Текст книги "Старт"

Автор книги: Кирилл Топалов

Соавторы: Дончо Цончев,Блага Димитрова,Божидар Томов,Атанас Мандаджиев,Лиляна Михайлова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 33 страниц)

Через минуту раздался стук входной двери – видимо, Старик не на шутку рассердился. Его кашель послышался с лестницы, потом все стихло. Было уже довольно поздно, люди давно ушли на работу, на маленькой улочке тишина, только с бульвара долетал шум машин.

Солнце осветило комнату. Блеснули спортивные медали в серванте, заискрилась полированная крышка приемника, вспыхнул серебристый кубок в ярких лучах, но постепенно угас. Ненадолго задержавшись на одежде, аккуратно сложенной на стуле, солнечный свет померк.

Дико поднял голову от подушки, взял газету, стал листать ее. Это была его газета – «Спорт». На первых двух страницах – привычные сообщения, ничего нового. На третьей мелькнуло заглавие, напечатанное мелким шрифтом: «Перемены в национальной сборной по баскетболу». Сонливость как рукой сняло. Беспокойно екнуло сердце. Дико откинул одеяло, взгляд его упал на лодыжки, выглядывавшие из-под коротких пижамных брюк. Гладкая, поблескивающая, тугая кожа. Дико завернул штанины и принялся пристально рассматривать икры. Такая же тонкая, будто светящаяся поверхность воскового цвета, создающая впечатление хрупкости. А ведь совсем недавно лодыжки и икры были покрыты густым пушком и кожа была загорелой, крепкой – надежной. Это что же значит? Враждебная оголенность недвусмысленно говорит о том, что молодость уходит?

Да! Остро чувствует Дико, как совершается в нем что-то не зависящее от его воли и сознания. Там, на поле или в зале, во время игры он по-прежнему знает, что и как нужно делать, но – привычное усилие – и вдруг осечка… Все увеличивается расстояние между жизнью и реальностью. Он не раз замечал то же самое у стареющих, идущих к закату известных игроков. Вначале мучительная трудность при выполнении элементов, потом страх перед необходимостью смело действовать и наконец – полная беспомощность. Но это были другие, а он, юный и сильный, наблюдал их конец, жалел их и с радостью чувствовал – все это еще далеко от него…

А теперь пришел и его черед. Молодость покидала его, она по капле просачивалась сквозь бегущие часы и дни, и Дико уже знал, что он не тот, каким был год-два назад. Неужто и другие заметили? Да нет, пока никто ничего не говорил ему, и напрасно он волнуется… Обычно если кого-то собирались вывести из сборной, вопрос бурно обсуждался на всех уровнях, это же не шутка – каждый игрок команды был кумиром всей страны, его имя знали стар и млад, его судьба принадлежала не ему одному. Вылететь из национальной сборной равносильно падению с большой высоты – полный крах. Надо вспомнить, надо вспомнить, что было недавно…

Да, да, Савов ругал его на последнем собрании… Но не за потерю спортивной формы, нет… За что же? Ага за то, что «отделяется от коллектива, проявляет небрежность и высокомерие на тренировках, вращается в дурной компании…». Дико почувствовал себя по-настоящему задетым, особенно последним замечанием – по поводу компании. Ответил достойно, кратко, но этого было достаточно – Савов наверняка почувствовал, как Дико презирает таких, как он. Можно было бы сказать еще резче, если бы не Петрунов, заместитель председателя спорткомитета, – Дико было известно, что Петрунов двоюродный брат Савова…

Снова откинулся на подушку, согнул газету так, чтобы видна была первая строка после заглавия:

«Веселин Николов – «Ударник» – хорошо!.. Слегка продвинул газету вверх – показалась вторая строка:

«Антон Койчев – «Спартак» – ничего, годится!.. Обычно в таких списках Дико находил свою фамилию среди первых трех игроков. Поэтому с особым трепетом он ждал третьей строки. Пальцы медленно подняли газету, он невольно перестал дышать:

