355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Кир Булычев » Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.4 » Текст книги (страница 32)
Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.4
  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 05:01

Текст книги "Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.4"


Автор книги: Кир Булычев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 67 страниц)

– Почему же вы это скрыли от других? – спросила Калерия.

– Потому что все будут смеяться или решат, что я сошел с ума. Я не думаю, что и вы мне поверите.

– Рассказывайте, – попросила Калерия.

Она кинула короткий взгляд на меня. И хоть мы работали вместе меньше года, я прочел ее взгляд: «Хороший мальчик. Мне хочется ему верить».

Я кивнул.

– Может, кофе хотите? – спросила Тамара, которая держалась на заднем плане, и на звук ее голоса камера метнулась, отыскивая источник голоса.

Егор покачал головой.

– Я лучше сначала расскажу.

– Что же случилось?

– У меня есть знакомая, – начал Егор. – Она моложе меня. Я в этом году кончаю университет, мне двадцать два. А Люсе всего восемнадцать. Я думаю, что девятнадцати еще нет. Но это не играет роли. Мы с ней знакомы шесть лет, после того, как вместе попали в одну историю.

Вдруг Егор замолчал и с недоумением обернулся к Калерии, будто забыл, о чем шла речь.

– Может, вам неинтересно? – спросил он.

Калерия ничего не ответила, но по ее глазам Егор понял, что все сказанное им интересно и важно.

– Давайте успокоимся, сядем поудобнее, – попросила Калерия, – и начнем с самого начала, ничего не пропуская.

– Но с самого начала слишком долго рассказывать.

– Тогда вы начните говорить кратко, не вникая в детали. А когда нам станет интересно, мы попросим вас рассказывать подробнее.

Егор ответил не сразу. Он как бы раздумывал, стоит ли вообще с нами связываться. Но так как иного пути у него не было, пришлось смириться.

– Вы правы, Калерия Петровна, – сказал он наконец. – Только учтите: я буду говорить чистую правду.

– Мы не сомневаемся, – ответила Калерия.

– А если неправду, – вмешалась Тамара, – то я с первого мгновения вижу ее насквозь. Можете попробовать, меня девочки с собой на ответственные объяснения берут.

Егор игнорировал высказывание Тамары.

– Шесть лет назад, – сказал он, – то есть шесть лет и три месяца, точно под Новый год, у меня случилась одна неприятность...

Час за часом мы снова выслушивали исповедь путешественника в тот мир. Порой Калерия останавливала запись и прослушивала отрывок вновь. Я также имел на это право, но почти не пользовался им.

Часам к десяти вечера мы добрались до конца первой главы печальной повести, которая, казалось бы, завершилась вполне благополучно.

Потом был перерыв, я сбегал на перекресток, где круглосуточно торговала палатка с гамбургерами и пивом. Мы перекусили. И в половине двенадцатого включили другую кассету.

Чехонин вновь возник на экране. На этот раз он был в пиджаке. Куда-то делась из уха сережка.

– Теперь, – произнес он, почесывая кончик носа, – когда вы знаете, что мы с Люськой пережили шесть лет назад, я расскажу вам продолжение этой истории. И вы поймете, почему я к вам пришел. Именно к вам, в Институт экспертизы.

– Мне сейчас интереснее узнать, почему вы не пришли раньше, – спросила Калерия.

– Стыдно было, – сразу ответил Егор. Видно, он сам себе не раз задавал этот вопрос и достойного ответа так и не отыскал. Поэтому приберег ответ-уловку. Нет, не для того, чтобы обмануть человечество. А для того, чтобы утешить себя, оправдаться в собственных глазах. – Я даже как-то начал рассказывать Сергею, это мой друг. Он меня спросил, где я пропадал весь день первого января, когда родители чуть с ума не сошли. Я сказал ему, что был в мире, куда попадают плохие мальчики. Что есть другой мир, не наш, он как бы существует рядом... Ну, вы сами можете поставить себя на мое место и поймете, как трудно рассказывать правду так, чтобы в нее можно было не то чтобы поверить – выслушать до конца.

– Друг вам не поверил?

– Он попросил придумать что-нибудь пореальнее.

– Вы не обиделись?

– А чего тут обижаться. Я бы тоже так сказал.

– И что было дальше?

