Текст книги "Одиночество на земле (СИ)"
Автор книги: Кира Соловьёва
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)
Инквизитор сообразил, что вот-вот станет жертвой знакомой песни, и замер. Однако Мреть, вдумчиво перебирая струны, принялся петь вовсе не то, что ожидал услышать Альтвиг.
– Ты забыл обо мне, об имени,
коим сам же меня нарек —
тот, кто прятал меня за крыльями
на границе семи дорог,
тот, кто сам говорил о верности:
бесконечной – чтоб до конца…
Отражается на поверхности
Лик Создателя,
Лик Творца.
Он не может мне дать спасение,
я – не замысел, я – чужак,
я – ошибка, я – совпадение,
я – игрушка в его руках.
Ты не помнишь, а рассказать тебе —
все равно, что тебя предать.
Как назвать совершенной правдою
то, что правдой не может стать.
Я не в силах открыться истиной,
Я не в силах тебя спасти.
Этот город изгрызен крысами.
Он стоит на моем пути…
Менестрель сбился, выругался и буркнул:
– Хватит за мной следить. Вы мешаете.
– Как ты меня заметил? – уязвленно вскинулся инквизитор.
– Мы возвращаемся к обращению на «ты»? – хмыкнул Мреть. – Без проблем. Ты очень громко дышишь.
– Я?! – поразился Альтвиг. И сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. – Извини.
Рикартиат улыбнулся.
– Странно разговаривать с человеком, находясь по разные стороны двери.
– Так зайди сюда. Там ведь холодно.
– Я люблю холод, – отказался Мреть.
В его голосе проскальзывало что-то мягкое, почти нежное. Инквизитор понятия не имел, эмоцией ли оно вызвано, но чувствовал себя так, будто разговаривал с необычным существом. Существом, принявшим все его недостатки. Впервые за всю жизнь.
– Я отсчитывал годы с момента своего пробуждения у кургана. По всему выходит, что прошло двадцать два. Но если я погиб, значит, вначале был погружен в нечто вроде сна?
– Верно.
– Как долго?
Рикартиат напрягся. Альтвиг не видел его, лишь улавливал сущность, – но сейчас это казалось самым лучшим способом.
– Ты действительно хочешь знать?
– Да. Только не лги.
– Служителей Альвадора обмануть невозможно, – рассмеялся менестрель. – Сам вспомни.
– Я не хочу взывать к ангельскому волшебству, – пожал плечами инквизитор.
– Ладно. С тех пор, как я решился покинуть курган, прошло восемьдесят пять лет.
– Сколько?!
– Восемьдесят пять. Я полагаю, ты тоже владеешь ускоренной регенерацией? Она позволяет телу не стареть. Мы с тобой – словно эльфы, вряд ли когда-нибудь умрем. И… если честно, я этому рад. Я слишком долго тебя ждал, чтобы погибнуть, не удостоившись звания… друга.
Альтвиг нахмурился.
– Прости меня.
– За что? – вяло удивился Мреть.
– Я знаю, что такое одиночество. И мне жаль, что ты был вынужден ему следовать. Жаль, что я о тебе забыл.
Менестрель покачал головой:
– Я люблю одиночество. – Инквизитор успел подумать, что это – весь ответ, когда из-за створки донеслось тихое: – Но в первые годы оно было невыносимым. Мне предлагали остаться в Замталеорнете, поднять из небытия храм Дождя. Сказали, что я могу стать достойным храмовником. Но я не захотел. Дорога… та дорога, что у границы сущего показалась мне прекрасной… на самом деле ведет не в дальние страны, а на поиски самого себя.
– И ты нашел? – негромко полюбопытствовал Альтвиг.
– Нашел, – согласился Мреть. – Выбрал удовольствие, за что и поплатился. Люди почему-то считают музыку досадной помехой. Трудно было добиться успехов, пришлось многим пожертвовать и не раз поваляться в грязи. Ты, наверное, заметил, что я не отличаюсь внушительным телосложением? Да? Так вот не ты один. Мне долго не везло. Но потом я встретил Илаурэн. Она хорошая, даром что иногда ведет себя по-детски.
Инквизитор почесал нос. Он успел замерзнуть, но уходить не хотел. Лучше подождать, пока Рикартиат выскажется, и вместе подняться наверх. Надо думать, Мряшка уже заждалась блудного хозяина. Хотя зная кошачий нрав… может, она присвоила себе подушку и теперь спит, блаженно посапывая.
– Музыку надо слушать душой, – произнес Мреть. – Душа – это нечто гораздо большее, чем разум.
– Отец Еннете тоже так говорит, – признался Альтвиг. – О душе.
Рикартиат фыркнул, намекая, что его отношение к главе инквизиции прямо противоположно терпимому.
– Он убивает людей. Размазывает по полу в застенках. Вешает, сжигает, вырывает сердца. Я не вижу смысла в вере, если она требует таких жертв.
– Тот, кто верует, праведен, – процитировал инквизитор. – А тот, кто оберегает скверну и грех, подлежит искоренению.
В его синих глазах плясала нескрываемая ирония. Менестрель об этом не знал, поэтому поднялся, отряхнул штаны и, едва приоткрыв створку, просунул в образовавшуюся щель гитару:
– Отнеси в мою комнату, пожалуйста.
– Хорошо. Ты куда-то собираешься?
– Нет, – бледно улыбнулся Рикартиат. – Просто хочу прогуляться. Твои слова натолкнули меня на интересную мысль.
– Осмыслить ее можно и дома.
– Дома воздух неподходящий.
Прежде, чем Альтвиг придумал убедительный – или хотя бы язвительный – ответ, дверь закрылась. Снег натужно заскрипел под подошвами сапог Мрети. Затем скрипнула калитка, и наступила тишина. В ней любой звук казался неоправданно громким. Инквизитор пробормотал себе под нос проклятие, споткнулся о теплый кошачий бок и был обруган кошачьим: «ма-а-ау!»
Видимо, Мряшке все-таки не спалось.
ГЛАВА 5 ЛЕКАРЬ
Проснувшись, Альтвиг долго не мог понять, где находится. Он лежал и смотрел на паутину в углу, любуясь сухими трупиками мух. Господа эльфы не утруждали себя уборкой в спальне для гостей. Надо думать, к ним редко кто-то приезжал – в человеческих городах остроухие держатся особняком, не пересекая границы вежливого, но вынужденного общения с представителями смертной расы.
Отец Еннете говорил, что не подверженные гибели существа боятся ее больше, чем кто-либо другой. Пожалуй, в этом нет ничего удивительного. Обидно жить тысячу лет, а потом сдохнуть от шальной стрелы или падения с лошади. Если бы инквизитор был эльфом, он бы берег себя, как зеницу ока.
Парень вспомнил о словах Рикартиата, дернулся и рухнул на пол – вместе с подушкой, двумя одеялами и краешком простыни. За дверью тут же прозвучал встревоженный голос:
– Святой отец, вы в порядке?
– Да, – отозвался он, поднимаясь. – Прошу прощения!
Господин Кольтэ глубокомысленно хмыкнул и, кажется, скрылся в кухне.
Альтвиг поднялся, пригладил волосы и выглянул в коридор. Сидевшая на старомодном ковре Мряшка мяукнула, повела ушами. Судя по доброжелательному виду, она успела смириться с присутствием инквизитора.
Парень, наоборот, не стал обольщаться. Он обошел кошку по дуге, сбежал по ступеням и пожелал доброго утра господину Кольтэ. Тот кивнул, не отрывая взгляда от сковородки. Рядом стояла Илаурэн, чье лицо то и дело озарялось улыбкой.
– Нет, папа! – говорила она. – Еще не пора! Если ты, конечно, хочешь приготовить блины, а не обычные комочки теста…
– Вам помочь? – предложил Альтвиг.
– Нет, – рассмеялась девушка. – Пускай папа учится.
Инквизитор улыбнулся и прикрепил к воротнику серебряный крест.
– Рикартиат дома?
– Да, спит. Ему что-нибудь передать?
– Если спросит, – согласился парень. – Я осмотрюсь. Много слышал об укрепленных фортах белобрежья.
Илаурэн серьезно кивнула и пожелала ему удачи.
На улице большинство мыслей выветрилось, оставив только одну: холодно. Альтвиг усиленно с ней боролся. В конце концов, не каждый день выпадает шанс забыть о работе. Рикартиат сейчас не настроен выслушивать уговоры. Значит, можно сделать перерыв и прислушаться к своим желаниям. Желания… хм… инквизитор остановился неподалеку от врат в цитадель.
– Чего я хочу? – вслух спросил он. И, усмехнувшись, ответил: – Разве что сжечь пару еретиков. Отец Еннете обрадуется, а я согреюсь. Идиотская шутка, да?
– Да, – подтвердил низкий голос за спиной парня. – У вас большие проблемы с юмором… и выбором. Вдумайтесь, быть может, вы хотите взглянуть на легендарный памятник королевичу Теалу. Или пройтись до лучшей городской корчмы. Или…
Альтвиг почувствовал, как на плечах сжимаются чужие холодные пальцы.
– …вы хотите узнать, что белобрежные еретики – это не та шваль, с которой вы имеете дело на родных землях. Они размажут вас по камням, а потом весело станцуют. Здесь главная проблема – не маги, господин инквизитор. Совсем не маги. Здесь главная проблема – шаманы. Их нельзя заподозрить в пакости… до последнего момента.
– Ничего, шаманы тоже горят, – оскалился Альтвиг. – Кто вы?
– Меня зовут Киямикира. – Невидимый собеседник держал крепко. – Рикартиат просил за вами приглядывать.
– Вот как? – парень сосредоточился на ангельском волшебстве.
Чужака ощутимо обожгло, он отступил и выругался:
– Какого черта?!
– Такого, что инквизиция – это не пустой звук. – Альтвиг с мрачным удовольствием отметил, что бледную кожу инфиста – высокого, худого и бледного, как сама Смерть, – покрывают красные пятна. – Когда нам что-то не нравится, мы применяем силу. Болит?
– Не очень, – рассеянно отозвался тот. – А вы не промах, святой отец!
Он казался таким же юным, как и Мреть – лет семнадцать, не больше. Белые волосы заплетены в тонкую, едва достигавшую лопаток косицу, лицо обрамлено россыпью коротких прядей. В алых глазах, непрерывно изменяясь, бьется зрачок: вот он еще круглый, вот – ромбовидный, а вот – вертикальный. Именно глаза выдавали в юноше вестника беды. Характерных для этой расы крыльев Альтвиг не заметил.
– Для чего мне сопровождение?
– Рикартиат считает, что в форте могут найтись недоброжелатели. Слабаков среди них нет.
– И что?
Киямикира развел руками:
– Наш общий друг невыносим, правда? Такой заботливый.
Он явно не хотел таскаться за инквизитором по морозу. Альтвиг прикинул, чем ему грозят «недоброжелатели», и сказал:
– Вы правы. Меня интересует лучшая городская корчма.
Спустя полчаса они уже сидели за столом, за счет Киямикиры («в честь знакомства!») разжившись горячим вином и мясом. Инквизитор пояснил, для чего приехал и какие цели преследует. Инфист нахмурился и пересказал ему последние слухи о Братстве Отверженных. Выходило, что тройка лидеров погоняла девятью людьми, надеясь свергнуть власть господ Еннете, Ольто и Риге. Начинание глупое и обреченное на провал, но Братство не собиралось сдаваться и бросать все на полпути.
– Сборище идиотов, – презрительно бросил Альтвиг.
Киямикира посмотрел на него как-то странно.
– Да, согласен. Ребята совсем мозги растеряли. Ваше начальство сотрет их в порошок и развеет по ветру.
– Мое начальство, – поморщился инквизитор, – предпочитает решать такие проблемы руками Улума. Полагаю, он уже обшарил все подозрительные места и нашел путеводную нить.
– Я знаю господина Улума, – повеселел инфист. – Говорят, он очень силен, но в dreagea shaenae однозначно мне проигрывает. Я украсил его правую скулу синяком.
Альтвиг усмехнулся. О боевом стиле dreagea shaenae он был наслышан, но не горел желанием учиться. Что толку размахивать ногами, когда противники обладают магией? Пока ты будешь демонстрировать потрясающие удары, они наколдуют что-нибудь увлекательное и покажут, почему не стоит использовать примитивный ближний бой.
– Вы тоже будете искать Братство, святой отец?
– Зачем? – удивился инквизитор. И, наткнувшись на растерянный взгляд Киямикиры, пояснил: – Я понимаю, что это – важное дело. И также понимаю, что есть немало других ребят, способных с ним справиться. Отец Еннете поручил мне вернуть Рикартиата в Ландару, и в первую очередь я займусь этим. Пока что еретики меня не интересуют.
– Вот так поговоришь с вами, – хмыкнул инфист, – и не поверишь, что вы – верующий человек. Скорее… просто работаете на верующих.
Альтвиг постучал пальцем по кружке. Киямикира был прав. Он просто работал на верующих, смиряя свои сомнения. А сомнений, между тем, хватало – и по поводу Богов, и по поводу правильности методов. То есть да, опасных еретиков надо сжигать – но только опасных, убедившись в их вине и тяге к чернокнижничеству.
– Вы давно знакомы с Рикартиатом? – спросил он, уходя от ответа.
– Давно, – кивнул инфист.
– И… э-э… кто он, по-вашему, такой?
– Менестрель. – Киямикира улыбнулся. – Расчетливый, циничный, иногда – жестокий. Поразительно верный. Нормальный, словом. Да, у него есть темные стороны, но если вы скажете, что бывают абсолютно чистые люди, я буду долго смеяться вам в лицо.
– Отчего же? Не скажу. – Альтвиг покачал головой. – Люди подвержены постоянному соблазну. Что тревожит Рикартиата?
– Вы.
– Я?
Инфист поправил упавшую на глаза прядь. Его зрачки придерживались круглой формы, но порой расползались по радужкам, образуя круги. Это зрелище, с одной стороны, отталкивало, а с другой – завораживало.
– Большинство своих стихов Рик написал потому, что ему не хватало вас. Все считают его переводчиком чужих песен. Когда он исполняет собственные, людям становится жутковато.
– Смерть мало кого прельщает, – произнес Альтвиг. – История Рикартиата известна вам полностью?
– Конечно. А вам?
– Нет. Он не стал посвящать меня в детали.
– И вы хотите, чтобы это сделал я? – уточнил Киямикира. – Что ж, запросто. Рик был духом-хранителем Безмирья. Ему не раз доставалось от тамошних низших вампиров, и однажды он понял, что больше не хочет быть мальчиком для битья. Решил сбежать во внешний, живой, мир. Стать человеком. Быть может, он забыл бы об этом и успокоился, но счастливый случай свел его с вами. Вы были драконьей душой. Драконьи души сильны, как черти, и способны не то, что пересечь границу Безмирья, а и разнести его целиком. Вместе вы почти выбрались, но в последний момент взбунтовались другие духи-хранители. Защитив Рикартиата, вы сами были смертельно ранены и погибли у него на руках, у края живого мира. Он вас похоронил. Это все.
– Благодарю, – задумчиво сказал Альтвиг.
– Не за что.
Киямикира подозвал разносчицу, попросил принести еще вина. Девушка подхватила кружки и унеслась, словно вихрь. Посетителей было много. Корчма полнилась гулом голосов. Люди, несколько гномов, одинокая женская фигурка в черном плаще. Внимание инквизитора привлек рыжий голубоглазый парень, увлеченно жующий хлеб. Метка, оставленная колдовством, выглядывала из его сущности любопытной кошкой.
Альтвиг лениво потянулся и собрался забыть о рыжем, когда тот перехватил его взгляд. Парню показалось, что из испещренных трещинами голубых пятен на него взглянула бездна. Он вздрогнул, а еретик улыбнулся, обнажив изящные белые клыки.
Дитя племени наровертов? Здесь, в форте?! Инквизитор повернулся к инфисту, намереваясь спросить, как часто он видит вампиров. Киямикира лишь поднял брови:
– Вообще не вижу. А что?
Альтвиг указал на рыжего… на место, где он совсем недавно сидел. Теперь там остался лишь одинокий стул. И, если присмотреться, веселая россыпь крошек.
* * *
Вернувшись домой, инквизитор прошмыгнул в свою комнату и запер дверь. На кровати обнаружилась серая полосатая кошка, но выгонять ее было лень. К тому же животное дремало.
Форт Шатлен укрывался сумерками, словно одеялом. Парень устало смотрел в окно, перебирая в памяти события прошедшего дня. Киямикира проводил его до памятника, показал Фонтанную площадь и полуразрушенный театр. Там собирались люди из низших слоев общества. Кто-то – чтобы отвлечься, а кто-то – чтобы выступить. Альтвиг не понимал, что за смысл кроется в фальшивом подражании чужому сюжету. Хотя, может, людям просто надоела собственная жизнь.
Парень лег и уставился на паутину в углу. Хорошо, что ее никто не смахнул. В спальне, и без того пустоватой, стало бы совсем тоскливо.
Семейство остроухих собралось в кухне. Госпожа Эльтари и господин Кольтэ спорили, не обращая внимания на дочь. Та ехидно посмеивалась, утверждая, что оба правы.
Интересно, чем занят Рикартиат? Вниз он не спускался, завтрак, обед и ужин пропустил. Альтвиг прислушался, но сквозь тишину верхнего яруса не пробивалось ни единого звука. Спит? Илаурэн говорила, будто зимой менестрель слабеет и предпочитает отдыхать. Были случаи, когда он несколько недель проводил во сне.
«Большинство своих стихов Рик написал потому, что ему не хватало вас», – сказал Киямикира. Как узнать, прав ли он? Долго ли Альтвиг и Рикартиат были знакомы? Что из себя представляли дух-хранитель и драконья душа? Так много вопросов… и так мало ответов. Неужели смерть – и последовавшее за ней возрождение – так прочно отшибают память? Можно ли ее вернуть? Сейчас инквизитор согласился бы отдать что угодно, лишь бы вспомнить, что происходило за границей живой земли.
«А вдруг тебя обманывают?» – прогремел в голове голос отца Еннете. Парень скривился. Этот фрагмент прошлого и сделанный вывод – безоговорочное доверие вредит в первую очередь тебе, – не подходили под ситуацию с Мретью. Детали одной картины легко складывались. Да и менестрель не просил Альтвига поверить. Ему было все равно. Он знал, что не ошибается.
Рикартиат оказался легок на помине. Задумавшись, инквизитор прекратил вслушиваться в тишину, и осторожный стук застал его врасплох.
Парень помотал головой. Остатки мыслей не вытряслись.
– Альтвиг, ты там? – полюбопытствовал Мреть. – Можешь мне помочь?
– Могу, – растерялся тот. – А что случилось?
Он впустил менестреля в комнату. Рикартиат огляделся, улыбнулся трупикам мух и уселся на край кровати. В руках он держал книгу и желтый исписанный листок.
– Ты слышал песню про небесные корабли?
– Угу, – подтвердил Альтвиг, вспомнив Витоль.
– Я нашел ее продолжение, – гордо сообщил Мреть. И смущенно почесал затылок: – Но перевести не могу. Плохо понимаю староприбрежный.
– А-а-а, – с умным видом протянул инквизитор. Язык Морского Королевства он изучал – больше зрительно, чем на слух, но все же. – Хорошо. Давай попробуем.
Рикартиат просиял. Альтвиг сел рядом с ним, принял книгу и уставился на четыре корявых строфы. Тот, кто их вывел, пользовался дешевыми чернилами мутно-синего цвета. Да и вообще не особо старался – страница пестрела кляксами, разводами и прилипшими кусочками листьев. Порой диву даешься, какими неаккуратными бывают люди.
– Вот здесь – «ты далеко, но я ощущаю тебя на расстоянии вытянутой руки», – перевел инквизитор. – Дальше – «мы закрываем глаза и видим небесный свод».
– А где тут «словно»? – не понял менестрель.
Альтвиг подчеркнул нужное слово пальцем:
– «Haallen».
– Ага. Минуту.
Рикартиат торопливо записал первые строки.
– Дальше.
– «У меня под ногами – речное дно, у тебя – морское», – пробормотал инквизитор. – А это я не могу разобрать. Смотри, тут – «etta nae». Ожидание… нет, скорее ожидать. А тут «okrae keralle». Спать… или находиться во сне?
– Удобно, – фыркнул менестрель. – И подождал, и отдохнул. Я всегда так поступаю.
Альтвиг рассеянно улыбнулся, продолжая изучать текст.
– Лучше не будет.
– Неважно, суть я уловил. Хотя потом тоже какой-то бред, – нахмурился Рик. – «Tante» – это, если не ошибаюсь, мозг. «Loaka» – больной, а «shietara»…
– Чужой, – продолжил инквизитор. – Забавно выходит. Чужой больной мозг? А вот еще «hasal», оковы.
Перо Мрети заскребло о лист. Зеленые глаза сощурились.
– Значит, приукрасим. Это не сложно. Берем первые две фразы, складываем… ну, например, так: «Наша связь – на уровне вытянутой руки, стоит только закрыть глаза и представить небо. Под моими ногами – песчаное дно реки, под твоими ногами бушует морская пена».
– Сразу видно – перевод вольный, – улыбнулся Альтвиг.
Менестрель рассмеялся:
– Нормально все. Главное, чтоб на музыку лег.
– А ты ее еще не написал?
– Зачем? – изумился парень. – А, в смысле новую? И в мыслях не было. Я хочу подогнать строки под прежнюю, из «Небесных кораблей». Создать единое целое из первой и второй песен.
Инквизитор приподнял брови.
– Ой, да ладно тебе, – отмахнулся Рикартиат и вернулся к староприбрежному варианту. – Хм… если честно, эта строфа мне не нравится. И так понятно, что кто-то где-то кого-то ждет. На кой черт усложнять? Пропустим ее. Возьмем следующую…
Альтвиг озадаченно моргнул. До сих пор он считал песнопевцев безгрешными. Живут, приносят в мир музыку, собирают со слушателей монеты… но о том, что до принесения они эту музыку коверкают на свой лад, парень даже не догадывался.
Мреть тем временем продолжал:
– «Hatalie na el» – «Я не помню». Потом «тебя», «она», «отобрать»… О, есть еще «зачем». Получается: «я не помню, зачем она тебя отобрала». А здесь… э-э… не подскажешь, что это за слово?
Инквизитор вздохнул.
– «Grarte» – мстить, «klarrene» – плакать.
– Ага, спасибо. Черт… – Рикартиат потер переносицу. – Сейчас я… а-а-апчхи!
– Будь здоров.
– Пчхи!
– Будь.
– Пчха-а!
– Здоров, – закончил Альтвиг.
– Еще раз спасибо, – прогудел менестрель. И пожаловался: – Если я заболею, Илаурэн меня убьет. Я должен был родиться медведем и впадать в спячку зимой. Ты не подумай, я люблю холод, снег и ледяные наросты. Но здоровье у меня хлипкое.
Он снова чихнул, едва не уронив книгу. Инквизитор подхватил ее на лету, устроил у себя на коленях.
– Сиди уж, хлипкий.
Рикартиат вымученно улыбнулся.
– Вот эта строка – «я не помню, зачем она тебя отобрала», а эта – «я не помню, почему она мстит и почему не плачет». Дальше… эй, ты чего?
– Оттуда ни черта не видно, – ответил менестрель, посмевший использовать плечо Альтвига, как точку опоры. – Жалко тебе? Я не тяжелый.
– Толкнешь меня – удавлю, – пригрозил тот.
– Хорошо. Продолжай.
Инквизитор представил, будто Мрети нет рядом, и невозмутимо перевел следующий фрагмент. И следующий. И следующий. А когда от песни ничего не осталось, он принялся рассуждать, как лучше соотнести получившиеся фразы с изначальными. Отыскал несколько рифм, с восторгом предложил их Рикартиату… и обнаружил, что тот спит. Картина забавная: менестрель согрелся благодаря Альтвигу, и им тут же воспользовалась серая полосатая кошка, забравшись на руки и счастливо урча.
– Действительно удавить тебя, что ли, – пробормотал инквизитор. – Ты нагл, как сам Сатана.
Но исполнять задуманное он, конечно, не стал. Осторожно отобрал у спящего менестреля перо и пергамент, заметил, что набросок начала заплыл чернилами. По кусочку вспомнил его, переписал, присовокупив последние строфы – в том виде, в каком сложил их самостоятельно:
«Я не помню, зачем отобрала тебя она,
я не помню, за что она мстит и о ком не плачет;
но зато понимаю, что жизнь и душа одна
у меня – Невезения, и у нее – Удачи.
Я прошу тебя – еще капельку подожди,
не окидывай море печально-прощальным взглядом.
Будет день, когда край этой дикой, пустой земли
разобьется на части – и явит тебе корабль».
К утру Рикартиат совсем скис. Чихание сменилось кашлем и насморком, веки покраснели и не позволяли полностью открыть глаза. Парень бродил по дому, словно призрак, и терпел упреки Илаурэн.
– Догулялся, да? Теперь, небось, жалеешь? Ага! Больше ходи посреди ночи, в мороз, по форту!
– Да ну тебя, – обиделся менестрель. – Сама постоянно ходишь, а мне нельзя?
– Нельзя! – подтвердила девушка. – Верно я говорю, Альтвиг?
Инквизитор промолчал. Обращаться к нему по имени эльфийка начала без предупреждения. Из ее уст он предпочел бы слышать «святой отец». Узрев бледного Рикартиата, которого, кажется, могло сбить с ног даже легчайшее дуновение ветра, Илаурэн так обозлилась, что попадаться ей побаивался даже господин Кольтэ. После обеда он ушел, прихватив жену, и оставил младшее поколение разбираться между собой. Мрети надоело поддакивать возмущенным речам, и он заперся в комнате. Зарылся под три одеяла, провалился в тревожный сон. Даже со второго яруса Альтвиг различал его сбивчивое дыхание.
– Как насчет лекаря? – тихо спросил он.
Илаурэн вспыхнула:
– Еще чего! Господин Эстель наверняка помнит, как Рик огрел его чайником за недостаточную вежливость.
– Это какую?
– Господин Эстель… э-э… назвал Рика несуразным. Он имел в виду телосложение, но наш песнопевец очень рассердился и… в общем, поспешил доказать, что вопреки внешней хрупкости может здорово долбануть.
Альтвиг фыркнул. Да уж! Стоит вспомнить, как Мреть стиснул долгожданного друга в объятиях, и все сразу встает на свои места. Лекарю, даже если он был здоровяком вроде господина Арно, не позавидуешь.
– А где можно его найти? – ощупав повязку на лице, уточнил парень.
– В цитадели, – пояснила Илаурэн. – Он живет в одной из казарм, вместе с воинами гарнизона. Помогает им, иногда на страже стоит. Вы его сразу узнаете, когда увидите – по зеленым волосам. Главное, не перепутайте с братом – они близнецы.
– Есть отличия?
Эльфийка задумалась.
– Пожалуй, да. Голос господина Эстеля – чистый, а голос господина Эстеларго – с хрипотцой.
Инквизитор представил, как попросит нужного человека заговорить: «Извините, а не могли бы вы пожелать мне доброго дня? Без этого мне ни за что не понять, кто вы: лекарь или не лекарь».
– Тогда я пойду, познакомлюсь, – сообщил он – Заодно договорюсь насчет Мрети.
– Не получится, – убежденно сказала девушка.
Альтвиг пожал плечами и отправился одеваться.
Погода не изменилась. Все такой же мороз, все такой же пронизывающий ветер. Разве что с небес, затянутых серыми тучами, срывались крупные хлопья снега. Инквизитор поправил шарф и мысленно поблагодарил господина Арно. Немногие люди умеют делать подарки вовремя.
Форт почти полностью обезлюдел. Работали лишь редкие лавки, да и в тех парень не видел торговцев. У трактира тряслась чья-то лошадь, заставив Альтвига вспомнить о Туче. Кобылу пришлось оставить на попечение отца Еннете – магические переходы не рассчитаны на животных. Конечно, лучше так, чем если бы верную Тучу разорвало, но инквизитор по ней скучал.
В цитадель его впустили без вопросов. Знакомые стражники обменялись красноречивыми взглядами. Парень спросил у них дорогу, и ребята, не сговариваясь, указали на третью северную казарму.
Господин Эстель сидел на лежаке, обняв свои колени и уткнувшись в них подбородком. Изумрудные волосы привлекали внимание, но, в отличие от большинства случаев, не являлись самой яркой чертой. Глаза лекаря были столь чистого василькового цвета, будто это и не глаза вовсе, а лепестки цветов. Тонкие, аккуратные черты лица заставляли задуматься о благородном происхождении. Точно такое же впечатление производила одежда – не крикливая, не сложная, но сделанная из дорогих тканей и кожи.
Альтвиг переступил с ноги на ногу, поправил воротник и сказал:
– Здравствуйте.
Господин Эстель вздрогнул, едва не грохнувшись с лежака, и перевел на посетителя пустой взгляд. Он выглядел подавленным, словно потерял близкого друга или родственника.
– Добрый вечер. – Чистый, удивительно нежный голос доказывал, что инквизитор нашел нужного человека. – Чем я могу вам помочь?
– Снимите, пожалуйста, повязки, – попросил Альтвиг.
Лекарь встал:
– Хорошо. Идемте, работаю я не здесь.
Он вышел из казармы, миновал две крытых галереи, углубляясь в белую цитадель. Остановился перед дверью, обитой железом, и постучал по карманам брюк. В левом радостно звякнуло, и господин Эстель извлек связку ключей, скрепленную бронзовым кольцом. Самый маленький из них, украшенный завитками, послужил главным врагом замка.
– Проходите, – пригласил лекарь. – Присаживайтесь.
Инквизитор сел на колченогую табуретку. Она, вопреки его опасениям, выдержала.
– Чем вы обрабатывали рану?
– Горской настойкой.
– Флакон сохранился?
– Да.
Господин Эстель принял протянутый Альтвигом хрусталь, вдумчиво понюхал. Что-то в его движениях показалось парню странным. Излишняя грациозность? Нет… соблазнительность. Мягкость, осторожность и твердое знание всех красивых своих сторон. Люди на такое не способны. В их исполнении соблазнительность – это дешевая игра. Она не зацепит и не заинтересует нормального человека. Значит…
Инквизитор пробудил ангельское волшебство, осторожно – скрывая изменившиеся радужки – покосился на лекаря. И обомлел.
Вместо огоньков души, привычных для смертного существа, в господине Эстеле плясала буря. Темная, быстрая воронка вспыхивала багровым пламенем, показывая как магический потенциал, так и… страсть. Любовью в ней и не пахло, но затягивало мощно.
Сообразив, кто перед ним, Альтвиг почувствовал себя неуютно. А лекарь, ничего не заподозрив, вымыл руки в бадье с холодной – если не сказать «ледяной» – водой, промокнул повязки на лице посетителя и принялся их снимать. Горячие пальцы ощупывали поврежденную кожу и избавляли ее от груза легко, без боли, не отдирая, а увлажняя прилипшие фрагменты.
– Попробуйте открыть глаз.
Парень честно попробовал. Веки разошлись, зрение не изменилось.
Господин Эстель потер подбородок:
– Вас ранили магией?
– Именно так.
– Одну минуточку.
Он принялся искать что-то в шкафу, забитом разнообразными колбами. Инквизитор опасливо наблюдал. Его знание демонической иерархии было куда глубже и подробнее, чем порой хотелось.
Не менее часто, чем Адом, обитель темных созданий называли Нижними Землями. Они делились на ярусы, в зависимости от степени важности расположенные ниже или выше. Демоны из знатных семей жили у поверхности, как, например, графская семья Элот. Ее глава, чье имя знающие люди на всякий случай не произносили, был инкубом. Все его родственники мужского пола – тоже.
Господин Эстель выбрал колбу с рубиновой жидкостью, поднес ее к ране Альтвига и уронил восемь капель. Раздалось жутковатое шипение, и правый глаз начал смутно различать образы. Это, вроде бы, стены, а там, вроде бы, дверь. У инквизитора закружилась голова, он вцепился в табуретку побелевшими пальцами и растерянно пробормотал:
– Что происходит?
– В вашей ране остались осколки заклинания. Купите зелье, используйте один раз в день, и будете счастливы, – сообщил лекарь. – С вас четыре серебряных монеты.
Парень подождал, пока комната обретет ясность, и полез в сумку. Господин Эстель спрятал оплату в карман:
– Благодарю вас.
– И я. И еще… – Альтвиг вспомнил слова Илаурэн и осекся. Может, действительно не стоит лезть? Тем более что лекарь – инкуб. Для него без разницы, навредить человеку или помочь. Инквизитор постучал пальцами по дереву, нахмурился и решился: – Знаете, мой друг заболел. Но мне говорили, будто вы откажетесь его осматривать.
– Дайте угадаю. Ваш друг – менестрель?
– Верно.
Господин Эстель прищурился.
– Осматривать его я, и правда, не стану, – сказал он, – но пару хороших настоек могу продать. Желаете?
Вернувшись домой, Альтвиг долго рассматривал свое отражение в зеркале. Правую половину лица, начинаясь на лбу и заканчиваясь на щеке, пересекал красный воспаленный рубец. Родителей Илаурэн он напугал больше, чем самого парня. Господин Кольтэ причитал, что гостю следовало обратиться к эльфийским лекарям, а не человеческим. Мол, они работают аккуратнее и внешность не портят.
Мреть отнесся к увечью куда спокойнее. Похлопал Альтвига по плечу, назвал красавцем и отправился спать. Зелья он взял, деньги вернул, хотя инквизитор ругался и грозился запихнуть серебряные монеты в задницу менестрелю.
После обеда Альтвиг сидел за столом, ковыряясь ложкой в миске с пшеничной кашей. Напротив устроилась Илаурэн, попивая малиновый чай. Сначала парень ее игнорировал, а потом негромко спросил: