Текст книги "Старт"

Автор книги: Кирилл Топалов

Соавторы: Дончо Цончев,Блага Димитрова,Божидар Томов,Атанас Мандаджиев,Лиляна Михайлова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц)

Тактика Дико сработала. В «Заре» произвели замены – «держать» Дико доверили Данчо, сравнительно мягкому игроку, которого легко было сбить с толку. Сейчас самое время начать настоящую игру. Противник смущен, колеблется – значит, вперед! Дико прокрался за спиной у судьи и, пока Данчо напряженно искал его, сделал знак Чоки, только что овладевшему мячом. Чоки послал ему мяч, остальное было нетрудно – перед ним никого не было. Он спокойно добежал до кольца и небрежно опустил мяч в сетку.

Рев восторга прокатился по залу. Фабричные махали руками, девушки в экстазе пищали тонкими голосами. Мастер Дончо совсем позабыл о субординации и колотил по спине директора, а тот, в свою очередь, – непонятно, впрочем, для чего – все время просил:

– Спокойнее, спокойнее, товарищи!

Дальше – больше. Чоки пробивал защиту противника как танк, Асенчо с успехом применял свою фирменную обводку, Павка выцарапывал мяч у противников из-под самого носа. И в результате 12:4, 16:4! 18:6! Голос диктора тонул в буре оваций. Свистки судьи с трудом перекрывали крики: «Ро-ди-на!!», «Ро-ди-на!!»

Раздался свисток – «Заря» просит минутный перерыв. Игроки быстро окружили Кирила, стоявшего у линии. Публика добродушно потешалась над мастерами. Фабричные покричали-покричали и перестали. Старик кутался в пальто, лицо у него было серое, зубы стучали – бил озноб, пальцы с силой прижимали ручку к блокноту, игра шла так быстро, что он не все успевал записывать, и это тревожило его. Да и плохо ему было…

Дико, как известно, был невысокого мнения о тренерских способностях Кирила, это и помешало ему серьезно подумать о мерах, которые Кирил постарается предпринять, чтобы выравнять игру. Дико был доволен собой, но в эту бочку меда была влита ложка дегтя – почему Данчо, самого слабого игрока «Зари», назначили опекать его, Дико? Переиграть Данчо – не большая честь. Дико тщеславно решил, что Кирил в данную минуту занят только одним – выбором достойного соперника ему, Дико, главному и самому опасному игроку «Родины».

После перерыва несколько секунд на площадке все шло по-прежнему, но только несколько секунд. Данчо, оставшийся в пятерке, теперь приклеился к Драго, а к Дико приставили Митко – упорного, злющего, въедливого. Он буквально повис на Дико. К тому же на второй минуте по знаку Кирила игроки «Зари» мгновенно изменили тактику защиты и повели жесткий прессинг по всему полю. Прессинг… Старое, доброе средство в борьбе против молодого и неопытного состава. Испытанный способ, часто помогавший крепким, но рутинным командам выйти из временных затруднений.

Дико не исключал такого варианта и во время тренировок показывал ребятам, как освобождаться от прессинга, но внимание на этом не заострял.

Поняв тактику Кирила, Дико взял перерыв и подробно объяснил ребятам, что от них требуется. Его слушали внимательно, на лицах не было ни тени испуга, ребята дышали ровно, хотя майки их темнели от пота.

– Значит, понятно? Ориентир на меня! Ждете, когда «убегу», и посылаете мяч мне! Все равно, кто будет делать передачу, – любой, кто окажется с мячом. Я надеюсь на каждого!.. Мальчики, победа почти у нас в кармане! Стиснем зубы, соберемся и – в бой!

Минута истекла. Павка готовился вбросить мяч в игру. Противник уже тут как тут, следит за каждым движением. Сигнал! Мяч в игре. Дико ловит его одной рукой и, коротко постукивая о площадку, проносится по флангу. Митко прижимает его, пытается вытолкнуть за линию. Почти теряя равновесие, Дико замечает Чоки, который уже стоит наготове у корзины, и посылает ему мяч. Чоки вкладывает его в корзину. Гром аплодисментов, воздух рвется от криков. Хорошо, хорошо…

Митко буквально увивается возле Дико, следует за ним по пятам или преграждает ему путь – издалека они кажутся одним существом или человеком и его тенью. Другие делают то же самое. Прикроешь глаза, и кажется, что по площадке движутся только пятеро, подгоняемые собственными тенями. Публика замирает, в зале слышен только топот десяти пар ног…

Дико изо всех сил стремится перехитрить своего опекуна, но это удается ему все реже, все реже. Все чаще мяч выбивают у него из рук, он морщится, бросает сердитые взгляды на сидящих за судейским столом. И ребята начинают ошибаться.

