Текст книги "Записки империалиста (СИ)"

Автор книги: Кирилл Чернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 35 страниц)

Провести командно-штабные учения (КШУ) по сражению, выступая за себя и за противника. На её основе провести полевые учения, проработать маршруты движения, хронометраж, систему сигналов, подготовить проводников.

В роли исполнителей этого плана должны были выступить силы, которые уже были в Керчи и Феодосии. Их усилит полнокровный, четырёх батальонный полк, переведённый из Севастополя. А так же сводная пехотно-конная, гвардейско-гренадерская бригада, с артиллерией.

От каждого полка Гвардейского, Гренадёрского корпусов и Гвардейского экипажа усиленная рота в 280 человек, Лейб-гвардии Сапёрный батальон, роту сапёров и роту минёров. Гвардейский кавалерийский корпус от каждого полка по так же усиленному эскадрону, Гренадёрский корпус три эскадрона, гвардейская артиллерия четыре полевых батареи и три конных. В идеале более шести тысяч отборной пехоты, а с севастопольцами все десять. Пятнадцать эскадронов, две тысячи, одной из лучшей кавалерии в мире, от кирасир до гусар, и два-три полка донских казаков.

Планировать и строить укрепления у Керчи, усиливать крепость и береговые батареи должен один из помощников Тотлебена и ещё несколько военных инженеров из Севастополя. Стрелковые окопы, траншеи делать, и в полный профиль. И вести из них огонь стрелками индивидуально. Здесь они должны были широко применить новинки в минной и инженерной войне. Управляемые фугасы с картечью, растяжки с минами гранатного типа, колючую пока верёвку, наблюдательные вышки. Пустить в ход весь свой накопленный опыт и знания, которые получили своей кровью и потом русские солдаты, матросы и офицеры под Севастополем.

Для ночных обстрелов богам войны предлагалась вновь новинка. Стрельба по квадратам и улитке. Артиллерия будет усилена ракетами. Возможно использование единорогами гранат эксцентриков, чтоб повысить дальность и точность.

Керченский пролив должен быть закрыт минно-артиллерийской позицией. Плюс Азовская флотилия. Мины обычные и управляемые, лучше ставить смешано и в две-три линии. Береговые батареи в самой крепости, косе Чушка. И там и там сделать ложные батареи и укрепления, для отвлечения части огня и внимания противника на себя. На Луганском заводе срочно изготовить или найти старые орудия и отремонтировать как можно большего калибра, от 18 фунтов и больше. Доставить, и к маю установить на позициях. У Севастополя придётся вырвать шесть двухпудовых мортир, и как можно быстрее они должны оказаться в Керчи на позициях, вместе с двукратным боекомплектом и расчётами. Их двухпудовые бомбы и опытные артиллеристы резко усилят защиту пролива.

Из судов, баркасов, плотов сделать плавучий бон и перекрывать им фарватер, затопить ещё суда и якоря по необходимости. Из подручных средств на основе имеющих пароходов, судов, гребных судов сделать плавбатареи и артиллерийские плоты. Защиту орудий и расчётов делать из крепких брёвен, досок, усилить полосами железа, чугунными плитами. В узости пролива подготовить вариант «горящего моря». В лодки, бочки налить нефти, заложить фугасы и при необходимости, всё это взорвать и зажечь. Это всё дополняют корабли Азовской флотилии. Там было несколько кораблей, с очень хорошей скоростью для того времени, более 15-ти узлов. Если всё же противнику удастся пройти все линии обороны Керченского пролива, то Азовская флотилия, артиллерией, шестовыми минами, таранными ударами и брандерами, должны всё-таки пресечь попытки войти в Азовское море. Корабли и суда, которые будут стоять у Камыш-Буруна, после высадки десанта, ночью рвануть управляемыми морскими минами.

