Текст книги "Записки империалиста (СИ)"

Автор книги: Кирилл Чернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц)

– А в деле достижении успеха нам может помочь новинка военной техники, – продолжил я после небольшой паузы. – То есть самое время выслушать наших гальванёров – минёров.

После моих слов генерал Хомутов распорядился пригласить Борескова и фон Крута, которые ждали, толи своей очереди, толи участи. Когда им ещё ответ держать перед генералом, представителем императора. Первым начал Боресков, было видно, как он волновался, но, ведя речь о своих любимых минах, вскоре успокоился, и доложил, как у них обстоять дела на море и в земле.

По первоначальному плану намечалось установить 100 мин, но, теперь их было 150. Причём прибывшие с фон Крутом полсотни мин из Питера, были минами Якоби. То есть управляемыми. Провода и оборудование, и что важно взвод сапёров из гальванической команды тоже прибыли с ним. К маю 1855 года в районе Павловской батареи были погружены 50 мин, еще 95 – готовы к этому. Отлично! Но, всё равно плохо. Хоть Хомутов и подпоручики минёры сопли не жевали. Надо ускоряться. Они кстати и без меня их ставили в шахматном порядке. Скромно выслушав мои наставления о том, что, они и так знали и уже делали. Вот так-то, господин попаданец. Уели тебя предки. Но, это только в радость. Всегда бы так. Кроме, это они, узнав, по опыту кампании 1854 года на Балтике, что взрыв мины больше пугает, чем повреждает корабль. Стали ставить мины парами. Мина Якоби образца 1854 года имела пороха до 14 кг. Две мины, это взрыв 28 кг, что уже более основательно для корпуса вражеского корабля.

Минные банки ставили у Павловской батареи, у Тузлы, на фарватерах и рядом с ними, где могли пройти небольшие суда. У самой Керчи было принято решение мины не ставить. А вот связку крепость Еникале – Чушка, перекрыть минами в достатке. Тем более, что их ещё должны были подвезти в Керчь, из Тулы. Делать там их должны были на… самоварных фабриках. С металлами, с медью там работать умели.

Пока выходило так. Если союзники придут через неделю, то их будут уже ждать в проливе минные поля в десятки мин. Придут позже будет ещё больше выставлено. После того как обсудили это. Я спросил:

– Скажите, господа, а можем мы выставить управляемые мины в Камыш-Буруне, в местах, где вероятнее всего встанут корабли для высадки десанта? После этого все на меня внимательно посмотрели.

– Вы хотите взорвать десант на кораблях? – спросил адмирал Новосильский.

– Да. Или сами корабли, когда он высадиться. Чтоб отрезать путь к отступлению, – был мой ответ сразу всем.

– Хватит ли у нас на всё проводов и мин? – спросил я минёров. – Выставить там хотя бы десяток.

– Какое расстояние от косы до причалов в Камыш-Буруне? – обращаясь уже к морякам.

– Около шести кабельтовых, – быстро ответил Бутаков. Когда на него посмотрел Новосильцев.

– То есть около версты, – сказал я. – Прошу вас, господа посмотрите свои возможности по проводам для постановок мин в проливе и фугасов на суше. И доложите мне лично. Сможем или нет, выставить мины в Камыш-Буруне помимо запланированного, – раскомандовался я. – В обед будьте готовы сделать доклад.

Борескову и фон Круту, оставалось только сказать: «Так точно ваше Превосходительство!» Что они и сделали.

– А, что касается подрывников. То, они не будут смертниками. Делать подрыв можно и из схрона. И такого, что его противник ни с собаками, ни днём с огнём не найдёт. Вы же у нас и сапёры. Вот вам, и об этом думать тоже, – продолжил я нарезать задачи. – Но, об этом завтра. Сейчас давайте о фугасах на суше. Но, сначала давайте отпустим моряков. У них своих дел хватает.

– Хотя нет. Останьтесь, господа. Надо начинать взаимодействовать. Сражение за Керчь будет на суше и на море, – изменил я своё намерение.

– Теперь, господа, приступим к делам сухопутным, – сказал я.

