Текст книги "Журнал «Если», 1998 № 04"

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Роберт Шекли,Владимир Гаков,Стивен Ридер Дональдсон,Грег Бир,Арсений Иванов,Дмитрий Крюков,Джек Кэрролл Холдеман II,Алексей Зарубин,Евгений Зуенко,Леонид Лесков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Джек Холдеман
ЗАМКИ ИЗ ПЕСКА

Туземец стоит ко мне спиной и делает руками что-то неясное. Воздух вибрирует от тонкого звона металла.

– Привет, Марк, – говорит он, не оборачиваясь.

– Доброе утро, Омега, – отвечаю я. – Чем это ты занят спозаранку?

– Переделываю мечи на орала. Это сегодняшнее задание.

– Не знал, что у вас есть мечи.

– Мечи у нас недавно, но их уже пора перековать на орала. Это чрезвычайно важно.

Теперь он глядит на меня, а я, как всегда, с изумлением таращусь на его огромные карие глаза, лишенные зрачков.

– Марк, ты должен мне объяснить, – говорит он, оживленно двигая пальцами.

– Конечно, если смогу.

– Каково истинное предназначение орала?

– Это орудие труда, оно используется в фермерском хозяйстве. В него обычно впрягают лошадей или быков.

Омега вздыхает совсем как человек.

– Значит, придется достать лошадей. Как ты думаешь, это будет трудно? Где мы можем найти фермерское хозяйство? Что делают лошади? А быки – они похожи на морские раковины? На той неделе у нас было задание по ракушкам, и мы уже набили руку. Это бы упростило дело. Ты нам поможешь?

– Ну, мне понадобится какое-то время, чтобы все продумать. Могут возникнуть сложности.

– Да, конечно, – кивает он и снова принимается за работу. Движения его не слишком уверенны, но металл звенит бойко и красиво.

Я отправляюсь на Базу пешком. Путь неблизкий, но мне необходимо проветрить мозги. Когда я подхожу к реке, вода расступается, обнажая сухое дно и лежащую поперек желтую ковровую дорожку. Водяные стены совершенно гладкие и прозрачные. Шагая по дорожке, я ясно вижу справа и слева от себя резвящуюся в воде мелкую живность. Я провожу пальцем по прохладной стене, и вода смыкается за моей спиной.

Сегодня путь к Базе отмечен крупной белой галькой, а посреди тропы тянется единственный металлический рельс. Я припоминаю, что их должно быть два. И, кажется, провода над головой. А как насчет канавки между рельсами? Я никак не могу решить. Окружающее мутнеет, колеблется, проясняется… Ничто не изменилось, мои сомнения лишь ненадолго потревожили порядок вещей. Зато теперь тревожиться начинаю я. Нет, мне все-таки следует быть намного уверенней!

По левую руку, примерно в четверти мили, кучка туземцев в оранжевых теннисных туфлях охотится на слонов в высокой траве. Никаких слонов там, понятно, нет, это было бы сверхнелепо, и тем не менее у двоих в руках огромные ружья, а остальные вооружились копьями и деревянными трещотками.

Часть пути рядом со мной шагает какой-то старик, и мы оживленно болтаем о пустяках, пока мое внимание не отвлекается, и я забываю о попутчике.

Забавно все же, что можно настолько включиться в игру! На этой планете нет стариков. Здесь только я и Сэм, и никто из нас не достиг преклонного возраста. А также здесь нет слонов.

Когда я вхожу, Сэм пытается отремонтировать передатчик. Он только и делает, что чинит это разбитое радио. По мне – занятие еще более бесполезное, чем трепотня с призрачным старикашкой.

– Эй? – я заглядываю ему через плечо.

– О! Привет, Марк, – бормочет он и откладывает паяльник; весь стол заляпан живописными кляксами серебристого припоя.

– Что сидишь взаперти в такой славный денек?

– Ты шутишь? – кривится он. – Проклятый метановый дождь!

– Послушай, Сэм, – говорю я ему. – Какое тебе дело, что там в действительности, если ты можешь дышать и гулять по лугам. А хочешь, я просто выйду на улицу и куплю тебе эти самые детали? Вчера я видел отличный радиомагазинчик.

– Не получится.

– Почему же?

– Электроника – штука сложная. Я не могу удержать в голове все одновременно. Я и так то и дело забываю, что вот-вот понадобится.

Солнце меж тем сияет изо всех сил, и дети с книжками под мышкой весело бегут в школу.

– Хочешь мороженого?

– Почему бы и нет? Все равно дело не ладится, – говорит он, роняя на стол пару транзисторов, которые бледнеют и бесследно растворяются в воздухе.

Мороженое с ванилью. Или шоколадное. Клубничное было бы лучше, но Сэм не любит клубники, а без согласия Сэма мне мороженое не зафиксировать.

– Давай сотворим зеркало? – предлагаю я между порциями нежнейшего ванильного с орехами.

– Зеркало? А зачем?

Сэм смачно уминает гамбургер. Огурчик он аккуратно отодвинул на край тарелки.

– По-моему, во всех старых фильмах, если герой где-то теряется, у него всегда есть зеркало. Когда мимо пролетает аэроплан, он пускает солнечный зайчик, и тогда его, конечно, спасают. По-моему, в этом есть смысл.

– Где тут смысл?! Здесь нет аэропланов, а если какой-нибудь и пролетит, один Господь ведает, что там у него будет внутри. Конечно, если тебе это доставит удовольствие, я помогу сделать зеркало. Но я категорически отказываюсь торчать с ним снаружи, изображая идиота, поджидающего аэроплан… Скажи-ка, а героя всегда спасают?

– Ну… Да, конечно. А если нет, тогда он создает семью с красивой туземкой и…

– Девушкой?

– Естественно. Она всегда попадается на пути героя.

– А почему нам не попалась? – спрашивает Сэм, и это хороший вопрос. На такие вопросы всегда существуют ответы. Правда, они могут быть неверными, если не все факты известны.

– Право, не знаю. Забыл спросить. Но думаю, нам удастся выменять девушку за лошадь. А может, я достану даже двух.

Но Сэм уже не слушает меня. Он отошел в дальний угол и сидит там перед огромной кипой «Плейбоев», трудолюбиво выдирая страницы и раскладывая их перед собой на полу. Должно быть, на него изрядно повлиял наш разговор о девушках.

_ У-у-у! – выдыхает Сэм, обнаружив портрет красотки с сорокадюймовым бюстом, и тихонечко хихикает.

Прошлой ночью он вдрызг упился дешевым вином и обзывал меня по-всякому непотребными словами. Если он думает, что я об этом забыл, то сильно ошибается. Я ему все припомню.

От мороженого никакого толку, я по-прежнему голоден. Я пожираю хорошо прожаренный бифштекс с картофелем и зеленым горошком, но он улетучивается из желудка словно воздух, и я опять чувствую голод. Тогда я достаю пилюлю из поясного кармашка, и она помогает. Есть мне больше не хочется.

Мы живем в постоянном страхе потерять наш запас пилюль. Или забыть, куда мы их положили. Сэм этого не знает, но я подсчитал, что пилюль хватит еще на три года. Шесть лет на одного. Такая мысль приходила мне в голову, и я уверен, что Сэм тоже об этом подумывал. Он тугодум, но отнюдь не дурак. В конце концов, ведь именно он капитан.

Я присаживаюсь выкурить сигарету. Сэм обзавелся парой ножниц и трудолюбиво вырезает своих голеньких подружек, чтобы расклеить их в семейном альбоме с атласно-черными страницами. На самом деле это филировочный инструмент с зубчиками, но девицы от этого становятся только интереснее.

С лошадьми уже давно пора решать. Если я смогу дать туземцам правильные изображения, то, вполне вероятно, они дадут мне что-то взамен. Что-нибудь такое, в чем я особо нуждаюсь. Но тут встает проблема выбора, поскольку в мире великое множество самых разнообразных вещей. Когда мы ходили всей компанией в ресторан, я всегда делал свой выбор последним. Так что принять решение мне всегда трудно. Можно, конечно, спросить у Сэма, но Сэм сразу начнет талдычить о девушках, а я не уверен, что готов к такому повороту.

Вообще, я мало в чем уверен. С памятью у меня точно не все в порядке. Похоже, из нее вырезали большие куски филировочными ножницами, оставив разлохмаченные зубцы.

В конце концов я прихожу к мысли, что мне следует обговорить это дело с кем-нибудь из туземцев. Туземцы всегда знают, что надо. Кроме того, они ужасно хотят иметь лошадей. Надеюсь, я не забыл, как выглядят лошади.

Я хотел сказать Сэму, куда собрался, но решил не делать этого, он только опять взбеленится. Сэм мне уже тысячу раз повторял, что здесь нет никаких туземцев. Во всяком случае тех, которых мы видим. Может, он прав. А может, и нет. Ведь чрезвычайно важно, чтобы они были. Потому-то они есть. Совсем просто, не правда ли? Когда Сэм уж слишком достает меня своей логикой, я отправляюсь поболтать с одним из местных, такие беседы освежают. И пусть на самом деле он совершенно не такой, меня это не интересует.

Один из туземцев стоит в дверях.

– Привет, Бета, – говорю я ему.

Сэм поднимает глаза, морщит лоб и начинает крутить пальцем у виска. Он высовывает язык и производит губами неприличный звук. Я игнорирую его выходку как могу.

– Я Омега, – отвечает туземец.

Все они на одно лицо для меня.

– Чем я могу тебе помочь? – спрашиваю я.

Сэм галопом скачет по комнате, громко ухая и размахивая руками.

– Я пришел поговорить о лошадях. Мы хотели бы получить их как можно скорее. Все орала уже готовы.,

Сэм, который по причинам, известным лишь ему самому, может слышать лишь мою половину разговора, дико хохочет, катаясь по полу и дрыгая ногами.

– Пойдем куда-нибудь, где мы сможем побеседовать спокойно, – говорит Омега, указывая на Сэма длинным многосуставчатым пальцем.

– Само собой, – отвечаю я, желая убраться подальше, и мы уходим.

Погода опять великолепная, полагаю, потому, что мысли Сэма сейчас заняты другими вещами. Вообще-то у него крайне неприятное свойство подавлять активность моего собственного воображения. Прогуливаясь, мы с Омегой доходим до говорящего камня, где я в первый раз встретил туземцев. С этого же момента начинаются мои связные воспоминания о планете. В памяти у меня зияет множество пустот, и в самую большую из них провалились события, случившиеся непосредственно после посадки. Аварийной посадки. Крушения. Кажется, это принято называть так?

– Об этих штуковинах, которых ты называешь лошадьми, – начинает Омега, усаживаясь на говорящий камень. – Нам следует что-то сделать, и поскорее. Что ты предлагаешь?

– Может быть, заключим сделку? – говорю я, размышляя, отчего туземцы называют этот камень говорящим; словарный запас у него точь-в-точь как у мельничного жернова.

– Что значит сделка? – спрашивает он, поглаживая гладкие, отполированные временем каменные бока.

– Я даю что-нибудь тебе, а ты мне.

– Это выглядит справедливо.

– Значит, договорились. Я даю тебе лошадей, а ты дашь мне что-то взамен. Что-нибудь этакое, ну ты знаешь.

– А что ты хочешь? Красивые морские ракушки? Или аптечный магазин на углу улицы? Может быть, бейсбольный стадион с командой чемпионов? Или приз за игру в кегли с кегельбаном?

Опять надо принимать решение.

– Я думаю, девушка вполне подойдет.

Я не хотел этого говорить, но сказал. Почему? О чем я думал?!

– Ты уверен, что хочешь именно девушку? – спрашивает Омега, заметив мои колебания.

– Да, уверен.

И почему я, собственно, все время должен оправдываться?

– Пусть так. А какая тебе нужна девушка?

– Хорошая.

На самом деле я не хочу никакой девушки. Кегельбан был бы намного лучше.

Девушка стоит рядом со мной, и я сразу вижу, что она хорошая, поскольку выглядит она точь-в-точь как моя сестра. От макушки до пят.

– Такая устраивает, Марк? – Омега кажется озабоченным. – Не хотелось бы тебя разочаровать.

– Все в порядке, – бодро откликаюсь я. – Это и впрямь хорошая девушка. Я ее прекрасно знаю.

Для проверки я пытаюсь припомнить все, что мне было известно о лошадях. Пустой номер. Ни капли информации, связанной с этим словом. Омега «высосал» всю.

– Привет, Шэрон, – говорю я. – Как поживаешь?

– Что ж, не могу пожаловаться. А вот мать снова мается спиной. Когда мы будем обедать?

– А как насчет сестринского поцелуйчика в щечку? Разве ты не рада меня видеть?

– Конечно, рада, но я только что налила себе тарелку супа. Я безумно хочу есть.

На мой взгляд, она совсем не изменилась.

Омега покашливает, шаркает ногами, тянет меня за рукав и всячески добивается моего внимания.

– Прошу прощения, – вежливо сообщает он, – но мне придется вас оставить. Работа, знаете ли. Очень много работы, а день уже клонится к вечеру.

– А он, в общем-то, ничего, – замечает Шэрон, кивая в сторону Омеги.

Мы молча шагаем к Базе. Все, что мы с сестрой могли сказать друг другу, сказано уже много лет назад.

Когда мы подходим к дому, раздаются истошные вопли, залихватский свист и гнусавое мяуканье. Я понимаю это так, что Сэм увидел Шэрон и разразился торжественной увертюрой. Он открывает дверь и делает приглашающий жест рукой, склонившись в низком поклоне и помахивая шляпой с перьями, которую держит в другой руке. Все-таки у Сэма есть класс.

Я вижу, что он успел сменить обстановку. В большой комнате появился огромный каменный камин, и две неправдоподобно крупные борзые дремлют на полу у ревущего огня. Есть еще и спальня, вся в розовом, пушистом и кружевном.

На кофейном столике – бутылка французского шампанского в ведерке со льдом, пара высоких бокалов и несколько застарелых пятен припоя. Звучит негромкая, приятная музыка.

Я намереваюсь представить их друг другу, но замечаю, что Сэм уже взял дело в свои руки. Я имею в виду Шэрон. Он приглашает ее к столу, а она как будто протестует. Должно быть, уверяет его, что никогда не пьет перед обедом. Чистейшее жеманство. Уж я-то знаю, что сестрица хлещет спиртное, как воду.

– Постойте… Погодите минутку! – восклицаю я, но они заняты каким-то замысловатым тостом. Шэрон кокетливо хихикает. Я топаю ногами, оглушительно свищу, скачу галопом по комнате, но парочка продолжает игнорировать меня. Тогда я беру полотенце и накидываю его на правую руку.

– Чего изволите? – интересуюсь я, приближаясь к столу, и они тут же хватаются за толстенное меню.

– Думаю, мы возьмем коктейли, – говорит Сэм. – Две «Кровавых Мэри» для начала.

– Не забывай, это моя сестра, – замечаю я.

– Конечно, все нормально, – Сэм протягивает руку и легонько гладит ее пальцы. – Хочешь чем-нибудь закусить? – предлагает он.

– Салат с креветками был бы в самый раз, – Шэрон сжимает его руку.

– А мне обжаренные птичьи язычки, – деловито заказывает он, бросая на меня пренебрежительный взгляд.

– Никак нет, сэр! Все вышли! Против тебя, Сэм, я ничего не имею, но должен же парень как-то защищать свою сестру?

– Что ж, тогда два салата с креветками. Мне очень жаль, что она твоя сестра. Но получилось так, что это единственная дичь в округе, разве я не прав?

Я отворачиваюсь, беру закуски с сервировочного стола и ставлю перед ними. Я нарочно расплескал «Кровавую Мэри» на Сэмов салат. За окном, как я заметил, стоит туземец и покачивает головой.

– Вы что, парни, не можете предложить девушке ничего получше? – обижается Шэрон. – Этот салат на вкус точь-в-точь жеваная бумага!

Сэм бросает на меня недобрый взгляд. Я молча пожимаю плечами. Шэрон всегда была привередлива в еде. Но думаю, главное блюдо пройдет без проблем.

– Я не могу тебе позволить, ты же знаешь, – говорю я Сэму.

– Не позволить чего? – хмыкает он, пожирая подмоченный салат.

– Я действительно не могу позволить тебе соблазнить мою сестру!

Несколько туземцев уже в комнате, они столпились в дальнем углу и ведут тихую, но оживленную дискуссию. Я старательно переключаю внимание на обед. Бифштекс у меня получился пережаренный, зато картофельное пюре превыше всяческих похвал.

– Боже, какая гадость, – жалуется Шэрон. – Все жутко безвкусное и совсем не питательное. Пять секунд, и я снова умираю от голода!

Мы с Сэмом смотрим друг на друга. Кажется, у нас возникла еще одна проблема. Кто-то из туземцев манит меня к себе, и я, извинившись, отхожу в дальний угол. Парочке все едино, они оживленно перешептываются.

– Мы что-то сделали не так, Марк? – спрашивает туземец. – Мы думали, ты хочешь именно эту девушку.

– Трудно объяснить, – бормочу я. – Видите ли, бывают девушки и бывают… э-э-э… другие девушки. Ну вот! Шэрон как раз относится к первым, а я на самом деле искал одну из вторых.

– Хочешь, чтобы мы ее заменили?

– Не хочу. Но мне хотелось бы узнать, как поживает мой брат.

– В прошлом месяце он переехал в Кливленд.

– О, большое спасибо! – Однако я ощущаю беспокойство. – Скажи-ка, ты знаешь, где находится Кливленд?

– Нет, не знаю.

– А что такое месяц?

– Приблизительно. Полагаю, некая единица измерения того, что вы называете временем. Последний концепт для нас не вполне ясен.

– Тогда, может быть, мой брат не переехал в Кливленд?

– Весьма вероятно.

– Тогда зачем ты сказал, что он переехал?

– Ты задал вопрос. Я дал ответ. Есть и другие ответы на твой вопрос, но мы решили, что тебе приятно услышать именно этот. А в чем дело? Ты не любишь Кливленд?

– Но твой ответ не согласуется с фактами! – кричу я так громко, что Сэм и Шэрон оборачиваются и смотрят на меня. Сэм отпускает какую-то шутку, и оба смеются.

– Что есть факты? Расплывчатые сущности, открытые для бесчисленного множества интерпретаций, – вздыхает туземец. – Не могу понять, отчего они тебя так волнуют?

Сэм с бутылкой шампанского в руке напористо тащит мою сестру в сторону спальни, а она игриво сопротивляется, не переставая радостно хихикать. Я пытаюсь отцепить Сэма от Шэрон, и тогда он бьет меня бутылкой по голове. Та рассыпается на мелкие осколки, точь-в-точь как в вестернах категории Б, не сдвинув ни единого волоска. Я, в свою очередь, пытаюсь оглушить его стулом, который также рассыпается тучей безвредных кусков. Сэм впадает в жуткую ярость, и мне ничего не остается, кроме как врезать ему по кумполу стальным пистолетом-паяльником. Он тяжело падает на колени, вяло мотнув головой.

Я оглядываюсь по сторонам, но сестры нигде нет.

– Где она? – спрашиваю я у туземцев, которые по-прежнему стоят в углу с несколько ошарашенным видом.

– Ее здесь нет, – говорит кто-то из них.

– Это я и сам вижу. Куда она подевалась?

– Она была здесь, а теперь ее здесь нет. Совсем просто, не правда ли?

– Но ведь где-то она должна быть!

Я начинаю беспокоиться. Надеюсь, сестра не сбежала с каким-нибудь незнакомцем.

Туземцы пожимают плечами и начинают облачаться в яично-желтые пластиковые дождевые накидки.

– Я должен найти ее раньше, чем очухается Сэм.

Туземцы гуськом направляются к двери.

– Стойте! Моя сестра еще на этой планете?

Замыкающий задерживается на пороге.

– Она может быть здесь, – сообщает он. – А может и не быть. Когда началась потасовка, мы решили, что должны что-то сделать.

– Я иду ее искать!

– Воля твоя. Но должен предупредить, это будет нелегко. Есть разные мнения по поводу того, как следует уладить это дело, – вздыхает он и уходит.

Я решаю отправиться сразу же, покуда след не остыл. Сэм все еще лежит на полу, хлюпая разбитым носом, но он сможет позаботиться о себе.

Местность вокруг базы изменилась. Я припоминаю, что лесистых холмов было больше, а песчаных пустошей гораздо меньше. Но трудности ориентировки компенсируются возникающими через неравномерные интервалы отпечатками женских туфель и клочками белой ткани с намалеванными красной краской словами КЛЮЧ или СЛЕД.

Я набредаю на здание, стоящее посреди пустыни. Это молочная фабрика. В ее задней стене три двери, откуда выезжают картонные коробки с мороженым. Одна дверь – для ванильного, другая – для шоколадного, третья – для клубничного, что хорошо заметно по песку, заляпанному соответствующими подтеками. Бесконечная цепочка коров тянется из-за западного горизонта к боковой двери фабрики. Коровы белой, коричневой и розовой масти. Выходят они небольшими группками через противоположную дверь и неторопливо бредут на восток.

Передняя дверь заперта, и потому я лезу в окно. Конечно, я мог бы войти сбоку вместе с коровами, но… Как знать, что сотворит со мной автоматическая система доения?!

Внутри, однако, нет никаких коров, только огромная полутемная сцена с ярким пятном света в центре. Я стою в этом пятне, а из невидимого зала доносятся ритмичные хлопки. Обычно так хлопают, когда в проекторе рвется пленка, но сейчас ожидают не кино, а меня.

Я начинаю фальшиво подпевать грянувшей музыке. Непринужденно отбиваю ритм тростью и элегантно кручу на пальце желтое канотье. Из-за кулис выдвигается длинный крюк, цепляет меня за шиворот и уволакивает в сторонку.

– Хилая работа, парень. Хилая! – говорит мне менеджер, укоризненно качая головой. Это упитанный коротышка с бриллиантовой булавкой в галстуке и изрядно изжеванной сигарой в прокуренных зубах.

Теперь в центре сцены стоит высвеченный лиловым светом черный комик-юморист в розовой рубахе и оранжевых брюках. Омерзительный тип. Мне становится дурно.

После комического номера наступает пауза, наполненная ожиданием. Я чувствую, как на меня смотрят тысячи глаз, и не знаю, куда положено девать руки. Комик застыл, как сломанная марионетка с вывернутыми под странным углом конечностями. Я гляжу на менеджера в надежде получить совет, но тот пожимает плечами и сплевывает табачную жижу.

Мне надо что-то сделать. Чего-то от меня ждут, я абсолютно в этом уверен.

В самом центре сцены я демонстративно складываю пальцы в непристойную фигуру.

Гробовая тишина.

Потом разражается ад.

В зале вспыхивает яркий свет, и я впервые вижу свою аудиторию. Их наверняка несколько тысяч, и поначалу мне кажется, что эти люди где-то очень далеко, но приглядевшись, я понимаю, что они просто очень маленькие. От трех до четырех дюймов с головы до пят. Они спрыгивают со своих крошечных сидений и начинают карабкаться на сцену. Подозреваю, не за моим автографом.

Менеджер стал куда ниже ростом. У маленького народца есть миниатюрные, но очень острые ножи, и они очень быстро укорачивают его снизу. Стоя на обрубках, толстяк опять пожимает плечами, невозмутимо раскуривает сигару и протягивает мне зажигалку. Сигары у него вонючие, но зажигалка недурна.

Я ощущаю острые уколы в щиколотку и, резко брыкнув ногой, стряхиваю целую гроздь отвратительных дьяволят. Озираясь, ищу пути к отступлению, но порядок вещей уже разительно изменился.

Прежде всего, я не вижу окна, через которое влез. Более того, я не вижу вообще никаких окон, да и стен, если на то пошло. От горизонта до горизонта нет ничего, кроме волнующегося моря крошечных созданий, распевающих нечто воинственное тоненькими визгливыми голосами. Я пускаюсь бежать, с ужасом понимая, что давлю их словно назойливых насекомых.

– Прошу прощения! – выкрикиваю я на бегу. – Разрешите пройти!

Под подошвами скользко.

– Мне очень жаль, – бормочу я. – Пардон. Разрешите?..

Поскользнувшись, я падаю плашмя в крикливую толпу и впервые вижу дьяволят вблизи. С виду они точь-в-точь как люди. У меня нет другого оружия, кроме зажигалки. Не слишком полезная штука, но красивая. Полированный алюминий, на котором выгравированы буквы «ЗИППО». Это слово для меня что-то значит… ЗИППО – ПОЖИЗНЕННАЯ ГАРАНТИЯ! Я чиркаю зажигалкой, но она не горит.

Воздух передо мной мутнеет, и с гулким ударом ко мне является избавление в лице мастера по гарантийному ремонту.

– Что, не работает?

Ремонтник берет зажигалку и внимательно осматривает ее.

– Так я и думал, – удовлетворенно замечает он. – Кончился бензин.

Все дьяволята прокрутили себе дырки в земле своими острыми ножами, и теперь мне видны лишь миллионы торчащих наружу крошечных голов.

– Могу я взять ее с собой? – спрашивает он.

– Взять кого?

– Зажигалку. Я хочу использовать ее в рекламе. Примерно так… ЭТОТ ЭКЗЕМПЛЯР ЗИППО БЛАГОПОЛУЧНО ПЕРЕЖИЛ НАШЕСТВИЕ ОРДЫ ТРЕХДЮЙМОВЫХ БАНДИТОВ. Отличная идея, не правда ли?

– А что я получу взамен?

– О, у меня есть кое-что полезное.

Он достает желтую пластиковую накидку, которая слишком велика для меня, а когда я ее надеваю, торжественно вручает мне игрушечный резиновый меч. Потом он нахлобучивает на мою голову диковинную шляпу с идиотским трехфутовым пером, торчащим под немыслимым углом.

Маленький народец разражается гомерическим хохотом.

Они смеются так громко и так долго, что мне удается сбежать, ориентируясь по случайным желтым кирпичам, сохранившимся от прежней дороги.

Теперь я посреди темного леса.

Деревья растут столь густо, а их ветви настолько переплелись, что я не могу понять, день сейчас или ночь. Я совсем заблудился и страшно проголодался. Тут нет никаких указаний вроде КЛЮЧ или СЛЕД, и я уже начинаю сомневаться, стоит ли моя сестра подобных хлопот. Сказать по чести, мы с ней не слишком-то ладили.

Посреди лесной поляны – обеденный стол, заваленный грудами съестного. Еда! Я бегу к столу, как сумасшедший, но спотыкаюсь и вижу под ногами скелет с куриной костью в костлявой руке.

Голод!

Смерть?

Да, я все еще помню эти старые фильмы про пустыню, где красавчик-герой, отлично выбритый, несмотря на блуждания в песках, набредает на оазис лишь для того, чтобы получить предупреждение об отравленной верблюжьими костями воде.

Тут несомненно просматривается сходство.

Но и различия тоже. К примеру, я вовсе не собираюсь пить воду, хотя от вина, пожалуй, не отказался бы. Кроме того, во всей округе нет ни единой верблюжьей кости, только человечьи.

Я только что заметил, что, размышляя, машинально грызу куриную ногу. Терять мне больше нечего, и я наливаю себе вина. Немного претенциозное, но приятное, с легкой горчинкой.

Оно отравлено? А может быть, отравлена куриная нога?

Я совсем не могу пошевелиться. Это весьма печально, поскольку моя правая рука в чрезвычайно неудобном положении. Боюсь, как бы не вывихнуть.

Один из туземцев – и я почти уверен, что это Омега – чистит поляну огромным вакуумным пылесосом. Время от времени он выключает агрегат и старательно вытряхивает застрявшие в шланге хрящи и кости. Является команда «зеленых беретов» и, к моему изумлению, начинает скатывать в трубочку лес, точь-в-точь как искусственное покрытие бейсбольного поля.

Но самое изумительное открывается за лесом, который убирают с большим умением и быстротой. Например, возвышение с роскошным, инкрустированным драгоценными каменьями троном. К нему ведет множество мраморных ступеней, на которых стоят девушки. Те, что внизу, полностью одеты, но с каждой ступенью «тряпок» на них все меньше, и те, что на самом верху, настолько обнажены, что не имеют даже кожи. Я приглядываюсь повнимательней – да, это живые скелеты.

Сидящий на троне заполняет его целиком. Должно быть, он весит никак не менее трехсот фунтов. Иссиня-черный, с торчащими чудовищной ромашкой жесткими патлами, в зеленых очечках в проволочной оправе. Могучую грудь обтягивает футболка с изображением здоровенного воздетого кулака.

– Ты все еще ищешь свою сестру? – спрашивает он глубоким реверберирующим басом, угнетающим мои бедные мозги. Если бы на мне не было этой дурацкой шляпы, если б я мог пошевелиться и не выглядел так глупо… Возможно, тогда я поддержал бы интеллектуальную беседу, но сейчас…

– Да, – отвечаю я, ощущая, что контроль за мышцами потихоньку восстанавливается.

– Бесплодное занятие. Мы сдаемся. Выбрасываем полотенце, так сказать.

– Кто это мы? – спрашиваю я, пробуя напрячь бицепсы.

– Мы – это мы. Чужаки, туземцы, инопланетяне. Или как там вы еще нас называете.

– Почему ты такой урод? – спрашиваю я, испытывая судьбу.

– Я не всегда такой. Эта форма была выбрана потому, что мы сочли ее более авторитетной для вас, чем наш обычный вид, каким вы его воспринимаете.

– Ты говоришь, вы сдались. Что ты имеешь в виду?

– Лишь то, что мы устали и обескуражены. Становится слишком трудно удерживать вокруг вас островок казуальности. Для нас это неестественный порядок вещей.

– Казуальности? Что это значит?

– Ваши нелепые представления о причинах и следствиях. Ваши странные концепции, именуемые фактами. Все это нам только мешает, и мы тратим на вас гораздо больше энергии, чем можем себе позволить.

– Что случилось с моей сестрой?

– Ты так ничего и не понял? Она есть, и ее нет. Здесь и не здесь. Вещи приходят и уходят. Случаются и не случаются. Как можно определить порядок событий?

– Что вы сделали с моей сестрой? – кричу я изо всех сил и чувствую, что снова могу двигаться свободно.

Я рывком бросаюсь к трону, расшвыривая полуголых красоток направо и налево. Скоростной маневр застал его врасплох, а огромная масса тела мешает быстро двигаться. Когда я взлетаю на самый верх, он едва успевает подняться, и мои пальцы сжимаются на его горле.

Мы катимся вниз по ступенькам. Гигантская туша периодически вышибает из меня дух, но я скорее умру, чем разожму пальцы, и когда мы скатываемся с последней, я наверху и полностью контролирую ситуацию.

– Марк! – задушенно хрипит он. – Прекрати!

Этот голос мне знаком. Я фокусирую взгляд и вижу, что вцепился в шею Сэма. Выходит, я снова на Базе? Я разжимаю пальцы.

– Что это тебе ударило в голову, Марк? Я как раз ремонтировал радио, когда ты появился и схватил меня за горло. Ты все еще сердишься из-за своей сестры?

– Нет, это туземцы, они…

– Снова здорово! Может, не будем говорить о туземцах в стотысячный раз? Где ты был? Ты видел сестру? У меня здесь письмо для тебя, от брата из Кливленда.

Я гляжу в окно: на Базу надвигается метановый шторм.

Перевела с английского Людмила ЩЕКОТОВА