Текст книги "Одиночество на земле (СИ)"

Автор книги: Кира Соловьёва

* * *

Илаурэн сидела в корчме, прижимая к себе гитару и глядя на посетителей пустыми, невидящими глазами.

Она не плакала. Разучилась уже очень давно. И теперь могла переживать утрату лишь внутренне, про себя, внешне сохраняя спокойствие. Никто в заведении не заподозрил, что с девушкой что-то не так. Все наблюдали с восхищением, с трепетным ожиданием, полагая, будто эльфийская песня будет даже лучше человеческой.

Но Илаурэн их разочаровала.

– Менестрель Мреть обещал устроить здесь выступление, – громко, чтобы все слышали, сказала она. – Но, как вам должно быть известно, он погиб. Я была его близким другом и исполню то, что он собирался сделать. По вашим требованиям спою самые любимые его песни. Итак?

– Ну, – отозвалась пышногрудая девушка с серыми, словно небо в дождь, радужками. – Как насчет истории про небесные корабли?

Эльфийка опустила взгляд, перебрала несколько струн. Мотив, в исполнении Рикартиата легкий и не такой монотонный, ей удался с горем пополам. Но Илаурэн стоически делала вид, что держит ситуацию под контролем.

Компания студентов из алаторской Академии неотрывно за ней следила. Восторженные, юные, неопытные юнцы. Они еще не знакомы с настоящей музыкой. Они не знают, не помнят, как мягко и нежно пел Мреть, как в его голосе сочетались боль и искреннее счастье, а любовь уходила в бездны отчаяния и больше не могла их покинуть.

Илаурэн опустила веки. Ни к чему глазеть на толпу.

 
   От тоски и от боли, от смерти и страха жить,
   от безумства и от неумения дорожить
   чем-то большим, чем нож или меч за спиною в ножнах.
   Я смотрю, как за краем омытой дождем земли
   исчезают твои небесные корабли, —
   безысходно, безрадостно, тихо и осторожно.
 

Пышногрудая девушка нахмурилась, поняла, что раньше эту версию людям не доносили. Возможно, Рикартиат счел ее идиотской. Он часто упоминал, что обладает целой горой песен, которые никогда не покажет никому, кроме самого себя. Эльфийка, видимо, решила пойти наперекор этому правилу.

 
   – …его черные волосы падали на глаза,
   под рубашкой болталась на ниточке бирюза,
   а улыбка была чуть кривой, но ужасно мягкой.
   Он просил меня: «Следуй за нами, покинь людей!
   Мы хозяева древней флотилии кораблей,
   мы пришли из-за края и сделали небо ярким».
 

Илаурэн заканчивала песню в тишине, абсолютной и звенящей. Никто не шевелился. Были и те, кто задержал дыхание, боясь ее потревожить.

Когда смолк последний аккорд, бледный студент с копной трогательных кудряшек вымолвил:

– Это необыкновенно… и странно.

А его товарищ нагло, под сдержанный смех, подошел к эльфийке и предложил:

– Будьте моей женой!

– Мальчик, – усмехнулась та. – Я старше тебя на пару столетий.

– Это ничего, – отмахнулся он. – Зато вы обладаете поразительными интонациями!

– С дороги, несчастный. – Тонкая женская рука легла на плечо студента. Неожиданно крепко стиснутые пальцы вынудили его поморщиться и на цыпочках удалиться, а пышногрудая девушка осталась перед Илаурэн. – Здорово получилось, – оценила она. – Жаль, что от Мрети мы этой сказки не услышали.

– Она была последней переведенной, – бесстрастно сообщила эльфийка. – Но за остаток зимних недель он написал немало новых историй. Правда, я не имела возможности наблюдать за всеми.

– Любопытно, – сощурилась девушка. – Посвятите?

– Конечно, – согласилась Илаурэн и снова коснулась струн.

На этот раз мелодия давалась ей проще. Быть может, потому, что наследницу эльфов до сих пор не выгнали из корчмы. Она закончила вступление, заметила, что собеседница отправилась обратно за стол, и…

 
   – Одиночество на земле.
   на огромной пустой планете.
   Одиночество вам и мне,
   взрослым людям и даже детям.
 
 
   Одиночество – вечный дар,
   потому что любить непросто.
   Одиночество – пустота.
   Пустота пребывает в росте.
 
 
   Пустота заберет меня,
   и тебя заберет однажды.
   В ней забьется огонь огня —
   впрочем, это совсем не важно.
 

– Мучаете моего конкурента? – перебил девушку высокий, коротко остриженный парень с заостренными, но недостаточно длинными для эльфа ушами.

Кто-то возмущенно выругался. Илаурэн же встала и обменялась с пришельцем рукопожатием.

– Добрый вечер, Грейн.

– Добрый вечер, моя дорогая партнерша. Я пришел, чтобы передать тебе вот этот милый жетон.

Он вытащил из кармана железный кружок с высеченной на нем надписью: «Гильдия магов». Эльфийка прикрепила его к воротнику, будто брошь, и слегка поклонилась.

Грейн повернулся к посетителям.

– Госпоже нужен перерыв, – заявил он. – Хозяин, будь так добр принести бутылку эетолиты и чего-нибудь закусить.

– Но… – растерялся мужчина, едва не обронив поднос.

– Несите, – обратилась к нему Илаурэн. – Нам с господином Грейном надо кое-что обсудить. Потом я заново начну песню.

Корчмарь нахмурился и скрылся в кухне, позвякивая посудой и бормоча себе под нос проклятия. Грейн с удовольствием внимал, пока к нему не подошла все та же пышногрудая девушка.

– Здравствуйте. Меня зовут Хита, – представилась она. – Вы – тот самый менестрель из Гро-Марны, что вечно зовет себя конкурентом господина Мрети?

– Да, – невозмутимо подтвердил полуэльф.

– Не желаете присоединиться к выступлению? Мы хорошо заплатим.

Парень с минуту поразмыслил, затем кивнул:

– Хорошо. Но сейчас я прошу вас отойти. Дайте нам с госпожой Илаурэн полчаса.

– Разумеется.

Хита ушла. Под ее рубашкой глухо цокали кольца кольчуги.

– Наемница, – отметил Грейн, ожидая, пока принесут заказ. И повернулся к своей подруге, обеспокоенно сдвинув красивые темные брови: – Как ты? Все нормально?

– Нормально. – Илаурэн выглядела до того равнодушно, что за нее становилось страшно. – То есть я, конечно, расстроена. Думаю поехать на юг. Прогуляться по Эльской империи и Ландаре. Выяснить, до какого состояния инквизиция довела нашу общую цитадель. Ту, где Хастрайн впервые выпал в потусторонний мир.

– Я там был, – пожал плечами парень. – Ничего особо не изменилось. Но из-за сильных магических колебаний никто не жаждет вновь пользоваться твердыней. Полагаю, через месяц-другой ее забросят, обольют слухами, и цитадель скоротает век в обществе перелетных птиц и любителей мрачных слухов. Я уже предвкушаю, как всякие идиоты начнут бродить по ее ярусам, чтобы найти легендарные артефакты, призраков или видимые следы прошлого.

– Пусть бродят, – позволила девушка. И замолчала, предоставив корчмарю шанс в тишине накрыть на стол.

Он поставил перед гостями эетолиту, миску просоленных сухарей, квашеную капусту и кашу с мясом. Грейн немедленно взялся за ложку. За ним наблюдали, надеясь, что знаменитый менестрель опозорится, но полуэльф ел с чувством собственного достоинства и превосходства над остальными.

Илаурэн безо всякого аппетита сгрызла сухарик, хлебнула вина и, наконец, спросила:

– Зачем я тебе понадобилась?

– На самом деле, – Грейн замер, не успев донести до рта очередную порцию каши, – я просто проходил мимо. Довольно редкое событие – Илаурэн подает голос для простых смертных. И я прикинул, почему бы не составить тебе компанию? К тому же Совет Ландары пригласил меня на фестиваль середины лета, или, как его еще называют, бессчетных звезд. Хочешь со мной? Там будут гости из Алагейи, Хасатинии, Айл-Миноре и долины ЭнНорд.

– Дриады вылезут из своих лесов ради паршивого фестиваля? – не поверила эльфийка.

– Их действия вполне ясны, – пояснил менестрель. – В ЭнНорде небо скрыто от взгляда. Дриады прячутся не только от людей, но и от драконов, от нежити, от Богов… им невыгодно чужое вмешательство. Они настолько привыкли жить в одиночестве, отрезанные от всего мира, что не представляют долину без условностей вроде границ и сторожевых постов на мостах. Не могу сказать, что они не правы. Один приход вашего короля чего стоит… говорят, кстати, будто Его Величество был весьма настойчив. И будто его мнение о дриадах сложилось после осады, а до этого исходило из дедушкиных сказок и общего пренебрежения.

– Переврали, как обычно, – вздохнула Илаурэн. – Никто не любит господина Алетариэля. Он всем кажется чересчур суровым.

– Своенравным, – поправил ее Грейн. – Всего лишь своенравным. Это разные вещи. По мне, так Его Величеству идет. Не всем же быть изнеженными кретинами.

Он сосредоточенно уничтожал еду, принесенную корчмарем. Бросил в рот единственный уцелевший сухарик, азартно им похрустел и спросил:

– Так что ты решила?

– Поехали, – бесстрастно согласилась Илаурэн. – Сама я могу и заплутать, а ты в дороге практически постоянно. На обратном пути заглянем в Шеальту, у меня там есть родственники.

– Ого, – поразился парень. – Серьезно?

– Да. Бабушка и племянница. Они тебе понравятся.

– Господин Грейн, – окликнула менестреля Хита. – Вы уже закончили? Готовы продолжить?

– Что? – рассеянно уточнил тот. – А-а-а, вы об этом. Рэн, ты мне гитару не одолжишь?

– Бери. – Эльфийка вручила ему легкий инструмент Мрети. – Но береги ее. Уронишь или умудришься порвать струну – я засуну твою голову в корпус и натяну новую прямо поверх.

– Ты, как всегда, невероятно грозна, – рассмеялся парень.

Он гордо прошествовал к стойке, сел на высокий стул для любителей пива и разговоров, повернул его так, чтобы зрителям со всех сторон было удобно лицезреть песнопевца. Затем заиграл, и сделал это гораздо правильнее Илаурэн. Недовольно скривился, подкрутил колки и объявил:

– Я спою вам одну из лучших песен, переведенных Мретью. В родном королевстве ее называют пророчеством возрождения.

Разномастная публика затихла. В приоткрытую дверь заглянул некто в тяжелом черном плаще, встал под стеной, скрестив руки на груди.

 
   – Оттуда, откуда приходит солнце,
   где криком бьется морской прибой —
   оттуда, слышите, он вернется,
   оттуда, знайте, придет домой.
 
 
   Он был убит, осквернен и предан,
   он был распят на семи цепях.
   Никто о нем никогда не ведал,
   но – сквозь столетия – будет так:
 
 
   переступая огонь и воду
   он возвратится – и будет строг.
   И под сияющим небосводом,
   на перекрестье семи дорог,
 
 
   взойдут ростки бесконечной боли,
   ростки смертей, предвещая ночь.
   И все вокруг захлебнется кровью,
   и ужас будет не превозмочь;
 
 
   И взвоют ядра больших орудий,
   сжигая древние города,
   и перемрут, словно мухи, люди,
   и смолкнут верные им ветра,
 
 
   И все расколется, разобьется,
   исчезнет в теплой туманной мгле…
   Весь мир умрет, когда он вернется
   и прикоснется к своей земле.
 

Снежок, немного поколебавшись, бросил менестрелю полновесный золотой.