– Павка завершает! Только Павка! – кричит Дико. Но два раза Павка неточно бросает мяч, и он отскакивает прямо в руки противнику. Ошибка за ошибкой… Темп, кураж, напор – все сбито… Противник спокойно, планомерно контратакует, и разрыв сокращается все больше и больше: 26:10, 26:14, 26:18… Улучив момент, Дико подбегает к судейскому столу и просит минутный перерыв. Удар гонга гулко прокатывается по залу.

Пять минут, что остались до конца первого тайма, превращаются благодаря Дико в необычное зрелище: играет он один, остальные бесцельно бегают вокруг. Как правило, он получает мяч сразу из рук того, кто вбрасывает его в игру. От крайней линии Дико ловким дриблингом пробирается на середину площадки, где его окружают уже двое игроков «Зари» (одного Митко, видите ли, им мало), он отдает мяч кому-то из своих, кто поближе, отрывается от сторожей и требует мяч опять, стараясь прорвать защиту и приблизиться к корзине. Ему это часто удается – при помощи обманных маневров, дриблинга… Но, добравшись до места, удобного для атаки, он вдруг чувствует, что руки у него деревенеют и бросок выходит смазанным, неточным, непластичным. Он пытается утешить себя: «Это случайно, сейчас все наладится», но в какой-то момент его охватывает страх – вдруг это старая болезнь? Он умеет, но не может…

Постепенно Дико замечает, что слишком легко добирается до щита, противник будто нарочно дает ему поблажку – мол, все равно промажешь. Ведь «Заря» досконально знает слабости Дико. А он, ошибаясь все чаще, не может понять, что главная причина поворота событий – не капризная фортуна, а он, он сам. Ему же кажется, что виноваты все – слишком спешат, на каждом шагу делают не то и не так, он все больше распускается, перестает владеть собой, нервы будто с цепи срываются – и снова огрехи, ошибки, сбой…

Ребята долгое время подчиняются ему, но видя, что дело не идет, робко пытаются сделать что-то самостоятельно – и проводят две атаки без него! Одна удается, во время второй – только Чоки собрался атаковать корзину, как Дико вырвал у него из рук мяч и с досадой крикнул:

– Чоки, без глупостей! Назад!

Что поделаешь, ребята снова опустили голову и стали бессмысленно вертеться возле своего лидера. Команда рассыпалась. Горло их корзины ненасытно глотало мяч за мячом…

Пробил гонг, объявив перерыв в драме, счет стал

38:30 в пользу «Зари».

Да-а, ни у кого уже не возникало иллюзий по поводу исхода матча. Знатоки были убеждены, что молодая команда хоть и пощекотала нервы болельщикам, но должна быть счастлива, что отстала от «Зари» ненамного.

Возбуждение публики, достигшее еще несколько минут назад небывалого напряжения, постепенно спадает. Фабричные уныло опустили голову и молчали, глядя перед собой, а их соседи слева отпускали злые шуточки, особенно старался парень, который предсказывал «Родине» проигрыш в сто очков. Да и сами члены команды уже жалели о своих слишком бурных выражениях восторга в начале матча – выходит, теперь они наказаны судьбой…

В густом воздухе раздевалки висело тяжелое молчание. Директор так рьяно затягивался сигаретой, будто пил ее. Цачев стоял в углу, задумавшись.

Старик, бледный как смерть, пристально глядел на двери душа, за которой скрылся Дико. Прошло еще несколько минут. Наконец двери душа скрипнули, все повернули голову – показался Дико. Волосы у него были мокрые, вода стекала на шею и грудь.

– Прошу всех посторонних покинуть раздевалку! – раздраженно крикнул Дико. Голос его еле уловимо дрожал. – Оставьте нас одних!..