«Марин Савов – «Академик»… Обидно, как же они могли поставить молодого Савова впереди него… За Савовым следовал Иван… Кто? Ха-ха, Длинный! Да они совсем с ума сошли! Длинный тоже играл в нападении и часто замещал Дико. Разволновавшись не на шутку, Дико быстро проглядел список до конца. Его фамилии не было… Да не может этого быть!.. Еще несколько раз пробежал глазами сообщение, и правда, голая и холодная, беспощадно встала перед ним – его выгнали…

Дико почувствовал, как загорелись щеки, потом все тело запылало, он облился липким потом. Нельзя же так!.. Конечно, последнее время он и вправду не в форме, это ясно, но надо было хотя бы предупредить… И вообще, с ним нельзя так поступать, он не случайный человек в спорте!.. Он живо представил себе, как все собираются в зале стайками, шушукаются, а некоторые даже радуются… Разве мало у него завистников – он уже десять лет играет в национальной сборной, шутка ли! Кто еще может похвалиться таким рекордным сроком? Да, у них он не найдет ни понимания, ни поддержки. Он представил себе трибуны, сплошь забитые людьми, обыкновенными болельщиками, для которых его имя было связано с самыми блестящими победами родного баскетбола. Они любили его, аплодировали ему, кричали «браво», подбадривали… Но когда это было? Даже в воображении он видел, как они тесно сидят на скамьях и – молчат. Да, да, вот уже год-полтора они будто забыли о его существовании, не замечают его – не рукоплещут и не свистят. Равнодушное молчание… Усталость свинцом придавила тело к кровати, и Дико на миг показалось, что это та самая усталость, которая капля по капле гнула его после каждой игры и в конце концов спрессовалась в холодный тяжелый слиток где-то под ложечкой.

В комнате было холодно и тихо.

«Нет, нет, не может быть! – вдруг взорвался он и резко вскочил. – Нет и нет!» Тут, наверно, вкралась какая-то ошибка, может, просто в редакции пропустили… Предстоит Рим, встреча с итальянцами. А может, решили попробовать обойтись без него, а когда увидят, что дело не клеится, тогда – пожалуйста, прошу вас…

Дико быстро надел тапочки, привезенные из Алжира. Из мягкой зеленой кожи, обшитые золотым шнуром, они хорошо смотрелись на его узкой ступне. Обычно он надевал их, когда к нему должна была прийти какая-нибудь девушка, – экзотические тапочки обращали на себя внимание. Ему захотелось курить, но в пачке сигарет не оказалось. Он не делал запасов, но сейчас ему вспомнилось, что дня два назад несколько сигарет осталось в серванте. Дико подошел и вдруг почувствовал, что инстинктивно старается не смотреть. Это было смешно! Он заставил себя поднять глаза – в середине лежала самая большая и красивая медаль. Он получил ее в Париже от Французской федерации баскетбола по случаю сотой международной встречи, которую он провел во Франции.

Речи, публика рукоплещет, ему подносят цветы, его целуют красивые девушки, все мило и торжественно… Странно, сейчас об этом думалось как о происшествии, случившемся с кем-то другим. Он усмехнулся. Взял сигарету, закурил и отправился в ванную. Мылся долго, с шумом, с ожесточением растер до красноты мохнатым полотенцем лицо и тело – мытье освежило, но тяжесть в груди не проходила. Старик постарался – приготовил ему вкусный завтрак: бутерброды с ветчиной и несколько блинчиков с вареньем. Есть не хотелось, завтрак остался нетронутым. Старик обидится, но что делать – не до еды…

Решил одеться получше – пусть тренеры увидят его в новом костюме из английской ткани, вчера вечером в компании все были в восторге. Из этих же соображений он положил в сумку самую лучшую экипировку – бельгийские кроссовки, белые гольфы из легкой пушистой шерсти, шелковые трусы с подушечками по бокам, не забыл и эластичные наколенники.

Дико был первым из болгарских баскетболистов, кто явился на игру в наколенниках. И произвел фурор. Как внушительно он выглядел! И зрители, и сам он были в восторге. Теперь наколенники стали обычным явлением и никто не обращает на них внимания.