– Дальше все начало забываться. Я учился, у меня были свои проблемы. А мир без времени – это же сказка, это сон, очень похожий на действительность, вы меня понимаете?

– Наверное, да, – сказала Калерия.

У нас было выработано соглашение: если мы ведем с кем-нибудь беседу, то вопросы задает Калерия, подает ремарки Калерия. Мы, остальные, – лишь фон разговору. Бывают ситуации, когда, высунувшись не вовремя, можешь все погубить.

– У меня был Люськин телефон, – продолжал Егор. – Сначала я ей звонил. Ну, вы понимаете... я беспокоился, как у нее дома. Она мне тоже звонила иногда. Раза три. Ничего не просила, так просто звонила, по настроению. Но если спросишь, надо ли помочь, нет ли у тебя неприятностей, она сразу смущалась и говорила – все хорошо, все замечательно, я кончила восемь классов, поступила в техникум, надо ведь иметь специальность? «В какой техникум?» – спросил я, а она сказала: «В книготорговый. Может, это не самая выгодная специальность, но я подумала, тебе понравится, что я поступила в книготорговый. Ты придешь когда-нибудь в «Академкнигу», ученый, бородатый, а я за прилавком стою. Вот обрадуешься...» Я понимал, что с деньгами у нее по-прежнему трудно и мать пьет и водит мужиков. Впрочем, я точно не знаю. Мы не обсуждали. А тут, в прошлом году, мы с ней встретились в метро. Ведь живем неподалеку. Я не узнал ее. Она тогда, в первый раз, была жалкая. Понимаете? А теперь – даже не подумаешь, что ей всего восемнадцать. Я даже не узнал ее. Она ко мне подошла и спросила: «Егор, ты меня забыл?» Тут я узнал и просто ахнул. Я, помню, пошутил, что ей пора устраиваться в фотомодели. Она даже не улыбнулась. Она ведь серьезный человек. Она говорит: «Я техникум кончаю и буду в магазине работать». Как будто это исключало другие занятия. «А что нового?» – спросил я. Она ответила, что ей звонили. Кто звонил? «Наверное, оттуда». Тут я просто остолбенел. Разве можно звонить оттуда? А она говорит, что не уверена, конечно, но кто еще мог звонить?

Егор говорил медленно, тщательно, как на трудном экзамене, стараясь не пропустить ничего важного. Наверное, таких свидетелей ценят в милиции.

...Люся с Егором вышли из метро и сели на лавочку. Они проговорили довольно долго. И Люська рассказала Егору о странных вещах, которые с ней творились.

Наверное, встреча в метро была счастливым случаем. Иначе могло бы статься, что Егор ничего бы не знал о Люське. До сих пор.

В последний год Люська три раза получала по почте денежные переводы. Не очень большие, рублей по сто. Она сначала удивилась, пыталась узнать от кого, но на почте ничего не могли сказать, кроме того, что переводы отправлены с Центрального телеграфа. Она сказала матери, мать взяла деньги себе и сказала, что, наверное, деньги посылает тетя Нюша из Костромы. Ее сестра. Деньги мать пропивала, Люське ничего не доставалось. А потом пришла посылка с вещами, и Люське страшно влетело от матери. Честное слово – с вещами, очень модными, правда, все коротко и мало. Мать, как увидела посылку, решила, что у Люськи появился мужик. Она все грозилась дочку убить, плакала, что судьба ее наказывает за то, что раньше не была строга и сама не подавала доброго примера. Мать снесла вещи в комиссионку, и оказалось, что они дорогие, дороже, чем они с мамой думали сначала.

Люська ломала голову, кто бы мог быть благодетелем, хоть от него одни неприятности. Она даже позвонила Егору и спросила, как у него жизнь, может, стал богатым. Егор только засмеялся, и по голосу Люська поняла, что он не врет.

И тогда, перебрав всех возможных благодетелей, Люська стала думать о том, другом мире. Ей хотелось посоветоваться с Егором, но она не стала. Тот мир для нее был вроде железной двери в замке Синей Бороды. Войдешь – погибнешь. Тот мир вызывал в ней такой холодный, сжимающий сердце страх, что даже во сне он никогда ей не снился. Мать не знала ничего и даже не замечала, что Люська после того путешествия готова простить ей любую глупость и даже подлость, потому что в нашем мире можно ругаться и потом прощать. Потому что все вокруг меняется и можно ощутить ход времени, как удары пульса. Время тикает, значит, мы живы!

А недавно случилась еще одна неприятность. Она шла домой, и вдруг прямо на улице к ней подошел молодой человек с сумкой через плечо. В руке у него была видеокамера. И он спросил еще издали, так весело спросил:

– Ты – Люся Тихонова?

Люська ничего не заподозрила. Может, из техникума – мало ли кто? Ясный день, метро неподалеку, да и кому она нужна? И тот парень сразу начал ее снимать на видео. Он даже бегал вокруг нее. Люська удивлялась – ну зачем вам? Кто вы такой?

А он смеялся и бегал. Ну не будешь же кричать и звать на помощь, если тебя снимают на видео.

Егор спросил:

– А он говорил что-нибудь?

– Он говорил – какие конечности! Извини, Егор, он так и говорил, и еще говорил – выше грудь, нам нужна грудь... Я подумала, что из журнала.

Люська покраснела и отвернулась.

– Потом он кончил снимать, уже у моего дома, я побежала, он догнал меня в два счета и протянул визитную карточку. «Всегда к вашим услугам». И снова принялся хохотать. Такой вот попался хохотун.

Люська сохранила карточку, отдала Егору, а он ее передал потом Калерии.

Карточка была солидная, на картоне с золотым обрезом:

Фирма «ПОДИУМ»

Мы ищем таланты!

Снимки фотомоделей для иностранных

журналов. Результаты убедительные.

Тел. 238 99 39, 253 00 17.

И наискосок было написано синей пастой: «Спросить Николая».

Калерия спрятала карточку в папку «Л. Тихонова». Это было первое вещественное доказательство...

Правда, карточка ничего не дала. Когда я отыскал этого Николая из «Подиума», тот, непрерывно посмеиваясь, поклялся, что клиент пришел с улицы, заказал пленку, дал адрес и имя девушки, а на следующий день получил кассету и раскланялся. Особых примет не имел.

Егор пытался успокоить Люську. В самом деле, ее, наверное, приметило какое-нибудь агентство. Теперь много агентств. Они ничего дурного не желают, просто хотят заработать свои деньги. Егор говорил и сам себе не верил.

– Может, поклонник? – спросил он неуверенно.

– Может, поклонник, – резко ответила Люська. – И ты знаешь какой.

Егор кинулся отрицать такую возможность. Он так старался уговорить Люську и себя самого, что из того мира никто не может сюда дотянуться. Ведь когда он вернулся, еще долгое время, не признаваясь себе в этом, именно этого и боялся, особенно ночью.

– Нет!

– Ага, догадался! – Люська невесело засмеялась. – А говорил, что не понимаешь.

Конечно же, Егор все понимал и потому тоже испугался.

– А что ему от тебя нужно? – спросил Егор, хоть и не хотел задавать такого вопроса.

– Меня нужно, разве не понимаешь? – сказала Люська. Даже со злостью.

– Но это же так, пустые слова, кошмар какой-то.

– Я тоже себя уговариваю, что пустые слова, что совпадения. Егор, давай уедем, а?

– Ну что ты говоришь!

– Не бойся, я пошутила. Только ты меня пойми – на всем свете, кроме тебя, нет человека, который не станет смеяться. Мы с тобой как двое сумасшедших. Все знают, что мы сошли с ума, а мы сходимся и говорим между собой – и друг для дружки мы нормальные люди, понимаешь?

– Да, понимаю.

– Егорушка, он же мне говорил, что отыщет. Что когда я вырасту, он к себе возьмет.

– Нет!

– Они меня, наверное, искали, не сразу нашли. Потом у Пыркина узнали.

– Ты давно этого ждала?

– С самого начала. Я даже думала, как сделать, чтобы не расти. Я два месяца голодала. Зачем же Пыркин сказал?

– А разве он будет молчать, алкоголик старый!..

– А потом деньги начались, посылки. Может, это не приветы от него, а испытание – я или не я?

– Чего они могли добиться таким испытанием?

– Мы с тобой не знаем, как они устроены и кто у них есть на нашем свете.

– Почему ты решила, что у них кто-то есть?

– Они здесь жить не могут – у них крови нет. Они здесь сразу помрут. Но они здесь своих людей имеют.

– А доказательства?

– Помнишь бананы и другие продукты?

– У них могут быть парники.

– Егорушка, миленький, ты же себя пытаешься уговорить. А я уже не пытаюсь. Я только думаю, куда бы скрыться. Ведь сейчас они ему видео отнесли, и он смотрит фильм и решает, взять меня обратно или нет.

– Люська!

– Восемнадцать лет как Люська. И знаю, что мне от них не скрыться. Они как паутиной затянули и наш мир, и тот. И ходят между ними, когда нужно. Мы их не боимся и не замечаем, а они уже все купили и, может быть, хотят превратить и наш мир в такой же, как у них.

– Зачем?

Вопрос застал Люську врасплох. Поэтому она от него просто отмахнулась:

– Откуда мне знать! Мы с тобой даже алгебры не понимаем, а это все, наверное, высшая математика!

Какие-то у них были дела – ведь ехали оба на метро, может, даже спешили. И все это забылось. Они вышли на «Парке культуры», пошли через Крымский мост, в парк.

– А тебе не жалко иногда бывает, что мы так мало увидели? – спросил Егор.

– Ты с ума сошел! Мне и того, что я видела, на всю жизнь хватит.

Деревья в парке только начали распускаться. Недалеко от входа молодые ребята из зоопарка, а может, частники показывали обезьяну и медвежонка. Но никто на них не смотрел, потому что погода была плохая, вот-вот ветром пригонит дождик. Дрессировщики ели гамбургеры из кафе, что таилось между деревьями неподалеку, обезьяна клянчила гамбургер, медвежонок встал на задние лапы, канючил, подвывая.

– Вам нельзя, – сказала девушка с белой толстой косой, – вы же не хищники. А мы с Гошей хищники.

Обезьяна поняла, отвернулась и стала чистить банан.

Медвежонок тяжело опустился на зад и опрокинулся на спину.

– Ты голодная? – спросил Егор у Люськи.

Люська спросила: а есть ли у него деньги? У Егора были деньги, в тот день он собирался купить кассету. Им как раз хватило на две банки пива и по шашлыку. Было совсем не холодно. И постепенно они забыли о том мире. Потому что Люська стала рассказывать, как ей было нелегко учиться в техникуме, там все больше подмосковные или даже из беженцев, а она «победила на конкурсе красоты «Мисс Библиография», честное слово!» А Егор рассказал, как ходили в поход на байдарках, летом. На Алтае. Люська вдруг спросила: а девочки с ними ходят?

– В каком смысле? – спросил Егор. Шутка получилась неудачной.

Люська подняла тонкие брови – это было и удивлением и укором.

– Ходят, – сказал Егор. – Они тоже люди.

– Это я понимаю, – сказала Люська и расстроилась.

Потом, когда они вышли на Воробьевы горы, потому что решили вернуться домой пешком, она, прервав какой-то разговор, спросила:

– А у тебя девушка есть?

– Ну как тебе сказать...

– Так и скажи!

– Считается, что есть. Но, честно говоря, я думаю, что нет.

– Врешь, наверное!

– Нет, не вру.

Егор чувствовал, что его превосходство в разговоре пропало. Там, в ином мире, он был лидером, она – девчонкой, о которой надо было заботиться. А сейчас она была не моложе его...

– А ты мне очень нравился, – призналась вдруг Люська. – Ты был моим первым возлюбленным. Не смейся, я говорю в переносном смысле.

– Я не смеюсь, – сказал Егор. – Жалко только.

– Что тебе жалко? – спросила Люська заинтересованно.

– Что все прошло.

– Еще бы! – воскликнула Люська. – Тогда же мне двенадцать лет было. Я ничего в жизни не понимала. А ты был добрый и смелый. И красивый.

– Ясно, – сказал Егор. – Теперь ты прошла огонь, воду и медные трубы, а я стал некрасивым.

– Ты кривляешься, – рассердилась Люська. – И это тебе не идет. Но учти, что женщина в восемнадцать лет равна тридцатилетнему мужчине. По мудрости. Возьми исторические примеры, и ты убедишься. Даже Пушкин на Наталье Гончаровой женился с разрывом в пятнадцать лет. Так что ты для меня мальчишка.

И она рассмеялась, словно одержала над Егором победу.

Егор не обижался. Он постепенно проваливался в сладкую бездну влюбленности, открывая для себя все новые чудеса – чудо ее голоса, чудо ее ресниц, чудо ее родинки на виске, чудо ее пальцев с коротко остриженными ногтями. Егор отдавал себе отчет в том, что с ним происходит, и с некоторым удовольствием наблюдал себя со стороны и даже заметил, что пока он в Люську не влюблялся, то обращал внимание, как ценитель женской красоты, на длину ее ног и форму лодыжек. А теперь, влюбляясь, сразу забыл о формальных признаках красоты. Даже неловко было думать о ногах или груди, почти стыдно, когда она смотрит на тебя слишком внимательно, словно открывает снова твое лицо, и вы встречаетесь взглядами...

Они не заметили, как взялись за руки. Может быть, Егор помогал Люське перепрыгнуть через канаву или лужу, а потом они забыли разъединить руки.

Они дошли до дома, когда уже совсем стемнело. Мелко-мелко моросил дождик. Двор был пуст, даже с собаками никто не гулял. Егор довел Люську до подъезда. Они еще стояли и говорили ни о чем, словно оба чего-то ждали. А потом Егор совершил ошибку. Он захотел поцеловать Люську. У него просто над животом свело от желания поцеловать Люську.

Люська была одного роста с Егором. Она отшатнулась, стала отталкивать его, а он, вместо того чтобы остановиться, стал тянуться к ней и притягивать ее к себе за плечи. Люська вырвалась и отпрыгнула к подъезду.

– Как тебе не стыдно! – сказала она громким шепотом. – Все испортил.

– Я ничего такого не сделал...

Спорить тоже не надо было.

– Все мужчины одинаковы! – сказала Люська. – А ты еще захотел меня на весь дом опозорить.

Дверь подъезда бабахнула.

Егор стоял пристыженный. Получилось глупо.

«Теперь не надо ждать звонка. Все кончилось. Тебе же доверились».

Он шел домой, дождь пошел сильнее и затекал за ворот.

– Тебе же доверились, – ругал себя Егор.

Ему бы не было так неловко, если бы не император того времени, если бы не странные люди, что окружали Люську и пугали ее. И он оказался точно таким же, как они.

Но когда он засыпал в ту ночь, мучаясь раскаянием и страхом, что потерял Люську, он все равно наслаждался памятью о ней.

Конечно же, они не расстались.

Два дня Егор ходил возле телефона. Целых два дня. Он завалил семинар, не поехал к бабушке в Кратово, он был рассеян и снисходителен к человечеству, которое не могло разделить его боли и счастья.

Любовный опыт Егора был невелик. Если не считать поцелуев в подъездах и кратких влюбленностей. В прошлом году его соблазнила мужиковатая, озорная певунья туристических песен Роланда Ким, это было в последний день похода по Карпатам, когда скинулись, на последние деньги набрали дюжину бутылок местного вина, до рассвета пели и Роланда была прекрасна у костра дикой красотой амазонки. Она позвала Егора помочь ей вымыть посуду. Но посуду с собой они не взяли, а пошли далеко по речке и потом стали целоваться и не могли остановиться. Так Егор стал мужчиной. Это было прошедшим летом, и Егор стеснялся признаться однокурсникам, настолько он отстал от остальных. Был еще случай – Регина Окунь с их курса немного ухаживала за ним, потом как-то позвала его домой. Родители как раз уходили в гости, они стали спешить, будто Егор застал их черт знает за чем. Потом они пили чай с вареньем. Что было дальше, Егор не помнил, но запомнил ее слова: «Ты же тогда на мне не женишься». И он сразу потерял желание овладеть этой полной глазастой отличницей. Потом он сообразил, что и в самом деле его считали в том доме женихом, еще курс – и потом будет уже трудно выдать Регину замуж.

Егору казалось, что он никогда еще так не влюблялся, и это было правдой. Как и любой нормальный юноша, он влюблялся несколько раз и каждый раз думал, что навсегда. Но забывал об этом, как только чувство проходило.