Директор, Цачев и другие, растерянно поглядев друг на друга, двинулись к двери. Первым демонстративно вышел директор, за ним – остальные. В комнате остался только Старик.

– Это и к тебе относится, папа!

– Сначала послушай меня, потом…

– Нет, ничего не хочу слушать, ничего! Еще раз прошу тебя!

Старик нахохлился, поплотнее закутался в пальто и вышел из комнаты на одеревеневших ногах.

Дико плотно закрыл дверь и повернул ключ. Ребята молча, настороженно глядели на него. В этот момент кто-то решительно постучал в дверь. Дико снова повернул ключ – в обратную сторону – с намерением обругать нахала.

На пороге стоял Эмил. На чуть полноватом лице, как всегда, улыбка, щеки гладко выбриты, темный строгий костюм придавал Эмилу торжественный вид.

Для Дико появление друга было неожиданностью. Два дня назад он был у него в гостях и ни звука не проронил о матче. Он не предполагал, что Эмил придет. Сначала Дико обрадовался, но потом ему стало неловко – стыд и досада заставили его даже покраснеть.

– И ты молчишь? Стоило бы тебе надрать уши! – проговорил Эмил с добродушной улыбкой.

– Значит, ты видел?.. Плохо дело, Эмил, плохо… Да ты входи, входи, пожалуйста!

Эмил переступил порог, приветливо кивнул ребятам, потом повернулся к Дико и положил ему руку на плечо:

– Совсем наоборот, Дико, совсем наоборот! Я, честно говоря, был приятно удивлен: хорошую команду ты сделал, даже очень хорошую. Но… у меня есть несколько соображений. Можно, я тебе скажу?

Эмил посмотрел на ребят и тихим голосом заговорил:

– Понимаешь, у меня сложилось впечатление, что ты недостаточно доверяешь им, и напрасно! Я бы посоветовал тебе не играть совсем во второй половине. Посмотри на их игру со стороны, заметь, где и в чем они еще слабы, и тогда входи. А хочешь – посмотрим вдвоем, посоветуемся…

Эмил говорил почти шепотом, но Дико казалось, что его друг громко кричит. Напряженные взгляды, которые ребята время от времени бросали на них, будто ножом резали его.

– Прошу тебя, потише, – прошептал он раздраженно. Эмил сделал вид, что не слышит, и продолжал так же ровно: – И спокойнее, Дико. Ты слишком нервничаешь. Раньше этого за тобой не водилось. Твоя нервозность передается игрокам, ну и, кроме того, производит неважное впечатление на публику.

Дико уже едва сдерживался, его бесил наставнический тон Эмила: вместо того чтобы сказать что-то конкретное об игре, он пустился рассуждать и учить его, Дико, известного всей стране…

– Поиграй ты с такими… посмотрю я на тебя! Сначала заработать столько очков, а потом… – Дико задыхался от злости.

– Ты не прав…

– Мне лучше знать!

Эмила неприятно удивила грубость Дико. Если бы он понял, что для его старого приятеля значил этот матч, он, конечно, разговаривал бы с ним иначе. Но не догадываясь об этом, он вышел из раздевалки озадаченный и обиженный.

Дико снова закрыл дверь на ключ и повернулся к игрокам.

– Ну что, страшно, а? – попытался он пошутить. Ребята молчали. – Подойдите поближе! Впереди еще целый тайм, ничего еще не потеряно!..

…Дико предполагал, что Кирил и дальше прибегнет к прессингу, – ничего другого он не ожидал. Однако едва лишь началась игра, Дико понял, что Кирил подготовил ему сюрприз – игроки «Зари» встали плотной стеной у своей корзины. Это называлось «создать зону».

Дико вынужден был сразу взять минутный перерыв и наскоро определил новые задачи. Ему показалось, что Чоки и Асен плохо поняли его, но времени объяснять подробнее не было – он сделает это в процессе игры. Как досадно, что этому маневру он не придавал особого значения прежде и не натренировал ребят против «зоны». Баскетболисты «Зари» снова заулыбались, и снова в улыбках их было что-то пренебрежительно-добродушное. Завладев мячом, они не спешили, отдавали его друг другу, играли со своими визави как кошки с мышками, делая вид, что никак, ну никак не могут пробить защиту. Это тоже был своеобразный спектакль. Публика, потерявшая было интерес к игре, ожила: по рядам пошел смешок, все громче, громче, и вот уже весь зал – кроме фабричных, конечно, – веселится, шутит, подзадоривает своих.