– У вас карта местности готова? – задал вопрос глядя на генерала Хомутова.

– Так, точно ваше в… превосходительство, – ответил он, чуть не выдав меня. За, что я ему взглядом поставил жирнючий «кол» и вызвал родителей в школу.

Памятуя про бумаги и овраги. Ещё в феврале я отдал категорический приказ составить карты разных масштабов окрестностей Севастополя, Керчи, Евпатории, Феодосии. Уточнить имеющиеся. Как воевать без толковых карт? Хомутов достал карту склеенную из нескольких листов, и расстелил её на столе. Я стал внимательно её рассматривать. Всё вроде есть, НП, дороги, тропы, высоты, овраги, батареи, позиции. Годиться, не до жиру. И карта уже была разбита на квадраты.

– Вполне, Михаи́л Григо́рьевич, – похвалил я генерала. И отменил вызов родителей.

– Как у нас возможностями подорвать противника управляемыми фугасами, в походных колонах по дороге на Керчь? – спросил я, обращая свой вопрос к минёрам.

– Ваше превосходительство, мы не сможем это сделать, – ответил Боресков.

– Причины?

– Нам на всё мины не хватает проводов.

– Дьявол разбери! – не сдержался я. И начал вышагивать по комнате. Офицеры из-за этого разошлись по сторонам.

– Плохо, господа! Весьма плохо! С помощью фугасов, я рассчитывал, что противник ещё на подходе к наши позициям получит потери. И это собьёт ему боевой подъём после легкой высадки.

– Ваше, превосходительство! – сказал Хомутов, – у полковника Карташевского есть предложения касаемо использования фугасов в сложившемся положении дел.

– Разрешите, ваше превосходительство? – сделал шаг, вперёд присланный в Керчь для заведывания артиллерией полковник Карташевский.

– Да, господин полковник, – ответил я.

– Артиллерию Керченского отряда за последнее время значительно усилили. В том числе и 12 пудовыми единорогами, – начал он говорить. Было видно, что волнуется.

– Гранатами они бьют на тысячу сажень, дальней картечью на триста двадцать четыре, ближней до ста восьмидесяти пяти. 12-ти фунтовая пушка бьёт гранатой так же на тысячу сажень, есть и картечь. У 6-ти фунтового орудия тоже, дальняя и ближняя.

– В связи с этими я предлагаю, пропустит авангард атакующего противника через фугасы. Дать ему подойти к позициями на дистанция уверенного поражения картечью. И после этого взорвать фугасы, раз они управляемые. Нанести потери, вызвать замешательство, отсечь от основных сил, и уничтожить огнём артиллерии. Затем перенести огонь вглубь построений наступающего противника. Здесь применять гранаты.

Сказав это Карташевский замолчал. Молчали остальные, я тоже, крутя в голове предложенный вариант. Подойдя к карте, и смотря на неё спросил:

– Для этого проводов хватит?

– Так точно! – бодро ответил Боресков.

– Для обеих позиций. Крепости и Митридата, – уточнил он.

– Что ж, дельно. Но, есть, что к этому добавить, – сказал я.

– Первое. Огонь должен быть и ружейным.

– Второе. Позиции пехоты, батареи должны быть замаскированы, скрыты так, что их нельзя было распознать и в подзорную трубу с сотни саженей.

– Третье. Противника надо скучить перед позициями. То есть выставить препятствия там, где нам выгодно. Но, так, чтоб их тоже было не видно.

– Четвёртое. Местность надо пристрелять. Прежде всего, для ведение огня гранатами. Поставить ориентиры, но, такие, чтоб противник, не понял, что это.

– Пятое. Для наблюдения, корректировки и управления боем, огнём батарей установить на позициях вышки. Будет ведь так: «Война в Крыму, всё в дыму».

– Вышки поставить и на Павловской батареи. Обратился я к Хомутову. Тут Новосильцев до того стоявший молча сделал шаг вперёд, и сказал:

– Ваше превосходительство, разрешите? Я кивнул в ответ.

– Для успешного взаимодействия нужна связь между флотом и берегом. Я предлагаю использовать флотские сигналы.