Матери надоело сталкиваться у телефона с Егором. Она сказала ему безжалостно:

– Позвонит она, позвонит, куда денется. Только ты сам первым не звони.

Она оберегала юношескую гордость сына.

После этого Егор, как только дождался, что мать ушла, позвонил Люське сам. Она была дома и подошла сразу. Говорила она таким обыкновенным и равнодушным голосом, что Егор чуть было не бросил трубку. Стоило так переживать и метаться, когда о тебе попросту забыли.

– Как дела в университете? У нас одна девочка за француза собралась замуж, представляешь? Говорят, зима будет снежной, одна женщина есть, она предсказывает природные явления. Ее уже в Организацию Объединенных Наций приглашали для прогноза по озоновым дырам... – И так далее. Светский прием по телефону.

– Я хотел попросить прощения, – сказал Егор.

– Это лишнее. Ты ничего особенного не сделал.

Они еще поговорили и даже не договорились встретиться.

С ужасом Егор понял, что Люська любит кого-то другого, а тот вечер был чистой случайностью.

– Ну, привет, – сказал он.

– Привет, звони.

– Спасибо, обязательно позвоню.

Егор прошел к себе в комнату, бросился на кушетку животом и закрыл глаза. Жизнь прошла неудачно и рано оборвалась.

И тогда, может, через две минуты, а может, через два часа зазвонил телефон. Егору не хотелось подниматься, но телефон звонил настойчиво, словно кто-то был уверен, что он дома.

Это была Люська.

– Ты прости, – сказала она, – только я все эти дни так ждала, что ты позвонишь, а когда ты позвонил, я испугалась и подумала, что ты нарочно не звонил раньше, чтобы меня по-дразнить.

– Так уже было, – сказал Егор, неожиданно для себя заходясь глупым хохотом. – Знаешь, что думал джинн?

– Не знаю.

– Первую тысячу лет в бутылке он думал, что озолочу того, кто меня выпустит, вторую тысячу лет он думал – подарю ему жизнь, а третью тысячу думал – убью его первым, а потом примусь за остальных.

– Я... мне не надо было звонить?

– Надо. Ты свободна?

– Я через два часа освобожусь. Ты сможешь к моему дому подойти?

– Да хоть на Луну!

Те два часа оказались невероятно длинными. Егор сначала бродил по квартире в поисках какого-нибудь дела, но, не найдя ни одного достойного занятия, не выдержал и надел куртку. До свидания было еще больше часа, он решил дойти до метро, купить сигарет. А потом обойти квартал вокруг и уничтожить еще пятнадцать минут.

Он вышел к ее двору за час до свидания. Он сел на лавочку под сенью тополей. Отсюда был виден подъезд, в котором жила Люська.

Егор был сказочно счастлив. Больше не надо было ничего говорить. Он любит, и он любим. Как она сказала? «Я все эти дни ждала, что ты позвонишь». Можно эту фразу повторять до самого вечера. Она призналась...

«Конечно, я попрошу прощения за свое поведение». Ему казалось важным, чтобы его простили. Если простит, значит, понимает. Она ведь чуткая! Вот бы кто-нибудь сказал ему шесть лет назад, что он сможет полюбить девочку Люську в клетчатом пальто. Впрочем, тогда он сам считал это слово недопустимым для настоящего мужчины.

Во двор медленно въехал синий «Мерседес». Такого глубокого синего цвета не может быть у дешевой машины. «Мерседес» подобрался к Люськиному подъезду и замер, чуть проехав его. Из «Мерседеса» вышел водитель и принялся протирать щеки машине, затем покатый лоб. Он не спешил. Егору трудно было разглядеть его – метров сто, не меньше, и еще кусты. Сам он нарочно сел так, чтобы его не было видно из окна – он стеснялся показаться смешным. «Ты что там делал внизу, подстерегал меня?» – спросит она с усмешкой.

Из машины вышел второй человек. У него была телефонная трубка. Он придерживал ее у уха, подняв плечо. Он был одет в широкое пальто песочного цвета и в шляпу с прямыми черными полями. А лица его Егор не разглядел.

Егор посмотрел на часы. Оказывается, время, что тянулось так безобразно медленно, вдруг рванулось вперед. Люське было пора выходить. Она опаздывала минут на пятнадцать.

Егор поднялся с лавочки и медленно пошел к ее подъезду, оставаясь скрытым кустами сирени.

Хлопнула дверь. Человек в песочном пальто говорил в трубку сотки. Затем спрятал ее в карман. Что-то сказал водителю. Тот кивнул и продолжал протирать стекло. Пять часов с минутами, на дворе никого не было. С работы начнут возвращаться позже, а школьники уже прошли.

Дверь подъезда резко растворилась, и в ней показалась Люська.

Люська повела головой вокруг, будто надеялась кого-то увидеть. Может быть, Егора?

Егор поднял руку, она должна была его заметить, но в тот момент она смотрела в другую сторону.

Егор хотел было крикнуть ей, что он здесь, но в этот момент человек в песочном пальто сделал большой шаг к трем ступенькам у подъезда – Люська стояла на верхней ступеньке. Он протянул к ней руку, как бы желая помочь ей спуститься. Люська не дала ему руки. Она спросила. Видно, хотела узнать, что он здесь делает. Но Егор мог лишь догадываться – он видел, как прыгнули вверх ее тонкие брови.

Человек в песочном пальто сказал ей что-то спокойное, даже развел руками. Он улыбался.

Егор пошел к ним – оставалось метров пятьдесят.

Люська отмахнулась от человека в песочном пальто и побежала вниз по ступенькам. Она наконец-то увидела Егора и улыбнулась ему.

Но люди у машины Егора не видели – они стояли к нему спиной.

И в тот момент, когда она поравнялась с ними – она успела пробежать всего несколько шагов, – человек в песочном пальто схватил ее так, что она потеряла равновесие и полетела головой вперед. А водитель, кинув тряпку, сделал быстрое движение, открыл дверь, и Люська влетела внутрь машины. Это заняло две секунды, может, три. Егор просто не сообразил, что же произошло.

Он продолжал идти к «Мерседесу», а тот уже взревел, рванул с места, внутри на мгновение мелькнуло белым пятном лицо Люськи, и только тогда Егор побежал к машине. А машина была уже в десяти метрах, в двадцати... в пятидесяти. Она вывернула со двора, и Егор успел увидеть лишь первые три цифры – 002.

Егор побежал за машиной, он выскочил на улицу – конечно же, там никого не было.

Он все еще не верил тому, что произошло.

Он кинулся в подъезд, уговаривая себя, что он ошибся, что это была не Люська, а ее соседка, а может, даже сестра.

Егор знал номер ее квартиры. Он взбежал наверх, позвонил в дверь.

Открыли не сразу. Он уже хотел снова бежать вниз, когда дверь раскрылась. В ней стояла женщина с Люськиным лицом, но страшно поношенным, изрезанным морщинками, с мешками под глазами. Но убери все это – и ты узнаешь Люську.

– Простите, – тупо сказал Егор. – А Люся дома?

– Нет, – сказала Люськина мать. – Она же к тебе на свидание побежала. Неужели разминулись?

И засмеялась, показав плохие зубы.

Она отнеслась к Егору добродушно. Он чуть было не спросил, откуда она знает, что Люська побежала к нему. Но, продолжая улыбаться, Люськина мать захлопнула дверь.

Егор спустился по лестнице и стал смотреть на асфальте – не осталось ли следов от «Мерседеса». Потом увидел тряпку – кусок замши, которым водитель протирал стекло. Егор на всякий случай взял тряпку и сунул в карман куртки. Никаких следов на мокром асфальте, конечно же, не осталось.

Тогда Егор поднялся снова к ее квартире. Он позвонил. Мать не скрывала недовольства.

– Простите, – сказал Егор, – я только один вопрос хотел задать. Ей не звонили перед уходом?

– Звонили, – ответила ее мать. – И странно звонили.

– Почему странно?

– Потому что это был междугородный звонок.

– Спасибо, – сказал Егор. – А что она сказала?

– Что сказала? Ничего не сказала. Да отстань ты от меня, привязался со своими звонками. Лучше за ней беги.

– Я и бегу, – сказал Егор. – Только сначала ее надо найти.

– Найдется.

– Вы хотите сказать, что она взяла трубку и молчала?

– Нет, алекала. Раза три алекнула, а потом сказала, что опять не туда попали.

