Текст книги "Записки империалиста (СИ)"

Автор книги: Кирилл Чернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 35 страниц)

Лорд Пальмерстон же подумал: «Ничего сардинцы на первое время возместят это. И от турков надо потребовать посылки новых частей в Крым. Да, и французов надо бы на это уговорить».

С 28-го по 30-е апреля 1855 года в городах России, больших и малых произошла серия взрывов. Их сила было пропорциональная размеру городов. Погремели взрывы и в городах Европы. Самые мощные были, конечно, в столицах. Прежде всего, в Лондоне, Париже и Турине.

Началось всё с Одессы. 28 апреля там рванул первый взрыв. Оттуда и пошла череда взрывов. Радости и восторга. Ярости и страха. Причина? Русский флот после Синопа вновь добился успеха. Союзники неожиданно для себя получили по мордам там, где считали себя полными хозяевами, в… Чёрном море.

Просто 28 апреля в Одессу пришёл первый приз, бывший англичанин. Он то и дал начало взрывам.

Героями не дня, а мировых новостей и русского флота стали пароходы «Тамань» и «Эльборус». Небольшие корабли в 573 и 780 тонн. Но, достаточно быстрые, 13-ть узлов! Ещё в феврале я потребовал, список пароходов, которые есть в составе Балтийского и Черноморского флотов, в Азовском море. И с удивление увидел, что на ЧФ и Азове их было целых двадцать восемь. Разные, от больших пароходофрегатов типа «Владимир», который провёл первый в истории бой пароходов, успешный для Андреевского флага, до малых пароходов в 45 тонн. И за ТТХ двух из этого списка я зацепился, «Тамань» и «Эльборус». Небольшие, но, железные, ходить по морю могут, и главное быстрые! И тому же самая высокая вершина России, уже успешно крейсировала в 1854 году, по командованием капитан-лейтенант А. А. Попова.

«Эльборус» ходил к Босфору, уничтожил два турецких коммерческих брига и захватил кочерму, на которую высадил взятых в плен турок. 3 июля он благополучно возвратился в Севастополь, а 7 августа вновь вышел в крейсерство вдоль Анатолийского берега. Пароходу не удалось дойти до Босфора из-за угля, оказавшегося плохого качества, но, несмотря на это, в этот раз он уничтожил турецкий коммерческий бриг, шедший с грузом угля в Константинополь. В сентябре 1854 Вернулся в Севастополь. Явный успех! Теперь стоял там без дела. Пароход «Тамань» под командованием опять же А. А. Попова ушёл из Севастополя в Одессу в сентябре 1854 года, и тоже там прозябал. А вот сам Попов вернулся в Севастополь.

Так почему не повторить успех «Эльборуса»? Пусть и разово. Глазомер, быстрота и натиск! Это не только для суши, но, и для моря подходит. Смелость не только города, берёт, она, и суда противника топит. Даже, тогда, когда, он полностью господствует на море. Поэтому я отдал распоряжение Константину очень тщательно подготовить корабли, план операции, людей. Вооружение, пара небольших орудий, им бой не вести, транспорты останавливать хватит. Для призов взять призовые команды, для утопления добычи, пороховые заряды, для машин ЗИПы. Уголь и машинные команды, лучшие, которые можно было найти в Севастополе и Одессе. Корабли, планы, экипажи подготовили. Переждали апрельские шторма, и два квази рейдера, в ночь с 25-го на 26-е апреля вышли в море. С выходом «Тамани» из Одессы хлопот не было, её союзники после обстрелов не стерегли. А вот, чтоб вышел незаметно в море из Севастополя «Эльборус», его покрасили от клотика до миделя в чёрный цвет. Но, главное устроили пароходофрегатами и другими пароходами отвлекающий шум для союзников, которые решили, что русские решились на прорыв. Но, получив сигнал, что всё, что нужно случилось, русские корабли отошли в бухту, а союзники решили, что они успешно отбили безумную на их взгляд попытку прорыва.