– Отличная мысль, Федор Михайлович! – отозвался я.

– А, между крепостью и Митридатом держать связь, через оптический телеграф.

– Он здесь есть, Михаил Григорьевич?

– Нет, ваше превосходительство.

– Значит надо найти людей сведущих в этом вопросе. Сделать хотя бы наподобие, и апробировать в деле. Связь в бою значит очень многое для его результата.

– Фугасы для установки готовы? – спросил я, перейдя уже на новую тему.

– Готовы, – ответил Хомутов.

– Они начинены картечью?

– Да.

– Хорошо! – сказал я.

– На будущее такие фугасы надо будет снаряжать не картечью, а что-то вроде стрелок, цилиндров, ромба. Точнее соединенные основаниями конусы или пирамиды. Не знаю, как называется эта фигура называется.

– Октаэдр, ваше превосходительство, – показал свои знания геометрии Карташевский.

– Пусть так. У октаэдров, цилиндров, стрелок должна быть пробивная способность выше, может и разлёт дальше, чем у картечи. Но, это потом, господа! Сейчас используем то, что имеем.

– Кстати о снарядах. Вы получили инструкции из столицы о применении регулированных снарядов для мортир и единорогов? – спросил я, вспомнив об этом своём почине.

– Так точно. Ваше превосходительство! – подозрительно бодро ответил мне генерал Хомутов. И начал пожирать меня глазами, имея вид лихой и придурковатый. «Опытный. Что-то здесь нечисто», – подумал я. И решил добить тему.

– И каковы результаты? – спросил я, подойдя, и прямо глядя на генерала.

Он и Карташевский начали заметно бледнеть, стоя по стойке «смирно». Пошла пауза. В комнате стало гнетуще тихо. Прервал тишину и паузу полковник Карташевский.

– Это моя вина, ваше превосходительство! Я сам ознакомился, но, не успел, отдать распоряжение начать изготовление снарядов и обучение офицеров и расчётов. Генерал Хомутов же, мне сразу передал инструкции по регулированным снарядам.

– Похвально, господин полковник! Принимаете огонь на себя, – сказал я, переведя взгляд на него.

– Вы вероятно не знаете. Что император, личНО, принял в это вопросе участие! Ведь такие снаряды повышают дальность до четверти и более от возможной. А точность, в два и более раза! А вы полковник «не успели». Государь успел, а вы, нет!!! Начал я заводиться. После фразы «государь успел», Хомутов пошёл пятнами.

Я злился. Ведь я был сам по себе нетерпелив, и любил, чтоб то, что я просил, делалось быстро. В семье, на работе. Знаю, что не лучшее качество. Но, как есть. Это у меня от отца, и в семье я был старшим братом. Думаю и Николай Первый тоже был таким. Я злился, ходя по комнате в абсолютной тишине, иногда бросая взгляды на Хомутова и Карташевского, всё так же стоящих по стойке «смирно». Остальные участники совещания в эти минуты изображали невидимок. Вдруг им и за что-нибудь прилетит. Начальство, тем более столичное, оно такое. Я злился, а толку то. Если их отстранить, то кого вместо них? Да, у них залёт. Но, в целом они справлялись. Немного остыв, я сказал:

– Господа офицеры! У нас война! И мы её не выигрываем! Поэтому нужно использовать любую возможность для достижения успеха! Любую! Важна любая мелочь! Поэтому не может быть вариантов «не успели», «не могу знать». Нужна максимальная отдача, от генералов до простого солдата. И я как полномочный представитель императора будут требовать этого от всех! Иначе будете держать ответ перед государем, и по законам военного времени! Закончил я делать внушение. Хотя кому внушать? Новосильцеву, Хомутову, Гарднеру, Бутакову, Лихачёву? Они и так были живым примером, касаемо этой самой отдачи.

– Всё, господа офицеры, теперь все за дело! – начал я завершать совещание.

– А для того, что у нас получилось не только на бумаге. Надо увидеть и понять, как сделать лучше, сильные и слабые стороны. Для этого мы с вами пойдём всем известным нам путём. На лицах офицеров возник немой вопрос.

– Тяжело в учении, легко в бою! – снял я его с их лиц.

– 29 апреля, мы проведём командно-штабные учения от А до Я, – начал я вгонять в грусть военных.

– Я со своими офицерами буду играть за союзников. Вы же за себя, – обратился я к Хомутову. – На море, вашим противником, Федор Михайлович, станет Бутаков, – усмехнувшись сказал я. Моряки переглянулись между собой.

– На этом сегодня всё. Займёмся делами, – завершил я совещание.

И после того как все убыли, я пошёл к себе в кабинет работать. Там меня ждали бумаги. Официальные и не очень. Письма, рапорты, отчёты, донесения. С бумагами я работать не большой любитель. Но, надо!!! Правитель без работы с бумажкой, какашка! И точно не очень хороший правитель.

Здесь в Керчи большую часть моего внимания занимал бумажный поток из Севастополя и Крымской армии.

Будучи сравнительно не далеко от них, я не стал вызывать к себе Барятинского, Нахимова. Пусть делами занимаются. Я после Керчи туда приеду. А пока Барятинский обязался раз в три дня присылать сообщения о последних событиях. И у меня там были и без этого свои глаза, уши. Братья великие князья Михаил и Николай.

Благодаря им я неплохо видел, слышал, и знал, как там идут дела. По моей просьбе они мне регулярно писали письма-донесения, что да, как. И именно в их письмах я узнал, как острословы стали называть Барятинского, Нахимова, Тотлебена и Пирогова. Крымский квартет, великолепный квартет, три мушкетёра и Пирогов или эскулап, а для кого-то они стали всадниками Апокалипсиса.

Как я понимал из сообщений эти разные, незаурядные люди, притёрлись друг к другу. Всё они талантливые, с огромной энергетикой, самоотдачей, жертвенностью ради дела, и главное, они все были нацелены на одно, служить своей стране по максиме. Это их и объединяло. Сглаживало между ними шероховатости. Братья писали, что это они увидели, почувствовали сами, как и все защитники Севастополя, Крымская армия. От генералов, адмиралов до солдат и матросов. На фоне Меньшикова, Остен-Сакена, их окружения это был своего рода тектонический сдвиг.

Барятинский по мере вхождения в курс дел начал чистку рядов, он избавлялся от «меньшиковцев», здесь я ему дал карт-бланш. С моего согласия были сняты со своих должностей генерал барон О́стен-Са́кена, генерал Жабокритский. После этого они попросили о переводе, и хотели покинуть Крым. Но, я сказал в письме «нет». Как и другими офицерами. Таким как полковник Генерального штаба Залесский, который посоветовал Меньшикову при Альме свести войска с выгодных для боя высот, вниз к мелководной реке. Где 8 сентября две линии ротных колонн встали почти вплотную в полный рост под винтовки противника вместо «окопного боя».

Вопросы возникли и к штабу Меньшикова. Ближайшим помощником князя был подполковник А. А. Панаев. Обязанности начальника штаба официально исполнял Генерального штаба полковник В. Ф. Вунш, на которого возлагались руководство штабными офицерами, разработка и планирование операций, разработка диспозиций и квартирмейстерские функции.

Не забыл я и про «шапкозакидателя». И оказался генерал-лейтенант Кирьяков Василий Яковлевич. За Альму его ждало следствие и суд.

К Остен-Сакену были вопросы по организации обороны Севастополя будучи начальником его гарнизона. Комиссия, пока ещё не следственная, а по изучению военного опыта должна была дать оценку действиям генерала Жабокритского в сражении при Альме и Инкермане. Её возглавлял генерал-лейтенант Строгов, то есть я сам, и, соответственно комиссия была с бесконечными полномочиями.

Всем им было приказано остаться в Крыму, и оказывать всяческое содействие комиссии.

Сам князь Меньшиков покинул Крым, он был мною отпущен в отпуск для поправки здоровья. А оно ему пригодится. Комиссии накопают на него материалов. По коррупции и действиям следствием, которых были неудачи и поражения в войне. И после этого князем займётся уже следственная комиссия. Нельзя спускать с рук, то, что они здесь наворотили ни Меньшикову, ни генералам.