Выйдя на бульвар, Дико ускорил шаг. Нагнув голову, он быстро прошел мимо парикмахерской и салона мужской одежды – здесь «Спорт» читали регулярно с самого утра, и при одной мысли, что там уже обо всем знают, Дико стало не по себе. Но в парикмахерской и в салоне шла обычная жизнь, никто даже не заметил его. И он поднял голову, выпрямился.

Парнишка в клетчатой ковбойке, вытянув тонкую шею, внимательно рассматривал рекламы на щите. Малыши – видимо, первоклашки – в аккуратненьких школьных халатиках стояли у края тротуара и терпеливо ждали, когда учительница разрешит им перейти дорогу. Миг – и они, как бусинки рассыпавшегося синего ожерелья, потянулись один за другим на другую сторону бульвара. Издалека показался блестящий зеленый автомобиль. Он бесшумно, как по воде, двигался по центру.

Дико почувствовал себя одиноким и лишним. Оглянулся вокруг, сердце сжалось от дурных предчувствий, и он медленным шагом двинулся на стадион.

В раздевалке собралась вся команда. Волнения последних дней улеглись, маленькое сообщение в газете положило конец тревогам и сомнениям. Состав окончательно определился, теперь только работать и работать. Особенно радовались те, кто боялся отчисления из сборной и чьи страхи оказались напрасными, а те, кому ничего не грозило, тоже по привычке волновались – если не за себя, то за друзей.

Теперь в раздевалке было шумно и весело. Простодушный Длинный Ванчо не старался скрыть своей бурной радости. То, что его включили в сборную, было подарком судьбы – кто мог предположить, что Дико уберут, а его оставят? Ванчо даже запел дребезжащим голосом. Ребята с притворным ужасом заткнули уши, только один возмутился всерьез.

– Слушай, Длинный, если ты сейчас же не замолчишь, пропала тренировка и все остальное!

– Но ты же любишь музыку?

– Именно поэтому кончай свой кошачий концерт!

Возле маленького столика, на котором стоял графин с водой, собрались самые молодые игроки. Они со смехом окружили Савова, высокого костистого парня с коротко подстриженными рыжеватыми волосами. Его озабоченный вид резко контрастировал с веселыми лицами ребят. Он не обижался на шутки и в третий раз пытался добиться ответа на единственный вопрос, интересовавший его сейчас, – сообщил ли кто-нибудь Дико неприятную новость и как было встречено сообщение? Он явно чувствовал себя виноватым.

– У меня же не было никакой цели… Я просто хотел, чтобы он…

– Ну да-а! – подмигнул остальным плотный парень с мощными волосатыми ногами. – Все делается с какой-нибудь целью. Ты сумел…

– Да неправда это! Честное слово!..

Игроки весело переглянулись.

– Ты напрасно волнуешься, – обнял Савова за плечи один из них. – Дико давно уже играет как… как чиновник! Разве ты не видишь, что ему пора уходить?

– И потом еще ничего неизвестно, – вмешался другой.

– Я уверен, что в последний момент его снова включат! Тренер просто не может без него…

– Даже если команда против него?!

– На его месте я давно бы сам ушел, не дожидаясь, пока дадут под зад коленкой!

Плотный парень слегка присвистнул:

– И до тебя когда-нибудь дойдет очередь, представится возможность… Вот было бы интересно поглядеть на тебя тогда… А то Дико, Дико…

В раздевалку вошел старший тренер Малинов. Он громко поздоровался, услышал имя Дико и понял, что ребята обсуждают происшедшее. Он сам был очень расстроен после вчерашнего заседания. Он видел, что Дико уже не тот, что есть игроки помоложе и получше, но не решался вывести Дико из команды. Ведь он был одним из тех, из-за кого весь мир заговорил о болгарском баскетболе… Сколько блестящих побед, трудных матчей, триумфов… С Дико началось его собственное восхождение как тренера, благодаря работе с Дико все признали наконец талант Малинова. И потом Дико был так предан спорту…

До сих пор Малинов храбро отбивал все атаки противников: «Он нужен мне с его спокойствием, он незаменим в решающие моменты…» Говорил, а сам уже не верил. И вчера вечером даже рта не раскрыл. Почему? Что приключилось? Или больше не было сил защищать не стоящее защиты?.. Но самое странное, что после того, как вопрос с Дико был решен, Малинов почувствовал даже некоторое облегчение. Трудно отстаивать то, в чем не убежден. Но было до слез жаль Дико и не хотелось выглядеть неблагодарным. Малинов подошел к молодым игрокам, они почтительно замолчали.

