Текст книги "Мир приключений 1968 № 14"

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Сергей Абрамов,Александр Абрамов,Евгений Рысс,Георгий Тушкан,Николай Коротеев,Игорь Подколзин,Борис Ляпунов,Евгений Брандис,Евгений Муслин,Борис Зубков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 57 страниц)

Глава II

За год до событий, о которых рассказывается в первой главе, в Мюнхене, в пивном кабачке «Вепрь и собаки», приютившемся на окраинной Кугель-штрассе, сидели два человека, о чем-то тихо беседуя. Один из них, смуглый, крупного телосложения, одетый в дорогой костюм, слушал второго, молча кивая в знак согласия головой и лишь изредка задавая ему короткие вопросы.

Немец-кельнер уже в четвертый раз приносил им пивные кружки, большие, с глазурью на крышке и цветным изображением гномов по бокам. Кельнер прислушался, но собеседники говорили тихо и, главное, на каком-то чужом языке.

«Не то сербы, не то русские…» – подумал кельнер и, услышав короткий оклик: «Еще две кружки и сосисок с капустой», произнесенный на отличном немецком языке, ласково, с профессиональной любезностью улыбнулся и вежливо сказал:

– Сейчас, уважаемые господа!

«Черт их знает, кто такие. Не все ли мне равно!» – подумал он и поспешил к буфетчице за заказом.

– Итак, вы утверждаете, господин Курочкин, что полковник князь Щербатов точно знает, где находятся драгоценности императорского двора? – спросил первый, стряхивая пепел сигареты на скатерть.

– Так точно, господин ротмистр!

– Какой я ротмистр! Бросьте эти глупости, господин Курочкин. От всей этой ерунды пахнет эмигрантщиной двадцатых годов. Вы же отлично знаете, что после неудачи сорок пятого года я навсегда сбросил с плеч не только царские, но и немецкие обер-лейтенантские погоны. Довольно дурачиться, называйте меня по имени-отчеству, по фамилии, словом, как хотите, но только не этими дурацкими, ушедшими в предание титулами и чинами. Итак, вы утверждаете, что у князя Щербатова имеется план места, в котором якобы зарыты сокровища в бозе почившего императора?

– И да, и нет, уважаемый господин Казаналипов.

– Не понимаю, как это «и да, и нет»! – пожал плечам» собеседник.

– Очень просто. «Сокровищ», как вы именуете зарытые ценности, наберется на двести миллионов долларов.

– А разве это не сокровища? – ухмыльнулся первый.

– Не Голконда, но кое-что… – снова пояснил второй.

– Почему же князь Щербатов обращается ко мне, а не к кому-нибудь? – спросил тот, которого собеседник назвал Казаналиповым.

Кельнер принес пива, поставил на стол дымящиеся сосиски.

– Благодарю вас! Пока ничего не надо. Когда будет нужно, позову, – сказал Казаналипов.

Кельнер поклонился и отошел к другим столикам.

– Но почему же все-таки его опустившееся сиятельство обратилось в этом случае ко мне?

– Очень просто. Драгоценности зарыты на Кавказе, где-то возле вашего города. Вы германский подданный, делец, коммерсант со связями. У вас есть деньги, и вы легче, чем кто-либо иной, сможете добыть эти богатства.

– Вот именно. Я как раз и был уверен, что только потому, что я человек со средствами, вы и ваш обнищавший князь решили заинтересовать меня этими сказками, – не повышая голоса, сказал Казаналипов.

– Как вам будет угодно, – вставая, вежливо сказал второй. – Честь имею кланяться, господин Казаналипов! – И он пошел к выходу.

Второй проводил его взглядом, снова закурил, затянулся и затем не спеша позвал кельнера. Тот в ожидании подачки при уплате по счету изогнулся, угодливо вглядываясь в клиента.

– Верните сюда этого господина и подайте нам потом по рюмке розового ликера, – кивая в сторону дверей, приказал Казаналипов.

Кельнер опрометью исчез за дверями, а Казаналипов стал медленно допивать свое пиво.

Прошло две или три минуты. Ни кельнера, ни ушедшего русского не было. Казаналипов отодвинул в сторону пустую кружку.

«Кажется, этот болван разобиделся не на шутку», – подумал он, но дверь с мелодичным звоном открылась, и в пивную неторопливо вошел Курочкин, за которым шел улыбающийся кельнер.

– Садитесь, Викентий Антоныч, поговорим обо всех деталях, – как ни в чем не бывало сказал Казаналипов, указывая кельнеру глазом на пустые кружки.

– Не можете без фокусов, – тяжело усаживаясь на стул, сказал Курочкин.

Кельнер подлетел к ним с двумя пенящимися кружками.

– Выпейте, потом поговорим, – сказал Казаналипов. – Итак, князь Петр Александрович Щербатов имеет на руках план места, в котором зарыты драгоценности?

Курочкин молча кивнул головой.

– Он может назвать, какие именно?

– Может. Он сам вместе с его светлостью покойным князем Ливен зарывал их. Мне он никогда не перечислял драгоценностей, но у старика, по-видимому, имеется список.

– Почему ж он их не вывез с собой?

– Шутите, почтенный! А вы забыли, как мы бежали в Грузию? Не знаю, как вам, а мне весна двадцатого года и до сих пор представляется кошмаром! Ведь вы сами драпали из родного вам Владикавказа в чем попало.

– Не-ет, – медленно сказал собеседник, – я оказался умнее ваших светлейших. Еще в самый разгар наших зимних успехов девятнадцатого года я продал и дом, и землю, и конный завод войсковому правительству, а деньги в английской валюте перевел на Париж.

– Знаю, – уныло вздохнул Курочкин, – пока мы, как идиоты, сражались с красными, вы делали дела, бизнес, как говорят янки.

– Ну, что было, то было, а теперь к делу! – перебил его Казаналипов. – Так сокровища лежат в земле под Владикавказом? Что хочет получить Щербатов?

– Сто фунтов сейчас, и если вам удастся отыскать ценности, то дополнительно – пятьсот.

– Та-ак… А что хотите вы?

– Двадцать фунтов при передаче вам плана и, когда все реализуется в вашу пользу, сколько найдете нужным.

Казаналипов засмеялся.

– Итого сто двадцать английских фунтов. А где гарантия, что эти бумаги не липа и не выдуманы жуликами, чтобы выудить у меня фунты?

– Гарантии нет, а можем написать вам нечто вроде векселя или кабальной записи, как в старину делали на Руси.

– А именно?

– Если вы в том месте, где обозначены спрятанные драгоценности, их не найдете, то мы, я и князь Петр Александрович, повинны за мошенничество идти в тюрьму как уголовные жулики.

– Какая мне от этого польза? Ну, посадят вас на год-два в тюрьму как мошенников, а мои фунты? Ведь их мне не возвратят?

– Ничего больше сделать не могу. Денег у нас нет и имущества тоже, под залог дать нечего. Вы же сами хорошо знаете это. Если желательно попользоваться кладом, надо рискнуть!

Оба замолчали. За соседними столиками звенели кружки, шумели подгулявшие немцы, то и дело с мелодичным звоном открывались двери, впуская новых гостей.

– Вот что, – вдруг сказал Казаналипов, – поедем к Щербатову. Я сам поговорю с ним и тогда решу, что мне делать.

– Поедем, – согласился Курочкин, – но разговор в моем присутствии.

– Конечно, – усмехнулся Казаналипов и постучал о стол краем пивной кружки. – Счет! – сказал он подлетевшему кельнеру.

– Тринадцать марок сорок пфеннигов, – сказал кельнер.

– Вот пятнадцать, – бросая на стол бумажки, сказал Казаналипов, – сдачи не надо.

И они вышли из пивной, направляясь в завокзальный район, где ютилась беднота и доживал свои дни князь Щербатов.

– Извините, приемов устраивать не могу, сами видите, в каком убожестве живу! – указывая на голые стены небольшой, почти не обставленной комнатки, сказал Щербатов, встречая гостей.

– Ничего, в тесноте, да не в обиде! – успокоил хозяина Казаналипов. – Мы к вам, Петр Александрович, не в гости, а по делу.

– Знаю, знаю, – оживился Щербатов. – Присаживайтесь к столу. Яств нет, однако наш русский чай сейчас вскипячу.

– Не надо. Зачем это? – остановил его Казаналипов. Князь Щербатов был старый, лет за семьдесят, человек с одутловатым лицом и по-стариковски покойными глазами.

Он сел напротив гостя, Курочкин поместился у стены, на продавленном, покривившемся диване. Деревянная кровать, два стула и чемодан, покрытый старой скатертью, украшали убогую комнатку бывшего князя.

– Господин Курочкин сказал, что вы хотите предложить мне план сокровищ, когда-то зарытых вами под Владикавказом, – начал Казаналипов.

– Двенадцатого марта двадцатого года, когда мы уходили в Грузию, спасаясь от наступавших на Кавказ большевиков, – наклонив голову, уточнил старик.

– Кто был с вами?

– Его светлость, ныне покойный князь Федор Алексеевич Ливен. Гофмейстер двора его величества.

– Почему вы не увезли с собой сокровища в Грузию?

Старик улыбнулся:

– Зачем? Чтобы грузины тут же, на границе, отняли их. а нас убили как ненужных свидетелей ограбления? Вы, наверное, помните, что у беженцев, переходивших у Дарьяла границу, отбирали золото, оружие, ценности, лошадей, скот. Как же можно было везти с собою такие драгоценности, как наши?

– Можете назвать их? – не сводя глаз со старика, спросил Казаналипов.

– Конечно. У меня сохранился их список. Я каждый год переписываю его, боясь потерять. Угодно, я покажу его?

Гость молча наклонил голову. Курочкин спокойно сидел на диване, не вмешиваясь в разговор. Щербатов извлек из-под перины небольшой кожаный портфельчик и вынул из него несколько бумаг. Найдя нужную, он протянул ее гостю:

«1. Четыре золотых кубка, обнесенных по краю финифтью с бриллиантовыми орлами у рукоятей. Глаза орлов – рубин, топаз, изумруд, смарагд (все крупные).

2. Малая корона императрицы, золотая, в 2 фунта и 40 золотников, тонкой филигранной работы ювелиров Буше и д'Авиноль. На короне 60 крупных алмазов, от полукарата до 5 каждый. Бриллиантов 12, из них четыре по 8 каратов. Первый – у налобника короны, второй – в средоточии креста, два других – слева и справа от креста, также усыпанного россыпью алмазов.

3. Перстней императрицы – 18 штук, среди них шесть колец с бразильскими бриллиантами, каждый от 3 до 7 каратов. Воды чистой, с голубым отливом.

4. Фермуаров – 4.

5. Колье бриллиантовых – 4.

6. Жемчуга в нитках, в бусинках, нанизанных на парчу, а также и в штуках – около 3 фунтов».

– Что-то уж слишком. Напоминает сказки Шехерезады, – переводя глаза от бумаги на князя, сказал Казаналипов.

– А я эти «сказки» сам в руках держал. Да и не только держал, – старик замялся, – а немногое, очень, очень немногое, что сумел пронести через границу, спустя некоторое время в Париже продал. – Он вздохнул. – Голодал, долго крепился, но пришел момент, и два перстня и табакерку золотую с императорским вензелем продал. Жить нечем было. И прямо скажу: и грехом не считаю… обнищал вовсе… вот когда мне эти сокровища спать не давали… закрою глаза, а они тут, передо мной… – Он снова вздохнул. – Ведь мы все надеялись – большевики на месяц-два, много на полгода, и союзники придут, Антанта нагрянет, а народ очухается, поднимет восстание, нас обратно позовет. Кто думал, что это навсегда, что здесь помирать будем! – Он покачал головой и тихо сказал: – На возврат надеялись, вот и спрятали… а оказалось… – Он махнул рукой и замолчал.

Казаналипов взял, бумагу и стал снова читать:

«7. Папиросница золотая, червонного золота (фунт с четвертью весом), на крышке двуглавый орел из черных бриллиантов, в лапах скипетр (алмаз в 11 каратов), глаза орла – индийские рубины. Подарок императрице Александре Федоровне от императрицы Марии Федоровны в первую годовщину брака с императором.

8. Малахитовая шкатулка императрицы, отделанная нефритом, лунным камнем и золотом, тонкой работы ювелира Луи Буше.

9. Ожерелье из 26 бриллиантов на золотом тисненом шнуре с большим, с голубиное яйцо, рубином, разделяющим ожерелье на две половины. Подарок Е. В. императрице от персидского шаха Муззафер-эд-Дина по случаю посещения шахом Санкт-Петербурга и представления императорской чете, 2 августа 1903 года.

10. Большой серебряный ларец, в коем находятся шестьдесят четыре золотые медали «За беспорочную службу», 2 ордена Георгия Победоносца 3-го и 4-го степеней; золотой кортик с бриллиантами по рукояти и бриллиантовой же надписью – «Великому князю Кириллу Владимировичу за храбрость и отличие».

Казаналипов опустил список и негромко спросил:

– Все?

– Все! – ответил князь и, осторожно взяв из рук гостя бумагу, уложил ее обратно в портфель. Спрятав его под перину, он вернулся к столу, сел и молча уставился на гостя.

– Ну, а пергамент с секретом у вас далеко? – спросил Казаналипов.

– Какой пергамент? – не понял хозяин.

– Ну, этот самый, где указано место, тайник и прочее, как в старинных пиратских романах.

– Зачем пергамент? Обыкновенная бумага, белый лист, на котором указано место тайника и как его найти.

– Покажите его!

– Покажу, но только после того, как мы заключим с вами некое письменное соглашение и я получу аванс.

– Аванс? – удивился гость.

– Конечно. А остальную сумму за день до того, как вы решите совершить вояж в Россию.

– Но каким образом? – глядя на старика, спросил Казаналипов.

– Не знаю. Это уж ваше дело, дорогой. Я знаю только то, что мне, князю Петру Александровичу Щербатову, бывшему камергеру императрицы Александры Федоровны, въезд туда заказан по двум причинам. Первое – Рюрикович, старый русский дворянин, князь из русских бояр, предки мои с Грозным и Шуйским, с Петром Первым и Екатериной Великой за одним столом сиживали, и мне ехать в Россию, где убили моего государя… нельзя… зазорно… постыдно. А второе – стар я уже ожидать нормального возвращения на родину. Семьдесят четыре года – это не шутки, дорогой мой Булат Мисостович. Хворь, бедность, одиночество одолели меня. Умру я скоро. Да, да, чего уж там говорить, – видя протестующий жест гостя, продолжал старик. – Глупо надеяться на возвращение. Это только дураки да выжившие из ума старухи все еще верят в это да на последние гроши свечи ставят богу, а я хорошо понимаю: отсюда только в могилу. Вот почему и решил я открыть вам напоследки эту тайну.

– Спасибо. Но почему вы решили открыть именно мне? – осторожно поинтересовался гость.

– А очень просто. Во-первых, человек вы состоятельный и, как думается, честный. И сто фунтов за тайну дадите, и после, когда сокровища вашими будут, не обидите. Второе. Вам не больше пятидесяти пяти лет.

– Пятьдесят восемь, – довольно улыбаясь, сказал Казаналипов.

– Да? И пятьдесят пять не дашь. Моложаво и очень хорошо выглядите, – не без зависти сказал старик. – Да к тому же вы германский подданный, коммерсант, фамилия у вас немецкая, ехать в Россию легко и просто! Сами вы из Владикавказа, тамошний житель, наверное, и местные языки, и людей нужных знаете. Сейчас с Россией отношения у западных немцев налажены, торговля есть, послы существуют, туристы ездят друг к другу. Вам, не старому да сильному человеку, немецкому подданному, богатому, легко съездить на Кавказ. Ну, а найти там сокровища – сущий пустяк. Они недалеко от города, хоть пешком, хоть верхом доберетесь и… копайте себе на здоровье… – Старик широко развел руками.

– Не так-то все это просто, как думаете, уважаемый Петр Александрович! – раздумчиво сказал Казаналипов.

– Пустяки! Знать бы место да беспрепятственно добраться до него… тут уж я бы с закрытыми глазами извлек их из земли, – мечтательно сказал Курочкин. Это были первые слова, которые он произнес за все это время. Он вздохнул, покачал головой, глаза его заискрились. – Эх, мне бы дозволено было попасть туда! – сказал он и махнул рукой.

Наступило общее молчание.

– Не скажете ли, Петр Александрович, если это не секрет, каким образом попали к вам эти богатства? – после некоторого раздумья спросил Казаналипов.

– Тайны в этом нет никакой. Могу сказать все подробности, – спокойно ответил старик. – Как уже было сказано раньше, я, да это вам, вероятно, известно и самому, имел счастье быть гофмаршалом двора ее величества и состоять при высочайшей особе. Светлейший же князь Ливен находился при вдовствующей государыне в высоком звании гофмейстера ее двора. Мария Федоровна, как вы, вероятно, знаете, была человеком осторожным, дальновидным, и уроки резолюции пятого года не прошли для нее даром. Через своего фаворита, – старик добродушно улыбнулся, – а государыня, после кончины блаженной памяти императора Александра Третьего, любила пожить в свое удовольствие, – итак, через своего последнего и самого близкого ей фаворита, князя Шервашидзе, она перевела за границу несколько десятков миллионов рублей, отослав значительную часть своих именных и фамильных драгоценностей в Англию и Париж. Перед самой войной четырнадцатого года она, конечно, случайно, но все же очень умно настояла на том, чтобы и ее августейший сын император Николай Второй перевел за границу часть своих богатств, что он и сделал, переведя в Америку пятьдесят пять миллионов долларов на свое и его прямых наследников имя.

– Все это так, но какое имеет отношение все это к сокровищам, зарытым под Владикавказом? – перебил его Казаналипов.

– Не спешите, слушайте спокойно и тогда вы увидите, что связь между тем и другим непосредственная и прямая, – хладнокровно сказал бывший князь. – Императрица же Александра Федоровна была человеком неуравновешенным, подверженным истерии и богоискательству. Ее окружали попы, духовидцы и всякие жулики и пройдохи вроде Распутина… Она верила им и не допускала даже и мысли о том, что в России возможно повторение революции пятого года. И когда произошли известные вам февральские события семнадцатого года, она даже и не подумала о том, чтобы спасти хотя бы часть своих драгоценностей. И лишь то, что перечислено в списке, – бывший князь вздохнул, – думаю, и еще кое-что удалось спасти князьям Ливену, Долгорукову и барону Мейендорфу. Куда делось то, что увезли последние двое, не знаю, но часть того, что сохранял Ливен, теперь покоится в земле.

– Почему часть? – поинтересовался Казаналипов.

– Супруга светлейшего и его дочь Анна, та, что была замужем за Набоковым, с частью сокровищ уехали из Крыма еще в конце восемнадцатого года.

– Т-а-ак!! – раздумчиво сказал Казаналипов. – И вы сами видели и зарывали их?

– Сам… и видел и зарывал, – спокойно подтвердил бывший князь.

– Меня даже бросает в жар и холод, когда слышу о том, как такие богатства покоятся без пользы где-то в земле! – сокрушенно сказал Курочкин.

– Кинокартина, хотя и похожая на правду, – как бы своим мыслям сказал, не слушая Курочкина, Казаналипов. – И план места покажете?

– В любой момент после того, как заключу с вами джентльменское соглашение и получу сто английских фунтов, – сказал Щербатов.

– Ста фунтов я вам не дам… во всяком случае, сейчас не дам, – поправился Казаналипов. – А вот в счет возможного будущего авансирую вас сотней марок, что по курсу дня соответствует десяти фунтам. Пока вы обо всем рассказанном молчите, а через пять дней я сообщу вам, заинтересовало ли меня ваше дело или нет. Согласны?

– Согласен, – односложно ответил бывший князь. – Но если вы вдруг раздумаете, то как честный человек говорю заранее: денег ваших, ста марок, у меня уже не будет и возвратить их вам я не смогу. Долги, бедность, комната… – Старик тяжело вздохнул.

– Ваше счастье. Назад требовать не буду, однако настаиваю на одном: никому ни слова!

– Какой же смысл? – сказал бывший князь. – Буду нем как рыба.

– Ну, а мне за содействие в этом деле и молчание что дадите, уважаемый господин Казаналипов? – вдруг спросил Курочкин.

Казаналипов скривил губы и молча вытащил из кармана жилетки скомканную бумажку в двадцать марок.

– А вам это. Пока хватит. – Он надел щегольскую соломенную шляпу и, кивнув головой двум молча стоявшим людям, вышел из комнаты.

Глава III

Бывший царский офицер Булат Мисостович Казаналипов еще в восемнадцатом году обзавелся персидским паспортом через иранского консула в Тифлисе. И когда над Доброволией Деникина грянул гром и белая орда в панике покатилась к портам Черного моря, бывший ротмистр, удачливый спекулянт и осторожный торгаш Булат Казаналипов давно перевел на Лондонский банк свои капиталы и уехал в Батум, откуда как персидский подданный на первом же итальянском пароходе компании «Ллойд Триестино» отбыл в Константинополь, а оттуда в Париж. Политикой он не интересовался и только в 1941 году, когда Франция полностью была оккупирована немцами, его, бывшего русского офицера, вызвали в Управление по занятым на Востоке областям. Сухой и немногословный немецкий оберст [3]3
  Оберст – полковник.


[Закрыть]из штаба управления сказал несколько обеспокоенному Казаналипову:

– Россия разбита, большевики почти полностью уничтожены, и лишь в отдельных областях еще идет местная война. Нам нужны верные и преданные Германии и фюреру люди. Надеюсь, вы принадлежите к таковым?

– Хайль Гитлер! – выбрасывая вперед руку, рявкнул Казаналипов.

Ему действительно нравился фашистский фюрер, так быстро и ловко захвативший всю Европу, а теперь уничтожавший большевиков в России.

– Мы навели о вас справки. Сведения для вас благоприятны. Вы царский офицер, враг коммунистов, пострадавший от революции, сентиментов и иллюзий вы лишены, вы верите в силу и деньги. Такие люди нам нужны.

– Что я должен сделать, господин полковник? – спросил Казаналипов.

– Не перебивайте! Здесь говорю я. Вы же, после того как я закончу, будете лишь отвечать на мои вопросы. Помимо всего этого, мы уже знаем, что вы, господин Казаналипов, являетесь фольксдейче, что ваша матушка немка из старой дворянской немецкой фамилии фон дер Нонне…

«Они знают и это!» – переполняясь уважением к могуществу и всеведению немцев, подумал Казаналипов.

– …что по настоянию вашей покойной матушки вы учились и окончили не русскую гимназию, а немецкое среднее учебное заведение «Петершулле» в Санкт-Петербурге.

Глаза Казаналипова расширились. Полковник сухо улыбнулся.

– Мы знаем обо всех всё! И то, что вы прекрасно говорите по-немецки, и что еще четыре года назад, то есть задолго до войны, вы здесь неоднократно восторгались нашим великим фюрером, подчеркивая свое немецкое происхождение.

Казаналипов молча улыбнулся и утвердительно кивнул головой.

– Наш посол господин Абец и его помощники знали все, до последних мелочей. Весь Париж они читали, как раскрытую книгу, – хвастливо пояснил полковник. – Поэтому я и вызвал вас. Хотите вы служить делу фюрера и великой Германии? – вдруг рявкнул оберст.

– Так точно! Только я человек больной и уже не в том возрасте, когда действуют шашкой, – осторожно сказал Казаналипов.

– Чепуха! – снисходительно улыбнулся полковник. – Нам и не нужны вояки вроде вас. – Переходя с французского на немецкий язык, он пояснил: – Вы будете там, на Кавказе, при штабе действующих войск как местный уроженец, человек старого общества, домовладелец и коммерсант. Вы будете разъяснять как русским, так и туземцам этого края, что мы, немцы, – оберст выпятил грудь, – несем с собой культуру, прогресс, освобождение и старый порядок. Вы будете говорить им о фюрере, о непобедимой нашей армии, о всемирном могуществе Германии.

Казаналипов молча наклонил голову.

– Вы знаете тамошние языки?

– Так точно. Отец мой был кумыком. Я хорошо говорил по-осетински и по-ингушски.

Полковник поморщился:

– Дикарские племена, хотя, к чести их, арийцы! – Он высоко поднял плечи, внимательно и долго всматривался в гостя.

Казаналипову стало не по себе от испытующего, пронзительного взгляда немца.

– Ничего от вашей матушки! – засмеялся полковник. – Если бы я точно не знал, что вы фольксдейче, принял бы вас за цыгана. Но говорите вы по-немецки прекрасно, выговор у вас типично берлинский, и, убей меня бог, вы тот самый человек, какой сейчас нам нужен на Кавказе. Пишите просьбу на имя его высокопревосходительства господина фон Фрик о принятии вас в подданство великой Германии как сына немецкой дворянки и как лейтенанта вспомогательного корпуса Особых войск. С сегодняшнего дня вы, – полковник сделал торжественное лицо и важно сказал: – немец, лейтенант Генрих фон Мюллер. Забудьте прошлое и начинайте новую жизнь под могущественнейшим покровительством фюрера и на благо великой Германии. Хайль Гитлер! – взревел оберст.

И подскочивший, словно пружина, Казаналипов восторженным голосом прокричал:

– Хайль!!

– Даем вам неделю на окончание личных дел. Сейчас не время торговли и спекуляции, на Востоке вас ждут более солидные и прибыльные дела. Ступайте, лейтенант Мюллер, и через неделю явитесь ко мне за служебными инструкциями, – закончил оберcт.

Казаналипов поклонился и вышел из штаба.

Так в июне 1942 года на Северном Кавказе вместе с частями гитлеровского фельдмаршала фон Клейста, наступавшего на города Орджоникидзе и Моздок, появился и лейтенант Генрих Мюллер. Казаналипов, совершенно уверенный в конце Советской власти и присоединении Кавказа к Германии, ретиво принялся за дело. Однако осторожность и тут не покинула вновь испеченного лейтенанта. Уже к концу июля он убедился в том, что население Кавказа – ни русские, ни горцы не желали «освобождения от большевиков», что они ненавидели фашистов, поддерживали Красную Армию, уходили в партизанские отряды и всем, чем только могли, вредили оккупантам. Дважды на себе испытал это и Мюллер-Казаналипов. В первый раз – когда поезд, в котором он находился, пошел под откос, подорвавшись на мине возле Армавира, и второй раз – когда грузовая машина, в которой ехал он и восемнадцать солдат, была обстреляна осетинскими партизанами у аула Эльхотова. Пятеро солдат были убиты, шофер ранен, а сам Казаналипов еле уцелел, распластавшись в кузове машины. И выступления его перед горцами в занятых аулах были неудачны. Кабардинцы и осетины молчали, хмуро поглядывая на немецкого лейтенанта, бойко болтавшего на их языках и усиленно восхвалявшего Гитлера и фашистов.

Первые неудачи под Моздоком, тяжелые бои в Осетии, поражения под Новороссийском, сильные удары Красной Армии и на Тереке отрезвили новоиспеченного Мюллера.

Получив пулю в бедро, он немедленно отбыл в Германию, благословляя впоследствии советского солдата, ранившего его. Благодаря ранению Мюллер избежал сражений под Сталинградом и Ростовом.

Как и в дни гражданской войны, он своевременно учуял конец Гитлера и еще задолго до падения Берлина перебрался в Мюнхен, где и сдался в сорок пятом году в плен американцам. И теперь, сидя у себя в отличной пятикомнатной квартире, господин фон Мюллер, размышляя о прошлом, детально взвешивал «за» и «против» всего того, что вчера вечером рассказал ему в своей убогой каморке бывший князь и гофмаршал двора Щербатов.

«Похоже и на сказку, и на правду. Мало ли сокровищ таится сейчас в русской земле, в свое время спрятанных от революции, грабежа и большевиков! Опасности для меня лично никакой. Я Мюллер, германский коммерсант, и нахожусь под защитой нашего западногерманского посольства в Москве. Уголовными и политическими делами я не занимаюсь, со дня окончания войны прошло много лет, за это время амнистированы и вернулись в Германию даже самые тяжелые преступники и виновники войны и злодеяний. – Он подумал, почесал лоб и нахмурился. – Плохо, что придется быть во Владикавказе. Кто знает, на кого я могу наткнуться там, хотя… – он развел руками, – кто ж может доказать, что германский коммерсант и турист Генрих фон Мюллер и много лет назад, совсем юнцом, проживавший там Булат Казаналипов одно и то же лицо».

Он подошел к зеркалу, всмотрелся в себя и усмехнулся:

«Родная мать и та бы не узнала. Да и где там… сорок пять лет не шутка, да еще каких сорок пять! Ну, а в Кабарду и Осетию, в аулы, где я когда-то выступал с речами, я, конечно, не загляну. Весь вопрос не во мне, а вот в том, существуют ли на самом деле эти «императорские сокровища» и где зарыли их эти старые ослы. – Он встал, прошелся по комнате. – Вряд ли этот князь осмелился бы на мошенничество! Кто он? Нуль, эмигрант, нищий, я же немец, коммерсант, обер-лейтенант, участник войны за Германию.

Он подошел к телефону и набрал нужный номер:

– Алло! Это вы, господин Шольц? Здравствуйте, это фон Мюллер. Будьте добры, обратитесь от моего имени в полицию и одновременно в бюро частного сыска и информации господина Таубе… Да, да, одновременно. Цель следующая: пусть наведут справки и дадут точные и скорые сведения о русском эмигранте князе Петре Александровиче… записываете?.. так… Александровиче Щербатове, проживающем на Каульс-штрассе, семьдесят четыре. Сведения должны быть следующие. Не аферист ли он? Не имеет ли в прошлом судимости или причастия к обманам: мошенничеству, уголовным делам? На какие средства живет? С кем общается? Есть ли родные и где? На каком счету у полиции? Одновременно те же самые сведения нужны и о другом русском эмигранте, Курочкине, с которым тесно связан этот русский князь. Все это, мой уважаемый Шольц, надо сделать быстро, очень быстро. Деньги на расходы по полиции и сыску расходуйте из средств, которые я отпустил вам на хозяйственные нужды по конторе. Вам все понятно? Отлично! До свидания!

Господин фон Мюллер успокоился. Теперь в зависимости от того, что сообщат ему полиция и сыщики, он и решит это заинтересовавшее его и в то же время сомнительное дело с царскими бриллиантами.

Спустя сутки Шольц передал своему патрону исчерпывающие данные о двух русских эмигрантах, князе Щербатове и бывшем поручике пехоты Курочкине. Оба жили бедно, пробавляясь случайными заработками и нищенским пособием, изредка перепадавшим им из Всемирного бюро помощи жертвам русской революции.

Ничего предосудительного ни полиция, ни частный сыск об этих лицах не сообщали. Наоборот, о князе Щербатове даже был дан полицией похвальный отзыв:

«Религиозен, в разговорах и делах честен и надежен. Несмотря на потери, нанесенные ему русскими большевиками, спокоен, миролюбив и аполитичен. Живет в одиночестве. Имеет дочь, проживающую в США, в городе Мильвоки. Изредка переписывается с нею, живет скудно, не делая долгов, не прибегая к мошенничеству, вымогательству и попрошайничеству. Далек от всяких политических организаций и обществ, доживая свой век. Единственное, что составляет радость существования этого нищего русского князя, – это воспоминания о том, как он жил в свое время при дворе российского императора. Монархист, судимостей, приводов, подозрения в чем-либо предосудительном не имеет».

Отзыв частного сыска был короче:

«Русский князь, впавший в нищету, живет бедно. Тихий старик, далекий от политики, осколок русской монархии, гордый тем, что когда-то служил в непосредственной близости к русскому царю и царице. Скромен, набожен, честен и как объект для полиции и сыска интереса не представляет».

– Прекрасно! – потирая руки, воскликнул господин Мюллер, прочтя обе характеристики. – Старик, кажется, не врет. «Служил в непосредственной близости к русской царице…» Все совпадает, а то, что он так откровенно сказал мне, что в минуты крайней нужды продал в Париже кое-что из вывезенных царских ценностей, даже подчеркивает прямоту и наивную честность этого старого «осколка».

Он засмеялся и негромко сказал:

– Лотхен! Я вскоре собираюсь в Россию. Как ты думаешь, ехать одному или вместе?

Его жена, женщина лет сорока пяти, полная, светлоглазая блондинка с выкрашенными под цвет золота волосами, открыла рот и уронила руки.

– Как… в Россию?

– А так… просто. Взял да и поехал.