Текст книги "Журнал «Если», 1998 № 04"

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Роберт Шекли,Владимир Гаков,Стивен Ридер Дональдсон,Грег Бир,Арсений Иванов,Дмитрий Крюков,Джек Кэрролл Холдеман II,Алексей Зарубин,Евгений Зуенко,Леонид Лесков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Я ожидал, что ульт вспылит от такого оскорбительного жеста, но Бокур продолжал меланхолично плевать вниз.

– Для кого загадка, для кого обычай, – уклончиво ответил я, не желая вступать в спор.

Рассуждать о природе Хоровода – дело туристов, на то они и деньги платят, чтобы всласть потрепаться об этом. В молодости я подрабатывал гидом и такого наслушался! Помню, двое даже подрались, когда один заявил, что изначально Хоровод состоял из единственного человека, а второй стал утверждать, что в истинном Хороводе сперва было нулевое количество Танцоров, но смысл такого круга непостижим и может быть понят лишь тогда, когда все живущие во всех мирах войдут в этот бесконечный и вечный танец. Ох уж эти тихие группы из дзен-туров. Еле разняли…

– Сколько людей вошло в круг? – спросил Морозов.

Я пожал плечами. Кто знает!.. Тысячи, десятки тысяч, сотни… Да и можно теперь считать их людьми? Ливерморцы как-то показали мне запись, сделанную через очень сильную оптику. Казалось, внешний круг находится прямо перед моими глазами, я видел, как люди, ульты и все остальные жители Айкона вперемешку держались за руки, крест-накрест, застыв в большом Хороводе… Когда запись прокрутили на большой скорости, можно было заметить слабое движение, Танцоры медленно и ритмично перебирают ногами, потом словно подпрыгивают на месте, замирают – и танец идет в обратную сторону. Мне показали запись и внутренних кругов – там уже мало кого можно узнать-различить, казалось, что все слились в единое тело, из которого еще местами торчат расплывчатые выступы конечностей. Очень неприятное зрелище. На снимках с орбиты видно, как эти многочисленные кольца соединяются, пересекаются, расходятся – словно большая пружина запутала сама себя и накрутилась на черный шпенек…

– Оттуда никто не пробовал вырваться? – прервал молчание Морозов.

– А ты попробуй, – посоветовал я. – Может, у тебя получится.

– Мне не надо оттуда, – серьезно сказал Морозов. – Мне надо туда.

Бокур хихикнул и с явным интересом посмотрел на уральца.

– У меня есть неплохие связи в Бюро по иммиграции, – сказал я.

– Могу устроить за те же деньги годовую визу, а потом продлевать сколько понадобится. Рано или поздно услышишь зов…

– Поздно – это когда?

– Не знаю. Может, завтра, а может – через тридцать лет.

– Я не могу ждать.

Он вздохнул, его голубые глаза потемнели, а кулаки сжались.

– У тебя есть семья, дети? – спросил он.

– Семья есть, детей пока нет, – ответил я.

Это был больной вопрос. Мне уже за тридцать, а Катарина все никак не соберется рожать. Как только Морозов рассчитается со мной, станем жить на ренту: никакой работы, никакой беготни – пусть блюдет семейный очаг и рожает, пока не надоест. Пока мне не надоест!

Бокур опять хихикнул и сказал:

– А теперь расскажи свою историю, о гость из другого мира!

Я думал, что Морозов сбросит его с обрыва, но тот лишь хмыкнул и ответил.

– У меня была возлюбленная, теперь ее нет. Я ее ищу. Вот и вся история, мудрый наставник.

Бокур задумался.

– А где же обман? – разочарованно спросил он.

– Сейчас будет, – пообещал Морозов. – Ты мне поможешь ее найти…

– Она в Великом Танце? – прервал его Бокур, что было делом, неслыханным для ульта.

– Да. Я искал ее девять лет на семнадцати мирах. И недавно узнал, что она последние годы жила на Айконе. Она не дождалась моего прилета, услышала зов и последовала ему.

– Великая радость… – пробормотал ульт.

Морозов остро глянул на него.

– Это смотря для кого, – ответил он. – Для вас ультов или ульдров, как вы себя называете, приобщиться к Танцу – большое счастье. Для людей, – кивок в мою сторону, – радость невеликая.

– Мы тоже люди, – возразил Бокур, а Морозов в знак согласия наклонил голову.

Я чуть не рассмеялся, но вовремя сообразил, что это неприлично. Так мы недалеко уйдем от фанатиков, если не считать ультов людьми. А уралец-то, кстати, неплохо осведомлен о наших делах, только затея у него безнадежная. Никогда не слышал я о такой великой любви, которая подвигает человека на столь долгие поиски! Интересно, буду ли я так же искать Катарину? Сочувствие переполнило меня, я чуть было не предложил Морозову сбавить стоимость моих услуг, но вовремя сдержался – неуместно говорить о деньгах в такую минуту.

На дороге, что шла со стороны взгорья, в нашу сторону ползли еле заметные точки. Наверное, ведут группу туристов победнее, а может, какие-нибудь паломники идут каяться и ждать знамения или зова.

– Она вошла в круг больше года назад, – сказал Морозов. – Я должен встретиться с ней. И я с ней встречусь!

Боги мои, вот и еще одно воплощение Безумного Пилигрима.

Сколько семей разрушил зов, сколько людей и почти людей ушло в вечное топтание на месте, а все равно время от времени появляется одержимый любовью и пытается во имя своей любви сокрушить небеса и бездны! Существует предание о пилигриме Арфи, или, как его называют ульты, Орифисе, который сумел договориться с богами и вывести свою возлюбленную из вечного круга, но сказки остаются сказками, а богов мы потеряли где-то на звездных путях…

Бокур что-то неразборчиво пробормотал, а я с жалостью посмотрел на Морозова. Стиснув кулаки, высокий и широкоплечий уралец впился взглядом в далекое острие Большого Пальца, и в глазах его была ненависть. Такой ни перед чем не остановится… Надо все-таки взять аванс, мало ли что!

– Я знаю много историй о любви, – сказал Бокур. – Все они кончаются одинаково. Я знаю шесть способов исцеления от любви. Знаю камни и травы, возбуждающие любовь. Знаю запретные песни о способах любви. Но я не знаю, чего от меня хочет высокий человек со светлыми волосами.

– Учтивая речь стоит того, чтобы ее выслушали глухие, – ответил Морозов. – Теперь послушай ты меня, мудрый Бокур. Помнишь женщину из цвергов, которая пела у твой колыбели? Ты помнишь, кто невольно послужил причиной ее гибели? И ты не забыл свою клятву – исполнить любое пожелание того, кто попросит во имя ее?

– Не было такой клятвы, – вскричал Бокур. – И женщины не было!

– Но в этом-то все и дело! – поднял указательный палец Морозов.

– Ух ты! – восхищенно сказал Бокур й дважды хлопнул в ладони.

– Вот это обман! Что я должен исполнить во имя несуществующей женщины и клятвы, которой не давал?

– Укажи путь к большому лону…

Я прислушивался, ничего не понимая, к этому безумному диалогу и краем глаза следил за четырьмя, что уже достигли края наблюдательной площадки в полумиле от нас. Чем-то они мне не нравились, а вот чем? На туристов не похожи. Если они паломники, то почему вместо длинных посохов несут короткие палки? Э-э, да это и не палки вроде?

Тут как раз и облака разошлись, и я увидел черные повязки на головах паломников. Фанатики!

Они вскинули «палки», а я успел дернуть Морозова за пояс и повалить на утоптанную землю, когда пули свистнули над нашими головами. Бокур равнодушно глянул в сторону стрелков, бегущих к нам, пригнулся и в несколько прыжков оказался у машины, укрылся за ее бортом.

Морозов поднял голову, но тут же опустил ее – пули прошили воздух. Живыми хотят взять, сообразил я. Мало радости!

Светловолосый гигант вдруг перевалил за невысокий парапет, и я, охнув, на миг закрыл глаза, ожидая услышать крик, а затем звук упавшего тела. Когда открыл, то увидел, что нападающие, заметив исчезновение Морозова, остановились и завертели головами.

Он висел над обрывом, вцепившись в еле заметный бортик парапета, и, перебирая руками, двигался в сторону машины. Потом его тело взметнулось над парапетом, а когда фанатики сообразили что к чему и открыли бешеную пальбу, он уже поднял дверь машины и вытаскивал свой «инвентарь».

Я никогда не видел действие дезинтегратора на людей. Фильмы не в счет, там персонажи красиво разлетаются кровавыми пузырями, успев выкрикнуть проклятие. Здесь у одного просто исчезли ноги, и он уполовинился прямо на бегу, двое рассыпались, не успев, наверное, понять, что происходит, а четвертый понял, резко остановился и даже попытался бежать, но в тот же миг я увидел, что головы у него уже нет и только тело движется, заваливаясь набок.

* * *

Мы летели над Западным материком на максимальной высоте. Отсюда земля казалась далекой, а облака близкими. Бокур прилип ноздрями к прозрачному пластику и смотрел вниз. Я вел машину. Морозов сидел рядом и озабоченно просматривал какие-то схемы в блокноте.

– Как они вышли на нас? – спросил он.

Я понял, что он имеет в виду, и ткнул пальцем в красный квадратик с номером машины. Имея своего человека в диспетчерской службе, можно определить местоположение любой машины. А узнать номера машин, которыми владеет Мардук, проще простого даже для упертых фанатиков Движения.

– Маячок, – пояснил я. – Чтобы добраться до него и выломать, надо весь движок перебрать.

Он понимающе кивнул, закрыл глаза и откинул назад спинку кресла, слегка придавив Бокура.

Горючкой мы запаслись на стоянке туристических машин. Заправщик не хотел связываться с посторонними, но деньги Морозова быстро убедили его в том, что мы свои.

Летели мы уже часа три, а придется еще пять, а то и все шесть. Искомое место находилось в океане, по ту сторону Айкона, где-то в районе архипелага Йони. Не знаю, что они там собираются найти, но столько времени в полете – это работенка нелегкая. Пару раз мы опускались на землю, размять ноги. Я надеялся, что мы уже вышли из-под контроля диспетчерской службы. Связаться с нами никто не пробовал – и правильно делал, коммуникатор я отключил, еще когда мы уносили ноги из промзоны.

Время от времени я на всякий случай менял курс, так что автоходом почти и не пользовался. Не заснуть бы!

– Послушай, Кост, – я помотал головой, отгоняя дремоту, – а что, весь груз для Мардука был такой хитрый?

– Весь, – коротко ответил Морозов, искоса глянув на меня.

– Так ты по торговой части, значит…

– Нет, – оборвал он. – Я тебе говорил, это лишь повод оказаться на Айконе.

– А чем зарабатываешь?

Морозову явно не хотелось поддерживать разговор, но он видел, как я зеваю, чуть не вывихивая челюсть.

– Художественное оформление смерти.

Челюсть упала на подбородок.

– Это еще что? Чучела набиваешь?

– Я – эстетизатор руин. Между прочим, очень редкая и престижная профессия, – добавил он, заметив мой недоумевающий взгляд. – Многие миры платят большие деньги, чтобы придать своим руинам отблеск былого величия или нюанс древних тайн. Туристы от этого без ума.

– Да-а… – только и сказал я. – Хитрая работенка.

– Ну, кое-где хватает подпустить плюща на стены, убрать одни кирпичи, накидать другие, пару колонн, уходящих в пустое небо, каменное лицо с отбитым носом, внезапно открывающееся в зарослях, ступени, ведущие в никуда… Два месяца работы – десять тысяч кредитов.

– А-ап! – машина клюнула носом, но я тут же выправил ее.

Ничего себе работа! Если бы руки у меня не были заняты, надавал бы себе оплеух! Надо было запросить с него в три раза больше!

– И много миров эстетизировал?

– Не считал.

Некоторое время мы летели молча.

– Скажи, а дети у вас с ней были? – осторожно спросил я.

Он потемнел лицом.

– Она должна была стать матерью моего ребенка.

После этого отвернулся к окну и молчал до самого океана.

* * *

Над архипелагом шли дожди, искать что-либо в этих скалистых берегах – верная смерть, и некому будет эстетизировать твою могилу. Морозов пересел назад, вместе с Бокуром они колдовали над блокнотом. Бокур говорил, куда лететь, где поворачивать, а Кост начинал с ним обмениваться шуточками и прибауточками, иногда соглашаясь, а иногда веля поворачивать в противоположную сторону. Чтобы человек с ходу врубался, когда ульт врет, а когда правду говорит – такого я еще не видел.

Мы зависли над одним островком, еле различимым в пелене дождя. Морозов показал пальцем вниз. Я покачал головой, но ослушаться не решился и медленно повел машину кругами, высматривая подходящую плешь для посадки. Хорошо хоть ветер налетел и быстро разогнал тучи.

За узкой бухтой берег вроде немного пологий. Чуть дальше я засек желтую полоску – это песок, значит, найдется местечко и для нас.

Местечко нашлось, хотя из-за больших валунов, разбросанных по маленькому пляжу, я чуть не перевернул машину. Морозов достал большую сумку с широкими лямками, полез в багажник и некоторое время звякал там железками. Потом подошел к нам с сумкой на спине:

– Двинулись.

Сколько мы лезли на гору, сказать не могу. Когда стемнело, мы забились под каменный карниз, прячась от теплого дождя. Здесь и решили переночевать. Морозов сказал, что нам повезло с погодой, на Урале в горах мы бы уже замерзли. Бокур его, кажется, не понял, а я что-то слышал о холодных мирах, где лед можно взять не из фризера, а прямо на улице!

Засыпая, я вдруг сообразил, что за один день со мной приключилось столько, сколько не бывает и за год.

Утром я проснулся бодрый, хотя когда посмотрел, на чем лежал, вздрогнул. Да, это не гидроматрас. Морозов и Бокур тоже были веселые, словно не на камнях спали.

Хорошо, что я сообразил на заправочной еды прихватить, топали бы сейчас на пустой желудок. Морозов быстро сжевал крекеры, а Бокур понюхал и отказался. Ну, мне же лучше!

Часа через два мы добрались до большой расщелины, долго карабкались по осыпи, пока наконец не вышли к пещерам.

Добрый десяток темных отверстий усеяли склон.

– Это здесь? – спросил Морозов.

Бокур молчал. Может, не хотел врать в священном месте, а правду говорить было выше сил. Внезапно меня охватило подозрение, а не окрутил ли вокруг своего грязного пальца хитрый волосатик нашего богатенького уральца? Откуда ульты вообще знают про этот остров, когда они воды не любят и с материка на материк перебираются только по перешейку? Хотя, если верить тому, что они первыми заселили Айкон, все может быть. И корабли строили, и земли осваивали, а потом слегка одичали…

Пещеры казались обманчиво близкими, но добирались мы до них не меньше часа. По пути Морозов все допытывался, какой вход нам нужен, но Бокур на все расспросы невнятно мычал, закатывал глаза и ничего не говорил, только ходу прибавлял, словно торопился скорей добраться. А когда мы подошли к одному из отверстий и заглянули внутрь, то обнаружили, что все дыры ведут в огромную пещеру, похожую на большой зал со многими входами и выходами.

Я стоптал себе ноги, но боль не раздражала, наоборот, я чувствовал прилив сил, хотелось идти вперед, посмотреть, что там, в глубине. Бокур же, не дожидаясь нас, побрел во тьму.

– Эй, мудрейший, ты куда? – крикнул вслед Морозов, и, не дождавшись ответа, ринулся за ним и привел обратно, держа за плечо.

Пару раз Бокур слабо дергался, пытаясь вырваться, но уралец держал крепко.

Морозов стоял у входа, его контур был четко прописан на салатном фоне безоблачного неба. Глаза мои начали слезиться от яркого света, ноги сами повели в приятный полумрак.

– Стоять! – гаркнул страшным голосом Морозов, а эхо раздробило крик и стало перекидывать его от стены к стене.

Я остановился, помотал головой. Что-то не так, хотя чувствую я себя прекрасно. Морозов напряженно застыл, словно прислушиваясь к чему-то, потом полез в карман, достал белую трубку и крикнул мне:

– Быстро сюда!

Идти к нему не хотелось, но я уже понимал, что дело неладно, давно забытые ощущения всплывали из глубин памяти, надо было что-то делать… Я подошел к Морозову, собираясь посоветовать ему не дергаться, но гигант вдруг ловко закинул мне в рот пару больших таблеток и свирепо зарычал:

– Глотай!

От неожиданности я проглотил обе разом. Потом, ничего не понимая, я смотрел, как он запихивает Бокуру в рот несколько таблеток и усаживает его на землю. Тут и я почувствовал усталость, в спине заломило, а натертые ноги обожгли волдырями. Я застонал и лег рядом с ультом. Морозов тоже сжевал таблетку и прислонился к стене.

– Вот, значит, как оно действует, – пробормотал он. – Что-то в этом роде я и подозревал.

Я хотел было спросить, о чем это он, но осекся. Зов – вот что это было! Вспомнил я, как в детстве точно так же готов был без устали идти куда-то, и переполняли меня бодрость и веселье. Холодок пополз по моей спине. Никогда я особенно не задумывался о природе зова. Ну, все знают, что это какая-то биология с психологией пополам с химией. Ученым виднее. Но вспомнились некстати детские страшилки, которыми мы пугали друг друга на школьном чердаке. Кто его знает, может, и впрямь сидит в глубине Паучище и ловит неосторожных в невидимые паутины? Где это видано, чтобы сразу и в одном месте троих прихватило?! Невольно о богах и демонах задумаешься…

Таблетки начали действовать, и я расслабился. Какие «еще боги, если их зов транквилизатором перешибают! Я глупо захихикал и… заснул.

* * *

Проснулся я от ломоты в костях. Лежать было неудобно – острые камешки впивались в спину. Но чувствовал я себя неплохо. Нормально. Радужная муть в голове исчезла, а во рту появилась сухость, как после доброй попойки. Я повернул голову и увидел, что неподалеку у еле различимого в ночной тьме входа пыхтит голубым огнем походная самогрейка, а на ней стоит емкость с водой. Морозов сыплет в емкость какие-то темные стружки, а Бокур, внимательно за ним наблюдающий, шумно принюхивается. Я застонал и перекатился набок.

– А, выспался, – сказал Морозов. – Давай сюда, чай пить!

Они с Бокуром выхлебали почти всю емкость, а я сидел и осторожно прихлебывал из маленькой чашки. Странный напиток, горький и неприятный.

Потом мы двинулись вдоль стены, оставив чашки и самогрейку у входа. У Морозова был мощный фонарь, он велел держаться рядом. Вскоре мы обнаружили узкий проход в соседнюю пещеру. Когда протиснулись туда, то обнаружили зал поменьше. Сверху нависали длинные острые камни, которые Морозов назвал сталактитами. Он кружил вокруг них, царапал ногтем, долго осматривал стены и что-то бормотал про осадочные породы. Я уже хотел спросить Морозова, что мы здесь ищем и какое отношение это имеет к его несчастной любви, как он вдруг исчез. Еле сдержав крик, я побежал, спотыкаясь, вперед и заметил наконец слабый отсвет. В дальнем конце этого зала обнаружился еще один проход, куда и нырнули Морозов с Бокуром.

Выслушав все, что я о них думаю, Морозов пожал плечами и велел не отставать. А когда он повел фонарем по сторонам, я чуть не заорал от страха – со всех сторон на нас скалили зубы жуткие чудовища с выпученными глазами. Они еще и рычали!

В следующий миг я сообразил, что это высеченные из камня огромные скульптуры. Когда сердце вернулось из горла на место, я перевел дыхание и, осмотревшись, негромко сказал Морозову:

– Кажется, здесь тоже поработал эстетизатор.

Он ничего не ответил, продолжая внимательно разглядывать фигуры.

– Ага, – наконец сказал он, – вот это волчья голова, а это, похоже, медведь. Я встречал подобные изображения на старых мирах…

– Боги и демоны порой являются в причудливых обличьях, – заметил Бокур.

– Это животные, – пояснил Морозов. – По преданиям, волки были когда-то завезены и на Урал, только они потом исчезли.

– С нами и богам-то не ужиться, куда уж тварям, – понимающе сказал Бокур.

Я прислушался к тихому мерному рычанию, идущему откуда-то из-за головы волка. Морозов заметил, что я припал ухом к камню, пытаясь разобраться, что это за шум.

– Подземная река, – сказал он.

Следующий проход обнаружился в пасти чудовища, имени которого Морозов не помнил. Треугольные уши торчали по краям круглой головы, а над хищно оскаленной пастью неведомый камнерез выдолбил расходящиеся бороздки, словно длинные усы, торчащие в разные стороны.

Мы прошли в соседнюю пещеру и чуть не ухнули куда-то вниз. Там вообще не было зала – проход лишь немного расширился, и в свете фонаря мы увидели высокие каменные ступени, тающие в световом пятне далеко внизу.

Морозов остановился, долго прислушивался, но ничего, кроме нашего дыхания, не услышал. Он направил луч фонаря на потолок, так, чтобы в рассеянном свете мы видели друг друга. Достал из кармана узкий конверт.

– Здесь мы расстанемся, – сказал он. – Возвращайтесь к выходу и ждите меня сутки. Если не вернусь, улетайте. Вот чек, – он протянул мне конверт, и я машинально взял его, – там вся оговоренная сумма плюс премиальные. Мудрейший Бокур, не смею оскорбить тебя подношением. Итак, назад вы найдете дорогу легко, просто идите до прохода вдоль стены, держась за нее рукой. Или подождите до утра…

Он замолчал и выжидательно посмотрел на нас. Я спрятал конверт поглубже, откашлялся, чтобы попрощаться как можно теплее, но Бокур опередил меня.

– Ничто так не согревает душу, как доброе слово и твой напиток. Я не знаю, что ждет тебя внизу – подарок демона или божественная западня. Одно знаю – там, внизу, отец и мать всех обманов, ибо что еще может находиться на противоположной стороне Большого Пальца? Одиночество – плохой попутчик, поэтому я пойду с тобой.

Вот чертова обезьяна! Разве можно после таких слов бросить их и уйти! Я представил себе, как сижу один во тьме у самогрейки, вглядываюсь в скачущие по стенам тени и прислушиваюсь к шорохам, вздрагивая от малейшего звука и не зная, то ли возвращаются Морозов с Бокуром, то ли Паучище, сожравшее их, вылезает, чтобы завершить ужин десертом.

– Ну так чего мы здесь стоим? – сказал я осипшим голосом. – Пошли!

И мы пошли…

* * *

На шестисот какой-то там ступеньке я сбился со счета. Лестница шла вниз не по прямой, а хитрыми зигзагами, один раз мы даже поднялись на десяток ступеней, словно переваливали через проходящую в горе преграду. Здесь мы позволили себе небольшой отдых, а Морозов раздал по одной маленькой таблетке и велел проглотить на всякий случай. Грубо вырубленные ступени становились ровнее, из стен уже не торчали камни. Сначала мы шли молча, потом ни с того ни с сего начали громко и оживленно говорить о каких-то пустяках, словно предупреждая то, что внизу, – мы идем!

А потом опять надолго замолчали. Я держался за ставшую гладкой стену и размышлял о том, что делает с человеком любовь. В моих глазах Морозов выглядел чуть ли не полубогом, готовым вступить в единоборство с неведомой силой, лишь бы освободить свою возлюбленную, встретиться с ней после долгих лет разлуки. Это будет великая схватка, и свидетели ее при любом исходе достойны быть спасенными, чтобы увековечить память героя… Обидно будет, если обитатели Айкона так и не узнают о столь знаменательном событии. Ах, какой славный туристический центр можно здесь устроить!

Я поймал себя на мысли, что уже прикидываю, сколько и на какую сумму следует выпустить акций, надо ли брать в дело родню Катарины или с лихвой хватит гонорара, который сейчас приятно похрустывает в моем кармане… Дело за пустяком: выбраться обратно живым, дойти до машины, не встретить на обратном пути фанатиков, не нарваться на людей Мардука… Мне бы до любого банка добраться, а там с деньгами я себе такую охрану обеспечу!

И тут ступени под ногами идущего впереди Морозова вдруг гулко загремели.

Мы остановились.

Камень закончился, началось железо. Металлические ступени с наваренными полосками тускло поблескивали в луче фонаря. Я сообразил, что это там, наверху, всегда сыро и жарко, а в сухом прохладном воздухе подземелья ничто не ржавеет. Но тут же настроение испортилось. Хоть я давно не верю в силы злые и добрые, но как-то проще с богами и демонами договориться, чем бороться с делом рук человеческих.

По краям ступенек появились поручни, идти стало удобно, но вскоре я обнаружил, что луч фонаря не скользит по стенам, а тает где-то далеко впереди. И отсветы были заметны не только по сторонам, но и внизу! Когда я понял, что лестница висит в большом помещении, а под ногами, кроме железных полосок, ничего нет, я судорожно вцепился в поручни и несколько секунд стоял, боясь шелохнуться. Потом осторожно двинулся за Морозовым и Бокуром.

Вскоре ступеньки закончились, и я с облегчением обнаружил, что стою на каменной тверди. Морозов водил лучом по сторонам, но помещение оказалось таким большим, что стен не было видно. Потом неподалеку возник отблеск – и фонарь высветил толстую металлическую колонну, уходящую вверх, а далеко за ней совсем слабо еще один отблеск… Наверно, ряды колонн подпирают своды и не дают им обрушиться.

– Куда теперь? – шепотом спросил я, и если бы из тьмы кто-то неведомый вдруг ответил, я бы не удивился.

Морозов между тем разглядывал каменные плиты, на которых мы стояли. Он переводил луч фонаря с одной на другую, словно искал какие-то знаки. Я решил, что мы вот так еще немного походим здесь, а потом вернемся назад – дело сделано! Бокур сидел на последней ступеньке и наблюдал, как Морозов кругами ходит у ближней колонны, возвращается, простукивает плиты, словно надеется обнаружить очередной проход. Вот будет потеха, подумал я, если найдется еще одна такая лестница вниз! И тут Морозов, высматривающий плиты под лестницей, резко выпрямился, чуть не ударившись головой о нависающие ступени, и поднял палец. Я замер.

Несколько секунд мы так стояли, не дыша, и вскоре я понял, что шум в ушах, который мне досаждал все время, что мы провели в этом зале, вовсе не из-за крови, прилившей к голове от большого волнения. И я услышал тихий мерно пульсирующий шорох, словно где-то далеко океан лижет берег.

Морозов медленно вращал головой, пытаясь определить источник шума. К нам подошел Бокур, я с надеждой посмотрел на его большие оттопыренные уши.

– Там, – тихо сказал Бокур и указал куда-то во тьму.

Из большой сумки появились палочки химических маяков. Морозов сдавил одну из них, встряхнул, и когда она засветила ровным зеленым светом, положил на ступеньку повыше. Я понял его замысел, мы будем оставлять за собой цепочку маячков, чтобы не потерять лестницу. Дюжины должно хватить!

Но хватило и одного! Не успели мы сделать трех десятков шагов, как луч фонаря уперся в стену. А в камень был врезан большой круглый люк, из приоткрытой щели которого и доносился мерный шорох.

* * *

По длинной большой трубе мы могли идти во весь рост, но ее стены словно были измазаны какой-то странной слизью, которую невозможно соскрести даже на маленьком участке. Если с силой провести по ней пальцем, он соскальзывал, если слабо – наоборот, слегка прилипал. Морозов сказал, что это специальный консервант из стасис-поля, наподобие того, который не пускает в Хоровод посторонних. Только здесь это поле вроде как сгущенное. И еще он сказал, что вот уже две сотни лет ученые многих миров бьются над восстановлением стасис-технологий, да только напрасно.

Морозов шел вперед, и свет фонаря, многократно отраженный зеркальной пленкой, освещал путь. Шорох становился все громче. Вскоре я заметил темный кружок, а когда мы подошли ближе, то увидели, что это конец трубы. Она привела нас в другое помещение. И когда мы вошли в него, я понял, что дальше идти некуда.

Зеркальная пленка покрывала все, что находилось в небольшом полусферическом зале. В центре возвышалась конструкция, чем-то неуловимо напоминающая Паука из моих детских кошмаров. Это был сплюснутый сверху шар, от которого в разные стороны отходили четыре короткие трубы-отростка. Их концы были ровно обрезаны наискось, на зеркальных срезах светились зеленые квадратики. Вдоль стен под вездесущей пленкой угадывались контуры непонятных устройств, а над «пауком» дрожало какое-то марево. Морозов выключил фонарь, но темно не стало. Зеркальная пленка светилась изнутри неярким светом.

– Вот мы и пришли, – сказал Морозов, опустил сумку на блестящий пол и уселся на нее.

Не знаю, сколько времени мы провели здесь, молча прислушиваясь к шороху, идущему от стен. Хорошо, что Морозов по пути скормил нам транквилизаторы – порой зеркальный блеск пленки словно начинал мерцать у меня в голове, в шорохе угадывалась знакомая мелодия, хотелось сделать что-то странное, например, подойти к отросткам и приложить руку к зеленым квадратикам. Впрочем, стоило тряхнуть головой, как вся эта дурь мигом слетала.

Чем дольше я вглядывался в марево над «пауком», тем четче проявлялась картинка, мерцающая в воздухе. Какие-то разноцветные шарики медленно кружились, сливались, словно капли, растягивались в колбаски, из них вылезали длинные нити, тянулись к другим каплям, очертания дрожали, расплывались… Игра цветных шаров завораживала; я не понимал, что это все означает, кем и для чего создано устройство в толще горы, но порой кольца, в которые сливались шары, мне что-то напоминали…

Наконец Морозов поднялся и вывалил из сумки все, что в ней было. Там хватало добра, но мне сразу бросились в глаза детали, из которых он составлял свой боевой «инвентарь». Вот и сейчас, не сводя глаз с «паука», он медленно соединял одно с другим, а когда дезинтегратор был собран, аккуратно опустил его к ногам и посмотрел на нас.

– Я попробую разнести это дьявольское лоно, – тихо сказал он. – Меня не волнует, чьи предки забыли здесь биореактор, который за сотни лет пошел вразнос. Я не знаю, почему на противоположной стороне планеты все это варево, словно в кривом зеркале, так чудовищно разбухает и воспроизводит нуклеиновую сборку. Четыре расы – надо же, как удачно сложилось… Может, ядро планеты срабатывает как линза, а эта дрянь и пытается из подручных средств что-то слепить… Впрочем, мне плевать на все эти ДНК, РНК и иже с ними! Но если я смогу уничтожить то, что внизу, – все, что наверху, само развалится.

Бокур забил ладонями по полу, он был в восторге.

– Не зря я говорил, что здесь средоточие обмана! – задыхаясь от смеха, еле выдавил он. – Теперь всем шаманам крышка! А я, – он горделиво ударил себя кулаком в грудь, – а я буду провозвестником нового обмана!

Морозов даже не посмотрел на него. Он поднял дезинтегратор и направил его на «паука». Ничего не произошло! Морозов подобрал с пола флягу, подбросил ее вверх, повел стволом – и она исчезла, рассыпалась тончайшей дымкой и водяной пылью.

– Не вышло, – спокойно сказал Бокур. – Вот завершающий обман, венец обманов. Утешься, друг! Увы, возлюбленная твоя за недоступным порогом – это горе! Но ведь она не перешагнула порог смерти, обманув ее, – и это радость! Я чувствую, что здесь, внизу, медленно создается образ новой жизни, которой суждено воплотиться там, наверху. Будет ли это божественное дитя или адское создание – даже наши далекие потомки не узнают, мне кажется, что к тому времени людское племя покинет этот мир. И лишь твоя великая любовь…

Бокур увидел глаза Морозова и осекся.

– О какой любви ты говоришь, мудрый Бокур? – спросил он шепотом, но лучше бы кричал, так страшен был шепот. – Разве я говорил о любви? Я лишь искал ту, что когда-то была моей возлюбленной, была, понимаешь ты, а не есть! Она предала меня единожды, бросив меня в трудную минуту, она предала меня дважды, вытравив плод, что должен был стать моим сыном. Не будем говорить о любви, поговорим о воздаянии!