– Если я правильно понял, вы согласные решением? – Никто не ответил, но согласие ясно выразилось на их лицах.

Тренер видел, что с некоторых пор Дико как подменили: он стал высокомерным, отгородился от команды, постепенно усиливалось отчуждение между ним и ребятами, уходила прежняя дружба, таяло доверие.

Дико общался с членами команды только тогда, когда это было необходимо – на тренировках, на играх; встретив кого-нибудь на улице, не здоровался. На стадионе он казался еще более надменным, не садился рядом с ребятами – его часто видели в компании шикарно одетых мужчин и женщин, регулярно посещавших теннисные матчи, реже – баскетбольные. И все же за ним стояла былая слава, никто не решался высказать ему все в лицо, только совсем недавно ребята стали посмелее, вот Савов выступил на собрании…

Дико переступил порог раздевалки, и разговоры вмиг оборвались. Он казался спокойным, неторопливым шагом подошел к своему шкафчику в глубине комнаты. Игроки окинули быстрым взглядом его элегантный серебристо-серый костюм, снежно-белую рубашку, модные туфли, невольно задержались на спортивной сумке, висевшей у него на плече, и медленно отвернулись. Он, наверно, ничего не знает, иначе разве пришел бы с экипировкой?

Только Малинов засуетился, покраснел и сам испугался своей реакции – вдруг кто-нибудь заметит? Он быстро открыл ближайший шкафчик, сунулся туда, будто искал что-то. Повисло неловкое молчание.

– Привет! – как обычно, бросил Дико и открыл свой шкафчик. При виде чужих вещей, он вспыхнул, но сумел овладеть собой, хотя теперь все его надежды на ошибку в редакции, на случайный пропуск его фамилии рухнули.

– Кто положил сюда вещи? – как можно спокойнее и тверже спросил Дико.

– Я… – смущенно поднялся со скамейки один из самых молодых игроков. – Если хочешь, я… сейчас… Я переберусь…

Стало так тихо, что все расслышали тиканье чьих-то наручных часов.

– Неважно, – небрежно улыбнулся Дико и бросил сумку на скамейку перед первым шкафчиком – он был пустым. Дико сел и стал медленно раздеваться. Аккуратно, как солдат в армии, снял костюм и бережно повесил его на вешалку, остальное положил на полку. На его обнаженной груди на тоненькой, едва заметной цепочке покачивался небольшой золотой медальон, который ему подарил Кец, самый техничный бельгийский баскетболист. Когда Дико стал надевать майку, волосы растрепались, и две пряди на миг поднялись торчком вверх, будто рога… Малинов взглянул на мягкие, уже редеющие волосы Дико, и ему стало мучительно грустно.

Конечно, честнее всего было бы немедленно сказать ему обо всем. Но – сил не хватало. И позже, распределяя игроков на два состава, он не смог оставить Дико на скамейке резерва.

Дико начал играть. Лицо его кривила презрительная усмешка. Если бы Малинов не был такой тряпкой, он не довел бы до этого. Сейчас он будет играть так, что всем станет ясно, что он думает о них!.. Но в первую же минуту Дико сообразил, что его страхует Савов, который ведет себя на площадке как-то непривычно – без порыва, без обычного нерва, вяло и небрежно. «Ах вот как, он жалеет меня! – подумал со злостью Дико. – Ну хорошо же, сейчас я дам ему урок на прощанье!»

Он попытался вспомнить все хитрости, которыми пользовался раньше, обводя вокруг пальца противников. Давно он не прибегал к этим уловкам, но не забыл их. Тогда его сверстники научились парировать его приемы, но Савов помоложе, и наверняка для него это будет неожиданностью.

Дико бросился в атаку – и сник: он все умел и – ничего не мог. Он чувствовал свою тяжелую неуклюжесть, мяч был чужим в его руках – скользкий, грубый, жесткий. Как спасения он ждал конца тренировки и первым побежал к раздевалке, чувствуя стыд и отчаяние.

Ребята еще мылись, а он успел одеться и вернулся на площадку. Сейчас он поставит перед Малиновым вопрос ребром. Он, конечно, не скажет, что читал газету, – ему обо всем рассказал один знакомый.

Малинов был не один, возле него Дико увидел Старика и помощника тренера. Старик держал перед собой записную книжку и что-то показывал в ней, остальные вежливо кивали, видимо соглашаясь с отцом. Раздосадованный Дико шагнул вперед.

– А, вот и ты! – обрадовался Старик. – А я опоздал немного, не видел, как вы играли.

Дико почувствовал, что стыдится отца, стыдится его назойливости, простодушия, с которым он вмешивается в их дела.

– Довольно отвлекать людей… Им, наверное, надоело тебя слушать…

– Наоборот! – Малинов нервно покачал головой, ему было явно не по себе.

Отец Дико, Пелин, заносил в заветную записную книжку в кожаном переплете различные системы игры. Некоторые он придумывал сам, другие выводил из множества виденных им и тщательно проанализированных состязаний. Свои первые опыты он показал Дико, но в ответ услышал насмешливое: «Здорово ты все это написал – у тебя хороший почерк!» После чего Пелин стал скрывать от сына свое творчество, но ему необходимо было делиться своими открытиями, и он стал приходить на тренировки, познакомился с Малиновым и его помощником, с некоторыми из ребят.

– Ты кончил? – пытаясь скрыть раздражение, спросил Дико.

– Да.

Серые глаза Старика смотрели на сына сурово и тяжело. На мгновение Дико увидел отца таким, каким он был до смерти матери – строгим, сдержанным, погруженным в себя. Совсем другим он был тогда – на матчи не ходил, в кино не заглядывал годами, даже в пивной не бывал.

– Я познакомил товарищей с моим исследованием случаев, когда игрок неизбежно делает нарушение… А завтра или нет – послезавтра я обещал представить полное изложение дневного режима для членов национальной сборной. Подъем в 6.30 утра. А не как некоторые – в десять…

Старик с укором посмотрел на сына.

– Что ж ты выдаешь меня? – засмеялся тот.

– Дико… – тихо произнес Малинов, он больше не мог терпеть. – Можно тебя на минуту?..

Отец и сын молча шли по улице. Старик едва поспевал за сыном, с трудом переводя дыхание, то и дело покашливал, пытался заглянуть сыну в лицо, но Дико с каким-то злобным упорством отворачивался.

– Я не пойду домой! – резко бросил он.

– А… а куда же ты пойдешь?

Дико не ответил, только еще больше нахмурился. Потом внезапно остановился и с вызовом произнес:

– Хочешь знать, о чем мы говорили с Малиновым? Выгоняют меня из сборной – вот что!..

Пелин Диков от удивления приоткрыл рот.

– Да, да! Можешь прочесть об этом в сегодняшнем «Спорте» – я оставил его на серванте!..

– Не может быть!.. Так вот в чем дело…

– Разве ты не видел? Они никак не могли решиться сказать мне об этом!.. – Дико презрительно фыркнул. – Во всяком случае, я знаю, кто это сделал, – Савов, больше некому.

Старик всем своим видом выразил удивление.

– Я знаю, что ты скажешь! – вскипел Дико. – Маринчо парень хороший, честный… И я так думал, и в этом была моя ошибка!.. Похоже, он давно задумал выжить меня – ты ведь знаешь, Петрунов его брат?

– А ты не спросил тренеров за что? Все-таки они должны были… А может быть, из-за того случая на таможне? Я постарался все уладить, но кто знает?.. Может быть, им передали?

– Глупости! Будто я один вожу!

Некоторое время они молча глядели друг на друга. Старик никак не мог поверить в то, что его сын уже не входит в сборную. Постепенно его лицо потемнело, щеки запылали, голова слегка закружилась. Давление…

– Ну ладно, я пожалуй, схожу в магазин…

Оставшись в одиночестве, Дико с сожалением подумал о том, что зря обманул отца, – у него не было никаких планов. Сумка неприятно оттягивала плечо. Надо сначала отнести ее домой, а потом видно будет…

Он выбирал глухие малолюдные улочки, ему не хотелось ни с кем встречаться и разговаривать, выслушивать сожаления, отвечать… Кроме того, он не был уверен, сохранит ли самообладание при встрече с кем-нибудь…

Прежде чем повернуть на улицу Любена Каравелова, где был их дом, он замедлил шаг. В начале улицы когда-то был пустырь, на котором любители спорта недавно оборудовали баскетбольную площадку. Ему так не хотелось проходить мимо нее – еще издалека он услышал глухие удары мяча в щит, и сердце неприятно сжалось. Все-таки надо Пересилить себя… Вместе с презрением к тем, кто здесь напрасно тратит время, он почувствовал и зависть, жгучую зависть – они играют… Они, глупцы и счастливцы, играют только ради самой игры и радуются как дети. Он не может, давно не может так…

Дико оперся подбородком о железные, кое-где уже тронутые ржавчиной прутья ограды. На площадке тренировался всего один человек – стройный длинноногий парнишка, без гольфов, в старомодных сатиновых трусах. Парень посылал мяч из самого дальнего угла площадки, при более сильном ударе мяч летел на другой конец, парень бегом доставал его, быстро возвращался на старое место и снова повторял все сначала – терпеливо, упорно, упоенно… Дико понравилось его лицо – круглое, с мягкими чертами, взгляд сосредоточенный, никого и ничего не видит вокруг кроме мяча… И он когда-то был таким, и он часами мог бросать мяч, десять, сто, тысячу раз из одного и того же дальнего угла, пока совсем не останется сил и пестрые круги не пойдут перед глазами. В этот миг, глядя на парня, Дико остро почувствовал, что в чем-то ошибся… Но когда, в чем? Стало больно, тоска сдавила грудь, еще немного, и он расплачется, прямо здесь, на улице… Когда же он оступился? Вот он выбрал путь, было трудно, но радостно, а потом… потом он будто отклонился и пошел по другому пути, тут он тоже многое получил, но все-таки это был другой путь, не его, не настоящий…

Мяч скользнул по площадке и откатился к ограде, где стоял Дико. Парнишка подошел, поднял мяч и выпрямился. Взгляды их встретились. Дико будто увидел себя в далекие годы – красный, растрепанный, с пересохшими, потрескавшимися губами – и грустно улыбнулся прошлому. Парень смутился и тоже улыбнулся. И по тому, с какой страстью он снова набросился на мяч, с какой силой выдал серию сложных и замысловатых ударов. Дико догадался, что парень узнал его и играет для него… Дико вдруг страстно захотелось войти на площадку и сказать парнишке что-нибудь ободряющее, дружески похлопать по плечу. Но он не сделал этого. Внезапная мысль озарила сознание: «Да, да, именно так! Я верну все за месяц-два! Они думают, что я уже ничего не могу, а я, в сущности, не тренировался как следует уже больше двух лет…

Дико еще раз улыбнулся парню – на этот раз улыбка вышла светлая, открытая – и, совершенно позабыв о своей горделивой походке, почти бегом отправился домой…

Старик еще не вернулся. Дико решил не медлить ни минуты, но, когда он клал сумку с экипировкой в нижний ящик шкафа, взгляд его невольно упал на медали в серванте, они будто поддразнивали его: «Эй, ты, генерал в отставке!»

Произошло нечто непонятное: Дико, который так гордился своей комнатой, вдруг окинул ее новым взглядом – и увидел совершенно в ином свете. Эти флажки на стенках, эти серебряные кубки, бархатный коврик со львами, который он привез из Египта, пестрые шторы из Праги, белый кнопочный телефон на тумбочке – рисовка и дурной вкус – неужели это могло ему нравиться?..

