Текст книги "У бирешей"
Автор книги: Клаус Хоффер
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)
«Таким образом, у нас возникло нечто вроде меновой торговли, а из нее развилась сегодняшняя разновидность “визитов на дом”, эта узаконенная форма воровства. Первоначально каждый предоставлял в распоряжение других те излишки, которые образовывались у него от пользования захваченной землей и которые с течением времени скапливались в его амбарах, в качестве возмещения за то, что другие отступились от своих прав владения, – однако и дальше сохранял землю за собой. Благодаря тому он всегда был в состоянии прокормиться плодами собственных трудов, а то, чего ему недоставало, получал от других во время регулярно проводившихся разменов. Позже мысль о возмещающих подарках и о самом получении подарков была утрачена – вероятно, оттого, что все яснее становилась бессмысленность и безнадежность подобных попыток загладить проступки, – и на место этой мысли пришли алчность и хищничество, желание обогатиться так же, как обогащались отцы. Исполнению последнего намерения благоприятствовало то обстоятельство, что жертвой грабежа оказывалась одинокая женщина, беззащитность которой только разжигала в мужчинах жажду насилия, и без того потаенно жившую в их душах. Ибо с возникновением обычая потлаша в нашем обществе постепенно произошли существенные сдвиги во властных отношениях», – объяснял однорукий.
«Большому потлачу мы обязаны зародившимся разделением труда, – сказал он. – Мужчины все больше посвящали себя производству, а женщины получили исключительное право на продажу и распределение продуктов. Однако в результате произошел переход власти от мужчин к женщинам, и, по-видимому, в том были свои положительные стороны, потому что женщины, по природе своей, обманывают гораздо легче мужчин, а потому торгуют более ловко. Во всяком случае, со временем мужчина утратил всякое значение, зато женщина стала значить все».
«“Только мертвый сын – хороший сын”, – такая у нас имеется старая пословица. Она ведет свое происхождение из того времени, когда большой потлач устраивали по случаю совершеннолетия первенца. И хотя у нас нынче все происходит по-другому, само отношение к мужчине не изменилось. К нему относятся хорошо до тех пор, пока он не возмужает. (Ты просто не поверишь, – заметил Литфас, – какими средствами матери в те времена пытались отсрочить возмужание сыновей, помешать ему, потому что это грозило им потерей всего имущества, – между тем как другие женщины всячески способствовали скорейшему пробуждению в них мужских инстинктов!) Когда наступал этот момент, для нас все было кончено. Это и по сей день так. Сыновья могут быть женщинам очень и очень дороги (по тем или иным причинам), зато их мужья не значат для них ровно ничего. Достаточно одного мановения женщины – и мужчина должен уйти. Однажды вечером он приходит домой, а его ящик с инструментами стоит перед дверью, рядом лежит мешковина, в которую завернут дневной паек – хлеб, мясо, фрукты, смотря по сезону, и он понимает: отныне он потерял все. Все прошло. Кончено», – он сделал вдох сквозь зубы, а на глазах у него выступили слезы. Я отвернулся. Мне и без расспросов было ясно, что с ним тоже случилось такое.
«Ну, да не важно», – сказал он.
«Если мы сегодня бедны, – произнося эту фразу, он сделал ударение на каждом слове; затем поставил бокал на стол и пальцем немного отодвинул его от себя. – Если мы сегодня бедны, – повторил он, после сделанного отступления опять поймав прежнюю нить, – то это еще ни в коей мере не означает, что преступление наших праотцов уже забыто или что мы вновь приближаемся к состоянию невинности и благодати, – напротив! То, что мы бедны, означает всего лишь, что зло сбросило с себя милую маску и за ней наконец проступила истина во всей ее неприглядности; что нам явлено то, от чего мы с незапамятных времен пытаемся спастись бегством: от вида нагих стен нашей алчности. То есть это означает лишь то, что срок настоящей расплаты неумолимо близится. Третий поворот ключа!» – воскликнул однорукий.
«“Когда закрома полны, – говорится в Книгах, – тогда-то, увы, и торжествует голод!” Не покаяние за преступный дележ земли было конечной целью первого большого потлача – нет, целью его было увековечить подобный дележ – вечно брать добычу и делить добычу. И подобно тому, как праотцы наши совершили сие нечестие, всякое новое поколение с тех пор повторяет их святотатство со все большим упрямством и ожесточенностью. Однако насмешка судьбы – и в то же время часть нашей кары – заключается в следующем: чем больше всего пытаемся мы захватить себе в собственность, тем меньше нам это удается. Сегодня у нас почти ничего не осталось».
«Теперь ты, наверное, уже понимаешь, – говорил Литфас, моргая от усталости, – что скрывается за легендой об именах и почему я уже в тот первый вечер обязательно хотел побеседовать с тобой – прежде, чем еврей запутал тебе голову своими историями. Имена наших праотцов-основателей (и, в принципе, то же самое касается наших сегодняшних имен) указывали на присвоенные ими земли, на взятую вместе с землею добычу. Однако с течением времени наши отношения собственности делались все более сложными; все менее непосредственной выглядела связь с доходом, который давала собственность. А потому все сложнее становился и процесс наречения, целью которого было обозначить утраченную и вновь приобретенную собственность. Более того, вследствие голода и эпидемий, и особенно в эпоху наших гражданских войн, споров между минимами и мальхимами, гистрионами и монотонами, существенно сократилось наше население, а следовательно резко ухудшилась обстановка для проведения больших разменов: ведь перворожденных или вторых по старшинству сыновей часто уже не было на свете, и оттого приходилось привлекать к делу родственников второй или третьей степени, а передача наследства происходила при таких обстоятельствах, какие делали катастрофу неминуемой. Наследник, или распорядитель, превратился в заместителя, и то, что некогда было в какой-то мере справедливым (ведь у сына забирали то, что незаконно присвоил его отец), в конце концов утратило остатки смысла», – однорукий немного помолчал, хмуря лоб.
«Все до того перепуталось, – продолжал он, – что наконец уже не видели другого выхода, как приискивать имя каждому новому вступающему в должность распорядителю или заместителю в соответствии с тем имуществом, которое было в ходе визитов к нему на дом награблено и переделено. Тебя теперь зовут “Мал-помалу” – “на полпути”, – подытожил однорукий, – и все выглядит простым и ясным. Только верно ли, что ты и в самом деле таков? В самом деле принадлежишь к племени Яра – мужа, который шел, как у нас говорят? А я по праву был некогда наречен “Семь-озер-а-воды-нет” и причислен к потомкам Халя, рыбы 29?» – он прикоснулся ко лбу тыльной стороной ладони, как делают при высокой температуре.
«Эг, Халь, Яр, Сель, – снова перечислил он. – Если бы мы и в самом деле ведали о своем происхождении – что было бы тогда легче, чем подняться на ту первую ступень, о которой я говорил? Что было бы проще, чем записать историю нашей общины, а тем самым и историю отношений собственности, отношений всеобщей кражи! – поправился он. – Что можно было бы сделать быстрее, чем вернуться к месту деяния – к священному источнику и к тем четырем мужам, которые нарушили первую нашу заповедь, в то время как Ахура смежил глаза? Но ведь о том месте сообщается лишь то, что его нет. Каких бы усилий мы ни прилагали, нам не найти обратного пути туда!» – однорукий завершил свою речь и быстрым движением тела соскочил с прилавка, на котором он полусидел все это время. «Тот, кто устраивает потлач, – сказал он, подходя ко мне, – не устраняет вину, а продлевает ее. Единственное, что мы бы, пожалуй, могли сделать, это вот что: сложить с себя наши имена, отказаться от наследования имущества – как говорится, стать серым и слиться с серыми камнями».
Он умолк и посмотрел на меня. «Пойдем перекусим чего-нибудь, – сказал он, сопя. – Я проголодался».
Я поднялся, усталый, однако, непонятно почему, поднялся легко, как будто подброшенный чем-то в воздух. На мгновение меня охватило нелепое желание поблагодарить его, как благодарят докладчиков, за его объяснения, и я, словно действительно собираясь пожать ему руку, сделал шаг навстречу ему. Но он и внимания не обратил, а только нагнулся, чтобы отодвинуть дверцу под прилавком, и какое-то время рылся на полках за нею.
«Нет, не здесь», – сказал он, качая головой, разыскивая, вероятно, брюки и ботинки, чтобы можно было выйти на улицу. Он отодвинул дверцу другого отделения, но и за нею ничего искомого не оказалось. Там стоял ящик с инструментами – сапожным молотком на длинной рукоятке, клещами и прочими приспособлениями, а также, сваленные кучей, лежали связанные шнурками пары сапог, покрытые густым слоем пыли; было похоже, что они происходили еще из того времени, когда у него было две руки. При взгляде на этот ящик мне опять вспомнилось то, что он только что рассказывал о женщинах, которые – по собственному усмотрению – выгоняли из дому мужей. Однорукий как будто тоже вдруг что-то вспомнил, тяжело опустился на стул, который я только что освободил, – и, прижав ко лбу левую ладонь, задумчиво покачал головой.
Наконец он встал, откинул доску, прикрывавшую узкий проход сбоку, и вынырнул из-за прилавка. Двумя уверенными шагами он достиг кресла для клиентов и вытащил из-под него разыскиваемые вещи. Однако затем – с таким видом, будто цель уже была достигнута, – повалился на мягкое сиденье и уставился на меня как на незнакомца – очевидно, в мыслях он пребывал где-то совсем в другом месте.
«Иди один, – сказал он наконец, как бы спохватившись и вспомнив о своем предложении. – Иди один».
Я направился к двери и уже хотел отворить ее, но он еще раз окликнул меня. «Выдвинь ящик!» – крикнул он, и я понял, что должен был взять оттуда подарок для Анны. Я сделал, как он хотел. Там лежал иллюстрированный каталог, судя по всему, годовой проспект издательства. Я разобрал надпись, широкой диагональной полосой пересекавшую обложку. Она гласила: «Библиотека изящных искусств и учтивой беседы».
Мне вспомнился Рак и то обещание, какое он мне дал перед тем, как ушел. По всей видимости, эта библиотека представляла собой регулярно пополнявшуюся серию сборников, на которую Рак был подписан.
Мой взгляд опять упал на обложку. Некоторые заголовки были снабжены зазывными ссылками на страницы внутри каталога. «Приключение под названием Южная Америка» – прочитал я. Рядом значилось: «Тайна летающего острова». Следующий заголовок гласил: «Всё о йеху», четвертый: «Новейшее введение в астрономию». Все это были вещи, о которых с упоением рассказывал мне крестный, так что некоторое время я стоял в замешательстве, не зная, что и подумать. «Теперь я ваш крестный, – восклицал Рак. – Я вам ее завещаю!» Вероятно, он имел в виду вот это?
Я обернулся, чтобы спросить однорукого, как и от кого попал к нему каталог, но тот уже крепко спал и, словно в ответ на вопрос, который я собирался ему задать, глубоко вздохнул и откинул голову набок.
ПРИМЕЧАНИЯ
C. 9. Действие романа происходит в австрийской федеральной земле Бургенланд, расположенной вдоль границы с Венгрией. До распада Австро-Венгрии в 1918 г. земли по ту сторону границы также входили в состав империи.
С. 38. Ср. сведения о сектах «гистрионов» и «монотонов» в рассказе X. Л. Борхеса «Богословы» (сборник «Алеф»), на который в данном случае опирается К. Хоффер.
С. 42. Гибралтар по-арабски назывался, собственно, «Джебель-ат-Тарик» (гора Тарика). Автор опирается на свидетельство в романе Я. Потоцкого «Рукопись, найденная в Сарагосе», где мусульманка рассказывает повествователю о полководце Юсуфе бен Тахере, «который вступил в Испанию во главе арабов и дал свое имя горе Джебаль-Тахер, или, как вы произносите, Гибралтар» (пер. А. Голембы).
С. 45. «Анохи» – первое слово, с которого начинаются десять заповедей Христа, – «Аз есмь».
С.47. Х.Л. Борхес. «Богословы» (пер. Е.Лысенко).
С. 50. Цемендорф-Штёттера – маленький городок на востоке Австрии, в федеральной земле Бургенланд; в Средние века этот населенный пункт носил венгерское название Цердахель. Сближение топонима «Штёттера» с немецким словом «Stotterer» («заика») представляет собой новый виток в процессе ложной этимологии.
С. 51. Дословная цитата из книги немецкого поэта Франца Мона «Тексты о текстах».
С. 53. Клиппот – в каббале: богопротивные демонические миры, которые рассеивают божественный свет.
Боконон – персонаж книги К. Воннегута «Колыбель для кошки». Там же, в качестве «53-го калипсо» пророка Боконона, помещено стихотворение, вольно переведенное К. Хоффером. Пропущенных строк, обозначенных здесь точками, в английском тексте нет.
С. 59. Имя заимствовано из романа Флэнна О’Брайена «Третий полицейский» (1939–1940); безымянный повествователь до одержимости увлечен научными теориями Де Селби, мудреца и ученого, который размышляет, в частности, о молекулярном обмене, совершающемся между велосипедистом и велосипедом. Де Селби фигурирует также в последнем романе О’Брайена «Архивы Долки» (1964).
C. 66. Венгерское Monyorókerék – прежнее название по сей день существующего селения Эберау в австрийской земле Бургенланд; указанная этимология приводится в топонимических словарях.
Дикая охота – обозначение широко встречающегося народного поверья, согласно которому во время внезапной бури по небу проносятся призрачные всадники-охотники.
С. 86. Собирательный термин, обозначающий методы талмудических споров.
С. 93. Цитата из романа Блеза Сандрара «Принц-потрошитель, или Женомор» (1926) (пер. Г. Зингера и И. Васюченко).
С. 96. В квантовой механике «принцип неопределенности» (сформулирован в 1927 г. В. Гейзенбергом) подразумевает такое соотношение между двумя физическими величинами, при котором точному измерению поддается только одна из них. Прежде всего это касается сопряженных величин, характеризующих элементарные частицы (координата частицы и ее скорость и т. д.): чем точнее измеряется одна характеристика частицы, тем менее точно возможно измерить другую.
С. 98. Ф. Кафка «Исследования одной собаки» (пер. Ю. Архипова).
С. 99. П. Хандке «Нет желаний – нет счастья» (1972).
С. 135. С. Беккет. «Уотт» (пер. П. Молчанова).
С. 139. В иудаизме словом «миним» обозначают отпадших от веры, отщепенцев, ренегатов. В близком значении употребляется в еврейских священных текстах и слово «мальхим», которое буквально значит «доносчики», т. е. клевещущие на Писание.
С. 143. Имеется в виду традиционная профессия, сохранившаяся в некоторых немецкоязычных областях до конца XIX – середины XX в. Живодер (по-русски также шкуродер, кожедер, драч) имелся при каждой деревне или селении; в его обязанности входила утилизация трупов животных.
С. 148. Ашкеназы – еврейское население Восточной Европы, сефарды – Пиренейского полуострова.
С. 152. Ахура-Мазда – имя верховного бога-творца в зороастризме.
С. 169. Тортонское море существовало в эпоху миоцена, 15–20 млн лет назад; один из его заливов вдавался в территорию земли Бургенланд.
С. 173. Настольная игра с костью (кубиком), в которой участвуют несколько игроков, каждый из которых получает свою фигуру (фишку). Игроки бросают кубик и двигают свои фигуры в соответствии с выпавшим числом (от 1 до 6). Фишка, оказавшаяся на белом поле, двигается с него вперед к цели, оказавшаяся на красном поле – назад.
С. 197. Цитата из книги Герхарда Рота «Зимнее путешествие» (1978).
С. 217. Цитата из «Размышлений о грехе, страдании, надежде и пути истинном» Ф. Кафки.
С. 219. Населенные пункты на другой стороне озера Нойзидлерзее в австрийском Бургенланде.
С. 239. Hetföhely и Bildein – соответственно, средневековое венгерское и немецкое названия городка в Бургенланде.
С. 240. Ослип – городок в Бургенланде. Венгерское название – Ослоп, хорватское – Услоп. В действительности топоним происходит от старославянского «стл(у)п» (столб).
…как кладбище с крестами — приблизительная цитата из романа Ф. Кафки «Замок» (гл. 2).
С. 255. Кукмирн (венг. Кукмер) – городок в Бургенланде.
С. 257. Приблизительная цитата из рассказа Ф. Кафки «Дети на дороге» (пер. Р. Гальпериной).
С. 282. Лаггнегги – обитатели острова Лаггнегг в «Путешествиях Лемюэля Гулливера» Дж. Свифта. Ниже упоминаются другие вымышленные существа из той же книги.
С. 310. Цитата из работы К. Г. Юнга «Архетип и символ».
C. 311. Термин «потлач», получивший большую известность в этнологии и культурологии, происходит из языка североамериканских индейцев племени чинук, обитавших на тихоокеанском побережье. Потлачи представляли собой церемонии обмена дарами, призванные продемонстрировать богатство и могущество устроителя подобного празднества; обычно потлачи сопровождались демонстративным разбазариванием или уничтожением имущества, нажитого в течение многих лет.
Г. Потапова
notes
1
В соответствии с народным обычаем украшенные деревца или большие венки помещают на крыше только что построенного дома. – Здесь и далее примечания переводчика (кроме отмеченных).
2
От венгерского ablak – окно.
3
Derselbe (нем.) – тот же самый.
4
Denselben (нем.) – того же самого; на этот раз местоимение употреблено в винительном падеже. Как отмечает далее сам повествователь, Инга склоняет несклоняемое имя Де Селби.
5
Имя образовано от средневекового венгерского названия городка Игмелеч (Ygmeleech), позже получившего название Ильмиц (Ильмюц).
6
Emeth (иврит) – истинный.
7
Meth (иврит) – мертвый.
8
То есть биреши; использована венгерская форма множественного числа.
9
Tükörszabó (венг.).
10
Игра слов: нем. «trauen» – доверять, «trügen» – обманывать, «Trug» – обман, иллюзия.
11
Ég – (с)гореть; hal – рыба; также: умереть; jár – идти; szél – ветер (венг.).
12
Félúton – на полпути, наполовину; частично; приемлемо, сносно (венг.).
13
На полпути; более или менее, мало-помалу (нем.).
14
«Мул святого Михаила!» (венг.).
15
«Он уже готов уйти!» (венг.).
16
Так биреши называют крестных. – Прим. авт.
17
Басня раввина Акивы «Лисица и рыбы», в которой лиса коварно пытается уговорить рыб переселиться из воды на сушу.
18
Праздник урожая, сопровождающийся народным гуляньем.
19
[Köpóczésze (венг.) – ] так у бирешей называется наполненный опилками деревянный ящик, который в трактирах ставят вместо плевательницы. – Прим. авт.
20
Воспитание чувств (фр.).
21
hétfö – понедельник; hely – место, площадь (венг.).
22
Ezenkivül (венг.) – кроме того, к тому же.
23
Össze – вместе; lep – покрывать, накрывать (венг.).
24
Так биреши называют крестника. – Прим. авт.
25
Másként – по-другому, иначе (венг.).
26
Венг. Potlás.
27
Так у бирешей называется украшенный тесьмой шов на штанах. – Прим. авт.
28
Венг. szerdahely.
29
См. прим. к с. 156. Ég – (с)гореть; hal – рыба; также: умереть; jár – идти; szél – ветер (венг.).