Очень большим подспорьем в организации обороны Керчи и пролива должен был стать железоделательный завод, который располагался недалеко от города. Шанцевый инструмент, ручные гранаты, мины, полосы металла и многое другое из металла можно было делать на месте. Чтоб увеличить темпы и количество производства необходимого на заводе, с городов побережья Чёрного, Азовского моря, с Дона мобилизовать кузнецов и других мастеровых, как и прочие средства, материалы. И людей для работ по превращению Керчи в настоящую крепость на суше и на море. Всё должно было сделано для того, чтоб Керчь почти на сто лет раньше вновь стала городом-героем, и в этой истории не попала в руки врагов.

«Командно-штабные учения, стрелковые окопы в полный профиль, ведение огня стрелками индивидуально, управляемые фугасы, растяжки, колючая веревка, огонь по квадратам, улитке, минно-артиллерийская позиция, всё это ново», – покручивал у себя в голове, раз за разом эту мысль князь Барятинский, рассматривая при этом рисунки, схемы, этих окопов, растяжек, квадратов, улиток. Последние особенно привлекли его внимание, ведь там можно вести артиллерийский огонь, даже не видя цель, а просто зная, что она там есть, и поражать ее, оставаясь при этом неуязвимым.

«Фугасы и растяжки позволяют нанести потери противнику, ещё до его вступления в прямой бой. Колючая веревка затрудняет быстрое продвижение вперед. Тем самым повышая урон от ружейного и артиллерийского огня. Умно, хитро, коварно. И надо заметить, несложно в исполнении», – продолжал обдумывать прочитанное командующий Крымской армией князь Барятинский. «Кто же у государя в советниках ходит по военным и морским делам?», – задавал он себе вопрос.

План обороны Керчи и последующий разгром противника, казался ему вполне осуществимым, но, конечно с доработками и исходя из состояния дел на месте. «Особенно если для это и впрямь мне дадут гвардию, гренадёров и полк севастопольцев. Да ещё со штуцерами и в кирасах!», – уже с азартом думал князь, вышагивая по земляному полу казачьей хаты, на небольшом хуторе, где он, несколько офицеров, и его конвой из взвода его верных кабардинцев остановились на ночлег. Чтоб с рассветом вновь тронуться в путь, чтоб как можно быстрее попасть в Крым, и в первую очередь в Керчь.

«Кривой», пальчиковые батарейки плюс старик Хоттабыч. Что получиться? Ручно-пальцево-фееричный режим управления. Вот что. Руками я раздавал госаппарату затрещины и подзатыльники, палец указывал, что делать, так же в ходу были волшебные пендели. Конечно, работа шла и до меня, система работала, но, не быстро, и не так как я хотел. А я иногда бываю не терпеливым в силу характера, а требовательным и даже жёстким меня профессия сделала. Поставишь «двойку», и кто ныть начинает, «Я исправлю, уберите, пожалуйста. Меня родители накажут». Кто-то даже в слезы. Но, иногда ради получения нужного результата даже слезы ученика, чаще ученицы, не должны, не то, что трогать сердце учителя, просто нельзя уступать чувству жалости. Так, что учитель должен быть, строгим, но, справедливым, добрым, но, требовательным. Давать возможность исправить оценку, ситуацию, и жестким до предела возможного, если этого требует положение дел. Хех, почти как правитель.

В первую очередь сразу после обретения статуса императора, от меня досталось военному министерству. Несмотря на то, что, будучи полковником, Василий Андреевич Долгоруков сопровождал с 1838 по 1841 год Александра в путешествии по Европе и России. Я его, то есть военного министра в данный момент спросил в лоб после того как он закончил краткий доклад о положении дел.

– Василий Андреевич, я вас знаю давно и вы меня, поэтому спрошу прямо. Вы считаете себя способным далее выполнять должность военного министра во время войны? – прямо глядя на него задал я вопрос.