В целом благодаря великолепному квартету, Барятинский, Нахимов, Тотлебен и Пирогов, дела в Севастополе и Крыму пошли, повеселей. Я тоже конечно вносил в это свою лепту. Почти все ресурсы империи, были направлены туда.

С крепостей уже дошли в Крым первые обозы с мортирами, порохом, ручными гранатами, амуницией, провиантом. Как и собранная по всей стране помощь, медикаменты, обувь, одежда, одеяла, ткани, порох, свинец, уже рассортированное оружие, провиант, и многое другое. С оружейных заводов каждую неделю уходили «конные эстафеты», экспрессы.

Для этого были мобилизованы почтовые кареты, у транспортных компаний дилижансы, у обеспеченной части населения кареты разных типов, с лошадьми и возницами. У тех у кого в семье кто-либо служил в действующей армии, кареты не брали. Это были не реквизиции, с владельцами карет, лошадей, часто и возниц, заключался договор о найме, но, не более 100 рублей за месяц. Это зависело от состояния лошадей, кареты, её вместимости. Рубли были бумажными. В договоре был пункт и о форс-мажоре. Так, что если, что увы и ах. И перед тем как предложить договор о найме, владельцам сообщалось, что государь-император, императорская семья, отдали свой конный парк и кареты… безвозмездно! Срабатывало, кто-то отдавал просто так, кто-то снижал стоимость найма.

Каретные мастерские столиц и крупных городов, включая и придворные, получили заказы на разработку и производство «быстрых» и надёжных пассажирских и грузовых повозок, и не быстрых.

К повозкам, каретам нужны были двигателя, то есть лошади. Просто лошадки для больших повозок не совсем подходили. Лошадиная сила она разная. Орловский рысак, тяжеловоз или крестьянская лошадёнка, это разная лошадиная сила.

С коневодством в России на 1855 год был неплохо. Дело Николаем I-м было поставлено на государственный уровень. Здесь он шёл верным путём.

В апреле 1843 года вышел указ о создании Управления государственного коннозаводства, которое должно было осуществлять руководство конными заводами, принадлежавшими государству, и случными конюшнями. А они в свою очередь согласно императорскому указу от 7 января 1843 года, заниматься улучшением коннозаводства в государстве. Как для нужд армии так и для экономики. Если государственных конных заводов было шесть, то частных… около девятисот! Скачки и бега дворяне любили. И конезаводство давало очень неплохую прибыль. За хороших скакунов давали если не полцарства, то тысячи рублей, бывало и золотом. В решении лошадино-двигательном вопроса так же пошли путём добровольности и найма.

Благодаря этому Севастополь и Крымская армия уже в марте начала получать еженедельно, по нескольку тысяч винтовок, люттихских штуцеров и ружей переделанных под отечественный вариант пули Несслера. Пули к ним, пулелейки, станки для обжима пуль, снаряжённые патроны и бумагу для них.

В дело даже пошли раскопанные моими адъютантами в цейхгаузах, складах арсеналов винтовки, которые были участниками войны Отечественной войны 1812 года, где уже вкусили кровь французов и других кто с ними пришёл. Теперь им предстояло это сделать вновь. Только уже с сыновьями и внуками тех, кого они выцеливали в 1812 году. Заодно и сравнят. И британскую попробуют на вкус.

Этим кровожадными ветеранами были, ружьё унтер-офицерского винтовальное, штуцер егерский образца 1798 года и винтовальное ружье образца 1805 года. Все они имели калибр примерно 16,5 мм. За унификацию тут надо сказать особое спасибо. Но, зато кремневые, это минус. Что касается их количества, то по найденным бумагам было так. «Ноябрь 1799 г. Тульский и Сестрорецкий оружейные заводы получают заказ на изготовление «по высочайше опробованным образцам 1798 г. 928 ружей унтер-офицерских винтовальных и 14 000 штуцеров егерских с кортиком». Винтовальных ружей образца 1805 года, было заказано под 12-ть тысяч. Их осталось конечно не 100 %. Но, после того как оставшиеся приведут в порядок, на два полка четырёх батальонного состава хватит.

