Текст книги "Чужие степи – часть восьмая (СИ)"

Автор книги: Клим Ветров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

– Леньку не видел? – спросил я, вспомнив про старого товарища.

– Нет, он сейчас на Западной башне обосновался, командует там. Заказ приходил от него вчера на кирпич. Пять тысяч штук просит, причем срочно.

После воскрешения Леонид долго, мучительно приходил в себя. Делал он это единственным известным ему и, как он считал, проверенным способом – алкогольными возлияниями. Год, если я ничего не путаю, буквально не просыхал. Казалось, он пытался выжечь из себя память о произошедшем, растворить в спирте сам факт своего временного не-существования. Забыл и про жену, и про маленького сынишку. Только и делал, что «квасил», уходя в беспамятство каждый вечер и с трудом приходя в себя каждое утро. Но потом как бабка отшептала. Он завязал. Ни капли. Словно заново родился. Я сначала даже подумал, не вспомнил ли он что-то из того, что происходило, когда он летал за мной призраком. Но нет, не вспомнил. Или просто не хотел говорить, запечатал эти воспоминания наглухо. Он вообще сильно изменился – стал молчаливее, суровее. А сейчас ещё и возрастное добавилось, ворчать больше стал, появилась какая-то закрытость, уединенность. Старость не радость, как говорится, а у него эта «старость» была с оттенком перенесенной травмы.

Я вот тоже поначалу наивно полагал, что моя бешеная регенерация станет эликсиром молодости. Мол, стареть не буду, буду вечно в расцвете сил. Но нет, план не сработал. Время брало свое, появлялись морщины, неотвратимо подкрадывалась седина. С одной стороны, жалко – кто же не хочет оставаться молодым? А с другой… с другой, возможно, это и к лучшему. Смотреть, как стареют и уходят близкие, самому оставаясь неизменным, – это неправильно. Не по-людски. Это участь одиноких богов или монстров, но не нас, простых людей, пусть и застрявших в этой аномальной реальности.

– Пять тысяч кирпичей… – я вернулся к заказу Леонида. – Что строить-то собрался? Дот? Бункер?

Олег пожал плечами, разводя руками в недоумении.

– Хрен его знает. Обычно в заказе назначение пишут, а тут – нет ничего. Только количество да пометка «срочно». Может, лаз очередной копают?

Мы обменялись понимающими взглядами. Вырытые в земле тоннели были нашей головной болью. Их укрепляли на совесть, и кроме привычных бревен и досок, для критических участков и подпорок использовали кирпич. Через каждые десять метров, если память не изменяла, кроме бревен ставили кирпичные колонны, для надежности.

– Пять тысяч… – я прикинул в уме. – Тогда длинное что-то выходит. Очень длинное. Хотя, может, не один лаз, а несколько сразу? Или просто решили старые коммуникации капитально укрепить? Мало ли.

Глава 5

Олег закурил, прислонившись затылком к стене печи. В его позе была какая-то затянувшаяся, тлеющая пауза, но вдруг он резко, словно рубильник щёлкнул у него внутри, развернулся, отряхнув пепел с рукава.

– Может, в баньку? – предложил он, и в его низком, хрипловатом голосе прозвучала та самая, чисто мужская, нетерпеливая радость, что сметает все грустные думы одним махом.

Идея построить баню при заводе лежала на поверхности, как само собой разумеющееся, но реализовали её не сразу. То одно мешало, то другое, то какие-то более насущные заботы отодвигали это простое человеческое удовольствие на второй план. Но уж когда взялись – отнеслись к делу со всей серьёзностью, душу вложили. И банька получилась – на загляденье, царская. Просторная моечная, выложенная дубовыми полоками, отполированными до золотистого блеска телами и временем, вмещала разом полсотни человек. Рядом – отдельная парилка, которую можно было подтапливать до нужного жара. Но главным местом была, конечно, раздевалка – просторная, с крепкими лавками из тёмного дерева где можно не только бросить одежду, но и посидеть неторопливо, за кружечкой пивка, или чего покрепче, ведя неспешные, основательные разговоры, в которых рождалась правда жизни. Народу в нашем разросшемся селе было много, свои бани имелись далеко не у всех, поэтому спрос на это место был постоянным и неослабевающим, превратив его в неформальный клуб.

– А сегодня у нас что? – уточнил я, мысленно листая в памяти расписание помывочного комплекса, пытаясь сопоставить его с числом в календаре.

Олег хитро улыбнулся.

– Санитарный день.

Санитарный день – святое дело. Каждый понедельник баня закрывалась, и команда мойщиц наводила в ней лоск, словно на военном корабле, готовящемся к параду. Помещение отдраивали до блеска, так что дерево начинало скрипеть, ошпаривали кипятком, дезинфицировали уксусной эссенцией, от которой слезились глаза и свежо щипало в носу. Заодно устраняли все накопившиеся за неделю мелочи: тут плитка отвалилась, тут доска подгнила, тут кран подтекает. Делов, как водится, всегда хватало, но женщины справлялись с армейской четкостью.

– А что, всё уже помыли? – не унимался я, чувствуя, как предвкушение начинает приятно согревать изнутри, разливаясь по жилам тёплой волной.

– Ага, – кивнул Олег, и его улыбка стала ещё шире, почти блаженной. – Как новая. Парься – не хочу.

Дома баню мы обычно топили по субботам, это был наш незыблемый семейный ритуал, маленький праздник посреди бытовой рутины. Но мне позавчера было решительно не до того – дела закрутили. Поэтому предложение Олега выглядело особенно заманчиво: тишина, покой, горячий пар, смывающий всю накипь прошедших дней, усталость и раздражение.

– У меня и пиво уже приготовлено… – добил меня Олег, видя моё колебание. – Тёмное, какой-то новый сорт, на пробу дали… – Он мотнул головой в сторону угла, где у входа стояла трёхлитровая стеклянная банка, наполненная густой, почти чёрной жидкостью, в которой медленно плавали крупинки солода, похожие на взвесь речного ила.

Пиво, вино, водка, коньяк, виски – теперь у нас делали всё, до чего могли додуматься. Поначалу этим баловались энтузиасты, ведь самогонные аппараты, наследство прежней жизни, имелись почти в каждом втором доме. Но постепенно, с ростом потребностей, кустарное производство алкоголя поставили на поток, централизованно, с соблюдением хоть каких-то стандартизированных технологий. Получалось криво, но душевно и крепко.

– Ладно, – сдался я, чувствуя, как слюнки потекли от одного представления о холодной, горьковатой пене. – Если уж и пиво, считай, уговорил. Когда подходить?

– Да хоть сейчас, – махнул рукой Олег. – Знаешь ведь, наша баня всегда на «пару». Горстку поленьев в топку кинуть – и через полчаса готово…

В этот момент снаружи послышался натужный рёв изношенного мотора, и сразу за ним – визгливый скрип тормозов, больше похожий на крик раненого зверя.

– Здорова, мужики, – в проёме ворот возникла рослая, чуть сутулая фигура Лехи Мельникова. Он смахнул с плеча невидимую соринку, оставив на запылённой куртке светлый след, и осклабился, показывая ровные, удивительно белые зубы. – Греетесь? – пошутил он, оглядывая темнеющую позади печь.

– Типа того, – буркнул Олег, и я заметил, как его плечи непроизвольно напряглись, а пальцы сжали потухшую сигарету. Мельникова он почему-то с первого дня невзлюбил, хотя на мой взгляд, парень был хоть и резковатый, но в целом нормальный. – Ты по делу? – спросил Олег, и в его голосе прозвучала непрошеная, колючая сухость.

– Разумеется, – кивнул Леха, сунул руку в карман куртки и вытащил оттуда смятый листок. – Вот, – сделав пару шагов вглубь помещения, он протянул бумажку Олегу.

Тот развернул её, пробежал глазами, и лицо его тут же омрачилось.

– Ещё пять тысяч? – процедил он, поднимая на Леху взгляд, полный нарастающего раздражения. – В прошлый раз пять забрал, теперь ещё? У него там дворец что ли?

– Ага. Начальник велел передать, что кирпич нужен не позднее послезавтра, а лучше – сегодня, – невозмутимо парировал Леха, привыкший к подобным реакциям.

– А у него ничего не треснет там? – скривился Олег, с силой сминая бумажку в кулаке. – Он не один такой, стройка по всей станице идёт, все как сумасшедшие, кирпич сгребают! А тут вынь да положь, особый случай!

– Это не ко мне, – пожал плечами Мельников. – Меня просили передать – я передал. Я как почтальон Печкин, только без велосипеда.

– Это от Леонида заказ, что ли? – встрял я в разговор, пытаясь сбить накаляющееся напряжение.

– Угу, – хмуро кивнул Олег, не отрывая взгляда от Лехи. Потом резко повернулся ко мне, и в его глазах мелькнула деловая, цепкая искорка. – Может, прокатишься до него? Узнаешь, что он там такое грандиозное строить собрался, что ему целый кирпичный завод в одни руки подавай? – предложил он мне и тут же переключился на Леху. – Ты же сейчас обратно, к нему?

– Ну да, – кивнул тот. – Только в столовую заскочу, за харчами. Кормить народ надо. Не одними гвоздями сыты.

Отказываться я не стал. Западная башня была не так далеко, да и самому захотелось взглянуть, что же там такое затеяли, что требовало таких жертв. Десять тысяч кирпичей – не шутка, тем более с такой кавалерийской скоростью.

Машина, на которой приехал Леха, оказалась старой, раздолбанной «четвёркой» цвета дырявой ржавчины. Когда-то она была вишневой, но теперь краска облезла, обнажив бурое тело металла. Двери сняты начисто, ветровое стекло прорезала густая паутина трещин, а в крыше зияло прямоугольное отверстие, вроде как от самодельного люка.

– Трофей, – коротко пояснил он, заметив мой изучающий взгляд. – Из последнего рейда.

Чего-чего, а таких вот железных коней-развалюх у нас было в избытке. Что могли, то и тащили, «консервировали». В основном из Города, но бывало, выменивали и у местных. Они использовали такие машины как простые повозки, вынимали всё лишнее, впрягали в них лошадей или быков и таскали по полям. В виду тотального дефицита топлива нам эти авто были не особо-то и нужны, но сработала старая, добрая привычка к запасливости – «авось пригодится». Теперь же, когда бензин понемногу переставал быть запредельной роскошью, народ дружно принялся за реанимацию старой техники, и по улицам то и дело сновали подобные «трофеи», пыхтя и лязгая разболтанными подвесками.

– А это что такое? – спросил я, когда нам навстречу, громыхая и «охая», выполз старенький, вылинявший трактор «Беларус», таща за собой здоровенный, покрытый ржой железный лист, явно от обшивки чего-то монументального.

– В порту баржу заложили, – не отрываясь от дороги, объяснил Леха, ловко объезжая трактор и поворачивая к длинному, низкому зданию столовой, откуда тянуло сладковатым духом вареной крупы и мяса. – Нагнали мужиков, и в спешном порядке трудятся. Хотят к следующему понедельнику успеть.

Про баржу я уже слышал краем уха, но думал, что дело это отложат до лучших времён, сосредоточившись пока на доставке по воздуху. Конечно, водой – удобнее, и грузить можно в разы больше, и расходов меньше. Видимо, и просьба нашего главы поискать «потеряшек» в окрестностях была связана не с одной лишь сердобольностью, как я решил поначалу, а с дальним прицелом на безопасность будущих водных караванов.

– И много уже успели?

– Не знаю точно, но вроде как корпус уже на воде, – ответил Леха, заруливая к столовой и глуша двигатель. – Я недолго!

Он выскочил и скрылся в дверях, а через пару минут вернулся, нагруженный двумя алюминиевыми термосами-бидонами, от которых одуряюще пахло густым мясным супом.

– Щас ещё притащу, поставь пока эти… – бросил он, сгружая свою ношу возле машины. Термосы были тяжёлыми, десятилитровыми.

– Это что, всё на западную? – не удержался я от вопроса, поднимая один из бидонов и чувствуя, как напрягается мышца на предплечье.

– Ага, – ответил Леха, уже уходя обратно. – Там стройка же, народу – тьма. Вот, приходится по нескольку раз на дню возить. Голодный когда, сам знаешь, работы не будет.

Он вернулся с ещё тремя такими же термосами и водрузил на пол между кресел сзади рядом с первыми. Судя по всему, стройка на западной башне и впрямь была не шуточной, раз на прокорм уходили такие объёмы.

Дальнейший путь до башни мы проделали почти молча, слушая, как ветер свистит в дверных проёмах и завывает в рваной дыре на крыше. Я сидел и смотрел по сторонам. Сколько раз я видел эту башню сверху, но вблизи всё видится совершенно иначе, грандиознее. Она росла перед лобовым стеклом, как неприступная скала, сложенная из отливающего багрянцем кирпича, отбрасывая длинную, холодную тень, в которую мы въехали, будто в ущелье. Она была настолько огромной, что, глядя на неё снизу вверх, начинаешь чувствовать себя букашкой, затерявшейся у подножия исполина, и сознание отказывается верить, что это циклопическое сооружение – дело рук таких же, как я, людей. В строительстве конкретно этой башни я участия не принимал, мне хватило работы на южной, но даже глядя на эту чужую работу, я испытывал смутную, щемящую гордость.

И что самое интересное, внешне здесь царило спокойствие, не видно ни людей, ни каких-то свежих следов от проводимых работ, только вбитые в землю колья да растоптанная у основания трава.

– Народ-то где? – повернулся я к Лехе, принимая из его рук тяжеленные бидоны.

– Так внутри. Там перестраивают, наверху, – ответил тот, хватаясь за свои три термоса.

Поднимаясь по протоптанной в глине тропинке ко входу в башню, я заметил, что сверху, через одну из бойниц с торчащим наружу стволом пулемета, за нами пристально наблюдают. Оно, конечно, не страшно, стрелять никто не станет, но всё равно неприятно, когда на тебя смотрят как на мишень.

– Свои, открывай! – пнув тяжёлую дверь ногой, прокричал Леха. Внутри зашевелились, послышались приглушённые голоса, но массивный замок с громким щелчком сдвинулся с места только спустя минуту, и дверь со скрипом отъехала в сторону.

– Ты жрать что ли не хочешь? Чё так долго? – возмутился мой провожатый, передавая бидоны встретившим нас парням. Оба из местных, лет по двадцати, смотрели настороженно, но без боязни, привычными глазами людей, несущих вахту. Одного звали Вадим, я его помнил ещё ребенком, он постарше, а второго, того что младше, Ильёй. Сын нашей библиотекарши, теперь уже покойницы.

– Леонид далеко? – спросил я, ставя термосы на пол.

– Наверху, – коротко ответил младший, Илья, кивая в сторону массивной железной лестницы, уходившей вверх в полумрак.

Оставив Леху с парнями, я стал подниматься.

Высота в пятнадцать с лишним метров делала башню похожей на гигантский каменный колодец, уходящий в небо. Основание, внутренним диаметром в двенадцать метров, казалось необъятным пространством, загромождённым ящиками, свёртками, и бочками с водой. Стены, сложенные из грубого, обожжённого кирпича, были прорезаны частыми бойницами – узкими, как щели, забранными изнутри стальными заслонками на массивных петлях. Свет, пробивавшийся сквозь них, падал на пол косыми, пыльными столбами, в которых кружились мошки.

Лестница, по которой я поднимался, была капитальным сооружением – её сварили из тяжёлого, толстого металла, и она широкими, уверенными зигзагами крепилась прямо к стене, словно стальной хребет этого каменного исполина. Она совсем не чувствовала моего веса, не дрожала и не вибрировала. Да и, наверное, не прогнулась бы и под целым взводом, с полной выкладкой. Ступеньки была рифлёными, чтобы не скользить.

Подъем показался долгим и монотонным. С каждым новым пролётом, с каждым витком вокруг центральной оси, пространство сужалось. Диаметр башни плавно уменьшался от двенадцати метров у основания до пяти на самой макушке. Дышалось чуть тяжелее – нагретый за день воздух поднимался вверх, неся с собой все запахи нижних ярусов. Где-то на середине пути я остановился, чтобы перевести дух, и прислонился к прохладной кирпичной кладке. Отсюда, из этой точки, башня выглядела ещё более грандиозной. Внизу, далеко подо мной, копошились фигурки Лехи и парней, а смотровые щели бойниц казались отсюда тонкими, едва заметными чёрточками. Возникало странное, немного головокружительное ощущение – будто ты внутри гигантской, пустотелой свечи, а сверху тебя поджигает ослепительное солнце, льющееся сквозь верхние амбразуры.

Чем выше я забирался, тем явственнее слышался сверху гул голосов, лязг металла и ритмичные, сочные удары молотка. Света становилось больше, воздух – свежее. Я поднял голову и увидел над собой деревянный настил следующего уровня, из-под которого свисали провода и свежие, ещё пахнущие смолой балки перекрытия. Моя цель была где-то там, на самом верху, в этом эпицентре стройки, под самой крышей-куполом, откуда был виден весь наш мир, как на ладони. И этот подъем, шаг за шагом, от тяжёлого, основательного низа к легкому, наполненному светом и звуками верху, чувствовался не просто как преодоление высоты, а как переход из одного состояния в другое – от привычной, земной тверди к чему-то новому, недостроенному, но уже обещающему небывалую мощь и безопасность.

Наконец лестница кончилась, и оказавшись на последней, самой высокой площадке, я, глядя на нагромождение выставленных очень странно лесов, не мог понять что же замыслил архитектор всего этого безобразия.

– Какими судьбами? – неожиданно появился Леонид, протягивая руку.

– Да вот, мимо проходил, дай, думаю, заскочу, поинтересуюсь чем вы тут занимаетесь… – ответил я на рукопожатие.

– Строим, сам видишь…

– Вижу, только не пойму что это такое… Просветишь?

– Легко. Вон тот приступок справа? – показав рукой куда-то вверх, Леонид сместился левее. – Это не приступок, это основание для фермы. А все эти «леса» – они не для строителей, они для маскировки. Сейчас гляди.

Леонид подошёл к неприметному щиту, с виду – обычный распределительный электрощиток на временной опоре. Он повернул ключ, и внутри что-то щелкнуло. Послышался ровный, нарастающий гул моторов.

И тогда «леса» пришли в движение. То, что я принимал за хаотичное нагромождение балок, оказалось сложнейшим механизмом. Стальные фермы, скрипя и шипя, начали расходиться в стороны, как лепестки гигантского металлического цветка. Они не падали вниз, а плавно отъезжали по скрытым направляющим, убираясь в пазы в стенах башни. Сверху, с шипением пневматики, ушла в сторону часть кровли.

– А теперь, смотри шоу до конца, – сказал Леонид, и в его голосе прозвучала профессиональная гордость.

Из пола, прямо по центру площадки, с глухим лязгом поднялся стальной пьедестал. На нем, прикрытая брезентовым чехлом, зловеще угадывалась угловатая форма. Леонид потянулся, и сдёрнул чехол на пол.

Перед нами, готовая к бою, стояла зенитная установка. Длинный, стройный ствол, сложная система наведения, щиты прикрытия. Она была похожа на хищного жука, замершего в ожидании добычи.

– Красиво, да? – Леонид облокотился о барьер. – Внешне это – безобидная стройка, а в случае чего… – он хлопнул ладонью по холодному бетону парапета, – … в течение сорока пяти секунд эта малютка превращает верхушку нашей башни в неприступный узел ПВО. Никто и не узнает, пока не станет поздно.

– Круто. – оценил я, и вспомнив за чем пришел, поинтересовался зачем ему столько кирпичей.

– Кирпичей? – переспросил Леонид, и тут же, словно переключаясь, махнул вниз рукой, – да тоннель новый роем, почва песчаная, осыпается, подпорки нужны. А что?

Глава 6

– Я ведь как мыслю? – снова развернулся в сторону своего детища, зенитного орудия, Леонид. Его лицо, загорелое и иссечённое морщинами, было серьёзно, а глаза, прищуренные от концентрации, не отрывались от стальных частей «ПВО». – Фрицы они хоть и уроды, но стратеги. Тратить бомбы на дома обычных граждан? Зачем? Разрушат дома – в землянках жить будем. Нет. Тактика у них другая.

– Думаешь, башни бомбить будут? – переспросил я, прислонившись спиной к прохладной стене.

– В первую очередь! – оживился Леонид, энергично вытирая тыльной стороной ладони пот со лба, оставляя грязную полосу. – Сам подумай, на них вся оборона наша держится! Высота, обзор, огневая мощь!

Насчёт «всей» Леонид, конечно, загнул. Я молча окинул взглядом пространство за нами. Периметр строился основательно, не один год, и был он не просто линией на карте, а настоящим подземно-наземным организмом. Кроме четырех доминирующих башен, припасено здесь было много «всякого». Одних только капитальных дотов, слепленных из оставшихся от старого мира бетонных плит и блоков, – больше сотни. Они прятались в складках местности, их амбразуры, как слепые глаза, смотрели в поля. А ещё были деревянные, по типу усиленных блиндажей, – я их и не считал даже. Окопы – не просто канавы, а полностью укреплённые галереи с укрытиями, нишами для боеприпасов, точками ведения огня и сетью потерн, подземных ходов, позволяющих незаметно перемещаться по всему фронту. Так что башни, при всей их важности, были скорее вершиной айсберга, видимым символом нашей обороны, но далеко не её единственным стержнем.

– А с чего ты взял, что они нацелятся именно на периметр? – уточнил я, желая дойти до сути его теории.

– В смысле? – Леонид напрягся, оторвав взгляд от зенитки.

– Ну, в прямом. Зачем им периметр? В штыковую атаку они явно не пойдут, далековато. А просто так кидать бомбы, чтобы пробить брешь, без последующего штурма – какой смысл? Бомбы потратят, а мы за несколько дней всё залатаем.

Леонид скривился, его упрямый подбородок выдался вперёд.

– Тебя послушать, так получается, что и бомбить нас никто не станет, ибо незачем! – фыркнул он с недовольством и снова обернулся к орудию. – Нет, уж извини. Высоту всегда бомбят в первую очередь. Высоко сидишь – далеко глядишь. Так, кажется, говорится. А тут ты сидишь не просто высоко, а ещё и плюёшься свинцом. Логично?

Я, разумеется, не сомневался, что в самое ближайшее время нам придётся схлестнуться с фрицами. Но был уверен, что крупную наземную операцию они пока проводить не станут. Вопрос «когда это случится?» для меня оставался открытым. Воздушные налёты, да, ожидать надо со дня на день. А по земле они если и придут, то никак не раньше конца лета, а то и вовсе осенью, подтянув силы и технику. Но, хорошо зная Леонида, его упёртость, граничащую с фанатизмом, спорить я не стал. Тем более спор вышел бы беспредметный, голословный.

Он, правда, ещё какое-то время пытался объяснить мне все тактические преимущества своей установки на башне, сыпал терминами вроде «угол обстрела» и «зона поражения». Я только кивал, поддакивал, глядя, как последние лучи заходящего солнца играют на отполированной до блеска стали ствола. В итоге разговор сам собой сошёл на нет, иссяк, переключившись на какие-то более приземлённые и насущные вещи.

– Олегу передай, что кирпич очень нужен, – напутствовал Леонид, когда я уже садился в машину. – Там вроде и нет особого размаха, но земля рыхлая, сыплется! Без кирпича никак!

Заверив неугомонного товарища, что передам всё дословно, я махнул рукой, и мы тронулись, оставляя за спиной башню и озабоченную фигуру её командира.

– Не возражаешь, если я по Нижней поеду? – спросил Леха, едва мы вырулили на основную, накатанную грунтовку. И тут же, не дожидаясь ответа, объяснил: – Заскочить на минутку в одно место надо, по делу…

Я не возражал. Домой спешить смысла нет. Аня на суточном дежурстве в лазарете, младшая дочь, Кира, в своей лаборатории обычно задерживалась допоздна, а сын и старшая, Даша, жили уже отдельно, своими семьями. Сын – давно, а Дашка только в прошлом году замуж вышла. Время идёт, никуда не денешься. Переживал, что найдёт себе какого-нибудь балбеса, но, как выяснилось, зря. Влад, её избранник, – парень нормальный. Умный, рукастый, и хоть и не из «наших», из переселенцев, но абсолютно адекватный. Работает, дом достраивает. Точнее, не достраивает, а перестраивает один из старых. Работы там – непочатый край, но ничего, дело потихоньку идёт. Было бы времени побольше, да без этих вечных тревог, – всё получалось бы куда живее. Летом он на лесосплаве, работа каторжная, возвращается выжатый как лимон, на своё строительство сил не остаётся. А зимой – дежурства на периметре, тоже не сахар. Сутки через двое график, но выматываешься там будь здоров.

– Тормозни-ка здесь, – попросил я Леху, когда мы уже въезжали в жилую зону. Рассчитывал прогуляться пешком мимо дома дочери. Заходить не стану, если никого нет, но хоть так, снаружи, гляну, через забор.

С заборами у нас сейчас, кстати, стало посвободнее. Тварей не видели уже пару лет, слухи ходили, что они сместились куда-то южнее, к морю. Поэтому на новостройках уже не загораживались по самое «не хочу», как раньше. Так, обозначить территорию – иногда просто низким штакетником – и ладно.

Пройдясь не спеша вдоль Седьмой улицы, я свернул в переулок и вскоре уже подходил к дому дочери.

Он стоял посреди ухоженного участка, и сейчас, в предвечерних сумерках, было видно, сколько сил в него вложено. Одноэтажный, квадратов на семьдесят, он был собран буквально из пепла и щебня. Когда-то на этом месте стоял такой же, от которого после артобстрела осталась лишь обугленные, полуразрушенные стены, да обгоревшие стропила. Влад и Даша расчистили площадку, максимально сохранив уцелевшее. Стены восстановили кирпичом и шлакоблоками, подмазали местами, так чтобы посимпатичней. Крышу перекрыли старым, но ещё добротным профлистом, снятым с руин ангара. Получилось очень даже ничего, и вид был, и лежала уверенно. Окна новые, рамы деревянные, с добротными, обитыми жестью ставнями. Сейчас ставни были закрыты, калитка – на цепочке. Значит, как я и предполагал, никого нет. Ни Даши, ни Влада.

Взгляд мой автоматически скользнул к крыльцу. И тут я увидел, что ничего не изменилось. Работу с навесом-козырьком, которую мы с Владом начали ещё прошлой осенью, рассчитывая успеть до зимы, так и не доделали. Два опорных столба стояли голые, без обшивки, а сами стропила для козырька лежали прислонёнными к стене дома, уже потемнев от дождей. Значит, опять не дошли руки. Всё те же вечные причины: то работа, то тревога, то нужных материалов под рукой нет. Вздохнув, я развернулся и пошёл дальше по переулку, откуда свернул на Четвёртую улицу. Воздух был наполнен запахом сырой земли и дымком от печей – чувствовалось, что день клонится к закату. Вскоре я уже заходил к себе во двор, отщёлкнув скрипучую железную калитку. Дом встретил меня глухой тишиной и привычным, чуть пыльным уютом.

«Время до бани ещё есть, – прикинул я, – перекушу чем-нибудь, до новости посмотрю».

Поднялся на невысокое, сколоченное из толстых досок крыльцо, поскрипывая половицами, открыл массивную, утеплённую войлоком дверь и шагнул в полумрак прихожей. Скинув куртку и шапку, я в одном свитере подошёл к столу, на котором стоял главный проводник в наше местное «информационное поле» – компьютер.

«Кнопку припаять надо», – буднично мелькнула мысль, когда я соединял два торчащих из системного блока тонких проводка, чьи оголённые концы были наполовину обмотаны изолентой. Год прошел уже после этой «починки», а всё руки не доходят.

Компьютер загудел, вентиляторы взвизгнули и, спустя пару секунд, динамик коротко пискнул, «оживляя» экран старого монитора. Он медленно разгорался, и на заставке появился вид зелёного луга с мирно пасущимися коровами. Уютная, спокойная картинка, поэтому её и поставил. В игры я не играл, фильмов не смотрел – не до того было, новости только иногда просматривал. Ну, как новости – скорее, местные сплетни и объявления.

Всё это стало возможным, когда несколько лет назад у нас более-менее стабилизировалось электричество. Нашлись энтузиасты из молодежи, вот они и расстарались, «цивилизацию» в каждый дом провели. Ударили компьютеризацией по всеобщей послекатастрофной апатии. А что? Старой техники хватало. Оптоволоконный кабель на столбах местами уцелел. Ребята не стали городить что-то сложное, а сделали нечто вроде местечковой сети, свою собственную «паутину».

Можно представить что всё наше поселение – это один большой дом. Раньше, чтобы передать соседу весточку, нужно было либо самому сходить, либо крикнуть через забор. Теперь же по всему дому – то есть по посёлку – проложили свои, внутренние «телефонные провода». В самом центре, в подвале старого здания, стоит «главный коммутатор» – несколько системных блоков, жужжащих жёсткими дисками. Это наша местная «центральная телефонная станция». Когда заходишь в наш местный сайт, твой компьютер не «уходит» в какой-то далёкий интернет, а просто «звонит» по нашим же проводам этому центральному коммутатору и говорит: «Дай мне, пожалуйста, ту страничку с объявлениями, что у тебя хранится». Всё происходит в пределах нашего посёлка. Это как если бы в подъезде многоэтажки завели общую доску объявлений, но только в электронном виде. Быстро, удобно. По мне так не самая нужная вещь сейчас, но, как говорится, жрать не просит, поэтому пусть будет. Да и интересно бывает, чего греха таить.

Вот и сейчас, дождавшись, когда курсор мыши на экране перестанет «крутиться» песочными часами, я дважды ткнул по нужной иконке с надписью «Сводка.Посёлок» и поднялся со стула. Пока страница откроется и прогрузится, успею чайку налить и чего-нибудь перекусить поищу. Сама «сводка» работает потом быстро, а вот пока всё это хозяйство запускается и соединяется, можно и уснуть.

Налил крутого кипятка из стоящего на столе термоса, достал из буфета пару ломтей плотного, домашнего хлеба, поставил на стол тарелку с нарезанным тонкими, почти прозрачными пластинами вяленым мясом и вернулся к монитору.

«Так… что тут у нас пишут…» – поставив еду на свободный угол стола, пробормотал я себе под нос, усаживаясь поудобнее.

Первый пост на странице был обрамлён рамочкой: «Театральная постановка „Аленький цветочек“ завтра в три часа в новом здании клуба. Приглашаются все желающие. Вход – свободный».

Такого рода мероприятия, странно это осознавать, давно уже стали обыденностью. Мир медленно, но верно возвращался к какой-никакой культурной жизни. Даже я, на что уж далёк от подобных тем, иной раз с удовольствием посещал представления. Иногда детские, иногда для взрослых – просто чтобы отвлечься, почувствовать себя обычным, необременным судьбами мира человеком.

Скажи мне лет так пять назад, что я снова буду сидеть за компьютером и листать ленту новостей, как в старые времена, я бы только усмехнулся и не поверил. А сейчас смотрю в экран, ворчу на медлительность, и… ничему не удивляюсь. Жизнь берет своё.

Прокрутив колесо мыши, я увидел следующее объявление: «Уважаемые жители! Завтра, в связи с плановым ремонтом линии, с трёх до шести дня будет отключение электричества по улице Набережной».

Вот это уже было серьёзным новшеством. Раньше свет отключали безо всяких предупреждений – чинили что-то, или авария, и народ не роптал, привычные. Теперь же, с появлением сети, администрация всё чаще старалась предупредить, сделать быт людей чуть более предсказуемым и плановым. Маленький шажок, а чувствовалось – к нормальной жизни.