Текст книги "ПОД НЕМЦАМИ. Воспоминания, свидетельства, документы"

Автор книги: Кирилл Александров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 36 страниц)

ПОД НЕМЦАМИ. Воспоминания, свидетельства, документы

ОТ АВТОРА-СОСТАВИТЕЛЯ

Памяти митрофорного протоиерея Василия Ермакова (1927–2007), под влиянием пронзительных воспоминаний которого об оккупации Орловщины возник замысел настоящего сборника.

Традиционные представления о жизни на оккупированных территориях Советского Союза в 1941–1944 годах почти полвека формировались под влиянием идеологических установок партийно-политических органов и отечественного кинематографа. На протяжении десятилетий создавалось впечатление о том, как в оккупации советские люди страдали, умирали и мужественно сопротивлялись, тайком слушали по радио вселявшие оптимизм сводки Совинформбюро, расклеивали по ночам листовки и с нетерпением ждали приближения линии фронта, сохраняя верность идеалам и нравственной силе первого в мире социалистического государства.

В 1941–1942 годах коварный враг захватил значительную часть территории Советского Союза исключительно по причине внезапности совершенного вероломного нападения, а также превосходства в силах и средствах. Немецко-фашистские оккупанты и их союзники были жадны, тупы, безжалостны и примитивны в своих намерениях и действиях. В занятых противником областях с первых дней воцарились беспросветная нужда, голод и террор. Однако миллионы советских людей, с надеждой и нетерпением ожидая возвращения родной советской власти, под руководством Коммунистической партии уже летом 1941 года поднялись на самоотверженную борьбу в тылу врага. В результате линии коммуникаций врага оказались парализованы, а его живая сила таяла день ото дня благодаря дерзким операциям неуловимых партизан, опиравшихся на всенародную любовь и поддержку. За годы войны народные мстители уничтожили, ранили и пленили свыше 1,6 млн. солдат и офицеров Вермахта, служащих военно-строительных организаций, немецких чиновников, военных железнодорожников[1]1
  Необоснованность данного утверждения П. К. Пономаренко убедительно показал в своей монографии смоленский исследователь И. П. Щеров. См.: Щеров И. П. Партизаны: организация, методы и последствия борьбы (1941–1945). Смоленск, 2006. С. 360–365. И. П. Щеров, анализируя советские и немецкие документы о потерях, пришел к выводу о том, что общие потери противника в результате действий партизан в годы войны не превышают 25 тыс. человек, оказавшись в 64 раза меньшими по сравнению с цифрами П. К. Пономаренко.


[Закрыть]. В тылу у захватчиков буквально горела земля под ногами, и, кроме жалкой кучки предателей и пособников, ни на кого не мог опереться кровожадный агрессор…

Набор подобных тезисов хорошо знаком нам со школьных времен. Единственное смутное сомнение в исторической достоверности этой лубочной картины вызывал вопрос, неизменный на протяжении долгих мирных десятилетий и неожиданно «цеплявший» в любой официальной анкете: «Проживали ли вы или ваши родственники на оккупированной территории в годы войны?»

В 1941–1944 годах представители советской власти, возвращавшиеся следом за наступавшими с Востока войсками, грозно вопрошали в освобожденных районах присмиревшее местное население: «Как смели жить без нее? Как смели пахать и сеять? Как смели ходить по земле, как смели готовить пищу, нянчить детей и спать по ночам? Как смели стирать белье, топить печи и выносить сор? Как смели кормить козу и делать запасы на зиму? Как смели дышать одним воздухом с теми, с кем, она, советская власть, воюет? А ну, кто тут живой остался? Кто не пошел в партизаны, кто надеялся без нас прожить? Кто мечтал, что мы не вернемся, кто тут радовался, что нас прогнали? Кто растаскивал без нас колхозы, кто сдавал немцам сало, кормил фашистских захватчиков? Кто заимел козу, выкармливал поросенка, кто держал без нас курицу, развивал частнособственнический инстинкт? Кто тут торговал на базаре? Кто открыл сапожную мастерскую? Кто спекулировал немецкими эрзацами, реставрировал капитализм? Кто подоставал с чердаков иконы, ремонтировал церкви, шил попам рясы, разводил религиозный дурман? Кто без нас тут открывал школы, кто вымарывал из букварей слово “Сталин”? Кто работал в больницах, лечил изменников родины? Кто служил в горуправах, холуйствовал перед оккупантами? Кто тут рвал сталинские портреты, кто ругал советскую власть, издавал грязные газетенки, восхвалял фашистское иго, утверждая, будто немцы сильнее нас? Кто пошел в полицейские отряды, стрелял в славных представителей советской власти, защищал фашистское отребье?»[2]2
  Цит. по: Редлих Р. Н. Предатель. Роман. Мельбурн, 1981. С. 201–202.


[Закрыть]

В результате о жизни населения под немцами и их союзниками мы знали только то, что власть разрешала знать.

В настоящий сборник автором-составителем включены прокомментированные документы и воспоминания соотечественников, описывающих реалии повседневной жизни в разных оккупированных областях Советского Союза. Большая часть подготовленных к печати материалов хранится в зарубежных архивах и частных коллекциях, ранее не публиковалась и представляет несомненный интерес, как для специалистов, так и для широкого круга читателей. Разумеется, оккупация не выглядела только такой, какой ее увидели мемуаристы. Но, помимо всего прочего, она была и такой, – даже если приведенные факты и свидетельства не соответствуют укоренившимся стереотипам.

Настоящий проект состоялся благодаря хлопотам и попечению об издании председателя совета директоров национального банка «Траст» Ильи Юрова и генерального продюсера центра «Корабль» Андрея Кирисенко (Москва), при добром участии Иосифа Косинского (Санкт-Петербург), чьи солидарные усилия оказались незаменимы.

Автор сердечно благодарит за дружескую помощь в научных занятиях, многолетнюю поддержку и конструктивную критику: проректора СПбГУ Сергея Богданова и доцента Андрея Терещука (Санкт-Петербург), специалистов и ученых Санкт-Петербургского института истории РАН: Алексея Цамутали, Владимира Черняева, Сергея Куликова (Санкт-Петербург), профессора МГИМО(У) Андрея Зубова (Москва), Бориса Пушкарёва (Нью-Йорк), схиархимандрита Авраама (Рейдмана), монахинь Иаиль и Марфу (Екатеринбург), протоиерея Евгения Горячева, протоиерея Александра Степанова и сотрудников радиостанции «Град Петров» (Санкт-Петербург), куратора коллекции России и СНГ Архива Гуверовского института Стэнфордского университета Анатолия Шмелёва (Hoover Institution Archives, Stanford University), куратора Бахметьевского архива Колумбийского университета Татьяну Чеботарёву (Columbia University Libraries, Rare book and Manuscript Library, Bakhmeteff Archive), доктора Бернарда Фаврa (Париж), доктора Карла Гёуста (Хельсинки), Ольгу и Георгия Вербицких (Сент-Женевьев-де-Буа), Юлию и Мило Хинденнах (Кёльн), коллег и друзей в США – Георгия Ависова, Бориса Анисимова, Людмилу и Ивана Афанасьевых, Надежду и Владимира Быкадоровых, [Николая Ващенко], Лидию и Георгия Вербицких, Нину Грин, Марию и Андрея Забегалиных, Ирину и Олега Шидловских, Ростислава Полчанинова, Людмилу, Фёдора и Георгия Селинских, а [Сигизмунда Дичбалиса] (Брисбен, Австралия), Олега Романько (Евпатория), Павла Поляна, Армена Гаспаряна, Александра Ефимова, Оксану Кузнецову, Андрея Марыняка, Алексея Мельникова, Михаила и Бориса Нешкиных, Бориса Тарасова, Владимира Чичерюкина-Мейнгардта, Юрия Цурганова (Москва), Антона Посадского и Фёдора Гущина (Саратов), Валерия Иринёва, Александра Дударева и Михаила Супруна (Архангельск), Светлану Шешунову (Дубна), Виктора Лебедева (Иваново), Михаила Бекетова, Алексея Жукова, Игоря Шауба, Виктора Правдюка, Лидию и Петра Бухаркиных, Михаила Герасимова, Сергея Манькова, Александра Пученкова, Анатолия Разумова, Олега Шевцова, Александра Бордоусова, Бориса Долгого, Марию и Евгения Никифоровых, Аллу и Виктора Никоновых, Светлану и Эдуарда Васюшкиных, Роберта Битюгова, Анастасию Александрову и [Екатерину Карионову] (Санкт-Петербург).

К. М. Александров

ГЛАВА I. БЕЛОРУССИЯ

Б. Ф. Колубович
Оккупация Белоруссии немецкой армией и коллаборация местного населения[3]3
  Колубович [может быть Голубович] Евгений Фёдорович (1913, дер. Тихичи Рогачевского уезда Могилевской губ. – ?) – белорусский общественно-политический деятель. В 1930 осужден. До оккупации – учитель средней школы № 31 Минска, методист наркомата просвещения БССР. В оккупации – председатель Белорусского культурного объединения, член Комитета доверия (1943). С дек. 1943 член БЦР, и. о. начальника отдела культуры. На II Всебелорусском конгрессе БЦР (27 июня 1944) выступал с докладом «Об окончательном разрыве Белоруссии с большевистской Москвой и о лишении большевиков голоса в делах Белоруссии», по результатам обсуждения которого конгресс принял решение не признавать БССР как форму государственного устройства Белоруссии, принудительно навязанную большевиками. Участвовал в деятельности БЦР в Германии, после 1945 – в эмиграции на Западе.
  Источник: Hoover Institution Archives, Stanford University. Collection A. Dallin. Box 6. Folder 6-12. Машинопись на русском языке (1948–1951).


[Закрыть]

Подготовительный период на территории оккупированной Польши

Хотя подготовка к войне против Советского Союза держалась немцами в строжайшей тайне, однако для всех было ясным, что немецко-советский флирт рано или поздно окончится. Чтобы скрыть свои действительные планы, немцы в продолжение всего 1940 года усиленно поддерживали даже среди своего населения и армии иллюзию о добрососедских отношениях с большевиками[4]4
  Окончательное решение о нападении на Советский Союз А. Гитлер принял вскоре после безрезультатных переговоров с председателем Совнаркома и наркомом иностранных дел СССР В. М. Молотовым, состоявшихся 12–14 ноября 1940 в Берлине. Внешнеполитические требования, выдвинутые 25 ноября советской стороной в качестве непременных условий участия в четырехстороннем пакте о политическом сотрудничестве и экономической взаимопомощи между Германией, Италией, СССР и Японией, Гитлер не мог удовлетворить без ущерба собственным интересам и откровенно назвал Сталина шантажистом. Геополитическая ситуация, в которой оказалась Германия к концу 1940, не позволяла Гитлеру осуществить вторжение на Британские острова, захватить Гибралтар или вести полноценные боевые операции в Африке, так как с Востока рейху и его союзникам, особенно Румынии, потенциально угрожал Советский Союз. Фактически своими требованиями в ноябре 1940 Cталин не оставил Гитлеру выбора. В реально сложившейся ситуации у фюрера не оставалось никакого другого выхода как принять самоубийственное решение напасть на СССР, надеясь в кратчайший срок разбить Красную армию и обезопасить собственный тыл на Востоке для продолжения борьбы с Великобританией.
  Однако Германия фигурировала в материалах советского военного планирования в качестве главного противника еще зимой 1940. Интенсивное наращивание сил Красной армии на Западном театре военных действий в 1940 – первой половине 1941 свидетельствует о подготовке глубокой наступательной операции СССР против Германии в тот момент, когда не менее половины ее Вооруженных Сил увязнет на Британских островах или в Африке. Даже выполняя директиву № 21 от 18 декабря 1940 («Барбаросса»), по состоянию на 4 апреля 1941 на границе с СССР Вермахт имел всего 47 дивизий (3 танковых, 1 кавалерийскую, 43 пехотных). Войска Красной армии уже в середине января 1941 имели на Западе (в Одесском, а также Прибалтийском, Западном и Киевском особых военных округах) 104 дивизии (12 танковых, 6 моторизованных, 8 кавалерийских, 78 стрелковых) и 25 танковых бригад.


[Закрыть].

Только в начале 1941 года мало-помалу настроение стало меняться, и в немецкой прессе все чаще и чаще проскальзывали нотки, критикующие в очень сдержанной форме коммунистическую систему как таковую. Официально поддерживалось мнение о самых дружественных отношениях с Советским Союзом. Однако одновременно с такой официальной позицией немецкой прессы уже в конце 1940 года по линии немецкой разведки (Абвера) среди белорусской и украинской эмиграции прощупывались настроения по отношению к большевикам. Акция эта проводилась, конечно, под всякими предлогами и очень осторожно[5]5
  Начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Ф. Гальдер после совещания с участием адмирала В. Канариса 21 февраля 1941 сделал в своем дневнике такую запись: «Подготовительные мероприятия Абвера на Украине и в Прибалтике».


[Закрыть].

В начале 1941 года положение резко изменилось. С запада на восток стали перебрасываться немецкие войска беспрестанной вереницей. Переходы обычно совершались ночью. Это не могло не обратить [на себя] внимания опытного глаза. Всем стало очевидным, что приближается момент схватки. Такое передвижение войск, однако, маскировалось тем, что «это измученные воинские части с западного фронта направляются на восток для переформирования и отдыха». Параллельно, однако, с этим представители Абвера в лице майоров Герулиса[6]6
  Кадровый офицер Абвера. В 1938 – первой половине 1939 посещал Вильно и западные области Белоруссии под предлогом сбора научно-исторических материалов.


[Закрыть] и Козловского[7]7
  Может быть, имеется в виду Козловский Вацлав (1896, д. Залесье Гродненского уезда Гродненской губ. – 1943, Минск) – белорусский общественно-политический деятель. Участник Первой мировой войны в рядах Русской Императорской армии, последний чин – поручик или капитан (на 1920–1921). В эмиграции в Польше. Секретарь газеты «Новы шлях» (Вильно). В 1930-е активный деятель Белорусской национал-социалистической партии. После немецкой оккупации Белоруссии участвовал в создании Белорусской народной самопомощи (БНС) и редактировал «Беларускую газету». Убит в здании редакции советскими подпольщиками.


[Закрыть] проводили среди белорусов и украинцев, находящихся на оккупированной немцами польской территории, вербовку людей (добровольцев) в разведывательные группы с целью переброски их на территорию, занятую войсками Советского Союза. Все это делалось, безусловно, в большом секрете, при помощи вполне проверенных антикоммунистов – представителей белорусских и украинских организаций. Завербованные добровольцы направлялись в район города Остроленка, недалеко от Ломжи, где была устроена немцами специальная школа разведки.

Среди белорусов были набраны три такие группы численностью по 10–12 человек каждая, которые в ночь с 20 на 21 июня 1941 года и были переправлены через так называемую «зеленую границу»[8]8
  То есть совершили нелегальный переход границы.


[Закрыть] в район города Белостока. Насколько мне известно, первые две группы были сейчас же обнаружены советской пограничной охраной и уничтожены, третья же спаслась, потеряв убитыми лишь одного человека. Фактически и эта группа впоследствии попала в руки советского НКВД к вечеру 21 июня, но была освобождена 23 июня из белостокской тюрьмы уже немецкой армией, занявшей город Белосток. Здесь надо, кстати, отметить, что вся эта акция проводилась немцами весьма неумело, но передать ее в руки самих украинцев и белорусов для самостоятельного проведения немцы не соглашались. В результате погибли лучшие люди, а армия не получила желательной пользы.

Во время этого подготовительного периода на немецкой стороне очутились те белорусы, которые бежали в самом начале войны перед наступлением Красной армии, так как не верили в возможность внутренней перемены большевиков, о которой в то время очень много говорилось и о которой, к сожалению, некоторые политики мечтают еще и сегодня. Позже присоединились к ним и те, которые вскоре после оккупации большевиками Западной Белоруссии, убедившись воочию в лживости советской пропаганды, бежали через «зеленую границу» на сторону немцев, испытав частично «прелести» советской действительности на своей собственной шкуре[9]9
  К 15 сентября 1941 из западных областей БССР были депортированы 27887 человек, расселенных на положении ссыльнопоселенцев в Казахской ССР, Коми АССР, Алтайском и Красноярском краях, Новосибирской и Омской областях. Контингент ссыльнопоселенцев состоял из фабрикантов-заводчиков, помещиков-кулаков, духовенства, крупных торговцев и домовладельцев, жандармов и офицеров, проституток и т. д. Органы НКВД Белорусской ССР с 1 апреля 1937 по 15 января 1938 репрессировали свыше 50 тыс. человек, в том числе: по «объединенному антисоветскому подполью» – 1089 человек, около 15 тыс. поляков, по «военному заговору» – 2253 человека, «кулацкого элемента» – 24 тыс. и т. д. За январь – июнь 1938 органы НКВД Белорусской ССР репрессировали 11623 человека. К сожалению, автор не нашел точных сведений о жертвах политических репрессий в Западной Белоруссии в 1939–1941. Однако известно по результатам исследований специалистов Белоруссии в 1990-е, что в январе – июне 1941 ив 1944–1945 большевиками были репрессированы по политическим мотивам 55 тыс. человек, а в 1946–1953 – еще 50 тыс. Последняя цифра свидетельствует о размахе военно-политического коллаборационизма в годы оккупации.


[Закрыть].

Политика немцев в то время [по отношению] ко всем неполякам, находившимся на оккупированной польской территории, была вполне корректна. Русские, украинцы, белорусы, а также и другие угнетаемые большевиками (а ранее и поляками) национальные меньшинства имели возможность организовать свои национальные комитеты, с которыми официальные оккупационные немецкие власти вполне считались и всячески их поддерживали. Например, при выдаче продовольственных карточек все национальные меньшинства, имеющие удостоверения своих национальных комитетов, получали рацион точно такой же, как и все немцы. Поляки получали продовольственный паек значительно меньший и получали его значительно позже.

Таким образом, у русских, украинцев и белорусов не было никаких оснований жаловаться на свое положение. Оно было несравненно лучше, чем положение поляков, не говоря уже о евреях.

Белорусы, находившиеся на территории Польши, оккупированной немцами, вынуждены были из-за большевиков оставить свою родину, многие из них потеряли при этом свои семьи, которые были арестованы большевистским НКВД сейчас же по «освобождении» Западной Белоруссии «доблестной» Красной армией[10]10
  Кавычки автора.


[Закрыть]. Кроме того, все время через разного рода перебежчиков наплывали сведения из Белоруссии о непрекращающемся там терроре, непрестанных депортациях в Сибирь не только интеллигенции, но и зажиточного крестьянства. Антибольшевистское, стало быть, настроение у этих людей было вполне обоснованным, определенным и принципиальным. Немцы в скором времени убедились, что в этих людях они могут иметь себе верных союзников в борьбе против Советского Союза, в чем фактически и не ошиблись.

Еще большее доверие к себе со стороны всех антикоммунистических элементов немцы сыскали своей политикой по отношению к военнопленным белорусам и украинцам, попавшим в плен вместе с солдатами польской армии. Они стали, как известно, освобождать этих военнопленных из лагерей и направлять их на всевозможные работы, приравняв их почти полностью в правах до немецких рабочих. Для этой, однако, акции необходима была помощь со стороны национальных организаций, которые могли бы установить безошибочно принадлежность военнопленного к той или иной национальной группе. В связи с этим в Берлине были организованы национальные представительства, или так называемые «фертрауэнсштелле»[11]11
  От нем. Vertrauensstelle – пункт доверия.


[Закрыть], – белорусское, украинское, грузинское и другие, в обязанности которых входила и проверка освобождаемых военнопленных. Эти «фертрауэнсштелле» хотя и были по своей внутренней структуре учреждениями чисто национальными, но в связи с той функцией, которую они исполняли, они являлись по существу вспомогательными органами немецкой службы государственной безопасности и потому находились всецело на бюджете Гестапо.

Одновременно с этим понадобилась, конечно, и пресса для обслуживания, с одной стороны, освобождаемых военнопленных, а с другой – для пропаганды среди тех, кто еще продолжал оставаться в плену. Для этой цели, по настоянию белорусского представительства, в конце 1939 года была организована белорусская газета «Раница»[12]12
  Правильно: «Ранiца». Редактировали газету Н. Шкелёнок и В. Тумаш, а с 1941 – С. Гринкевич. В 1939–1940 на территории рейха функционировал Белорусский комитет самопомощи, имевший отделы в Берлине, Вене, Кенигсберге, Лодзи, Мюнхене, Познани, Торне и других городах. В 1940 Белорусский комитет был создан и в генерал-губернаторстве. Руководили общественно-политической деятельностью в белорусской диаспоре Ф. Акинчиц, В. Родзько, А. Сенкевич и др.


[Закрыть]. Весь расход по печатанию этой газеты приняло на себя «Немецкое издательство» («Дойче ферлаг»), но на оплату редактора и хотя бы одного сотрудника газеты средств не было. Только после долгих усилий профессору Г. Менде[13]13
  Менде фон, Герхард (1904, Рига Лифляндской губ. – 1963, Дюссельдорф, ФРГ) – профессор. Из семьи директора банка, расстрелянного большевиками в 1919. С 1919 в эмиграции в Германии, принял гражданство (1924). Окончил Берлинский университет (1932), стажировался за границей. В 1933 в Бреслау в Институте Восточной Европы защитил диссертацию «Очерки по истории колонизации в Советском Союзе». Занимался изучением национального вопроса в СССР. Член СА (с 1933), в 1936 официально вышел из СА. Работал в Высшей школе по изучению зарубежных стран Института по исследованию России, обобщая материалы о тюркских народах, готовил соответствующие отчеты для Внешнеполитического отдела НСДАП. В НСДАП не состоял. Сотрудник Немецкой академической службы обмена, обеспечивавшей научные контакты немецких ученых с зарубежными коллегами. В 1935 защитил докторскую диссертацию «Национальная борьба российских тюрков. Исследование национальной политики в Советском Союзе», внеординарный профессор по «изучению национальностей России» Высшей школы по изучению зарубежных стран (1936). Полиглот. Автор научных трудов по специальности и концепции создания единой государственности советских тюрков. Экстраординарный профессор Берлинского университета по специальности «Изучение народов и наций советских азиатских государств» (1940), ординарный профессор по изучению народов СССР в Познанском университете (1941). С 1941 – начальник отдела «Кавказ» Министерства по делам оккупированных восточных территорий, курировал деятельность учреждений и структур министерства, занимавшихся проблемами сотрудничества с народами Востока, национальных комитетов и т. д. С 1943 – начальник отдела «Чужие народы» Восточного министерства. После 1945 преследованиям не подвергался, занимался защитой граждан СССР от насильственных репатриаций и оказанием помощи бывшим легионерам. С 1951 работал в Дюссельдорфе, в Бюро изгнанных с родины иностранцев, руководил одним из центров по изучению Восточной Европы. Один из основателей Федерального института по исследованию марксизма-ленинизма (ныне – Федеральный институт по изучению востоковедческих и международных проблем) в Кёльне. Поддерживал деятельность представителей советских нацменьшинств в эмиграции.


[Закрыть], работавшему в то время в Восточном министерстве, удалось откуда-то добыть средства на оплату жалованья работникам газеты.

Таковы, в основном, некоторые мероприятия, которые были проведены немцами среди белорусов, находившихся на территории Польши, оккупированной немецкой армией.

Оккупация немецкой армией Западной Белоруссии и настроение местного населения по отношению к оккупантам в первой фазе оккупации.

Испытав на себе весь гнет двадцатилетней польской оккупации, широкие белорусские массы с известного рода облегчением встречали «освобождающую» их в сентябре 1939 года советскую армию; более же левые элементы и молодежь проявляли даже неподдельный энтузиазм, надеясь на более свободную жизнь и широкие возможности для созидательной национально-государственной работы. Однако в скором времени все они горько разочаровались: вместе с освобождающей от поляков Красной армией пришло освобождающее от всего, вплоть до самой жизни, советское НКВД. Начались беспрестанные аресты не только всех так называемых врагов народа и разного рода «контрреволюционеров», но одновременно и всего сознательного белорусского актива, не исключая вполне просоветски настроенных элементов. За первой волной арестов наступали следующие – от «буржуев» и «капиталистов» НКВД постепенно переходило вниз к так называемый «кулакам», т. е. просто зажиточным крестьянам, затем к «подкулачникам» и, наконец, к «середнякам». Все эти жертвы бесцеремонным образом, без суда и следствия, грузились целыми эшелонами в товарные вагоны и вывозились в неизвестном направлении, о дальнейшей судьбе которых больше никто ничего не слышал и не знал.

После присоединения Западной Белоруссии к БССР, которое наступило уже в декабре 1939 года, советизация оккупированной территории начала проводиться ускоренным темпом. На собраниях и митингах стали все чаще и чаще подниматься вопросы о коллективизации крестьянских индивидуальных хозяйств[14]14
  К 1941 на территории БССР существовало более 10 тыс. колхозов, объединявших 97 % крестьянских хозяйств. Судя по многочисленным письмам родственников бойцам Красной армии, за 10–12 часов изнурительного труда в колхозе в 1940 можно было выработать всего один-два «трудодня». Каждый «трудодень» оплачивался из расчета от 40 до 80 копеек, это означало, что в день колхозник мог заработать в среднем около 1 рубля. Кроме того, на один «трудодень» зимой 1940 колхознику начисляли «болотного» (то есть плохого) сена – 1 кг, пшеницы – 250 гр., лука – 5 (!) гр., меда – 1 (!) гр., капусты – 20 (!) гр. Средняя цена продуктов (за кг): сало – 20 руб., говядина – 15–18 руб., картошка – 60 коп., хлеб – 2–2,5 руб. Промтовары: мужское пальто – 300–600 руб., валенки (без галош) – 30-250 руб., пара носков – 3–4 руб., пиджак и брюки – 130–250 руб. Крестьянские хозяйства обкладывались непомерными налогами (на огород, на скотину, по сдаче скотины на мясозаготовку, принудительные госзаймы, самообложения и т. д.). В итоге цитируемое нами письмо в РККА (красноармейцу от отца из Орловской обл., зима 1940; стиль и орфография нами сохранены) выглядит обыденным: «Дома у нас пока ничего хотя очень трудно но что делать хлеба пока терпимо нонче только налог большой 100 руб. и займу 100 руб. с меня и с ленки [дочь], самообложение 20 руб. страховки 20 руб. мясо-поставку за 40-й год тоже расплатился спасибо что ты нас поддержал деньгами ато нам бы никакого выхода небыло».


[Закрыть], а всякая оппозиция вызывала немедленную реакцию со стороны органов НКВД, «черные вороны» которого забирали оппозиционеров в застенки, откуда уже они не возвращались. Всюду царил полный произвол, а то, что называлось «революционным правосудием», похоже было на самый грубый бандитизм.

Все это вместе взятое, конечно, вызвало колоссальное недовольство в широких белорусских массах, и потому во время объявления германско-советской войны 22 июня 1941 года все симпатии населения Белоруссии были на стороне немцев, которых народ помнил еще с Первой мировой войны 1918 года.

Первая фаза оккупации

Пережив весь кошмар советской действительности, население Западной Белоруссии желало за всякую цену освободиться от власти ненавистного НКВД и потому с нетерпением ждало немцев. Однако действительность после занятия немцами территории Западной Белоруссии оказалась несколько иной. Фактически во многих местах на смену большевикам пришли не немцы, а вновь поляки, которым удалось удержаться на этой территории при советской власти. Немецким военным властям нужны были люди, знающие местные условия для самоуправленческого аппарата. Поляки эти условия знали и, кроме того, имели почти весь административный аппарат готовым. Большинство из них при этом происходило из Галиции, где в свое время [они] оканчивали австрийские школы и потому в совершенстве владели немецким языком. Среди немецких передовых воинских частей было очень мало людей, знающих славянские языки и разбирающихся в местных национальных соотношениях, а потому они при налаживании местного административного аппарата воспользовались поляками, которые предложили им свои услуги. Воспользовавшись своим положением, поляки, в первую очередь, приступили к сведению счетов с белорусской интеллигенцией и сознательным деревенским активом, в которых они видели своих политических врагов. Начались систематические доносы и обвинения всех белорусов в коммунизме. Расправа была очень короткой: все они либо расстреливались самой же польской полицией якобы за принадлежность к коммунистическим подпольным группировкам или за попытку к побегу, или же уничтожались немецким СД на основании ложных обвинений, состряпанных польской полицией и администрацией. Таким образом, за первые два месяца оккупации немцами Западной Белоруссии погибли сотни [представителей] белорусской интеллигенции и тысячи [представителей] деревенского актива.

Положение было спасено лишь спустя два месяца приехавшими вместе с немецкой армией белорусами, ушедшими в свое время на Запад. Они заняли все административные посты в столице Белоруссии – городе Минске, власть комендатуры которого распространялась частично и на территорию Западной Белоруссии. Столкнувшись с таким печальным явлением, они приложили все усилия к тому, чтобы разъяснить немцам истинное положение вещей и прекратить польскую провокацию. Давалось это, однако, нелегко, так как за это время местные немецкие коменданты уже успели обзавестись симпатиями среди местных полек, которые и продолжали свое подлое дело. В конце концов, однако, высшее немецкое командование поняло тактику поляков и во многих местах дало возможность белорусам заменить польскую полицию и польский самоуправленческий аппарат своим, белорусским. Конечно, в таких случаях обычно происходили перегибы в другую сторону и не менее дикая расправа с поляками, среди которых [по]падали[сь] и невинные жертвы. Но это была совершенно натуральная реакция на все безобразия, чинимые поляками над невиновным белорусским населением.

Надо не забывать при этом, что бежавшие в свое время на Запад польские помещики, имея поддержку со стороны польского самоуправленческого аппарата, стали массово возвращаться обратно и, конечно, восстанавливать свои разрушенные большевиками поместья, сваливая всецело вину за разграбление на белорусских крестьян.

Дабы окончательно ликвидировать польскую провокационную деятельность, белорусский актив обратился с воззванием ко всему белорусскому населению [насколько это] возможно теснее включиться в работу с немцами, чтобы этим путем уберечься от польской и большевистской провокации.

Таким образом, на некоторое время положение было стабилизировано, и повседневная жизнь вошла в нормальнее русло.

Вторая фаза оккупации

Население было довольно, что наконец освободилось и от поляков и от большевиков, а управление перешло, хотя и не целиком, в свои белорусские руки. В скором времени весь административный и самоуправленческий аппарат был налажен, а немцы не чинили препятствий в развитии белорусской национальной культуры и искусства. Начали постепенно организовываться белорусские школы и всевозможные специальные курсы, амбулатории и больницы, стала работать кооперация, было восстановлено социальное страхование, пущены в ход некоторые промышленные предприятия.

Все это относится к тому короткому периоду времени, когда территория Белоруссии находилась под управлением 7-го отдела военных фельдкомендатур. Продолжалось это, однако, недолго. Через неполных три месяца военное управление вместе со своими комендатурами должно было продвигаться далее на Восток, а на его место прибыл так называемый «цивильфервальтунг»[15]15
  От нем. Zivilverwaltung – гражданское управление.


[Закрыть] во главе с генеральным комиссаром Белоруссии, гауляйтером Кубе[16]16
  Кубе Вильгельм Рихард Пауль (1887–1943) – СС группенфюрер (1934). Генеральный секретарь Германской национальной партии (1920–1923), депутат рейхстага от ГНП (1924). Член НСДАП с 1927. Член СС в 1933–1936. С 17 июля 1941 – Генеральный комиссар Белоруссии, организатор безжалостной оккупационной политики. Убит в результате покушения, организованного советской разведывательно-диверсионной группой.


[Закрыть], который в сопровождении своего многочисленного аппарата в сентябре 1941 года прибыл в столицу Белоруссии – Минск.

С этого момента вся территория Белоруссии была административно разделена на так называемые «гебиты» (округа)[17]17
  От нем. Gebiet – обл., территория.


[Закрыть], общим количеством 42 или 43, причем в это число вошли и некоторые районы Смоленской области. «Цивильфервальтунг», однако, занял только часть территории Белоруссии, а именно западную – до р. Березина. Далее на восток была уже прифронтовая полоса, которая осталась под управлением полевых комендатур. Однако такое деление Белоруссии было в скором времени нарушено. В связи с одновременной организацией генерального комиссариата[18]18
  Правильно: рейхскомиссариат (Rcichskommissariat). В августе 1941 в соответствии с приказом Гитлера от 17 июля 1941 «О гражданском управлении во вновь оккупированных восточных областях», изымавшихся из административного подчинения командующих войсками Вермахта и передававшихся в ведение рейхсминистра А. Розенберга, были созданы два первых (из пяти предполагавшихся) рейхскомиссариата: «Остланд» с центром в Риге и «Украина» с центром в Ровно. Рейхскомиссариаты делились на генеральные комиссариаты, состоявшие из районов. В состав рейхскомиссариата «Остланд» Г. Лозе входили генеральные комиссариаты «Эстония», «Латвия», «Литва» и «Белоруссия» (без юга Брестской области, района Белосток-Гродно, почти всей Гомельской, части Пинской и Полесской областей). В состав рейхскомиссариата «Украина» Э. Коха включались территория Украины (без Восточной Галиции, присоединенной к генерал-губернаторству) и перечисленные белорусские регионы, кроме района Белосток-Гродно, который был выделен в генеральный округ «Белосток» и отдельно подчинен Э. Коху как гауляйтеру Восточной Пруссии.


[Закрыть] «Украина» и назначением туда гауляйтера Коха[19]19
  Кох Эрих (1896–1986?) – рейхскомиссар рейхскомиссариата «Украина» (с 9 мая 1942), член НСДАП в 1922–1923, 1926–1928, 1928–1945. Инициатор и руководитель немецкой колониальной политики в пределах вверенного рейхскомиссариата, враг украинского национального движения и противник А. Розенберга. По официальной версии, осужден к смертной казни в Польше, по неофициальной – освобожден польскими органами госбезопасности и в 1956–1957 проживал в Варшаве в качестве консультанта местной партийной номенклатуры. Еще по одной версии, смертная казнь была заменена пожизненным заключением, умер в тюрьме.


[Закрыть] произошло новое административное деление Белоруссии. Дело в том, что этому сумасброду Коху хотелось, видите ли, ездить из Кенигсберга в Киев «своей территорией», и потому он потребовал, чтобы вся полоса [территории] Белоруссии вдоль железной дороги Граево – Белосток – Брест и далее на Киев была включена в границы, подведомственные генеральному комиссариату «Украина». Это сумасбродное желание Коха было Берлином удовлетворено, и таким образом весь Белостокский округ вместе с городом Гродно был включен в состав Восточной Пруссии, а часть Брестского и Пинского округов – в состав генерального комиссариата «Украина». Таким образом, белорусская территория очутилась под административным управлением 4-х совершенно различных административных структур: гражданского управления генерального комиссариата «Белоруссия»; генерального комиссариата «Украина», возглавляемого Кохом; государственного аппарата Восточной Пруссии и военного управления, находящегося под верховным командованием обербефельсгабер геересгебит «Митте»[20]20
  От нем. Oberbefehlshaber der Heeresgruppe «Mitte» – управление группы армий «Центр».


[Закрыть].

Перед белорусским активом стояла очень трудная задача, так как все эти административно-оккупационные аппараты, хотя и были официально подчинены Берлину, практически, на местах, пользовались неограниченными полномочиями по отношению к местному населению. Во главе гражданского управления Белоруссии и Украины, кроме того, стояли люди совершенно случайные, не знакомые не только с восточной проблемой, но и не имеющие за собой административного опыта, окруженные такими же случайными людьми из своего административного аппарата. Наибольшим, однако, злом было то, что люди эти (вчерашние кельнеры и портьеры) были заражены манией величия, они усвоили только одну аксиому из гитлеровского «талмуда», а именно ту, которая признавала их «юберменшами». Все не-немцы были, по их мнению, чем-то низшим, «унтерменшами»[21]21
  От нем. Übermensch – сверхчеловек и Untermensch – недочеловек.


[Закрыть], не достойными часто даже их внимания.

Во главе округов («гебитов») были поставлены часто полуграмотные вчерашние фурманы и кельнеры, а то и просто обычные немецкие мужики («бауэры»[22]22
  От нем. Bauer – крестьянин. Интересно, что другое значение этого слова – пешка.


[Закрыть]) – это относится к Слуцку и Барановичам, – у которых от полноты власти буквально закружилась голова.

Наладить работу с такой публикой было очень трудно. Все они были слишком напыщенны и самоуверенны для того, чтобы прислушиваться к голосу местного самоуправленческого аппарата. Всякие замечания или протесты по адресу их бестолковых и преступных действий, которые делались бюргермайерами[23]23
  От нем. Bürgermeister – бургомистр.


[Закрыть], начальниками районов принимались как выражение нелояльности к немцам вообще. Таких людей обычно устраняли, а на их место часто выдвигались люди бесхребетные, но умевшие потворствовать всяким несуразностям гебитскомиссаров, а одновременно беспокоящиеся за свое личное благополучие и обогащающиеся за счет местного населения. Все это, конечно, способствовало нарастанию недовольства среди местного населения, которое очень умело использовалось большевистской агентурой.

Удивительно было то, что гебитскомиссары, будучи официально подчинены генеральному комиссариату, в большинстве случаев совершенно не считались с его мнением, а действовали на местах совершенно самостоятельно. Возможно, здесь была двойная игра: с одной стороны, генеральный комиссариат соглашался с логическими доводами представителей белорусских организаций и делал вид, что отдает соответствующие распоряжения своим подчиненным, а с другой стороны, молчаливо поддерживал политику своих комиссаров, видя в ней корысть или для себя лично, или для немецких интересов. Таково было положение на хозяйственном, так сказать, отрезке. Еще хуже обстояло дело в политическом секторе. Здесь действовали совершенно независимо [друг от друга] такие факторы, как: гебитскомиссар, отдел 1с фельдкомендантуры, СД, ГФП и жандармерия. Все эти институции хотели, в первую очередь, выслужиться перед начальством и добыть наиболее выгодное положение для себя лично, конкурируя зачастую со своими же институциями.

Таким образом, часто создавалось прямо невыносимое положение: трудно было работать и нельзя было уйти, так как пример с поляками был памятен всем. Надо было очень искусно лавировать, чтобы не впасть в немилость одному из вышеперечисленных немецких органов, так как в этом последнем случае все они уже действовали согласованно для поддержания немецкого престижа.

На совещании белорусского актива в Минске в сентябре 1941 года было постановлено всю территорию Белоруссии разделить на округа и послать в каждый округ своих представителей, которые бы были активно и тесно связаны с администрацией этого округа. Для западных областей республики не представлялось это трудным, так как здесь жизнь была уже относительно налажена, а пушечного гула и бомбежки не было слышно. В самом Минске было оставлено более всего работников во главе с доктором Ермаченко[24]24
  Ермаченко (Ермоченко) Иван Абрамович (1894, д. Копчевцы Борисовского уезда Минской губ. – 1970, Калифорния, США) – общественно-политический деятель белорусской эмиграции. По непроверенным сведениям, в 1920 сражался с большевиками в рядах Русской армии генерал-лейтенанта П. Н. Врангеля. После 1920 – в эмиграции в Турции и Чехословакии. Окончил медицинский факультет Пражского университета (после 1922). Активно участвовал в деятельности белорусских организаций, руководитель Пражского белорусского комитета. В 1941 – один из организаторов БНС в Протекторате. После 22 июня 1941 работал в органах самоуправления на территории оккупированной Белоруссии. В 1942–1943 руководил деятельностью БНС, подчинявшейся отделу здравоохранения и социальной опеки Генерального комиссариата. С 29 июня 1942 – советник В. Кубе по белорусским делам. Автор проекта создания Корпуса белорусской самообороны (Беларускай Самааховы – БСА) от 5 июля 1942. Главный комендант (камандант) БНС, в задачу которого входило общее руководство БСА и ее материальное обеспечение. Однако ввиду опасений СД по поводу возможной угрозы формирований БСА в перспективе немецким оккупационным властям смещен с должности (28 августа 1942), БСА была окончательно ликвидирована к маю 1943. Активный участник БЦР в 1944–1945. После 1945 – в эмиграции в Западной Германии и США.


[Закрыть] как председателем Белорусского комитета самопомощи, ксендзом Годлевским[25]25
  Годлевский Винцент – ксендз. Во второй половине 1930-х – один из лидеров Белорусской Христианской демократии. Автор многочисленных публикаций в журнале «Бсларускi фронт».


[Закрыть] как руководителем народного образования и проф[ессором] Ивановским[26]26
  Ивановский Вацлав Леонардович (1880, фольварк Лебёдка Гродненской губ. – 1943, Минск) – белорусский общественно-политический деятель, бургомистр Минска (1941–1943). Инженер-технолог. Доктор технических наук, профессор Варшавского политехнического института и Виленского университета. В юности участвовал в деятельности культурно-просветительских студенческих кружков, создававшихся представителями национальной разночинной интеллигенции. В 1902 – один из создателей, идеологов и руководителей Белорусской революционной (с 1903 – социалистической) громады. Участник Всебелорусского съезда (декабрь 1917). После захвата власти большевиками подвергался политическим репрессиям, сидел в тюрьме в Смоленске (1918–1919). С 1920 – в эмиграции в Польше. В 1924–1939 жил в Варшаве и Вильно, участвовал в деятельности белорусских организаций. С лета 1941 – бургомистр Минска, состоял председателем Белорусского научного товарищества. В 1943, по одной версии, убит советским подпольем, по другой – местными органами СД.


[Закрыть], бюргермайстером города Минска.

Барановическая область была в ведении бывшего посла польского Сейма Юрия Соболевского[27]27
  Соболевский Георгий Александрович (1889, Столбцы Минской губ. – ?) – белорусский общественно-политический деятель. После 1917 – в эмиграции в Литве и в Польше. В 1921–1927 – делегат сейма от белорусского национального меньшинства, активный противник дискриминации. После сентября 1939 – на территории СССР. Подвергался репрессиям органами НКВД. После немецкой оккупации Белоруссии – бургомистр в Столбцах (1941), Несвиже и Барановичах (1942–1943). С 1943 руководил деятельностью Белорусской самопомощи. С 24 января 1944 – вице-президент БЦР, участвовал в подготовке II Всебелорусского конгресса (1944). С лета 1944 – в эмиграции в Германии, дальнейшая судьба не установлена.


[Закрыть]; Новогрудская – в ведении бывш[его] сенатора польского Сената Василия Рагуля[28]28
  Возможно, имеется в виду: Рагуля (Рогуля) Борис Дмитриевич (1920, дер. Турец Минской губ. – ?) – белорусский военно-политический деятель, один из создателей БКО. По профессии врач. В 1939 служил в Польской армии, участник германско-польской войны 1939. Из плена бежал в СССР (или переброшен Абвером?), работал учителем физкультуры в дер. Любча Новогрудского р-на Гродненской обл. 31 января 1941 арестован органами НКВД, но после 22 июня 1941 освобожден немцами (?). В оккупации преподавал в Новогрудской учительской семинарии, преподавал немецкий язык и физкультуру, работал в органах самоуправления. С начала создания БКО (1944) сформировал 68-й батальон, с которым отличился в боевых операциях против партизан в Докшицком и Новогрудском уездах Новогрудского района (в мае-июне 1944 – совместно с частями Казачьего Стана Походного Атамана полковника С. В. Павлова). С лета 1944 – в Германии; руководил подготовкой агентуры в Дальвицкой разведывательной школе. Участвовал в деятельности БЦР (1944–1945). После 1945 – в лагерях для перемещенных лиц, учился на медицинских факультетах университетов в Бельгии, сотрудничал с резидентурами ЦРУ. С начала 1950-х – в эмиграции в Канаде, жил в Лондоне (штат Онтарио). Занимался частной врачебной практикой (с 1954) и общественно-политической деятельностью в белорусской диаспоре.


[Закрыть]; в Лидский округ был послан инж[енер] Климович; на территорию, отошедшую к Восточной Пруссии, были посланы Ф. Ильяшевич[29]29
  Руководитель Белостокского комитета Белорусского объединения, участник деятельности БЦР в Германии (1944–1945).


[Закрыть] и Лукашин как бюргермайстер города Белостока; в Пинском округе был М. Василевский; в Слуцком округе – Бахман и Хихлуша.

На выезд в восточные области охотников было мало, так как там фактически шли еще бои. В Борисовский округ были сперва направлены Маркевич и Вишневский, но они вскоре оттуда бежали, так как не смогли справиться с возложенной на них задачей. Затем были посланы туда С. Станкевич[30]30
  Станкевич Станислав – белорусский общественно-политический деятель. Окончил Виленский университет, по профессии учитель. В 1939–1941 работал в Новогрудке. После немецкой оккупации Белоруссии – бургомистр Борисовского района Минской области, затем школьный инспектор. Наместник президента БЦР в Барановичском округе (1944), организатор окружной мобилизации в части БКО. Делегат II Всебелорусского конгресса БЦР. С лета 1944 – в эмиграции в Германии. Редактор газеты «Ранiца». Член БЦР с января 1945.


[Закрыть], Наронский[31]31
  Наронский (Неронский) Иван Николаевич (1909, Несвиж Минской губ. – ?) – белорусский общественно-политический деятель. Из семьи земледельцев. Занимался предпринимательством. После немецкой оккупации западных областей СССР работал в органах самоуправления в Смоленске (1941–1943?). Единомышленник Р. К. Островского; с 1944 работал в БЦР, обеспечивал охрану Островского. С лета 1944 – в эмиграции в Германии, затем оказался в англо-американской оккупационной зоне.


[Закрыть] и Б. Щорс, которым и удалось организовать весь Борисовский округ. В Витебск были отправлены В[севолод] Родзько[32]32
  Родзько (Родько) Всеволод Филаретович (1920, дер. Чучевичи Брестского уезда Гродненской губ. – после июня 1945) – белорусский военно-политический деятель. Окончил Новогрудскую белорусскую гимназию (1938), школу подофицеров Польской армии (1939). После немецкой оккупации Белоруссии – бургомистр Витебска. Член президиума БЦР. В 1944 участвовал в формировании БКО и боевых операциях против партизан в районе Вилейки. Делегат II Всебелорусского конгресса (1944). С лета 1944 – в эмиграции в Германии, политический руководитель и заместитель начальника Дальвицкой разведывательной школы. С апреля 1945 – вице-президент БЦР. Нелегально переброшен в Западную Белоруссию и руководил антисоветским подпольем. В июне 1945 раскрыт и арестован в Белостоке советскими органами госбезопасности. Дальнейшая судьба не установлена.


[Закрыть] и Михаил Рагуля, в Смоленск – Островский[33]33
  Островский Радослав Казимирович (1887, фольварк Заполье Слуцкого уезда Минской губ. – 1976, Кливленд (?), штат Огайо, США) – белорусский общественно-политический деятель, президент БЦР (1944–1964). Окончил Слуцкую гимназию (1908), учился на математическом факультете Санкт-Петербургского университета (не окончил), сдал экстерном экзамены в Дерптском университете. Служил учителем математики в Ченстохове. С 1914 преподавал в частной гимназии в Минске и других учебных заведениях. Эвакуировался в Ярославль. С апреля 1917 – комиссар Временного правительства в Слуцком округе, директор Слуцкой гимназии. В 1919–1920 – в белых войсках на Юге России по мобилизации (?), сотрудник ОСВАГ ВСЮР. В 1920 вернулся в Слуцк, служил директором гимназии, затем переселился в Пружаны. В 1920–1928 работал в органах местного самоуправления, служил управляющим имения в Брестском уезде. С 1924 – директор белорусской гимназии в Вильно. Неоднократно исключал из гимназии учащихся за принадлежность к левым молодежным организациям. В 1926 избран членом правления, а позднее председателем Товарищества белорусской школы в Литве, активный участник белорусского национального движения. Депутат сейма (1928), член Белорусской рабоче-крестьянской громады. Исключен из Товарищества по политическим мотивам в связи с обвинениями в потворстве польской политике дискриминации белорусских общественных организаций (1929). В 1936–1941 – учитель и директор польской гимназии в Лодзи.
  После 22 июня 1941 – на оккупированной территории СССР. И. о. руководителя Минской окружной управы (июль – октябрь 1941), начальник Брянской окружной управы (под псевдонимом «Роман Калюш», октябрь 1941 – март 1942). По некоторым данным, кандидатура Островского планировалась немцами на должность бургомистра Москвы в случае взятия столицы. С апреля 1942 по 6 июня 1943 – начальник Смоленской окружной управы; участвовал в формировании окружной стражи и антипартизанских отрядов самообороны, затем – начальник Могилёвского округа. С декабря 1943 участвовал в подготовке провозглашения БЦР. 21 декабря 1943 Генеральным комиссаром Белоруссии СС группенфюрером и генерал-лейтенантом войск СС и полиции К. фон Готтбергом назначен президентом БЦР, торжественное провозглашение которой состоялось в Минске 22 января 1944. Организатор II Всебелорусского конгресса. С лета 1944 – в эмиграции в Германии, продолжал руководить деятельностью БЦР. После капитуляции Германии жил под именем Андрея Кривицкого в лагерях перемещенных лиц в британской оккупационной зоне (1945–1946), затем под именем Андрея Корбута скрывался под Ганновером (1947). После кратковременного пребывания в Аргентине (до 1952) возвратился в Европу (ФРГ) и продолжал активную деятельность в БЦР. Во второй половине 1950-х переехал в США. В 1964 ввиду преклонного возраста оставил должность президента БЦР.


[Закрыть], Витушко[34]34
  Витушко Михаил (около 1915, р-н Несвижа Минской губ. – после ноября 1944) – организатор сил местной службы порядка (ОД – от нем. Ordnungsdienst) в оккупированных западных областях СССР (1941–1943), майор БКО (1944). По некоторым данным, до войны и немецкой оккупации (1940–1941) служил начальником райотдела милиции в Гродно. Заместитель начальника окружной ОД в Брянском округе (октябрь 1941 – март 1942), затем руководил ОД в Смоленском и Могилевском округах, участвовал в боевых операциях против партизан. С 1943 – инспектор сил безопасности тыла группы армий «Центр». Участвовал в формировании БКО. Делегат II Всебелорусского конгресса (1944). С лета 1944 – в эмиграции в Германии. Осенью 1944 заброшен с группой на территорию Западной Белоруссии для организации повстанческой деятельности. Дальнейшая судьба не установлена.


[Закрыть] и Касмович[35]35
  Касмович (Космович) Дмитрий – по некоторым данным, до войны был членом Верховного Совета СССР. На 1944 – инспектор БКО. Делегат II Всебелорусского конгресса (1944).


[Закрыть]. Наибольшую роль в организации административного аппарата на территории генерального комиссариата сыграл доктор Ермаченко. На востоке наибольшую организационную деятельность проявил проф[ессор] Островский, который постепенно организовал Смоленскую, Брянскую и Могилевскую области, находящиеся в сфере военного управления обербефельсгабер геересгебит «Митте».

С началом деятельности «Белорусской самопомощи»[36]36
  Белорусская народная самопомощь (Беларуска народна самапомач – БНС) – общественная организация со скромной программой материальной помощи органам самоуправления и местным нуждам. Создана в Генеральном комиссариате в октябре 1941, позднее переименована в «Белорусскую самопомощь» (Беларуска самапомач – БС) во главе с доктором И. А. Ермаченко. В январе 1942 была образована Центральная рада БНС, однако оккупационные власти упорно игнорировали инициативы значительной части местной интеллигенции и руководителей БНС-БС добиться создания собственных органов государственной власти и вооруженных формирований, рассматривая их как потенциальную угрозу колониальной политике рейха. Белорусский исследователь А. М. Литвин привел интересную цитату из докладной записки шефа местных органов СД Э. Штрауха на имя рейхсфюрера СС Г. Гиммлера (лето 1943): «Он [Кубе] дал ему [Ермаченко] понять, что он мог бы быть белорусским премьером. Ермаченко шел к этой цели всеми имеющимися в его распоряжении средствами при поддержке гауляйтера. Дело могло зайти очень далеко, учитывая сделанные нами в этом направлении ошибки. Считаю достаточным, если отмечу, что я целый год затратил на то, чтобы угробить Ермаченко» (курсив наш. – К. А.).


[Закрыть] положение на местах стало мало-помалу налаживаться, и настроение на местах (среди местного населения) было всецело на стороне немцев. Однако уже в конце 1941 года, а в некоторых местах несколько позже, оно сильно изменилось не в пользу немцев. Этому способствовали многие факторы, важнейшими из которых [являются] следующие:

1. Оставшиеся в тылу немецкой армии военнопленные красноармейцы частично разбрелись по деревням и пристроились там одни как «зятья», другие – как рабочие-«приписники». Они, естественно, были довольны тем, что война для них уже окончилась и воевать за советский режим никто их не заставит. Но вот вдруг кому-то из немецких сумасбродов пришло в голову, что этот элемент может быть со временем опасен для немцев, и потому [они] решили всех находящихся в деревнях красноармейцев (военнопленных), не связанных с данной местностью, изъять из деревень и заключить в лагеря военнопленных. Конечно, в результате этой необдуманной акции удалось забрать очень немногих, остальные ушли в леса и положили начало столь прославившейся впоследствии партизанщине.

2. Нечеловеческое обращение немцев с советскими военнопленными, которых часто на глазах населения пристреливали по дороге[37]37
  Общее число советских военнопленных, погибших в 1941 на этапах движения в лагеря, с трудом поддается установлению. Известные нам данные позволяют утверждать, что смертность на этапах в отдельных случаях могла достигать почти 10 %. Так, например, в середине ноября 1941 в пересыльно-транзитный лагерь № 131 (Бобруйск) прибыл этап по списку в 158 тыс. пленных, но при проверке выяснилось, что 14777 из них погибли в пути. На основании направленных в ОКХ донесений общая цифра советских военнопленных, взятых в 1941, определяется в 3,8 млн человек, однако после проверки и учета по лагерям в зонах ответственности ОКХ и ОКВ выяснилось, что пленных в наличии – 3,35 млн. Что могло произойти в 1941 с пленными (450 тыс. человек), попавшими в категорию убыли? По официальным немецким данным, в период с 25 июля по 13 ноября 1941 в зоне ответственности ОКХ были освобождены из плена 292702 человека, в зоне ответственности ОКВ – 26068 человек (итого 318770). Вероятно, оставшиеся (более 130 тыс.) пали жертвами бессудных убийств, в том числе на этапах. Не исключено, что эта цифра может оказаться еще большей, так как в категории взятых в плен, скорее всего, не учитывались евреи, а также те бойцы и представители комначполитсостава, которые расстреливались прямо на поле боя в соответствии с «приказом о комиссарах» (директива ОКВ от 12 мая 1941) или в качестве репрессивной меры за убийства красноармейцами немецких военнопленных.


[Закрыть], как это имело место повсюду, где только проходили толпы конвоируемых немцами военнопленных.

3. Дикая, бесчеловечная расправа над евреями[38]38
  На оккупированных противником в 1941–1942 территориях Советского Союза, по известным нам данным, осталось примерно от 2,5 до 2,8 млн евреев. Большинство из них были уничтожены нацистами и активистами из местного населения.


[Закрыть], которые, спасая свою жизнь, также уходили в леса, где уже их ждали прятавшиеся от местного населения, не успевшие эвакуироваться коммунистические партийные работники.

4. Дикая расправа частей СС над мирным населением вплоть до сжигания деревень вместе с находящимися там жителями – стариками, женщинами и детьми – во время так называемых очисток местности от партизан[39]39
  По опубликованным еще в советское время данным, в Белоруссии в период карательных акций оккупанты уничтожили 5295 деревень вместе со всем населением или с частью жителей. При этом многие деревни сжигались по нескольку раз. Так, например, в Витебской области 243 деревни были сожжены дважды, 83 – трижды, 22 – четыре и более раз. В Минской области оказались сожжены 92 деревни дважды, 40 – трижды, 9 – четырежды и так далее. Однако в указанную цифру в 5295 пострадавших деревень специалистами Института истории партии при ЦК Коммунистической партии Белоруссии в 1970-1980-е включались и те населенные пункты, которые были сожжены самими партизанами или карателями, но в результате партизанских провокаций, цель которых заключалась в ужесточении репрессий оккупационных властей против гражданского населения. Вероятно, статистика деревень и сел, пострадавших от действий партизан, станет известна еще не скоро.


[Закрыть].

5. Грубое и бестактное отношение разных «крайсляндвиртов»[40]40
  От нем. Kreis – район, Land– земля и Wirt – хозяин.


[Закрыть] и жандармерии к местному населению.

Все эти акции происходили в Белоруссии не одновременно. В одной местности они уже имели место в конце 1941 года, в других местностях – в начале 1942 года, а в некоторых значительно позднее, но все они имели место повсюду в Белоруссии и послужили главным фактором, способствовавшим развитию партизанщины и озлоблению мирного населения. Здесь надо объективно констатировать: партизанщину в Белоруссии создали не большевики и не НКВД[41]41
  По состоянию на 8 августа 1941 на территории БССР в тылу противника (по официальным данным) действовали 14 партизанских отрядов (1162 человека), сформированных из работников НКВД и милиции. Всего в 1941 на оккупированных территориях БССР, КФССР, РСФСР, УССР для действий в тылу противника были оставлены 1,6 тыс. партизанских отрядов (27 тыс. чел.) и 500 диверсионных групп (2250 чел.), кроме того, дополнительно переброшены через линию фронта 198 партизанских отрядов (43796 чел.) и 1033 диверсионные группы (4893 чел.). Из спецсообщения № 191/6 Л. П. Берия от 13 февраля 1942 на имя И. В. Сталина следует: «Базой для формирования перебрасываемых отрядов и групп в тыл противника являлись лучшие бойцы и командиры истребительных батальонов НКВД, партийный и советский актив на местах». Уже в 1941 одной из важнейших задач партизан было уничтожение на оккупированных территориях СССР сотрудников органов местного самоуправления, «предателей и пособников из числа местных жителей», ведение политической агитации среди населения. Вот как, например, адвокат М. Иоффе описывал обстоятельства знаменитого дела партизана В. М. Кононова, которого несколько лет назад преследовали власти современной Латвии, обвиняя его в военном преступлении: «Когда группа партизан не вышла на связь, из Москвы было дано указание в ближайший партизанский отряд выяснить судьбу пропавшей группы. В этом партизанском отряде и находился Василий Макарович Кононов. Особист этого партизанского отряда провел дознание и выяснил, что в Малых Батах 29 февраля был бой, что сгорел овин, где скрывались партизаны, что жителям [деревни Малые Баты] за помощь немцы дали лес, зерно, спирт и другие поощрения. По законам военного времени трибунал партизанского отряда вынес приговор: “Предателей Родины расстрелять”. Исполнение этого приговора было поручено группе, в которую входил Василий Макарович Кононов. 27 мая 1944 все лица, которые принимали активное участие в уничтожении партизанского отряда, были расстреляны».


[Закрыть], а только и исключительно немцы.