За тем, что это всё как можно быстрее и полностью доходило до Крыма, следили созданные мною комиссии, жандармы, МВД, полпреды императора. Порох, винтовки, артиллерию, провиант, амуницию, снаряжение, медикаменты я держал под личным контролем. Мне каждую неделю давали сводный отчёт, что и как выполнено по этой части. Для быстрой.

Добрались и первые подкрепления, две полнокровные, именно полнокровные дивизии с обозами из Южной армии, части сформированные из гарнизонов крепостей. 1-я сводная гвардейско-гренадёрская бригада тоже уже проходила крещение огнём на бастионах и укреплениях Севастополя.

Уже включились в работу отмобилизованные хирурги, врачи, младший медперсонал, их коллеги добровольцы, а так же народные целители.

Николай Иванович Пирогов получив должность заместителя командующего Крымской армии по медицинской части, пёр в этом направлении как танк на пехоту, у которой нет РПГ и ручных гранат. О его бурной и в прямом смысле животворительной деятельности писали мне братья. Именно его из квартета больше всего ненавидели и боялись снабженцы и поставщики. По его докладам о состоянии дел по медицинской части, снабжению в целом, в Крымской армии и Севастополе уже были произведены неоднократные аресты, шло следствие. И к тому же он был штатским.

По моему распоряжению в госпиталя Крыма с Азовского моря, Дона, Волги, Каспия стали доставлять различную рыбу. Свежую, солёную. Простую и осетровых. Так, что ели раненые рыбы от души, доставалось им и чёрной икры. Шла рыба и икра и гарнизону Севастополя, Крымской армии.

В июне, когда стада лошадей, баранов наберут вес и силу после зимы на коктеу. Казахи, калмыки и башкиры пригонят табуны и стада. В меню добавиться баранина, конина, кумыс. Он для раненых тоже на пользу. Был бы мясной бульон, он же сорпа, шурпа, а, чтоб бросить в него найдется. Так же как и в уху. Кочевники ещё юрты подвезут.

Против цинги в Крым грузили бочками, но, не апельсины конечно. Квашеную капусту, бруснику, клюкву, смородину. Для напитков ресурс был в Крыму, тот же кумыс, сушеные и свежие фрукты для компота, или если по-русски взвара. Из России я приказал доставлять сушеную ягоду, вдобавок к просто чаю, и иван-чаю. Его как я узнал здесь, не только пьют, но, и едят, и не только скот, но, и люди, ещё он даёт пух для подушек, мёд. И был, как и положено такой замечательной траве лекарственным растением. Народные Гиппократы, обеих полов его активно использовали. И у меня мелькнула мысль о том, что, чаевые магнаты, специально похерили индустрию по производству иван-чая, чтоб рынок себе расчистить.

По поводу еды и напитков для раненых и солдат у меня были неплохие консультанты. Мои наставники по штыку и прикладу, Федот и Георгий. Этот блюдо и напиток одновременно, они назвали в один голос, с нежностью и даже с уважением… кисель. Это мы его привыкли пить, а тут его едят. Овсяные, ржаные, пшеничные, гороховые, молочные. Привычных для моего времени ягодных и фруктовых тут ещё не было. Жизнь раненым, и не только им, я решил подсластить мёдом. Его в России много, а сахару мало. И он дорогой.

Моим родовитым, благородным, богатым, относительно молодым адъютантам был непонятна такая забота о серой скотинке, то есть солдатах. По их лицам видел, как они реагировали, когда записывали или слушали мои распоряжения по поводу госпиталей, обеспечения, питания раненых. Удивление, недоумение, иногда брезгливость. Им такое внимание к здоровью нижних чинов, с моей стороны было не понятно. Нет, о них заботились отцы командиры, но, в меру. А её они для себя определяли сами. Кто как.

А для меня теперь, императора, солдат был не только солдат со всеми из этого вытекающими, но, и будущий семьянин, работник, налогоплательщик, покупатель. Отец будущих солдат, налогоплательщиков, покупателей. Дочери идут по этой же цепочке только как матери.

И вообще солдаты это тоже люди, хотя и с особым социальным статусом. Защитники Отечества они. А с людьми надо по-людски. Ибо они не скотинка. Они это оценят, запомнят, другим расскажут. Это я и так знал. Сам в армии рядовым служил. Нормальных офицеров уважали и даже любили, козлов соответственно нет, и звали их шакалами.

И ещё потому-что я здесь уже более двух месяцев общался напрямую с этими самыми солдатами. Своими гвардейцами, дворцовыми гренадёрами. Да, они не особо изысканные собеседники, и ценители французского вина, зато настоящие люди. Без мишуры. А потом всё же, потенциальный отец семейства, работяга, налогоплательщик, покупатель. Это не я такой, это у меня теперь должность такая. Ха! По крайней мере пока так. Люди на первом месте. Как дальше будет, поживём – увидим.

Исходя из этого подхода, Пирогову я написал, что его задача и медслужбы сделать так, чтоб после лечения как можно больше вернуть в строй. Из госпиталей выпустить как можно больше не строевых, а не инвалидов. И как можно меньше не трудоспособных инвалидов. И в связи с этим сделал себе заметку на тему протезов. У меня у самого один мой дед на войне в двадцать один год, ногу потерял. И ничего, ремесло освоил, троих родил, даже машину водил.

Раненых в госпиталях и медсанбатах, я приказал одеть в пижамы, пусть и из домотканой ткани, шлепанцы, тапочки сделать им, матрацы хотя бы на соломе, подушки, одеяла дать относительно нормальные. Для решения этой задачи была подключена императрица Мария Александровна, вдовствующая императрица Алекса́ндра Фёдоровна, моя сестра Мария Николаевна, тем более, что её второй муж, тайный, граф Григорий Александрович Строганов, был не из бедной семьи. В эту работу и вообще любой помощи армии была мною мобилизована вся женская часть императорской семьи, с манипулами фрейлин и когортами всех кто был около них. А так же легкая промышленность России, как фабричная, так и кустарная.

Первую половину 27-го апреля я воевал. Озвучил свои мысли своему штабу, как я вижу бой против Хомутова. Начали мозговой штурм. После обеда они продолжили уже без меня. Я после сиесты вышел в море, чтоб осмотреть Павловскую батарею, позиции на Тузле. Их было хорошо видно с моря, это плохо. Сделал себе пометки на этот счёт. Вернулся в Керчь, поужинал, засел за бумаги. Так и день прошёл.

На следующий день у меня было дежавю. С утра вновь повоевали, провели работу над ошибками, опять поштурмовали мозгом. Я их оставил в этом состоянии. Сам пострелял из револьверов, помахал тесаком, с Федотом и Георгием поработал штыком. После обеда подавил массу около часа и выехал осматривать позиции, только уже на суше. Их тоже было хорошо видно, не есть гут. Надо, что-то с этим делать.

Приказал собрать рыбацкие сети, и навязать на них лоскуты ткани, вывалить их в грязи. Так в русско-японскую делали из белых солдатских рубах, цвета хаки. Импровизация, мать твою! На масксети так распорядился ещё добавить пучки травы. Посмотрим, что из этого выйдет. Что ещё может помочь? Месяц апрель, потом май. Крым. Дерновка! Уж здесь я дока! В армии КАМАЗы набивали дёрном, и закрывали им сотни квадратных метров. И я изо дня в день принимал в этом участие… с лопатой в руках.

Я сказал охране: «Принесите мне лопату». Принесли две, одну деревянную с набитым железным лезвием и железную. Взял я её в руки. И начал вырезать кусок дёрна. Да, не БСЛ-110, и не привычная огородная штыковая. Пое… нь полная такой лопатой работать. Надо лопатный вопрос порешать. Вырубил несколько кусков. Поднял голову… и увидел большие глаза и офигевшие лица моей охраны и адъютанта. Это они с того, что, царь-батюшка лопатой машет, или от того, что он весьма неплохо ею наделал пласты дёрна? А то. Я ещё дрова рубить умею, пилить брёвна, почтовые ящики, скворечники делать, ха – ха! Распорядился брать дёрн и покрывать им бруствера, насыпи. Трава молодая. Если не придёт супостат в ближайшие дни, успеет приняться.

И смотря на то, как идёт работа на позициях, отметил для себя, отсутствие ручных тачек. А ведь они для перемещения грунта, и чего-либо, лучше носилок, мешков. Надо, чтоб они здесь и в других местах они появились как можно быстрее. И в комплекте с разными вариантами лопат. Рост производительности труда, наше всё! Кстати, читал, что китайцы делали тачки с парусом, чтоб было легче и проще. Соображают.

После объяснения плюсов дерновки, тачек, закончил объезд позиций. Ужин, пробежался по плану завтрашней игры, бумаги и сон. Дежавю.

29 апреля сошлись «красные» и «синие» в командно-штабной игре «Оборона Керчи». «Синие» атаковали. Вот тут то мы и зашли с козырей. Я, и мой штаб не зря обмозговывали план сражения.

Сначала разогнали разъезды казаков, и провели разведку для выявления расположения сил и средств противника. Действовали полуэскадронами, «красные» купились на это, начали палить в нас из пушек. То есть мы выявили их батареи. И начали по ним бить из своих. И одновременно бросили в атаку большие массы пехоты. Сразу… четыре полка. Шестнадцать тысяч штыков! И все на крепость! Выставив против горы Митридат заслон в два батальона и шесть орудий. Было видно, что Хомутов и его штаб к такому повороту были не очень готовы. Была же крепость и Митридат. А мы атакуем только крепость.

Но, гарнизон крепости смог отбить атаку. Инженерные заграждения приостановили движение пехоты, собрали её вдоль себя, и тут «красные» подорвали фугасы и открыли огонь, картечью, и из стрелковки. Я ждал, что Хомутов поднимет гарнизон крепости «в штыки», но, он не стал этого делать. А взял, и перенёс огонь артиллерии и ракет в глубину наших построений, били по нам гранатами. Явно влияние Карташевского.

После этого мы, «синие», отошли, перегруппировались, ударили артналётом по батареям «красных», и провели, ещё две, уже не очень решительные атаки. Уничтожение фугасами, картечью и пулями в первой атаке сразу до трёх батальонов нас впечатлило. Даже французские части по нашему разумению не особо охотно шли в бой, под огнём пушек, ракет и винтовок. И начав получать по себе дальнюю картечь, и огонь из винтовок начинали отходить. Выставленному заслону против Митридата тоже досталось. По нему «красные» врезали гранатами из единорогов и ракетами. Пришлось и ему выйти из под их огня.

«Синие» отошли, как мы думали из зоны обстрела артиллерией «красных». На три версты. А они нас достали ракетами и эксцентриками из единорогов. На этом месте я обратился к Хомутову и Карташевскому с вопросом:

– Как обстоят дела с регулированными снарядами?

– Расчёты батарей в тот же день приступили к обучению, ваше превосходительство, – ответил мне генерал Хомутов. В ответ я молча кивнул.

Вот из-за этих снарядов «синим» пришлось вновь понести потери и уйти ещё на две версты на восток. И вставать лагерем на ночёвку, выставив усиленные караулы. Атака на Керчь в КШУ была отбита.

И в этом момент «красные» и «синие» поняли для чего в десяти верстах на запад от въезда в Керчь стоят лагерем более шести тысяч шестьсот штыков, одиннадцать пушечных и мортирных батарей и чёртова дюжина эскадронов. И всё это воинство имело свой заслуженный на полях сражений знак наивысшего качества, это была… гвардия и гренадёры. Лучшие солдаты империи!!! Российской империи. А значит лучшие в мире! 2-я сводная гвардейско-гренадерская бригада. 1-я уже билась в Севастополе.

Хомутов, Карташевский и остальные офицеры, участники КШУ, молча на меня смотрели. «Дальше как?», звучал в их глазах молчаливый вопрос. И я дал на него ответ: