Текст книги "Мир приключений 1968 № 14"

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Сергей Абрамов,Александр Абрамов,Евгений Рысс,Георгий Тушкан,Николай Коротеев,Игорь Подколзин,Борис Ляпунов,Евгений Брандис,Евгений Муслин,Борис Зубков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 57 страниц)

Байконур спустя два часа после старта «Европы»

Двое шли рядом навстречу полуденному солнцу по желтеющей степи, приглаженной жарким суховеем. В ушах гудел ветер, сплетая бронзовые пряди на голове женщины с платиновыми волосами мужчины.

– Пора назад, – вымолвил он.

– Еще немного, – попросила женщина, указывая вперед обнаженной загорелой рукой: там выстроились низкорослые коренастые деревья, протянувшись шеренгой до самого горизонта. – Смотри, Алеша, они словно войско, готовое к параду, правда?

Рощу наполнял беспокойный шелест, перебиваемый глухими стуками падающих абрикосов – их россыпи, как кучки золотых самородков, валялись повсюду на клочковатой, высохшей траве. Алексей Громоздов нагнулся, набрал полные пригоршни.

– Нет, – сказал он. – Они – как строй обреченных на смерть с поднятыми вверх руками…

Женщина встала перед ним, положила руки ему на плечи, заглянула в сумрачные глаза.

– Ты не можешь забыть? – Ее голос звучал озабоченно. – Эту вчерашнюю программу Глобовидения?

– Да, Оленька, – ответил он. – Она, как лемех, вывернула наружу старый пласт… Я сам был заключенным в этом лагере…

Ольга на шаг отступила:

– Ты? Ты был… там? И молчал? До сих пор?

– Незачем было вспоминать. Об этом помнила только моя анкета, – ответил он, насупившись. – Тогда мне не было еще восемнадцати; стало быть, это произошло… – он прикинул в уме, – тридцать девять лет назад, весной сорок второго. Я угодил к ним в плен в первом же бою, в придонских степях. Через три дня я очутился в глухих горах, где-то в баварском Тироле. Там они на тысячах людей испытывали какие-то радиоактивные препараты, называлось это «Зондерлаг-11-19»… – Он умолк, сжав мягко очерченные губы.

Ольга глядела на него широко раскрытыми тревожными глазами.

– Говори…

– Лагерь содержался в строжайшей тайне. За его пределы никто из меченых не выходил живым…

– Меченых?

– Так звали тех, кто получал радиоактивную дозу. Мне повезло, я был молод, здоров и силен, как зубр, попал в команду обслуживания… А этот… ты запомнила его?

– Тот молодой, с хлыстом?

– Да… Франц Баумер, помощник коменданта… Начитанный философ, сентиментальный поэт и холодный, лютый изверг. – Громоздов пожал плечами. – До сих пор не понимаю, как они ухитрялись сочетать все это в одном лице… Выходит, он жив, наверно, процветает, теперь ведь они прощены окончательно…

– Но как же ты… вырвался?

– В сорок четвертом лагерь был спешно ликвидирован и уничтожен искусственно вызванным оползнем. Кое-кому удалось спастись. Мы перебили охрану камнями и просто голыми руками… (Ольга заметила, как его взгляд ушел внутрь.) Что сталось с остальными, я не знаю…

Из небольшого кожаного ранца за спиной Громоздова донесся мелодичный звонок. Потом на шуршащий шум наложился женский голос:

– Алексей Николаич! Алексей Николаич! Вас ищет Еврокосм, директор Дюран из Эль-Хаммада… Говорите!

– Да! Громоздов слушает!

– О, Громоздоф, здравствуйте! – заговорил ранец. – Наконец-то я вас нашел!.. Слушайте, сегодня утром мы запустили на Луну очередную «Европу» с пассажирской кабиной…

– Здравствуйте, Дюран. Все благополучно, надеюсь?

– Да, спасибо, старт прошел нормально, кабина вышла на траекторию. Но, похоже, в ней находится человек…

– Человек? – с удивлением повторил Громоздов. – Вы решили заменить манекена человеком?

– Вы меня не поняли, – сказал ранец. – Конечно, нет. Но накануне ночью он мог незаметно проникнуть в кабину.

– Но как? Ведь стартовая площадка охраняется.

– Разумеется, это ведь не танцевальный зал. Но наши люди имеют свободный доступ на площадку круглые сутки.

– Значит, кто-то из ваших мог тайком забраться в кабину? Что за нелепица!

– Но одного человека недостает, – сказал ранец. – Начальника стартовой команды Петера Схеевинка…

– Схеевинк… – повторил Громоздов. – Погодите, я читал его работы…

– Да, он старый ракетчик.

– Когда же вы его хватились?

– Уже после старта… Утром его на площадке не оказалось, дома тоже, своего заместителя он накануне отпустил, и мне пришлось командовать самому… Вы понимаете, задержка сулила миллионные убытки.

– Непонятно! – произнес Громоздов как бы про себя. – Неужели вы не проверяете кабину перед стартом?

– Это делается заранее, после укладки манекенов, – объяснил ранец. – Кому может прийти в голову искать там человека? До начала стартового счета проверяются только внешние цепи питания и управления. Он эту проверку и проделал, есть его запись в журнале… Проверил лишний раз, он очень аккуратен…

– Он работал один?

– Да, – подтвердил ранец, – Его видел ночной дежурный у проходных ворот.

– И пропустил его на площадку?

– Нет, это не его функция, он только наблюдает. Воротами управляет автомат, знающий в лицо всех наших людей.

– Но дежурный видел, как он прошел?

– Нет, Схеевинк отпустил его спать.

Громоздов обменялся взглядом с внимательно слушавшей Ольгой и пожал плечами. Она улыбнулась.

– Послушайте, Дюран… не находите ли вы, что все это здорово смахивает на несвоевременную первоапрельскую шутку?

– Черт возьми, Громоздоф, я бы очень хотел, чтобы это была шутка! – воскликнул ранец. – Но это факт, что Схеевинк был на площадке, а сейчас его нет…

– Постойте! – Громоздов наморщил лоб. – Автомат ведет регистрацию проходящих?

– Да, конечно, на специальной перфоленте…

– Так ведь он мог просто выйти, и все! На ленте есть его отметки?

– Пока неизвестно, – ответил ранец. – Сейчас как раз проверяем. Это длинная история – пропустить рулон через читающее устройство. А помимо ворот ни войти, ни выйти нельзя – сработает тревожная сигнализация.

– Но ведь все это еще не доказывает, что Схеевинк находится в кабине!

– Чтобы занять место в кабине, нужно выбросить один из манекенов, – разъяснил ранец снисходительно. – Когда мы это сообразили, мы нашли в стартовой яме остатки манекена…

Громоздов посмотрел на Ольгу, улыбнулся, зажмурился и потряс головой:

– Именно того манекена?

– Мы уверены, что того. К сожалению, номер опознать не удалось, он сильно обгорел. Но на складе все запасные налицо, кабина управляется нормально, баланс веса прежний, значит, место манекена кем-то занято…

– Или чем-то, – сказал Громоздов. – Погодите… Связь с ним есть?

– Он не отвечает.

– Так. А телеметрия дыхания?

– Ничего. Датчики дают чистый контрольный код, как всегда при манекенах, они ведь не дышат. Но он мог отключить датчики.

– Но что тогда доказывает, что Схеевинк в кабине? Вместо манекена можно уложить, скажем, свинцовую болванку того же веса…

– Тут у нас некоторые так и думают, – произнес ранец. – Дело в том – я забыл вам это сказать, – что он, вообще говоря, мог выйти через ворота без контрольной отметки. У него был ключ выключения автомата.

– Но ведь это меняет дело! – вскричал Громоздов. – Что же у вас думают?

– Что он просто-напросто сбежал…

– Но зачем тогда история с подменой манекена?

– Когда под тобой становится горячо, действительно очень удобно сделать вид, что ты улетел на Луну. Выложить из кабины манекен, уложить его в яму под первой ступенью ракеты так, чтобы он не очень обгорел. Заменить его болванкой, как предположили вы. Сделать проверку и выйти с помощью ключа, вот и все…

– Но это чушь! Зачем ему было бежать? Вы же его, наверно, давно знаете?

– Конечно. Он честный католик, энтузиаст космоса. В эту версию я не верю. Он бы наверняка придумал чем-нибудь имитировать сигналы телеметрии дыхания.

– Так… – Голос Громоздова звучал задумчиво. – Допустим, что он в кабине. Что могло его на это толкнуть?

– Не могу себе представить, за каким чертом это ему понадобилось! – В голосе из ранца послышалось раздражение. – Какой-то импульс внезапного помешательства… Возможно, на него сильно повлиял этот вчерашний фокус Глобовидения, вы его видели?

– Да, – Алексей встретился глазами с Ольгой, – это было сделано сильно… Но даже после этого вряд ли психически нормальный человек решится на такой шаг, если… – Алексей усмехнулся нелепости неожиданно возникшей мысли, – если только он не имел какого-то отношения к тем делам…

– Слушайте, это абсурд! – Голос из ранца звучал уже сердито. – Что же, по-вашему, он просто избрал эффектный способ самоубийства? Проще было бы сбежать, а эту версию мы уже забраковали. Опасаться надо совершенно другого!

– Чего же?

– Чего угодно! – кричал ранец. – Риск слишком велик, вы понимаете, Громоздоф? Времени у нас в обрез, надо решать, что делать… – Дюран разразился каскадом французских слов. – Если он сошел с ума, он может уничтожить все заброшенное на Базу нуклонитовыми зарядами! Я хотел не дать ему высадиться, попробовать вернуть кабину на Землю…

– И мягко приводнить где-нибудь в океане? Но ведь ваши кабины не рассчитаны на автономное возвращение, их нужно еще дооборудовать там, на Базе, – ведь так? Обновить обмазку, навесить парашютную систему, и так далее. Иначе кабина сгорит при входе в атмосферу!

– Разве я всего этого не знаю, mon ami? – Из ранца послышался громкий вздох. – Но если дать ему высадиться, нельзя оставить его одного надолго!

– Конечно.

– Но забрать его оттуда немедленно может только ваш «Лунник-22», а он еще не готов, так ведь? Есть еще вариант: вывести кабину на лунную орбиту… Сейчас на маневр есть еще время, но через несколько часов будет поздно, и тогда останется лишь одно…

– Что же?

– Жесткая посадка, – произнес ранец раздельно.

– Иначе говоря, разбить кабину с человеком о Луну?

– Я не вижу другого выхода.

Ольга прислушивалась с пылающими щеками.

– Ни в коем случае, Дюран. – В мягком говоре Алексея она узнала хорошо знакомую непреклонность. – Он мог быть просто в состоянии аффекта. Возможно, он опомнится еще до посадки и вступит в связь. Разумный он или сумасшедший, мы не вправе дать ему погибнуть… Сегодня ночью стартует «Лунник-22», очередная отработка системы возврата на манекенах. Одного из них мы заменим нашим человеком.

– Но ведь это колоссальный риск, черт побери! – рявкнул ранец с таким выражением, что Ольга вздрогнула и виновато улыбнулась. – Мы можем потерять двоих вместо одного!

– Это особый случай, Дюран. Кто-то должен рискнуть…

Помолчав, ранец заговорил деловым тоном:

– Согласен, это особый случай. Но кого вы пошлете?

– Только добровольца.

– И вы всерьез думаете найти идиота, согласного рискнуть?

– Да, – ответил Громоздов. – Я полечу сам. Думаю, Космоцентр меня утвердит.

У Ольги вырвалось непроизвольное восклицание.

– О, простите меня, Громоздоф, вы все тот же смельчак… Значит, решено… Но если вы передумаете… Помните, до посадки кабины на Луне остается восемнадцать часов.

– Будьте спокойны, Дюран, мы не передумаем. Прощайте и не забудьте быстро прислать в Космоцентр официальную телеграмму.

– Обязательно, – заверил Дюран. – Со своей стороны прошу об одном: это не должно попасть в печать… Прощайте, дорогой друг, и будьте осторожны…

Зашипев, ранец смолк.

Некоторое время Ольга молча всматривалась в лицо Алексея – она знала, что изменить его решение нельзя.

– Но если его в кабине нет? – вырвалось у нее.

– Сыграю в манекена, только и всего.

– Возьми меня вторым манекеном, – сказала она и вдруг разрыдалась.

Он ласково поглаживал ее волосы.

– Не надо, не плачь, это же невозможно, Оленька… Ты же понимаешь, второе место нужно забронировать…

Порывшись в полевой сумке, висевшей через плечо, Ольга вынула угловатый, смутно фосфоресцирующий предмет.

– Это обломок специального сплава, остаток одного из наших первых лунников, его мне дал на анализ Морев после возвращения с Луны… Возьми его с собой.

Алексей отстранил обломок:

– Я не верю в амулеты, Оленька…

– Упрямец! – сказала она. – Но ты должен вернуться!

– Я и вернусь, – пообещал он. – И привезу его…

Они возвращались рука об руку по степи, пахнущей сухой полынью, как вдруг ранец заговорил опять – это снова был Дюран:

– Слушайте, только что мы убедились, что Схеевинк наверняка находится в кабине… Я хотел предупредить вас, что отправил вам его портрет фототелеграфом. Сообщите, когда стартуете…

Еще два часа в Эль-Хаммаде

Серый бетонный купол блиндажа, врытого в землю, глядел узким окошком в жаркое, белесое небо пустыни.

Заглушив мотоцикл, парень в расстегнутой рубашке поверх коротких шорт перемахнул ногой через седло, сдвинул в сторону тяжелую дверь блиндажа и вошел внутрь.

– Ребята, новость! – крикнул он.

– Чего еще, Рене? – Долговязый техник, по прозвищу Дамми [20]20
  Dummy (англ.) – манекен.


[Закрыть]погасив сигарету, небрежно швырнул ее на пол.

– В контрольной ленте Цербера есть отметка входа Схеевинка. В двадцать два часа шесть минут, поняли? И выхода тоже, в четыре двенадцать ночи…

– А я что говорил? – флегматично протянул Дамми. – Там никого нет, поняли? Голландец ловко обвел нас всех, вот и все… Никогда он мне не нравился, этот толстяк… «Слава всевышнему»! – передразнил он. – Хитро замаскировался, вечно с именем бога на устах… Ищи его теперь! Небось давно сел в Таманрассете на трансафриканский самолет! Машины-то его, наверно, нигде нет?

– Что ты болтаешь, Дамми? – строго спросил молодой араб, завтракавший за низеньким столиком. – Схеевинк хороший человек, верующий… Помоги ему аллах, где бы он ни был… С тебя он строго требовал, вот ты его и не любишь…

– Это с меня-то? – протянул Дамми. – Брось, Юсеф, уж я-то знаю всему цену. Свою работу делаю ровно на столько, сколько она стоит, понял? А святошу из себя не строю… Улететь в кабине! Что он, идиот, что ли?

– А если его там нет, зачем ему надо было подменять манекен?

Дамми воровато оглянулся и зашептала

– Хотите знать зачем? Представьте себе, что я давно где-то здорово нашкодил… ну, скажем, ограбил банк или музей…

– Ну, представили.

– И что на мой след напала полиция. И что она подослала сюда своего соглядатая… Знаете, что я бы сделал? Провел бы его на площадку, там прикончил, труп отправил бы на Луну вместо манекена, а сам бы смылся подальше, вот и все…

– Ух и придумал! – рассмеялся Рене. – Так, может, это твоя работа? Уж очень гладко у тебя все получается. Верно?

– Верно, Рене. Надо сообщить в полицию. Слушай, Дамми, а награда за тебя назначена?

Тяжелая дверь снова откатилась в сторону, и в блиндаже появился Дюран. Трое вскочили, почтительно вытянулись. Дюран снял белый тропический шлем, отдуваясь, уселся.

– Садитесь, – махнул он рукой.

– Что нового, сэр? – развязно спросил Дамми.

Дюран иронически оглядел его самодовольную физиономию:

– Что, Дамми, работаете для «Фигаро»? Сколько они вам платят за строчку?.. Так вот, ребята. – Его тон стал официальным. – Полиция не должна ни о чем пронюхать, это может повредить Еврокосму. Никакой болтовни, – предупредил он. – Особенно вы, Дамми… И ни слова репортерам, будем Пинкертонами сами… Все поняли?

– Да, шеф, – хором ответили трое.

– Тогда вот что. В контрольной ленте нашлась еще одна отметка входа Схеевинка. Он вернулся на площадку спустя двадцать пять минут после выхода.

Лицо Дамми вытянулось.

– А больше отметок нет, сэр?

– Нет, Дамми.

– Но зачем ему надо было выходить, господин Дюран? – спросил Юсеф недоуменно.

– Трудно сказать, Юсеф. Боюсь, он пронес на площадку какой-то груз.

– Ясно, как день! – воскликнул Дамми. – Я нюхом чуял, что он за штучка! Это не груз, он кого-то провел на площадку! И дежурного сплавил, чтобы не было свидетеля! Там он того и прикончил, манекен заменил трупом и вышел без отметки. У него ведь был ключ!

– Не мелите вздор, Дамми, – устало сказал Дюран. – Никого он не убивал. Он там, в кабине.

– Но почему вы уверены, сэр?

– Вот. – Дюран помахал ключом перед носом Дамми. – Час назад ключ нашли в его сейфе. Значит, без отметки Схеевинк выйти не мог… А вознестись на небо можно только в кабине.

– Что, Дамми, проглотил? – насмешливо спросил Рене.

– Отстань! – буркнул Дамми. – Еще надо разобраться, зачем он выходил.

– Да, вот что, Рене, – вспомнил Дюран. – Надо вызвать Эрдманна. Поищите-ка его.

– Слушаю, шеф… Где он может быть?

– Дома его нет, машина у подъезда. Гуляет где-нибудь неподалеку в пустыне… Берите вертолет и привезите его сюда…

Потом Дюран встал и подошел к телефону.

– Срочно Космоцентр, Громоздова! – произнес он.

Байконур, еще два часа спустя

– Психология одиночества? – переспросил Морев.

– Да… Так хочется понять, зачем он это сделал. Бежал от людей или от себя? Неужели он в чем-то виноват? От себя ведь не улетишь, даже на ракете… – Голос Ольги звучал мечтательно. – Один… А я даже в одиночном полете никогда не была одна. Всегда есть связь, слышишь людей… Вот в большой сурдокамере – там я была одна. Через тридцать часов я готова была обрадоваться даже блохе! – Она улыбнулась. – А потом стала чувствовать что-то странное. Весь мир – внутри меня, понимаешь? Там жизнь, кровь струится по венам, распадаются и рождаются ферменты… И мне начало казаться, будто я – вся Вселенная… А ты? Там, на Луне? Ты об этом не очень-то распространялся. Почему?

– Насчет одиночества? – сказал Морев. – А что было распространяться? Там было не до него, – усмехнулся он. – Работы было полно. Только иногда я вдруг чувствовал себя… ну, как актер, знаешь, в пантомиме. А зритель – Земля, она там висит, смотрит на тебя гигантским глазом…

Они сидели на веранде, увитой заботливо ухоженной зеленью, в просветах виднелся степной горизонт.

– Па-ап! Дядь Леша едет! – На веранду влетел мальчуган лет пяти на детском велосипеде-ракете.

Морев привстал, увидел вдали столб пыли,

– Верно, он… Всегда норовит не по дороге, а напрямик по степи… – Он покосился на Ольгу. Та чуть побледнела, закрыла глаза. – Летит он или нет?

Громоздов подкатил к крыльцу, выключил зажигание, затянул тормоз. Поднялся по ступенькам, подхватил мальчика, подбросил: «Ух ты, космонавтище!» Потом пожал руку Мореву и поцеловал Ольгу.

– Ну?

– Утвердили. Но со скрипом…

Ольга тихонько ахнула.

– Значит, летишь, быть тебе лунарем-третьим… – Морев улыбнулся.

– Четвертым, Иван, – поправил Громоздов.

«Лунарь-первый» – под этим прозвищем Морев был известен во всем мире.

– Верно, я и забыл… Но почему со скрипом?

Громоздов промолчал, глаза его смотрели сумрачно.

– Ты чего, Алексей?

– Да ничего, – отозвался тот. – Видно, мое время на исходе…

– Кто тебе это сказал? Комиссия?

– Да нет, конечно… Но это висело в воздухе, понимаешь?

– Брось и думать об этом! Это все Глобовидение, та сцена вывела тебя из равновесия… Ты не сказал им ничего?

– Конечно, нет. О том, что я был именно в этом лагере, никто не знает, кроме вас двоих… Но встреть я этого типа теперь, – хмурые глаза Алексея мрачно сверкнули, – он не ушел бы живым… Клянусь, меня не остановили бы ни моральные, ни юридические запреты!

В глазах Ольги застыли слезы.

– Я не осудила бы тебя, – прошептала она. – Неужели все это действительно могло быть? Здесь, на Земле людей? Тогда я была годовалым ребенком… – Из-под прикрытых век покатились светлые капли. – Но я не поняла бы тебя теперь, спустя столько лет… Он наверняка промучается весь остаток своей жизни, как тот летчик, который сбросил бомбу на Хиросиму…

– Ты права, – сказал Морев тихо. – Алексею, конечно, виднее, меня ведь после тех времен еще лет десять на свете не было… В музее, в Освенциме, видел многое своими глазами, но все равно не верится, что это делали люди… Знаю, а не верю, понимаешь, Алексей? Ведь этот Франц теперь постарше тебя… Не может быть, чтобы его не мучила совесть…

– Нет, Иван. – Громоздов покачал головой. – Они не были людьми. И, конечно, не стали ими и под старость… Мучиться совестью может только человек…

– А если бы ты встретил его в опасности? Если бы он нуждался в помощи, в глотке воды, в перевязке раны?

– Чисто христианская проблема. – Алексей невесело усмехнулся и глубоко задумался.

Морев вгляделся в старшего друга, сделал Ольге знак глазами. Та подошла к Алексею:

– Тебе нужно отдохнуть… Ложись, прошу тебя, скоро придет твой медик-хранитель…

Морев обнял Громоздова.

– Ни пуха тебе, ни пера, старик… Не забудь про маяк на пирамиде, он доведет тебя… Витюк, прощайся…

– Счастливо наверх, дядь Леша! – прозвенел мальчик. – Камешек привезите.

Громоздов проводил его взглядом, уколовшим Ольгу, – у них детей не было. Потом прошел в кабинет, разделся, лег. Ольга уселась у изголовья. За распахнутым окном колыхалась прозрачная зелень молодого сада – по стене, догоняя друг друга, сновали смутные тени. Громоздов вдруг сел, положил на грудь руку…

– Отлетал я свое, Оля…

В его взгляде были растерянность и безнадежная тоска, вызвавшая в душе Ольги двойственное чувство тревоги и эгоистической радости. Устыдившись, она бросилась к телефону.

Спустя 12 часов после старта
«Европы» в Эль-Хаммаде

Дюран не отрываясь глядел на багряную полосу заката, повисшую за окном. Тревога в душе нарастала с каждым часом. Итак, большие боссы там, в Женеве, предоставили ему самому выпутываться как знает… Хорошо еще, ничего пока не просочилось в прессу…

Позади осторожно открылась дверь. Дюран обернулся.

– Ну? – спросил он нетерпеливо.

– Его нигде нет, шеф. – Рене развел руками. – Мы облетали пустыню в радиусе полусотни миль… Но зато нашли нечто другое.

– Что еще? – Дюран побагровел.

– Машину Схеевинка. В тамарисковой роще…

– В машине что-нибудь есть?

– Ничего, только свежий номер «Альжери нуво».

Дюран вздохнул – этот факт ничего не добавлял.

– Искать еще, шеф? – спросил Рене.

– Не надо, подождем… Эрдманн должен быть на работе завтра утром. – Дюран глянул на часы. – Через семь часов будем сажать кабину…

– А русский вылетит?

– Они должны стартовать вот-вот… Но им хватит восьми часов, они его нагонят… Вы ведь парижанин, Рене? – спросил Дюран неожиданно.

– Да, шеф, – удивился Рене.

– Я тоже… Хотели бы вы сейчас очутиться под каштанами?

– Еще бы, месье Дюран! – Рене просиял. – А вы?

Загорелое лицо Дюрана посуровело. Он злился на себя за лирический импульс.

– Идите, Рене, работайте… – сказал он тихо.

В этот вечерний час на площадке было все еще невыносимо жарко – бетон, разогреваемый вечным солнцем, казалось, не остывал круглые сутки. У стартовой башни белела просторная палатка, из которой доносилось гудение кондиционера. Рене откинул входное полотнище. Внутри, у стола, заставленного приборами, возились двое.

– А, явился… – приветствовал его Дамми. – Сыскное агентство мистера Дюрана… Ну, что там, у русских?

– У них-то все в порядке. – Рене принялся за работу. – Они нашли добровольца… Что, Дамми, хочешь слетать тоже? Из тебя, верно, вышел бы недурной манекен. – Он подмигнул Юсефу.

– Нашел дурака! – сказал Дамми.

– Да, уж ты бы на Луну не полетел. – Юсеф усмехнулся, блеснув зубами. – А ты, Рене?

– Отчего же, полетел бы… Только не один. Вдвоем с хорошей девушкой… И с запасом винца, – добавил он.

– Вот-вот, – пробурчал Дамми. – Голландец тоже не прочь был поухаживать, даром что у него в Утрехте семья… Как увидит Ингрид, так и тает, как мороженое на печке…

– Ингрид оставь в покое! – Рене пристально поглядел на Дамми.

– И голландца тоже! – вспылил Юсеф. – Стыда у тебя нет, он ей в отцы годится!

– Ладно, не буду… А все-таки кого-то он с собой взял. Может, и девчонку. Затем и выходил… – Дамми оживился. – Ребята, это действительно идея! Нужно только высадить второй манекен!

– Но мы нашли только один.

– Один и искали, пустая твоя голова! Пари, что там есть еще один!

– Что ж, ступай поищи Дамми-третьего, – посоветовал Юсеф. – Или то, что от него осталось…

Дамми повернулся к нему, забавно вытянув шею, словно рассерженный гусь.

– Слушай, ты… Я тебе сейчас покажу, что от Дамми-первого кое-что осталось! – Он угрожающе двинулся на Юсефа.

Тот проворно выскочил наружу.

– Пари, Дамми! – крикнул он на ходу.

Дамми сделал зверское лицо, но гнаться за Юсефом не стал – этот зубоскал не стоил райской прохлады в палатке.

В стартовой яме было горячо – после старта, словно лава, кое-где дымился шлак, и его жар чувствовали ступни даже через подошвы ботинок. Юсеф, приплясывая, походил около раскопанной кучи, где был найден манекен. Поморщился, вспомнив обгорелое пластиковое туловище с обрубками рук, лишившихся кистей.

Пройдя несколько шагов в сторону, он споткнулся обо что-то твердое, торчащее из шлака. Нагнувшись и потянув, он с усилием вытащил целую – от плеча до кисти, – покрытую пузырями пластиковую руку.

Дамми выиграл пари!

В тот же момент в далеком Байконуре, рассекая ночь алым пламенем и грохотом, стартовал «Лунник-22».