Да, неплохо придумал Кирил – выставить его и команду на посмешище… И никакой возможности ответить ему тем же. И чем дальше, тем хуже. Чоки снует бессмысленно туда-сюда, вот он сунулся к Асену и отрезал его от соперника. На грубоватом лице крупные капли пота, дышит тяжело, с отчаянием смотрит на Дико, от бешенства уже готового кусаться, драться, биться головой о стену… Он велит Чоки стать у штрафной линии и не двигаться с места.

…Мяч пролетел над головой Чоки, ударился в щит, но Чоки даже не оборачивается, не говоря уже о том, чтобы принять участие в борьбе. «Дубина!» – тихо ругается Дико.

– Чоки, Чоки! Не спи! Погляди вокруг! Подними руки и вытяни их вперед, чтобы можно было подать тебе!

Чоки вытянул руки и замер в такой позе. «О боже, с кем я имею дело, что за люди!» – стонет Дико и нервно, срывающимся голосом кричит:

– Сюда, сюда, бери от меня!.. Бросай сейчас же, чего ты ждешь?..

Испуганные, сбитые с толку, ребята совершенно забыли о какой бы то ни было самостоятельности. Даже если выпадала редкая возможность взять мяч и попытаться вбросить его, они не глядели на корзину – искали одного только Дико. Но что может один?.. Низким дриблингом он проник в «зону», ловко обошел центрового и широко шагнул к корзине. В этот момент перед ним как из-под земли вырос Найден, он буквально прилип к Дико как пиявка и не давал двинуться ни вперед, ни назад. И все же Дико ухитрился присесть, потом взвился в воздух и легким движением кисти послал мяч первому, кто попался ему на глаза, – рыжему Чоки. Мяч пролетел сквозь растопыренные руки и лег к нему на грудь. И тут он замешкался буквально на какие-то несколько секунд, этого было достаточно, чтобы баскетболисты «Зари» выбили у него мяч, послав его далеко вперед, к корзине «Родины». Ну а там Перо подождал, пока к нему подбегут Данчо, Митко, Найден, и они, страхуя друг друга, спокойно распорядились мячом.

На этот раз Дико даже не вернулся в оборону, остался там, где был. Ярость петлей сдавила горло, нечем было дышать. Он медленно приблизился к Чоки и со свистом прошептал ему в лицо:

– Болван! Дрянь!

Это был конец. В ужасе от того, что делает, от собственного падения, от зверского выражения лица Чоки он еще раз повторил: «Дрянь» – и отступил назад. Чоки медленно и грузно следовал за ним, и у Дико было такое чувство, что Чоки непременно сейчас ударит его. Выскочил откуда-то Павка. Дико, как сквозь пелену, увидел: Павка крепко схватил здоровяка за руку, остановил его, что-то сказал. В публике многие вскочили на ноги.

Дико доплелся до судейского стола, подождал, пока игра прервется, машинально объявил замену и, не оглядываясь, пошел к раздевалке. Десятки глаз – с удивлением, жалостью, возмущением – провожали его. Тренер бросает свою команду?!

В маленьком коридорчике перед раздевалкой он вышел из оцепенения. Со страхом оглянулся – никого. Никто не последовал за ним… Подошел к противоположной двери, из которой незаметно можно проникнуть во двор, проверил – открыта. Вошел в раздевалку, вывалил из шкафчика свои вещи и стал лихорадочно одеваться. Скорее, прочь отсюда!.. Натянул рубашку на мокрую от пота майку, галстук снял и сунул в карман пальто, слишком долго – так ему показалось – пришлось возиться с кедами, потом со шнурками туфель, с молнией на брюках. Он часто поглядывал на двери – вот, сейчас кто-нибудь появится! Не лучше ли запереться на ключ? Мокрая майка прилипла к телу, ощущение было ужасно неприятное. Скорей, скорей!.. Он нахлобучил шапку, натянул пальто, схватил сумку и ринулся в коридор. Ни души. Зал глухо шумел. Судейские свистки пронзали рокот, доносящийся оттуда. Он добежал до двери, ведущей во двор, и вдруг почувствовал страшную слабость во всем теле, ноги будто приросли к полу, руки опустились… А из зала слышался нарастающий шум, выкрики, и наконец прокатилась волна аплодисментов! Кому это аплодируют? Что там происходит? Нет, не может он так уйти – хоть одним глазком поглядеть на площадку… Да и не увидит его никто, ведь ни один из них не пошел искать его, ни один не захотел сказать ему хоть что-нибудь, пусть даже выругать, но позвать обратно, ни один… А ведь «Родина» – его детище. Сколько сил и труда положено за последние месяцы, чтобы из сосунков сделать настоящую команду, сколько надежд было, и вот что получилось…

Публика в зале уже кричала «браво!», аплодисменты не затихали, и вдруг он явственно услышал: «Ро-ди-на!», «Ро-ди-на!» Ему казалось, что он даже улавливает знакомые голоса. Горячая волна ударила в голову, он на цыпочках подошел к двери, ведущей в зал, открыл ее. Перед глазами – спины и плечи людей, зал грохотал, на него никто не обратил внимания, и, приподнявшись, он увидел только тонкую полоску площадки. Новый взрыв криков и аплодисментов, и сквозь шум репродуктор сообщил:

– Счет снова сокращен: 45:39 в пользу «Красной зари»!

Дико вздрогнул – надо, непременно надо понять, что там произошло. Он попытался сунуть голову между плечами двух дюжих парней, стоявших впереди. Они машинально подвинулись, даже не поглядев на него. Теперь он увидел всю площадку и немедленно сообразил, что положение коренным образом переменилось: игроки «Родины» в зеленых майках вихрем носились по полю, мяч аккуратно входил в дужку кольца, только сетка подрагивала! У Дико сжалось горло, в груди потеплело. «Так, так, молодцы, здорово… Как я учил их…»

Баскетболисты «Зари» просят минутный перерыв, они в смятении, еле дышат – противостоять молодым им не просто. Звучит гонг, шум чуть стихает, но не прекращается, все бурно обсуждают происходящее, и Дико слышит басовитые голоса каких-то юношей, видимо старших школьников:

– Ну, убедился? Ушел этот, престарелая знаменитость, – и игра у них пошла! Он все одеяло на себя тянул, фасон держал! У него только фасон и остался, а ребята играют лучше без него!..

Будто удар в солнечное сплетение… В глазах потемнело, он отшатнулся, как в тумане пробежал тесный коридорчик и оказался на дворе, под монотонно шуршащим дождем…

Игроки «Зари», ошарашенные молниеносным темпом, навязанным им «Родиной», растерялись, но после минутного перерыва им удалось собраться. Пошла необыкновенно красивая игра. Баскетболисты «Родины» мощно, единой волной штурмовали корзину противника, и мяч выстреливало как электрической искрой. Публика была наверху блаженства и щедро награждала игроков приветствиями и аплодисментами – к концу матча они просто не прекращались. Хотя и побежденная, «Родина» триумфально покинула зал.

А противники? Они даже не знали, радоваться им или огорчаться. Ведь они выступили против начинающей команды, которая заставила их выложиться предельно, а результат? 60:57… Всего три очка разницы. Грустная победа…

Фабричные сначала приуныли – все-таки проигрыш, но когда услышали щедрые похвалы своей команде, увидели, с каким восхищением знатоки и зрители провожают проигравших, подняли головы и заулыбались.

В раздевалке было тихо. Ребята молча слушали похвалы – что-то мешало отдаться радости. Директор нетерпеливо оглядывал игроков – заговорит наконец кто-нибудь или так и будут играть в молчанку?.. Цачев стоял в углу, лицо у него было хмурое, две морщины прорезали лоб. Шоп хитро прищурил глаза, тихо и ласково поглаживал Асена по плечам. Парню это не нравилось – он отворачивался, отмахивался от Шопа, как от назойливой мухи, в конце концов сбросил его руку:

– Оставь меня в покое!

Вачков всей тяжестью облокотился о шкаф у стены и изо всех сил старался принять грустный вид – чтобы, не дай бог, не подумали, что он рад случившемуся.

Ребята были уже одеты, и директор, кашлянув раз-другой, подошел к столу в середине комнаты:

– По-моему, вы молодцы, играли хорошо. Поздравляю вас!

Ребята заулыбались, только Чоки упорно глядел в окно и даже не повернул головы.

Директор слегка нахмурился:

– Та-ак. Значит, гордимся. И правильно. Есть чем гордиться!.. Но скажите мне, пожалуйста, что случилось с вашим тренером? Я что-то не понял – почему он ушел? И где он сейчас?

Чоки вдруг резко обернулся – лицо его было одного цвета с волосами:

– Если вы думаете, что я виноват…

Тут все зашумели, заговорили. Директор поднял руку, призывая к тишине, подошел к Чоки, положил руку ему на плечо и мягко попросил:

– Ну-ка расскажи, в чем дело.

Чоки опустил глаза, обтер тыльной стороной ладони губы и, тяжело дыша, тихо промолвил:

– Он… он назвал меня… дрянью. Если бы это кто другой, я бы… не вытерпел… Я обид не прощаю…

Стало совсем тихо.

Директор покачал головой:

– Плохо дело… Эх, Дико, Дико, не ожидал я такого от тебя…

– Товарищ директор, на кой нам нужен такой тренер? – со злостью выкрикнул председатель профкома, который и раньше недолюбливал Дико, считал его выскочкой. – С воспитательной точки зрения он вредит команде!.. Мы найдем другого тренера – каждый согласится работать с такой командой!..

Ребята испуганно поглядели на него, потом на директора. Чоки разволновался больше всех:

– Если из-за меня – не надо! Не надо, я не согласен!

– А отец где? – спросил директор. – Он ушел? Почему и его здесь нет?

– Он ушел сразу же после матча. У него, кажется, была лихорадка – его всего трясло, – услужливо сказал Гошко.

– А ты что молчишь? – обернулся директор к Цачеву. – Скажи что-нибудь!

– Еще тогда, когда он разделил команду на две части, мне подумалось, что он пришел к нам с какими-то своими целями, а мы только средство. Но, – Цачев сделал ударение на этом «но», – независимо от причин, по которым он появился здесь, налицо большой труд и результаты этого труда. Хорошие, очень хорошие результаты!.. – Цачев опять сделал паузу, видно было, что говорить ему все труднее – ведь речь пошла об их общей вине. – Это значит, что он очень способный тренер, но дальше своего носа не видит, потому что думает в основном только о себе! И мы обязаны были помочь!.. Дико помог нам создать и укрепить команду, а теперь наша очередь помочь ему преодолеть свои ошибки!.. И не забывайте, товарищи, что во многом виноваты мы, руководители. Ну, например: почему мы все – коллектив, комсомольская организация – позволили тренеру делать все, что он захочет, и не вмешивались? «Какие мы специалисты, что мы понимаем в спорте? Уйдем в сторону! Кто лучше разбирается – мы или он?» – вот как мы все рассуждали. А что получилось?.. Не знаю, как вы, но я чувствую себя очень, очень неловко. И не успокоюсь, пока не увижу Дико снова среди нас!..

Директор поднял обе руки, соединил их, приветствуя секретаря:

– Все ясно! Цачев, дорогой, я рассчитываю только на тебя!

Поразмыслив, Цачев решил в этот вечер ничего не предпринимать – пусть беглец побудет наедине с собой. На следующий день до обеда Цачев все ждал и надеялся, что Дико первый позвонит ему или придет на фабрику.

К трем часам Цачев понял, что надежды напрасны. Он надел плащ и вышел за ворота фабрики. Через пятнадцать минут он уже звонил в дверь Диковых. Никто ему не открыл. Он снова с силой нажал на кнопку звонка и прислушался. Полная тишина. Странно – в такое время никого нет дома…

Он позвонил в дверь напротив. Ему открыла молодая женщина в накинутом на плечи цветастом платке, за юбку ее держался сопливый мальчуган лет трех, а из комнаты доносился плач младенца.

– Хорошо, что вы пришли! Я уж просто не знала, что делать… Я не знаю никого – ни родных, ни знакомых…

Цачев заволновался:

– А что случилось?

– Пелин… Поздно ночью разбудил меня: «Милка, очень мне плохо… Дико нету дома… Телефон не работает…» И почти падает… Мы с мужем подхватили его под руки, уложили на кровать, муж побежал на угол, позвонил, приехала «скорая» и увезла его в больницу…

– А Дико? Вы не знаете, где Дико?

– Одну минуту…

Женщина схватила мальчишку на руки, побежала в комнату. Младенец орал там что есть мочи. Она тут же вернулась с бумажкой, на которой бледным карандашом было нацарапано:

«Папа, ухожу на несколько дней в охотничий домик «Брокс».

Дико».

– Мы нашли ее возле кровати… – тихо сказала женщина.

Дико стоял на веранде охотничьего домика и рассеянно глядел на серый, тонувший в потоках дождя склон горы. Он только что завершил мучительный разговор с самим собой. Нужно бы хоть немного отдохнуть, собраться с силами… Глазу не на чем было остановиться, нечему порадоваться – грязноватая зелень травы, огромные камни у далекого соснового бора, похожие на молящихся людей, глухое эхо ветра, напоминающее стон, вечерняя тьма, внезапно и резко накрывшая все вокруг, – будто горы, лес и домик разом опустились в какую-то страшную яму. Да еще этот дождь, стучащий по ступенькам лестницы… Зачем он здесь? Какой в этом смысл?.. Куда ни пойдешь – все то же, от себя и того, что случилось, не убежишь…

На вершине холма показался темный силуэт: какой-то человек на мгновение замер, потом стал медленно спускаться по склону. Дико со страхом подумал – не галлюцинация ли это? Он обернулся и поглядел на смотрителя домика – тот насвистывая, обстругивал какое-то деревце. Между ними с самого начала возникла антипатия друг к другу. Смотритель любил поболтать, отвести душу – в это время года люди появляются здесь редко, а Дико был молчалив и мрачно настроен, вот общения и не получилось. И сейчас смотритель не проявлял никакого интереса к Дико – тесал деревце, насвистывал что-то с презрительной улыбкой, которая явно относилась к новому постояльцу. Дико перевел глаза на склон горы, будто боялся, что видение исчезнет. Теперь человек был виден четче – он двигался в сторону домика. Кто это может быть? Дико вдруг захотелось выйти навстречу этому одинокому путнику, приветить, обласкать – ишь, идет себе и будто не чувствует, какой дождь хлещет вокруг. Дико вспомнил, что и он так же пришел сюда – под дождем, которого не замечал, не чувствовал.

Путник неуклонно приближался, минут через десять он будет здесь. «Кто же это может быть?» – терялся в догадках Дико, и тут он уловил что-то знакомое в походке путника… Темень сгущалась, лес по обе стороны поляны под холмом превратился в два темных пятна…

Дико невольно поднял руку. Что это было – приветствие, призыв? Путник остановился и тоже поднял руку. Дико вздрогнул – черт побери, до чего же фигура и жест похожи на… Цачева! Да-да, это его манера привычно просить тишины, поднимая руку… Но что за ерунда? Что может здесь делать Цачев – в это время, в этом горном охотничьем краю? Фабрика, ребята – отныне это только воспоминания, причиняющие боль… «Только ты, отец, у меня остался…» Вдруг Дико почувствовал, как холодок страха и стыда пополз по спине, вспотели руки – ведь он оставил отца больным, бежал сюда, как зверь, зализывать раны, а об отце не подумал… То есть он думал, но боль, обида, страдание были настолько сильны, что мысль эта ушла куда-то на задворки сознания. Он снова взглянул на темное мокрое поле – теперь камни у леса стали похожи на людей, жмущихся друг к другу, ищущих друг у друга защиты и опоры…

Смотритель вышел и, насвистывая, облокотился о стену чуть поодаль от Дико. Теперь и он заметил странного туриста и с насмешкой бросил:

– Ха, вот вам еще один! Может, вы собираетесь устраивать тут конгресс?

Дико ничего не ответил, сошел со ступенек под дождь и остановился в тревожном ожидании. Цачев подошел совсем близко, Дико шагнул ему навстречу. Дождь потоками изливался на них – в одну минуту одежда, руки, лицо у Дико стали мокрыми. Цачев тяжело дышал, лицо под обмякшим от воды козырьком кепки горело от усталости, в глазах секретаря Дико прочел тревогу. Кровь отлила от сердца, ему казалось, что он вот-вот упадет. Переведя дух, Цачев сделал попытку улыбнуться и сипло выговорил:

– Не волнуйся… Он в больнице… Там за ним ухаживают… Но на всякий случай ты поспеши, потому что… ему худо… Хорошо, что я нашел тебя… Пойдем в дом, мы оба промокли до нитки.

Дико задохнулся. Как автомат, он последовал за Цачевым. На площадке Цачев сказал:

– Отправляйся сейчас, пока не совсем стемнело. Ты ведь хорошо знаешь дорогу?

– Да, – глухо ответил Дико, повернулся как на шарнирах и пошел по коридору в свою комнату. Шаги его гулко отдавались в глубине. Смотритель с удивлением наблюдал эту сцену:

– Что там случилось?

– Отец его…

– А-а…

Через минуту Дико вышел в холл в расстегнутой куртке с сумкой через плечо.

– Скажите честно, товарищ Цачев, – вы пришли сюда только ради меня?

– Иди, иди, не медли… А я чуть отдохну, устал порядком. Ты не жди меня, иди.

– Да-да, хорошо. Он где сейчас?

– В Пироговской.

– Понятно… Завтра увидимся, да?

Цачев поглядел на часы:

– Сейчас шесть часов. Если пойдешь напрямик, к восьми будешь в Княжево. Иди через Большую ложбину.

…Первую сотню метров Дико прошел в среднем темпе, потому что был целиком поглощен одним-единственным чувством – собственной вины. Зачем он пустил Старика на матч? Ведь тот был болен, а теперь он, сын, оставил отца одного… Какое значение имеют его обиды, самолюбие, неудачи по сравнению с болезнью самого дорогого человека? Как он мог уехать, поддавшись отчаянию, не подумав о Старике?..

В груди болело, тревога гнала его вперед, и он уже почти бежал, видя перед собой, как наваждение, циферблат часов с быстро вертящейся стрелкой…

Ровно в восемь промокший, падающий от усталости, с пятнами грязи на лице Дико появился в больничном вестибюле. На чисто вымытом полу от его кроссовок оставались лужицы грязной воды, куски травы и комья земли. Старшая сестра выслушала его с суровым лицом, потом лицо смягчилось, и она повела его по длинному коридору, сочувственно поглядывая на его мокрое лицо, мокрую куртку и штаны. Она вынула большой носовой платок и подала ему:

– Вытритесь.

Он поблагодарил, взял платок, вытер лицо и машинально сунул платок в карман куртки. Потом вынул из внутреннего кармана куртки расческу, причесался. Волосы тоже были мокрые. От всей его фигуры поднимался в теплый воздух коридора легкий пар.

Они дошли до одной из белых дверей.

– Тут? – тихо спросил Дико.

– Да. Вы не волнуйтесь, он еще очень слаб. У него была высокая температура. Сейчас получше…

Дверь тихо подалась. В нос ударил сильный запах лекарств. Дико прикрыл дверь и огляделся. Три пары глаз уставились на него. Он подумал, что попал в чужую палату, но тут один из больных кивнул головой и глазами показал на кровать в углу. Дико повернул голову, и сердце едва не выскочило – вот он!.. Старик лежал неподвижно, впалые щеки были страшно бледны, нос обострился, рот запал. «Опоздал…» Но нет, Старик вдруг пошевелил пальцами и медленно передвинул левую руку. Дико с усилием проглотил комок, застрявший в горле, и на цыпочках подошел к кровати. Теперь ему виден был температурный лист, на котором кривая резко ползла вверх, а потом обрывалась вниз до крайней точки.

Дико бросил куртку на стул, стоящий рядом, осторожно присел на кровать и слегка дотронулся до руки отца. Какая холодная… Веки больного дрогнули, он медленно повернул голову в сторону Дико. Густые с проседью волосы разметались на подушке и выглядели тусклыми, неживыми.