Павел Степанович Нахимов началом операции был доволен. Наконец-то в Петербурге решили действовать на море более активно. Тут его брови невольно нахмурились, слегка кольнуло в груди. Ему вспомнился тот самый военный совет, где было принято решение затопить часть кораблей, вооружение и экипажи отправить на оборону Севастополя с суши. Кто был прав, тогда? Корнилов, который настаивал на сражении с союзниками или те, кто согласился на затопление кораблей. Кто? История, время рассудит. Но, покойный, Влади́мир Алексе́евич, точно был бы доволен, даже этим выходом небольшого корабля в море из Севастополя.

В Попова он верил, отличный офицер, решительный, с большим боевым опытом. «Если не погибнет, быть ему наверняка адмиралом. А я ему помогу в этом… если сам не погибну», – подумал адмирал, получив доклад, что «Эльборус» ушёл не замеченным в море.

Вот эти два корабля и наделали шуму может, немногим меньше, чем Синоп. Они вышли на линию Босфор – Крым, каждый в своём районе, и начали делать, то зачем они и вышли в море. Каждый из них взял два приза, «Эльборус» двух англичан, парусник и пароход, «Тамань» француза и британца, тоже парусник и пароход. Они могли бы и больше взять призов, но, призовые команды закончились, корабли-то небольшие были. Кроме призов, вершина Кавказа утопила три судна, полуостров два. И сгрузив оставшихся моряков с потопленных судов на везунчиков, которых остановили, осмотрели, объявили призом, забрали судовую кассу, и отпустили восвояси.

«Тамань» пришла в Одессу 30-го апреля, в три часа по полудни, «Эльборус» перед закатом. Причина этого была в том, что Андрей Александрович Попов гонялся за «Грейт Рипаблик». Но, несмотря на сверхусилия машинной команды, густой дым, искры из трубы, и бешено вращающие колеса… не догнал. Этот большой и красивый корабль, увидев не доброе в действиях небольшого парохода под Андреевским флагом, добавил парусов, и начал уходить в отрыв в сторону Босфора. Через час погони, стоящий на мостике, и рассматривающий в трубу шедевр американских кораблестроителей, с досадой сказал, своему старшему офицеру, который стоял рядом: «Уходит, чёрт его подери. Не могут ещё пароходы тягаться, с парусными клиперами в скоростях. Но, за машинами всё равно будущее. Всё, командуйте разворот. Пора и честь знать. Идём в Одессу. Домой».

Потеря девяти судов с грузами, конечно, не особо нарушило снабжение армии союзников в Крыму. Неприятно, но, терпимо. Эффект был больше политический, моральный, внутри России и вне её, поскольку это явный успех русских, и причём на море. Россия могла не только огрызаться, но, и кусать до крови. И в трюме английского судна взятого «Таманью» нашли очень приятный груз. Нет не золото. Лучше. Четыре тысячи винтовок Энфилд!!! Новьё, в масле! Повезло! В трюмах остальных призов была батарея мортир, порох артиллерийский и ружейный, боеприпасы для артиллерии, пули, различное военное снаряжение, провиант, инструмент и много ещё полезных вещей для ведения войны. Узнав о полученной добыче, я лично распорядился всё это богатство отправить в Крым. Из Одессы срочно перевести добычу в Днепровский лиман, оттуда до Севастополя намного ближе. Всё! Горчаков перебьётся, Барятинскому всё это нужней. На другом английском судне, было тоже весьма примечательное содержимое.

Ками́лло Бенсо ди Каву́р, премьер-министр Пьемонта-Сардинии, он же собиратель земель итальянских во едино под властью Савойской династии, прочитав телеграмму, которую ему принёс секретарь, ладонью хлопнул по столу, и шепотом длинно и весьма грязно выругался в адрес англичан. И было от чего.