В глазах Долгорукого одновременно вспыхнули гнев и удивление. «Как он смеет мне задавать такой вопрос!?» и «Александр!? Вот так с маху, и такой вопрос?» Долгорукому понадобилось меньше минуты, что взять себя под контроль. Он разжал кулаки, и положил немного дрожавшие ладони на стол, и прямо, сразу с интересом и вызовом посмотрел на меня, и твердо сказал: «Если вы Ваше Императорское Величество, сочтёте, что, я уже не могут быть военным министром, я подам в отставку, и будут просить вас отправить меня в Крым или на Кавказ. Если теперь и, вы, окажите мне доверие, то я вам отвечу, как и вашему отцу, императору Николаю Павловичу в день восстания декабристов, когда я был во внутреннем карауле Зимнего дворца, будучи ещё корнетом».

– Василий Андреевич, я не могу вспомнить какой вопрос задал вам отец, в этот важнейший день для России, – сказал я. Я его точно не знал, а память Александра молчала.

– Проходя на площадь к мятежникам, государь спросил, может ли он на меня надеяться, – ответил Долгоруков. Я молчал. Он встал.

– «Ваше Величество! Я – князь Долгоруков! Так я ответил вашему отцу, – взволнованным голосом сказал он. Я тоже поднялся, и сказал: «Тогда, господин, военный министр, давайте вместе браться за дело, и выправлять положение дел. Войну нам не выиграть, но, свести её к ничьей шансы есть». Долгоруков вновь с интересом на меня посмотрел. Вероятно он видел перед собой другого Александра, не того, которого знал давно и хорошо. После этого мы до вечера с перерывом на обед, занимались делами. Хотя и во время обеда мы тоже говорили о войне.

Дни, которые шли, были днями сурка. Подъём в семь или около того, зарядка, завтрак, и работа. На завтрак я себя баловал. Прекрасно сваренный кофе, со сливками, каши разные, и ассорти бутерброды. Хлеб, масло, и икра чёрная и красная, или осётр и стерлядь. Вкусно!!! Вкус специфический! А, что работа императором весьма вредная, даже грохнуть могут. Хоть немного можно же посибаритствовать.

Потом опять работа, перед обедом занятия спортом, в моём случае это сабельный и штыковой бой. Обед, иногда с семьёй, супругу, сыновей, изучал, присматривался к ним. Сам больше помалкивал. В первый наш общий обед, я их удивил своим новым внешним видом, как и прочих окружающих.

Я подстригся, что-то вроде канадки, и снёс без сожаления дурацкие бакенбарды, оставил усы в стиле «подкова». И выглядел теперь так сказать весьма маскулинно или брутально, всё равно. В общем нормально. Супруга моя в этом времени, Мария Алекса́ндровна увидев своего Александра таким, удивленно и внимательно на меня посмотрела. И улыбнувшись, сказала: «Саша, в таком виде ты похож на свирепого викинга». «Мне больше по душе, древний русич или князь Святослав», – так улыбнувшись в ответ, сказал. И, обратившись тоже рассматривающим меня, Николаю, Александру и Владимиру, моим сыновьям: «Кто из вас знает, про князя Святослава? После обеда я вам о нём расскажу». Тем самым вызвав их рядах оживление, и одобрительный взгляд со стороны Марии Алекса́ндровны.

После обеда по режиму, у меня был час сна. Потом опять работа, ужин, так же иногда с семьёй, и вновь работа. Перед сном киселя с булочкой и в люлю. Взял себе за правило ложиться спать не ранее полночи. В общем, получалось стабильно более двенадцати часов я работал. Ещё и перед сном было тоже рабочие время, мысли, идеи, вопросы, хотя засыпал быстро.

Свою нынешнею супругу, Марию Алекса́ндровну, я тоже посещал. О что? Тут мне тридцать семь лет, её тридцать три. И хоть она и родила уже шестерых. Вполне была привлекательная так сказать для сèксу, да, и я сам был не прочь расслабиться. Организм то требовал. Тем более супружница была на моё удивление весьма опытная, да и задору ещё хватало. Хотя и я её кое-чем удивил и порадовал. Что кривить душой, фильмы в духе «даст иш фантастиш» мало кого обошли стороной. Так, что бывало, когда я к ней приходил на ночь, делали и по два захода, вечером и утром.

