Текст книги "Чужие степи – часть восьмая (СИ)"

Автор книги: Клим Ветров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Семеныч молча кивнул, поняв резон. Позвал двоих мужиков, тех, что покрепче выглядели. Я взглянул на часы – до сеанса связи еще оставалось время. Встал и пошел с ними.

Мы выбрали место чуть в стороне от лагеря, под разлапистой старой ивой. Лопаты на катере не нашлось. Копали по очереди ломиком, который Семеныч раздобыл в машинном отделении. Землю выбрасывали тем самым жестяным подносом на котором мне приносили рыбу. Работа шла тяжело, молча. Звук металла о камни, тяжелое дыхание. Другие беглецы не подходили, но сидели неподалеку, тихо наблюдая.

Когда яма стала по пояс, Семеныч вылез, отряхнулся.

– Хватит, пожалуй.

Мы выложили дно ямы травой, и опустили тело. Молча засыпали землей, утрамбовали ногами. Мотыга сломал большую ветку, воткнул ее в изголовье холмика.

– Помолчим, – глухо бросил Семеныч, и мы постояли еще минуту в тишине.

Потом разошлись. Они к катеру, а я поднялся обратно на бугор, посмотрел на часы и чуть пораньше назначенного включил рацию.

Минут десять просто сидел, вслушиваясь в шипение эфира и наблюдая, как последняя полоска заката гаснет за холмами. Потом в наушниках щелкнуло, и шипение сменилось спокойным голосом дежурного связиста.

– «Грузовик» выходит в районе половины второго. Ваше время в районе двух. Повторяю: около двух. Вам необходимо обеспечить прием. Будьте на связи с полутора часов. Подготовьте и обозначьте площадку. Вопросы?

– Вопросов нет. Понял. Два ноль ноль. Будем готовы, – ответил я.

– Удачи. Конец связи.

Эфир снова заполнился тихим, равнодушным белым шумом. Я выключил рацию. Значит, в два ночи. Четыре часа на подготовку и ожидание.

Хотя готовить, по сути, было нечего. Как совсем стемнеет, разложить заранее собранный хворост в костры, чтобы их можно было быстро поджечь. И, что не менее важно, – приготовить воду, чтобы эти костры так же быстро затушить. В памяти мелькнули оцинкованные ведра в машинном отделении катера – да, они там были.

Спрятав рацию в рюкзак, я направился к полянке за ивняком, где сложили хворост. Луна еще не вышла, поэтому работать пришлось в почти полной темноте, ориентируясь на слабый свет от звезд. Я аккуратно раскладывал сухие ветки в десять аккуратных куч: пять по одной стороне намеченной полосы, пять – по другой. Чуть поодаль, ближе к реке, уложил еще одну, побольше, – это будет костер-ориентир, который мы зажжем первым, чтобы пилот заметил нас издалека и определил направление.

Звать на помощь никого не стал, лагерь притих, люди отдыхали. Но потом вдруг подумал что после того как самолет уйдет, кострища будут демаскировать это место. Нужно их спрятать. Я вернулся к катеру, нашел Семеныча.

– После отлёта нужно скрыть следы, – тихо сказал я. – Черные пятна от костров будут видны с воздуха днем. Пока есть время, если кто не спит, пусть соберут дерн, траву, мелкие ветки с листьями. Сложат тут же, рядом. Чтобы потом быстро прикрыть.

Семеныч кивнул и, не задавая лишних вопросов, пошел будить и организовывать людей.

Ожидание тянулось мучительно. Каждая минута растягивалась в час. Несмотря на все приготовления, мысли упрямо возвращались к сыну, к его пропавшему отряду. Я прокручивал в голове карты, возможные маршруты, варианты – и каждый раз упирался в тупик. Никакой логики, никакого плана. Оставалось лишь упование на чудо, на слепой случай, который я давно перестал уважать. Но выбора не было.

Ровно в половине второго я включил рацию. Эфир молчал недолго. Сквозь треск пробился знакомый, слегка хрипловатый голос – голос дяди Саши. Несмотря на помехи, в нем слышалась привычная деловитость.

– Подхожу к вам. Обозначьтесь.

– Понял. Зажигаю ориентир, – ответил я и крикнул в темноту: – Ориентир, давай!

Семеныч, дежуривший у самой большой кучи, чиркнул зажигалкой. Сухие ветки с треском вспыхнули, и через мгновение высокий, жадный язык пламени рванулся в небо.

– Ориентир вижу, – почти сразу отозвался дядя Саша. – Готовьте полосу. Через две минуты зажигайте.

– Понял. Ждем две минуты.

Поглядывая на секундную стрелку, я вглядывался в черный потолок неба, заложенный редкими, холодными звездами. Где-то там, в этой темноте, шел к нам тихоходный биплан.

– Давай!

Костры вспыхнули почти одновременно, выстроившись двумя ровными, четкими линиями, ведущими вглубь полянки.

Почти сразу появился звук. Он нарастал, становился громче, и наконец, кукурузник вынырнул из темноты. Он прошел над нами один раз, низко, заходя на круг. Я видел, как на мгновение блеснуло стекло кабины.

Потом он развернулся и пошел на посадку. Фары, включенные в последний момент, выхватили из мрака траву, костры, наши фигуры. Казалось, он падает слишком быстро, неминуемо врежется. Но в самый последний момент силуэт выровнялся, коснулся земли – сначала одним колесом, потом другим. Раздался резкий, сухой стук, скрежет по галечнику. Самолет, подпрыгнув на кочках, пронесся мимо цепочки костров, и наконец, погасив скорость, замер в дальнем конце полянки.

Глава 30

Из самолёта полезли люди, человек десять, и двигались они быстро, чётко, без суеты. Выпрыгивали на землю и сразу отходили в сторону, осматриваясь по сторонам. Камуфляж, непривычно объёмные разгрузки, стальные шлемы – выглядели они как «спецы» из боевиков.

Затем начали вытаскивать груз. Длинные, тяжёлые ящики передавали на руки, ставили на землю с глухим стуком. Я присмотрелся к форме – миномёты. Потом пошли пулемёты, узнаваемые по массивным кожухам стволов и сошкам. Цинковые коробки с патронами, ленты, гранаты в деревянных укладках.

Дальше, что было совсем неожиданно, из раскрытой «по-грузовому» двери появился мотоцикл, тяжелый, вроде «Урала». Его выкатили, поставили на подножку. Следом – коляска к нему, отдельно. И ещё один мотоцикл, без коляски, поменьше, что-то легкое.

Я стоял и наблюдал, как группа из самолета быстро и слаженно разворачивалась, превращая тихую полянку в передовой пункт снабжения. Тем временем к самолету уже подошли наши беглецы. Двоих самых слабых, на носилках из палок, осторожно загрузили внутрь. Остальные, молча и покорно, стали занимать места в тесном фюзеляже. Дядя Саша, стоя у самого борта, вел счет.

Я подошел к нему, пожал протянутую жилистую руку.

Из группы «спецов» отделился еще один человек и быстрым шагом направился к нам. Даже в камуфляже и разгрузке я узнал его осанку и движение. Олег.

– Всех не возьму, – без предисловий сообщил дядя Саша, глядя на толпящихся у самолета людей. – Перегруз. Кто-то должен остаться.

И тут выяснилось неожиданное.

– Мы не полетим, – глухо сказал кто-то из толпы. – Все кто хотел, уже на борту. Тем более, – он кивнул на выгруженные ящики, – с таким добром сам бог велел.

Дядя Саша лишь хмыкнул, быстрым взглядом оценив новое положение дел, и молча развернувшись, скрылся в салоне АН-2.

А еще через пару минут, кукурузник оторвался от земли, его тень на миг перечеркнула костры, и он растворился в ночи, забрав с собой часть нашего бремени. Около десятка оставшихся – те, кто выбрал месть, – молча смотрели на груду ящиков.

Потом, без лишних слов, они двинулись к оружию. Действовали осторожно, почти робко, как будто боялись разбудить спящего зверя. Раскрыли ящики. Достали автоматы, патронные цинки. Звяканье затворов, лязг металла. Вооружившись, начали перетаскивать ящики с минометами и боеприпасами к катеру. Работа шла молча, только тяжелое дыхание да скрип галечника под ногами.

Я подошел к Олегу, который стоял в стороне, изучая в свете взошедшей луны карту, разложенную на крышке ящика.

– И что задумали? – спросил я тихо.

Олег, не отрываясь от карты, ткнул пальцем в изгиб реки ниже по течению.

– Решили попиратствовать. Немного.

Он наконец поднял голову, его лицо в полутьме казалось вырезанным из тёмного дерева.

– Наши разведчики взяли языка неподалеку от станицы. Тот сказал что немцы активно используют реку как артерию. Подвозят по ночам технику, живую силу – катерами тащат баржи, понтоны. Разгружают и прячут в мелких лагерях вдоль берега, вроде того, что ты потревожил. Копят силы. А когда наберут достаточный кулак, планируют пройтись по станице. Сначала артиллерией или бомбами с воздуха по укреплениям, потом – штурм.

Он сложил карту с сухим шелестом.

– А мотоциклы для чего? – спросил я, кивая в сторону угловатых силуэтов, всё ещё стоявших рядом с потухшим костром ориентира.

Олег усмехнулся, коротко и беззвучно.

– А чтобы им жизнь мёдом не казалась. Кочующий миномёт, слыхал?

– Слыхал, – кивнул я. Тактика простая и эффективная: выскочил, накрыл позицию, смотался, пока тебя не запеленговали.

– Вот его и будем отыгрывать, – подтвердил Олег. – Лагеря у них по реке стоят не ахти как укреплённые. В лучшем случае – окопы да пулемётные гнёзда. Подскочили на мотоциклах вдоль берега, развернули «ногу», десяток мин кинули по площадям – и ходу. Пока они опомнятся, пока начнут рыскать – мы уже далеко.

Он посмотрел на бывших пленников, грузивших последний ящик.

– У этих мотив был, а теперь и зубы появились. Будем гонять фрицев по всему берегу, как зайцев. Не дадим им спокойно копить силы. Каждый разорённый лагерь, каждая потопленная баржа – отсрочка для удара по станице.

К Олегу подошел парнишка, невысокий, почти тщедушный на вид. В руках он нес винтовку – не автомат, а именно длинную, с массивным оптическим прицелом, тускло блеснувшим в свете угасающих углей. Снайперская. Он молча встал рядом, ожидая, пока Олег закончит разговор.

Тот кивнул в его сторону, не представляя по имени.

– Следующим рейсом дядя Саша подбросит еще четыре мотоцикла. Одиночки. Под снайперские пары. Задача у них будет такая же, как у минометчиков – не давать спокойно жить. Только тише и точечней. Охотиться на офицеров, расчеты, связистов.

Он снова развернул карту, показав на несколько новых отметок, сделанных химическим карандашом.

– Кроме тех точек, что смогли засечь с «мессера», обнаружили еще две. Вот здесь, и здесь. Похоже, тоже перевалочные базы. Техника, палатки, солдаты. Пока в обороне не окопались, думают, что их не нашли.

Самолет прилетел ещё раз уже под утро, когда небо на востоке начало светлеть. Всё повторилось: низкий гул, черный силуэт на фоне зари, тяжёлое приземление на кочковатую полянку. Но на этот раз основным грузом были мотоциклы. Четыре одиноких «железных коня», выкаченные по трапу и сразу отведенные в сторону. И люди. Еще десяток бойцов, вышедших из темноты фюзеляжа и потягивающихся после тесноты.

Я смотрел, как они разгружаются, отмечая знакомые лица. В основном, ребята из опытных, те, кто уже успел повоевать и выжить. И вдруг среди них я увидел Андрея. Он стоял здесь, в полной экипировке, с автоматом на груди.

Я подошел к нему, протянул руку.

– Не рано тебе под пули лезть? – спросил я тихо, без упрека, просто констатируя факт.

Он взглянул на меня, и пожав плечами, ответил ровным, бесцветным тоном.

– Рано не бывает, бывает поздно.

Я молча кивнул, отпустил его руку.

Выгрузились быстро, самолет сразу же развернулся, и через минуту уже растворился в светлеющем небе, а я медленно обвел взглядом разросшийся лагерь. Картина резко изменилась. Из укрытия для беглецов это место превратилось в хорошо организованную, хоть и импровизированную, военную базу.

Основная активность кипела у катера. Его силуэт теперь выглядел грознее. На носу, позади штатной пушки, смонтировали миномет. Еще один такой же стоял на корме. По бортам, у рубки, установили два пулемета на треногах, прикрытые привезенными стальными щитами с узкими смотровыми щелями. Бойцы возились вокруг, проверяя сектора обстрела, укладывая ленты. Слышались отрывистые команды, лязг металла. Катер на глазах превращался в плавучую огневую точку.

На берегу, в тени деревьев, аккуратно встали четыре армейские палатки серо-зеленого цвета. Возле одной из них, побольше, уже развернули походный стол, на котором лежали карты и радиостанция. Это был командный пункт. Три другие, поменьше, видимо, отводились под жилье. Над всеми палатками и площадкой с мотоциклами растянули маскировочные сети, для надежности накидав поверх хвороста и веток.

Люди распределились по своим делам без суеты. Прибывшие бойцы помогали оставшимся беглецам – а теперь уже добровольцам – осваивать оружие. У кромки леса двое копали окоп для секрета. Семеныч, сосредоточенно хмурясь, изучал устройство правого пулемета под присмотром одного из «спецов». Даже те, кто еще вчера казался едва живыми, теперь двигались с новой, целеустремленной энергией. Месть и возможность действовать стали лучшим лекарством от апатии.

Я прошелся между палатками, кивая знакомым, обмениваясь короткими взглядами. Всё было готово, или почти готово, к началу «пиратства». Оставалось дождаться темноты. Или, возможно, не дожидаться. Олег, наверное, уже строил планы на первый рейд. Надо обсудить моё участие, ведь у меня оставался свой, воздушный козырь – планер.

Закончив с основными делами, решено было перекусить. Под пологом командной палатки столов больше не было, поэтому продукты с самолета разложили прямо на большом куске брезента, расстеленном неподалеку на траве. И запах шёл оттуда одуряющий. Свежий, плотный хлеб из станичной пекарни, крупные луковицы, вареные в мундире картофелины, несколько головок чеснока, толстые ломти порезанного сала, кусок сливочного масла, завёрнутый в пергамент, и даже несколько палок душистой домашней колбасы. Усевшись вокруг брезента, бывшие пленники делили хлеб, с жадностью откусывали колбасу, и на их серых лицах появлялись улыбки.

Я же не чувствовал голода. Взяв с брезента корку хлеба и кружку горячего чая из термоса, подошёл к Олегу. Он стоял у стола, упираясь руками в карту, и что-то помечал карандашом. Рядом, на ящике из-под патронов, дымилась консервная банка, исполнявшая роль пепельницы.

Отпив глоток чая, я задал вопрос, который вертелся на языке с момента их прибытия.

– Сказали Ане про Ивана?

Олег оторвался от карты, посмотрел на меня и покачал головой.

– Нет. Не сказали. – Он бросил карандаш на карту. – И не скажут пока сам не решишь.

– А случайно не проболтаются?

– Никто почти не знает. Иван ведь не должен был с той группой идти, всё решилось в последний момент. Поэтому в списках его нет. Для всех он числится на периметре, а там сам знаешь какая чехарда бывает, тем более сейчас.

Я кивнул, отвел взгляд в сторону, где у катера возились люди. Хлеб во рту внезапно потерял вкус.

– Понял, – тихо сказал я, больше себе, чем Олегу. – Значит, будем искать.

Олег хмыкнул, снова взяв в руки карандаш.

– Будем. Но сначала – дадим фрицам понять, что спокойной жизни у них на этой реке больше нет. Это тоже поиск, Василий. Самый действенный. Встряхнём их, как следует, – может, и нужная информация всплывёт.

Он был прав. Пассивное ожидание сводило с ума. Активные действия, даже самые отчаянные, давали хоть какую-то иллюзию контроля. И шанс. Пусть призрачный.

Помолчав, я спросил:

– С чего начнем?

Олег ткнул карандашом в точку на карте, обозначавшую наше нынешнее укрытие.

– С разведки. Надо понять, что у них там сейчас творится после вчерашнего погрома. Где стоят, куда переместились, что по воде идет.

– Планер? – предложил я.

– Нет, – Олег покачал головой. – Мессер. Нестеров уже готовится. Пройдет по руслу насколько топлива хватит, отснимет всё на камеру. И если заметит что-то плавающее – баржу, катер – сразу по рации наведет нас. Только вот… – он поморщился. – Чтобы подойти вплотную, идеально было бы их не спугнуть. Форму бы раздобыть, да на абордаж пойти под видом своих.

Мысль была дерзкой, но имела смысл. Немецкий катер, немецкая форма.

– Семеныч! – крикнул я, и тот, оставив пулемет, быстрым шагом подошел к палатке.

– Чего надо?

– Немцев дохлых с катера куда дели?

Семеныч нахмурился.

– Так выкинули.

– Жаль, – пробормотал я. – Форму надо было снять, пригодилась бы…

– Так мы и сняли. В рубке сложили, в углу. Только она вся в крови, дырявая.

– Что в крови не страшно, отстираем. – обрадовался Олег, – А дыры… Ну, издали не заметно, что прострелянная.

– Ну и отлично, – подвел итог я.

Семеныч кивнул и быстро зашагал к катеру.

Мы снова застыли над картой, вглядываясь в изгибы реки и редкие отметки. Олег обвел карандашом большой участок вокруг нашего укрытия.

– Место здесь идеальное для базы, – сказал он, – но не для засады. Тут можно спрятать хоть три таких катера, отдохнуть, перегруппироваться. А вот для засады нужно что-то другое искать.

Я кивнул, но взгляд мой всё равно упрямо скользил по карте ниже по течению, туда, где река делала широкую петлю.

– Всё равно надо проверить окрестности, – сказал я. – Поднимусь на планере. Мало ли что прямо сейчас плывёт.

Олег посмотрел на меня с лёгким скепсисом.

– Вряд ли. Они же по ночам двигаются, чтобы не обнаружили. Сейчас, после вчерашнего, вообще затаятся. А днём планер на фоне неба – как на ладони.

– Может, и затаятся, – не отступал я. – А может, как раз наоборот – стягивают силы, перегруппировываются. Увидим. И… – я сделал паузу, выбирая слова, но потом махнул рукой. – Чёрт с ним. Мне просто не сидится. Понимаешь? Мысли всякие в голову лезут, свихнусь если без дела тут торчать буду.

Олег замолчал, потом вздохнул, отложил карандаш.

– Ладно. Слетай. Но только без геройств. Увидел что-то – запомни координаты и назад. Понятно?

Я молча кивнул и, не тратя больше слов, повернулся и зашагал к тому месту под деревьями, где прятался планер.

Сперва – оружие. Из рюкзака достал «ВАЛ», проверил магазин, дослал патрон в патронник, поставил на предохранитель. Два магазина в подсумки на разгрузке. Две гранаты РГД – одну на пояс, одну в карман куртки. Пристегнул рацию, потом взялся за бинокль. Снял с него ремешок и вместо этого привязал прочным шнурком к кольцу на моей разгрузке, чтобы в полете он висел на шее, не мешая, но всегда под рукой.

Потом – планер. Проверил уровень топлива в маленьком баке – чуть больше половины. Хватит. Рюкзак с оставшимися припасами закрепил так же позади кресла.

Мужики помогли вытолкать планер и развернуть его по ветру.

Мотор завелся с первого раза. Я дал ему немного прогреться, потом, убедившись, что всё в порядке, добавил газу и начал разбег.

Сначала планер пополз неохотно, но через десяток метров, когда воздух побежал по крылу, почувствовался подъем. Потянул ручку на себя. Нос приподнялся. Еще секунда – и скачки колес по кочкам сменились плавной, зыбкой тишиной полета. Земля ушла из-под ног.

Поднявшись до тридцати метров, я взял курс вдоль реки, но не прямо над водой, а метров на двести в стороне, держась линии леса. Так, в случае чего, всегда можно было нырнуть в зелёную гущу, или быстро сесть на какую-нибудь полянку.

Правой рукой я то и дело нащупывал бинокль, подносил к глазам. Левой – корректировал ручку. В ушах стоял ровный, монотонный рёв мотора. Мир в линзах прыгал и трясся, но был удивительно чёток: каждая кочка, каждая коряга, торчащая из воды.

Так прошло минут тридцать. Река петляла, открывая всё новые и новые участки. Настроение начинало скисать – пусто.

И вот, когда я уже собирался разворачиваться, на дальнем изгибе реки, километрах в двух, мелькнул слабый, но чёткий блик. Не вода. Нечто ровное, металлическое, на мгновение поймавшее солнце. Блик был там, где река делала крутую петлю, образуя почти замкнутую старицу, заросшую ивняком.

Сердце ёкнуло. Я тут же убрал газ, позволив планеру плавно снизиться ещё на десять метров, почти цепляя верхушки деревьев. Близко подлетать нельзя, дальше только пешком.

Я нашёл подходящее место: узкий, но длинный луг, тянувшийся параллельно реке, скрытый от неё полосой мелкого леса. Сбросил газ почти полностью, погасил скорость, заложив плавный вираж. Колеса мягко коснулись высокой, мокрой от росы травы. Планер пробежал с десяток метров и замер.

Быстро отстегнулся, вытащил «ВАЛ», снял его с предохранителя. Огляделся. Тишина. Только птицы в лесу. Теперь нужно краем, через лес, подобраться к тому изгибу и посмотреть, что же так блестело.

Я двинулся не напрямую, а по дуге, используя каждую складку местности, каждую чахлую иву как прикрытие. Сначала шагом, быстро, но бесшумно, ступая с пятки на носок, чтобы не хрустнула ветка. Потом, уже на подходе к месту где был блик, сменил тактику – пригнувшись, короткими перебежками от куста к кусту, замирая и прислушиваясь.

Лес редел.

В ста метрах от воды он окончательно превратился в редкий кустарник и высокую, по колено, пожухлую траву. Здесь ползком. Я припал к пропитанной влагой земле и начал продвигаться, отталкиваясь локтями и коленями, прижимая «ВАЛ» к груди. Колючие стебли цеплялись за одежду, мокрая земля проступала через ткань на коленях, под ней хлюпало. Риск был огромный – если кто-то сейчас наблюдает за этим берегом, одно неосторожное движение, и всё. Но иного пути не было.

Наконец, я оказался у самой кромки, в зарослях низкорослого камыша. Передо мной расстилался широкий плёс, а напротив – та самая глубокая заводь, почти озеро, скрытое от основного русла крутым изгибом и нависшими ивами. Я замер, сливаясь с травой, и достал бинокль.

Линзы выхватили из общего зелёно-серого массива чёткие, металлические формы. Их было две.

Первая – катер. Похож на наш трофей, – такой же серо-стальной силуэт с рубкой и пушкой на носу, но вроде как немного побольше. Он стоял у самого берега в тени раскидистой ивы, носом к выходу из затона. На палубе ни души.

Вторая – баржа. Плоскодонная, неказистая, но именно на ней находилось главное сокровище. Танк. Я присмотрелся. Нет, не «Тигр». Машина сильно меньше, легче. Башня сдвинута влево, короткоствольная пушка, скорее, похожа на усиленный пулемёт. Броня, судя по всему, противопульная, в лучшем случае – от осколков. Я не фанат немецкой техники, но на тяжелый танк это не тянуло, что-то легкое. Сбоку, на корпусе, виднелся чёткий крест. Рядом с танком, также на палубе баржи, стояли две пушки. С длинными тонкими стволами и квадратными щитами.

Всё это богатство было старательно укрыто под маскировочными сетями, набросанными сверху ветками. Блик, который я увидел, дало, скорее всего, стекло командирской башенки танка или стекла рубки катера.

Перенес бинокль на берег. Там, в тени деревьев, виднелись три палатки серого цвета. Солдаты. Я начал считать. Один сидел на ящике, чистил котелок. Двое других курили, прислонившись к дереву. Ещё трое возились у воды. Двое сидели у палатки и еще двоих я заметил чуть поодаль. Итого десять. Но это только те, кто на виду. Где-то должен быть караул. И те, кто спит в палатках после ночного перехода. Значит, всего – не меньше полутора-двух десятков.

Я еще с полчаса лежал в траве, не сводя глаз с затона. Хотел понять распорядок, заметить караулы, может, ещё какую-нибудь технику в кустах. Но кроме уже увиденного – ничего нового. Солдаты копошились у палаток, кто-то принес ящик из катера, дымок от кухни стал гуще. Рутина. Они чувствовали себя в безопасности.

Наконец, убедившись, что ничего больше не узнаю, я аккуратно, сантиметр за сантиметром, пополз назад, в гущу кустарника. Только оказавшись в относительной тени леса, встал на колени, отдышался. Спина ныла от неудобной позы, колени промокли насквозь.

Достал рацию, включил, установил связь, сообщил о находке. Олег выслушал, сказал чтобы я возвращался.

Не споря, обратно я двинулся тем же маршрутом, уже не скрываясь так тщательно, но всё равно оставаясь настороже.

Добравшись до планера, быстро проверил его – всё было в порядке. Взлетел почти сразу, коротким разбегом, и набрал высоту, чтобы вернуться к базе кратчайшим путем. Мотор работал ровно, но в голове уже гудели планы и расчеты, перестроенные под новое понимание.

Через двадцать минут я уже заходил на посадку к нашей протоке, радуясь что сверху не видно никаких следов присутствия человека.

Планер мягко коснулся колесами земли на краю полянки. Меня встречали, и дождавшись когда отстегнусь и слезу, быстро укатили планер под навес из маскировочных сетей. Я же сразу направился к командной палатке. Олег снова стоял над картой, его окружали несколько его людей. Они что-то горячо, но тихо обсуждали.

– Думаем где засаду организовать. – объяснил Олег.

Я провел пальцем по узкому участку реки, сопоставляя с тем что только что видел. Это было место где высокие, обрывистые берега смыкались, образуя своеобразные «ворота».

– Здесь течение сильнее, фарватер сужается. Они замедлятся. Идеальное место для засады. Наш катер можно спрятать за этим мысом, в маленькой бухточке. А на оба берега – снайперов посадить, миномет поставить. Если луна будет, её света хватит чтобы осветить цель.

Олег прищурился, вглядываясь в карту.

– Главное – сразу уничтожить рулевого и расчет пушки. А потом – сближение и абордаж. Дадим им возможность высадиться на берег и закрепиться – будет сложнее.

– А танк на барже? – спросил Мотыга.

– Если успеют в него забраться – проблема, – признал я.

Время до темноты текло медленно. Олег отправил разведку вниз по течению реки. Их задача была проста: затаиться и подать сигнал как только немцы появятся в поле зрения.

Наш катер тронулся с наступлением сумерек, когда берега слились в сплошную тёмную массу, а на воде оставались лишь бледные отсветы неба. На борту была почти вся наша ударная группа не считая снайперов и миномётного расчета на мотоцикле с коляской. Они двинулись своим ходом. На базе оставили всего пятерых.

Держась ближе к правому берегу, двигались мы почти бесшумно, на малых оборотах, с выключенными ходовыми огнями. Олег стоял на носу, вглядываясь в темноту, я – рядом, сжимая в руках рацию. Коряга управлял катером, Семеныч улёгся на палубу возле пулемета. Двое из «спецназа» торчали тут же, щеголяя выстираной и заштопанной немецкой формой. Один из них, молодой кудрявый парнишка по имени Валера, даже знал кое-что по-немецки. Не профи, но утверждал что сразу его не раскусят.

Нашли нужную бухточку за мысом. Место оказалось даже лучше, чем виделось сверху: узкий вход, прикрытый нависшими ветлами, и довольно глубокая заводь. Аккуратно втянули катер внутрь. Снайперы, по двое, переправились на оба берега на резиновой лодке. Я наблюдал, как их тёмные силуэты растворяются в черноте подлеска. Миномётный расчет обозначил себя чуть дальше по течению, коротко сообщив о готовности.

Потом наступила тишина. Вернее, не тишина, а наполненная ночными звуками пустота: стрекот кузнечиков в траве, редкий плеск рыбы, шелест листьев на слабом ветерке. Мы замерли, вслушиваясь в эту тьму. Часы пробили полночь, потом половину первого. Я то и дело смотрел на небо – луна, почти полная, плыла среди редких облаков, бросая на воду холодный, обманчивый свет.

И вот, без четверти час, рация щёлкнула и выдала три коротких, чуть приглушённых помехами, вибрации. Сигнал от разведки. Цель была на подходе.