Русские, которые по заверениям британцев и французов, загнаны в свои порты и заливы, как мышь кошкой в нору, никаким образом не смогут выйти в море. Но, они вышли! И захватили английский транспорт, который вёз в Крым роту пехоты и батарею 1-й пехотной дивизии, которой командовал генерал-лейтенант Джовани Дурандо. Кроме этого, на его борту была рота берсальеров… и командир всех пяти батальонов берсальеров Сардинского Экспедиционного Корпуса, подполковник Ди Сан Пьетро. «Ещё не сделали не одного выстрела в войне, а уже потеряли под шестьсот человек, со всем имуществом, и одного из лучших офицеров сардинской армии! Оппозиция этого мне не спустит. Ведь только 24 апреля в Генуи погибли транспорты «Крезус» и «Педестриан», и тоже английские, 29 человек вместе с ними. Теперь ещё это!», – зло подумал Кавур. И вновь не удержался. – Cazzo inglese stronzi!!! Con il suo cazzo di Рalmerstron e la regina!!!». Как тут не выругаться, даже если ты граф.

Генерал Франсуа́ Серте́н де Канробе́р, ужинал, его состояние было для него весьма странным. Он был не доволен, и доволен.

Не доволен осточертевшими телеграммами из Франции в которых ему давали советы как воевать. Ему! Выпускнику Сен-Сира, ветерану Алжира. Ему надоел и император своими комментариями его действий, требования больших успехов. Они всё больше отдалялись, будучи на удалении, и стали раздражать друг от друга, даже общаясь через телеграф и письмами. Хотя именно дивизия, которой командовал Канробе́р, через пролитие крови, подавила в зародыше, желание парижан выступить против государственного переворота, который был совершён 2 декабря 1851 года, Луи-Наполеоном Бонапартом, президентом Французской Второй Республики. После него он стал Наполеоном III. Тогда погибло более трёх сот человек, ещё больше было ранено. Император об этом помнил, и в 1853 году Франсуа́ де Канробе́р стал дивизионным генералом, выше по званию во французской армии был только маршал.

Генерал без большого энтузиазма воспринял войну с Россией. Он был уверен, что Франции она не нужна. Ещё будучи молодым офицеров не раз беседовал с ветеранами войн Наполеона I-го, и что за противник русские, имел от них представление. Но, он военный, его долг служить. Он служил.

Его выводила из себя эта коллегиальность в принятие решений, многочасовые военные советы, где было много болтовни и торга, но, мало дела.

Англичане иногда просто бесили его! Они всегда хотели сделать меньше, а получить больше всех. Этот лорд Раглан на военных советах, с таким видом рассуждал о плюсах и минусах обсуждаемых решений, будто именно англичане внесли решающий вклад в успех на Альме, и взяли верх над русскими при Инкермане. Да если б не Боске, они были бы там разбиты. А ранее под Балаклавой это полководец отправил на убой свою легкую кавалерию. Русские её и уничтожили. И если б не шотландцы, то это сражение умники англичане могли и проиграть.

Турки, со своим Мехмед-пашой иногда вместо презрения, вызывали смех. Он после успеха в Евпатории, часто ходил с таким видом, будто Порта способна теперь одна выиграть эту войну. Это и правда было смешно, особенно на фоне предыдущих их войн с Россией. В которых русские их с завидной регулярностью уже более ста лет били в пух и прах.

Теперь к турками, им подкинули ещё союзников-помощников… сардинцев. Вот тоже вояки. Хотя польза от них всё же будет, они будут свои участием в боях снижать потери французов.

Но, больше всех генерала Франсуа́ Серте́на де Канробе́ра выводили из себя русские. Которые в своём безумном упорстве обороняли этот чёртов Севастополь. Заставив союзников уже больше семи месяцев стоять под ним. Голодать, мёрзнуть, нести потери ещё и от болезней. Безрезультатно стоять, несмотря на своё преимущество во всём, в численности, артиллерии, штуцерах. Лучшие армии мира (самая лучшая несомненно французская), ничего толком так и не добились. Хотя конечно сумели при Альме имея двукратное превосходство, заставить русских отступить, при Балаклаве, Инкермане отбили попытки русских снять осаду с Севастополя. И ему было ясне ясного, что на этом они точно не остановятся. Тем более, что начиная с середины апреля у них стало ощутимо больше мортир, они стали чаще отвечать, и некоторые их батареи вели убийственно прицельный огонь, и на большее расстояние чем ранее. Уже вторым, третьим залпом поражая позиции артиллерии или пехоты, которые раньше себя считали неуязвимыми. Русские стали всё чаще и успешней применять ракеты. Последние разы они били ими залпами в десяти и более установок. И они у них оказались весьма дальнобойными. Из-за этого многое пришлось отвести в тыл, остальное зарыть в землю. Говорили, что звук, который ракеты издавали при полёте, мог, у тех кто не особо силён духом помутить рассудок.

