Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.4"

Автор книги: Кир Булычев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 60 (всего у книги 67 страниц)

Некто стоял в щели.

– Эй, – сказал он негромко, даже с опаской. – Есть тут кто?

Потом сам себе ответил, успокаивал страх:

– Нет тут никого. Чего им в темноте делать?

Когда шаги зазвучали вновь, доктор прошептал:

– Может, нас уже хватились.

– Тогда быстро говорите, что вы еще узнали.

– Я ввел им мою вакцину, – сказал доктор. – Я тебе о ней говорил? Ладно, повторю. У нас есть вакцина, может быть, это прорыв в будущее. С определенной степенью точности я могу гарантировать, что вы сможете без особого вреда для здоровья пробыть там, наверху, до трех дней.

– Не может быть!

– Но дальше мне не шагнуть. Нет ни людей, ни знаний. Ни оборудования. Интуитивно я чувствую, в каком направление двигаться. Но не более того.

– У них будут три дня? – спросил Егор.

– Они утверждают, что этого достаточно.

– Достаточно для чего?

– Достаточно, чтобы погубить все живое на Земле.

– Но вы – как ученый, вы можете сказать: это возможно?

– Если это биологическое оружие – все возможно. Штаммы бактерий чумы или какой-нибудь другой злобной болезни могут распространяться по всему миру... и защиты от этого нет.

– Значит, их надо остановить.

– Но ты говоришь, что сообщил туда?

– Как я могу быть уверенным, что наверху получили мое послание, что они разобрались в нем, что отыскали нужную Максимовку? Как я могу?

– И что же делать?

– Разве я знаю? – сказал Егор. – Ведь Берия не шутит?

В вопросе прозвучала капля надежды – а вдруг это игра, ход в борьбе за власть... Но Егор не мог поверить в утешительную версию.

– Берия никогда не шутит, – печально ответил доктор.

Они замолчали.

Потом в тишине прозвучал голос Егора.

Доктор знал, что он скажет.

– Мне придется... вы можете сделать вакцину для меня?

– Ты не понимаешь, как это опасно!

– Глупости, – сказал Егор. – Здесь все опасно. Но по крайней мере я знаю, ради чего рискую... Альтернативы нет.

– Альтернатива, альтернатива – глупое слово, – проворчал доктор, – всегда есть альтернатива.

– Какая же?

– Я сам пойду, – заявил доктор.

– Ну сколько можно повторять! – рассердился вдруг Егор. – Вас никто не выпустит.

– Любая нормальная беседа состоит из повторений, – возразил доктор. – Люди стараются найти компромисс.

– Что-то я давно не видел таких людей, – сказал Егор. – Сколько у нас еще времени?

– Боюсь, что времени у нас нет.

– Что с вами, Леонид Моисеевич?

– Я боюсь за тебя. И не только из-за вакцины. А потому, что ты окажешься рядом с очень опасными людьми. А мы с Люсей... будем скучать без тебя.

– Это нечестно. Это удар ниже пояса! Так вы сможете приготовить для меня вакцину?

– Все зависит от того, что делает Гоглидзе. И не вернулись ли агенты.

– Думайте, доктор. Что будем делать?

Доктор первым вышел в коридор. Там было пусто. Они пошли к лаборатории. Охранник у входа не обратил на них внимания.

Внутри было пусто.

Гоглидзе сидел за столом, вытянув ноги и закрыв глаза, словно дремал. Но он не дремал.

– У нас доброволец, – сказал Леонид Моисеевич бодрым голосом. – Быстро готовьте приборы. Возьмите у него кровь.

– Он что, с ними пойдет? – удивился Гоглидзе.

– Лаврентий Павлович не сказал, – ответил доктор.

– Мне прикажут, я сделаю, – подтвердил слова доктора велосипедист.

– Тогда сними плащ и закатай рукав рубашки.

Доктор кинулся к столу и стал готовить вакцину. Он внутренне считал до ста и снова начинал считать. Сейчас распахнется дверь и ворвется взбешенный Берия. И тогда никому из них не жить.

Егор снял плащ, кинул его на стул, но шлема не стал снимать, и сабля осталась на поясе.

Гоглидзе взял кровь и протер сгиб руки какой-то остро пахнущей жидкостью.

– Совершенно не понимаю, – повторял он.

Гоглидзе любил ясность. Сейчас все его естество возмущалось неправильностью ситуации, но придраться он не мог. Хоть и помнил, что этот велосипедист неправильно называл шефа.

В отличие от шефа Гоглидзе не был чекистом, и в нем не жило почти генетическое чувство подозрительности. Берия давно бы расстрелял и доктора, и пациента, а Гоглидзе разрывался между подозрениями и верой в гениальность своего доктора.

Егор уселся на стул.

– Ждите, – сказал доктор после того, как Гоглидзе занялся светлой кровью Егора.

Незаметно для себя Егор тоже начал мысленно считать секунды. И страшиться возвращения Берии.

– Вы можете погулять, – с явным облегчением сказал доктор. – Изготовление вакцины требует времени.

– Тогда вы найдете меня там, где мы встретились, – ответил велосипедист, чем окончательно привел Гоглидзе в растерянность. Либо это не простой велосипедист, либо вовсе не велосипедист.

Когда велосипедист вышел, Гоглидзе обратился к доктору:

– Кто он такой? Почему...

Доктор поднес палец к губам.

– Есть вещи, Горацио, о которых простым смертным лучше не знать.

– Почему Горацио? – не понял его Гоглидзе. – Меня Георгием зовут!

– Правильно, Георгий, – сказал доктор. – Следите за приборами. У меня есть теория, но вы должны поклясться рекой Арагви, что не выдадите меня!

– Клянусь мамой! – ответил ассистент.

– Очень хорошая клятва, – одобрил доктор. – Как вы знаете, Лаврентий Павлович отправляет наверх своих агентов. Вы представляете, в какой обстановке они окажутся?

– В какой?

– Вокруг враги, вокруг их все подозревают, задание может сорваться в любой момент. В конце концов, Георгий, может ли рассчитывать Лаврентий Павлович на людей, которых он нашел здесь и подготовил? Что случится с ними, когда они выйдут на площадь Московского вокзала в Ленинграде, где звенят трамваи и гудят автомобили?

– Вы думаете... – Гоглидзе не закончил фразы, потому что не знал точно, в чем же уважаемый батоно доктор подозревает этих шахматистов. Как называл своих агентов Берия.

– Что бы вы сделали на месте Лаврентия Павловича, ну?

– Я бы? Я бы послал людей, надежных сотрудников.

– И много их здесь?

– Совсем не встречаются, – признался Гоглидзе.

Он даже развел руками от безнадежности, он провел в этом мире больше двадцати лет по земному счету и не переставал удручаться, насколько плохо все здесь в Чистилище устроено. Правда, у Гоглидзе была одна мечта – неосуществимая, но сладкая: добраться до Тбилиси, где осталась настоящая жизнь, где вечерами хорошие люди гуляют по проспекту Руставели, где пахнет шашлыками и дорогими духами, по улице скользят дорогие машины и каждому вслед можно сказать «Гоги поехал», «Гиви поехал» с уважением или презрением.

Он понимал, что стоит поделиться мечтой с кем-нибудь в этом проклятом подземелье, как его поднимут на смех. Даже сам Лаврентий Павлович, даже Леонид Моисеевич. Так что приходилось молчать.

Леонид Моисеевич перешел на шепот.

– Лаврентий Павлович решил, – произнес он, – что отправлять сотрудников без наблюдения и, если надо, поддержки слишком рискованно. И тогда решено направить с ними негласно... – На последнем слове доктор сделал значительную паузу.

Гоглидзе уловил ее значение и склонил черную голову.

– Этот сотрудник, – доктор показал на прикрытую дверь, – срочно получает от нас дозу вакцины. Но вы его не видели, я его не видел, и даже Лаврентий Павлович его не видел. Вы меня поняли?

– Конечно, как не понять! – громким шепотом ответил Гоглидзе, потрясенный мудрой предусмотрительностью Лаврентия Павловича.

– У меня есть указание, – закончил монолог Леонид Моисеевич, – сделать все в режиме специального обслуживания. Ни один человек в мире, кроме вас, Георгий, этого велосипедиста не видел. Кстати, это не простой велосипедист, а родственник одного человека из членов Политбюро.

– Ой, – сказал Гоглидзе.

Он был эмоционально переполнен и мог взорваться от избытка чувств.

Именно в этот момент вошел сам Берия со своими агентами.

Гоглидзе шумно сглотнул слюну и принялся преданно смотреть на генерального вождя.

– Вольно, – сказал Берия, не придав значения интенсивности взгляда, – давайте поскорее готовьте наших товарищей.

Вакцина, включавшая несколько кубиков крови пациентов, была уже готова, созрела, как говорили в лаборатории.

Доктор сам ввел ее шахматистам. Те посматривали на него с опаской, но подчинялись.

Берия стоял вблизи и не спускал глаз с рук доктора, словно мог уследить тот момент, когда доктор вкатит его сотрудникам смертельный яд.

Нет, конечно, Берия этого не мог уловить, но стоял потому, что знал: его присутствие, его взгляд действуют на всех здесь, как взгляд кобры на кролика.

– Теперь отдых, – сказал Берия за доктора.

– Правильно, – согласился доктор. – Только это не отдых – это возможность организму внедрить вакцину в кровеносные сосуды. Однако прошу вас далеко не отходить. Потому что только я могу определить момент, когда вам следует уходить наверх. Только я.

– Смотри у меня, – впустую пригрозил Берия.

– Смотрю, – как бы пошутил в ответ доктор, что Берии не понравилось. – Гоглидзе, – сказал доктор, – проводите пациентов в лазарет.

Там стояли койки.

Майоранский и Лядов молчали. Как молчат люди, прислушиваясь к неизвестной болезни в своем теле. Они знают, что отравлены, но еще не знают, в чем это выразится.

– Ты иди, – сказал Берия доктору, – я с ними побуду.

– Времени осталось немного, – сказал доктор.

– Не волнуйся, Леонид Моисеевич, – вдруг подобрел Берия, неправильно прочтя мысли доктора.

– Я постараюсь, – ответил доктор. Он думал о том, как незаметно ввести вакцину Егору.

Он был бы рад, если Егор откажется от путешествия, и в то же время был бы в отчаянии, если Егор испугается. Он верил в злой гений Берии.

– Тогда я вас оставлю на несколько минут? – вежливо сказал доктор.

– Давай топай, – сказал Берия. – Нам еще надо перекинуться несколькими словами.

Доктор быстро вышел в лабораторию.

– Готова вакцина? – спросил он.

– Готова. А как они?

– Вроде бы все в порядке. Но Лаврентий Павлович, – доктор снова перешел на шепот, – не хочет, чтобы кто-нибудь из них случайно увидел велосипедиста. Дай мне шприц. Я введу вакцину снаружи, где он меня ждет. Ну, быстро! А то Лаврентий Павлович позовет меня и будет сердиться.

Гоглидзе не возражал, когда доктор сам схватил шприц и поспешил наружу.

От двери обернулся и сказал:

– Если Лаврентий Павлович спросит, где я, скажешь, что живот схватило. Сейчас буду.

– Живот? Схватило? – Этот предлог показался Георгию невероятно смешным. Он захихикал.

Доктор кивнул охраннику снаружи, тот кивнул в ответ.

Он прошел к складу.

Обернулся перед открытой дверью.

– Ты здесь? – спросил он тихо.

– Заходите.

– Протяните руку, – сказал доктор.

Егор быстро заговорил:

– Сообщите обо всем генералу и Люсе. Та же улица, дом 45...

Глава 11
Егор Чехонин

К счастью для Егора, Берия не продумал, как быстро доставить своих агентов к переходнику.

Он не захотел расставаться со своим «Паккардом», поэтому младшему агенту, Лядову, выдали дамский старенький велосипед, на котором он ехал медленно, с трудом крутя педалями.

Майоранский уселся в коляску рикши, уверенно поставив подошвы ботинок на приступку перед креслом, словно всю жизнь только и ездил на рикшах.

Так они и ехали за экипажем первого консула.

Егор быстро шел в квартале позади, иногда переходя на бег, но никто не догадался оглянуться и заметить его. Даже Берия.

Правда, устал он сильно. Все-таки бежать полчаса – это занятие не для человека в Чистилище.

Переходник, оказывается, располагался в кирпичном корпусе заброшенного завода.

Процессия скрылась в нем, и, когда Егор подошел к разбитому окну, он услышал, как гулко разносятся голоса в обширном пространстве.

Берия окликнул:

– Феничка! Ты где?

Посыпались кирпичи, из них вылезла страшная, толстая, покрытая шерстью или рваной ватой фигура – лысая голова поднималась из этой массы, как желтый бильярдный шар. Нет, скорее существо было похоже на преувеличенного новорожденного орленка. Может, таким и был птенец птицы Рокк.

– Ну вот, – загудел Феничка, – а я уж ждать раздумал. На что, думаю, мне спать, раз никто не придет, вы заняты, дела у вас, заботы, разве я не понимаю, я ведь все понимаю...

– Как дела с переходом? – оборвал его Берия.

– Теплится, зиждется, молотится, – ответил Феничка. – До ста досчитайте, и можно лезть. Головкой вперед, все равно не вернетесь.

И Феничка залился неудержимым смехом, блестящая голова дергалась, а притороченное к ней мохнатое тело шаталось, будто старалось отделиться от головы.

Феничка отсмеялся, и все покорно ждали, пока он утих, потом полез в сторону, по проходу, по битому кирпичу в арматуре, приговаривая:

– Камуфляж долбаный, когда-нибудь я ножку сломаю, вторую сломаю и обезножу. Как вы без меня будете?

Он остановился перед занавесом, висевшим на проволоке. Кольца были тоже сделаны из проволоки.

Феничка потянул занавес в сторону, заглянул туда, в темноту, и сказал:

– Располагайтесь, берите бутерброды, начинается минута ожидания.

Никто не двинулся с места.

– Не хотите – как хотите, а я вам должен заявить, что намедни сюда оттуда две крысы проникли. Они ведь без понятия. Боюсь, что расплодятся они на человеческом мясе.

– Вряд ли, – сказал Лядов. – Не тот у них здесь метаболизм. Мне приходилось их ловить. Жалкие создания.

– Жалкие-жалкие, а им принадлежит будущее, – сказал Феничка. – Было у меня к этому видение. Вы все друг дружку перебьете, передушите, придут крысы во главе с крысиным царем – я его видел, как вас видел, – и возьмут этот мир в свои корявые лапки.

И снова Феничка рассмеялся.

Егор надеялся, что у Фенички нет особого нюха, предчувствия. В Чистилище встречались отшельники – то религиозные, то по склонности души. Большей частью чудаки, иногда опасные маньяки, и именно среди них водились люди с повышенной чувствительностью. Одни могли почувствовать твое настроение или даже намерения, другие чуяли человека за несколько метров – ведь им приходилось все время напрягать свои чувства.

Феничка не почувствовал присутствия Егора. И то хорошо.

– Там ничего не построили? – спросил Лаврентий Павлович.

– А мне что? Если построили, вы лбы расшибете!

– Сначала тебе расшибут, – сказал Лаврентий Павлович.

– И то верно, – согласился Феничка, – вы человек безжалостный. Но, по моему разумению, там никаких перемен нет. Запустение, почти как у нас.

– Кроме крыс, никто не совался?

– Как я понимаю, – сказал Феничка, – наш ход – резервный, о нем знать не положено.

– Другие ходы я ликвидирую, – сказал Берия.

Видно, он был давно и хорошо знаком с Феничкой, потому что после первого укола фразами они стали говорить спокойно и доверительно.

– Не получится, – сказал Феничка. – Не ликвидируете, Лаврентий Павлович, – одеяльце на глазах расползается. Такова наша планида. Я ведь себя последнее время чувствую просто ужасно. А оттуда зараза идет. Честное слово, даже меня напугали. То ветерок ядовитый, то жарой пахнет, а иногда даже запахи стали проникать.

– Потерпи, – сказал Берия. – Скоро мы все это исправим.

– Я слышал, – сказал Феничка, – что ты там натворил.

– Я?

– Чаянова убили, Лариску, а потом война была, и ты еще кого-то из консулов чик-чик? Стремишься к неограниченной власти?

– Без нее не бывает настоящего порядка, – твердо ответил Берия. – Если не взять власть, она упадет на землю, и ее затопчут кому не лень. Тогда поднимай не поднимай, все равно уже не отмоешь.

– Красиво говоришь. Скоро будет свет.

– А какая сейчас периодичность? – спросил Берия.

– Каждые полчаса, – сказал Феничка, – но неточно.

– Смотри не пропусти момент, – сказал Берия.

– Я его чую, – сказал Феничка. – Не зря на этом деле держусь к взаимному уважению.

Они замолчали, ждали. Потом Берия спросил:

– А сам часто туда шастаешь?

– Ну как можно, у меня здоровье одно, – ответил Феничка. – Я хочу досмотреть.

– Что досмотреть?

– Падение дома Эшеров.

Берия почуял подвох. Феничка знал что-то, неизвестное Берии. Берия не стал переспрашивать.

В наступившей паузе громко раздался голос Лядова:

– А вы кем были в прошлой жизни?

– Никогда не догадаетесь, – сказал Феничка.

– По хозяйственной части? – спросил Майоранский.

– Не буду вас мучить подозрениями, – сказал Феничка, поводя вокруг себя орлиным ярким взглядом. В полутьме глаза чуть светились. – Я был секретарем райкома.

– Нет, – откликнулся Лядов. – Таких в секретари не брали. Требовался облик.

– Правильно! – вдруг поддержал его Лаврентий Павлович. – Без облика какой может быть руководитель?

– Я был доцентом кафедры марксизма-ленинизма, – признался Феничка и лукаво усмехнулся. Оказывается, он умел лукаво усмехаться.

И тут слабый отблеск из-за занавеса упал на голову Фенички, вспыхнул искоркой, и громадный заброшенный цех на мгновение осветился алым отблеском адского пламени.

– Ура! – закричал Феничка. – Ура. Карета подана, господа присяжные заседатели. Вы не узнали меня, любимого героя своих детских лет, но я на вас не обижаюсь. Пошли, открывайте занавес и шагайте. Смело. В нашем распоряжении всего две минуты. До свидания, товарищи, – торжественно произнес Феничка и оттянул на себя край занавеса.

Свет оттуда раздражал, он был болезненным и мерцающим.

Агенты Берии задержались, не решаясь сделать шаг.

– А ну, пошли! – крикнул Берия, словно на лошадей.

Как ни странно, этот окрик воздействовал, и шахматисты дружно, парой, как малыши в яслях, шагнули к свету и исчезли, поглощенные им.

И тут же Феничка отпустил занавес.

Свет из-за занавеса тускнел, пока не пропал.

– Славно потрудились, – сказал Феничка. – Какие планы на будущее?

– Через три дня должны возвратиться, – сказал Берия. – Если операция «Гадюка» увенчается успехом.

– То есть если они возвратятся – хорошо, а если не возвратятся – еще лучше?

– Нет, – задумчиво ответил Берия. – Я не планирую их ликвидировать. Если они выполнят задание – пускай живут. Если решат остаться там, то через три дня помрут. Для меня это будет ударом.

– Доктор сказал? – Феничка был в курсе многих дел Берии, и Лаврентия Павловича это не удивляло и не сердило.

– Доктор сказал. Это его вакцина.

– Ценный фрукт – этот доктор.

– Мне он не нравится, но я пока не могу себе позволить...

– …его ликвидировать, – закончил Феничка фразу за Берию. – Потому что он единственный, кто может сделать вакцину. А мой уважаемый собеседник не исключает, что вакцина может понадобиться и ему самому.

– Если рейд моих шахматистов провалится и если вакцина будет действовать дольше...

– Добро, я устал, мне надоели ваши заморочки. Идите в Смольный, товарищ вождь. Планируйте великие дела. Сколько еще консулов осталось?

– Не говори глупостей.

– А я ничего другого не умею.

Егор отпрянул за колонну, Берия в сопровождении двух охранников быстро прошел к выходу из здания.

Стало тихо.

Потом послышался голос Фенички:

– Вылезайте, лапушки, вылезайте, милые, порадуйте стариковское сердце.

В ответ раздался детский смех.

Егор выглянул из-за колонны.

Феничка стоял на открытом месте, расставив руки и ноги, и был похож на пингвина.

А у его ног прыгали и пели две маленькие девочки в кружевных платьицах, что было совершенно немыслимо, так как дети в Чистилище не попадают. А если и встречаются, старше десяти – когда человек уже догадывается о существовании смерти.

Феничка раскачивался, как игрушечный пингвин, и тоже танцевал, неуклюже и уморительно.

– В саду родилась елочка, – пели девочки.

– В саду она росла, – вторил им Феничка.

На полу что-то шевелилось – и с некоторым ужасом Егор увидел, что несколько крыс тоже танцуют с девочками, перебегая между детских ножек и даже становясь на задние лапки.

Это был веселый, хоть и несколько жутковатый праздник, Егор непроизвольно сделал шаг вперед, не заметив, как покинул спасительную тень, и Феничка крикнул ему:

– Молодой человек, а молодой человек, присоединяйтесь к нам. Судя по всему, вы отличный танцор.

Девочки, завидя Егора, подбежали к нему и потащили на центр танцевального круга, вцепившись в брюки.

И тогда Егор догадался, что это вовсе не девочки, а две одинаковые лилипутки.

– Все в круг, все в круг, с нами наш веселый друг! – распевал Феничка.

Волей-неволей Егор был вынужден принять участие в веселье, правда, душа у него не лежала к танцам, но важнее всего было не испортить отношений с Феничкой.

Они топтались друг против друга, а внизу, дергая за брюки и за пальцы рук, суетились лилипутки.

– Тебе чего надо? – спросил вдруг Феничка.

– Мне надо туда.

– Задание Лаврентия Павловича? Операция «Гадюка»?

Вот тут надо было ответить правильно. Ошибешься – неизвестно, удастся ли достичь цели.

Если не знаешь, что говорить, говори правду – так сказал как-то дядя Миша. А может, прекрасная Тамарочка? Она неожиданно рождала афоризмы вперемежку с очевидными глупостями.

– Нет, – сказал Егор. – Мое собственное задание. Я название операции в первый раз слышу.

– Ну, ты смельчак! – удивился Феничка, он раскачивал желтой блестящей головой, как китайский болванчик, посреди желтого шара блестели маленькие черные глазки. – Я же тебя сейчас сдам охране!

– Ой, не сдавай, папочка, не сдавай! – наперебой закричали лилипутки. – Он хороший мальчик.

– Ты там помрешь, – сказал Феничка.

– Ах, он там помрет! – завопили лилипутки.

– Познакомься, – сказал Феничка, – Анжела и Дездемона, заслуженные артистки республики. Встань на колено.

Егор подчинился.

Он опустился на колено, лилипутки – хорошенькие, круглолицые, но уже немолодые, по очереди сделали книксен и протянули ему махонькие ручки. От них почему-то пахло конфетами, хотя здесь не было запахов.

– Я не помру, – сказал Егор, поднимаясь с колена. – Мне ввели вакцину.

– Ах вот почему Лаврентий Павлович объявил доктора предателем!

– Доктор здесь совершенно ни при чем. Но мне нужно срочно туда попасть.

– Скажи зачем. Постарайся рискнуть и стать дважды честным. – Феничка засмеялся.

– Я хочу их остановить.

– Вот это уже поступок, – сказал Феничка.

– Он герой, герой! – кричали вразнобой лилипуточки. – Ему венок, венок на головку!

– Кому служишь? – спросил Феничка.

– Людям, – сказал Егор.

– Такого не бывает. Людей здесь нет.

– К счастью – есть, – ответил Егор и показал на лилипуток. – Посмотрите – это же настоящие люди, и даже танцуют.

– Вот именно! – закричала тонким голосом одна из лилипуток. – А нас многие не понимают и презирают.

– Тогда скажи мне, какое задание выполняют те двое?

– Зачем вам знать?

– Не серди лектора общества «Знание»!

– Я еще не все знаю, – признался Егор. – Но, вернее всего, они попытаются убить всех, кто живет наверху.

– Это еще зачем? – удивился Феничка.

Он взволновался и принялся чесать свой мохнатый живот.

– Мне кажется, – ответил Егор, – что Берия и его друзья боятся, что перегородки между мирами истончаются и Верхний мир все больше влияет на наш.

– Это точно, – согласился Феничка. – Я уже побаиваюсь, не отравимся ли мы тамошним воздухом.

– Разве это основание для того, чтобы убить всех? Наших детей, наших родных...

– Ах, не говорите так! – закричали лилипутки. – Мы их так любим, мы так туда стремимся.

– Свойственное марксистам желание быть первыми парнями на деревне. В городе все равно не получалось.

– Это парадокс, – сказал Егор. – Сколько лет они правили нашей страной.

– И все равно оставались первыми парнями на деревне. Только тебе этого не понять – терпи и подчиняйся. Мы все стали деревней. Впрочем, я все понял, молодой человек. Лаврентий Павлович, который умело использовал меня, боится потерять призрак своей власти. Ради нее он боролся всю жизнь, а попал сюда и понял, что все едино, так он запрограммирован. Есть деревня – будем первыми!

– Можно я уйду туда? – Егор показал на занавес.

– Девочки, что мы ответим этому молодому человеку?

– Пускай идет, только пускай возвращается.

– Если он не вернется, мы... – Первая из красавиц не смогла отыскать слов, и вторая пришла к ней на помощь:

– Если он не вернется, я отказываюсь от компота!

– И я тоже! – закричала вторая.

– Я вернусь. Мне нельзя там долго оставаться.

– Тогда мы напишем письмо, – сказала лилипутка, – а ты отдашь его в наш цирк.

За занавесом начало разгораться зарево.

– Отстаньте от парня. Как тебя зовут?

– Егором.

– Отстаньте от Егора, ему пора уходить, – сказал Феничка.

– Только возвращайся! – закричали лилипутки.

Феничка откинул занавес. Неверный мерцающий свет залил пустой цех.

– Иди, – сказал он. – И скажи им, что название операции отдает пошлостью.

– Спасибо, – ответил Егор. – Я вернусь через три дня.

Он шагнул в свет, и свет окутал его.

Он был теплый.