В деле разгона госаппарата по схеме, скорость, качество, полезная инициатива в плане выполнения указов, приказов, решений, введение военного положения, создание ГКО, полпреды, манифест пошло на пользу. Ну и ручно-пальцево-фееричный режим управления так же. И для его большего эффекта я завёл у себя журнал. Там была графы, где указывалась, фамилия, должность, далее, что должен был сделать, что для этого надо, что дали, и сроки выполнения. Он был разбит по направлениям: экономика, армия, флот, ВПК, транспорт, дороги, внешняя политика, образование, и. т д Чтоб постараться ничего не упустить, из того, что было уже намечено. Некое всевидящее око Саурона. Император всё помнит. Мои адъютанты, секретари и Первое отделение Собственной Е. И. В. Канцелярии, так же делали не мало, чтоб процесс пошёл. Они играли роль рабочего стола, жёстких дисков, и компьютерной мышки. Хранение, поиск, открытие, переформатирование файлов. И появился у меня кабинет со шкафами, где начали, накапливаться досье, с плюсами и залётами. Тоже говорят действенный инструмент в делах государственных, что ж будем проверять на практике.

К середине апреля предпринятые действия, мероприятия начали давать подвижки, да они были ещё не видны невооружённым взглядом. Но, мне через поток докладов, отчётов, докладных записок, списки предприятий, лиц, было видно, что дело понемногу но, пошло. Комиссии, комитеты, МВД, жандармы уже дали первые аресты, в сумме десятки арестов. Это позволило вернуть в казну первый миллион рублей серебром, который должен был быть украден, и растащен по кубышкам. Лишились своих мест многие большие чиновники в министерствах, департаментах, руководители казённых заводов, пошли в отставку, на понижение в должности генералы, полковники, многие попали под суд. Это положительно влияло на исполнительскую дисциплину органов власти разного уровня.

Это меня радовало, но, мыслями я был в Крыму, точнее в Керчи. Я знал, что союзники будут её брать в мае. Но, когда, 5-го, 10-го, 15-го или 25-го мая? Этого я не знал. Поэтому решил, что в Керчи я должен быть 25 апреля. Чтоб успеть самому всё, что там сделано увидеть, оценить, понять замысел обороны Керчи.

Поэтому в ночь с 16-го на 17 апреля, я с сыновьями Николаем и Александром, со своим штабом, походной канцелярией, с полусотней Собственного Его Императорского Величества Конвоя, полуэскадроном Гвардейской полевого жандармского эскадрона, ротой дворцовых гренадёров, и вагонами, которые были забиты оружием, порохом, брониками, касками, полевыми кухнями, формой, обувью, медикаментами и прочим барахлом для войны. Летели на всех парах по зеленому туннелю из Петербурга в Москву. Там нас ждали, тарантасы, дормезы, дилижансы, шарабаны, разные типы карет, грузовые повозки. Сотни этих транспортных средств в комплекте с лошадьми и водителями кобыл, меринов и жеребцов, собирались в столицах, крупных городах, они были нужны для перевозки тысяч людей, а точнее солдат, и грузов.

Уже с марта месяца все эти «барские телеги», как их называли солдаты, начали включаться в транспортный поток, который шёл в сторону Крыма и обратно. Каретные мастерские, заводы, фабрики, все, кто мог делать вариант дилижанса на 12–14 человек получили заказы на изготовление их упрощенного варианта и грузовых повозок. Главное критерий для них, это надёжность. Солдату комфорт особо не нужен. Для него главный комфорт при передвижении в том, чтоб лишь бы не пешком. Кто служил, тот знает, что лучше плохо ехать, чем хорошо идти.

На хозяйстве я бы с удовольствием оставил, вместо себя, что-то вроде князя-кесаря, но, кандидата особо не было на сию должность. Поэтому был составлен триумвират, Орлов, как мой зам по ГКО, Киселёв как сисадмин и хозяйственник, и великий князь Константин. На очень закрытом совещании перед моим отъездом был составлен план действий, на два месяца, кто, что делает, за, что отвечает, расписаны полномочия. Орлов, Киселёв, люди многоопытные, проверенные делами, надёжные. А Константин будет при них для веса, как брат императора. С ним у меня 15 марта произошёл важный разговор, который во многом будет в будущем определять судьбу самого Константина, и что ещё более важно России.

После очередного заседания ГКО, брат попросил разрешения остаться для разговора со мной. В целом мне было понятно, о чём он будет разговор. Я распорядился принести нам коньяк, закуси к нему. Мы сели, я налил нам, выпили, помолчали. И Константин, посмотрев на меня начал говорить.

– Ты сильно изменился брат после смерти отца, внешне и внутренне. Стал более требовательным и жёстким, досконально вникаешь в вопросы. Мгновенно снял Брока, заставил оживиться Долгорукова, Барятинского отправил в Крым командующим. Холоден с Нессельроде, не хочешь слушать советы Паскевича. А ведение военного положения, принятие верховного командования, ГКО, комиссии, комитеты по борьбе со злоупотреблениями, представители императора, манифест. Всё это у меня и общества одновременно вызывают восторг и страх одновременно. И ты неожиданно показываешь такие знания в разных направлениях, что и у знатоков это вызывает удивление. Я тебя теперь совсем не узнаю брат, – сказал он. Я, помолчав с минуту, начал говорить в ответ.

– Ты прав, Константин. Я стал другим. Я стал императором. Поверь и пойми это совсем не то, даже в сравнении с цесаревичем. Я сам это не сразу понял, да наверно ещё и до конца не осознал, не почувствовал. Но, то, что должен стать другим, уяснил себе совершено определенно. Особенно сейчас во время войны, – ответил я, и снова налил, мы молча выпили. И я продолжил:

– Мало того, брат, Россия должна стать другой, сверху до низу. Иначе её ждёт крах и погибель. Нужны глубокие реформы, вероятно сравнимые по масштабу и значимости с делами Петра Великого. После этих слов Константин на меня пристально посмотрел. И спросил:

– Ты будешь отменять право?

– Да. Но, не сразу, и ещё не знаю, как и когда, – ответил я. Тут я лукавил, конечно, в общих чертах я себе уже наметил, что да как. Скажи я сейчас Константину, что для отмены крепостного права будет созван Земский собор, так он сразу бросит заниматься войной и начнёт сочинять проекты, прожекты о соборе, отмене права. Об этом конечно узнает великая княгиня Елена Павловна, и начнётся у неё на её «четвергах» обсуждение этой темы. А мне это сейчас было на хрен не нужно. Война! Вот главная тема.

– Но, для этого брат мы должны не проиграть войну, – продолжил я. – Это даст запас прочности и авторитета для внутренних дел и проведения реформ после неё. Сейчас война на первом месте должна быть, Константин. Это должны понимать все!

– А для того, чтоб не проиграть войну и после неё заниматься реформами. Мы, Романовы, должны стать другими, не такими, какие мы сейчас. Я это понял, став императором, – сказал я и продолжил.

– Мы, Романовы, волей Всевышнего и историей должны изменить Россию, сделать её лучше, сильнее. Сделать так, что вот так как сейчас, больше в её истории не повторялось. А для этого, я, ты, Николай, Михаил, и остальная императорская семья должны, обязаны стать… другими! Царь обязан быть не просто помазанником Божьим, он должен быть, стать истинным главой, вожаком империи, своей страны, своего народа. Чтоб мог вести империю вперёд, и за ним шёл народ не только потому-то он царь, а потому-то он ЦАРЬ! Радетель, защитник своей страны, народа от внешних и внутренних напастей. Он и императорская семья, должны вести за собой империю, страну, и вести её к успехам и победам, а не к поражениям. Ведь для этого у нас есть всё! Власть, пока ещё вера в династию, образование, знания, деньги. У нас этого столько, что мы, по сути, на уровне полубогов, в сравнении даже с просто богатыми людьми. Здесь на земле, мы демиурги! А Россия это страна, которая по воле Вседержителя, является одним из творцом мировой истории. Она уже её меняла, и будет ещё не раз изменять историю мира. И это делалось, когда во главе России, была уже наша династия. И так должно быть и дальше! Для этого, мы, Романовы, вновь должны начать жить по простому правилу: «Империя превыше всего!!!» Не империя, для нас брат, а МЫ для империи. Это наша судьба, предназначение, долг. Мы, Романовы, должны это понять заново. Жить, служить, работать так самим, чтоб увлечь, вести за собой страну и народ исходя из этого правила. «Империя превыше всего!!!» это должно стать смыслом всех кто служит, и в первую очередь для представителей династии. Тогда за нами пойдёт большая часть общества, народа. Сама пойдёт! Без понукания и палки. Кто этого не поймёт сразу, объяснять, учить, кто не хочет, убедить, заставить, а кто вознамерится этому мешать, и более того, противодействовать разными способами, убрать с дороги, и даже уничтожить! И я готов это делать! Как отец, как Пётр Великий! Ты понимаешь меня, Константин? Спросил я его после своего монолога. Он, смотря на меня, молча кивнул. Я по налил по третьей. Выпили. Я встал, жестом усадил его, и ходя по кабинету повёл далее наш разговор по душам.

– Если мы не станем другими, и не сделаем Россию другой. То нас Романовых, ждёт судьба Карла Первого Стюарта, французских Бурбонов. Уже мои и твои внуки могут взойти на эшафот или быть просто убитыми без суда и следствия, – сказал я, глядя на Константина.

– Что ты такое говоришь, брат!? – почти воскликнул он.

– Это не я говорю, это говорит история. А она, не учит, а наказывает за невыученные уроки. Ты слышишь это? Наказывает, за невыученные уроки!!! – сказал я, тоже разгорячённый накалом разговора и коньяком.

– Поэтому, вы, мои родные братья. И ты прежде всего как старший, должны стать моей опорой в моих начинаниях и делах. А для этого необходимо стать… другими, другими Романовыми. Который будут жить и работать для империи, страны, а не просто быть в НЕЙ, и за её счёт, императорской семьёй! «Империя превыше всего!», это должно стать для династии осознанной необходимостью. Так жил наш отец, дед, Пётр Великий! И если нам Богом и историей уготован этот путь, мы должны идти по нему и вести за собой Россию. Или нас столкнут на обочину, затопчут, раздавят другие, заняв наше место. Тут или мы, или нас, другого не дано! Мы не можем жить, в духе «после нас хоть потоп». Это приведёт династию к петле или пуле, а Россию к катастрофе и гибели. Ты же не хочешь этого, брат? – хлестнул я вопросом Константина.

– Нет! Конечно, нет! – горячо ответил он мне. И после этого мы молчали, думая о своём, понемногу успокаиваясь.

– Так, вот, Константин, у нас, у династии есть ещё запас прочности. Война это показывает, Россия удивительно терпелива, и в неё только начинают проникать губительные идеи либерализма, революции, нигилизма. Этой западной х. ни, и поеб. ни! И наши доморощенные европейцы, готовы это дермо хлебать без ложки, так, через край. И все же, есть ещё шанс избежать краха. Но, для этого надо действовать, работать. Делать то, что должен, чтоб было, так как должно стать. Если нет, Россия обречена, – сев за стол, устало сказал я.

– А касаемо моих знаний. Я, Константин, теперь император. А они могут узнать о том, о чём недоступно другим. Для этого у них есть возможности во много крат больше, чем у прочих, – пытался я запудрить мозги брату. И всё же вновь переключил его на главную тему разговора.

– Если ты, брат, будешь со мной. Я с радостью готов делиться с тобой полученными знаниями, идеями, мыслями. Поскольку буду уверен, что это пойдёт только на пользу России. И не как иначе, – на такой мысли я закончил наш, важнейший разговор с Константином.

В той истории он был серьёзной опорой для Александра, помогал продавливать его решения, преодолевать сопротивление реформам, поэтому и я тоже на него имел большие виды, хотя он входил во грех, касаемо государственных денег. Конечно ему и другим братьям, будут прощаться мелкие грешки. Но, мелкие. А, что за деньги. Если Константин захочет, много денег, очень много денег. Я дам их ему. Вернее возможность, заработать, и стать одним из богатейших людей не только в России.

После этого разговора, Константин, начал ко мне относиться, ещё с большим уважением, всегда поддерживал мои решения. Хотя иногда, я замечал его, взгляд, который говорил мне о том, что он продолжает меня изучать.

Но, всё это теперь было там, в холодном и промозглом весеннем Петербурге, а сейчас на рассвете 25 апреля 1855 года, я, с удовольствием вдыхал, стоя на палубе флагмана Азовской флотилии военного парохода «Молодец», морской воздух. Мы полном ходу подходили к Керчи. Здесь я намеривался попытаться изменить ход Крымской войны.

ГЛАВА 3

Март-апрель 1855 года

Санкт-Петербург Европа Чёрное море Крым

Прусский военный атташе в Петербурге граф Мюнстер взял себе за правило писать письма в Берлин раз в неделю, или когда произойдёт нечто важное. Сегодня была пятница, поэтому после завтрака он в своём рабочем кабинете занялся эпистолярным жанром.

Писал он своему так сказать «другу», генералу Людвигу Фридриху Леопольду фон Герлаху. А он, наверно совершенно случайно ходил в генерал-адъютантах у короля Фридриха Вильгельма IV. Был этаким прусским вариантом Аракчеева у него. И плюс к этому фон Герлах был дружен с Отто фон Бисмарком. Ну, звезды так сошлись, что мог с этим поделать граф Мюнстер? Ничего. Вот и писал. А после выхода указа о введение военного положения, царского манифеста «Отечество в опасности», написать было чего.

После этого настроения при дворе и в салонах сильно изменились. Там перестали болтать как плохи дела у России. Ходили слухи, что за такие разговоры, некоторые получили такие штрафы, что на них можно построить пару неплохих металлургических завода, а некоторые знакомцы Мюнстера по салонам, вдруг исчезли из них.

Наоборот, там стали говорить, что Александр готов воевать до победы, о том, что Крым теперь будет постоянно получать подкрепления, оружейные заводы наращивают выпуск штуцеров, и все они идут в Крым, а новый командующий Крымской армией, князь Барятинский, молодой, энергичный и в тоже время опытный. Он стал грозой для непокорных горцев, станет таковым и для союзников в Крыму. И шли разговоры, по секрету конечно, о каком-то Wunderwaffe, которое то ли уже есть, то ли вскоре появиться у русских. И многие его иные источники сведений о делах в России, тоже стали передавать сведения в подобном тоне, а некоторые и замолчали во все.

Один из его хороших знакомых позвал его для разговора подальше от чужих глаз и ушей в своём экипаже. И его кучер вдруг заблудился, и Мюнстер собственными глазами смог увидеть как десятки тяжёлых карронад и мортир, были уже погружены на поезд, остальные ждали своей очереди. Рассмотрел он, судя по их росту и внешнему виду несколько рот гвардейцев или гренадёров, которые занимали вагоны поезда идущего на Москву.

Этот самый знакомый из Зимнего дворца, говорил о том, что на самом, совсем на самом верху этого здания, есть мнение, что было бы замечательно, если б Пруссия не спешила принимать предложение англичан и французов об ограничении торговли с Россией. Англичане далеко, а Россия сосед.

Между ней и Пруссией уже почти сто лет как не было войн, разногласия были, но, это прошлое. А следует думать о будущем, России, Пруссии, может быть даже об их совместном будущем. А это будущее у них может быть великое. Тем более, что у Пруссии есть тоже соседи, и весьма беспокойные для неё. И некоторые из них далеко не друзья России, и ими вряд ли станут. Говорил знакомец Мюнстера, о том, что в Зимнем уверены, что эта война для России закончиться далеко не её разгромом. Да, и Берлину, если говорить, честно выгодно, что Россия эту войну не проиграла, а союзники её «выиграли» не так как они хотят. Поэтому вероятно не стоит Пруссии торопиться с принятием, пусть даже и весьма настойчивых предложений от противников России, о сокращении торговли именно этими товарами с Россией. Ведь всегда надо думать о будущем. А оно для России и Пруссии, может быть просто грандиозным, если вдруг случиться так, что они будут его делать сообща.

Вот об этом и писал прусский военный атташе в России граф Мюнстер своему «другу» генералу Герлаху. Ему было всё понятно. Он же не дурак, да и дурака в такую страну как Россия не пошлют.

Эти русские хотят свести войну к ничьей, и это вполне у них может получиться. Ветераны наполеоновских войны были ещё живы, они рассказывали ему как они воевали сначала против русских с Наполеоном, а потом меньше чем через год, уже с ними против того же Наполеона. И Севастополь держится против армий союзников, несмотря на всё их превосходство.

Россия за мягкий нейтралитет Пруссии в отношении её во время войны и после неё, готова пойти по такому же пути касаемо Австрии и Франции, войны с которыми, чтоб создать уже Германию, неизбежны. И может быть даже речь идёт о союзе между Пруссией-Германией и Россией.

Такие сведения и мысли читал в письме от Мюнстера, генерал фон Герлах во второй половине марта 1855 года. А в конце марта их в точь в точь повторил при неофициальной встречи с Отто Бисмарком, просто путешественник из России по столь близким для него землям Германии, Федор Иванович Тютчев. Он через свои старые знакомства добился встречи именно с Бисмарком. И как рассказал Отто, Тютчев, конечно, сугубо от себя сказал ему следующее.

– Я уверен, что новый император понимает, что Россия и Германия на поколения вперёд могли бы стать добрыми соседями, и совместно достичь многого, начав помогать друг другу, – когда после приветствий, воспоминаний, перешли к главной теме встречи.

– Вы наверно имеете виду, Пруссию? – спросил его Бисмарк.

– Нет, герр Отто, я имел виду именно Германию, – улыбнувшись ему, ответил Тютчев. – И я говорю это вам здесь… в Берлине.

И этот простой русский путешественник, чья работа «Письмо к г-ну доктору Кольбу»^[7] была представлена императору Николаю. И служил он в МИДе на должности старшего цензора. А сейчас просто поехал на воды подлечиться. Так вот этот Тютчев, спросил у Бисмарка… не сможет ли Пруссия продать России хотя бы на два полка, такие замечательные легкие капсюльные ружья… Дрейзе!!! У фон Герлаха от такого даже дыхание перехватило. Вообще-то эти скорострельные ружья были секретом прусской армии, и залогом её будущих военных побед. Но, русские знали про то, что бумажные патроны не до конца сгорая засоряют ствол, и даже то, что у них часто ломаются иглы, и просили к ним запасные. «Дьявол их раздери, откуда они знают про ружья Дрейзе. И тем более про иглы для них!!!», – сердито подумал генерал фон Герлах. И этот Тютчев, клятвенно заверил Бисмарка, что про Дрейзе, никто не узнает. Сохранение тайны, станет залогом будущей дружбы между Россией и Германией.

15 апреля в Париже императору Наполеону Третьему, 16 апреля в Лондоне лорду Пальмерстону, руководители министерств иностранных дел сообщили, что Пруссия обещала вернуться к рассмотрению предложения сторон о прекращении торговли с Россией военными материалами в конце мая. Поскольку этот вопрос непростой и требует тщательного, всестороннего рассмотрения. «Скорее, всего, пруссаки получили от Александра что-то, что смогло, их убедить начать тянуть с установлением полной блокады России, по поставкам оружия и военных материалов». Такая, примерно одинаковая мысль прошла в головах французского императора и британского премьера. У первого, там, где-то совсем глубоко и далеко в сознании совсем касательно, по кромке, мелькнула легкая тревога. Но, племянник великого Наполеона не обратил на неё внимания.