Только спустившись вниз, Егор понял, что мать сказала правду: у сотки звонок как у междугородки. Правильно, ей звонили от «Мерседеса», проверяли, дома ли она.

Егор понимал, что Люську похитили. Как в боевике. Похитители на «Мерседесе» – не на «Москвиче» же похищать. Какой-то безумный азербайджанец влюбился в нее и решил умыкнуть. И может быть, Люська сама об этом знала и даже участвовала в похищении, а он появился как гром с ясного неба? Может, она даже хотела ему показать, какие у нее крутые друзья. С девушками это бывает – они теряют осторожность.

Почему-то Егор совершенно не связывал исчезновение Люськи с тем миром. Там были велосипедисты на разных колесах, там были призраки и костры для людей, но там не было «Мерседесов».

Он позвонил Люське вечером, попозже. Хоть он себя и успокаивал, что люди так вот не исчезают, но не переставал волноваться, а главное – ревновать.

Мать подошла к телефону.

– Все в порядке, – сказала она, – нашлась твоя Люська. Записку прислала. За город поехала к своим друзьям.

Мать говорила с каким-то торжеством, будто хвасталась друзьями дочери перед Егором.

– Какая записка? – спросил Егор. – По почте?

– Не важно, – сказала мать. – Поздно уже, нормальные люди спать идут.

– А Люся?

– Люся, я так думаю, уже спит. И нас с тобой не спросила.

«Ну и ладно, – сказал себе Егор. – Хватит с меня этой истории. Ну, встретились, погуляли вечер, а человек между тем имеет собственную жизнь».

Ночью Егор спал плохо, просыпался, его подсознание не хотело верить в хороший конец истории. Ему снилось, что он бежит куда-то, хочет спасти Люську и все опаздывает.

И с утра, это уже было в субботу, он снова поехал к ней домой.

Увидев его, мать чуть снова не захлопнула дверь.

– Нам еще Робин Гуда не хватало!

Она была в халате, копна волос сдвинута набок. Она все норовила поставить прическу, укрепленную шпильками, в вертикальное положение. Щеки у нее были красные и глаза тоже.

– Простите, – сказал Егор, – но я хочу увидеть записку.

– Уходи.

– Я боюсь, как бы чего не случилось.

– Я же сказала!

Он стоял, войдя до половины в дверь, и вытолкнуть его не удавалось.

– Черт с тобой, – сказала мать и пошла по коридору. У двери в комнату она остановилась и приказала: – А ты не входи. Нечего тебе у нас делать.

Егор стоял и ждал. В квартире пахло вчерашним табачным дымом и вчерашней пьянкой. Ему всегда было жалко Люську, которой приходится здесь жить.

Мать с кем-то говорила. Отвечал сонный мужской голос. Потом она вышла, держа записку, как денежку нищему.

– Спасибо, – сказал Егор.

– Ты куда? – спросила мать.

Но он быстро вышел из квартиры и побежал вниз по лестнице. Он боялся расстаться с запиской.

Мать перегнулась через перила лестницы и кричала:

– Ты больше не приходи, слышь, не приходи!

Записка была написана на листке, вырванном из блокнота с листами на пружинке. Хорошая бумага. Как называются такие блокноты? Органайзеры! Почерк был обыкновенный.

«Евдокия! Главное, не беспокойся. Обычная история. Ребята позвали на дачу. Сообщить было некогда. Поехали на машине. А если не приеду на неделе, сообщу по телефону. И не беспокойся.

Люся».

Надо спросить, почему мать Люськи решила, что записка написана ее дочерью. Записка странная. Ну ладно – ведь не убьет же мать его по телефону.

– Это снова я, – заговорил Егор быстро, чтобы мать не успела повесить трубку. – Почему она вас Евдокией называет?

– А как же ей меня называть? – ответила мать. – Меня так зовут. Меня Евдокией крестили. Это уж потом я стала себя Еленой называть, потому что имя Дуся меня не устраивает!

– Значит, мало кто знает...

– Зачем знать? – Мать задумалась. Наверное, она опохмелилась и уже не так злобилась. – Я думаю, она хотела показать, что сама писала. Понимаешь, как условный знак. Кто еще знает, что меня Евдокией зовут? Я прочту записку и пойму – это она писала.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю