсена очень настойчиво напоминал всем присутствующим, чего они лишаются, оставаясь в четырех стенах в такой прекрасный день. Видимо, он не успел переодеться после своего интервью на телевидении.

– Как охотник за куропатками из Мурманска, – прошептал Рюстен, садясь рядом с Валманном и косясь на руководителя следствия.

Моене заняла свое место во главе стола. Время близилось к вечеру. Ее лицо ясно говорило о том, что она хотела услышать факты, обоснованные утверждения и ясные выводы. Дело Хаммерсенгов было уже целый месяц бельмом на глазу, причем не только для нее, но и для всего полицейского управления. Настало время поставить на нем точку и засунуть в дальний ящик. Все остальные – Рюстен, Фейринг, Трульсен и Валманн – имели каждый свои причины желать того же самого. Единственный человек, казавшийся довольным сложившимся положением вещей, был Кронберг, пришедший по приглашению Валманна. Загадка Хаммерсенгов открыла необычайно широкие возможности для применения его знаний и способностей.

Валманн позволил Трульсену начать представление. Тот не возражал и сразу же выложил свою теорию о том, что именно Клауса Хаммерсенга нашли мертвым в хижине, после того как тот заманил туда Аниту Хегг через чат в Интернете. Оставалось только выяснить, существовала ли связь между его возвращением в окрестности Хамара и смертью его родителей. Трульсен довольно быстро закончил, поскольку все эти аргументы он уже отшлифовал накануне перед журналистами. Но выглядел слегка сконфуженным, да к тому же вспотел в своем спортивном одеянии, и казалось, что только сейчас стал осознавать недостатки своей версии событий. Если бы он умел читать мысли людей по выражению их лиц, то почувствовал бы себя еще более пришибленным. Рюстен с трудом сдерживал зевки, Фейринг поднялся с места, прежде чем Трульсен закончил, и налил себе стакан воды из автомата, и даже Моене, которая поддерживала его на протяжении всего следствия, не сияла от удовольствия.

Валманн вклинился в разговор, прежде чем Трульсен успел сесть на место. Уж очень ему хотелось посмотреть, как тот будет извиваться.

– Нет никаких убедительных доказательств того, что в пожаре погиб Клаус Хаммерсенг, – начал он.

Трульсен раскрыл рот, но не успел и слова вымолвить, как Валманн продолжил:

– Ты подкрепляешь свои аргументы исключительно информацией из вторых рук о переписке в Интернете, где кто угодно может назваться кем угодно и где обман фактически есть часть игры. Все дело в том, что ты своим отсутствием фантазии и упрямством ухитрился совсем испортить одно расследование, а сейчас хочешь загубить и второе, отвлекая внимание и ресурсы от того, что там действительно произошло.

– Валманн! – строго сказала Моене. Такие обороты не были приняты между коллегами в полицейском управлении Хамара, которое славилось отличной рабочей атмосферой.

– Что-о?.. – Трульсен, казалось, почувствовал поддержку начальницы. Его лицо покраснело от негодования (а может быть, дело было в жарком костюме).

– А что ты можешь предложить в подтверждение своих доводов?

– Что за инсинуации! – Моене бросила на Валманна угрожающий, но довольно пристальный взгляд.

– Начну с конца и скажу, что Клаус Хаммерсенг мертв уже почти что год.

– Доказательства! – крикнул Трульсен.

– А кроме того, в хижине погибла женщина, – невозмутимо добавил Валманн.

– Что-о? – Лицо Трульсена начало приобретать багровый оттенок.

– Если бы ты немного подождал с допросом сотрудника полиции Аниты Хегг, пока она не будет в состоянии давать показания, а не предпринимал бы нерегламентированные действия… – он обменялся взглядом с Моене, – ворвавшись в больничную палату вчера поздно вечером и нарушив приказ врача, ты бы услышал ее утверждение о том, что находившийся в хижине человек был женщиной. Эта женщина лежала на полу мертвая или без сознания. А сразу после этого Хегг ударил по голове кто-то третий…

– Ты что… – Трульсен расстегнул пуговицу на спортивной рубашке. – Валманн, ты хочешь сказать, что мы должны принять бессвязное бормотанье больного человека в качестве свидетельских показаний в деле об убийстве?

– Я разговаривал с ней полчаса тому назад, – ответил Валманн как можно спокойнее. – Она не была под действием снотворного, как вчера вечером, когда ты к ней ворвался. А кроме того, ты же не побрезговал использовать ее показания, пока думал, что они подтверждают твои выводы – или, вернее, пустые предположения?

– Хватит, Валманн! – воскликнула Моене.

– Ведь не я вышел за границы дозволенного, – сухо возразил Валманн.

– Хегг сочинила всю эту историю, чтобы скрыть свою собственную роль, – начал Трульсен, засунув палец за воротник. – А эта роль довольно неприглядная! Кто угодно может сказать, что его ударили…

– Но не всякий может предъявить трещину в черепе в качестве доказательства! – взорвался Валманн.

– А как насчет того мобильного телефона, – вскрикнул Трульсен, – который не сгорел во время пожара?

– Который явытащил из пожарища, – напомнил Валманн.

– Ведь он был зарегистрирован на имя Клауса Хаммерсенга! Я сам это проверил! Ведь ты же не будешь этого отрицать?

– Кто угодно может иметь в кармане чей угодно мобильный телефон, Трульсен, ты это поймешь, если немного подумаешь. Но раз уж ты об этом сказал… – теперь он обращался ко всей группе, которая следила за этой дуэлью с растущим интересом, – то мы можем попытаться представить себе, кто мог завладеть мобильным телефоном Клауса Хаммерсенга. Может быть, та же женщина, которая была с ним настолько близка, что сумела выдать себя за него – с некоторой степенью достоверности – в Интернете? Та же женщина, которая жила с ним вместе в хижине летом и осенью прошлого года. Та же женщина, которая была соцработником у четы Хаммерсенг непосредственно перед их смертью и которая, очевидно, вступила в сексуальную связь с Георгом Хаммерсенгом, что привело к беременности, а потом вымогала у него деньги? Та же женщина, которая работала ночным сторожем в больнице Сандеруд в последние три месяца, а именно оттуда приходили сообщения по Интернету от «Клауса Хаммерсенга», или «Шопена»? Короче говоря, не была ли это его сожительница Сара Шуманн?

– Что это все значит, Валманн? – На лице Моене смешались недоумение, недоверие и раздражение. – Ты можешь все это как-то подтвердить?

– Все до мельчайших подробностей, – констатировал Валманн с угрюмым выражением лица. – Мы можем пройтись по всему этому шаг за шагом. Именно Сара Шуманн погибла в пожаре. И вскрытие это покажет. Криминалисты уже подтвердили, что погибла женщина. Фейринг отследил ее в хижине по отпечаткам пальцев, так что мы знаем, что именно она жила там вместе с Клаусом. Она, должно быть, была там в момент его смерти или даже способствовала этому. Мы нашли ее машину поблизости, и в машине полно вещей Клауса. И если бы сотрудник полиции Трульсен нашел время, чтобы прислушаться к нашим доводам или, по крайней мере, подождать отчетов, многих неприятностей можно было бы избежать, уж во всяком случае, совершенно неправильной таблоидной версии трагических событий, попавшей в газеты и на телевидение от лица самого начальника следствия.

– Что за наглость! – Голос Трульсена скользил вверх и вниз по музыкальной шкале. – Ты рассказываешь какие-то басни, Валманн, не имея ни одного достоверного доказательства! А?

– Уж одно доказательство точно имеется, – ответил Валманн и бросил на своего коллегу такой взгляд, что тот едва удержал равновесие. – Я только что получил результат анализа ДНК локона с семейной фотографии Хаммерсенгов. Мы сравнили результат с анализом ДНК, взятого с трупа, найденного в апреле в лесу возле Тангена. Результат показывает совпадение на девяносто девять целых и восемь десятых процента. Иными словами, имеется один шанс из миллиарда возможных, что эти люди не идентичны. Именно Клаус был найден мертвым в лесу. Придется признать это раз и навсегда!