Текст книги "Журнал «Если», 1998 № 04"

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Роберт Шекли,Владимир Гаков,Стивен Ридер Дональдсон,Грег Бир,Арсений Иванов,Дмитрий Крюков,Джек Кэрролл Холдеман II,Алексей Зарубин,Евгений Зуенко,Леонид Лесков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

Скажи, что, по-моему, Дионис начинает интересоваться мной всерьез, несмотря на свои грубые выходки. Не знаю, как и отвечать ему: какому варианту какого из древних мифов я должна следовать? Внуши Тесею, чтоб он сообщил мне хоть что-нибудь: мне действительно нужны хоть какие-нибудь подсказки, а пока что я остаюсь любящей Ариадной.

– Не беспокойся, – отозвался Макс. – Все передам.

8. Минотавр.

Невзирая на свой исполинский рост, копыта, острые, как ножи, черный хвост, способный хлестать бичом, зубы-кинжалы плотоядного быка, порожденного кошмаром, рога, заточенные, будто иглы, и способность развивать невероятную скорость, невзирая на безупречные победы над немейским львом и крылатым ониксом сабатеян – невзирая на все это, но в соответствии со скрытой жвачной сущностью натуры, Минотавр оставался боязливым и трепетным созданием, преисполненным угрызений совести и истерзанным мелкими сомнениями.

Он не залеживался в своем логове – там он был слишком уязвим при внезапной атаке. Он усвоил, что наилучшая защита – находиться все время в движении, а потому беспрерывно бродил туда-сюда, то забираясь в глубь витков Дедалова лабиринта, то устремляясь наружу.

Ах, как он жалел об утрате прежнего лабиринта, который некогда построили для него под дворцом в Кноссосе; там ему ежегодно присылали, как лакомство, хорошеньких малюток-танцовщиц. Тогда он презрительно фыркал: праздничный ужин раз в году – зачем это надо? Теперь он отдал бы все, что угодно, лишь бы вернуть уют каменных стен, который казался прежде раздражающе однообразным, лишь бы очутиться вновь в тех проходах; там были тысячи поворотов и ловушек, однако он изучил их лучше, чем содержимое собственного черепа. И находил надоедливыми – ну и наивным же чудовищем он был в те времена!

Теперь все изменилось. Прежний лабиринт исчез, вернее, разросся и стал повсеместным, былой мир распадался, и только Дедал как-то сдерживал этот распад силой воли и магическими упражнениями. Вне сомнения, Дедалу стоило бы поаплодировать, но куда эти самые упражнения завели Минотавра? В дикую глушь – он спит в лесу, охраняемый стайками малых птах, которые кормятся паразитами из его волосатых ушей и платят ему тем, что по очереди бодрствуют и предупреждают о возможной опасности: «Глянь, вон там шевельнулся листок, а там качнулась ветка, какая-то тень мелькнула по небу и пересекла луну…»

В большинстве своем тревоги оказывались ложными. Несколько раз Минотавр обращался к птицам: пожалуйста, в порядке личного одолжения, вносите, в свои предупреждения хоть оттенок оценки, чтоб я мог поспать, не вскакивая по двадцать раз за ночь в ответ на ваши опрометчивые сообщения о подозрительных тенях, которые, как выясняется, принадлежат совам, и непонятные шорохи, которые оказываются мышиной возней. В ответ малые птахи щебетали, возмущенно взмахивая крылышками: «Мало тебе того, что мы несем вахту ночи напролет, высматривая и вынюхивая, нет ли вокруг угрозы? Мы твоя система раннего предупреждения, о, Минотавр, может, и неразборчивая, зато бдительная, – а тебе этого мало, ты хочешь от нас, бедных безмозглых пернатых, еще и попыток логического анализа, чтобы мы не только замечали, но интерпретировали наши наблюдения и решали, что может тебя встревожить, а что не должно. Ты неразумен, о, Минотавр, и недобр. Не хочешь ли ты, чтобы мы покинули тебя, улетели навестить своих родственниц-жужжалок и предоставили тебе, раз уж ты такой умный, самому решать, что означает каждый звучок во мраке ночи?..»

И Минотавр приносил извинения – самая скверная система предупреждения все-таки лучше, чем вообще никакой: простите, я требую от вас слишком многого, у Минотавра хватает забот и без того, чтобы приобретать новых врагов, теряя старых друзей. «Не сердитесь, останьтесь со мной…» Хоть он и без того догадывался, что никуда малые птахи не улетят. – этих жужжалок, про которых они толкуют, кто-нибудь видел? Однако формальностей было не избежать, и он приносил извинения, просил птиц остаться, продолжать дежурство, как раньше, и в конце концов они соглашались, сперва ворчливо, а потом, сменяя гнев на милость, кружили вокруг него смутным облаком.

Раз уж не судьба вернуться в прежний каменный лабиринт, Минотавр чувствовал себя лучше всего в лесу, в чащобе, где деревья стоят плечом к плечу, а между ними стелятся густые кусты с колючей и трескучей листвой, почти подобные лабиринту, – чудовище одолеет их без труда, а человек, даже такой гёрой, как Тесей, попотеет и наделает шуму.

А кроме того, в лесу полно доброй еды. Чувства Минотавра действовали в соответствии с человеческими эквивалентами. Где человек увидел бы желуди, гнилые чурки, трупики крыс, Там Минотавр усматривал оливки, пиццу, рагу из зайца. Хорошая штука – лес, весь в зелено-серых пятнах, в доисторических камуфляжных цветах.

Минотавр с восторгом прожил бы в лесу до конца своих дней. Но, увы, тому не бывать: когда вы в лесных дебрях, они кажутся бескрайними, однако не успеешь глазом моргнуть, как выйдешь на открытое место, увидишь человечьи поселения и струйки дыма от кухонных костров, услышишь вопли играющих детей и поймешь, что вновь настигнут цивилизацией. А едва примешь решение отступить назад, в милую сердцу чащобу, издалека донесется звук охотничьего рога, собачий лай и визг, и не останется иного выхода кроме того, чтобы двигаться дальше, все время двигаться дальше.

Не подумайте, что у Минотавра не было уловок на случай, если он попадал на территорию, заселенную людьми. Вам, естественно, кажется, что на атлета семи футов ростом, черного как сажа, с бычьей головой и потеками пены на морде невозможно не обратить внимания. Ничего подобного. Люди ненаблюдательны. И Минотавр имел про запас несколько фокусов, уже доказавших свою эффективность в прошлом. Одно из ухищрений – замаскироваться под темно-синий полицейский фургон марки «Рено» с полисменами, приникшими к стеклам. Глубоко-глубоко в гортани Минотавр воспроизводил гул мотора, работающего на малых оборотах. Фургон полз по улицам, покрышки шелестели, предвещая ужасную боль и бессмысленное возмездие, и люди старались избегать того, кто нарядился фургоном. Даже те, кто видел подвох, быстренько отворачивались и занимались своими делами, поскольку было известно, что полиция маскирует свои фургоны под минотавров, нарядившихся фургонами, и таким хитрым извращениям нет конца. В общем, разумный человек предпочтет не соваться в то, что его не касается.

Черт бы побрал неуловимого Минотавра! Право, как может кто бы то ни было, даже герой и, коль на то пошло, даже бог, надеяться разыскать его, предрасположенного к бегству да еще припасшего десятки хитрых уловок на случай, коли ему заблагорассудится спокойно пообедать в индийском ресторане? А ведь находят – и нагло орут: «Эй, ребята, вот он, ну-ка шлепнем его, ха-ха, получи и еще получи, красавец, гляньте, мы добыли Минотавра или как там они называются. Отис, вместе с Чарли подержи его за бодалки, пока Блю не отпилит ему башку цепной пилой, а потом в бордель к матушке Татум – мы заслужили капельку удовольствия…» [6] 6
  Пародийная цитата из гангстерского боевика.


[Закрыть]Нечасто, но все же бывает.

Дудки, только не в этот раз! Тут все, как надо, опасности не предвидится – у Минотавра, затравленного чудовища, развился нюх на опасность. Вон впереди, посередке мощенной булыжником улочки, вполне приличный ресторанчик. Разве не славно будет зайти, отведать для разнообразия цивилизованной кухни и запить ее стаканчиком винца! Деньги у чудовища были, вернее, не деньги, а дорожные чеки, годные повсюду во Вселенной. Чудовищ с дорожными чеками не выгоняет никто. По сути, деньги – наилучшая маскировка из всех возможных. Если у вас хватает монет, ни одна собака не заподозрит, что вы чудовище, все решат, что перед ними просто эксцентричный иностранец.

Да, хороший обед определенно поправит ему настроение. И Минотавр направился в сторону ресторанчика, постукивая копытами по булыжникам.

9. Лабиринт, больший, чем мир.

Очень долго нельзя было обрести уверенность совершенно ни в чем. Потому что миром лабиринта правил принцип неопределенности, и это не нравилось никому, кроме Дедала. Обитатели относились к принципу с ненавистью. Дедал, говорили они, ты зашел слишком далеко. Ничего хорошего из твоей затеи не получится, ты позволил себе увлечься чистой теорией. Будь же благоразумен, установи хотя бы два-три непреложных факта, обнародуй какие-то инструкции, дай нам, по крайней мере, возможность уклоняться от нежелательных встреч и явлений. Нам нужен хотя бы мало-мальский порядок. Мало-мальский порядок – о большем не просим, Дедал, но чтобы все шло, как заведено, ну сделай это ради нас, ладно?..

Дедал никого не слушал. Критиков своих он считал не стоящими внимания, допотопными слюнтяями во власти старомодных идей. Прежних установлений, по каким они тоскуют, никогда не существовало, и уж тем более их не вернуть.

Но люди в лабиринте, вопреки Дедалу, вопреки закону неопределенности, сами выработали для себя кое-какие правила, просто ради того, чтобы избежать хаоса и хоть что-нибудь планировать.

Взять, к примеру, проблему Минотавра. Множество Тесеев являлись сюда, разыскивая сказочного зверя. И чтобы снабжать их всем необходимым, родилась целая индустрия. В любом газетном киоске можно было купить стандартный справочник по минотавроведению, с удобными указателями и схемами. Или опробовать предложенную Гермесом адаптацию пифагорейской системы негативных допущений. Во-обще-то есть много различных систем, и все в известной степени работоспособны – отнюдь не вследствие присущих им достоинств, а благодаря тому, что лабиринт по не вполне понятным причинам видоизменяет свою бесконечно разнообразную топологию в соответствии с намерениями игроков. А потому ни рассчитывать найти то, что ищешь, ни надеяться избежать этого попросту невозможно.

10. Катушка ниток.

Не так-то часто простая катушка ниток оказывается в центре событий. Но в данном случае никуда не денешься – это так. Главные компоненты нашего повествования – Тесей, лабиринт, Минотавр, Дедал, Ариадна и еще нить, решающее звено, связывающее героя с внешним миром: Дедал вручил нить Ариадне, а та передала Тесею. Следуя изгибам и извивам волшебной нити, Тесей оказался в состоянии найти дорогу в глубь лабиринта, туда, где спал Минотавр, убить чудовище, а затем найти путь обратно на волю. Так утверждает общепринятая версия легенды.

В действительности это лишь упрощенное объяснение, зато доступное варварам-дорийцам из цивилизации, которая пришла на смену Атлантиде, когда хитроумные технологии Дедала были утрачены в катастрофе, поглотившей более древний мир. На поверку катушка ниток – не что иное, как система самонаведения, механическая ищейка, запрограммированная на поиск Минотавра зрительными, слуховыми и обонятельными средствами. Квазиживая сущность, к тому же подверженная трансформации, как, впрочем, и все в Дедаловом лабиринте.

Когда система принимает форму нити, она подобна управляемому снаряду, скорость которого регулируется мыслительными импульсами оператора. Однако она способна и менять форму самопроизвольно, без предупреждения, в соответствии с суровыми, хоть и малопонятными законами волшебной инженерии.

И вот, представьте, сидит себе Тесей в ресторане, развалясь на стуле и уютно флиртуя с официанткой, и вдруг слышит, что в рюкзаке что-то пищит. Приоткрыл клапан – и на свет вылезла мышь, хорошенькая такая, пожалуй, мелковатая, но сложенная изящно и окрашенная в желто-зеленый цвет.

– Ну и ну, – изумился Тесей. – Приветик, мышка! И давно ты путешествуешь в моем рюкзаке?

– Кончай сюсюкать, – огрызнулась мышь. – Когда мы виделись с тобой в предыдущий раз, я была катушкой ниток.

– Зачем же ты превратилась в мышь? – осведомился Тесей.

– В соответствии с требованиями ситуации.

– Понятно, – отозвался Тесей и больше ничего не спрашивал: стало ясно, что мышь, как многие волшебные существа, в совершенстве овладела искусством уклоняться от прямого ответа.

А про себя он еще подумал, что мышка символизирует одноименное устройство, перемещающее курсор по компьютерным дисплеям.

– Нам пора идти, – заявила мышь.

– Прямо сейчас? – удивился Тесей. – Здесь в ресторане так мило, и разве нас кто-нибудь гонит? По-моему, у меня с Минотавром на то, чтобы найти друг друга, есть целая вечность или, по крайней мере, долгий-предолгий срок. Давай я закажу тебе плошку молока и кусочек сыра, а начало охоты мы отложим примерно на недельку, хорошо?

– Ничего не получится, – отрезала мышь. – То есть не подумай, что я лично куда-то спешу. Окончу эту охоту – меня тотчас пошлют на другую. Мне все равно – искать Минотавра или, допустим, гипотенузу. Такова уж участь систем самонаведения, ничего не попишешь. Но тут так заведено, что если что-то происходит вообще, то происходит внезапно. Минотавр в движении, и если мы не будем двигаться синхронно, я могу потерять след. Тогда тебе на поиски и впрямь понадобится вечность, если не дольше.

– Превосходно, – сказал Тесей, поднимаясь на ноги. – Хозяин, счет! Полагаю, вы принимаете карточки «Виза»?

– О да, – отвечал хозяин. – Здесь, в лабиринте, уважают все распространенные кредитные карточки без исключений.

Тесей поставил подпись и огляделся, желая попрощаться с официанткой, но мышь буркнула:

– Не беспокойся, ты с ней еще встретишься.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, потому что тебе всегда не везет, – хихикнула мышь. – Ну ладно, мой славный герой, пора в путь. – Мышь полезла в рюкзак, затем высунулась снова. – Между прочим, меня зовут мисс Мышка, но тебе разрешается называть меня Мисси…

Юркнув в рюкзак, она удобно устроилась в запасной паре походных носков. Тесей покинул ресторан и направился вдаль по главной дороге.

День был прекрасный. Солнце – не настоящее, а то, что Дедал соорудил взамен, неотличимое от настоящего, только раскрашенное поприятнее, – карабкалось к зениту. Уже полдень! Тесей ощутил хорошо знакомое мучительное чувство и, не колеблясь ни секунды, понял, что снова голоден. Так уж водится, когда заходишь в воображаемые рестораны: еда никогда не насыщает надолго.

11. Теобомбус, ведущий кибернетик

в компьютерном цехе на горе Парнас, оторвался от работы и поднял глаза. На его красивом, орлином, начинающем стареть лице мелькнула тень беспокойства, будто крылья летучей мыши затрепетали над недавно найденным полотном Эдуарда Мане или будто некий звук отразился эхом в пустотах уха так коварно и так ошеломляюще сильно, что остается радоваться: музыка не может нести в себе морального императива. Никаких сомнений – он, Теобомбус, создал самое мощное, самое совершенное компьютерное оборудование из всех, какие знал мир. И теперь он должен передать это оборудование Дедалу: вот человек, умеющий заставлять других трудиться на себя. Что делает задачу еще более хитрой – способность Дедала обходить технологию, подменяя ее интуицией и не считаясь с увертками так называемой логики. Компьютеры у Дедала были чертовски хорошие, программы – просто блестящие, а результатом интеллектуального напряжения, вершинным достижением Дедаловой науки явился вывод, что миру отпущено примерно десять с половиной лет нормального времени, после чего всех ждет полное уничтожение.

Вот уж удар так удар! Кому же по сердцу выяснить, что через какое-то десятилетие жизни придет конец? Когда до срока осталось четыре с половиной года и отсчет безжалостно продолжался, Дедал сообразил, что избиратели поголовно сойдут с ума, если он срочно чего-то не предпримет.

И он взялся за дело. Создал замкнутый в себе лабиринт Минотавра, больший, чем мир, где он возведен, лабиринт, который вмещает всю остальную Вселенную, взирающую на творчество Дедала со стороны.

Что и говорить, решение он нашел изящное. Каждый толковый математик способен уразуметь, что цивилизацию Атлантиды не спасти в реальном времени, зато можно спасти в лабиринтовремени – еще одно открытие, запатентованное Дедалом. В лабиринтовремени Минос, и придворная знать, и вся их культура могут продержаться сколько угодно долго.

Лабиринт, предложенный Дедалом, был гораздо сложнее, чем породившая его цивилизация. Это была вселенная с собственным пространством-временем, со встроенными зрителями и высокой степенью самодостаточности. Штука оказалась дорогая, но овчинка стоила выделки.

В объективной реальности лабиринт, разумеется, не существовал – такое было бы не по силам даже Дедалу. Однако сие обстоятельство не имело значения: для Миноса и его придворных все окружающее ничем не отличалось от самой настоящей жизни.

Внутри Дедалова лабиринта можно было разыграть любые эллинские легенды и мифы. Например, мифы о сотворении мира, истории олимпийских богов, «Одиссею» и «Илиаду». Можно было встретить Агамемнона и Клитемнестру, Ореста и Электру, Ифигению, да всех и каждого, кто играл в мифологии сколько-нибудь серьезную роль.

А народ Атлантиды сидел себе и наблюдал за действием на экранах маленьких сферических телевизоров. Люди значительные, в особенности узкий круг закадычных друзей Миноса, пользовались телевизорами побольше, позволяющими наблюдать за действием изнутри. Самые же большие сферические телевизоры давали зрителям возможность лично принимать участие в драматических событиях – полезное свойство, поскольку основные актеры иногда нуждались в отпуске.

Недостатка в драматическом материале не ощущалось. Греческие мифы накладываются друг на друга. Все мифические циклы связаны между собой. И каждый миф раскрывает множество вероятностей, каждый сообщается во многих сюжетных точках с иными мифическими мирами. Главные мифы могут переигрываться по многу раз с самыми разнообразными исходами. Отсюда возможность заключать пари и делать ставки, облагаемые налогом, – один из важнейших источников средств на поддержание лабиринта.

Столичный город Кноссос, известный всей Элладе под прозвищем «Большая Маслина» [7] 7
  Для сравнения: американцы часто называют Нью-Йорк «Большим Яблоком».


[Закрыть], был встроен в лабиринт целиком. Вследствие присущей лабиринту способности к расширению Кноссос проник одним махом во все пространства и времена, и Минос оказался правителем самого обширного города Вселенной.

Попутно Минос и его дружки обрели еще и бессмертие – тоже немаловажное преимущество.

Но в конечном итоге лабиринт представлял собой целиком заполненное пространство, где не оставалось места для каких-либо нововведений. Все, на что можно* было напороться в лабиринте, по крайней мере, теоретически, – это вариации формальных возможностей, заложенных при создании. Ограничение, по сути, не слишком суровое, ибо лабиринт так велик и сложен, так пронизан взаимозависимостями, что об оригинальности никто не вспоминал: ее прекрасно заменял набор кажущихся случайностей.

Правда, Дедал иногда раздражался оттого, что в лабиринте нипочем не встретишь ничего по-настоящему нового. Но старый друг лучше новых двух, и, учитывая, что получилось в итоге, цена за отсутствие новизны была невысока.

12. Царь Минос.

Царь Минос жил в новом дворце, который Дедал возвел внутри лабиринта. Результат оказался столь впечатляющим, что вобрал в себя все описательные и начертательные материалы на миллионы миль и тысячи лет во всех направлениях.

К несчастью, Миносу не удалось заполучить дворец в свое полное распоряжение, как планировалось первоначально. Явился с визитом Зевс и без промедления решил, что в тех случаях, когда уезжает с Олимпа, будет останавливаться именно здесь. Попросил Миноса выделить ему жилплощадь и даже предложил арендную плату. Ну как было отказать?

– Может, я иной раз заявлюсь с друзьями, – предупредил Зевс.

– О чем речь, – отозвался Минос. – Чувствуйте себя, как дома.

– Так и будет, – пообещал Зевс.

И поселился в комнатах прямо над апартаментами самого Миноса, откуда открывался вид на Фонтан невинных младенцев и Форум в Риме, дворец Бобур и секс-шопы на улице Сен-Дени в Париже. Убранство комнат Зевс переделал по-своему, устроив там бар с коктейлями и кегельбан. Обнаженные до пояса нимфы разносили сосиски и пиво под звуки музыки в стиле кантри. По мнению Миноса, комнаты Зевса отличала полная безвкусица. На одной из стен, над бильярдным столом, появились даже допотопные оленьи рога – подарок Аида, который долго рыскал по лавкам, прежде чем отыскал нечто подходящее.

Аид приходился Зевсу братом. Миносу он ничуть не нравился. Это был мрачный тип, расположенный к морализированию и очень жестокий. Правителю подземного царства такой характер, может, и подходил, но каково иметь такого типчика родным братом!

Сидя в тронном зале, Минос слышал над головой басовые раскаты грома. Значит, Зевс только что успешно сбил очередную кеглю. Сей подвиг сопровождался взрывами гомерического хохота. Минос испустил вздох, заскрежетал зубами и передвинулся к окну. Внизу по широким мощеным тротуарам текла толпа – пожиратели огня, мимы, клоуны, маги, ораторы, музыканты. Раньше Миносу чудилось, что они могут его развлечь. Теперь ему хотелось, чтоб они убрались подальше.

Конечно, никуда они не уйдут. Они – и развлекатели, и развлекаемые – жили по соседству. Осточертели хуже некуда, и винить некого, кроме самого себя.

13. Как был заселен Кноссос.

Вскоре после постройки дворца Минос обратился к Дедалу с просьбой обеспечить ему новое население: старое-то сгинуло при гибели Атлантиды, и должен же кто-нибудь оживлять город своим присутствием, придавать ему краски! Дедал, как всегда, спешил, обремененный кучей других забот, и попросту взял первое, что подвернулось под руку, а именно – парижан XX века. Честно говоря, Минос имел в виду нечто совсем иноё. Скажем, он подумывал, что было бы недурно обзавестись андскими индейцами или жителями острова Бали, а может, эскимосами. Но как-то не удосужился упомянуть об этом, и теперь не находил в себе духу просить Дедала забрать парижан обратно: мастер-строитель и так пустился во все тяжкие, чтобы заполучить их.

Пропажа населения Парижа не прошла незамеченной на Земле XX века, и особенно во Франции. Новому французскому правительству пришлось действовать решительно и быстро. Было выпущено заявление, утверждавшее, что парижане исчезли в результате аномалии, которая никоим образом не повторится вновь – такова уж природа аномалий. Это вполне удовлетворило всех, кроме группки экстремистов – сторонников теории международного заговора. Не прошло и года, как Париж был заселен заново. Людей ввозили из других районов Франции, а также из Африки, из Карибского бассейна и Юго-Восточной Азии. Вскоре городская жизнь забурлила, как обычно.

Что же касается похищенных парижан в Кноссосе, то они приспособились к своему новому положению без большого труда. Прежде всего, Кноссос во всем походил на Париж, если не считать ассирийских туристов, которых многие ошибочно принимали за американцев. Кроме того, Минос даровал всем жителям бесплатный отпуск в роскошных отелях в недалеких висячих садах Вавилона и тем доказал превосходство просвещенной монархии над любыми разновидностями демократии.

14. В лабиринте наслоений.

Жизнь в Дедаловом лабиринте – форменный сумасшедший дом. Тесей очутился на пыльной белой проселочной дороге, в тени одинокого оливкового дерева. Слева виднелась гряда невысоких гор. Он присмотрелся внимательнее: что-то с этими горами было не так. Потом он понял, что именно. Горы медленно приближались к нему. Или он сам медленно приближался к горам. Или горы и он двигались навстречу друг другу.

Оливковое дерево принялось пятиться как от него, так и от подступающих гор. И вдруг ближайший холм тоже пришел в движение и ринулся к нему. Изучив ситуацию, герой хотел было уклониться. Но куда денешься, когда за тобой охотится холм? Бежать? Но как убежать от мчащейся на тебя лавины, от стада слонов? Тесей остался на месте. Героизм дается легче всего, когда ты труп. А пока ты жив – что прикажете делать?

Он удивился, когда холм подобрался, как мощная океанская волна, и проплыл под ним, вместо того чтобы накрыть его и раскрошить плоть и кости в порошок. На Тесее были теннисные туфли, однако он приподнялся на них, как на доске для серфинга, на одну восьмую дюйма над булыжниками, гравием, песком, скорлупками раковин, окаменелостями, сигаретными окурками и над всем прочим, из чего состоит холм. И когда сошел с выдохшегося холма, то был благодарен судьбе, что остался обутым.

Тесей сразу же сообразил, что его занесло на один из Дедаловых экспериментальных участков. В данной точке пространства-времени лабиринт можно уподобить рядам самодвижущихся дорожек, как в аэропорту. Горы, деревья, озера и сам Тесей размещены на смещающихся поверхностях, которые то надвигаются, то отступают, то кружат одна вокруг другой в соответствии с законами, которые Дедал изобрел, но объяснять не стал, следуя древнему изречению, что тайны оставляют ощущение приятной глубины, а истолкования всегда отдают банальностью.

Смещающиеся поверхности не сталкивались – взаимодействие между ними до поры исключалось, допускалось лишь преходящее наслоение. Впечатление этот участок лабиринта, участок наслоений, производил волшебное, упоительное. Тесею очень нравилось, как самые разные вещи вдруг появляются ниоткуда, наступают на него, а потом удаляются. Вот подплыл и проплыл целый замок, и на бастионах было полно людей – они помахали ему, как самые нормальные туристы. А затем он – без предупреждения – попал в трясину.

В трясине было полутемно, словно в сумерках: колышущиеся тени смыкались с длинными диагоналями древесных стволов. Стояла тишина, нарушаемая лишь отдаленным шелестом чьих-то крыльев. По мере того как тускнели краски вечернего неба, вода в трясине вроде бы поднималась, и белесый мир с разбросанными там и сям нечеткими линиями на мгновение стал напоминать один из искусных японских рисунков, которые иным зрителям кажутся превышающими их понимание. И тут до Тесея донесся долгий неутешный крик морской птицы, затем все заглушили шелест крыльев в небе и жужжание москитов.

Трясина была древняя, очень древняя. В забитых грязью гротах глубоко под поверхностью, на длинных скамьях по стенам, расположились бесчисленные слепые скелеты и аплодировали тонюсенькими висюльками – некогда руками – всему, что бы ни увидели. Всего важнее, что трясина породила особый возвышенный тип речи, который часто зовется болотным трепом и служит в дискуссиях просвещенной цели оправдать все, что бы ни случилось в дальнейшем.

Толчок, безумный чавкающий звук – и Тесей, вырвавшись из цепкой грязи, вновь оказался на твердой земле. Он с облегчением вздохнул – и тут вся трясинная конструкция начала распадаться: вероятно, строили наспех. Выяснилось, что он опять шагает по дороге – он идет, а не дорога едет, – и что горы также прекратили перемещаться.

Дорога кончилась. Тесей продрался сквозь какие-то шипастые заросли, впрочем, не обращая особого внимания на окружающее. И все же был достаточно бдителен, чтоб отпрыгнуть, когда из зарослей к нему устремилось нечто длинное, худющее, синевато-серое.

15. Горести Минотавра.

Как и многих из нас, Минотавра считают чудовищем гораздо более страшным, чем он того заслуживает.-

В сущности, Минотавр не чувствовал себя чудовищем. Не его вина, что ему на долю выпала необычная внешность. Он не стремился убивать, разве что в порядке самозащиты, как придется убить этого безумного Тесея, который все преследует и преследует его с целью нанести невосполнимый физический вред.

Минотавр всей душой хотел примирения с Тесеем, он жаждал пожать герою руку и выбросить из головы всю историю, если бы только кто-нибудь взялся это устроить. Он даже выступал с таким предложением, запускал пробные шары, только намеки были проигнорированы. Видно, не остается ничего другого, кроме как продолжать носиться по дурацкому Дедалову лабиринту до тех пор, пока не удастся устроить засаду, захватить Тесея врасплох и разделаться с неуемным героем раз и навсегда либо заставить прислушаться к голосу разума.

Увы, ни одна из версий легенды не благоприятствовала такому исходу. Это обескураживало Минотавра – однако, будучи предрасположенным к буддизму, он верил, что неразрешимых задач просто не существует.

Смехотворнее всего то, что приходилось по-прежнему прикидываться чудовищем и жить в постылой минотаврячьей ситуации – а ведь в глубине души он вообще не считал себя Минотавром. Минотавр был убежден, что, вопреки внешним признакам, он на самом деле единорог. Убеждение основывалось на том, что, сколько Минотавр себя помнил, им владело желание возложить голову на колени девственницы.

В общем, у Минотавра было тело минотавра, а душа единорога.

До сих пор он не делился своим сокровенным секретом ни с кем, даже с лучшим другом Тесеем, да и затруднительно это было бы при создавшихся обстоятельствах. Он молчал не потому, что боялся людского осуждения и насмешек. В лабиринте в основном работают представители шоу-бизнеса – люди современные, терпимые, исповедующие либеральные взгляды. Уж, скорее, сам Минотавр был старомоден. Или, может, не старомоден, а замкнут, потому его и принимали за чудовище. Он не хотел, чтоб его сексуальные пристрастия стали общим достоянием и предметом обсуждения на вечеринках. Минотавр знал, что вечеринки в лабиринте случаются, хоть его туда и не приглашали.

Он был разборчив, что вполне типично для единорогов, робких и горделивых, нимало не похожих на минотавров, – настоящие минотавры с грудью, обросшей шерстью, увлекаются сексом и насилием и вовсе не заботятся о том, кому и что о них известно.

Возложить голову на колени девственницы – вот высшее блаженство! Однако Минотавр, кажется, ни разу не встречал живых девственниц, только умерших, притом умерших не по его вине. Да если бы он и сыскал живую, то не проявил бы к ней интереса, потому что был влюблен в Ариадну; вот единственная, кого он желал (единороги не падки до беспорядочных связей, а он был уверен, что рожден единорогом).

Факт есть факт: Ариадна, по всей вероятности, не девственница. Такой вывод напрашивался сам собой. Минотавр, конечно, не наводил справок – но она же вышла замуж за Тесея, и это наложило на нее серьезные сексуальные обязательства. Но, несмотря на замужество, несмотря на то, что ныне Ариадна живет с Дионисом, ее окружает несомненная аура девственности – уж на такие вещи у единорогов нюх безошибочный. Единорогам дано знать правду сердцем, а сердце не обманешь.

Совершенно не исключается, что Тесей и Ариадна не довели свой брачный союз до логического конца. Может, в этом и состоит подлинная причина, отчего Тесей бросил ее на Наксосе. Тесей – эллинский мужлан, грек-самец, и он ни за что не простит женщине того, что не овладел ею. А уж герою такого унижения и подавно не вынести. Провал в постели для Тесея – достаточное основание, чтобы покинуть женщину. И, естественно, он ни За что не станет распространяться о подобном происшествии, поскольку это плохо отразилось бы на его мужской репутации.