Кнопочный телефон! Как дорого он стоил еще несколько лет назад… Девушки прямо ахали от восторга. Дико гасил все лампы, и кнопки телефона с цифрами загорались бледным фосфоресцирующим сиянием. А шарж польского художника Венцковского? Дико нарисован с мячом в одной руке, другая прижимает к груди очаровательную женскую головку. Но самым потрясающим было освещение – одним нажатием клавиша Дико мог залить комнату мягким красноватым светом, второй клавиш погружал все в розовое море, третий поражал сиренево-голубой таинственностью… Над всеми этими фокусами потрудился бывший соученик Дико – верзила, которого Дико долго водил за нос, обещая сделать баскетболистом.

Но пора начинать новую жизнь. Что бы вынести отсюда? Больше всего раздражают спортивные атрибуты. Надо начать с альбома. Дико взял тяжелый альбом в красном бархатном переплете и перенес его в комнату отца – Старик наверняка будет рад…

Диковы занимали квартиру из двух комнат, холла, кухни и ванной. Когда Дико стал получать приличные деньги, то предложил отцу откладывать пенсию. Старик обиделся: достаточно того, что они питаются на деньги Дико, а за все остальное он будет платить сам.

С годами Старик стал настоящим гурманом, полюбил хорошую еду и научился прекрасно готовить самые разнообразные блюда. Когда они садились за стол, Старик с беспокойным ожиданием смотрел на сына – жаждал оценки своего очередного изобретения, и Дико считал своим долгом польстить отцу и рассыпался в комплиментах его поварскому таланту. Только после этого начиналась трапеза, во время которой они сообщали друг другу газетные новости и личные планы на день.

Но в последнее время все как-то изменилось. Дико все больше молчал, думая о своем, все реже рассказывал о тренировках и команде, а порой забывал даже оставлять деньги на хозяйство. И тогда Старик – ему было стыдно просить денег у сына – выкраивал на еду из своей пенсии, а на столе появлялись более чем скромные, хотя по-прежнему вкусные, блюда. Иногда Дико вспоминал о деньгах, спохватывался и выкладывал все, что у него было. Старик аккуратно отсчитывал положенное, остальное возвращал сыну, тот машинально клал деньги в карман, снова думая о чем-то своем…

…Оставив альбом в комнате отца, Дико решил пообедать в Русском клубе – там, по крайней мере, он не встретит никого из своих бывших коллег. Он прошел через холл и, уже взявшись за ручку входной двери, вдруг ощутил тонкий аромат рыбы. Ага, это из кухни. На мгновение ему стало совестно. Он вошел в кухню и открыл крышку до блеска начищенной кастрюли. Умопомрачительный запах коснулся ноздрей, рот наполнился слюной – на дне кастрюльки лежали две изящные, совершенно одинаковые форели, кружочки лимона плавали в полупрозрачном соусе.

Нет, никакого Русского клуба! В ближайшей забегаловке Дико наскоро выпил рюмку сливовой и вернулся домой с бутылкой вина.

Старик уже был дома.

– По-моему, ты злоупотребляешь спиртным… – укором встретил он сына.

– Только сегодня! А завтра – режим, режим! И курить не буду… Понимаешь, это от усталости… Ты знаешь, что такое с утра до вечера торчать на площадке…

– Знаю, знаю! – оживился Старик и тут же погрустнел. – Да, из-за этого ты не сдал экзамены…

– А сейчас у меня уже нет экзаменов, и я могу спокойно заняться тренировкой…

Дико подошел к отцу, обнял его и заглянул в глаза.

– Мне делаешь замечания, а сам зачем торчишь в корчме? Вместо того чтобы ходить на стадион и смотреть тренировки, завтра же иди к врачу, слышишь? Этот твой кашель очень не нравится мне, очень не нравится! Понятно? Завтра пойдешь к врачу или я отведу тебя сам!

– Да нет у меня ничего, – счастливый вниманием сына, тихо запыхтел Старик. – Я здоров как бык…

Дико казалось, что он подремал совсем немножко, но, когда проснулся, было уже пять часов пополудни. В комнате холодно и мрачно. Во дворе весело перекрикивалась детвора, похоже, прямо под окном фырчал готовый ринуться с места мотоцикл. Дико попытался подняться, но острая боль иглой пронзила голову. «Никогда больше не буду пить за обедом!..» Он потер правую щеку – она горела так, будто кто-то только что дал ему пощечину. Рукой нащупал на коже какие-то ровные полоски – ага, видимо, это следы от швов на подушке. Старое пальто, которым отец укрыл его, оловянной тяжестью давило тело.

Дико вспомнил события дня, и боль стала еще сильнее. Взгляды, намеки, усмешки – сейчас ему было совершенно ясно, что означали эти переглядывания, отдельные, будто невзначай оброненные слова… Да, да… Вернуть прежнюю форму – этого совсем не достаточно, гораздо сложнее будет изменить уже сложившееся мнение о нем… Для молодого спортсмена после провала двери чуть притворены, ну а для старого, чья, как им кажется, песенка уже спета?

Выйдя из дому, Дико поглядел налево, потом направо. Две дороги – одна на стадион, другая на толкучку. По этим двум дорогам текла последние годы его жизнь. Когда была тренировка или игра, он шел налево: если не было ни того, ни другого – направо…

В сущности, как однообразно проходила эта жизнь – жизнь меж двух дорог. Идешь по улице Графа Игнатьева, мимо кафе и сворачиваешь на Раковского. Отклонялся от этого маршрута он так редко, что об этом не стоит и говорить. На улице Раковского можно было найти Биги, выяснить, что он успел сделать, там собирались приятели, из театрального института выплескивался поток молодых, красивых девушек, оттуда рукой подать до кинотеатров, тут же и какой-нибудь ресторан, который мог приютить их на вечер.

Он пошел направо. Дети, только что шумевшие под окном, почтительно расступились, пропуская его. Некоторых он знал в лицо. Вдруг плотный паренек – ребята называли его Руси – остановил его и севшим от волнения голосом спросил про какой-то матч. Дико с удивлением взглянул на него – до сих пор никто из них не осмеливался на такую дерзость.

Заворачивая за угол, Дико обернулся – мальчики стояли на том же месте и с восторженным обожанием глядели ему вслед. На душе полегчало, он засвистел что-то веселое и бодро двинулся дальше…

Показалась знакомая спина. Эмил! Дико захотелось заговорить с ним. Когда-то они были близкими друзьями. Потом Эмил вышел из команды, а вскоре и совсем оставил спорт – они перестали видеться. Дико были неинтересны новые друзья Эмила – студенты, как и он сам, а теперь уже крупные инженеры. Дико казалось, что они смотрят на него свысока, будто он им не компания. Эмил, правда, пытался восстановить старую дружбу, но что-то мешало им вернуться в прежние дни, когда они были неразлучны. «И он задирает нос, – решил Дико. – Может быть, сам не сознает, но это так!» Из гордости и уязвленного самолюбия Дико сделал все, чтобы произошел полный разрыв. Но было больно. Ведь прежде так крепко дружили, ничего не скрывали друг от друга, всем делились, и даже молчать вместе было хорошо. В последний раз они виделись больше года назад. А теперь, увидев знакомую, чуть согнутую спину, Дико почувствовал, как теплая волна разлилась где-то внутри – как же ему не хватало друга! Окликнуть? Или нет? А вдруг он прочтет на его лице холод и досаду? Чушь какая! Эмил лучше всех поймет, что с ним произошло. Искренне скажет, что думают серьезные люди об исключении Дико Дикова из национальной сборной…

– Эмил!

Мужчина, шедший впереди, остановился и медленно обернулся. Это был действительно Эмил. Он узнал Дико. Глаза его засветились и потеплели. Эмил подождал, пока Дико подойдет к нему, – он всегда был нетороплив. Если бы не теплый блеск в глазах Эмила, можно было подумать, что он не рад встрече.

– Ну, здравствуй…

Друзья, столько времени не видавшиеся, крепко пожимали друг другу руки, рассматривали один другого. Эмил мало изменился, по-прежнему чистой голубизной блестели глаза, и улыбка чуть растягивала губы. Может быть, щеки чуть округлились и в манерах появилось больше солидности. Взрослый, сложившийся, уверенный в себе человек, готовый с симпатией отнестись к любому, кто подойдет к нему с открытым сердцем. Дико слегка позавидовал старому другу.