Штуцеров тоже стало больше, потери это показывали точно. Теперь просто так в русских не постреляешь с больших дистанций. Раньше солдаты смеялись, видя, что русские пули до них не долетают. Сейчас же не один десяток весельчаков офицеров и солдат, из-за этого отсмеялись уже навсегда.

Ещё сильнее стали досаждать эти чертовы «охотники». Их стало больше, они стали действовать организовано, и ещё более скрытно и дерзко. С конца марта не было теперь ночи, когда бы не происходило их вылазок, которые приносили новые потери. Они несли смерть, страх и даже ужас. Охотники по сути начали охоту на солдат, и в первую очередь офицеров армии союзников. Были даже случаи, правда, единичные, когда солдаты отказывались заступать в ночной караул, даже военный трибунал пугал их меньше русских охотников.

Начиная конца апреля среди офицеров и солдат стали ходить разговоры, что у русских появилось какое-то чудо-оружие, которое стреляет бесшумно, точно и очень далеко. Он слышал о духовых ружьях конечно, но, пока это были только слухи. Хотя пули в убитых были винтовочные, а вот настоящие арбалетные болты, которые хирурги вытащили из плоти убитых и везунчиков, которых не утащили в плен или не добили русские, генерал Канробе́р видел сам лично.

Появились так называемые стрелки. Эти ублюдки могли с сотни туазов попасть голову. Они действовали парами или тройками. Первым выстрелом не убивали, а ранили, а когда к раненому на помощь приходили его товарищи, их ждала уже смерть. В первое дни, когда появились эти стрелки, счёт пошёл на десятки погибших. Они тоже в первую очередь выбивали офицеров, и заставили зарываться в землю и ползать по ней всех, солдат, офицеров. Желающих получить пулю в голову, демонстрируя свою смелость, стало намного меньше. Против стрелков направили егерей и шассёров, но, эти русские чертовски умело использовали местность для скрытных действий. Поэтому, найти и убить их было делом трудным и смертельно опасным.

Новый его визави, князь Барятинский ему тоже не нравился. Его появление на посту командующего в Крыму привело к повышению активности русских. Бои за Селенгинский, Волынский редуты и Камчатский люнет, на это указывали. Русские у него под носом сумели возвести эти укрепления, прикрыв им подступы к ключу обороны Севастополя, Малахову кургану. И все попытки выбить их оттуда давали только большие потери, но, не успех. А своё желание воевать, атакуя, Барятинский показал очень скоро.

В ночь с 22 на 23 марта генерал Хрулев с 12 батальонами морской пехоты и солдат атаковал французские и английские траншеи, расположенные перед Камчатским люнетом и двумя редутами. Перед атакой союзников четверть часа обстреливали артиллерией. Потом русские ворвались в траншеи, и после отчаянной борьбы разрушили часть укреплений, которые французы начали возводить против люнета. Эта вылазка оказалась очень кровопролитной. Совершив то, что имелось в виду, русские вернулись на люнет. Собственно в эту ночь отряд Хрулева выполнил не одну, а последовательно три вылазки. Русские потери, в общем, были равны 317 человек убитыми и около 800 ранеными. Общие потери французов и англичан достигали, несомненно, большей цифры, чем официально показанная (доходившая до 800 человек) и кому как не командующему французской армии об этом было знать. Через день после этого побоища, по соглашению между Нахимовым, и им, генералом Канробером, было заключено перемирие для опознания и уборки трупов людей, павших в предшествующую кровавую ночь. Во время перемирия русские и французы очень дружески, почти ласково, беседовали друг с другом. Те и другие обменивались взаимными благодарностями за гуманное, заботливое отношение к пленным.

22 апреля боем за ложементы перед 5-м бастионом и редутом Шварца, как его называют русские. Новый командующий в Крыму Барятинский, и Нахимов в Севастополе, опять показали, что сидя в обороне, осаде, они готовы и атаковать.

Эти злосчастные траншеи союзники наконец-то заняли 20 апреля. Наконец-то хоть какой-то успех, после стольких усилий, потерь и топтания на месте. Эти ложементы были устроены одна линия в 50, а другая сзади в 75 саженях от французских батарей.

Около четырёх утра его разбудил дежурный офицер, и доложил, что русские вероятно начали большое наступление сразу на нескольких направлений. Канробе́р чёртыхаясь, срочно выехал на позиции. Да, русские вели несильный обстрел позиций в трёх местах, слышалась ружейная стрельба. Но, утром выяснилось, что главный удар был ими нанесён по занятым накануне ложементам.

Их и стоящие за ними французские батареи сначала обстреляли из мортир и ракет, потом издалека стали бросать в траншеи гранаты, после уже и с близкого расстояния. И затем их осветили светящими снарядами и ракетами, и русские ударили силами сразу трёх батальонов в свои любимые штыки. Но, сблизившись они, сначала часто вели огонь из штуцеров и пистолетов охотничьей картечью. После всего этого они просто перекололи штыками и перерубали тесаками кто уцелел, и взяли в плен был уже ранен или успел бросить оружие и поднять руки. Те немногие, которые сумели прорваться и уйти к своим стали рассказывать солдатам, что у русских в Севастополе появились неуязвимые великаны, которых не берёт ни пуля, ни штык. Себе и офицерам генерал Канробе́р быстро объяснил эти басни про бессмертных великанов. Это, скорее всего в дело вступила русская гвардия или гренадёры, а их возможности Ахиллеса объяснялась, вероятней всего кирасами и шлемами.

Русские эти ложементы оставили на следующую ночь, сочтя их не выгодными для обороны бастиона и люнета Шварца. Но, и союзники их не заняли. Сам Канробе́р на военном совете после 22 апреля, настоял на том, что, их больше не занимать. Терять вновь сразу три роты у него не было желания.

Всё это, ракеты, штуцера, охотники, стрелки (чтоб гореть тем и другим в аду), Барятинский, появление гвардии в Севастополе. Его как командующего французской армией в Крыму не радовало, тяготило, и даже пугало. Он то ясно понимал, что главная тяжесть войны уже лежит на французах, и дальше будет только больше. Англичане хотят воевать, побеждать и при этом, не нести больших потерь. Но, воюя с русскими это не выйдет, это болван Раглан, наверно уже понял это. Турки большой частью дрянные солдаты, сардинцы тоже так себе армия. Тем более против русских. А это значило одно. Что, именно французам придётся тянуть на себе войну, терять тысячи и тысячи своих солдат, чтоб взять это проклятый Севастополь! А смогут ли они это сделать? Этот вопрос всё чаще задавал себе генерал Франсуа́ Серте́н де Канробе́р. Твердого ответа: «ДА!» он не мог себе дать. И именно это его тяготило и пугало.

Но, сейчас 20 мая 1855 года это уже отступило на второй план. Теперь одерживать требуемые из Парижа победы будет не он, а эта «бутылка из-под имбирного пива», выскочка, сын сержанта, палач, – генерал Пелисье.

Генерал Реньо де Сен-Жан д» Анжели привез в Крым из Франции не только резервы, хорошее вино, сыр: он привез также отставку главнокомандующего, его генерала Франсуа́ Серте́на де Канробе́ра, отставку. Посланник императора высадился на берег 18 мая, а на другой день, 19 мая, по окончании военного совета, где были выслушаны категорические повеления Наполеона III, о достижения успеха в войне, он, Канробер заявил, что он отправляет в Париж просьбу об отставке.

И всё же генерал был доволен. Он даже с некоторым удовольствием, как путник после долгой дороги снимает тяжёлый заплечный мешок, снял с себя огромную ответственность. Теперь он будет просто командовать корпусом и выполнять приказы. Но, последнее слово всё равно будет всё-таки за ним.

Его штаб подготовил наступательный манёвр под Севастополём, силами французов, англичан и новичков, сардинцев в районе Балаклавы, для занятия высот вдоль Чёрной речки, Федюхины высоты, Гасфортова и Телеграфная горы. Это очень устраивало англичан, они тряслись за свою Балаклаву. У русских сил там было немного, поэтому выбить их оттуда не составит большего труда.

И через два дня выйдет флот с десантом в 16-ть тысяч штыков для взятия Керчи. Чтоб нарушить снабжение Севастополя и Крымской армии через Азовское море. Это приведёт к ухудшению их положения, и снизить их возможности для обороны и наступления. В успехе генерал Канробер не сомневался. Офицеры и солдаты в десанте были уже опытные. Укрепления Керчи, точно не как в Севастополе, как и силы русских для её обороны. Так, что заслуга в захвате Керчи, будет на его счёту, пусть уже и не командующего.

ГЛАВА 4

Апрель-май 1855 года

Крым

Прибыв рано утром в Керчь, и сойдя на берег, я по хорошему русскому обычаю пошёл… в баню. Нескольких суток передвижения пусть и в сверхкомфортных каретах, тарантасах и дормезах, всё-таки испытание не слабое. Пусть и подлатанным для обоза императора. Это тебе всё равно даже не плацкарт, чух – чух-чух – чух! Ух, хорошо было! Пар, веники, квас. Лепота! Потом я поел и лег спать. В кровати, а не в дормезе, слава Богу.

Был я конечно инкогнито, и хорошо было, что в Керчи меня, в лицо никто не знал. Легенда, прибыло высокое начальство и всё. Пацанов, Николая и Александра я собой не взял, пока. Они остались в Таганроге. Бережённого Бог, бережёт. Супруга моя нынешняя, Мари́я Алекса́ндровна, была против того, чтоб, я брал сыновей с собой. Это понятно, она мать. Мы же едем в Крым, но, не в Ливадию, а на войну, которая там шла. Я смог её убедить, что НАДО! Для моего общения с ними, которое было весьма не частое. Ведь в пути, вне дел я им буду в первую очередь отцом, а не императором. Так же надо, что между Николаем и Александром, крепла дружба, как братьев, как двух мальчишек, чтоб, они лучше друг друга узнали, притерлись. Во дворцах, на приёмах, даже на семейных обедах, этого не получишь, а в походе, хоть и в комфортных условиях, самое-то. И момент того, что в Крыму, в армии, находиться сам император, его братья и даже сыновья, ещё мальчики, положительно скажется на отношении к династии, во время не очень удачной войны. Не без нажима, но, сумел убедить. И Мари́я Алекса́ндровна взяв с меня клятвенное обещание, что я буду беречь сыновей, как Голум кольцо Всевластия, и практически со слезами на глазах дала своё согласие.

Парни были разные, но, близки и дружны между собой. Это я и хотел усилить, но, и избежать нездоровой конкуренции, разбег то в возрасте небольшой.

Николай был внешне и по характеру похож на мать. Спокойный, даже где-то застенчивый, рассудительный, иногда весьма строг в суждениях, но, я увидел, что всё-таки влияние женского начала было на него уже слишком большое. Он был первенцем, и супруга уделяла особое внимание его воспитанию и образованию. Но, делать из мальчика юношу, затем мужчину, должны мужчины. Это норма. Закон жизни. Женщины не могут сделать из мальчика, нормального мужика. Нет, далеко не все, кого воспитывают только или в основном мамы, становиться маменьками сынками. Но, обычного мужского начала в них таки не хватает. Кому как не мне, учителю, это было видно. И таких становилось всё больше, там в будущем. Здесь был век девятнадцатый, ещё время мужчин, причём суровых мужчин. Поэтому, я решил, что парней надо понемногу выводить из под женского начала.

В течение пути, мы пришли к согласию, что парню в одиннадцать лет, и тем более уже цесаревичу, по крайней мере, среди мужской части семьи и окружения пора перестать быть Никсой, Никки, Николя. Пора уже становиться Колей, Николаем, Ником в конце концов. По мне пусть лучше будет адекватно – вменяемым Коляном, чем, Никсой.

Александр, Сашка, Сашок был этаким увальнем, крепышом, но, характер уже проглядывался, мог и заупрямиться, хотя, внимал, словам и доводам. Брата он любил, слушался его, видно было, что он тянулся к нему. Николай ему отвечал, вниманием, заботой, но, без позиции «я старший, а ты дурак».

После первых дней пути лихорадка путешествия, смена обстановки, сменилась у пацанов грустью, они стали всё чаще молча смотреть в окно. Первым о маме вспомнил понятно дело Сашка. Николай, тоже был готов похныкать, но, держался. Я утешал, парней, по отечески в духе, «Мужчины не плачут, они огорчаются», «Терпи казак, атаманом будешь», «Не хныкать, вы не девчонки». Приводил им примеры русских князей, которые тоже мальчиками, начинали заниматься делами государства, тоже ходили с отцами в походы, а Иван Васильевич, который Грозный вообще рос сиротой. И ничего справлялись. И они должны это сделать, ибо, мы Романовы, а не абы кто. Я им предложил, каждый день писать маме письма, о своих впечатлениях, людях, событиях в пути. Таким образом, через переписку они будут с ней рядом, а она с ними. Только условились, что в письмах не ныть, «Мама забери меня!», зачем её расстраивать, тревожить лишний раз. Ей и без того нелегко. Пусть видит, что её сыновья растут, и постепенно становятся достойными её, их матери и императрицы, и способны переносить трудности, даже если это разлука с матерью, а они ещё мальчики.

Так разговорами, занятиями, ежедневными осмотрами нашего обоза, где они видели пусть и не очень простых солдат, офицеров, разговаривали с ними, задавали вопросы. Этим и наблюдениями за учениями нашего конвоя, сыновья отвлеклись от мыслей о маме и доме. От микроманёвров они были, конечно, в восторге. Ещё бы, здоровенные кавалергарды рубят на скаку здоровенными палашами, палки, прутья, казаки показывают чудеса джигитовки, атаку с пиками, стрельбу на скаку, гренадёры бросают гранаты, делают перестроения, ведут огонь по мишеням и бьются на штыках. Я сначала удивил, потом порадовал царевичей своим участием в учениях по стрельбе, метанию гранат, штыковому и сабельному бою. Показывал им и другим так сказать свою удаль молодецкую. Николай меня спросил как-то перед боем на штыках: «Отец, а тебе не боязно? Ведь может быть больно, и проиграть можешь?»

– Страшновато конечно, – сказал я в ответ, усмехнувшись. – Посмотри, какие они могучие и умелые. Богатыри! Взглядом указав на гренадёр, они увидев это, вытянулись по стойке «смирно». В ответ я дал знак рукой, «вольно».

– Все бояться, даже смельчаки. Дурни только не бояться. Но, страх, сын, надо учиться преодолевать, уметь подавлять его, боль терпеть или перетерпеть. А, чтоб не проигрывать, надо постоянно отрабатывать умения, приёмы. Повышать своё мастерство. Это и для боя на штыках, и для принятия решений необходимо, – ответил я ему.

Гранаты я метал вполне себе хорошо, не хуже гвардейцев и гренадёр, здоровье позволяло. Пращой овладел. Сносно стрелял из винтовки, стоя, с колена. С револьверами, это были Кольты, даже немного понтанулся. Стрелял от бедра, по – клинтиствундски, взводя курок левой рукой. Впечатлил, и не только пацанов. Мальчишки искренне за меня переживали, когда я сходился на штыках с дворцовыми гренадёрами, один на один, один против пары, или в команде со своими учителями по штыку. Федот и Георгий, были со мною теперь всегда рядом. Один на один я проигрывал, уже меньше.

Николай и Александр, теперь по утрам делали со мной зарядку, и стали принимать, участие в тренировках. Им для этого ещё перед поездкой сделали учебные ружья, сабли, гранаты, и комплект защиты. Бывало, и плакали, от боли или неудачи. Но, чем ближе к Крыму, тем реже, и всё чаще молча. А вот сон-час им не очень зашёл, но, было сказано, значимое отцовское слово: «Надо!» И, когда звучала команда: «Романовы, отбой!» спали, пусть и не как миленькие.

Были у них и уроки, куда ж без школы. Выполнение и проверка домашнего задания стала обязательной. Парни были этим весьма удручены. Ничего, не в сказку попали. Был такой вольный слушатель в истории династии, Николай Александрович Романов, Второй, который. Строгая учительница Клио ему поставила «неуд». И если б только ему.

Занятие по истории я вёл сыновьям сам. Заодно сделал наброски программы по истории для образовательных учреждений. От церковно-приходской школы до университета. История будет для всех теперь учащихся обязательным предметом.

Сыновья меня слушали, вполне внимательно, что я считал нужным записывали, задавали вопросы, и должны были мне, и друг другу пересказать основные моменты темы. Чаще вопросы были, конечно, от Николая. Он меня как-то спросил: «Отец, если тебе, нашей династии, служат. Тебе как императору приносят присягу. Кому ты служишь? Ты же сам император? Монархи служат Богу?»

– Хороший вопрос задал, даже порадовал им меня, – сказал я ему в ответ, положив руку на его ещё детское плечо.

– Нормальные, хорошие монархи, правители служат, сын, своей стране, государству, – начал я отвечать Николаю.

– И конечно, Всевышнему. Поскольку он дал им эту власть над страной и её народами, но, дал для служения. Служа стране, служишь Богу. Таков закон истории. Кто из монархов это забывает, обрекает на несчастье себя, свою страну и народ. И даже может привести себя и их к гибели», – говорил я ему.

– И будучи монархом, надо делать всё хорошо, обдумано, ответственно. Доводить начатое до конца. Даже если это кому-то не нравиться в твоём окружении, в стране, но, ты уверен, что, это принесёт государству, стране пользу. Это как у врачей, им сначала иногда надо сделать больно, что вылечить, победить болезнь. Империя, Отечество превыше всего! Помни об этом, всегда. Вот я многое, что начну, а ты с братьями будешь продолжать, завершать. Правитель в ответе за страну, за её народ, за настоящее и будущее. Знай, и не забывай об этом».

В ходе общения с сыновьями, я приходил к мысли, что для детей императорской семьи надо сделать, что-то вроде детсада, разбавив их отпрысками из детей, внуков знати, верхушки армии, флота, высших сановников, и просто достойных людей в империи. Далее уровень школы, полноценные уроки, домашние задания, оценки, вызовы родителей в школу, если необходимо, обязательно переводные экзамены. А после неё уже распределение, по способностям, желанию императора, родителей, самих выпускников. Директором этой школы наверно я сделаю сам себя, хотя бы на первое время. Надо ещё в детстве перестать представителей династии выращивать в тепличных условиях, побыстрее их вводить в социум своих сверстников, пусть и отпрысков отцов, которые находятся на вершине русского Олимпа и около него.

В день прибытия в Керчь, но, выспавшийся и отдохнувший, то есть прилично после обеда я в сопровождении генерал-адъютанта Михаи́ла Григо́рьевича Хомуто́ва, командующего обороной Керчи и побережья Азовского моря начали объезд позиций. С нами был начальник Керченского отряда полковник Карташевский, керченский градоначальник подполковник Антонович и полковник Пётр Петрович Гарднер, бывший командир 3-й сапёрной роты в лейб-гвардии Сапёрном батальоне, заместитель великого Тотлебена в Севастополе. Но, сейчас он был тем человеком, который превращал Керчь и её окрестности в крепость и укреплённый район. Для того, чтоб это успеть сделать был мобилизованы все кто мог держать лопату в руках. Жители Керчи, сёл, которые были рядом. По морю доставили людей из Таганрога, Мариуполя, Бердянска, Тамани. Хуже всего отозвались призывам на работы конечно крымские татары. Их пришло всего несколько десятков, остальные тупо не явились, в их селениях в адрес тех кто приводил мобилизацию звучали угрозы, даже были попытки нападения. Что ж пусть будет так. После войны к этому вопросу вернёмся.