Текст книги "Записки империалиста (СИ)"

Автор книги: Кирилл Чернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 35 страниц)

– Да, господа, гвардия и гренадеры, должны будут, поставит в этом сражении победную точку. Применив против союзников наше русское чудо-оружие. Глазомер. Быстрота. Натиск. И русский штык!!!

– Но, ваше превосходительство, противник сможет, встретить их огнём из пушек и штуцеров, – сказал Хомутов. – Больших потерь не избежать и с нашей стороны. – Вы правы, насчёт потерь. Поэтому будет общая атака, с трёх сторон… ночью! – сказал я. После «ночью» всё в прямом смысле слова уставились на меня.

– Да, господа. Ночью!

– Противнику нельзя давать приходить в себя после дневного боя и понесённых потерь.

– И тем более дать уйти. Не по-суворовски! Недорубленный лес опять вырастает. Оттеснен враг – неудача. Отрезан, окружен, рассеян – удача. Привёл в пример я мысли великого Суворова.

– И у противника есть слабое место. Его разноплеменность. Французы, англичане, турки, сардинцы. Уж если над французами в штыковой вверх брали, то над турком и подавно. Особенно после дневного боя.

– Поэтому, господа офицеры, надо готовиться к ночному бою. Заранее прокладывать маршруты движения, ориентиры, готовить проводников, провести пробные выходы днём и ночью. Определить последовательность выдвижения частей, скорость движения, их место, выход именно на свои позиции. Ставил я уже задачи.

– В ночной атаке с тыла будет участвовать 2-я сводная бригада, азовцы, два батальона Керченского отряда, дружинники. Они со стороны города. Из крепости вновь азовцы, дружинники, рота гренадер, роты из гарнизона крепости. Обрисовывал я силы для ночной атаки.

– И я считаю, что гарнизон крепости необходимо усилить. Туда надо направить ещё две роты Азовского полка, батарею 12-ти фунтовок.

– Вдобавок к этому усилить инженерные заграждения, заложить ещё несколько фугасов, на обоих направлениях. И сделать наши позиции, и всё, что будет перед ними совершенно незаметными. Чтоб противник ничего не увидел, не распознал, что у нас и как. Так, что, саперам, да и всем остальным работы много, а времени мало. Противник может заявиться в любой день. Так, что господа, кровь из носу, но, надо успеть сделать как можно больше. Керчь, это возможно ключ к успеху в этой войне для России. Всё. За дело, господа! Закончил я свой монолог.

После КШУ на суше меня ждал обед. Потом моряки. И уже морской бой, пока на карте.

«Бэ три». Начал морской бой в Керченском проливе Бутаков. Выслав два парохода в разведку. «Мимо». Ответил ему Новосильцев. «Ге четыре». «Попал». И одна из батарей на Павловском береговом укрепрайоне открывает огонь по противнику. Бутаков, нехотя направляет туда свои главные силы. Он то знает, что она, скорее всего отвлекающая, и там стоят мины. Но, по правилам он должен туда направить свою эскадру. Что он и делает, ввязываясь в бой с берегом. Во время движения Павловской батареи противника, Новосильцев отдаёт приказ открыть огонь с батареи Тузлы. И выдвигает туда 4-й отряд. Бутаков реагирует на это отправкой туда трёх кораблей.

В бой с ним вступает ещё одна «хитрая» батарея с Павловского УРа, и он занимает позиции напротив, и начинает их давить огнём со своих кораблей. Вот тут Новосильцев начинает выкладывать свои козыри.

Открывают огонь восемь восемнадцати фунтовых орудий, двенадцать пудовых единорогов, восемь двухпудовых корабельных мортиры, и девять ракетных станков. Единороги, мортиры, ракеты бьют по флагману, что как можно быстрее его вывести из боя. И из бухточки дарованной природой около берегового укрепрайона, начинаю выходить главные силы Азовской флотилии. 1-й, 2-й отряды и самоходные броненосные плавбатареи.

Они идут по кратчайшему пути для сближения с противником строем фронта. 1-и 2-й отряды двигаются их мористей, и все они вместе перекрывают собой проход в проливе. За ними шла «Азовская гребная», которая своей многочисленностью и фальшивыми паровыми канлодками должна была морально давить на противника.

Бутаков вынужден дать приказ на перестроение, и переносит часть огня с берега на корабли Новосильцева. При этом его корабли уже получили ряд попаданий, орудийные расчёты батарей, были лучшие в Севастополе. А значит и в мире. Поскольку именно у них был новейший опыт ведения вечного боя «берег против моря».

Силы Бутакова попали в огневое окружение, клещи. Береговые батареи и Азовская флотилия их окружили с трёх сторон. Поэтому противник, получив повреждения, а реальном бою может быть и потери, начал уходить из района боя. Новосильцев начал его преследование. 1-м, 2-м отрядами и плавбатареями. Но, не давал приказ на подрыв мин, хотя Бутаков на них стоял, и теперь уходил по ним. Адмирал решил, что артиллерия надёжней. Поэтому я, будучи наблюдателем был вынужден здесь вмешаться. Новосильцев выслушал меня, и отдал приказ. Боресков произвёл подрывы. Я дал вводную, что повреждения получили два корабля противника. По ним и был открыт огонь для их уничтожения. Берег бил по тому, что был к нему ближе, плавбатареи и отряды по другому подранку. Бутаков исходя из наличия минного фактора, и сильного огневого воздействия на его силы с берега и моря, принял следующее решение.

Подранкам он отдал приказ выбрасываться на берег, командам берегом уходить к своим, остальные корабли он начал уводить из пролива. Выслав вперёд гонца с призывом о помощи к главным силам флота, который пришёл в пролив. Новосильцев то, не отставал, вел преследование, 1-м и 2-м отрядами. А их корабли как раз могли вести сильный носовой огонь.

То есть попытка прорыва противника была отражена берегом и флотилией с потерями для него. Морской бой закончился. По итогам его разбора на «плюсы» и «минусы» решили следующее.

Первое, ещё усилить боевую подготовку флотилии и батарей, не жалеть для этого пороха, угля и личный состав.

Второе, принять меры по улучшению корректировки огня и разделение целей между батареями, и отрядами флотилии, и для этого сделать.

Третье, а, именно, отработать на ять передачу сигналов «берег – море» и обратно. Тут я предложил вариант репетичного корабля. Предложение приняли махом, ещё бы. Оно, же проверено временем.

Четвёртое, брустверы береговых батарей с фронта усилить камнями, сделать поперечные земляные стенки между орудиями, земляные туры, щели для расчётов. Вообщем пусть Гарднер самореализуется на полную катушку в плане укреплений. Помех ему не будет.

Пятое, выверить карты минных полей, выставить на берегу ориентиры, и дать право принимать решение по подрыву самому Борескову. Без согласования с Новосильцевым, который будет в бою и в проливе. Моряки были не очень довольны. Но, с берега, тем более высокого лучше будет видно, рвать или нет. Чем с мостика флагмана в целых четыреста тонн.

Шестое, замаскировать батареи, кроме ложных, они пусть привлекают внимание.

На этом игры закончились. Почти. Теперь, всё выявленные минусы нужно было убрать, а плюсы добавить или усилить. Поскольку противник, когда придет, станет играть на выбывание. И мы должны приложить все усилия, что выбыл именно он, а не мы. Именно такой мыслью я закончил наше совещание. Теперь оставалось только готовиться и ждать.

После КШУ последовала работа над ошибками, и по улучшению того, что уже сделано. Здесь я был наблюдателем и проверяющим. Каждый день выезжал на позиции, или в расположение Гвардейско-гренадерской бригады.

Надо сказать личное участие в делах устройства обороны Керчи императора для генерала Хомутова, и представителя императора, генерала Строгова для остальных. Неплохо подтянули исполнительскую дисциплину в самой Керчи и по берегам Азовского моря.

То, что запрашивал для себя Керченский отряд, он получал быстро и в полное мере. Я этому был причиной или следственные бригады различных комиссий, которые начали операцию «Шок и трепет». По отношению тех, кто отвечал за снабжение в армии и был на него завязан из штатских. Жандармы и военная полиция, проводили облавы в местах, где сосредотачивались «снабженцы» и деньги. Рестораны, увеселительные места с доступными дамами и просто шлюхами, квартиры, где шла карточная игра по крупному, госучреждения, конторы поставщиков, перевозчиков, склады.

По меркам 1855 года, массовые аресты в десятки людей вызвали шок, а то, что решить проблему принятым в данных кругах образом стало невозможно, и за это тоже сразу отправляли в узилище, ввергало в трепет. Нашлись и умные. Они шли сдаваться сами, и сдавали других, получив за это хорошую скидку в плане оценки их деятельности ДО это момента.

Пока шли сражения в тылу с внутренними врагами, армия и флот готовились к сражениям с внешним. Армия закапывалась, маскировалась, заграждалась, минировала, и стреляла, из винтовок, ружей, артиллерии и ракет. Увы, не часто и понемногу. По нескольку выстрелов, два раза в неделю. Но, для частей, не ведущих боевых действий это было очень много. Вечное сбережение матчасти, и нехватка пороха. Хотя в плане снабжения боеприпасами случилось небольшое чудо для ракетчиков. В Керчь ещё осенью-зимой прошлого года завезли несколько тысяч ракет разного калибра, и оставили здесь. В Севастополь они так и не попали. Получилось, что от разгильдяйства или предательства, с этим органы разберутся, ракетные батареи в Керчи получили ракеты в достатке. Севастополю тоже достанется.

Флот тоже готовился. Жёг уголь на манёврах, стрелял, по докладам Новосильцева делал это всё лучше. Думаю, этот адмирал привирать не будет.

Береговые батареи тоже стреляли, и даже по подвижным целям. Старые посудины пускали по течению в проливе, и вели по ним огонь. Попадали, сам видел.

Гвардейцам и гренадерам тоже было не скучно. Они отрабатывали друг, на друге будущий бой с помощью сквозной атаки, фехтования на штыках, метании гранат. Тут гренадеры пока перебрасывали гвардию, но, она уверенно нагоняла конкурентов и собратьев по оружию.

Начали отрабатывать маршруты движения для выхода на позиции для ночной атаки. Ходили сразу батальонами и эскадронами, нет времени ротами это делать. Сначала два раза сходили днём, поставили ориентиры, третий раз уже ночью. Хоть были проводники и вешки, всё равно блудили. После этого решили делать выходы каждую вторую ночь. И делали всё это, солдаты и офицеры в полной выкладке. Броник, каска, оружие. Всё попытки возмущения из-за этого со стороны офицеров я пресёк лично.

Всех офицеров построили, и я практически тыкал им в лицо приказ по армии, императора, Верховного главнокомандующего, об обязательном ношении офицерами всех званий защитных комплектов в бою и на передовой. За невыполнение, вплоть до разжалования в солдаты.

И попытался донести мысль в их элитные головы, что, погибнуть или получить ранение в бою, это для военного человека норма. Но, не обязательно это делать в первом бою или вообще. И, что храбро сражаться можно и в защите, при чём сделать это можно будет не единожды, и с большим ущербом для врага, если благодаря кирасе или каске, ты не получишь тяжелое ранение или не погибнешь. И пользы от этого отечеству, будет больше, чем от храбро павшего в бою офицера, но, из-за этого не выполнившего боевую задачу. Как и их семьям, которые ждут их с войны живыми.

И для примера лично зачитал потери в командном составе в Инкерманском сражении, где до победы был по сути один шаг. Убито 109 офицеров. В их числе генерал-лейтенант Соймонов, получивший сквозную рану в живот и вскоре умерший; генерал-майоры Вильбоа и А. Р. Охтерлоне; командиры полков полковники: Екатеринбургского пехотного – Александров, Томского егерского – Пустовойтов, Охотского егерского – Бибиков, Владимирского пехотного – барон Дельвиг и Бородинского егерского – Верёвкин Шелюта 2-й. Контужены: начальник артиллерии генерал-майор Кишинский – осколком бомбы; генерал-майор князь Меншиков – в шею; флигель-адъютант полковник Альбединский и адъютант ротмистр Грейг – в голову.

И я заверил офицеров, что, тот, кто не выполнит приказ, гарантированно попадёт в солдаты, в назидание другим, и всё равно будет, в кирасе и каске. По лицам было видно, что кто-то услышал и внял, кто-то имел вид лихой и придурковатый. Посмотрим. Что касается меня, то, Dixi.

С собой было решено брать для ночного боя только конные батареи, единороги в 14 пуда, полевые мортиры в 12 пуда и ракеты. Они должны были подсвечивать противника осветительными снарядами, и вдарить по нему артналётом перед общей атакой. Так сказать обеспечит дискотеку светомузыкой и басами. Чтоб стало ещё веселей.

Коннице определили отдельное направление для атаки, с самого краю, правого фланга если фронтом к противнику. Они быстрее туда дойдут, и уменьшается шансы своих порубать, да потоптать. Вот тут и возник вопрос маркировки «свой – чужой». Сначала то всё будет понятно, впереди враг, но, потом то всё перемешается. И может возникнуть проблема братского или дружественного… штыка. Думал я, думал штаб, думали и придумали.

У наших будут каски, уже маркер «свой», чтоб было это ясно видно на них решили нанести белые полосы, как в войну на танки наносили. Тоже самое решили сделать на кирасах, спереди и с сзади. Позже стало мне известно, что некоторые приколисты начали рисовать в своих подразделениях… скелеты и черепа и кости на брониках. И это ещё больше потом добавило этой атаке, красок и домыслов.

Азовский полк, Православная дружина, и те части, которые должны были участвовать в ночной атаке так же отрабатывали навыки рукопашного боя, выход на свои места, чтоб она получилась относительно синхронно. Со стороны Керчи с пехотой учились выходить на свои позиции и артиллеристы, чтоб внести свою лепту в ряды противника перед общей атакой.

Наступил май. Прошла рутинно его первая неделя. Выезды на позиции, совещания, тренировки, бумаги. Началась вторая неделя. Я понимал, что, приход противника всё ближе. Хотя как не странно время работало в этом случае на нас. Керчь беспрестанно укреплялась усилиями полковника Гарднера и тысячами рабочих рук. Войска, флот на учениях и стрельбах набирались опыта и уверенности в своих силах. В Керчь с Таганрога и Дона ежедневно приходили суда с людьми, боеприпасами, порохом, оружием, брониками, касками, провиантом и другими грузами для Керчи и Севастополя.

Чтоб сократить путь для доставки в Севастополь, было решено, часть грузопотока для него перенаправить в бухту Татарскую, что на Казантипе. Это давало 60-ть верст экономии, два дневных перехода для конных повозок. Немного, но, и не мало. Там для этого начали делать причалы, возводить здания. Для охраны нового порта, прежде всего от татар был выделен полк дончаков с двумя легкими орудиями.

Тринадцатого мая с Дона из станицы Качалино пришла отличная весть от Павла Петровича Мельникова.

Дубо́вско-Кача́линская желе́зная доро́га от Волги до Дона на конно-бычьей тяге введена в строй!!! И, что идут работы по прокладке второго пути и перевода дороги с лошадок на паровозы. А-а!!! Ура! Уже получилось, что значимое здесь сделать. Мельников сообщал, что паровозы, вагоны, рельсы уже идут по Волге, и что возможно в начале июня по дороге будет открыто полноценное движение. А, Павла Петровича я всенепременно награжу, звание, награды, премии, всё будет. И ближе к концу войны, главный приз… должностью министра транспорта… в России. Вот награда, так награда.

В ходе посещений строительства, завода, войск, я общался офицерами, солдатами, рабочими. Шёл в народ так сказать. Конечно, генеральские эполеты, адъютанты, охрана не позволяла выйти на нормальный, спокойный разговор по душам. Офицеры, солдаты, матросы рабочие были скованны, стояли во фрунт и ели меня глазами, даже при команде «вольно». Хотя мои ежедневные появления в разных местах окрестностях Керчи, вступление в разговоры, вопросы о том как устроены, о питании, медпомощи, снятие пробы пищи, посещение лазаретов, больниц, бараков для рабочих. Сделали меня немножко «своим» для них.

Всё эти люди были своего рода для меня репрезентативной выборкой. Ведь они были частью России. Мне на смерть их посылать, ими и их детьми править, менять их жизнь, историю, и нести за это ответственность. Поэтому глядя на эти разные лица, часто простые и грубоватые, жесткие, мозолистые руки, смотря в глаза этих людей, я всё больше понимал. Что, вот она Россия!!! Настоящая! Ещё покорная, верная и готовая выполнять приказы господ генералов. Общаясь с людьми, я всё больше понимал насколько они сильны, монолитны, и что они верят. Верят в царя, генералов, и конечно Бога. Готовы терпеть, и преодолевать немыслимые трудности раз за разом, день за днём. И ещё пока поколение за поколением. И этим терпением, этой силой, я должен был воспользоваться более умело, чем тот Александр Второй. Иначе грош мне цена как попаданцу, ещё и в императора. И первая возможность для этого была мне предоставлена здесь в Керчи.

ГЛАВА 5

КЕРЧЬ

12 мая 1855 года в 8 часов утра ко мне в кабинет постучался адъютант, вошёл после «Можно», и доложил следующее. Получили от наблюдательного поста у Таклинского маяка, располагавшегося в 30 верстах от Керчи, сообщение о том, что с рассветом»… на горизонте появился неприятельский флот, в числе до 80 вымпелов, держащий направление в Керченский пролив». «Пришли», – подумал я. И меня начало охватывать волнение.

– Объявить общую боевую тревогу. Быстро всех созвать ко мне к девяти часам, – распорядился я.

К девяти все кто должен был быть собрались. Было видно, что волнение не обошло стороной и бывалых военных. Но, в целом все были собраны и спокойны.

– Господа, враг пришёл, – громко сказал я.

– Пришло время его встретить. Реализовать на деле наши планы и возможности. Давайте ещё раз проверим готовность, пройдёмся по общему плану сражения, и разойдёмся по местам. И дай, нам, Бог, после всего встретиться вновь в полном составе.

После этого последнее совещание перед сражением пошло своим ходом. Когда закончили, я обратился к генералу Хомутову: «Михаил Григорьевич, я думаю, что войскам теперь можно объявить, что, я, здесь».

После моих слов он вышел в центр комнаты, посмотрел на присутствующих громко, даже с некоторым удовольствием сказал:

– Господа!!! Всё стали смотреть на него.

– Перед вами наш государь!!! Его Императорское Величество, император Всероссийский, Александр Николаевич!!!» И повернулся ко мне, встав по стойке «смирно».

Немая сцена. Мне даже смешно стало. Боевые офицеры, с выпученными глазами, открытыми ртами. Бутаков, Карташевский, и другие машинально перекрестились глядя на меня. Я дал им немного времени прийти в себя, выслушал их приветствия, и сказал:

– Да, господа я здесь.

– Здесь для того, что добыть в бою для России победу. Настоящую большую победу в этой войне. И жду этого от вас, и вверенных вам войск. Сообщите офицерам, солдатам, матросам, что император с ними. И верит в них!

– Мы, русские, с нами, Бог! И перекрестился на иконы, остальные тоже.

– Но, на, Бога, надейся, а сам не плошай! Всё! Встретимся после победы.

После этого ещё ошарашенные таким поворотом событий, все разошлись по своим местам. Я тоже начал собираться на гору Митридат. Там был мой главный командный и наблюдательный пункт. Впереди был тяжёлый день в плане нервов, ещё и ночь.

«Утром 12 мая, неприятельские пароходы несколько раз показывались в виду Камыш-Бурунской Бухты, на довольно близком расстоянии от берега; мы жители Камыш-Буруна так привыкли к появлению на море незваных гостей, что и на этот раз не обратили на них особенного внимания и продолжали свои обыкновенные занятия. Повертевшись некоторое время возле берега, пароходы, один за другим, неожиданно стали входить в самую бухту, и становиться на якорь. За ним потянулись исполинские винтовые корабли… которые также бросили тут якорь. Мы оторопели, суматоха усилилась еще больше, когда с пароходов открылась канонада воль по протяжению берега, примыкавшего к Камыш-Бурунской экономии… Пушечная пальба, произведенная, вероятно, с целью открыть присутствие наших войск или сокрытые батареи, прекратилась, и от пароходов и кораблей стали отчаливать лодки, шлюпки и катера, наполненные вооруженными людьми…». Так это увидел коллежский асессор Леонтьевский, очевидец происходившего.

Это я видел и сам, находясь на Павловской батарее, и рассматривая всё это в мощную подзорную трубу. Глядя на высадку у меня чесались руки дать отмашку для подрыва мин, которые всё таки сумел установить умелец Боресков в бухте Камыш-Буруна. Но, удержался от соблазна. Лучше под конец событий поддать огоньку супостатам. Чтоб боялись впредь сунуться в любую мало мальско значимую бухту или залив. Зародить в их душах минную боязнь.

На мой вопрос какие примерно силы высаживает противник генерал Хомутов, ответил:

– Не менее дивизии ваше императорское величество.

– Может даже больше.

– Много, – сказал я.

– Но, я уверен, господа, что мы возьмём вверх!

Это я специально сказал громко и бодро, видя, как, не сказать, что погрустнели офицеры, а стали более серьёзными выражения их лиц, видя громады винтовых линкоров, десятки кораблей. И как казалось беспрерывный поток войск с них на берег. И всё это против нас! Станешь тут серьёзным.

В самом Камыш-Буруне никаких наших сил не было. Смысл? Зачем давать возможность их раздавить корабельной артиллерии. На дороге, ведущей в Керчь роль дразнилки выполняли четыре полусотни казаков. Они первыми и вступили сначала в визуальный контакт с противником, а потом и перестрелку с его конными разъездами. И можно сказать, что она шла на равных. В плане дальности и точности огня. Пули то они использовали новые.

Это были даже не пуля Нейсслера для гладкостволов, а пуля Фостера. Она и была создана на основе первой, но, имели наклонно – продольные центрирующие рёбра и смещенный центр тяжести к вершине головной части. Как показали испытания пуля Фостера, летела дальше и била точнее Нейсслера. То есть то, что доктор пописал! Их теперь и делали для гладкоствольных ружей. Да, и казаки стреляли верхом лучше, чем их визави.

Я сам видел, как несколько всадников у союзников упали с коней получив посланные в них пули. Так, что счёт потерь в сражении за Керчь открыли мы. Пустили так сказать первую кровь.

Не ожидавшего такого начала союзники дождались вызванных подкреплений, и вновь пошли вперёд. Но, казаки не стали с ними вступать в бой, отошли. Но, не в сторону Керчи, а на запад от дороги. Как бы открывая путь противнику. Чем он и воспользовался. И двинул в сторону Павловской батареи отряд в два батальона с явным намерением её занять. Свой авангард. Было ясно, что неприятель имеет намерение обойти с тыла Павловскую батарею. Одновременно, неприятельский флот, делая промеры, медленно продвигался в том же направлении Керченским проливом. Но, я должен был покинуть Павловскую батарею, укрепрайон «крепость Керчь», моё место было не здесь. Здесь остались генерал Хомутов, полковник Карташевский, полковник Норденстренг, командир Азовского полка, майор Аристид Хрисовери, который возглавлял Православную дружину. Они с гарнизоном укрепрайона крепость Керчь, должны были отбить первый удар противника, и принять на себя его главные удары.

Я с охраной верхом сделал объезд позиций, крикнув тем, кто мог меня услышать: «Солдаты!!! Братцы!!! Надо стоять насмерть!!! Здесь может решиться судьба войны, и России! Я верю в вас! С нами Бог!» И под крики солдат, «Ура, императору!!!», галопом двинулся на гору Митридат. Там был мой центральный КП и НП.

Из книги «На службе Франции» генерал-лейтенанта Але́н де Ло́нна, глава «Война в Крыму».

«Когда нас, командиров батальонов вызвал к себе командир полка. Мы не знали, и не понимали зачем. Нового штурма пока не намечалось. Он нам сообщил, что наш полк включён в состав десанта, который должен занять Керчь. Французскую часть сил, должен был возглавить командир нашей 1-й дивизии генерал Д'Отмар. Наконец-то, что-то новое! Нам всем уже к этому времени поднадоело стоять под Севастополем. Все обрадовались неожиданной морской прогулки с заходом в порт, как мы стали называть между собой десант.

Мой батальон с восторгом принял новость о предстоящем деле. Нам, тогда казалось, что с Керчью получится всё легко. Не, то, что под Севастополем. Который русские обороняли я бы сказал неистово. Эту осаду по противоборству сторон можно было сравнить с Орлеаном или Ла-Рошель.

И вот утром 12 мая 1855 года, мы после обстрела берега, уже высаживались в заливе с каким-то диковатым русским названием Камыш-Бурун, так же назывался и посёлок, в который мы вошли без боя. Было видно, что жители его оставили второпях. Некоторые из тех, кто остался, с опаской и любопытством наблюдали за нашим разноплеменным десантом.

Погода стояла хорошая. Не жарко и не холодно. Когда вступили на землю, у всех было приподнятое настроение. Тем более, что не все хорошо перенесли переход морём.

Пока главные силы выстраивались в походную колону, наши конные разъезды уже вступили в перестрелку со знаменитыми русскими казаками, которые небольшими силами перекрыли нам дорогу на Керчь. В Севастополе мы их не встречали. И вот теперь могли их увидеть и встретиться в бою. К моему удивлению наша конница не смогла заставить их уйти с дороги. И только авангард в составе двух батальонов, французского и английского вынудил их убраться с пути.

Я это видел сам в подзорную трубу. Её я выиграл в ходе пари с морским офицером. У нас на одной из дружеских посиделок вышел спор. Кто лучше стреляет и владеет саблей. Моряки или пехота? Я поставил свой револьвер Лефоше, он же весьма неплохую подзорную трубу.

Отстрелялись мы на равных. А вот на саблях я взял верх, со счётом пять моих против двух его ударов. Три моих, секунданты с обеих сторон признали смертельными. Ещё бы! Моя служба в Алжире не прошла для меня даром.

Прибыв в армию под Севастополь и общаясь уже с ветеранами осады, я узнал, что русские тоже любят сходиться в ближний бой и рубку. Поэтому я начал уделять время сабельному бою, и стал учиться биться на штыках. После того, как я принял командование батальоном, стал практиковать регулярные занятия по штыковому бою. Хотя в нём и было немало солдат которые уже прошёл Альму, Балаклаву, Инкерман. И после всего этого сумели пережить русскую зиму в Крыму, и после этого остаться в строю.

Вот в выигранную трубу я и наблюдал за действиями нашего авангарда. Он развернувшись в боевые порядки, споро шёл в гору приближаясь к русским. Хотя явные их укрепления как в Севастополе я здесь не увидел, но, брустверы были видны. Неожиданно в колонах атакующих возникли разрывы, скорее всего пушечных гранат. Хотя я ясно видел, что русские не открывали орудийного огня. Это были ныне известные противопехотные мины. Тогда это было для нас неожиданно. Понеся потери от коварных русских мин, наш авангард был уже готов пройти оставшиеся триста шагов, как совершенно неожиданно, резко замедлил движение, и через несколько минут после этого попал под сильнейший ружейный огонь. Я сам видел цепочку вспышек от выстрелов в сотни стволов, потом ещё, ещё и ещё. Наши солдаты погибали сотнями от губительного огня русских у меня на глазах. Были отдельные попытки французов перейти в атаку и открыть ответный огонь. Но, русские их подавляли своим просто шквальным огнём. Поэтому все эти действия не удались. И это происходило на моих глазах, и тех, кто тоже наблюдал за действиями авангарда. Который и погиб более чем наполовину в ходе этой легкомысленной и не подготовленной атаки. Русские нас ждали, и были готовы. Как стали говорить после войны, что русские, получив в свои руки большое количество винтовок, вернули нам долг за Альму и Инкерман.

Несмотря на немалое расстояния, я услышал это русское, «Ура!!!» Которое докатилось до нас, и донесло до нас их радость об их успехе. И я понял, что легкого сражения не будет и здесь. А как умеют русские обороняться я уже знал и сам. И ничего хорошего в этом для нас не было».

После бездарной гибели двух батальонов, один из которых был английский. Командующий десантом генерал сэр Джордж Браун был в противоречивом состоянии. Одновременно он был поражён и взбешён. Поражён, таким неудачным началом сражения. То, что это будет именно сражение он уже понял. Он же понимал, что за такие потери с него спросят. Взбешён, что ему придётся отвечать за ошибки разведки. Которая сообщала, что русские увеличили свои силы в Керчи. Но, насколько, и какими частями, почему-то умолчала. И, что теперь только успех поможет ему избежать слишком строго спроса за такие потери. Керчь должна быть взята! Поэтому он спешно созвал военный совет. Отдав перед этим общий приказ остановить движение. Хотя английские, французские и турецкие части сделали это сами, видя неожиданно быстрое уничтожение двух батальонов.

Почти одновременно прибыли на совет генерал Д'Отмар и Рашид-паша. Было решено после обстрела из всех орудий открывшихся русских позиций артиллерией атаковать их силами более полка. Три турецких батальона, и вновь по одному английскому и французскому. А так же запросить поддержку флота.

У генерала Хомутова даже дух захватило от такого начала боя. Сначала он увидел, что наставленные сапёрами «противопехотные растяжки» сработали. Противник ещё не дошёл до рубежа открытия огня, а уже потерял, может даже более сотни человек. Удивила его наглость противника, который без рекогносциро́вки отправил в бой сразу два батальона. «Что ж, раз сами решили так воевать, надо их крепко проучить за это!», – с хорошей боевой злостью подумал генерал Хомутов. Который ещё совсем юным корнетом Лейб-гвардии Гусарского полка уже встречался в бою с французами в сражениях Отечественной войны 1812 г.: при Малоярославце, Вязьме, Дорогобуже, Красном (награждён за отличие золотой саблей с надписью «За храбрость»). В заграничных походах 1813 и 1814 гг. находился в сражениях при Лютцене (за отличие произведён в поручики и удостоен ордена св. Анны 4-й степени), Бауцене, Пирне, Кульме (за отличие получил орден св. Владимира 4-й степени с бантом), Лейпциге, Монмирале. И турки ему были не в новинку.

Уже командиром Санкт-Петербургского уланского полка, находился в Турецкой кампании 1828 и 1829 гг. и участвовал в осаде и взятии Силистрии (за отличие получил орден св. Владимира 3-й степени), блокаде Шумлы (за отличие был удостоен ордена св. Анны 2-й степени с императорской короной), сражениях при Кулевчи и Сливно, занятии Адрианополя. За отличия в сражениях этой кампании он в числе прочих наград был пожалован в 1829 году в генерал-майоры. В тридцать четыре года!

Первыми ещё с семисот шагов открыли огонь по противнику лучшие стрелки. Нанося своей беспощадной меткостью ему первые потери. Когда все его роты под огнём стрелков прошли метку «400 шагов», и прошли ещё несколько десятков, они упёрлись в расставленные рогатки, и натянутую в траве паутину. И тем самым по неволе стали уплотнять свои построения. Видя это генерал Хомутов отдал приказ своим батальонам открыть огонь из винтовок, как называл штуцера император. Он передаваемый офицерами и унтера пролетел по позициям. И загремели залп, за залпом. И за ними вновь и вновь звучали команды командиров рот, «заря – ЖАЙ!», «ТОВСЬ», «КЛАДСЬ», «ПЛИ!!!»